CC BY
3если бы он не следовал у Данте прямо вслед за полюбившимся Пушкину изречением Франчески:
... Тот страждет высшей мукой, Кто радостные помнит времена В несчастии...
(Ад, V, 121-123)
Пушкин выписал их по-итальянски сразу после эпилога к «Руслану и Людмиле». «Это одна из самых ранних записей Пушкина на итальянском языке».9
Приведенные цитаты дополняют картину упорного интереса Пушкина к творчеству «сурового Данта».
Ю. М. Лотман
ЗАГАДОЧНАЯ ПОМЕТА ПУШКИНА
В книге «А. С. Пушкин. Материалы для его биографии» П. В. Анненков пишет: «На рукописи известного стихотворения „Стамбул гяуры нынче славят", названного по неизвестным нам причинам в посмертном издании „Началом поэмы", мы находим слова: „17 октября 1830 г., передъ раз. ст.", которые должно, кажется, читать: „перед разбитой статуей"».1 Этому чтению следовали, по-видимому, и другие исследователи.2 Между тем в большом академическом издании собрания сочинений Пушкина Т. Г. Цявлов-ская предлагает чтение, принятие которого сделало бы невозможной конъектуру П. В. Анненкова. Цявловская читает помету следующим образом: «Предч<?> разб. ст.» (Акад., III, 857).
Нам кажется правильным чтение Т. Г. Цявловской: 1) в первом слове нет второго «е», т. е. перед нами «пред»; 2) последняя буква гораздо более похожа на «ч», чем на твердый знак. Следовательно, присоединяясь к точке зрения Т. Г. Цявловской, предлагаем свою собственную конъектуру.
Если считать последней буквой первого слова «ч», то возможные догадки крайне ограничены. Первое слово должно быть грамматической частью либо имени существительного «предчувствие» («предчувствование»), либо глагола «предчувствовать» («предчувствоваться»). Какое тут может быть предчувствование? Что именно предчувствуется? На этот вопрос мы
9 Рукою Пушкина. Несобранные и неопубликованные тексты. М.—Л., 1935, с. 484.
1 А. С. Пушкин. Материалы для его биографии и оценки произведений. П. В. Анненкова. Изд. 2-е, СПб., [1872], с. 301. См. также: Сочинения Пушкина. Издание П. В. Анненкова, т. II. СПб., 1855, с. 543.
2 Например: В. Е. Якушкин. Рукописи Александра Сергеевича Пушкина, хранящиеся в Румянцевом музее в Москве. — Русская старина, 1884, т. ХЫV, октябрь, с. 82; Л е р н е р Н. О. Труды и дни Пушкина. СПб., 1910, с. 223.
йахоДим ответ в первом Пятистиший стихотворения. Предчувствуется йора^ жение или разрушение Стамбула:
Стамбул гяуры нынче славят, А завтра кованой пятой, Как змия спящего, раздавят. И прочь пойдут и так оставят. Стамбул заснул перед бедой.
(III, 247)
Если помета на самом деле относится к содержанию первого пятистишия, то напрашиваются некоторые возможные конъектуры. Например: «Предчувствуется разбитие Стамбула» или «предчувствует разбитие Стамбула», т. е. поэт-рассказчик из Арзрума предчувствует это. Или, что мне представляется маловероятным, «Предчувствую разбитие Стамбула», т. е. ПуШкин сам это предчувствует.
Не исключена возможность употребления имени существительного «предчувствия» (или «предчувствие»). Но Пушкин избегает употребления «предчувствия» с именем существительным в родительном падеже, например «предчувствие радости», «предчувствие горя». Характерны для него предложения типа:
и предчувствие его сбылось («Table talk»); предчувствием томим («Цыганы»); предчувствия теснили грудь («Евгений Онегин»); предчувствие сказывало ей, что... («Дубровский»).
Иногда он сочетает это существительное с именем прилагательным, например:
предчувствий горестных полна, ждала несчастья уж она («Евгений Онегин»); с печальным предчувствием («Станционный смотритель»); мрачное предчувствие тревожило меня («Капитанская дочка»).
В одном только случае указывается при помощи имени существительного на то именно, что предчувствуется, и тут имя существительное употребляется не в родительном падеже, а связано с «предчувствием» предлогом «о»: «... есть люди, имеющие верные предчувствия о своей смерти» («Записки Моро де-Бразе»).3 Следовательно, в своей конъектуре мы отдаем предпочтение глаголу.
Слово «разбитие» надо считать устаревшим или книжным, по крайней мере в том смысле, в котором оно здесь, по нашему мнению, употребляется. Но у Пушкина оно нередкое явление, например «несмотря на разбитие Пугачева» («История Пугачева»), «пользуясь разбитием неприятеля» («Записки Моро де-Бразе»), «распустил слух о совершенном разбитии русских» («Путешествие в Арзрум») 4 и т. д. Правда, за этим словом у Пушкина всегда следует одушевленное имя существительное («Пугачева», «неприятеля», «русских»). Но, во-первых, в данном стихотворении Стамбул
3 См.: Словарь языка Пушкина, т. 3. М., 1959, с. 679.
4 Там же, с. 918.
у. , '
* ж о - „
с М^ ^хлУу г* % * у /г ¿V ^УГ -?.Ч еГх/з
'
/
¿2
# ^^
Л—... Аяя»^ - ■
Л* АР!» -^г** :
■ г £
Пушкин. Первая страница белового автографа стихотворения ^Стамбул гяуры нынче славят..».
lib.pushkinskijdom.ru
Можно считать одушевленным («Стамбул заснул... отрекся... йзйенйЯ..» отвык... пьет»); а во-вторых, обратим внимание на такие непушкинские примеры, как «... разбитие погребов Михайловского замка» (А. А. Покровский), «совершенное разбитие Турецкого флота» (Н. Г. Чернышевский).5
Более серьезный вопрос возникает, может быть, в связи с употреблением маленькой начальной буквы «с» для предполагаемого «Стамбула». В защиту нашей гипотезы предлагаем следующие соображения.
1. С. М. Бонди, уже много лет занимавшийся рукописями Пушкина, проводит грань между беловыми рукописями, написанными «спокойно и вполне разборчиво прекрасным пушкинским почерком», и его черновиками, «которые он писал в волнении, быстро» и которые иной раз отличаются своей «неразборчивостью»; помета на полях тетради представляет собой своего рода памятную записку и, конечно, принадлеяшт к категории «черновиков».6
2. С. М. Бонди счел возможным и нуяшым посвятить статью именно букве «с» у Пушкина, которая и в беловых рукописях иной раз приводила к случаям «довольно существенной порчи пушкинского текста». Бонди приводит ряд примеров текстологических недоразумений, связанных «с таким же нечетким написанием буквы „с" у Пушкина».7 Поэтому в помете на полях, к тому же сокращенной, нам казалось бы особенно неправильным ожидать высокой степени исправности.
3. Если тем не менее настаивать на том, что в помете, имея в виду «трудности», которые испытывал Пушкин в написании буквы «с», маленькая начальная буква «с» исключает возможность чтения «Стамбула», то приходится прибегнуть к другому, по нашему мнению менее удачному и менее вероятному, решению вопроса: надо читать «столицы», т. е. «предчувствует (ся) разбитие столицы». Такое чтение не меняет существенно общего смысла пометы.
4. Это второе чтение («столицы») мы охарактеризовали как менее удачное и менее вероятное. Оно, конечно, не соответствует выше отмеченной практике Пушкина: столица — имя существительное, неодушевленное. Тем не менее в одном случае можно было его считать более удачным. Многоплановость мышления Пушкина — неоспоримый факт. Поэтому вероятно, или скорее неизбежно, что Пушкин, создавая стихотворение «Стамбул...», думал и о Петербурге. В подкрепление такой мысли укажем на замечание Пушкина в пятой главе «Путешествия в Арзрум». Собираясь цитировать «начало сатирической поэмы, сочиненной янычаром Амином-Оглу», т. е. сокращенную версию стихотворения «Стамбул...», Пушкин проводит параллель между Турцией и Россией: «Между Арзрумом и Константинополем существует соперничество, как между Казанью и Москвою» (VIII, 478). Но Москва — общепризнанная мистификация; поэт имеет в виду не Москву, а Петербург (столицу) и соответственно не Казань, а Москву. Следовательно, если Пушкин думал о Петербурге именно тогда,
5 Цитаты взяты из «Словаря современного русского литературного
языка» (М.—JL, 1961, т. XII, с. 126).
6 Ср.: Бонди С. М. Буква «с» Пушкина.— В кн.: Бонди С. М. Черновики Пушкина. М., 1971, с. 204—210.
7 Там же, с. 208.
когда писал свою помету, то слово «столицы» представляет собой не только более удачное, но и единственное решение вопроса. Однако на этом, конечно, настаивать нельзя.
Но на одном можно и должно настаивать. «Предч.» может тем или другим образом означать только понятие предчувствия. Предчувствовать можно только одно, судя по содержанию стихотворения: не разбитие Арзрума, которое описано в последних шестнадцати стихах, а разбитие Стамбула — столицы, которое предсказано в первом пятистишии.
Пометы в рукописях Пушкина изучены мало, некоторые из них даже не прокомментированы. Главная причина — трудности прочтения и расшифровки загадочных письмен. К тому же до сих пор пометы полностью не собраны в одном месте. Большинство их вошло в сборник «Рукою Пушкина. Несобранные и неопубликованные тексты» (М.—Л., 1935),1 но не все, и помещены они вместе с другими записями (в разделе «Мелкие записи, заметки, пометы, подсчеты»). Часть напечатана в большом академическом издании сочинений и писем поэта — в отделах других редакций и вариантов, при автографах произведений, на полях которых они находятся или с которыми связаны (например, помета о сожжении X главы «Евгения Онегина»), однако в указатели к томам и к изданию в целом они не попали (они должны были войти в дополнительный том, который так и не вышел). В десятитомных изданиях собраний сочинений поэта — академическом и гихловском, — рассчитанных на массового читателя, пометы напечатаны в разделах автобиографической прозы, однако не полностью и с неточностями (об этом ниже). В описаниях рукописей Пушкина пометы тоже не всегда отражены в заглавиях. Все это затрудняет исследование помет и мешает выявлению их жанровых закономерностей. А закономерности эти существуют, и учитывать их при анализе или публикации той или иной пометы надо.
Помета на рукописи стихотворения «Стамбул гяуры нынче славят...» ранее не комментировалась. П. В. Анненков, впервые опубликовавший помету, дал лишь ее предположительную расшифровку, а от объяснения воздержался. В научной литературе помета (в чтении Анненкова) упоминалась при стихотворении в связи с датой, и то не всегда. В современных изданиях в примечаниях к произведению приводится только дата. Ни в сборнике «Рукою Пушкина», ни в описании рукописей поэта (см.: ПД, № 917),2 ни в упомянутых выше десятитомниках пометы нет. Опа на-
1 В дальнейшем: Рукою Пушкина.
2 Здесь и в дальнейшем номера автографов Пушкина даются по изданиям: Рукописи Пушкина, хранящиеся в Пушкинском Доме. Научное описание. Составили Л. Б. Модзалевский и Б. В. Томашевский. М.—Л., 1937 (№ 1—823); Рукописи Пушкина, поступившие в Пушкинский Дом после 1937 г. Краткое описание. Составила О. С. Соловьева. М.— Л., 1964 (№ 824—1733).
У. Викери
ПОМЕТЫ ПУШКИНА НА РУКОПИСЯХ
