CC BY
37
ЗАЛОГИ И ЗАЛОГОВЫЕ КАТЕГОРИИ
В ИНДОАРИЙСКОМ И ПРАИНДОЕВРОПЕЙСКОМ: к диахроническо-типологическому портрету глагольной системы ведийского санскрита
Данная статья посвящена диахроническо-типологическому анализу системы залоговых категорий и оппозиций по переходности в одной из групп индоевропейской языковой семьи - в индоарийских языках, причем основное внимание уделяется процессам, засвидетельствованным в древнейший период их развития - в древнеиндоарийском (т. е. в ведийском санскрите). Постулируется два основных типа развития, засвидетельствованные в индоевропейских языках. С одной стороны, в ряде языковых групп, в том числе в большинстве германских, романских и славянских языков, общеи.-е. синкретический медий (средний залог) заменяется на новый медий, показатель которого восходит к рефлексивной морфеме *з(и)в-. Во многих романских и германских языках, а также в греческом распространяется лабильный синтаксис и в то же время почти исчезают рефлексы пра-и.-е. морфологического каузатива с суффиксом *-в1в-. Этот тип эволюции, хорошо засвидетельствованный в западной части индоевропейского ареала, можно назвать синкретическим.
С другой стороны, ряд языков в восточной части индоевропейского ареала отказываются от синкретической стратегии и развивают специальные показатели для ряда валентных дериваций: морфологический пассив в индоиранском и в армянском, индоиранские рефлексивные и реципрокальные местоимения, а также продуктивные морфологические каузативы. Эти процессы идут параллельно с деграмматикализацией праи.-е. медия (т. е. утратой значительной части его функций). Этот эволюционный тип может быть охарактеризован как анти-синкретический.
Ключевые слова: диахроническая типология, залог, переходность, индоевропейский, индоарийский, медий, средний залог, каузатив, пассив, лабильный.
1. Предварительные замечания: к диахроническо-типологическому изучению залоговых лингвистических
категорий
Данная статья посвящена диахроническим аспектам типологии транзитивности и залоговых категорий, уделяя основное внимание материалу одной из групп индоевропейской языковой семьи - индоарийским языкам.
Прежде всего, хотелось бы обратить внимание на дисбаланс синхронных и диахронических типологических исследований, характерный для современной лингвистической типологии. С одной стороны, в распоряжении лингвистов и, в частности, типологов имеются подробнейшие каталоги и детальный синхронный анализ систем залоговых и других категорий, засвидетельствованных в языках мира. С другой стороны, отсутствуют систематические исследования этих категорий в диахронической перспективе. Появление, развитие и исчезновение этих категорий остается в основном на периферии типологических исследований.
Представляется уместным начать диахроническое типологическое исследование со сбора материала языков (или, шире, языковых групп) с хорошо засвидетельствованной текстовыми корпусами историей, в течение достаточно продолжительного периода времени (например, не менее 1000 лет). Изучая историю той или иной залоговой (валентностной) категории, такой как пассив или каузатив, было бы полезно обрисовать диахроническо-типологический портрет соответствующей категории для данной языковой группы или семьи, проследив ее историю начиная с самых ранних засвидетельствованных текстов на древнем языке (Ь0) вплоть до рефлексов этой категории в язы-ках-потомках (Ьь Ь2; их потомках Ь1Л, Ь12, Ь21, Ь22, Ь2.3 и т. д.). Особый интерес представляет также материал языков, родственных Ь0, который может служить основой для реконструкции гипотетической истории и возможных источников данной категории в праязыке см. схему 1:
Схема 1. Языковое дерево: Ь0 с родственными языками и языками-потомками
2. Пример диахроническо-типологического портрета языковой группы: индоарийские языки
Практически идеальным объектом для такого диахроническо-типологического исследования является индоарийская группа индоевропейской языковой семьи. В распоряжении исследователей - непрерывно засвидетельствованная текстами на протяжении более чем 3000 лет история индоарийских языков, начиная с древнеиндоарийского языкового состояния (ДИА), которое может быть приблизительно идентифицировано с (ведийским) санскритом1, продолжающаяся в среднеиндоарийском (пали и пракриты) и новоиндоарийском (хинди-урду, бенгали, маратхи, сингальский и т. д.).
Таким образом, в случае индоарийских языков мы располагаем обширными данными для диахронического анализа залоговых (валентностных) категорий. С одной стороны, богатейший материал, собранный индоевропейской сравнительно-историческим языкознанием, создает хорошие предпосылки для гипотез о происхождении и возможных источниках морфологических и синтаксических категорий, засвидетельствованных в ДИА, и таким образом обеспечивает базу для ретроспективного диахроническо-типологического исследования. С другой стороны, лингвистические данные поздневедийских и среднеиндийских текстов, равно как и материал новоиндоарийских языков делают возможным проспективное диахроническо-типологическое исследование категории, позволяя проследить, как ДИА система развивается в средне- и новоиндоарийских языках. Ниже будет дан краткий обзор ряда особенностей индоарийских языков, и, в особенности, системы ДИА залогов и залоговых категорий, которые представляют особый интерес в диахроническо-типологической перспективе. Главные тенденции, определяющие развитие ведийской (ДИА) системы оппозиций по транзитивности, включают: (1) упадок медиального (среднего) залога, который, в конечном счете, как я постараюсь показать, приводит к его деграмматикализации; (И) быстрый рост продуктивности новых залоговых категорий, пассива и каузатива; и (ш) упадок системы лабильных глаголов.
I Самый древний ведийский текст, Ригведа, датируется 2-й половиной
II тыс. до н. э. О хронологии ведийских текстов, см. "^17е1 1995: 96ff. (с библ.).
3. Деграмматикализация медиального (среднего) залога
Диатеза, или оппозиция актив/медий, является грамматической категорией древнего индоевропейского глагола, которая проявляется в типе флексии, т. е. в системе личных окончаний. Ср. ведийские активные окончания настоящего времени 2sg. -si, 3sg. -ti и т.д. vs. медиальные окончания 2sg.-se, 3sg. -te и т. д.
Средний, или медиальный залог (middle diathesis) обычно характеризуют как синкретическую категорию, имеющую ряд ин-транзитивизирующих функций: пассив, антикаузатив (декаузатив), рефлексив, реципрок; см. примеры ниже. Такая категория действительно могла существовать в праиндоевропейском языке. Однако материал одного из древнейших засвидетельствованных индоевропейских языков, ведийского санскрита, скорее свидетельствует о распаде исходной системы. Уже в языке древнейших текстов, Ригведы (RV) и Атхарваведы (AV) (вторая половина II тыс. до н. э.), мы наблюдаем утрату ряда грамматических функций древнего индоевропейского медия; многие из этих функций приобретают специальные показатели. Единственная функция медия, которая является все еще достаточно продуктивной в ведийском, - это выражение автобенефактив-ного значения (‘делать что-л. для себя’). Наряду с этим в ДИА наблюдается быстрый рост продуктивности новых залоговых категорий, - в первую очередь, в системе настоящего времени: пассива с суффиксом -ya- и каузатива с суффиксом -aya-.
Рассмотрим подробнее основные предполагаемые функции медия.
3.1. Пассив
Ниже я постараюсь показать, что в трех основных временных системах, т. е. в системах настоящего времени (презенса), аорист, и перфекта, пассив выражается главным образом формами со специальными показателями, а не нехарактеризован-ными медиальными формами: (i) в системе настоящего времени: презентными пассивами с ударным суффиксом -ya- (напр., yuj ‘запрягать, соединять’: 3sg. yujyate ‘запрягается, соединяется’, 3pl. yujyante ‘запрягаются, соединяются’, причастие yujyamana-, и т.д.); (ii) в системе аориста: медио-пассивным аористами на -i и -ran (-ram) (3sg. -i, 3pl. -ran/-ram; e.g. yuj ‘yoke, join’: 3sg. ayoji, 3pl. ayujran); и (iii) стативами на -e и -re, которые заполняют пассивную «лакуну» в системе перфекта (3sg. -e, 3pl. -re: напр.
Ы ‘побуждать’: 3sg. ктуё ‘(был) побужден’, 3р1. кту(гё ‘(были) побуждены’); подробнее об этом морфологическом образовании см. Кишше1 1996; Оо15 1997. И медио-пассивный аорист, и статив имеют дефектные парадигмы.
Система пассивных форм, засвидетельствованных в ранневедийском, - прежде всего в языке Ригведы, схематично представлена в Таблице 1. Согласно распространенному мнению, наряду с пассивными образованиями, специально маркирующими пассив (-уа-презенсы, /-аористы и стативы), существует целый ряд нехарактеризованных медиальных форм во всех трех временных системах, которые предположительно функционируют как пассивы (затененный столбец в средней части таблицы 1).
ПАССИВ
Презенс актив медий -ja-презенсы
Аорист актив медий аористы на -i/-ran
Перфект (?)
актив медий стативы на -е и -ге
Таблица 1. Пассивные формы в ДИА: традиционное представление
Ниже я постараюсь показать, что охарактеризованные медиальные формы крайне редки в пассивных употреблениях.
Действительно, существуют две большие группы нехаракте-ризованных медиальных форм, используемые в пассивных употреблениях, - медиальные перфекты и медиальные причастия с суффиксом -ana-. На деле, однако, эти формы имеют особый парадигматический статус, будучи морфологически (грамматически) неоднозначны, и, следовательно, не могут рассматриваться как доказательство пассивной функции медиального залога.
3.1.1. Медиальные причастия с суффиксом -ana-. Атемати-ческие медиальные причастия с суффиксом -ana- характеризуются особыми синтаксическими свойствами в ранневедийском -в языке Ригведы. В то время как соответствующие личные формы используются только в переходных конструкциях, причастия на -ana- засвидетельствованы и в переходных, и в непереходных (пассивных) конструкциях (это примечательное явление было отмечено уже Б. Дельбрюком, см. Delbruck 1888: 264).
Например, причастие hinvana- (корень hi ‘побуждать’), рассматриваемое всеми грамматиками как медиальное причастие
презенса с суффиксом -n6-/-nu- (класс V в индийской традиции), 1S раз засвидетельствовано в непереходных (пассивных) конструкциях (как в (la)), и 10 раз - в переходных конструкциях (как в (lb)) в Ригведе:
(1) a. (RV 9.12.S)
s6mo hi-nv-ano arsati
CoMa:NOM.SG побуждать-PRES-PART.MED:NOM.SG.M Te4b:PRES:3SG.ACT ‘Сома, побужденный, течет.’
b. (RV 9.91.32)
... indraya pavase ... hi-nv-ano
Индра:DAT.SG очищать:PRES:2SG.MED побуждать-PRES-PART.MED:NOM.SG.M ‘Ты (= Сома), очищаешься для Индры, понукая (вашу) речь (религиозными) мыслями поэтов.’
Напротив, личные медиальные формы, образованные от той же самой основы (3pl.mid. hinvate и т. д.), и входящие, предположительно, в ту же парадигму, что и hinvana-, могут использоваться только в переходных конструкциях, в значении ‘побуждать’, ср. (2):
(2) (RV 9.б5.11)
hi-nv-ё vajesu vajinam
побуждать-PRES-l SG.MED награда:LOC.PL CKaKyH:ACC.SG
‘Я понукаю этого скакуна [в гонке] за награду.’
Аналогичным образом, причастие yujana- (yuj ‘запрягать, соединять’) S раз встречается в Ригведе в непереходных (пассивных) конструкциях (ср. (3a)), и 10 раз - в переходных конструкциях (ср. (3b)):
(3) a. (RV 6.34.2с)
ratho na mahё savase
колесница:NOM.SG как великий:DAT.SG.N c^rta:DAT
yuj-andh
запрягать:AOR-PART.MED:NOM.SG.M
‘. как колесница, запряженная для великой силы.’
b. (RV 6.41.19a)
yuj-ano harita rathe
запрягать:AOR-PART.MED:NOM.SG.M булатш^^и колесница:LOC.SG ‘...(Тваштар,) запрягающий двух буланых [скакунов] в колесницу.’
Ведийские грамматики рассматривают yujana- как медиальное причастие корневого аориста (см., например, Whitney 1885: 132; Macdonell 1910: 370). Однако, как и в случае причастия hinvana-, соответствующие финитные формы (3sg. ayukta и т.д.), могут быть использованы только в переходных конструкциях,
ср. (4):
(4) (RV 7.60.3)
ayuk-ta sapta haritah
запрягать:AOR-3SG.MED семь буланый:АСС.РЬ
‘ Он запряг своих семь буланых [скакунов].’
В другом месте я показал (Kulikov 2006), что грамматические характеристики таких пассивных причастий на -ana- должны быть пересмотрены. На мой взгляд, эти причастия омонимичны, или морфологически (грамматически) полифункцио-нальны. В частности, причастие hinvana- в своих переходных употреблениях, т. е. в значении ‘побуждающий’, принадлежит к парадигме переходного носового презенса (hinvate и т. д.), однако является членом парадигмы статива (3sg. hinve, 3pl. hinvire), т. е. стативным причастием, при употреблении в интранзитив-ных (пассивных) конструкциях в значении ‘побужденный’. Аналогичным образом, причастие yujana- входит в состав парадигмы (переходного) корневого аорист (ayukta и т. д.), когда используется транзитивно (‘запрягающий’), но является членом парадигмы пассивного аориста (3sg. ayoji, 3pl. ayujran), то есть причастием пассивного аориста, если используется в пассивных конструкциях (‘запряженный’):
Схема 2. Медиальные презентные и аористные причастия vs. причастия статива и пассивного аориста
Ведийские грамматики традиционно не включают причастия в парадигмы статива и медиопассивного аориста, однако добавление пассивных -апа-причастий в эти парадигмы представляется весьма привлекательным дескриптивным решением, так как хорошо объясняет их аномальный синтаксис, кардинально отличающий их от личных форм тех же глаголов.
3.1.2. Медиальный перфект. Другую многочисленную группу охарактеризованных медиальных форм, используемых в пассивных конструкциях, образуют медиальные перфекты.2 Примечателен тот факт, что в языке Ригведы только медиальные формы 38§. и 3р1. (с окончаниями -е и -ге, соответственно) засвидетельствованы в пассивных конструкциях. С моей точки зрения, все такие формы должны анализироваться как стативы, образованные от основы перфекта, а не как члены собственно перфектной парадигмы. Например, форма ёаёкё (корень ёка ‘ставить’) должна анализироваться как 38§. медиального перфекта, когда употребляется в значении ‘поставил’, как в примере (5а), и как 38§. статива, когда употребляется в значении ‘(был) поставлен’, как в (5Ь):
(5) а. (ЯУ 9.18.4)
Уо
кто:мом.8а.м уатт добро:дсс.рь ‘кто держит
Ь. (ЯУ 1.168.3)
На$1еш ккаё%
рукахос.рь пряжка:мом.8а
$ат йайк-ё
вместе ставить^ТАТ^О.МББ
‘Пряжка и нож вложены в [ваши] руки.’
Аналогичным образом, форма 3р1. уиуы]гё (корень уи] ‘запрягать, соединять’) является медиальным перфектом, когда встречается в переходных конструкциях (6а), и стативом в тех случаях, когда появляется в пассивных употреблениях, как в (6Ь):
са крії са
и меч^ом^а и
уіїужі уагуа
весь:АСС.РЬЛ желанный:АСС.РЬ.М
ЬаМаувт йайк-ё
рука:ьос.БИ ставить:РР-38а.МББ / установил все желанное добро в своих руках...’
2 О ведийском перфекте см. Кйшшеі 2000.
(6) a. (RV 5.58.7)
vatan hy asvan dhury
ветер:дсс.РЬ поскольку лошадь:дсс.РЬ дышлоХ0с.8а
a-yuyuj-re
PREV-запрягать:PF-3PL.MED
‘Поскольку [маруты] запрягли ветры, как своих лошадей, к дышлу.’
b. (RV 1.168.3) dhiya yuyuj-ra indavah
мысль:Ш8.8а запрягать:sTAT-3PL.MED капля:N0M.PL
‘Капли [Сомы] впряжены с религиозной мыслью.’
То же самое справедливо, mutatis mutandis, для медиальных причастий, образованных от перфектных основ и используемых в пассивных конструкциях. Такие формы должны включаться в парадигму статива, а не в парадигму медиального аориста, как в случае причастия yuyujana- в составе сложного слова yuyujana-sapti- ‘с запряженными лошадьми’:
(7) (RV 6.62.4)
ta navyaso jaramanasya manma'U
to^NOM.DU.M младший:ОЕ^8а.М восхвалитель:ОЕ^8а молитва:дсс.8а dpa bhusato yuyuj-ana-sapti
к продвигатьтаЕ8^и.лст запрягать:sTAT-PART-лошадь:N0M.DU ‘Эти двое [Ашвинов], с запряженными лошадьми, продвигают молитву самого юного восхвалителя.’
В заключение этого краткого обсуждения пассивной парадигмы следует отметить, что суб-парадигма системы презенса также фактически является дефектной. В основном встречаются формы 3sg. и 3pl. настоящего времени, а также причастия. Наряду с формами настоящего времени, засвидетельствованы также редкие императивы (около 10 форм в РВ и АВ). Для прочих времен и наклонений найдены лишь единичные примеры, что делает суб-парадигму презенса гораздо более похожей на суб-парадигмы аориста и перфекта.
Ранневедийская пассивная парадигма приведена в таблице 2. Различные типы затенения показывают статус соответствующих форм: темно-серый = форма отсутствует и морфологически невозможна; серый = морфологически возможна, но не засвидетельствована или встречается только в единичных случаях (не-
доразвитая часть парадигмы); светло-серый = морфологически возможна, но редка.
Таблица 2: Пассивная парадигма в ранневедийском
Таким образом, пассивная парадигма почти исключительно состоит из характеризованных форм. Есть только единичные изолированные охарактеризованные медиальные формы, засвидетельствованные в пассивных конструкциях3. Иными словами, медиальная флексия сама по себе не может рассматриваться как показатель пассивного залога.
3.2. Рефлексив
Рефлексив представляет собой еще один тип глагольной деривации, вызывающий уменьшение валентности (интранзити-визирующая деривация) и традиционно связываемый с медиальной флексией. Действительно, засвидетельствован ряд несомненных примеров рефлексивного употребления медиальных форм (см. вопёа 1979: 50), как в (8-9):
3 Сюда относятся, например, презенс IX класса grnite ‘восхваляется’ и презенс I класса stavate ‘восхваляется’ - оба, вероятно, образованные от основ стативов stave (см. Narten 1968) и grne ‘восхвален’ и представляющие собой пример «обратной деривации» (Ruckbildungen). Несколько сигматических аористов (в основном формы 3pl.) - ayuksata ‘(они) были запряжены’, adrksata ‘(они) были замечены, видны, (они) появились’, asrksata ‘(они) были освобождены’, - вероятно, заменяют в системе медиопассивные аористы 3pl. на -ran/-ram, которые исчезают после Ригведы.
(8) (RV 2.33.9)
pipis-e hiranyaih
украшать:PERF-3SG.MED золотое.украшениеНЖ.РЬ
‘[Рудра] украсил себя золотыми украшениями.’
(9) (RV 1.36.16)
yo martyah sisi-te aty aktubhir
который:шм^0.м смертный:шм^а точить:PRES-3SG.MED ночью ‘Смертный, который точит себя к ночи...’
(~ кто слишком ловкий)
Таких примеров, однако, сравнительно немного. Во многих случаях использование термина «рефлексив» не волне корректно. На самом деле, большинство примеров медиальных форм, которые традиционно рассматриваются как рефлексивы, скорее следует квалифицировать как антикаузативы, ср. puryate ‘наполняется’ (а не ‘наполняет себя’), pavate ‘становится чистым’ (а не ‘очищает себя’), и т. д.
Кроме того, ряд непассивных непереходных глаголов, которые могут восходить к настоящим рефлексивам, обнаруживают идиоматические семантические сдвиги, ср. sap ‘проклинать’:
sapate ‘клянется’ (^ *‘проклинает себя’); sa ‘точить’: sisTte
‘является слишком ловким’ (^ * ‘точит себя’).
Продуктивными показателями рефлексива являются два местоимения субстантивного происхождения: в раневедийском (в Ригведе и Атхарваведе) - tanu- (с исходным значением ‘тело’ (ср. (10)); в более поздних текстах, начиная с Атхарваведы -atman- (‘дыхание, душа’) - (ср. (11)); подробнее см. Kulikov 2007a):
(10) (RV 1.147.2)
vandarus te tanuvam
восхвалитель:шм^а твой REF:ACC.SG
vande agne
восхвалять:PRES:1SG.MED Агни^ОС^а
‘[Как] твой восхвалитель, я восхваляю себя, о Агни.’
(11) (Майтраяни-Самхита 1.6.4:93.3)
hiranyam dadaty atmanam
золото:АСС^а дaть:PREs:3sG.ACT ref:acc.sg
eva tina punite
tomns.sg.m очищать:PRES:3sG.MED ‘Он дает золото; таким образом, он очищает себя.’
3.3. Реципрок
Как и в случае пассива и рефлексива, регулярные показатели реципрока включают несколько морфем, которые обычно (но не всегда) сосуществуют с медиальным типом флексии (подробнее см. Kulikov 2GG7b): превербы sam ‘вместе’ и vi ‘на части’, наречие mithas ‘взаимно’ и реципрокальное местоимение anyo-(a)nya- (букв. ‘другой-другого’). Ср. (12), где засвидетельствованы два показателя из этого перечня:
(12) (AV 3.3G.4)
yina deva na vi-y-anti na^> u ca
который:INS.SG.м/N бог:N0M.PL не vi-идти:PRES-3PL.ACT не и vi-dvis-dte mithdh tat
vi-ненавидеть:PRES-3PL.MED взаимно to^ACC.SG.N
krn-mo brahma vo grhi
делать:PRES-1PL.ACT заклинание:ACC.SG ваш дом:L0C.SG
‘Мы выполняем в вашем доме то заклинание, на основании которого боги не расстаются и не ненавидят друг друга (взаимно).’
Реципрокальное наречие mithas ‘взаимно’ особенно типично в функции показателя реципрока в языке Ригведы, ср. pu ‘очищать’ - punani mithah (RV 4.56.6) ‘очищающие друг друга [земля и небо]’; hi ‘побуждать, понукать’ - mitho hinvana- (RV 1G.65.2) ‘побуждая друг друга’; tr (Шг) ‘превосходить’ - mithas-trn- (напр., RV 6.49.3 mithas-trn ‘(день и ночь), превосходящие друг друга’). Аналитические конструкции с anyo-(a)nya- становятся продуктивными в средневедийский период.
3.4. Антикаузатив
Категория каузатива (оппозиция каузатив/антикаузатив) -это единственная валентная деривация, которая, в отличие от пассива, рефлексива и реципрока, регулярно выражается оппозицией активной медиальной флексии, - по крайней мере, в ранневедийском, как, например, в глагольных парах мед. vardhate ‘растет’ ~ акт. vardhati ‘растит, увеличивает’ или мед. rijate ‘дрожит’ ~ rijati ‘заставляет дрожать’.
Однако в большинстве случаев медиальный тип флексии -не единственный показатель антикаузатива. Часто оппозиции по типу флексии (актив/медий) сопутствует оппозиция по типу основы, что, в конечном счете, ослабляет функциональный
«вес» медия как показателя антикаузатива. Например, переходно-каузативные презенсы с носовыми аффиксами и активной флексией часто противопоставлены тематическим корневым презенсам с медиальными окончаниями (= презенсы I класса в традиционной классификации) или презенсам IV класса с суффиксом -уа-, ср. рауаїе ‘становится чистым’ ~ рипаїі ‘очищает’; пуаїе ‘течет, бурлит’ ~ тіпаїі ‘заставляет течь, заставляет бурлить’.
Более того, уже в ранневедийском бинарные оппозиции типа мед. уатйНаїе ~ акт. уатйНаїі, мед. єойаїе ‘устремляется, спешит’ ~ акт. єбйаїі ‘торопит, понукает, побуждает’ часто осложняются третьим участником оппозиции - морфологически более характеризованным каузативом с суффиксом -ауа-: уатйНауаїі,
єойауаїі, как показано на схеме ниже:
В более поздних текстах каузативное значение все более регулярно выражается суффиксом -aya-, что, очевидно, еще более уменьшает функциональную нагрузку оппозиции актив/ медий. Иными словами, индоарийский языковой тип переходит в категорию каузатив-маркирующих языков.
3.5. Единственная функциональная сфера, которая ассоциируется исключительно с медиальными формами, - это группа значений, которые можно было бы назвать автобенефактивны-ми. Автобенефактив был одной из главных функций ведийского (и, шире, общеиндоевропейского) медиального залога, ср. пример (13):
(13) a. brahmano (rajne) prayajam
жрец:N0M.SG (царь:DAT.SG) праяджа^ге^
yaja-ti
совершать .жертвопринош.:PRES-3SG. ACT
‘Жрец совершает праяджу (= предварительное жертвоприношение) (для царя).’
b. brahmanah prayajam yaja-te
жрец:N0M.SG праяджа^ге^ совершать.жертвопринош.:PRES-3SG. MED
‘Жрец совершает праяджу (для самого себя).’
4. Развитие новых валентных дериваций
Упадок медия в целом происходит параллельно с развитием новых валентных дериваций - в первую очередь, в системе пре-зенса.
4.1. Каузативы
Каузативы с суффиксом -aya- резко повышают свою продуктивность уже в древнейший период истории ДИА. В ранневедийском (и, вероятно, в праиндоевропейском) они могли быть образованы только от непереходных и непереходно-переходных (intransitive/transitive, сокращенно I/T, в терминологии Jamison 1983) глаголов восприятия и ингестивных глаголов (drs ‘видеть’, vid ‘знать’, pa ‘пить’). В средневедийском (т. е. в языке ведийской прозы, в брахманах) мы находим первые примеры каузативов, образованных от I/T глаголов, таких как кг ‘делать’
- karayati (Br.+) ‘заставлять делать’, vac ‘говорить’ - vacayati (YVp +) ‘заставлять говорить’, hr ‘брать, нести’ - harayati (YV +) ‘заставлять брать, заставлять нести’. Наконец, в поздневедийском и после-ведийском санскрите (в сутрах, в эпосе) мы находим первые примеры гиперхарактеризованных каузативов -с двойным показателем -apaya-: as ‘есть’ - asapayati (в Манава-грихьясутре) (~ ср. «простой» каузатив asayati (Br.), ksal ‘мыть’
- опт. ksalapayita (в сутрах) (-«простой» каузатив ksalayati (Br.+)). Эти морфологические новообразования соответствуют двойным каузативам средне- и новоиндоарийских языков.
4.2. Пассивы
Для презентных пассивов с суффиксом -ya- также отмечен быстрый рост продуктивности. В ранневедийском эти образования засвидетельствованы приблизительно от 40 глаголов, причем только от непроизводных транзитивов. В средневедийском (поздние мантры Яджурведы, проза самхит и брахманы) мы находим первые примеры -ya-пассивов, образованных от вторичных (производных) основ - от дезидеративов и каузативов непереходных глаголов. Наконец, в поздневедийском и после-ведийском (начиная с шраута-сутр) появляются первые примеры пассивов, образованных от каузативов переходных глаголов: кауз. dhapayati ‘заставляет класть, заставляет ставить’ - ni-dhapyamana- (Вайтана-сутра), кауз. payayati ‘заставляет пить’ --payyamana- (Апастамба-шраутасутра).
Подводя итог, можно констатировать существование двух параллельных тенденций в истории древнеиндоарийского языка. Утрата медием многих исходных (главным образом интранзи-тивизирующих) функций и лексикализация многих медиальных форм предполагает, что оппозиция по диатезе, хотя и сохранялась физически в составе глагольной парадигмы, теряет значительную часть своего функционального содержании и тем самым деграмматикализуется. Этот процесс идет параллельно с ростом продуктивности ряда новых категорий —aya-каузативов, -ya-пассивов, рефлексивов с atman- и реципрокальных конструкций с anyo-(a)nya-.
5. Упадок лабильного синтаксиса
Третья важная тенденция, которая определяет развитие ДИА глагольного синтаксиса, - это упадок лабильности. Термин ‘лабильный’ относится к глаголам или глагольным формам, которые допускают изменение синтаксической конструкции без формального изменения в глаголе, как в случае англ. The door opened ~ John opened the door или вед. rudra rtasya sadanesu vavrdhuh ‘Рудры выросли в обителях истины’ ~ indram ukthani vavrdhuh ‘Гимны усилили Индру’. Древние индоевропейские языки нередко приводятся в качестве примера языков с высоким уровнем лабильности: в индоевропеистике широко распространено мнение, что такие языки, как ранневедийский или древнегреческий имели значительное количество лабильных глаголов. Как один из самых интригующих и необъяснимых признаков древнеиндоарийского глагола, это явление послужило причиной ряда весьма пессимистичных высказываний некоторых индоевропеистов, - например, Виктора Анри в его рецензии на индоевропейский компендий Карла Бругманна:
“Que signifiait done [la forme proto-indo-europeenne] *e-liq-e-s? Etait-ce ‘tu laissas’ ou ‘tu restas’? Si l'un des deux, comment est-il devenu l'autre? Si tous les deux, il faut eonvenir que nos ancetres manquaient de clarte” (Henry 1893: 121)
Почти полстолетия спустя Г. Хирт в своей классической индоевропейской грамматике (во II части тома VII - Синтаксис), выразился менее эмоционально, но едва ли оптимистичнее:
“Bei den Satzen mit Verben muB man <...> unterscheiden, ob das Verb allein steht oder noch eine Erganzung, ein Objekt, fordert, ob
es nach der gewohnlichen Ausdrucksweise intransitiv oder transitiv ist. <...> Nun ist aber die Unterscheidung nicht so wesentlich, da intransitive Verben transitiv und transitive intransitiv werden konnen. Ware sie von groBer Bedeutung, so wurden wir wohl eine Verschiedenheit der Form zwischen den beiden Kategorien antreffen” (Hirt 1937: 28)
С моей точки зрения, продуктивность лабильного типа в ведийском и ряде других древних индоевропейских языков сильно преувеличена. К сожалению, до сих пор не существует детального описания явления лабильности в древних индоевропейских языках в целом и ведийском - в частности. В рамках данной статьи, разумеется, невозможно представить полный инвентарь лабильных форм, засвидетельствованных в ведийских текстах. Я ограничусь перечислением тех морфологических образований и участков глагольной парадигмы, для которых лабильный синтаксис был особенно распространен, и приведу аргументы, свидетельствующие о вторичном характере лабильности в большинстве таких случаев (подробнее см. Kulikov 2003, 2014).
5.1. Лабильность медиальных презентных формы
Во-первых, для ряда медиальных форм системы настоящего времени лабильный синтаксис возникает в связи с полифункциональностью медиального залога. Медиальная флексия может выражать либо автобенефактивное значение, т. е. значение выполнения действия в интересах референта подлежащего (self-beneficent), что обычно не предполагает изменения валентности (ср. хрестоматийный пример акт. yajati ‘совершает жертвоприношение’ ~ мед. yajate ‘совершает жертвоприношение для себя’, как в примере (13)), либо иметь какую-либо интразитивизирую-щую (чаще всего антикаузативную, или декаузативную) функцию. Соответственно, в тех случаях, когда медиальная диатеза может иметь обе функции, такая форма может встретиться либо в переходной конструкции (с автобенефактивным значением), либо в непереходной конструкции, в результате чего мы имеем дело с лабильным синтаксисом, как в случае глаголов svadate ‘делает сладким / сладок’; codate ‘побуждает / мчится, спешит’, namate ‘наклоняет / наклоняется’, bharate ‘приносит (для себя) / направляется’, vahate ‘везет, несет / едет’, srayate ‘кладет, опирает (на что-л.) / опирается (на что-л.)’. Ср. (14-15):
(14) а. (ИУ 9.74.9)
svada-sva^UA тйгауа
быть/делать.сладким:РРБ8-28а.1МРУ.МБВ Индра:БЛТ.8а
pavamаna рШув П.:уос^о пить:1№
‘Будь сладок для Индры, о Павамана (= сок Сомы), для питья.’
Ь. (ИУ 3.54.22)
svada-sva
быть/делать.сладким:РРБ8-28а.1МРУ.МБВ ‘Сделай возлияния сладкими [для себя]
(15) а. (ИУ 1.104.7)
vrsа coda-sva
бык:М0М.80 устремиться: РКБ8-280.1МРУ.МББ mahatё dhanаya
большой:БЛТ.8а добыча:БЛТ.8а
‘Устремись [как] бык за большой добычей!’
Ь. (ИУ 8.75.6)
vrsne coda-sva $ы-§Шт
бык:БЛТ.8а посылать:РКБ8-28а.1МРУ.МБВ хороший-хвала:АСС.8а
‘Пошли свою прекрасную похвалу быку.’
Лабильный синтаксис засвидетельствован также для презенсов с носовыми аффиксами (то есть суффиксами -п6-/-пы-, -па-/-т- и с инфиксом -па-/-п- (= классы У, IX и VII в традиционной классификации), особенно для их тематических вариантов (см. Куликов 1995). Ср. лабильный тематический медиальный презенс рг^в ‘наполняет; наполняется’:
(16) а. (ИУ 3.33.12)
а vaksanаh prna-dhvam
РИБУ вымя:АСС.РЬ наполнить: РИБ8-2рь .1МРУ.МББ
‘Наполните ваше вымя, (о реки).’
Ь. (ИУ 7.37.1)
savanвsы s6mair... prna-dhvam
выжиманиеХОС.РЬ Сома:Ш8.РЬ наполнить:РРБ8-2РЬ.МРУ.МББ
‘При выжиманиях [Сомы] наполнитесь [соками] Сомы.’
havyа
возлияние:АСС.РЬ
4 Символ и показывает, что эффекты сандхи сняты.
5.2. Глаголы в конструкциях с content accusatives: тип pusyati ‘процветает ’ / ‘приводит к процветанию ’
Другой тип лабильности в ведийском и индоевропейском представлен глаголами типа p^yati, который может использоваться и в непереходных конструкциях (в значении ‘процветает’) и в переходно-каузативных употреблениях (в значении ‘приводит к процветанию’), как в примерах (17a-b):
(17) a. (RV 7.32.9)
taranir ij jayati kseti pusya-ti
быстрый:шм^а только побеждает живет процветать:PRES-3SG.ACT ‘Только тот, кто быстр, побеждает, живет (в мире), процветает.’
b. (RV 8.39.7)
sa muda kavya
тот: NOM.SG.M радость:^^ поэтическое.вдохновение^СС.РЬ purn visvam bhumaU iva pusya-ti
многие всё:АСС земля:шм^О как процветать:PRES-3SG.ACT ‘[Своей] радостью он (= Агни) [приводит к процветанию] многие поэтические вдохновения, как земля приводит всё к процветанию.’
В другой работе (Kulikov 1999a) я показал, что только непереходные конструкции, как в (17a), представляют собой базисный тип употребления для этого глагола. Подавляющее большинство случаев употребления с винительным падежом на самом деле относится либо к (I) конструкциям с «этимологическим» винительным (pusti- ‘процветание’, posa- ‘процветающая вещь’), либо к (II) конструкциям с аккузативом внутреннего объекта (content accusative, Inhaltsakkusativ), которые отсылают к определенным аспектам, параметру (параметрам), или сфере действия данного глагола (процветать славой, процветать богатством и т. д.); ср. (18-20):
(18) (RV 6.2.1)
tv am ... sravo vaso pustim
ra:NOM слава:АСС^О Васу^ОС^О процветание:АСС^О
na pusya-si
как процветать:PRES-2sG.ACT
‘Ты, о Васу, процветаешь славой [т. е. Ты славен], как [процветают] процветанием.’
(19) (RV 7.56.5)
sa vit su-vira
TO^NOM.SG.F племя:шм.8а хороший-муж:шм. SG.F mamdbhir as-tu
Марут:INS.PL быть:PRES-3SG.IMPV.ACT
pUsya-nt-T nrmnam
процветать:PRES-PART.ACT-NOM.SG.F мужественность:ACC.SG ‘Пусть это племя будет полным доблестных сыновей с [помощью] Марутов, ... процветающим мужественностью.’
(20) (RV 1.81.9)
ete ta indra jantavo
этот:NOM.PL.M твой Индра:V0C. SG. люди:NOM.PL
visvam pusya-nti varyam
всё^СС процветать:PRES-3PL.ACT желанный^СС^О^
‘Эти твои люди, O Индра, процветают всеми желанными [богатствами].’ 5
Редкие переходно-каузативные употребления, как в примере (17b), скорее всего, являются результатом реинтерпретации конструкций с content accusative, в соответствии со следующим семантическим сценарием: bhuma visvam pusyati ‘земля процветает во всем [что существует на ней]’ ^ ‘земля заставляет процветать все [то, что существует на ней]’.
5.3. Медиальные атематические причастия и медиальные перфекты
Лабильный синтаксис также характерен для медиальных атематических причастий с суффиксом -ana-. Однако, как я показал в начале этой работы, лабильный синтаксис таких форм, как hinvana- ‘побуждающий; побужденный’ или yujana- ‘запрягающий; запряженный’ является прямым следствием их морфологической (грамматической) неоднозначности. Переходные употребления hinvana- принадлежат парадигме презенса, в то время как ее непереходно-пассивные употребления относятся к парадигме перфекта/статива. Аналогичным образом, yujana-является медиальным причастием корневого аориста в
5 Такие конструкции с content accusative ошибочно переводится некоторыми санскритологами как переходно-каузативные, - например, у Гельднера - в примере (20): ‘Diese Leute hier bringen fur dich, Indra, alien begehrenswerten (Besitz) zur Blute.’ (Geldner 1951: I, 105).
переходных употреблениях и причастием медиопассивного аориста в непереходно-пассивных употреблениях.
То же справедливо для лабильных форм 3его лица ед. и мн.ч. медиального перфекта, а также для соответствующих медиальных перфектных причастий. Переходные формы, такие как ёаёкё (‘поставил’) (корень ёка ‘ставить, класть’) или уыуы]тё (‘запрягли’), следует рассматривать как формы 3его лица ед. и мн.ч. медиального перфекта, как в (5-6а), в то время как пассивные формы (‘(был) поставлен’; ‘(были) запряжены’, ср. (5-6Ь)) относятся к парадигме статива (образованного в данном случае от основы перфекта).
5.4. Активные перфекты
Более аутентичный характер носит лабильный синтаксис активных перфектов. Типичным примером является перфект глагола угёН ‘расти, возрастать’6. И активные, и медиальные формы этого глагола могут употребляться либо в непереходных, либо в переходных конструкциях. Например, активная форма 3го лица множественного числа уаугёНйТг встречается в Ригведе 6 раз в непереходных употреблениях (как в (21а)) и 14 раз в переходно-каузативных употреблениях (как в (21Ь)) (подробнее см. Кишшеї 2000: 4691Ї.):
(21) а. (ЯУ 2.34.13)
тыёта Пазуа шёапгщ
Рудра:шм.РЬ истина:ОБМ.8а обитель:шс.РЬ ‘Рудры выросли в обителях истины.’
Ь. (ЯУ 8.6.35) тёташ ыШНат
Индра:лсс.80 гимн:№0М.РЬ
‘Гимны усилили Индру.’
После Ригведы наблюдается упадок лабильного типа. Уже во втором по древности ведийском тексте, Атхарваведе, мы находим очень немного лабильных форм. Большинство актив-
6 Лабильный синтаксис ранневедийского перфекта (особенно типичный для языка Ригведы) может обуславливаться преобладающей непереходностью праиндоевропейского перфекта, следы которой еще можно найти в ранневедийском и гомеровском греческом; подробнее см. Kulikov 1999b, 2006, 2014.
vavrdh-uh
растить:PF-3PL.ACT
vavrdh-uh
расти:PF-3PL.ACT
ных перфектов, для которых в Ригведе засвидетельствован лабильный синтаксис, встречаются либо только в непереходных употреблениях (ср. (a) vavarta, засвидетельствованное в Ригведе и в непереходных, и в переходных конструкциях - ‘повернулся / повернул’, в отличие от Атхарваведы, где форма -vavarta встречается только в непереходной конструкции - ‘повернулся’; см. Kummel 2000: 462ff.), или только в переходных употреблениях (ср. RV mamada ‘возрадовался, пришел в опьянение / привел в опьянение’ vs. AV 7.14.4 3sg.subj.act. mamadat ‘пусть он опьяняет [его]’; см. Kummel 2000: 356ff.), или не встречаются вовсе (как в случае с перфектами vavrdMh ‘выросли / увеличили’, rurumh ‘воссияли / заставили сиять’).
6. Заключительные замечания: индоарийский
в индоевропейском типологическом контексте
Подводя итог, отметим три главных тенденции в развитии индоарийского синтаксиса, которые частично связаны друг с другом, но не полностью определяют друг друга. Упадок лабильного типа в основном наблюдается параллельно с двумя другими процессами: (i) рост и развитие новых валентных дериваций, каузативов с суффиксом -aya- (см. Jamison 1983) и пассивов с суффиксом -ya- (см. Kulikov 2012), что приводит язык к более эксплицитному морфологическому маркированию оппозиций по транзитивности; и (ii) деграмматикализация среднего залога (медия), которая сводится к передаче большинства функций (пра-)индоевропейского медия специализированным показателям.
Важно отметить, что эти тенденции не являются общими с большинством других ветвей индоевропейской семьи. Здесь будет уместно рассмотреть ситуацию в индоевропейском в диахронической типологической перспективе. С одной стороны, некоторые группы индоевропейской семьи, в число которых входит большинство германских, романских и славянских языков, заменяют старый синкретический показатель медия (т. е. медиальную флексию) новым, восходящим главным образом к праиндоевропейской (квази)рефлексивной форме *s(u)e- (к эволюции индоевропейского рефлексива см., например, Cennamo 1993). Кроме того, в ряде романских и германских языков наблюдаются появление и экспансия лабильного типа (особенно распространенного и продуктивного в английском); развитие
лабильных глаголов хорошо засвидетельствовано также в истории греческого языка. Кроме того, праиндоевропейский каузативный суффикс *-eie/o-, еще хорошо представленный в готском (глаголы с суффиксом -jan) и старославянском (каузативы на i-), оставил лишь немногочисленные следы в современных германских и славянских языках (см., в частности, Gol^b 1968, Garcia Garcia 2005). Этот тип развития, хорошо засвидетельствованный в западной части индоевропейской ареала, можно было бы назвать «синкретическим».
С другой стороны, ряд языков, - главным образом, относящихся к некоторым восточным группам индоевропейской семьи, - полностью отказываются от синкретической стратегии и развивают специальные показатели для нескольких интран-зитивизирующих дериваций. Сюда относятся, в частности, индоарийский и армянский показатели морфологического пассива, восходящие к праиндоевропейскому суффиксу *-ie/o-; индоиранское рефлексивное местоимение tanu- (первоначальное значение - ‘тело’) и индоарийское atman- (^ ‘дыхание’); индоиранские реципрокальные местоимения. Кроме того, морфологические каузативы стали весьма продуктивными в некоторых восточных группах - в частности, в армянском (каузативный показатель -uc'anem, основанный на назальном презенсе, образованном от сигматического аориста; см. Kortlandt 1999) и индоиранском (продуктивные морфологические каузативные суффиксы -aya-, -aiia-, восходящие к и.-е. *-eie/o-).
Помимо этого, интересной морфологической особенностью (изоглоссой), общей для нескольких восточных групп индоевропейских языков несинкретического типа, индоарийской, иранской и армянской, является параллельное развитие нового несинкретического пассива и продуктивного, морфологического каузатива. Праиндоевропейский медиальный залог деграммати-кализуется и в конечном счете исчезает. Лабильный синтаксис, хотя и засвидетельствованный в некоторых древних языках восточной части индоевропейского ареала, исчезает в ходе их истории. Этот тип развития можно назвать «антисинкре-тическим».
Таким образом, мы наблюдаем в истории индоевропейских языков два основных типа развития, или, иначе говоря, два эволюционных типа, характеризующих развитие оппозиций по транзитивности и системы валентных дериваций: (i) синкретический тип, встречающийся во многих западных группах, и
(и) антисинкретический тип, засвидетельствованный, по крайней мере, в некоторых группах восточной части индоевропейского ареала, - в частности, в индоарийском.
С типологической точки зрения, восточный тип, в том виде как он засвидетельствован в индоарийском, обнаруживает больше общих черт с некоторыми неиндоевропейскими языками, такими как тюркская или, шире, алтайская семья в целом, нежели с типом, засвидетельствованном на западе индоевропейского ареала, в германском или в греческом. Как и в индоарийском, в тюркском есть продуктивные морфологические валентные деривации, такие как каузатив или реципрок; есть также некоторые основания предполагать наличие в ранние периоды лабильного типа (см., напр., Севортян 1958), а также медиального залога, как показано в Таблице 3.
медиальный залог морфологические валентные деривации лабильность
восточно-кавказский 0 +(+) +(+)
картвельский + + 0
египетский/коптский + +(+) 0
германский ++ (новый) ++
романский ++ (новый) - +(+)
славянский ++ (новый) - 0
греческий + (+У- ++
индоарийский - ++ -
тюркский 0/- +(+) 01-
О отсутствует + присутствует
++ возрастает (по продуктивности, частоте и т. д.)
- исчезает
Таблица 3. Залоговые категории и оппозиции по переходности: диахроническо-типологические особенности некоторых языковых семей
Для западного типа мы не находим таких четких параллелей за пределами индоевропейской семьи, как для восточного типа, хотя, вероятно, можем говорить о некотором сходстве с такими семьями, как, например, картвельская или египетская.
Происхождение этих особенностей и антисинкретического эволюционного типа в целом, хорошим примером которого является индоарийский, является отдельной и весьма сложной проблемой. Возможно, одной из причин было влияние агглютинативных субстратных и/или адстратных языков алтайского или дравидского типа. Влияние этих языков могло послужить
также причиной развития ряда других особенностей индоарийских языков - в частности, причиной кардинальной перестройки индоевропейской падежной системы, утраты многих общеевропейских падежей и появления новых, агглютинативных, падежных систем.
Литература
Куликов 1995 - Куликов Л. И. Ведийские каузативные презенсы с носовыми аффиксами и их тематические варианты // Стхапакаш-раддха: Сб. статей памяти Г. А. Зографа / ред. Я. В. Васильков и Н. В. Гуров. СПб.: Петербургское востоковедение, 1995. С. 94-115. Севортян 1958 - Севортян Э. В. Об историческом положении категорий переходности и непереходности в тюркских языках. Вопросы языкознания. 1958. № 2. С. 39-51.
Cennamo 1993 - Cennamo M. The reanalysis of reflexives: a diachronic perspective. Napoli: Liguori, 1993.
Delbruck 1888 - Delbruck B. Altindische Syntax. Halle a. S.: Verlag der Buchhandlung des Waisenhauses.
Garcia Garcia 2005 - Garcia Garcia L. Germanische Kausativbildung: Die deverbalen jan-Verben im Gotischen. Gottingen: Vandenhoeck & Ruprecht, 2005 (= Historische Sprachforschung; Erganzungsheft 45). Geldner 1951 - Geldner K. F. Der Rig-veda aus dem Sanskrit ins Deutsche ubersetzt... Bd. 1-3. Cambridge, MA: Harvard University Press, 1951. Gol^b 1968 - Gol^b Z. The grammar of Slavic causatives // Henry Kucera (ed.). American Contributions to the 6th International Congress of Slavists. Vol. I: Linguistic Contributions. The Hague: Mouton, 1968. P. 71-95.
Gonda 1979 - Gonda J. The medium in the Rgveda. Leiden: Brill, 1979. Got5 1997 - Got5 T. Uberlegungen zum urindogermanischen «Stativ» // E. Crespo & J. L. Garcia Ramon (eds.). Berthold Delbruck y la sintaxis indoeuropea hoy. Actas del Coloquio de la Indogermanische Gesellschaft. Madrid: UAM; Wiesbaden: Reichert, 1997. S. 165-192. Jamison 1983 - Jamison S. W. Function and form in the -aya-formations of the Rig Veda and Atharva Veda. Gottingen: Vandenhoeck und Ruprecht, 1983.
Kortlandt 1999 - Kortlandt F. H. H. The Armenian causative. Annual of Armenian Linguistics. 1999. Vol. 20. P. 47-49.
Kulikov 1999a - Kulikov L. May he prosper in offspring and wealth: A few jubilee remarks on the typology of labile verbs and Sanskrit pdsyati ‘prospers; makes prosper’ // Типология и теория языка: От описания к объяснению. К 60-летию А. Е. Кибрика / ред. Е. В. Рахилина и Я. Г. Тестелец. М.: Языки русской культуры, 1999. С. 224-244. Kulikov 1999b - Kulikov L. Split causativity: remarks on correlations between transitivity, aspect, and tense // W. Abraham & L. Kulikov (eds.). Tense-aspect, transitivity and causativity. Essays in honour of Vladimir Nedjalkov. Amsterdam: Benjamins, 1999. P. 21-42.
Kulikov 2003 - Kulikov L. The labile syntactic type in a diachronic perspective: The case of Vedic. SKY Journal of Linguistics. 2003. Vol. 16. P. 93-112.
Kulikov 2006 - Kulikov L. Passive and middle in Indo-European: Reconstructing the early Vedic passive paradigm // W. Abraham & L. Leisio (eds.). Passivization and typology: form and function. Amsterdam: Benjamins, 2006. P. 62-81.
Kulikov 007a - Kulikov L. The reflexive pronouns in Vedic: A diachronic and typological perspective. Lingua 117 (8). 2007. P. 1412-1433.
Kulikov 2007b - Kulikov L. Reciprocal constructions in Vedic // V. P. Ne-djalkov et al. (eds.). Reciprocal constructions. Vol. 2. Amsterdam: Benjamins, 2007. P. 709-738.
Kulikov 2012 - Kulikov L. The Vedic -ya-presents: Passives and intransitivity in Old Indo-Aryan. Amsterdam: Rodopi, 2012 (= Leiden Studies in Indo-European; 19).
Kulikov 2014 - Kulikov L. The decline of labile syntax in Old Indo-Aryan: A diachronic typological perspective. Linguistics. 2014. Vol. 52/4 (sp. issue: Typology of labile verbs: Focus on diachrony). P. 1139-1165.
Kummel 1996 - Kummel M. Stativ und Passivaorist im Indoiranischen. Gottingen: Vandenhoeck & Ruprecht, 1996 (= HS; Erganzungsheft 39).
Kummel 1996 - Kummel M. Das Perfekt im Indoiranischen. Wiesbaden: Reichert, 2000.
Macdonell 1910 - Macdonell A. A. Vedic grammar. Strassburg: Trubner, 1910.
Narten 1968 - Narten J. Zum “proterodynamischen” Wurzelprasens // J. C. Heesterman et al. (eds.). Pratidanam: Indian, Iranian, and Indo-European studies presented to F. B. J. Kuiper on his sixtieth birthday. The Hague: Mouton. 1968. S. 9-19. (= J. Narten. Kleine Schriften, I. S. 97-107. Wiesbaden: Reichert, 1995).
Whitney 1885 - Whitney W. D. The roots, verb-forms, and primary derivatives of the Sanskrit language. Leipzig: Breitkopf and Hartel, 1885.
Witzel 1995 - Witzel M. Early Indian history: linguistic and textual parameters // G. Erdosy (ed.). Language, material culture and ethnicity. The Indo-Aryans of ancient South Asia. Berlin; New York: de Gruyter, 1995. P. 85-125.
L. I. Kulikov. Voices and valency-changing categories in Indo-Aryan and Proto-Indo-European: A diachronic typological portrait of the Vedic verbal system
The present paper concentrates on the analysis of transitivity oppositions and valency-changing categories in Indo-Aryan and Indo-European in a diachronic typological perspective. Such analysis of the reflexes of the transitivity markers and oppositions reconstructed for Proto-Indo-European uncovers a few basic types of development attested in daughter languages. On the one hand, several groups, including most Germanic, Romance and Slavic languages, replace the old syncretic marker of the valency-reducing categories, the middle type of inflexion, with a new
middle morpheme, mostly going back to the Proto-Indo-European (quasi-)reflexive form *s(u)e-. A number of Romance and Germanic languages attest the emergence and expansion of labile syntax (cf. English open, change, break); the expansion of labile verbs is also attested in Greek. The Proto-Indo-European causative morpheme *-eie-, still well-preserved in Gothic jan-verbs and Old Church Slavonic i-causatives, has left only few traces in modern Germanic and Slavonic languages. This type of evolution, well-attested in the Western part of the Indo-European area, might be called ‘syncretic’.
On the other hand, some other daughter languages - in particular, a number of Eastern branches of Indo-European - radically abandon the syncretic strategy and develop special markers for several intransitive derivations. These include, in particular, Indo-Aryan and Armenian markers of morphological passive going back to the Proto-Indo-European suffix *-ie/o-; Old Indo-Aryan reflexive pronouns tanu- (originally meaning ‘body’) and atman- (‘breath’); Indo-Iranian reciprocal pronouns. Furthermore, morphological causatives become productive in some Eastern branches, in Armenian and Indo-Iranian. These processes go parallel with the degrammaticalization of the Proto-Indo-European middle, which, albeit physically preserved in the paradigm, loses most of its grammatical intransitivizing functions. This diachronic type can be labeled ‘antisyncretic’.
Keywords: diachronic typology, transitivity, Indo-European, Indo-Aryan, middle voice, passive voice, causative.
