CC BY
0разработан в достаточной степени для того, чтобы применяться именно в судебной или следственной практике.
В связи с вышесказанным мы приходим к выводу о том, что искусственный интеллект на современном этапе способен минимизировать ошибки в вопросах технического сопровождения уголовного процесса, чем, несомненно, окажет большую помощь в решении вопросов материально-технического и организационного характера. Но, никогда не сможет заменить судью-человека или следователя-человека, которые руководствуются в принятии решения по конкретному уголовному делу не только «буквой» закона, но и его «духом».
Литература и источники
1. Степанов О.А., Басангов Д.А. О перспективах влияния искусственного интеллекта на судопроизводство // Вестник Томского государственного университета. 2022. № 475. С. 229-237.
2. Филипова И.А. Искусственный интеллект и нейротехнологии: потребности в конституционно-правовом регулировании // Lex russica. 2021. Т. 74. № 9. С. 119-130.
3. Понкин И.В., Редькина А.И. Искусственный интеллект с точки зрения права // Вестник Российского университета дружбы народов. Серия: Юридические науки. 2018. Т. 22. № 1. С. 91-109.
4. Бедняков И.Л., Развейкина Н.А. Возможности применения искусственного интеллекта в судопроизводстве // Вестник Самарского юридического института. 2019. № 2 (33). С. 11-14.
5. Грицанов A.C. Кассационное производство в советском гражданском процессе. Томск, 1980. 259 с.
6. Право и социология. М., 1973. 325 с.
7. Бодрова И.А. Причины возникновения следственных ошибок на досудебных стадиях уголовного процесса // Вестник науки. Международный научный журнал 2020. № 2 (23). Т.2. С. 53-59.
8. Глебов И.Н. Искусственный юридический разум // Гуманитарное право. Сетевой научный юридический журнал. 2018. 1 января. URL: https://humanlaw.ru/9-article/26-artificial-intelligence.html. (дата обращения: 17.05.2024).
9. Козаев Н.Ш. Современные проблемы уголовного права, обусловленные научно-техническим прогрессом. Автореф. дис. ... докт. юрид. наук. Краснодар, 2016. 62 с.
References and Sources
1. Stepanov O.A., Basangov D.A. O perspektivah vliyaniya iskusstvennogo intellekta na sudoproizvodstvo // Vestnik Tomskogo gosudarstvennogo universiteta. 2022. № 475. S. 229-237.
2. Filipova I.A. Iskusstvennyj intellekt i nejrotekhnologii: potrebnosti v konstitucionno-pravovom regulirovanii // Lex russica. 2021. T. 74. № 9. S. 119130.
3. Ponkin I.V., Red'kina A.I. Iskusstvennyj intellekt s tochki zreniya prava // Vestnik Rossijskogo universiteta druzhby narodov. Seriya: Yuridicheskie nauki. 2018. T. 22. № 1. S. 91-109.
4. Bednyakov I.L., Razvejkina N.A. Vozmozhnosti primeneniya iskusstvennogo intellekta v sudoproizvodstve // Vestnik Samarskogo yuridicheskogo instituta. 2019. № 2 (33). S. 11-14.
5. Gricanov A.C. Kassacionnoe proizvodstvo v sovetskom grazhdanskom processe. Tomsk, 1980. 259 s.
6. Pravo i sociologiya. M., 1973. 325 s.
7. Bodrova I.A. Prichiny vozniknoveniya sledstvennyh oshibok na dosudebnyh stadiyah ugolovnogo processa // Vestnik nauki. Mezhdunarodnyj nauchnyj zhurnal 2020. № 2 (23). T.2. S. 53-59.
8. Glebov I.N. Iskusstvennyj yuridicheskij razum // Gumanitarnoe pravo. Setevoj nauchnyj yuridicheskij zhurnal. 2018. 1 yanvarya. URL: https://humanlaw.ru/9-article/26-artificial-intelligence.html. (data obrashcheniya: 17.05.2024).
9. Kozaev N.Sh. Sovremennye problemy ugolovnogo prava, obuslovlennye nauchno-tekhnicheskim progressom. Avtoref. dis. ... dokt. yurid. nauk. Krasnodar, 2016. 62 s.
ПШАВА ВЕРОНИКА ВИКТОРОВНА - кандидат юридических наук, доцент кафедры уголовно-процессуального права, Российский государственный университет правосудия, Северо-Кавказский филиал (vero-nika1978@mail.ru). ПЛЕТНЕВ ВЯЧЕСЛАВ ВИТАЛЬЕВИЧ - кандидат юридических наук, доцент кафедры уголовно-процессуального права, Российский государственный университет правосудия, Северо-Кавказский филиал (pletnevvv.upp@mail.ru) ТИМОФЕЕНКО КРИСТИНА СЕРГЕЕВНА - магистрант, Российский государственный университет правосудия, СевероКавказский филиал (89182110895@mail.ru).
PSHAVА, VERONICA V. - Ph.D. in Law, Associate Professor, Department of Criminal Procedure Law of the North Caucasian branch Russian state University of Justice (vero-nika1979@mail.ru).
PLETNEV, VYACHESLAV V. - Ph.D. in Law, Associate Professor, Department of Criminal Procedure Law of the North Caucasian branch Russian state University of Justice (pletnevvv.upp@mail.ru)/
TIMOFEENKO, KRISTINA S. - undergraduate the North Caucasian branch Russian state University of Justice (89182110895@mail.ru).
УДК 343.13 Б01: 10.24412/2411-2275-2024-2-143-147
СИБАГАТОВ М.В.
ЗАДЕРЖАНИЕ ЛИЦА ПО ПОДОЗРЕНИЮ В СОВЕШЕНИИ ПРЕСТУПЛЕНИЯ: СРАВНИТЕЛЬНО-ПРАВОВОЙ АНАЛИЗ ПОДХОДОВ НЕКОТОРЫХ СТРАН СНГ
Ключевые слова: подозреваемый, задержание лица, преступление, уголовный проступок, фактическое задержание, основания задержания, цели задержания.
В статье сопоставляются подходы уголовно-процессуальных законодательств некоторых стран Содружества Независимых Государств. Сравнение дефиниций задержания показывает, что в ряде зарубежных государств, в отличие от России, различаются понятия фактического задержания и задержания как такового. Обнаружена тенденция обновления уголовно-процессуальных
кодексов Киргизии и Казахстана, в которых институт задержания понимается единообразно. При этом отмечаются возможные проблемы правоприменительной практики этих государств, обусловленные недостаточной степенью конкретизации избранных формулировок. Отличительной чертой казахского законодательства является наличие уголовного проступка, за который также применяется задержание. По мнению автора статьи, применение задержания к лицу, возможно совершившему уголовный проступок, является излишним. В статье также анализируются подходы уголовно-процессуальных кодексов Таджикистана и Узбекистана. По итогам статьи сделаны выводы о том, что само предназначение института задержания в государствах-членах СНГ понимается, в целом, единообразно.
SIBAGATOV, M.V.
DETENTION OF A PERSON ON SUSPICION OF COMMITTING A CRIME: A COMPARATIVE LEGAL ANALYSIS OF THE
APPROACHES OF SOME CIS COUNTRIES
Key words: suspect, detention of a person, crime, criminal offense, actual detention, grounds for detention, purposes of detention. This article compares the approaches of the criminal procedure laws of some countries of the Commonwealth of Independent States. Definitions of detention are compared and it is shown that in a number of foreign countries, unlike in Russia, the concepts of actual detention and detention as such differ. There is a tendency to update the criminal procedure codes of Kyrgyzstan and Kazakhstan, in which the institution of detention is understood uniformly. At the same time, possible problems of the law enforcement practice of these States are also noted, due to the insufficient degree of concretization of formulations. A distinctive feature of Kazakh legislation is the presence of a criminal offense, for which detention is also applied. According to the author of the article, the use of detention against a person who may have committed a criminal offense is unnecessary. The article also analyzes the approaches of the criminal procedure codes of Tajikistan and Uzbekistan. Based on the results of the article, it is concluded that the very purpose of the institution of detention in the CIS member states is generally understood uniformly.
Институт задержания в уголовно-процессуальном законодательстве имеет важное практическое значение. С одной стороны, он создает условия для эффективности будущего предварительного расследования и делает невозможным совершение задержанным лицом новых преступлений. С другой стороны, смысл законодательной регламентации задержания состоит в обеспечении прав задерживаемого лица, в том числе недопущении произвольного правоприменения и реализации этой меры государственного принуждения исключительно в тех случаях, когда она не требуется. О правовой природе и значении задержания уже достаточно немало сказано в научной литературе [1].
В то же время российскими учеными подчеркивалось, что положения Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации (далее - УПК РФ) в части регламентации задержания требуют обновления [2]. В этой связи интересным представляется обращение к опыту регулирования аналогичных вопросов в зарубежных государствах с целью выявления различий и определения путей совершенствования российского уголовно-процессуального законодательства [3]. Заметим, что наиболее оправданным для сравнительно-правового обобщения является анализ подходов именно постсоветских государств (участников Содружества Независимых Государств), как имеющих те же исторические, социально-экономические, политические и прочие предпосылки. Обращение к опыту западных стран, например, Великобритании и Швейцарии, само по себе, конечно, может быть интересным, но для целей российского законодательного развития видится не особо полезным.
В нашей статье использовались общенаучные (анализа, синтеза, сравнения и аналогий, диалектический, синтаксический), и специальные методы исследования (формально-юридический, метод правового моделирования). С учетом заявленного предмета исследования в наибольшей степени использовался сравнительно-правовой метод анализа.
Обращаясь к опыту государств-участников СНГ, нужно отметить, что некоторые расхождения между законодательными подходами наблюдаются уже в формулировке дефиниции «Задержание подозреваемого». Согласно российскому УПК, задержание подозреваемого - это мера процессуального принуждения, применяемая органом дознания, дознавателем, следователем на срок не более 48 часов с момента фактического задержания лица по подозрению в совершении преступления с момента фактического задержания лица, подозреваемого в совершении тяжкого или особо тяжкого преступления (сделана также оговорка о задержании в условиях военного времени).
С конца 2021 г. в Кыргызстане действует новый Уголовно-процессуальный кодекс [4], заменивший аналогичный законодательный акт 2017 г. Ст. 96 УПК Киргизии содержит следующую дефиницию: «Задержание подозреваемого в совершении преступления - это кратковременное фактическое лишение свободы передвижения лица, которое применяется следователем в случаях, не терпящих отлагательства, в целях пресечения преступления, выяснения причастности задержанного к преступлению».
Можно таким образом сделать выводы о некоторых различиях в подходах российского и киргизского законодателей. Так, в УПК РФ понятие задержания дается в норме в общей части кодекса, посвященной понятийному аппарату. В УПК Кыргызстана тоже есть такая норма, однако дефиниция задержания раскрывается непосредственно в главе про данную меру процессуального принуждения.
Содержательно подходы тоже различаются. Формулировка российского УПК РФ отличается большей степенью конкретизации: указаны конкретные сроки (не более 48 часов) задержания. В УПК Киргизии указывается лишь, что оно является «кратковременным». Кроме того, УПК Кыргызстана в отличие от российского законодательства отмечает, что задержание осуществляется следователем (по российскому УПК РФ - следователем, дознавателем, органом дознания), при том, что орган дознания является субъектов и уголовного процесса Кыргызстана (ст. 39 УПК Кыргызской республики). Наконец, УПК Киргизии не называет задержание мерой процессуального принуждения, хотя по названию главы кодекса, в которую включены соответствующие нормы, не трудно догадаться, что оно именно в качестве меры процессуального принуждения законодателем и рассматривается.
При этом УПК Киргизии содержит также дефиницию фактического задержания, под которым понимается «момент фактического лишения или ограничения свободы задержанного лица, включая свободу передвижения, принудительное удержание в определенном месте, принудительное доставление в органы дознания и следствия (захват, закрытие в помещении, принуждение пройти куда-либо или остаться на месте и так далее), а также какие-либо иные действия, существенно ограничивающие личную свободу человека, с указанием точного времени, когда указанные ограничения стали реальными, независимо от придания задержанному какого-либо процессуального статуса или выполнения иных формальных процедур» (п. 25 ст. 5). В российском УПК понятие фактического задержания не раскрывается (хотя и используется), а ученые подчеркивают проблему «разрыва» во времени между задержанием как таковым и его оформлением соответствующими процессуальными документами [5].
Соглашаясь с тем, что российскому законодательству понятие «фактическое задержание» в конкретизированном виде не помешало бы, отметим и то, что подход законодателя Кыргызстана все же не видится безупречным. Формулировка, включенная в УПК Киргизии, содержит немало возможностей расширительного толкования, в том числе указанием на «какие-либо иные действия». Как было отмечено выше, УПК Кыргызской республики был принят относительно недавно - в конце 2021 г., поэтому думается, что в правоприменительной практике Киргизии встанет вопрос о конкретизации понятия «фактическое задержание», даже несмотря на наличие дефиниции в законодательстве.
Формулируя понятие фактического задержания, законодатель Кыргызстана, судя по всему, ориентировался на опыт Казахстана, а не России. Понятие, сформулированное в п. 29 статьи 7 УПК Республики Казахстан (принят в 2014 г.) [6], практически дословно повторяет формулировку, впоследствии включенную в УПК Кыргызстана. Она, как отмечалось, требует конкретизации.
Само же задержание УПК Казахстана определяет как меру процессуального принуждения, применяемую органом уголовного преследования с целью пресечения преступления и разрешения вопроса о применении к нему меры пресечения в виде содержания под стражей или для обеспечения производства по уголовному проступку, по которому имеются основания полагать, что лицо может скрыться либо совершить более тяжкое деяние (ст. 128). В отличие от российского законодательства в Таджикистане используется общий термин «орган уголовного преследования».
Кроме того, в уголовном праве Республики Казахстан предусмотрена категория уголовного проступка, соответственно, лицо, подозреваемое в его совершении, может быть задержано. В России уголовный проступок как вид общественно опасных деяний законодательством не предусматривается. С соответствующей законодательной инициативой вышел Верховный Суд РФ [7], хотя российскими учеными были высказаны критические замечания к самой концепции уголовного проступка [8].
Так или иначе, не совсем понятна необходимость применения задержания к лицам, совершившим уголовный проступок, то есть деяние, не обладающее значительной общественной
опасностью. Думается, что если он и будет введен в российское законодательство, то применение задержания к лицам, его совершившим, все же будет излишним.
Уголовно-процессуальный кодекс Республики Таджикистан отличается лаконичностью [9]. Понятия фактического задержания и задержания в нем не раскрываются. Ст. 91 лишь упоминает, что задержание лица состоит в доставлении его в орган уголовного преследования и в кратковременном содержании под стражей в специальных местах, определенных законом и УПК.
Интересна юридическая техника Уголовно-процессуального кодекса Узбекистана [10], принятого на постсоветском пространстве раньше остальных аналогичных законодательных актов - в 1994 г. Так, раздел IV, посвященный вопросам процессуального принуждения, открывается своеобразной внутренней «общей частью» - главой «Основания и пределы прав личности в уголовном процессе» и лишь после нее идут главы непосредственно о мерах процессуального принуждения (в том числе о задержании). В российском УПК такой вводной главы в разделе о мерах процессуального принуждения не имеется. Нетрудно заметить, что положения главы «Основания и пределы прав личности в уголовном процессе» дублируют или нормы, приведенные в УПК Узбекистана ранее (например, о принципе законности), или последующие нормы. Но так или иначе заметна логика узбекского законодателя, который в регулировании вопросов уголовно-процессуального права идет по принципу от общего к частному. Такой подход вполне заслуживает поддержки.
УПК Узбекистана прямо не предусматривает норм о понятии задержания (и фактического задержания), однако содержит статью о целях данной меры процессуального принуждения. Согласно ст. 220 УПК задержание состоит в кратковременном лишении свободы лица, подозреваемого в совершении преступления, в целях пресечения его преступной деятельности, предотвращения побега, сокрытия или уничтожения им доказательств. Далее УПК Узбекистана конкретизирует сроки задержания, его основания и прочие уголовно-процессуальные вопросы. Особенностью подхода узбекского законодателя является наиболее расширенное решение вопроса о том, кто именно может задержать подозреваемого. Согласно ст. 222 УПК Узбекистана, это «сотрудник органа внутренних дел, иного органа, осуществляющего доследственную проверку, дознание или предварительное следствие, а также любое дееспособное лицо». Думается, что такая формулировка небесспорна. Как минимум, видится излишним предоставление возможности задержания «любому дееспособному лицу». Очевидно, что применение мер процессуального принуждения - исключительная прерогатива правоохранительных органов.
Сопоставляя институт задержания по уголовно-процессуальным законодательствам некоторых стран СНГ, можно констатировать в целом единообразных подходов. Во всех странах задержание понимается как мера процессуального принуждения, необходимая для обеспечения интересов будущего следствия. При этом, конечно, в уголовно-процессуальных отраслях законодательствах есть стран СНГ есть разные векторы развития, вследствие чего, например, по-разному решается вопрос о соотношении фактического задержания и «формального» задержания. В Казахстане введен институт уголовного проступка, а к лицам, его совершившим, задержание является допустимой мерой процессуального принуждения.
Литература и источники
1. Кузнецов А.П., Ковтун Н.Н. Судебный контроль законности и обоснованности задержания подозреваемого // Российский судья. 2004. № 7. С. 12-15.
2. Чурилов С.Н. Институт задержания подозреваемого нуждается в реформировании // Вестник Университета прокуратуры Российской Федерации. 2022. № 1. С. 13-20.
3. Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации от 18.12.2001 № 174-Ф // Российская газета. 2001. № 249.
4. Уголовно-процессуальный кодекс Кыргызской Республики от 28 октября 2021 года № 129 (с изменениями и дополнениями по состоянию на 22.01.2024 г.) // URL: https://contment-onlme.com/Document/?doc_id=36639004#pos=1737;-56 (дата обращения: 19.02.2024).
5. Арестова Е.Н., Шарапова Е.В., Борбат А.В. Проблемы правовой регламентации задержания подозреваемого // Российский следователь. 2023. №6. С. 11-14.
6. Уголовно-процессуальный кодекс Республики Казахстан от 4 июля 2014 года № 231-V // URL: https://online.zakon.kz/Document/?doc_id=31575852&pos=851;-50#pos=851;-50 (дата обращения: 20.02.2024).
7. Законопроект № 1112019-7 «О внесении изменений в Уголовный кодекс Российской Федерации и Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации в связи с введением понятия уголовного проступка» // Система обеспечения законодательной деятельности. URL: https://sozd.duma.gov.ru/bül/1112019-7 (дата обращения: 20.02.2024).
8. Сидорова Е.З., Иванова А.Л. Категория уголовного проступка в российском уголовном праве // Российский судья. 2020. № 8. С. 30-34.
9. Уголовно-процессуальный кодекс Республики Таджикистан от 3 декабря 2009 года // URL: https://continent-online.com/Document/?doc_id=30594304#pos=1526;-57 (дата обращения: 20.02.2024).
10. Уголовно-процессуальный кодекс Республики Узбекистан (утвержден Законом Республики Узбекистан от 22 сентября 1994 года № 2013-XII) // URL: https://continent-online.com/Document/?doc_id=30421101#pos=267;-43
References and Sources
1. Kuznecov A.P., Kovtun N.N. Sudebnyj kontrol' zakonnosti i obosnovannosti zaderzhaniya podozrevaemogo // Rossijskij sud'ya. 2004. N° 7. S. 1215.
2. Churilov S.N. Institut zaderzhaniya podozrevaemogo nuzhdaetsya v reformirovanii // Vestnik Universiteta prokuratury Rossijskoj Federacii. 2022. № 1. S. 13 - 20.
3. Ugolovno-processual'nyj kodeks Rossijskoj Federacii ot 18.12.2001 № 174-F // Rossijskaya gazeta. 2001. № 249.
4. Ugolovno-processual'nyj kodeks Kyrgyzskoj Respubliki ot 28 oktyabrya 2021 goda № 129 (s izmeneniyami i dopolneniyami po sostoyaniyu na 22.01.2024 g.) // URL: https://continent-online.com/Document/?doc_id=36639004#pos=1737;-56 (data obrashcheniya: 19.02.2024).
5. Arestova E.N., Sharapova E.V., Borbat A.V. Problemy pravovoj reglamentacii zaderzhaniya podozrevaemogo // Rossijskij sledovatel'. 2023. № 6.
5. 11 - 14.
6. Ugolovno-processual'nyj kodeks Respubliki Kazahstan ot 4 iyulya 2014 goda № 231-V // URL: https://online.zakon.kz/Document/?doc_id=31575852&pos=851 ;-50#pos=851 ;-50 (data obrashcheniya: 20.02.2024).
7. Zakonoproekt № 1112019-7 «O vnesenii izmenenij v Ugolovnyj kodeks Rossijskoj Federacii i Ugolovno-processual'nyj kodeks Rossijskoj Federacii v svyazi s vvedeniem ponyatiya ugolovnogo prostupka» // Sistema obespecheniya zakonodatel'noj deyatel'nosti. URL: https://sozd.duma.gov.ru/bill/1112019-7 (data obrashcheniya: 20.02.2024).
8. Sidorova E.Z., Ivanova A.L. Kategoriya ugolovnogo prostupka v rossijskom ugolovnom prave // Rossijskij sud'ya. 2020. № 8. S. 30 - 34.
9. Ugolovno-processual'nyj kodeks Respubliki Tadzhikistan ot 3 dekabrya 2009 goda // URL: https://continent-online.com/Document/?doc_id=30594304#pos=1526;-57 (data obrashcheniya: 20.02.2024).
10. Ugolovno-processual'nyj kodeks Respubliki Uzbekistan (utverzhden Zakonom Respubliki Uzbekistan ot 22 sentyabrya 1994 goda № 2013-XII) // URL: https://continent-online.com/Document/?doc_id=30421101#pos=267;-43
СИБАГАТОВ МАРАТ ВЯЧЕСЛАВОВИЧ М.В. - аспирант, Московский городской педагогический университет. SIBAGATOV, MARAT V. - Ph.D. student, Moskow City University (sibagatovmv@mgpu.ru).
УДК 343.98 DOI: 10.24412/2411-2275-2024-2-147-153
ГОРБАЧЕВА А.В., ЛЕОНОВ А.И., МАМКИН А.Н., СОЛОВЬЕВ О.Д., СОФЬИН А.А. АКТУАЛЬНЫЕ ПРОБЛЕМЫ НАЗНАЧЕНИЯ И ПРОИЗВОДСТВА СУДЕБНО-
ЭКОНОМИЧЕСКИХ ЭКСПЕРТИЗ
Ключевые слова: судебная экспертиза, заключение эксперта, документальная ревизия, специалист-ревизор, экономическая безопасность.
В статье проводится критический анализ форм использования специальных экономических знаний при проведении судебно-экономических экспертиз. Показано, что основное доказательственное значение при применении специальных экономических знаний отводится заключению эксперта-экономиста, причем главной отличительной особенностью судебной экономической экспертизы от других видов использования специальных экономических познаний, является порядок ее проведения, который непосредственно регламентируется 27 главой УПК РФ. Раскрыты основные особенности назначения и производства судебно-экономических экспертиз, разработан ряд рекомендаций и предложений по оптимизации и совершенствованию техники производства.
GORBACHEVA, A.V., LEONOV, A.I., MAMKIN, A.N., SOLOVIEV, O.D., SOFIN A.A. CURRENT PROBLEMS OF PURPOSE AND PRODUCTION OF FORENSIC ECONOMIC EXAMINATIONS
Key words: forensic examination, expert opinion, documentary audit, specialist auditor, economic security.
The article provides a critical analysis of the forms of use of special economic knowledge when conducting forensic economic examinations. It is shown that the main evidentiary value in the application of special economic knowledge is given to the conclusion of an expert economist, and the main distinguishing feature of forensic economic examination from other types of use of special economic knowledge is the procedure for its implementation, which is directly regulated by Chapter 27 of the Code of Criminal Procedure of the Russian Federation. The main features of the purpose and production of forensic economic examinations are revealed, a number of recommendations and proposals for optimizing and improving production techniques are developed.
В настоящее время в условиях напряженной геополитической обстановки проблемам обеспечения экономической безопасности уделяется растущее внимание как со стороны руководства государства, так и со стороны правоохранительных органов, научной общественности. Постоянно нарастающий уровень нестабильности мирового рынка, а также увеличение количества радикально настроенных и экстремистский организаций может привести к разрушению экономики государства в целом. Соответственно, в Стратегии национальной безопасности Российской Федерации (Указ Президента РФ № 400 от 02.07.2021 г.) четко обозначен курс нашего государства, направленный на модернизацию экономики России и защиту национальных интересов России за счет реализации стратегического национального приоритета -экономическая безопасность.
