CC BY
15
Т. В. Никитина
НИУ ВШЭ, Москва
К ВОПРОСУ О СВЯЗИ ПЕРФЕКТА И ПАССИВА:
О ДВУХ ТИПАХ ГЛАГОЛЬНОЙ ЛАБИЛЬНОСТИ В ЯЗЫКАХ МАНДЕ
1. Вводные замечания
Одной из характерных черт многих языков манде является наличие в них глагольной лабильности, в том числе типологически редкого типа пассивной лабильности. Глагольная лабильность характеризуется употреблением одного и того же глагола, без каких-либо дополнительных показателей, в переходных и непереходных конструкциях. Несмотря на то, что традиционно глагольная лабильность не попадала в круг центральных тем, занимавших петербургских типологов, это явление представляет значительный интерес для исследований типологии актантной деривации и залога. В этой статье мне хотелось бы подчеркнуть сходство между явлениями, описанными в рамках исследований актантных дериваций и залогов в языках с богатой морфологией, и некоторыми явлениями, характеризующими употребление лабильных глаголов в языках манде. В частности, я постараюсь выявить взаимосвязь между типом лабильности и видо-временным значением в языке уан (южные манде) — взаимосвязь, которая не только играет важную роль в грамматике конкретного языка, но которую сложно было бы осмыслить без теоретической работы по обобщению типологического материала, в которую внес столь значительный вклад В. С. Храковский.
2. Обзор структурных особенностей языков манде
Для языков манде характерен типологически редкий порядок слов [Nikitina 2009, 2011]: подлежащее и прямое дополнение предшествуют глаголу, в то время как косвенные дополнения и обстоятельства следуют за ним, как в примере (1) из языка уан.
(1) Deldtd seijge kla
Д. нож raacTb:PAST
tabali ё ta стол DEF на 'Делото положил нож на стол'.
Как правило, подлежащее и прямое дополнение не могут опускаться, даже в тех случаях, когда они не отсылают к определенному референту. В языке уан, к примеру, неопределенное подлежащее и неопределенное прямое дополнение выражаются с помощью местоимения 3-го лица множественного числа и существительных с максимально общим значением (po 'предмет, нечто', mi 'человек, некто'), соответственно.
(2а) a sёlJgë kla tabali ё ta
3PL нож класть:PAST стол DEF на 'Они положили нож на стол'. / 'Нож был положен на стол'.
(2б) Dëloto a po lo ё
Д. COP нечто есть PROG 'Делото ест'.
Обязательность выражения подлежащего и прямого дополнения позволяют судить с большой степенью уверенности о валентности глагола в каждом конкретном употреблении, при том, что какие-либо другие четкие критерии переходности (такие как, например, согласование) в языке уан отсутствуют.
Для языка уан характерно также отсутствие каких-либо показателей актантных дериваций. Так, например, каузация кодируется в языке уан перифрастически, ср. различные конструкции, описывающие в примерах (3а-в) различные типы каузации (физическую, словесную, неопределенную).
(3а) щ ё po ё
ребенок DEF нечто DEF lo-a ^ ё
есть-STAT.PERF женщина DEF ol (kpalewa mi) из-за сила по
'Ребенок был накормлен женщиной (насильно)'.
[физическая каузация]
(зб) le é gé né é p5 женщина DEF говорить ребенок DEF нечто é 15 kpáléwa mí
DEF есть сила по
'Женщина заставила ребенка есть'.
(Букв., 'Женщина велела ребенку есть через силу'.)
[словесная каузация]
(зв) le é wo 6é né женщина DEF делать:PAST затем ребенок é p5 15
DEF нечто есть:PAST
'Женщина сделала так, что ребенок поел'.
[неопределенный тип каузации]
Реципрокальность и рефлексивность также не выражаются с помощью особых показателей, а кодируются специальными местоимениями в позиции прямого дополнения (те же местоимения могут выполнять функцию косвенного дополнения, посессора и аргумента послелога):
(4) le-né do é poli né женщина-ребенок один REFL мыть:PAST место 'В том месте мылась старуха'.
(5) a 5q bio
2PL RCPR бить:PAST 'Они дрались'.
Отсутствие глагольных форм, соответствующих формам ак-тантной деривации, компенсируется в языке уан богатой системой лабильных глаголов. Так, например, переходному употреблению глагола klá 'класть' (1), (6а) соответствует непереходное употребление в значении 'прибывать, падать, устраиваться' (6б).
(ба) Deldt5 ségge kla tabalí é ta Д. нож RraCT^PAST стол DEF на 'Делото положил нож на стол'.
(бб) yré kla ta дерево падать:PAST на 'На него упало дерево'.
В примерах (7а-б) один и тот же глагол употреблен непереходно в значении 'входить' и с прямым дополнением в значении 'всовывать, вкладывать, укреплять'.
(7а) ё wia ku ё wa
3SG входить:PAST дом DEF под 'Он вошел в дом'.
(7б) naa sa6la wia ё
1SG+COP обувь всовывать PROG 'Я надеваю обувь'.
Разница в переходности проявляется в данном случае исключительно в количестве синтаксических актантов: благодаря обязательности выражения подлежащего и дополнения, единственный актант в примере (7а) должен соответствовать подлежащему, а два предглагольных актанта в примере (7б) должны соответствовать подлежащему и прямому дополнению. Таким образом, определить валентность глагола в конкретном употреблении в языке уан оказывается в целом достаточно легко.
3. Типы лабильных глаголов
3.1. Агенсная и каузативно-декаузативная лабильность Несмотря на относительную распространенность в языке уан явления глагольной лабильности, типы отношений между переходным и непереходным употреблениями глаголов оказываются существенно ограничены. Так, в языке уан практически отсутствует так называемая «агенсная» лабильность — тип отношения, при котором единственный актант непереходного употребления глагола соответствовал бы подлежащему того же глагола в переходном употреблении. Данный тип лабильности ограничен чрезвычайно узким набором глаголов. Так, хотя в примере (8а) в значении 'приветствовать' может употребляться два практически синонимичных переходных глагола pota и pula, в непереходной конструкции в (8б) употребляется только один из них:
(8а) le ke ё ) pota /
женщина тот DEF 1SG приветствовать:PAST pula
приветствовать :PAST
'Эта женщина приветствовала меня'.
(8б) le ke ё pota /
женщина тот DEF np™eTCTBOBaTb:PAST *pula
приветствовать :PAST
'Эта женщина произнесла приветствие'.
Основная масса лабильных глаголов относится к «пациенс-ному» типу лабильности: такие глаголы отождествляют единственного участника непереходного употребления с прямым дополнением переходного употребления. При этом переходное употребление описывает изменение состояния, вызванное внешней причиной (как правило, действиями агенса или природной силы), а непереходное употребление описывает изменение состояния, не обусловленное никакой определенной внешней причиной (агенс отсутствует). Примеры этого типа уже разбирались выше (6а-б); дополнительные примеры приводятся ниже.
(9а) е po] yre ё ai
3SG топор дерево DEF ломать:PAST 'Он сломал топорище'.
(9б) yre gbe kai ё bi ai
дерево ветка сухой DEF PAST ломать
1ё a ce wa
PROG 3SG нога под
'Сухие ветки ломались у него под ногами'.
(10а) e p5 do norif
3SG предмет один теряться:PAST 'Он что-то потерял'.
(10б) е noni kale go
3SG теряться:PAST лес в 'Он заблудился в лесу'.
(11а) a yd mu ё ligi
3PL культовый.предмет PL DEF гореть:PAST 'Они сожгли свои приношения'.
(11б) кй ё ligi
дом DEF гореть:PAST 'Дом сгорел'.
Набор лабильных глаголов соответствует универсальной шкале непроизвольности, разработанной на материале морфологически маркированных каузативов и декаузативов в работах [Недялков 1969; Haspelmath 1993]. В основе этой шкалы лежит наблюдение о том, что некоторые ситуации с большей вероятностью описываются переходными глаголами с морфологически маркированным непереходным дериватом (декаузативом), в то время как другие типы ситуаций, напротив, чаще описываются непереходными глаголами с производным переходным дериватом (каузативом).
Расположение отдельных глаголов на этой шкале соответствует вероятности того, что ситуация может возникнуть спонтанно, без непосредственного внешнего воздействия. Так, например, ситуации, описываемые глаголами со значением 'смеяться', часто не обусловлены прямым внешним воздействием и не контролируются каким-либо агентивным участником. Ситуации, описываемые глаголом 'мыть', напротив, обычно предполагают активную вовлеченность агенса. На отрезке шкалы, приведенном в (12), значениям, выделенным жирным шрифтом ('таять', 'закрывать'), в языке уан соответствуют лабильные глаголы. В соответствии с предсказанием универсальной шкалы непроизвольности, глагол 'смеяться' строго непереходный, глагол 'мыть' — строго переходный.
(12) 'смеяться' > 'таять' > 'закрывать' > 'мыть'
Типы действий, спонтанное совершение которых маловероятно, не имеют в языке уан непереходного употребления (таковы, например, глаголы, описывающие действия, предполагающие активную вовлеченность агенса: poli 'мыть', bid 'бить', drd 'готовить'). Кроме того, переходные глаголы, не обозначающие изменения состояния, также не допускают непереходного употребления (ср., например, глагол говорения pё 'говорить' или глаголы восприятия mo 'слышать' и ё 'видеть').
Взаимосвязанность глагольной лабильности и вероятности спонтанного изменения состояния проявляется во всех семантических классах глаголов. Так, например, у глаголов перемещения валентность глагола достаточно четко соотносится с его значением. Перемещения, обусловленные внутренней причиной, строго непереходны. Подлежащее таких глаголов всегда отсылает к предмету,
способному к самостоятельному перемещению, т. е. к одушевленному существу или транспортному средству. Использование таких глаголов в переходной конструкции в каузативном значении невозможно (ср. 13).
(13) *DëШэ у ga кй wa
Д. ^ идти:PAST дом под
Ожид.: 'Делото сделал так, что я зашел в дом'.
Типы перемещения, которые могут быть как спонтанными, так и вызванными внешним воздействием, описываются с помощью лабильных глаголов, т. е. глаголов, допускающих как переходное, так и непереходное употребление. При этом подлежащее таких глаголов не обязательно отсылает к объекту, способному к самостоятельному перемещению (ср. описание спонтанного падения в (14а) и описание падения, спровоцированного действиями агенса, в 14б).
(14а) уте ке ё sia
дерево тот DEF падать:PAST 'Это дерево упало'.
(14б) 1а у р5 dб sia
2SG PERF предмет один падать 'Ты что-то уронил'.
Наконец, типы перемещения, предполагающие внешнее воздействие, описываются строго переходными глаголами, ср. (15а-б):
(15а) DëШ5 ёё sёjgë ё Ы1а ё
Д. REFL нож DEF тянуть:PAST REFL tбa gб
карман в
'Делото вытащил свой нож из кармана'.
(15б) *sёjgë ё Ы1а tбa gб
нож DEF тянуть:PAST карман в Ожид.: 'Нож вытянулся из кармана'.
Итак, при рассмотрении данного типа лабильности обнаруживается, что наличие или отсутствие переходного и непереходного употребления достаточно четко коррелируют с определенными семантическими характеристиками конкретного глагола,
и в этом смысле этот тип лабильности функционирует аналогично актантной деривации в языках с морфологическими показателями каузатива и/или декаузатива. Соответственно, каузативно-декау-зативную лабильность можно описывать в терминах относительно регулярной лексической полисемии, как одновременное соответствие одному глаголу двух различных моделей управления.
3.2. Пассивная лабильность
Помимо лабильного употребления каузативно-декаузатив-ного типа, в языке уан засвидетельствован принципиально иной тип лабильности, во многом схожий по своим функциям с залогом в языках с богатой морфологией. Это так называемая «пассивная» лабильность, предполагающая непереходное употребление переходных глаголов без какого-либо существенного переосмысления описываемой ситуации, то есть без изменения глагольного значения. Иными словами, при непереходном употреблении глагола единственный выраженный актант соответствует пациенсу (как и в типичных случаях каузативно-декаузативной лабильности), однако несмотря на то, что агенс остается неназванным, его активное участие в ситуации подразумевается, и изменение состояния отнюдь не воспринимается как происшедшее спонтанно, без активного внешнего воздействия. В языках мира этот тип лабильности встречается достаточно редко [Летучий 2009], однако он широко представлен в центральных манде, где он формально не отличим от других типов лабильности, в частности, от каузативно-де-каузативной лабильности. Так, например, в бамана практически любой переходный глагол может быть употреблен непереходно в пассивном значении [Creissels 2010], ср. (16а-б)
(16а) wйlu та sдgo dйn
собака:DEF PERF.NEG мясо:DEF есть 'Собака не ела мясо'.
(16б) sдgo та dйn (^й1и Щ
мясо:DEF PERF.NEG есть собака:DEF POSTP 'Мясо не было съедено (собакой)'.
Если в бамана агенс может быть выражен с помощью после-ложной группы, то в аналогичной конструкции в мандинка агенс выражен быть не может; в остальном пассивное употребление выглядит точно так же [Creissels 2010].
В какабе все переходные глаголы допускают пассивное употребление, независимо от их семантики [Выдрина 2009: 41]. Пример (17) особенно интересен тем, что он иллюстрирует пассивное употребление глагола, не обозначающего никакого воздействия на пациенса. Пассивное употребление мотивировано в данном случае исключительно способностью глагола сочетаться с каким-либо прямым дополнением, то есть чисто синтаксическими свойствами глагола.
(17а) Sèèku bati lér kélen kuma Fânta fè
С. PERF час один разговаривать Ф. с 'Секу проговорил с Фантой час'.
(17б) lèr kélen bati kuma
час один PERF разговаривать
'[Они] говорили час' (букв. 'Час был проговорен').
В отличие от центральных манде, в которых различные типы глаголов употребляются непереходно в пассивном значении достаточно свободно, в южных манде проявления пассивной лабильности связаны с различного рода ограничениями. В гуро пассивное употребление возможно только с подклассом неодушевленных пациенсов «контролирумых не-деструктивных» воздействий [Кузнецова 2011]. В муан пассивная лабильность не засвидетельствована вовсе (Перехвальская, л. с.). Наконец, в уан действуют достаточно жесткие контекстные ограничения на пассивное употребление переходных глаголов, которые и будут рассмотрены далее.
Ниже приводятся примеры пассивного употребления некоторых глаголов в прошедшем времени (прошедшее время маркируется в языке уан с помощью изменения тона глагола).
(18а) 15q-p5 é 15
пища DEF есть:PAST 'Пища была съедена'.
(18б) bè é misè
слон DEF ранить:PAST 'Слон был ранен'.
(18в) 15q-p5 é dr5
пища DEF готовить:PAST 'Пища была приготовлена'.
В отличие от непереходного употребления глаголов кауза-тивного/декаузативного типа, пассивное употребление возможно лишь в ряде контекстов. Так, непереходное употребление, как правило, не встречается в перфекте (19а), в проспективе (19б) и в прогрессиве (19в). Все эти видовые конструкции образуются в языке уан с помощью вспомогательного элемента в позиции после подлежащего и перед глагольной группой [Nikitina 2007; Никитина 2009].
(19а) ??loq-p5 ё ] lo пища DEF PERF есть
'Пища съедена'. [перфект]
(19б) *Ье ё zd] miss-]
слон DEF PROSP ранить-PROSP
'Ожид.: 'Слон будет ранен'. [проспектив]
(19в) *lo]-po ё a dro ё
пища DEF COP готовить PROG
'Пища готовится'. [прогрессив]
Ограничения такого рода указывают на то, что явление пассивной лабильности не может быть описано исключительно в терминах полисемии глагольной формы, так как такое описание не позволяло бы объяснить дополнительные ограничения на пассивное употребление.
Можно было бы предположить, что эти ограничения могут быть связаны с полифункциональностью отдельно взятой формы — единственной видо-временной формы, допускающей пассивное употребление, то есть формы прошедшего времени. Иными словами, форме прошедшего времени можно было бы приписать дополнительную функцию образования пассива. При ближайшем рассмотрении, однако, такое решение оказывается неудовлетворительным. Дело в том, что непереходное употребление с пассивным значением свойственно, помимо формы прошедшего времени, нефинитным формам глагола, т. е. формам, не являющимся сказуемым предложения. Такое употребление возможно при условии, что подлежащее нефинитной формы совпадает с подлежащим финитного глагола (т. е. в конструкциях с субъектным «контролем» подлежащего нефинитной клаузы). Так, в примере (20а)
подлежащее нефинитного глагола понимается как совпадающее с подлежащим финитного глагола (закончил есть тот, кто ел). В примере (20б) представлено пассивное употребление нефинитного глагола в той же конструкции.
пища DEF заканчивать:PAST есть POSTP 'Пищу закончили есть'.
Такого рода примеры указывают на то, что, несмотря на достаточно серьезные контекстные ограничения, пассивное употребление не свойственно лишь отдельно взятой глагольной форме. Кроме того, на пассивное употребление нефинитных глаголов распространяются те же ограничения, что и на финитное употребление. Так, пример (21), отличающийся от примера (20б) лишь использованием перфектной конструкции, не допускает столь же свободного пассивного употребления, как конструкция с прошедшим временем.
(21) ??1ду-р5 ё у Ьд 15 у а
пища DEF PERF заканчивать есть POSTP 'Пищу закончили есть'.
Влияние видо-временной формы главного глагола на возможность непереходного употребления зависимого глагола достаточно неожиданно, так как перфектная конструкция в примере
(21) не затрагивает напрямую нефинитную клаузу. При этом ограничение на употребление в перфекте снимается в случаях, когда перфект сочетается с отрицанием, ср. пример (22):
(22) 15у-р5 ё у Ьд 15 уа пища DEF PERF заканчивать есть POSTP gba 5
еще NEG
'Пищу еще не закончили есть'.
В следующем разделе я попытаюсь показать, что данный набор контекстных ограничений отнюдь не случаен, но связан с особыми свойствами пассивного употребления, характерными как
(20а) у Ьо р5
1SG заканчивать:PAST нечто 'Я закончил есть'.
(20б) 15у-р5 ё Ьо
Р5
15 уа есть POSTP
15 уа
для языка уан, так и для многих языков с морфологическим пассивом. В частности, я постараюсь описать особенности пассивного употребления переходных глаголов с помощью ограничений на видо-временные характеристики высказывания и коммуникативный статус участников описываемой ситуации.
4. Ограничения на пассивное употребление
Ключом к пониманию контекстных ограничений на пассивное употребление в языке уан являются наблюдения над взаимосвязью между пассивной интерпретацией и видо-временной семантикой глагольных форм, сделанные на материале языков с морфологическим пассивом.
Широко известно, что перфект и прошедшее время нередко соотносятся с пассивным и эргативным синтаксисом [Comrie 1976: 84-86, 1981]. Эта соотнесенность проявляется прежде всего в том, что в языках с расщепленной системой маркирования актантов эр-гативность часто соотносится с перфектом или с прошедшим временем ([Dixon 1979: 93-96; Hopper, Thompson 1980; DeLancey 1981], inter alios). Кроме того, одна и та же форма глагола нередко совмещает значение прошедшего времени (а также результатива и перфекта) со значением пассива ([Недялков, Яхонтов 1983: 31-34], inter alios). Подобное совмещение засвидетельствовано, в частности, для армянской результативной конструкции, которая допускает пассивное прочтение без специального пассивного показателя [Козинцева 1974: 83; Comrie 1981: 73].
Похожее явление встречается в нивхском: пассивное прочтение определенного класса глаголов (глаголов изменения состояния) возможно только в перфектном результативе, при том, что морфологический пассив в нивхском языке отсутствует [Не-дялков и др. 1974]. Так, в примере (23) представлен обычный перфект. При подстановке в эту конструкцию глагола изменения состояния форма перфекта употребляется непереходно, и подлежащим становится пациенс, ср. (24а) и (24б). При этом в нивхских примерах имеются четкие указания на то, что пациенс выражается подлежащим в (24а), но дополнением в (24б): переходностью глагола определяется чередование его начального согласного, то есть форма перфекта несомненно является непереходной (а не представляет собой, к примеру, случай невыраженного подлежащего).
(23) Andx phra-na-d' if yim-yata-d'
гость приходить-FUT-3SG он обнаруживать-PERF-3SG 'Он обнаружил, что гость придет'. [актив]
(24а) Umgu t'us tha-d'
женщина мясо жарить-3SG 'Женщина пожарила мясо'.
(24б) T'us ra-ydta-d'
мясо жарить-PERF-3SG
'Мясо пожарено'. [перфектный результатив]
Наконец, похожая зависимость между перфектом и пассивным употреблением засвидетельствована в древнегреческом эпосе: перфект (а также плюсквамперфект) соотносится в языке Гомера с непереходным употреблением ([Chantraine 1927; Перель-мутер 1983]; ср. [Kulikov 1999, 2006] о санскрите; [Toyota, Musta-fovic 2006] о славянских языках). В частности, отдельные переходные глаголы употребляются в перфекте с пациенсом в качестве подлежащего:
(25а) hos ho тёп enth' apölöle (Od. 14. 137)
так он:ТОМ PRT там уничтожать:PERF.3SG 'Так он погиб там'. (cf. apöllumi 'уничтожать')
(25б) döru d' en kradiei epepSgei (Il. 13. 442)
копье PRT в сердцетт^ вонзать:PLQU.3SG 'Копье вонзилось в сердце'. (cf.pSgnumi 'вонзать')
Функциональное объяснение взаимосвязи пассивной интерпретации и перфектного/результативного значения было предложено в работе [Comrie 1981: 70-71]. В ней отмечается, что изменение состояния, наступающее в результате действия агенса, затрагивает в первую очередь пациенса двухместного глагола; то есть говоря о свершившемся в прошлом изменении состояния, мы прежде всего описываем состояние пациенса. Это объяснение связывает ви-до-временные характеристики высказывания и дискурсивные свойства пациенса, и объясняет как особенности пассивного употребления в языках типа нивхского [Comrie 1989: 119], так и ограничения на использование некоторых видо-временных форм в языке уан.
Если предположить, что пассивное употребление в языке уан возможно только при описании состояний, наступивших в
результате воздействия на пациенса, то становится ясно, почему пассивное употребление не сочетается с формами прогрессива и проспектива: эти формы описывают действия, находящиеся в срединной и подготовительной фазе развития, соответственно, и как таковые не могут быть использованы для описания состояния пациенса, наступившего в результате действия. Вероятно, по этой же причине пассивное употребление не сочетается в языке уан с агентивной послеложной группой: пассивное употребление соответствует результативному, стативному значению, которое не предполагает выражения инициатора воздействия.
Таким образом, с помощью взаимосвязанности пассивного употребления (описание состояния пациенса) и видо-временных характеристик высказывания удается объяснить, почему пассивное употребление не встречается в языке уан в контексте прогрессива и проспектива. Остается неясным, однако, почему пассивное употребление ограничено высказываниями в прошедшем времени и не встречается в контексте перфектной конструкции. Для того чтобы объяснить ограничение на пассивное употребление в перфекте, необходимо подробнее рассмотреть семантику и дискурсивную функцию перфектной конструкции, и в частности — особенности ее актуального членения.
В языке уан проявляется тенденция к использованию перфектной конструкции в первую очередь в значении «hot news», часто для передачи сообщений, не встроенных непосредственно в предшествующий дискурс. Как следствие этого, перфектом оформляются в первую очередь коммуникативно нерасчлененные высказывания, не распадающиеся на тему (в частности, тему-подлежащее) и рему (в частности, рему-сказуемое). Соответственно, в перфектной конструкции действуют определенные ограничения на дискурсивные свойства участников (cf. [Kuroda 1972; Sasse 1987]): и подлежащее, и дополнение перфектной конструкции, как правило, входят в состав ремы, как, например, в типичных примерах употребления перфекта в (26а-в). Во всех этих примерах сообщение подается как нерасчленимое целое, не распадающееся на тему и рему.
(26а) tre g zia
ночь PERF опускаться 'Темнеет' (букв. 'Спустилась ночь').
(26б) wati g ga cog
время PERF идти далеко
'Уже поздно' (букв. 'Время ушло далеко').
(26в) laa wei ё yree, na g
2SG+COP говорить PROG тихо 1SG.PERF PERF
mo-g og
слышать-NEG NEG
'Ты говоришь тихо, я не расслышал'.
Ограничениями на дискурсивные свойства объясняется то, что подлежащее перфектной конструкции практически никогда не бывает топиком, а дополнение, как правило, представлено неопределенной именной группой. Пример (27б) отличается от (27а) тем, что подлежащее в нем вынесено в позицию топика; этот пример воспринимается большинством носителей как аномальный.
(27а) duti ё g ka
глава DEF PERF умирать 'Староста скончался'.
(27б) ??duti ё, e g ka
глава DEF 3SG PERF умирать 'Староста, он скончался'.
Ограничение на коммуникативный статус подлежащего находится в противоречии с особенностями пассивного употребления, которое, как уже обсуждалось выше, описывает состояние пациенса и, по-видимому, предполагает, что пациенс обладает коммуникативным статусом темы. В связи с этим интересно, что предложения с пассивным употреблением в перфекте не воспринимаются носителями языка как абсолютно неприемлемые или «неправильно» построенные (в отличие, например, от предложений с пассивным употреблением в проспективе или прогрессиве), а чаще описываются как аномальные с точки зрения встроен-ности в контекст: хотя теоретически такое предложение встретиться может, подобрать подходящий контекст, в котором оно могло бы быть употреблено, очень сложно (так как пациенс в нем должен, с одной стороны, обладать достаточно высоким коммуникативным статусом, а с другой стороны, не может при этом являться темой высказывания). Носитель языка обычно предпочитает
перестроить такое предложение, заменив перфектную конструкцию на конструкцию с прошедшим временем.
Важно также отметить тот факт, что при сочетании с отрицанием ограничения на коммуникативные свойства подлежашего перфектной конструкции нейтрализуются. В частности, перфект с отрицанием допускает топикализацию. В примере (28) с помощью отрицания перфектной конструкции описывается состояние старосты на настоящий момент, причем предполагается, что староста тяжело болен или ранен, и что какое-то сообщение о его состоянии ожидалось (ср. также пример (26в), в котором также описывается ситуация, нарушающая ожидания).
(28) dйtí ё, в у ка gba о глава DEF 3SG PERF умирать еще NEG 'Староста, он еще жив'.
Различия в коммуникативной структуре перфектной конструкции в утвердительных и отрицательных контекстах соотносятся с различной степенью допустимости пассивного употребления в утвердительных и отрицательных предложениях. Сочетание пассивного употребления и перфектного отрицания в примере
(29) связано с эффектом нарушенного ожидания (о чем именно идет речь в этом примере, становится ясно из контекста, то есть подлежащее отсылает к некоторому упомянутому ранее объекту).
(29) ро ё у роИ gba о
предмет DEF PERF мыть еще 'Это еще не выстирано'.
Иными словами, употребление перфекта в утвердительном и отрицательном контекстах несет в языке уан различную функциональную нагрузку, что и отражается в различной сочетаемости перфекта с пассивным употреблением. В то время как утвердительное употребление перфекта связано в первую очередь с передачей коммуникативно нерасчлененных сообщений, перфект с отрицанием используется прежде всего для описания ситуаций, нарушающих ожидание или противоречащих привычному положению дел. Так как пассивное употребление возможно лишь при высоком коммуникативном статусе пациенса (пациенс воспринимается как тема сообщения), оно оказывается затруднено в утвердительном (но не в отрицательном) контексте.
5. Выводы
Несмотря на полное отсутствие каких-либо показателей ак-тантной деривации или залога, в языке уан засвидетельствованы явления, во многом напоминающие функционирование актантной деривации и залога в языках с богатой морфологией. В системе лабильных глаголов языка уан четко выделяются два типа «пациенс-ной» лабильности: каузативная/декаузативная лабильность и контекстно ограниченное пассивное употребление глаголов изменения состояния («пассивная» лабильность).
Каузативно-декаузативная лабильность языка уан хорошо поддается описанию в терминах лексической полисемии: одному и тому же глаголу соответствуют два типа значения и, соответственно, два типа аргументной структуры, которые различаются наличием/отсутствием семантической роли агенса (ср. [Выдрина 2011; Кузнецова 2011; Макеева 2011]). На пассивное употребление, однако, анализ в терминах глагольной полисемии распространить невозможно, так как пассивное употребление проявляется лишь в ограниченном ряде контекстов, определяемых как видо-аспектуаль-ными характеристиками высказывания, так и коммуникативными свойствами подлежащего конкретной конструкции. В отличие от каузативно-декаузативной лабильности, пассивное употребление обладает свойствами, которые в других языках характеризуют пассивный залог, и в целом напоминает случаи пассивного употребления отдельных глаголов, в качестве исключения, без показателя пассива (ср. примеры «пассивной лабильности» в нивхском).
В заключение нельзя не отметить, что, хотя в данной работе речь шла о явлениях, засвидетельствованных в изолирующем языке без специальных показателей актантной деривации и пассива, адекватное описание этих явлений было бы невозможным без применения результатов исследований рабочей группы, возглавляемой В. С. Храковским.
Список условных сокращений
cop—глагол-связка; dat — датив; def — показатель определенности; fut—будущее время; neg — отрицание; nom — номинатив; past — прошедшее время; PL — множественное число; plqu — плюсквамперфект; postp — послелог, оформляющий сентенциальный актант; prog — про-грессив; prosp — проспектив; prt — частица; rcpr — реципрок; refl — рефлексив; sg — единственное число; stat.perf — стативный перфект.
Литература
Выдрина 2009 — А. В. Выдрина. Аргументная структура и актантные деривации в языке какабе. Диплом, СПбГУ, 2009.
Выдрина 2011 — А. В. Выдрина. Лабильность в языке какабе // Acta Lingüistica Petropolitana. Труды Института лингвистических исследований РАН VII, 2, 2011. C. 174-217.
Козинцева 1974 — Н. А. Козинцева. Залоги в армянском языке // А. А. Хо-лодович (ред.). Типология пассивных конструкций: диатезы и залоги. Л.: Наука, 1974. С. 73-90.
Кузнецова 2011 — О. В. Кузнецова. Лабильность в языке гуро // Acta Linguistica Petropolitana. Труды Института лингвистических исследований РАН VII, 2, 2011. C. 263-278.
Летучий 2009 — А. Б. Летучий. Типология лабильных глаголов // Вопросы языкознания 4, 2009. С. 41-71.
Макеева 2011 — Н. В. Макеева. Лабильность и актантная деривация в языке кла-дан // Acta Linguistica Petropolitana. Труды Института лингвистических исследований РАН VII, 2, 2011. C. 218-262.
Недялков 1969 — В. П. Недялков. Некоторые вероятностные универсалии в глагольном словообразовании // И. Ф. Вардуль (ред.). Языковые универсалии и лингвистическая типология. М.: Наука, 1969. С. 106-114.
Недялков и др. 1974 — В. П. Недялков, Г. А. Отаина, А. А. Холодович. Диатезы и залоги в нивхском языке // А. А. Холодович (ред.). Типология пассивных конструкций: диатезы и залоги. Л.: Наука, 1974. С. 232-251.
Недялков, Яхонтов 1983 — В. П. Недялков, С. Е. Яхонтов. Типология результативных конструкций // В. П. Недялков (ред.). Типология результативных конструкций: результатив, статив, пассив, перфект. Л.: Наука, 1983. С. 5-41.
Перельмутер 1983 — И. А. Перельмутер. Статив, результатив, пассив и перфект в древнегреческом языке (язык Гомера) // В. П. Недял-ков (ред.). Типология результативных конструкций (результатив, статив, пассив, перфект). Л.: Наука, 1983. С. 142-148.
Никитина 2009 — Т. В. Никитина. Таксис в языке уан // В. С. Храковский (ред.). Типология таксисных конструкций. М.: Знак, 2009. С. 731-749.
Chantraine 1927 — P. Chantraine. Histoire du parfait grec. Paris: H. Champion, 1927.
Comrie 1976 — B. Comrie. Aspect. Cambridge: Cambridge University Press, 1976.
Comrie 1981 — B. Comrie. Aspect and voice: Some reflections on perfect and passive // Syntax and Semantics 14, 1981. P. 65-78.
Comrie 1989 — B. Comrie. Language Universals and Linguistic Typology, 2nd edition. Chicago: The University of Chicago Press, 1989.
Creissels 2010 — D. Creissels. 2010. Transitivity alternations in Mandinka. Paper presented at Workshop on Valency Classes. Leipzig, August 21, 2010. Online version.
DeLancey 1981 — S. DeLancey. An interpretation of split ergativity and related patterns // Language 57, 3, 1981. P. 626-657.
Dixon 1979 — R. M. W. Dixon. Ergativity // Language 55, 1979. P. 59-138.
Haspelmath 1993 — M. Haspelmath. More on the typology of inchoative/ causative verb alternations // B. Comrie, M. Polinsky (eds.). Causa-tives and Transitivity. Amsterdam: John Benjamins, 1993. P. 87-120.
Hopper, Thompson 1980 — P. Hopper, S. A. Thompson. Transitivity in grammar and discourse // Language 56, 1980. P. 251-299.
Kulikov 1999 — L. I. Kulikov. Split causativity: Remarks on correlations between transitivity, aspect, and tense // W. Abraham, L. I. Kulikov, V. P. Nedjalkov (eds.). Tense-Aspect, Transitivity and Causativity: Essays in Honour of Vladimir Nedjalkov. Amsterdam: John Benjamins, 1999. P. 21-42.
Kulikov 2006 — L. I. Kulikov. Passive and middle in Indo-European: Reconstructing the early Vedic passive paradigm // W. Abraham, L. Leisio (eds.). Passivization and Typology: Form and Function. Amsterdam: John Benjamins, 2006. P. 62-81.
Kuroda 1972 — S.-Y. Kuroda. The categorical and the thetic judgment: Evidence from Japanese syntax // Foundations of Language 9, 2, 1972. P. 153-185.
Nikitina 2007 — T. Nikitina. Time reference of aspectual forms in Wan (Southeastern Mande) // D. L. Payne, J. Peña (eds.). Selected Proceedings of the 37th Annual Conference on African Linguistics. Somerville, MA: Cascadilla Press, 2007. P. 125-133.
Nikitina 2009 — T. Nikitina. The syntax of postpositional phrases in Wan, an "SOVX" language // Studies in Language 33, 4, 2009. P. 910-933.
Nikitina 2011 — T. Nikitina. Categorial reanalysis and the origin of the S-O-V-X word order in Mande // Journal of African Languages and Linguistics 32, 2, 2011. P. 251-273.
Sasse 1987 — H.-J. Sasse. The thetic/categorical distinction revisited // Linguistics 25, 1987. P. 511-580.
Toyota, Mustafovic 2006 — J. Toyota, M. Mustafovic. Grammatical voice and tense-aspect in Slavic // W. Abraham, L. Leisio (eds.). Passiviza-tion and Typology: Form and Function. Amsterdam: John Benjamins, 2006. P. 191-213.
