CC BY
68
А. Г. Шустров
ЗАДАЧИ ПОЗНАНИЯ В ВОСТОЧНОХРИСТИАНСКОМ ВЕРОУЧЕНИИ
В восточнохристианской антропологии культура и познание совпадают, поскольку соответствуют общей цели приведения к Богу человека и всего творения. Культура как энергия человека, соединяющая его душу и тело, возводит также ум его к Богу. Это всеохватывающее движение человека, в котором, в христианском Предании, участвуют двое — Бог и человек, — требует ясности, размерности, постепенности, свободы, что обеспечивается различного рода знаками. Знаки выстраиваются в знания. Единство знаний определяет сознание.
Святые отцы о познании Бога и через Него познании мира писали много, считая это самым главным достоянием христианской мысли. Чаще всего в христианской литературе используется термин ведение. Вопрос о ведении относится не только к числу самых важных вопросов христианской антропологии, но и к области сокровенного. Если культура как обработка земли свидетельствует о взаимодействии духовного и телесного, то сфера познания включает в себя и самые предельные смыслы личностной жизни человека, внешне никаким образом не выраженные. С христианской точки зрения конечной целью человеческого существования является его встреча с Богом и даже уподобление Ему в обожении. В контексте восточнохристианской онтологии рассматривается и опыт преодоления культуры в монашеской практике исихии или безмолвия. Для православной теории познания по-иному, чем в светской науке, ставится проблема субъектно-объектных отношений. Наиважнейшее место отводится самому субъекту и его качественному состоянию. Игнатий Брянчанинов пишет: «Вступи в труд и исследование, существенно нужные для тебя, необходимые. Определи с точностью себя, твое отношение к Богу и ко всем частям громадного мироздания, тебе известного. Определи, что дано понимать тебе, что предоставлено одному созерцанию твоему и что скрыто от тебя. Определи степень и границы твоей способности мышления и понимания. Эта способность как способность существа ограниченного естественно имеет и свою степень, и свои пределы. Понятия человеческие, в их известных видах, наука называет полными и совершенными; но они всегда остаются относительными к человеческой способности мышления и понимания: они совершенны настолько, насколько совершенен человек. Достигни важного
80
Вестник Русской христианской гуманитарной академии. 2011. Том 12. Выпуск 2
познания, что совершенное понимание чего-либо несвойственно и невозможно для ума ограниченного»1.
Перед читателем, привыкшим к разрешению вопросов познания в схоластической и протестантской книжности, которые сформировали современные подходы к изучению действительности, неожиданно живо открываются аспекты теории познания в православном мировоззрении.
Многовековой опыт восточно-христианской мудрости сохранил немало ценного в понимании цели, смысла, методов познания, взаимоотношения чувственного и рационального. Христианское вероучение по-иному говорит об истине и ее критериях, о сознании, знании, мудрости человека. Святые отцы в течение долгого времени детально разрабатывали все указанные и другие проблемы человеческого познания, оставив в наследие современной культуре бесценный духовный опыт и практические советы жизни.
Само слово «познание» свидетельствует о процессе, изменении, времени, а вместе с тем и о чем-то постоянном, вечном, труднодоступном. Здесь мы сталкиваемся с уникальным явлением, поскольку познает только человек. Причем это положение несовершенное и переходное, так как достигший цели перестает к ней стремиться. Человек — единственный, кто не является тем, кем он должен быть. Познание, как свидетельствует христианское Предание, не оказывается собственно жизнью человеческой, а служит подготовительным этапом, вводящим его в жизнь. Поэтому на языке христианских авторов оно чаще обозначается как «ведение».
Исаак Сирский говорит, что жизнь является плодом рассудительности в веде-нии2. Древнецерковный автор подчеркивает, что всему присуще изменение3. У Игнатия Брянчанинова мы находим, что в нас, в душах наших насажена способность изменяться4.
Но не любое изменение требует познания. Познанием обладает тот, кто может быть выше изменения. Животные, находясь во времени и не имея личностного начала, являются собственно изменением. Не наделенный свободой инстинкт заменяет познание. Церковное учение признает за человеком, находящимся во времени, естественность познания и закона5. Там, где есть несовершенство, есть свобода; там, где есть свобода, есть познание; там, где есть познание, существует закон.
В христианском Писании и Предании закон выполняет служебную функцию и не рассматривается как самоцель. Он требует абсолюта, таковым не являясь. В книге Бытия говорится, что закон дается изначально младенцу — человеку для рассматривания всех тварей и пользования миром, а также для общения с Богом, как источником его жизни6. Поскольку сущность человека христианство находит в духе, уме или личности, постольку закон духовен. Неразрывное единство души и тела переносит органически действие закона и на телесную область.
В тварном мире закон является формообразующей идеей для вещества. Он идеален и чувственно является в движении материи, не подчиняясь времени и будучи вечным.
1 Игнатий Брянчанинов. Аскетические опыты. В 2 т. — Т. 2. — Минск, 2001. — С. 87.
2 Исаак Сирин. Слова подвижнические. — М., 2006. — С. 256.
3 Там же. С. 308-309, 559.
4 Игнатий Брянчанинов. Аскетическая проповедь. — Минск, 2002. — С. 156.
5 См., например: Исаак Сирин. Указ. соч. С. 449.
6 Быт. 2, 17.
В мире закон, сущность и его явление раздельны между собой7. Здесь он консервативен, выполняет функцию всеобщего возвращения, гаранта порядка и сохранения. Вещественные законы не дают возможности приращения и изменения. Как отмечает Григорий Палама, вещи не меняют своей сущности8.
Совсем другая заповедь дана человеку. Она касается его лица и определяет отношение с Богом. Это — нравственная заповедь, обеспечивающая их взаимное притяжение и любовь. В рамках этого закона человек мог изменяться, расти, ничего не теряя, а только приобретая новые качества до Богоуподобления. Напротив, нарушение заповеди грозило ему смертью, т. е. нахождением вне закона, во зле и грехе. Нравственные требования удивительные, нигде в мире больше не встречаемы, но первичны и естественны для человека.
Духовный закон, как и любой закон, ограничивает. Поэтому по достижении совершенства Адамом должен отпасть и он. Духовная сущность человека содержит как формообразующий закон его тело, но, в отличие от животных, с ним нераздельна. Имея сложный состав, душа должна двигаться в собственном теле и в мире предметов и вещей, ему сродных. Это двустороннее, сложное движение человека, внешнее для его ума требует определенной организации. Исаак Сирский говорит: «Ведение есть устав естества, охраняющий его во всех стезях его <.. .> Ведение не покушается допустить до себя что-либо разрушительное для естества, но удаляется от этого»9. Ведение, отмечает тот же автор, не может что-либо производить без вещества10. Ведение не является исключительно духовным, хотя в нем и действует ум11. Оно ничего не может сделать без изысканий и исследования12. А это признак колебания в истине13.
Познание для души человеческой является выходом из себя. Это путь, на что и дается человеку энергия, или, по-другому говоря, культура. Но ни энергия творчества, ни ее организация в законах сами по себе плоды принести не могут, хотя они естественны и святы14. У Дионисия Ареопагита мы находим, что умы мыслят высшее и низшее, и самих себя, тем самым выступая вовне15. Поведение — есть следование своей природе16. Нижнее движение ума, или разума, имеет пределом своим сущность вещей17. Высшее — сущность Бога, которая непознаваема. Поэтому диапазоном мышления и сознания святые отцы видят расстояние от незнания к знанию. Причем чем ближе к земле, телесности, тем больше знаний18. Знаков всегда больше там, где интенсивнее движение. Окончание движения, процесса познания, — встреча живого
7 См., например: Григорий Палама. Сто пятьдесят глав. — Краснодар, 2006. — С. 55-60.
8 Григорий Палама. Гомилии. В 3 частях. — Кн. 3. — М., 1993. — С. 27.
9 Исаак Сирский. Указ. соч. С. 188.
10 Там же. С. 189.
11 Там же. С. 187.
12 Там же.
13 Там же. С. 188.
14 Игнатий Брянчанинов. Аскетические опыты. — Т. 1. — С. 396.
15 Дионисий Ареопагит. Сочинения. Максим Исповедник. Толкования. — СПб., 2002. — С. 531.
16 Там же. С. 487.
17 Там же. С. 227.
18 Там же. С. 657.
с Живым, человека и Бога. «Упразднитеся и разумейте, яко Аз есмь Бог»19. Чем ближе к Богу, тем меньше активности человека.
В соответствии с христианским мировоззрением первый Адам, будучи сотворенным во времени, заповедью был от него защищен, а в перспективе, преобразив свое тело, не нуждался бы в ней. Где нет вещества — нет и законов. Сами же законы не познаются, в них нельзя войти, к ним невозможно приблизиться. Они регулируют движение к цели и содержат в себе эту цель. Нарушение райской заповеди повлекло за собой не открытие нового, незнакомого и полезного, а разрушение естественного порядка вещей, закончившегося смертью самого познающего субъекта — отделением души от тела.
Нарушение эдемского запрета стало началом греха, под которым святые отцы понимают пустоту, движение мимо цели. Теперь человек вместо знамений Божи-их свои знаки поставил20. Поэтому познание мира вне Бога для него выглядит как горький плод добра и зла. Знаки для Адама были свидетельством Божест венного Присутствия — дальнего и ближнего. Им озарялись и в Нем заключались смыслы сущего. Новые знаки стали памятником человеческой гордости. Ими выделяется нескончаемый путь греха.
На основании Священного Предания нарушение первой заповеди повредило познающий духовный орган — ум человека. Без Божиего света он оказался в темноте и не в силах рассматривать ни природу, ни Бога, ни самого себя. Труд внешнего познания требуется, как считают святые отцы, для очищения сознания. Первая заповедь была дана духовной сущности. Где ум, пишет Исаак Сирский, там и закон21. Это был не закон положения, а закон роста. Иоанн Кассиан Римлянин говорит, что поначалу закон был естественный. Преступление против естества является преступлением закона. После падения человеку дается письменный закон, фиксированный в букве для более легкого усвоения, как если бы он был дан детям. При этом он свою духовную суть не теряет, о чем постоянно свидетельствовали ветхозаветные пророки. И наконец, с Боговоплощением появляется евангельский закон — закон любви22. У Игнатия Брянчанинова, великолепного знатока всего святоотеческого наследия, мы находим: «Совесть — чувство духа человеческого, тонкое, светлое, различающее добро от зла. Это чувство яснее различает добро от зла, нежели ум <...> Совесть — естественный закон. Совесть руководствовала человека до Закона писанного. Падшее человечество постепенно усвоило себе неправильный образ мысли о Боге, о добре и зле. Лжеименный разум сообщил свою неправильность совести. Письменный Закон соделался необходимостью для руководства к истинному Богопознанию и к богоугодной деятельности»23. Законы даются не праведникам, а нечестивым, людям, находящимся в состоянии разложения24.
Григорий Палама отмечает, что грех не подчиняется закону Божиему25. Состояние нравственного падения человека не может не сказываться на характере закона.
19 Пс. 45, 11.
20 Пс. 73, 4.
21 Исаак Сирин. Указ. соч. С. 216.
22 См.: Иоанн Кассиан Римлянин. Собеседования египетских отцов. — М., 2003. — С. 288-292.
23 Игнатий Брянчанинов. Аскетические опыты. — Т. 1. — С. 291.
24 Иоанн Кассиан Римлянин. Указ. соч. С. 292.
25 Григорий Палама. Гомилии. — Ч. 1. — С. 105.
Ветхий Завет — закон приуготовительный и очистительный, но не закон движения. Даже умершие при нем праведники попадали в ад. Заповеди Моисеевы позволяют отличить добро от зла и подготавливают к принятию Благодати в свободном изъявлении души.
Закон, пишет апостол Павел, — сила греха26. До закона грех был в мире, но он не вменялся27. Закон пришел после, и таким образом умножились преступления. А когда умножился грех, стала преизобиловать Благодать28. Страсти, т. е. движение ума ко греху, обнаруживаются законом29. Грех узнается посредством закона30. Вне закона грех мертв, но берет повод от заповеди. Когда пришла заповедь, грех ожил. Грех оживает, а человек умирает. Следовательно, заповедь, данная для жизни, послужила к смерти31. Вот как комментирует это место из Посланий апостола Павла Феофан Затворник: «До Закона человек, согрешая, не сознавал ясно своей греховности, поэтому и совесть не мучила его, и он чувствовал, что живет правильно, как и должно жить, а грех казался как бы мертвым, недействующим. Когда же пришла заповедь и осветила сознание грешника, тогда грех как бы проснулся в нем, — стали размножаться похоти в противодействие заповеди, пробудилась совесть и начала терзать душу за нарушение заповеди. Но так как сил для противодействия греху не было ни в душе, ни в Законе, то душа невольно осознала себя бессильной, как бы мертвой для истинной святой жизни»32.
Закон никого не может оживотворить33. Он производит гнев. Где нет закона, нет и преступления34. Христианское Писание и Предание твердо в том, что в самом Законе нет силы. Сила, действующая в Законе, идет от Бога. Поэтому целью познания считается Сам Бог. Предметом ведения, пишет Исаак Сирский, является ощущение бессмертной жизни35. Апостол Павел сообщает, что «все почитаю тщетою ради превосходства познания Христа Иисуса, Господа моего. Для Него я от всего отказался, и все почитаю за сор, чтобы приобрести Христа <...> чтобы достигнуть воскресения мертвых»36. Апостол Петр говорит, что в познании Бога умножается благодать и мир. Через познание Бога даруется все необходимое для жизни37. И наконец, в познании Бога есть плоды и успех38. У Дионисия Ареопагита мы встречаем мысль о том, что знание делает богами39. Оно уподобляет человека Творцу, передает ему свойства Последнего.
В христианском мировоззрении субъект и объект познания совпадают. Человек идет к Богу, но ведет его Сам Бог. В этом движении душа идущего получает, гово-
26 1. Кор. 15, 56.
27 Рим. 5, 13.
28 Рим. 5, 20.
29 Рим. 7, 5.
30 Рим. 7, 7.
31 Рим. 7, 8-10.
32 Феофан Затворник. Толкование посланий св. апостола Павла. — М., 2002. — С. 356.
33 Гал. 3, 19.
34 Рим. 4, 15.
35 Исаак Сирин. Указ. соч. С. 256.
36 Флп. 3,8-11.
37 2. Пет. 1, 2-3.
38 2. Пет. 1, 8.
39 Дионисий Ареопагит. Указ. соч. С. 223.
ря словами Максима Исповедника, вечные стези, получает их со всей внутренней очевидностью, без посредников40. Источник Богопознания и Богозрения, читаем мы в Посланиях апостола Иоанна, Дух Святой41. Духовное познание, говорит Исаак Сирский, означает нахождение внутри видимого42. Ввести внутрь Бога может только Он Сам. Поэтому ведение — это постепенное Откровение Бога человеку. Оно изменило свой характер после грехопадения, поскольку нарушение заповеди поставило Адама вне отношения с Богом. Но Тот полностью не оставлял Свое творение и через закон готовит его в Своем Домостроительстве к принятию большей Благодати — воплощению Второго Лица Святой Троицы. Пока сыны Адама находятся вне закона, Он руководит ими внешне, как рабами. В христианском сознании Бог выступает как Учитель, а Церковь как Школа, внутри которой человек может приобрести необходимые для жизни знания. Но Он является не только Учителем, но и Законопо-ложником и Судьей.
Грехопадение было обязано воле человеческой. Оказавшись в неестественном состоянии, ум абсолютизировал природу и перенес на нее все цели своего существования. Цитируем Игнатия Брянчанинова: «Лжеименный разум есть образ мыслей и суждений, усвоившихся уму по падении человека. Как следствие падения, он имеет характер самообольщения, как следствие лжи и обмана, он не приемлет Истины — Христа <...> Предмет лжеименного разума — одновременное и тленное. Когда предметом его делается вечное и духовное, то суждения его вполне неосновательны и ошибочны. Все сведения ему поставляются чувствами телесными, которые повреждены падением <...> Он считает себя правителем мира, потому что отвергает Промысл Божий, если не всегда словами, то всегда самим делом. Он содержит в себе начало безбожия, которое составляет всю сущность каждого заблуждения, раскрываясь в нем более или менее»43. Здесь автор касается всех проблем, связанных с современной теорией познания мира человеком: это — объект познания, органы познания, цели, вопросы истины и абсолюта, самопознания, нравственности и власти. Современный читатель, просвещенный лишь научными трудами и соответствующим языком, практически не знаком с обширной святоотеческой литературой, в которой эти вопросы разбираются и от которой во многом отталкивается современная наука. Эти положения оттачивались в дискуссиях с языческим миром и обсуждались на Вселенских соборах. Они отражают суть всего христианского Предания во взаимоотношениях Бога, человека и природы. Все святые — одни уста, говорит Григорий Палама44.
Наиболее интенсивные дискуссии по вопросу внешнего знания прошли в XIV в. Они касались всех сторон христианского вероучения. Варлаам, один из монашествующих, фактически представитель латинского пути развития Церкви, бросил вызов всему святоотеческому наследию. Афонское старчество в лице Григория Паламы отразило эти нападки. В своей специальной работе «Триады о священнобезмолвствующих» автор отверг попытки переложения Священного Предания и, опираясь на тысячелетний христианский опыт, развил все стороны святоотеческой антропологии. Наиболее
40 Максим Исповедник. Творения. В 2 кн. — Кн. 2. — М., 1993. — С. 102.
41 1. Ин. 4,13.
42 Исаак Сирин. Указ. соч. С. 110.
43 Игнатий Брянчанинов. Аскетические опыты. — Т. 2. — С. 146.
44 Григорий Палама. Триады в защиту безмолвствующих. — М., 2003. — С. 150.
остро вопросы стояли об отношению христианской традиции к внешнему знанию, философии и наукам. Когда-то эти проблемы разбирались в раннехристианской апологетической литературе и в трудах каппадокийских отцов Церкви: Василия Великого, Григория Богослова, Иоанна Златоуста, Григория Нисского. Теперь, спустя тысячу лет, эти вопросы оживают вновь в контексте наметившегося «Возрождения».
Суть стремлений пересмотреть и принизить значение святоотеческой традиции сводилась к тем высказываниям, что без науки нельзя избавиться от незнания и ложных мнений, что она, подобно откровению пророков и апостолов, есть дар Божий, охраняет от зла и без нее невозможно духовное совершенство45. Григорий Палама ответствовал на это, что в Евангелии нет даже слова о внешней учености46.
Христианские отцы Церкви считают знания, приобретенные вне заповеди, совсем иного рода явлением. По своей природе мыслящий ум объединяется с мыслимым, стремится к нему, пишет Дионисий Ареопагит47. В контексте христианского мировоззрения в результате грехопадения происходит подмена объекта: познавательный орган человека — ум — движется не к Богу, а к естеству. На последнее он переносит все свойства священного и сакрального. У Григория Паламы мы читаем: «Пленники бессмысленной и безумной мудрости <...> оклеветали Бога и природу, ее возведя в положение господства, Его же из положения господства низведя <...> Они. называли неодушевленное одушевленным, да еще и получившим душу более высокую, чем наша, а неразумное — разумным, потому что способным вместить человеческую
душу»48.
Апостол называет эти знания пустыми, суетными, так как грех означает движение мимо цели49. Почитание твари, вместо Творца, составляет, по словам апостола Павла, суть языческой веры50. Ведение материальных предметов невозможно, исходя из понимания слова «ведение», когда человека, при определенной его самоорганизации, вводят внутрь себя высшие по отношению к нему силы. Это движение духовное, и осуществляется оно в рамках духовной заповеди, и знания, приобретаемые в процессе этого движения, очевидны, постигаются без посредников духовным оком. Материальные предметы не могут вести. В этом, по мнению христианских авторов, состоит самый основной обман. В естестве есть «как бы вечность», «как бы сила», «как бы законы». Окружающий человека мир является «как бы богом». А значит, таков и сам человек, потому что тот ему сродни. В этом проявляется райское искушение: «Будете как Бог» при нарушении заповеди познания добра и зла51.
Сами по себе законы невозможно познать, т. е. войти в них. Они ограничивают движение. Их можно только нарушить и преодолеть, что тогда приобретает опасный характер. Это есть то, что называется в святоотеческой литературе законом греха или искушением52.
45 Там же. С. 5.
46 Там же. С. 12.
47 Дионисий Ареопагит. Указ. соч. С. 531.
48 Григорий Палама. Триады. — С. 30.
49 1 Кор. 3, 19; Рим. 1, 20.
50 Рим. 1, 25.
51 Быт. 3, 5.
52 Максим Исповедник. Указ. соч. Кн. 1. — С. 188.
1. Григорий Палама. Гомилии. В 3 частях. — М., 1993.
2. Григорий Палама. Сто пятьдесят глав. — Краснодар, 2006.
3. Григорий Палама. Триады в защиту безмолвствующих. — М., 2003.
4. Дионисий Ареопагит. Сочинения. Максим Исповедник. Толкования. — СПб., 2002.
5. Игнатий (Брянчанинов). Аскетическая проповедь. — Минск, 2002.
6. Игнатий (Брянчанинов). Аскетические опыты. В 2 т. — Минск, 2001.
7. Иоанн Кассиан Римлянин. Собеседования египетских отцов. — М., 2003.
8. Исаак Сирин. Слова подвижнические. — М., 2006.
9. Максим Исповедник. Творения. В 2 кн. — М., 1993.
10. Феофан Затворник. Толкование посланий св. апостола Павла. — М., 2002.
