CC BY
2когда писал свою помету, то слово «столицы» представляет собой не только более удачное, но и единственное решение вопроса. Однако на этом, конечно, настаивать нельзя.
Но на одном можно и должно настаивать. «Предч.» может тем или другим образом означать только понятие предчувствия. Предчувствовать можно только одно, судя по содержанию стихотворения: не разбитие Арзрума, которое описано в последних шестнадцати стихах, а разбитие Стамбула — столицы, которое предсказано в первом пятистишии.
Пометы в рукописях Пушкина изучены мало, некоторые из них даже не прокомментированы. Главная причина — трудности прочтения и расшифровки загадочных письмен. К тому же до сих пор пометы полностью не собраны в одном месте. Большинство их вошло в сборник «Рукою Пушкина. Несобранные и неопубликованные тексты» (М.—Л., 1935),1 но не вое, и помещены они вместе с другими записями (в разделе «Мелкие записи, заметки, пометы, подсчеты»). Часть напечатана в большом академическом издании сочинений и писем поэта — в отделах других редакций и вариантов, при автографах произведений, на полях которых они находятся или с которыми связаны (например, помета о сожжении X главы «Евгения Онегина»), однако в указатели к томам и к изданию в целом они не попали (они должны были войти в дополнительный том, который так и не вышел). В десятитомных изданиях собраний сочинений поэта — академическом и гихловском, — рассчитанных на массового читателя, пометы напечатаны в разделах автобиографической прозы, однако не полностью и с неточностями (об этом ниже). В описаниях рукописей Пушкина пометы тоже не всегда отражены в заглавиях. Все это затрудняет исследование помет и мешает выявлению их жанровых закономерностей. А закономерности эти существуют, и учитывать их при анализе или публикации той или иной пометы надо.
Помета на рукописи стихотворения «Стамбул гяуры нынче славят...» ранее не комментировалась. П. В. Анненков, впервые опубликовавший помету, дал лишь ее предположительную расшифровку, а от объяснения воздержался. В научной литературе помета (в чтении Анненкова) упоминалась при стихотворении в связи с датой, и то не всегда. В современных изданиях в примечаниях к произведению приводится только дата. Ни в сборнике «Рукою Пушкина», ни в описании рукописей поэта (см.: ПД, № 917),2 ни в упомянутых выше десятитомниках пометы нет. Опа на-
1 В дальнейшем: Рукою Пушкина.
2 Здесь и в дальнейшем номера автографов Пушкина даются по изданиям: Рукописи Пушкина, хранящиеся в Пушкинском Доме. Научное описание. Составили Л. Б. Модзалевский и Б. В. Томашевский. М.—Л., 1937 (№ 1—823); Рукописи Пушкина, поступившие в Пушкинский Дом после 1937 г. Краткое описание. Составила О. С. Соловьева. М.— Л., 1964 (№ 824—1733).
У. Викери
ПОМЕТЫ ПУШКИНА НА РУКОПИСЯХ
печатана (Т. Г. Цявловской) лишь в большом академическом издании собрания сочинений и писем Пушкина при автографе стихотворения (с вопросом после слова «Предч.») и в примечаниях к нему (III, 857 и 1219), оба раза без расшифровки. Пробел этот восполняется в заметке Уолтера Викери (см. с. 91—95 настоящего издания). Она первая специально посвящена этой помете.
В чтении пометы, вернее первого сокращенного слова в ней, как видим, наметилось два варианта: «предъ» (у Анненкова в Материалах для биографии Пушкина ошибочно «передъ») 3 и «предч.». Вслед за У. Викери мы полагаем, что чтение Т. Г. Цявловской более правильно. Последняя буква в слове по своему начертаншо действительно более похожа на «ч», чем на твердый знак. Подобные «ч» встречаются в рукописях болдинской осени. Точно такое же, например, в слове «<не> дочел» в беловом автографе последней, LI строфы восьмой (первоначально девятой) главы «Евгения Онегина», датированной 25 сентября 1830 г. (ПД, №167, л. 2 об.). Доказательством такого прочтения служит и обрыв нижней линии, долженствующей соединить букву со следующей, и особенно точка после слова, излишняя при отсутствии в нем сокращения. Расшифровка пометы, предложенная исследователем, весьма остроумна. Филологические изыскания и наблюдения его в связи с этим бесспорны. Остается неясным одно — если помета связана с первым пятистишием стихотворения, то в чем ее смысл?
В рукописях Пушкина все взаимосвязано. На множестве примеров мы убеждаемся, что ни один элемент нельзя рассматривать в отрыве от произведения в целом, от творчества и биографии того или иного периода, даже нескольких дней. Для наших дальнейших рассуждений важно отметить, что автограф стихотворения, на котором сделана помета, по своему характеру беловой, с поправками. Текстом заняты две первые и часть третьей страницы двойного листа белой бумаги писчего формата. Помета находится на первой странице автографа, в левом углу, у начала первого пятистишия стихотворения, и написана она наискось к его тексту, в две строки: вначале дата, потом сокращенная запись (см. илл. на с. 93). Расстояние первых строк стихотворного текста от верхнего края листа на всех трех страницах одинаково. Помета несомненно вписана позднее (что отмечено и Т. Г. Цявловской), т. е. после написания первого пятистишия, а судя по почерку, и всего стихотворения. В тексте этого пятистишия поправок нет. В черновом автографе запись «предчувствует (ю) разбитие столицы» (именно «столицы», а не «Стамбула», ибо название города в стихотворении во всех случаях написано с большой буквы, после которой идет «т» с тремя палочками, а не с одной, как в записи) могла быть наброском плана, а в беловике и после написания первого пятистишия назначение ее непонятно. Что это — раскрытие содержания этого пятистишия? Но зачем? Да еще с датой?
8 В «Материалах для биографии Александра Сергеевича Пушкина» (Сочинения Пушкина, т. I. Издание П. В. Анненкова. СПб., 1855, с. 310; А. С. Пушкин. Материалы для его биографии и оценки произведений. П. В. Анненкова. СПб., [1872], с. 301) помета воспроизведена неточно — «передъ раз. ст.»; но во 2-м томе Сочинений (1855, с. 543) она напечатана иначе: «предъ разб. ст.».
Запись может быть связана со всем стихотворением. Первое пятистишие, как это нередко у Пушкина, особое —в нем выражена идея произведения, которая в последующем тексте раскрывается на нескольких примерах. Не только это пятистишие, но и все стихотворение проникнуто ощущением надвигающейся беды, кары за неисполнение или нарушение заветов Корана. Пятый стих — «Стамбул заснул перед бедой» — является лейтмотивом произведения, по крайней мере в его написанной и перебеленной части. В этом случае помета может быть заглавием произведения, конечно не с глаголом, а в варианте с существительным: «Предчувствие разбития столицы». Правда, такое —в принципе возможное — заглавие но характерно для Пушкина. У. Викери справедливо отметил, что поэт избегал употребления слова «предчувствие» с именем существительным в родительном падеже. Кроме того, в беловых автографах Пушкин вписывал заглавия произведений обычно не сбоку и наискось, а над первой строкой текста, прямо и ближе к центру; дату их создания писал под ним, несколько правее, а сверху и сбоку —только когда вписывал ее позднее; здесь же обе строки написаны одновременно.
По местоположению и характеру (вначале дата, потом сокращенная запись) это типичная для поэта помета о событиях, фактах или состоянии, сопутствующих созданию произведения. Чаще Пушкин делал такие записи под концом автографа, после даты; реже —в начале или сбоку на полях. Стихотворение «Стамбул гяуры нынче славят...» не окончено, поэтому поэт сделал запись на нем у начала автографа.
Ученые не согласились еще в точном названии этих текстов — их называют то записями, то пометами, то надписями, то заметками. М. А. Цяв-ловский видел в них «как бы неразвернутые записи дневника». «Многие из этих записей, — писал он, — глубоко интимны и отмечают события и факты, изложение которых Пушкин не может и не хочет доверять даже своей черновой тетради. Интимный характер записей обусловливал типические для них аббревиатуры, раскрытие которых составляет своего рода спорт у пушкинистов».4 В сборнике «Рукою Пушкина» пометы воспроизведены исследователем топографически точно, в комментариях почти везде указано, на рукописи какого произведения и где именно они сделаны, хотя с анализом помет эти данные не связываются. В академическом десятитомном собрании сочинений Пушкина Б. В. Томашевский напечатал поддающиеся расшифровке пометы в разделе автобиографической прозы среди дневниковых записей, а в примечаниях привел еще несколько помет, «смысл которых остается недостаточно понятным»; приведенные в основном тексте этого издания пометы воспроизведены (с некоторыми отличиями) Т. Г. Цявловской и в гихловском десятитомном собрании сочинений поэта в разделе воспоминаний и дневников под названием: «Автобиографические записи» (они разбиты на два периода — «1820—1830 гг.» и «1832—1833 гг.».5
4 Рукою Пушкина, с. 289.
5 См.: А. С. Пушкин. Полное собрание сочинений в десяти томах, т. 8. Изд. 2-е., М., Изд. АН СССР, 1958, с. 19—22, 27 и 489—490; А. С. Пушкин. Собрание сочинений в десяти томах, т. 7. М., ГИХЛ, 1962, с. 305—307, 311.
7 временник lib.pushkinskijdom.ru
97
В обоих изданиях пометы даны как чисто дневниковые записи, под соответствующими датами; топография их передана не везде, и никаких указании, откуда они извлечены, на автографе какого произведения находятся, в примечаниях нет. К чему это привело, покажем на нескольких примерах.
Прежде всего — в порядке хронологии — отметим, что в изданиях опущена помета: «4 июня ночью /5 июня поутру./ Дегилье». Она хорошо читается и давно истолкована (см.: Рукою Пушкина, с. 292 и 397), а не попала в издания, вероятно, потому, что по времени должна находиться между записями в Кишиневском дневнике.
В помете от 1 июля 1822 г. «После об<еда> во сне видел Кхбкр Кюхельбекерах ..» Пушкин четырежды (в начале и в конце) написал анаграмму своей фамилии и один раз — Пущина. У Б. В. Томашевского в конце записи напечатано: «Пушкин»; Т. Г. Цявловской анаграммы вовсе не учтены, по-видимому потому, что текст тогда получается несвязный, а это один комплекс размышлений поэта.
Помета «8 février la nuit 1824...» <«8 февраля ночь 1824.. .»> находится сбоку у I строфы третьей главы «Евгения Онегина», дата в ней отмечает начало работы над главой, а продолжение пометы («joué... soupé...», каждое событие под отделительной чертой) говорит о том, что предшествовало этому. В изданиях все записи в помете даны подряд. Перевод Б. В. Томашевского (впрочем, такой же и у М. А. Цявловского, — см.: «Рукою Пушкина», с. 300): «8 февраля 1824 ночь играл с Шаховским и Синявиным; проиграл; ужинал у графини Элизы Воронцовой». Получается, что, проиграв ночь, наверное под утро Пушкин ужинал у Воронцовой... В переводе Т. Г. Цявловской дата отделена от слова «играл», но без указания на автограф произведения она утратила свое главное содержание.
Среди дневниковых записей дана и известная помета: «1824 19/7 avril mort de Byron» с«19/7 апреля смерть Байрона»>. О смерти поэта Пушкин узнал в июне от приехавшей в Одессу В. Ф. Вяземской, но запись сделана на внутренней стороне задней крышки переплета второй масонской тетради (1824—1827 гг.) и точной датировке не поддается. Если эта запись включена' в издания, то почему же в них отсутствует подобная — о крестинах великого князя?
Пометы о том, когда Пушкин услышал о смерти Амалии Ризнич и о казни декабристов, находятся под беловым автографом стихотворения «Под небом голубым страны своей родной...». У начала его дата: «29 июля 1826». В изданиях она опущена, хотя, судя по чернилам, записи сделаны в этот день.
Запись 1828 г. «25 июля Фанни.. .» сделана столбиком. Около «няни» проставлен крестик. В примечаниях сообщается, что она умерла 31 июля и что на представлении упоминаемой далее в помете оперы Меркаданте «Elisa е Claudio» Пушкин был 27 июля. Но это значит, что первоначальная запись была потом дополнена, а в изданиях она дана под 25 июля.
В число дневниковых попали и три кавказские пометы: «Владикавказ
22 мая 1829», «25 мая Коби» и «Душет. 27 мая». Подобных помет у Пуш-кпна много —он имел обыкновение ставить на автографах произведений или под рисунками пометы о времени ц меоте их написания. Спору нет,
каЬказскйе пометы о'Гкечают вехи пути поэта, но разве в этом плане не биографичны и другие, свидетельствующие о пребывании его в Кишиневе, Одессе, Михайловском, Болдине и других местах? И где же тогда граница дневниковых записей?
Особенно странное впечатление производят две болдинскяе записи: «9 сентября. Болдино 1830. Письмо от Natalie» и «25 сентября. Письмо от Natalie. Кистеневские крестьяне». Берем на себя смелость сказать, что таких дневниковых записей в рукописях Пушкина нет. Первая дата находится под автографом повести «Гробовщик», отмечая время и место ее окончания, записана она в три строки; под нею и несколько влево другим, более мелким почерком сделана помета о получении письма от невесты. Вторая дата — в совершенно ином виде, чем это представлено в изданиях («Болдино 1830/сент. 25 ЗУ4»), находится под беловым текстом последней строфы восьмой (первоначально девятой) главы «Евгения Онегина», слева от концовки. Помета же (напечатанная в изданиях без второй нерасшифрованной строчки) записана в нижней чистой половине листа, справа.
Из приведенных примеров очевидно, что таким образом печатать в собраниях сочинений пометы на рукописях Пушкина нельзя. Это не дневниковые записи, а пометы автобиографического содержания, со всеми присущими им особенностями, и подгонять их искусственно под дневниковые записи нет никакой необходимости. Содержание большей части помет шире дневниковых записей и может быть понято только в связи с автографами произведений, на которых они находятся.
В рабочей тетради (альбоме) Пушкина 1828—1833 гг. на л. 15 об. находится черновик стихотворения «Ты и вы». Под концом его дата: «23 мая»; у первых стихов сбоку справа помета: «20 мая 1828 При». В сборнике «Рукою Пушкина» помета не расшифрована, очевидно поэтому она не вошла в десятитомные издания сочинений поэта, но в большом академическом издании она прочтена Н. В. Измайловым (III, 655). «При»— это начало названия усадьбы Олениных «Приютино». Если напечатать эту помету как дневниковую запись, то, кроме факта пребывания поэта в этот день в усадьбе, мы ничего из нее не извлечем. Если же мы укажем ее местоположение, то помета заиграет, ибо станет понятным, что, очевидно, именно во время этого посещения Анна Алексеевна и сказала Пушкину «ты», а он — уже 23 мая — написал по этому случаю стихотворение.
В заметке о «Графе Нулине» Пушкин писал:
«Мысль пародировать историю и Шекспира мне представилась, я не мог воспротивиться двойному искушению и в два утра написал эту повесть. Я имею привычку на моих бумагах выставлять год и число. Гр. Нулин писан<?> 13 и 14 дек<абря>. — Бывают странные сближения» (XI, 188).
Восстание декабристов и «Граф Нулин»... «Странные сближения», связь событий интересовали Пушкина всегда. Ассоциативный мир поэта необыкновенно богат и сложен. Это проявляется в свободных переходах от одной темы к другой, в неожиданности или, наоборот, закономерности возникновения новых замыслов и рисунков. Эту особенность творческого мышления Пушкина нужно иметь в виду и при анализе помет. Значительных и заинтересовавших поэта событий в его жизни было, конечно, много, а автобиографических помет в рукописях мало (около 30), и, может быть,
это ые случайно — может быть, своим возникновением некоторые из пих (если не многие) обязаны тоже сближениям. По воспоминаниям О. С. Павлищевой, Пушкин получил в Михайловском не одно письмо, запечатанное перстнем-талисманом,6 запись же о письме от Е\У до нас дошла только одна, ц находится она во второй масонской тетради под XXXII строфой третьей главы «Евгения Онегина», непосредственно следующей за письмом Татьяны к Онегину (ПД, № 835, л. И об.). А запись о том, когда поэт услышал о казни декабристов, сделана под аналогичной записью о смерти Амалии Ризиич и на беловом автографе стихотворения, являющегося откликом на ее смерть. Возможно, что и запись о смерти Наполеона не случайно находится на черновом автографе стихотворения «Гроб юноши».
Все вышеизложенное имеет ближайшее отношение к прочтению и истолкованию пометы на рукописи стихотворения «Стамбул гяуры нынче славят...». У. Викери справедливо отметил, что расшифровка первого сокращенного в записи слова ограничена именем существительным «предчувствие» и глаголом «предчувствовать». Возможности прочтения двух последующих слов, даже в пределах словаря поэта, довольно широки. Это связано с тем, что, поскольку Пушкин избегал сочетания слова «предчувствие» с именем существительным в родительном падеже, последние слова в записи могут быть самостоятельными. Ограничивая варианты фактами биографии поэта, даем как возможные такие расшифровки записи:
«Предчувствие разбор статей»;
«Предчувствие разбитое стекло (ставни, столб и др.)»
Что касается первого варианта, то известно, что осенью 1830 г. в Бол-дине Пушкин написал много полемических статей — опровержений на критики своих произведений и нелитературные обвинения в отношении себя. Второй вариант интересен тем, что обе части его взаимосвязаны. Разбитие чего-либо чаще всего было дурным предзнаменованием, сулило разбитую жизнь, напасти и проч. Этот факт мог стать источником предчувствия или усилить его.
Итак, предчувствие... Подобная расшифровка слова корреспондирует с содержанием стихотворения. Нам приходилось писать, что мир творчества и жизнь поэта тесно связаны между собой. В рукописях крупных произведений нередко по ассоциации возникают наброски лирических стихотворений. Между черновиками первой и второй сцен «Бориса Годунова», где говорится об избрании героя на царство, находится черновик «Воображаемого разговора Пушкина с Александром I» («Когда б я был царь...»). В черновиках пятой главы «Евгения Онегина» на полях строф сна Татьяны возникают портреты декабристов — тревога героини сливается с тревогой поэта за судьбы своих друзей, товарищей, братьев, над которыми в это время шел процесс в Петербурге. В этом плане закономерно, что на автографе стихотворения, проникнутого ощущением надвигающейся беды за неисполнение заветов Корана, возникает аналогичная по содержанию автобиографическая запись.
6 «Вестник Европы», 1874, февраль, с. 526. юо lib.pushkinskijdom.ru
29 сентября 1830 г. Пушкин писал П. А. Плетневу из Болдина, что он «беспокоен и волнуем будущим», высказывал «опасения», «чтоб тетушки да бабушки, да сестрицы не стали кружить голову молодой жене <.. .> пустяками» (XIV, 113). В таком же духе о настроении поэта в это время пишут и исследователи: тревога, тревожная печаль, беспокойство. В помете же — интимной записи для себя — Пушкин определяет свое состояние несколько иначе: предчувствие... Что оно было у поэта, подтверждают написанная в Болдине 8 сентября элегия «Безумных лет угасшее веселье...» («... Сулит мне труд и горе || Грядущего волнуемое море»), строки из того же письма к другу («Она меня любит, но посмотри, Алеко Плетнев, как гуляет вольная луна), письмо к невесте («Наша свадьба точно бежит от меня, и эта чума с ее карантинами — не отвратительнейшая ли это насмешка, какую только могла придумать судьба?»). Предчувствие бросает трагический отсвет на пребывание поэта в Болдине. В этом настроении были, конечно, свои приливы и отливы, связанные с задержкой или получением письма от невесты, от друга, с творческим подъемом. Помета соответствует состоянию поэта в те дни. 17 октября написано «Заклинание», а через два дня —19 октября — сожжена X песнь «Евгения Онегина». Последний факт всем известен, мы привыкли повторять его, и от частого повторения его трагическое содержание стерлось. Сопоставление дат, однако, показывает, что не так просто горели в Болдине исписанные листочки, что это был творческий кризис. Томим предчувствием, поэт пытается уйти от судьбы... Но выход был найден лишь на путях творчества. Пушкин уезжает из Болдина, так же, как и его герои, гордо бросив вызов судьбе. При таком взгляде на сожжение становится понятным необъяснимый в других случаях возврат поэта —и сразу же по приезде из Болдина — к X главе. Никакого противоречия здесь нет.
Таковы наши соображения о расшифровке и истолковании действительно загадочной пометы Пушкина на рукописи стихотворения «Стамбул гяуры нынче славят...».
Р. Е. Теребенина
ПУШКИН И Ф. Ф. КОРФ
В биографиях Пушкина среди его петербургских знакомых с давних пор упоминаются отец и сын Кёлеры, с которыми он встретился здесь в 1830-е гг. Барон Егор Егорович Кёлер (1765—1838), историк и археолог, был начальником I отделения Эрмитажа; при его содействии Пушкин в марте 1832 г. ознакомился с библиотекой Вольтера, хранившейся в то время в Эрмитаже.1 Сын Егора Егоровича Дмитрий Егорович (1807—1839)
1 Черейский Л. А. Пушкин и ого окружение. Л., 1975, с. 179. — Егор Егорович (Карл-Эрнст) Кёлер с 3 сентября 1817 г. являлся ординарным академиком Петербургской Академии по литературе и древностям гре-
