CC BY
3Не было ли у Цертелева других книг фольклористического характера,, более подходящих к данному случаю? В 1810—1820-х годах он напечатал полтора десятка работ по русскому, украинскому и славянскому фольклору.17 По политическим взглядам он был человеком консервативных взглядов, но в русской и украинской фольклористике сыграл полезную роль. Большинство его работ — журнальные статьи. Отдельными изданиями выходили только две книжки, названные выше, да сборник украинских дум «Опыт собрания старинных малороссийских песен» (СПб., 1819), который тоже не был в 1822 г. новинкой.
В 1821—1822 гг. Цертелев ничего не печатал о фольклоре, занятый подготовкой сборника народных песен. Единственная его публикация за эти годы — объявление о подписке на книгу «Дух русской поэзии, илп Собрание старинных русских стихотворений, заслуживающих внимания или по содержанию, или по изложению своему».18 В две части этого сборника должен был войти довольно широкий круг народных песен: хороводные, обрядовые (святочные, свадебные), семейные, любовные, баллады. Этот-то сборник, по-видимому, и хотел получить Пушкин, считая, что со времени объявления (август) до письма брату (октябрь) он должен выйти в свет. Но издание Цертелева по каким-то причинам не состоялось. До нас дошла только рукопись сборника, найденная в архивных материалах Ф. Н. Глинки В. Г. Базановым.19
И. И. Грибушин
ЗАМЕТКИ НА ПОЛЯХ 1
В конце повести «Станционный смотритель» старик Вырип рассказывает о печальной судьбе своей дочери Дуни: «Не ее первую, не ее последнюю сманил проезжий повеса, а там подержал, да и бросил. Много их в Петербурге молоденьких дур, сегодня в атласе да бархате, а завтра, поглядишь, метут улицу вместе с голью кабацкою» (VIII, 1, 105).
Последние слова приведенного текста привлекли внимание Апдре Менье — известного исследователя Пушкина и переводчика, которому пушкиноведение обязано выпуском в свет первого на французском языкет заслуживающего всяческой похвалы «Полного собрания сочинений» Пушкина.1 Как следует понимать указанные слова? Представив себе мысленно ту картину, которая, по замыслу Пушкина, должна была тревожить воображение бедного смотрителя, А. Менье пришел к заключению, что все французские переводчики этой повести совершали традиционную, но грубую ошибку, передавая слова «метут улицу» буквально, с помощью французского глагола balayer—«мести» (от сущ. balai — «метла»).2 Между тем,
17 См.: Азадовский М. К. История русской фольклористики, т. 1. М., 1958, с. 159, 176—177; Базанов В. Г. Ученая республика. М—Д., 1964, с. 251. В этих книгах анализируются политические и эстетические позиции Н. А. Цертелева.
18 Северный архив, 1822, ч. 111, № 16. См.: Азадовский М. К. История русской фольклористики, т. 1, с. 159—160.
19 Базанов В. О поэзии Глинки. — Литературный критик, 1938, № 9-10, с. 296.
1 О работах А. Менье в области пушкиноведения см. в его некрологе в кн.: Временник Пушкинской комиссии. 1967—1968. JL, 1970, с. 126.
2 Действительно, во всех предшествующих французских переводах «Станционного смотрителя», появлявшихся с конца XIX в., указанное
по мнению А. Менье, к действию, которое имел в виду Пушкин, более подошел бы другой французский глагол — traîner, в значении «подметать улицу подолом длинного платья». В соответствии с этим истолкованием указанное место в его переводе получило следующий вид: «Il у en a beaucoup à Petersbourg de ces jeunes sottes vêtues aujourd'hui de soie et de velours, et qu'on verra demain traîner dans la rue en compagnie de la geusaille de cabaret».3 Это неожиданное истолкование обратило на себя внимание. У нас его принял, например, П. Антокольский. В статье «Пушкин по-французски», дав весьма высокую оценку переводам А. Менье, к которой мы полностью присоединяемся, П. Антокольский сочувственно отозвался также о его переводе «Станционного смотрителя». Идя по его следам, П. Антокольский вспомнил о знаменитой ошибке, допущенной П. Мериме в переводе «Пиковой дамы» (где, как известно, слово «затянулся» в предложении «Томский закурил трубку, затянулся и продолжал» переведено как ressera^ sa ceinture, т. е. «затянул свой пояс»), и продолжал, имея в виду указанное место в «Станционном смотрителе»: «Здесь ошибка старого французского переводчика стала еще курьезнее: глагол „мести" он перевел буквально, т. е. „подметать". А. Менье исправляет и переводит: traîner, т. е. „мести шлейфом"».4
С сожалением приходится отметить, что в данном случае А. Менье напрасно отступил от давней французской традиции, что его новация была явно ошибочной и что эту оплошность без всяких оснований пытался скрепить своим авторитетом известный советский поэт.
Попробуем разобраться в том, что имел в виду Пушкин, когда описывал мрачные предчувствия старого смотрителя о своей дочери, исчезнув-
место обычно передавалось с помощью глагола balayer и производных от него. Так, в первом издании сочинений Пушкина, 1892 г. (Pouchkine A. L'aube russe (Nouvelles), traduit du russe par B. Tseytline et E. Jaubert. Paris, 1892, p. 213), интересующее нас место переведено следующим образом: «On en voit beaucoup, à Petersbourg de ses sottes jeunesses, aujourd'hui vêtues de vélours et de satin, demain balayeuses des rues pêle-mêle avec des gueux de cabarets». В антологии Пушкина, изданной известным французским знатоком русской литературы Андре Лирон-делем в 1926 г., читаем: «Il у en a plus d'une à Petersbourg de ses jeunes sottes qui aujourd'hui sont vêtues de satin et de velours et qu'on verra demain balayer les rues avec les dernières des gueux» (Pouchkine. Oeuvres choisies <.. .> par André Lirondelle. Paris, [1926], p. 180). В брюссельском издании «Повестей Белкина» 1930 г., в переводе Г. Вилькомир-ского, указанное место читается так: «Il у en a beacoup à Petersbourg de ses jeunes niaises qui sont habillées un jour de soie et de velours et le lendemain, tu les vois balayer les rues avec tous les va-nu-pieds des cabarets» (Pouchkine A. Les récits de feu Ivan Petrovitch Bélkine, traduit du russe par G. Wilkomirsky. Maestricht et Bruxelles, 1930, p. 36). В парижском издании «Повестей Белкина» (édition du Chêne, Paris, 1947, p. 93), в переводе Ростислава Гофмана (R. Hoffmann), находим: «...Elles sont beaucoup, à Pétersbourg qui <.. .> parent aujourd'hui de soie et dp velours, et qui demain iront balayer les rues avec la racaille». Нетрудно заметить, что в приведенных примерах варьируется передача других слов, например с трудом поддающегося переводу на французский язык устойчивого словосочетания «голь кабацкая» (gueux, geusaille, va-nu-pied <.. .> de cabaret); слова же пушкинского текста «метут улицу» в течение пяти десятилетий (между 1892 и 1947 гг.) устойчиво, без изменений, всеми переводчиками переводились глаголом balayer.
3 Pouchkine. Oeuvres complètes, publiés par André Meynieux. Drames. Romans. Nouvelles. Paris, A. Bonne éd., <1953>; то же в издании: Pouchkine A. S. Traduction A. Meynieux. Paris, 1962 (серия: Les écrivains célébrés. Editions d'art Lucien Mazenod), p. 143, 148, notes.
4 Антокольский П. Пушкин по-французски. — В кн.: Мастерство перевода. М., 1965, с. 334.
7* 91
шей из дома. Как видно из «Словаря языка Пушкина», глагол «мести» он в основном употреблял всегда в прямом смысле. Он писал: «Мы не говорим <.. .> слуга, метущий комнату; мы говорим <.. .> который метет» (XII, 96); в отрывке «Участь моя решена»: «...здесь сидит семейство за самоваром, там слуга метет комнату» (XII, 406).5 В автобиографической записке П. А. Вяземского 1828—1829 гг. мы находим аналогию такому словоупотреблению: «Я не могу смотреть на себя иначе, как на затворника в тюрьме <.. .> а свобода его в том заключается, что он для службы острога ходит, бренча цепями, по улице за водою, метет улицы и проч.».6
В «Воспоминаниях» харьковского художника В. П. Карпова, впервые изданных в 1900 г., существует описание той полицейско-административ-ной практики, которая в 1830—1840-х годах применялась во многих русских городах для борьбы с пьянством и ночным разгулом: «<.. .> невинные хождения по гостям нередко для обывателей были причиной слез и сугубой скорби. В те годы с десяти часов вечера полицейский обход под предводительством квартального надзирателя обязан был ходить по улицам города всю ночь до рассвета и забирать в полицейское управление всех, которые попадались пешими в позднее время ночи, „в нетрезвом виде". Но, вероятно, вследствие ночной тьмы в большинстве случаев трезвые мужчины, женщины, девушки и даже дети брались под арест и сажались при полиции в арестантскую. Утром, когда город весь просыпался, арестантов выгоняли группами и заставляли их мести и чистить улицы в наказание за позднее блуждание по городу. Весьма понятно, что для многих обывателей такая мера была более чем страшна, потому что повергала всю семью в уныние и скорбь от перенесенного позора <.. .> Те из обывателей, которым нечем было откупиться от ареста, на утро другого дня представляли собой живую картину самого комического содержания, так как большинство возвращалось из гостей одетыми в лучшие костюмы: женщины — в чепцах, девушки — в намистах, с дукатами на шее и в цветах на голове; попадались мужчины даже в цилиндрах и в лаковых сапогах. И вот эта нарядная публика мешалась с оборванцами, бездомными и завзятыми пьяницами, женщинами сомнительного поведения и старухами, потерявшими всякое благообразие вследствие распущенности нрава. Вся эта группа пестрого маскарада, с метлами, с лопатами и с тачками в руках, под надзором полицейских солдат, мела и очищала улицы». Мемуарист подчеркивает, что «рассвет дня неожиданно открывал эту картину для проходящих, которые встречали знакомых им лиц <.. .> Девушки-дочери, тоже зауряд с матерями, в праздничном наряде мели улицы и скромадили (скребли) деревянные тротуары».7
Мы намеренно почти не сократили приведенную цитату, поскольку в ней подробно описана бытовая сцена, очень близкая к той, какую имел в виду и Пушкин. В том, что подобные сцены былп заурядным явлением, убеждают нас также иллюстрированные издания первой половины XIX в. В известной и много раз издававшейся на разных европейских языках книге Ф. Лакруа «Русские тайны»8 имеется литографированная картинка с изображением подобной сцены и подписью «Наказание пьяниц». На этой картинке с правой стороны изображены молодые женщины в парадных
5 Словарь языка Пушкина, т. II. М., 1957, с. 566.
6 Гиллельсон М. И. П. А. Вяземский. Жизнь п творчество. JL, 1969, с. 177.
7 Карпов В. П. Харьковская старина. Из воспоминаний старожила. Харьков, 1900, с. 307—309. Перепечатано с ошибками в серии «Русские мемуары, дневники, письма и материалы» (JL, «Academia», 1933, с. 173—174.)
8 Lacroix F. Les mystères de la Russie. Tableau politique et moral de l'Empire de la Russie. Paris, 1845, p. 146—147. Книга выдержала много изданий и переведена на немецкий, итальянский и испанский языки. См.: Catalogue de la section de Russica (Bibl. Imperiale Publique de St. Petersbourg). T. I. SPb., 1873, p. 689-690 (№№ 57—63).
или бальных платьях с метлами в руках: на них кричит дворник, а поодаль за всеми наблюдает полицейский чин. Дело несомненно происходит в Петербурге, на набережной Фонтанки у Калинкина моста.
Хотя книга «Русские тайны» выпущена в Париже (в издательстве Паньер), но иллюстрация исполнена русским художником-рисовальщиком и литографом Петром Ивановым,9 закончившим оригинал около 1840 г. Та же иллюстрация приведена в книге М. И. Пыляева «Старая Москва»;10 отличия ее от оригинала незначительны: все человеческие фигуры повторены без всяких изменений, но задний архитектурный план иной, несомненно изображающий московскую улицу, на которой находится полицейский участок. Под иллюстрацией объяснительная надпись: «Арестанты прп полиции, метущие улицу. С литографии начала нынешнего столетия».
Приведенные данные, с нашей точки зрения, с достаточной ясностью решают вопрос о том, как следует понимать вышеприведенный текст из «Станционного смотрителя»: в воображении отца бедная Дуня метет петербургскую улицу с метлой в руках под надзором дворника и квартального, в сообществе с сомнительными гуляками и арестантами.
М. П. Алексеев
РИСУНОК ПУШКИНА «ЗОЛОТЫЕ ВОРОТА КАРАДАГА»
Не раз писали об одном пейзажном рисунке Пушкина, но его либо не воспроизводили правильно, либо пе давали ему никакого толкования. Опубликован он был впервые почти полвека назад А. М. Эфросом, назвавшим рисунок «Гора со сквозным ходом».1 Каких-либо комментариев автор книги не дал.
Несомненно, перед нами зарисовка конкретного места, сделанная по памяти. «Изредка встречаются в рисунках Пушкина пейзажи, — пишет Т. Г. Цявловская. — Они кажутся столь же верным отражением виденного, как и изображения людей, которые почти всегда портреты».2
Указанный рисунок отличается разнообразной штриховкой плоскостей горы. Это, конечно же, скала, подымающаяся из воды. В этом убеждают и не замеченная А. М. Эфросом лаконичная волнистая линия в проходе скалы, передающая водную рябь, и слабо намеченная линия горизонта или берега. Мастерство пушкинской графики поражает нас и здесь: удивительнейшее сочетание • уверенности рисунка и его легкости. Наряду с этим чувствуется воссоздание какого-то живого, яркого впечатления.
Видевшие у южного берега Крыма, неподалеку от Коктебеля, выступающую из моря скалу причудливой формы — так называемые «Золотые ворота» или «Ворота Карадага» — узнают ее в рисунке.
Первым пришел к этому выводу Б. В. Томашевскпй. «Сохранилось еще одно свидетельство о впечатлениях Пушкина, — рассказывает автор о мор-
9 О Петре Иванове сведений сохранилось немного. Он жил в Петербурге и был учеником Академии художеств с 1809 г. См. о нем: Собко Н. II. Словарь русских художников..., т. II, вып. 1. СПб., 1895, стлб. 398.
10 Пыляев М. И. Старая Москва. Рассказы из былой жизни. СПб., 1891, с. 391.
1 Эфрос Абрам. Рисунки поэта. М., 1930, с. 61; изд. 2-е. М., 1933, с. 117, 234.
2 Цявловская Т. Г. Рисунки Пушкина. М., 1970, с. 9.
