CC BY
137
Шустрое А. Г.,
доктор культурологии, профессор, зав. кафедрой Ярославского государственного университета
Бесконечная жизнь (православный взгляд на проблему жизни и смерти)
У человека нет ничего более ценного, чем дар самой жизни. Нередко представление о жизни не совпадает с ней как с таковой. Личная незащищённость перед смертью и её нелогичность способствуют пробуждению религиозных чувств. Из всех философских взглядов на проблему жизни и смерти наибольшего уважения заслуживает осмысление её в контексте традиционных религий. Объясняется это тем, что религиозно-философские традиции долго-временны и плодотворны. На их основе формируются историко-культурные типы цивилизаций, образуется шкала жизненных ценностей человека, его культурный мир и поведенческие ориентиры. Источником русской цивилизации служит православная вера, к авторитету которой мы и обратимся при решении поставленного вопроса.
Имей христианское вероучение отвлечённо-теоретическое значение, оно стало бы игрой ума, одной из многочисленных философских доктрин, удостоенной частного выбора и рассудочного увлечения ограниченной жизни индивида. Не питало бы оно того соборного духа, что производит городскую культуру, придаёт вселенский универсальный характер индивидуальности человека. Православие представляет собой образец целостного пути личности, в определённом смысле не имеющего ни начала, ни конца. Христианское богословие этот путь называет «путем отцов» или святоотеческой традицией. Подвижники и аскеты в своей жизни полностью следовали евангельскому учению и из внутреннего опыта давали нравственные наставления и ответы на трудноразрешимые
вопросы внешнего сознания. Обладая писательским даром, они оставили книжное наследие, которое и через века помогает нашему современнику, поддерживает его и утешает в самые тяжёлые минуты земной жизни, в том числе связанные и с утратой близкого человека.
Святые отцы, выбирая путь монашеской уединённой жизни, тем не менее, оказывались в центре общественного внимания и сохраняли отношения с миром. Сами перенося тяжелейшие невзгоды, скорби и болезни, они испытывали горячее чувство любви к человеку. В письмах Фе-одора Студита, бывшего в то время в изгнании, мы находим много участливых, тёплых и мудрых слов, обращённых к лицам, потерявшим своих близких. В этих текстах содержится вся полнота христианского вероучения и, в частности, представление о настоящей и будущей жизни человека, разделённых границей смерти. Вот некоторые отрывки из его писем: «О несчастье! О бедствие! Отошел от вас отрок добрый и прекрасный... Как же столь прекрасный сын, отсеченный мечом смерти от самых, так сказать, чресл ваших, может не вызывать безутешной скорби в сердце вашем? Кто не станет сокрушаться и страдать при отсечении мечом какого-либо из членов своих, как случилось с вами?.. Уныние в доме, скорбь у служителей, печаль у родных. Со всех сторон скорбь и печаль. Но послушай меня, муж добрый,.. побереги себя самого, уврачуй себя самого. Обрати, убеждаю тебя, взор ума своего на происходящее во вселенной,.. посмотри и подумай: кто, явившись на свет, остался в этом веке, а не отцвел и не иссушен смертью скоро, подобно прорастающей траве? Кто есть человек, по словам Писания, иже поживет и не узрит смерти?.. (Пс. 88, 49). Настоящая жизнь — некое определенное служение и однодневный труд, а потом тотчас возвращение домой, подразумеваю переход отсюда туда. Патриархи были и ушли, пророки были и ушли, отцы и матери были и ушли, братья, друзья и родные были и ушли. А что — цари? Что — вельможи? Что — начальники? Не все ли пошли в землю или пойдут спустя некоторое время, как произошедшие из земли? Но вот что нужно: чтобы хорошо потрудившись здесь и проведя жизнь в согласии с волей Создателя Бога, мы оказались бы не осужденными, предстоя тамошнейшему страшнейшему Судилищу. Отсюда мы желаем тебе подчерпнуть средства к утешению. Чтобы ты явился сведущим в предметах Божественных,
11
12
и поступающим по закону Божию, и знающим, куда отошел представившийся:.. не к смерти, не к бытию, но в жизнь вечную и к Богу, создавшему все, и чтобы отцам и знакомым и собравшимся на погребение показать прекрасный пример того, как переносить с благодарностью и смиренномудрием потерю детей и не противиться Божиим повелениям» 1.
Приведём ещё одно письмо Феодора Сту-дита по поводу утраты родителями детей, исполненное качествами тонкого психологизма, душевного врачевательства и педагогики: «Подлинно, как не жалко, как не мучительно испытывать потерю одного сына за другим, лишаться, как будто одушевленного сокровища, богатства родовой преемственности, многовожделенного плода материнской утробы?.. Появился первый плод и преждевременно исторгнут из родительских рук; родился второй, и этого сразила жестокая смерть; произросла третья отрасль... ушла и она от глаз ваших. Но зачем увеличивать несчастье? Поражено сердце ваше,.. и скорбь может уврачевать не слово, не утешение, не человек, не ангел, но один Бог, так устроивший пределы нашей жизни. Не погибли прекрасные дети, но спасены для вас и остались невредимыми, и вы увидите их спустя немного, когда окончится эта временная жизнь, радующимся и веселящимся не в кратковременном возрасте, но в совершенстве полного возраста Христова (Еф. 4, 13). Поэтому увещеваем и просим вас действительно утешать себя этими мыслями и таким образом исторгать из души неумеренную скорбь. Господь назначил нам меру, дабы мы и выражали естественное сострадание, и не переступали в этом надлежащий предел. Первое преклоняет Бога на милость, а последнее располагает сопротивляться распоряжениям Промысла: первое радует от-шедших, а последнее обыкновенно огорчает их, достигших покоя. Ибо всякий желает, чтобы при его радости радовались, а не скорбели те, которые признаются, что любят его» 2.
Потерявшей на войне сына вдове указанный христианский автор после слов сострадания пишет: «Но ободрись, госпожа, ободрись, время утешиться; отверзи слух свой и выслушай Божественное изречение: Человек, яко трава, дни его, яко цвет селный, тако отцветает (Пс. 102, 15). Кто есть человек, иже проживет и не узрит
1 Феодор Студит. Весна православия. Письма о духовной жизни. М., 2006. С. 53.
2 Там же. С. 58.
смерти? (Пс. 88, 49). Итак, мы не совсем потеряли сына, но спустя немного, когда затрубит последняя труба, он восстанет в сретение Господу на воздухе (Фес. 4, 17) и там мы увидим его. Скажи с блаженным Иовом: Господь дал, Господь и взял (Иов. 1, 21); повтори слова Давида: Обра-тися, душе моя, в покой твой (Пс. 114, 6). Ибо смерть сына — душа твоя. А вдовство же свое взирая, восклицай: Господь мне помощник, и не убоюся, что сотворит мне человек (Пс. 117, 6)» 3.
Замечательный образец эпистолярного жанра, принадлежащий перу всё того же преподобного Феодора Студита, созданный по случаю кончины духовных лиц, удивительно ясно и кратко раскрывает христианское отношение к смерти: «Скончалась в Господе игумения с десятью сестрами:.. это не беспечальное событие, но весьма поразительное; ибо по отнятии головы все тело мертво, и по отсечению лучших членов оставшиеся неблаговидны. Таково это событие по плоти. Но соображая духовное с духовным (1. Кор. 2, 13), случившееся и прискорбно и вместе радостно: первое по причине лишения, а второе по надежде. Ваша скорбь соединенная с надеждой и радостью, а не такая, как у умерших плотью, которые с плачем и безумными воплями предаются скорби, подобно язычникам, не имеющим надежды (1. Фес. 4, 13). Поэтому для них не вожделенна кончина, а весьма горестна. Для нас же, для которых жизнь — Христос, и смерть — приобретение (Флп. 1, 21), служит поводом к радости кончина духовных отцов, как живущих в Господе жизнью гораздо высшею здешней жизни и бессмертною» 4.
И наконец ещё один текст письма святого отца, обращённый к потерявшему супругу: «...Она, как золото в огне, очистившись в продолжительной и тяжелой болезни, отлетела отсюда. Поэтому нам доставляет утешение то, что ты предпослал к Богу такую супругу, оставившую нам в своей жизни пример прекрасного поведения. Кроме того, ты и сам наученный Божественным истинам, не должен столько сокрушаться о случившемся. Ты знаешь, что как скоро мы приходим в бытие по благоволению Божию, тотчас же вместе с рождением привходит к нам и необходимость исхода, и никто из людей не бессмертен, и ни одно супружество не нерасторжимо. Рассмотрим, если угодно, бывших от Адама до ныне, и мы увидим непрерывное пре-
3 Там же. С. 130.
4 Там же. С. 243.
емство, продолжающее с тех пор, как стоит здешний мир. Где родившие тебя, господин, и родившие их? И отступая назад, ты не найдешь ничего другого, кроме того, что человеческая жизнь есть прилив и отлив» 5.
Описанные случаи расставания с близкими типологически охватывают многие частные ситуации. Начинающиеся с утешения, нисходящего к человеческой слабости, послания проникнуты духом бодрости и радости, освобождающим душу от бремени. Слова христианского подвижника предлагают новое видение мира и утверждают незримое основание жизни, выражающееся в религиозной вере человека. Вера, как отмечает апостол Павел, есть осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом (Евр. 11, 1). Православная педагогика, беря за повод реальные события земной жизни человека, нередко трагические, пользуясь конкретными обстоятельствами как доступным языком, излагает всю суть христианского мировоззрения.
Догматическое учение христианства полагает источником жизни творческую энергию Бога: «Я живу, и вы будете жить»,— читаем мы в Евангелии от Иоанна (Ин. 14, 19). Современный автор Симеон Афонский пишет, что истинная жизнь нам не принадлежит. Мы в неё входим. В этом состоит особое искусство — искусство спасения 6. Земная жизнь является лишь определённым служением, а потом тотчас — возращение домой, переход отсюда — туда 7.
Само понятие искусства заключает в себе особого рода явление творческих граней, сталкивающихся с повседневной текучестью вещей и обнажающих истинный мир вечности. Своими приёмами искусство стремится взять верх над несовершенством. В монашеском опыте духовного деяния это означает победу над грехом и предельной формой его выражения — смертью.
Святоотеческое богословие понимает под грехом нереализованную энергию творчества, отсутствие генеральной цели жизни и принятие за таковую сменяющие друг друга вымышленные фантазии и иллюзии, продиктованные пленением ума потребностями тела. В догматическом учении началом греха является преступление нравственной заповеди первочеловеком. Результатом этого становится повреждение его природы, искажение познавательных способно-
5 Там же. С. 250.
6 Симеон Афонский. Искусство борьбы с помыслами. М., 2012. С. 15.
7 Феодор Студит. Указ. соч. С. 52.
стей и ослабление всех сил личности. У известного и авторитетнейшего христианского писателя Петра Дамаскина мы находим, что «первый человек подвергался тлению и осужден на бесславное лишение жизни, нося в теле своем как бы некую язву и сообщив сию болезнь всему роду» 8. Следствием грехопадения стала и вселенская катастрофа. Мир оказался в таком состоянии, когда, по словам Григория Богослова, несущественное рождается, а существенное разрушается. Грех умертвил ум человека и, как отмечает Максим Исповедник, явился преградой между ним и Богом 9. Апостол Павел пишет, что человек не есть тот, кем он должен быть.
В святоотеческой антропологии человек состоит из духа и плоти. Духовная субстанция, или ипостась, воспринимает исходящие от Творца жизненные энергии и передаёт телу, а через него входящему в его состав всему веществу мира. Без творческих энергий Бога, или благодати, сложение распадается. Проблема исчезновения индивидуальности издавна волновала мыслителей. О разрушении индивидуального начала из древних авторов писал Аристотель. В христианском мировоззрении душа человека вечна и бессмертна. Она не разделяет судьбы тела. Ей предназначено другое будущее, качество которого полностью зависит от личного выбора. Волею грех вошёл в жизнь, волею при содействии Божественной благодати и должен истребиться.
Отстранив Бога из своего состава, личность оказалась прикованной ко временным заботам. Получаемый свыше дар жизни теперь превратно используется. Вместо самовластия дух страстями прикрепляется к вещественному как к абсолютному, теряя своё царственное положение в мире и свободу. По словам Исаака Сирина, искажённый мир стал союзом всех страстей 10.
В контексте христианского мировоззрения страсти понимаются как неправомерно используемые творческие энергии. Ими производится неестественный мир, наполненный трудами и горестями, в котором царит несправедливость, и всё оставляет душу, а последнее что — её собственное тело. Страсти как отпадение от добра 13 вызывают утомление и старение, отмечает Нил Синайский 11. Душа укрепляется в мире на себя-
8 Петр Дамаскин. Творения. Краткое изложение священного трезвления. М., 2009. С. 141.
9 Максим Исповедник. Вопросы и недоумения. М., 2010. С. 114.
10 Исаак Сирин. Слова подвижнические. М., 2006. С. 22-24.
11 Нил Синайский. Мир ума Христова: письма. М., 2009. С. 462.
любии и эгоизме, находим мы у Симеона Афонского 12. Делающие беззаконие цветут (Пс. 91, 8-11). Эта тленная жизнь, по словам Нила Синайского, ничем не отличается от спектакля 13. Она есть суета, сон и тень. «Что суетнее того, чему конец тление и прах?» — вопрошает Петр Дамаскин 14. Максим Исповедник пишет, что такая жизнь проносится как облако 15. В таких условиях человеческого бытия христианская психология считает память о смерти условием его нравственного здоровья, а забывчивость — причиной многих болезней и даже ранней смертности 16. По словам Исаака Сирина, мысли о долгой счастливой жизни приходят с приобретением временных богатств и с телесным покоем 17. «Мы знаем,— пишет Игнатий Брянчанинов,— что придет и наша очередь, но проводим жизнь как будто не видели умирающих, как будто нам назначено не в пример другим вечно оставаться на земле» 18. «Все мы странники на этой земле,— продолжает этот же автор,— каждый из нас поживет немного и умрет, оставив все вещественное богатство» 19.
Память о смерти изменяет всё отношение к земной жизни, а в плане познавательном — обнажает истинное значение вещей. «Отвергая Бога,— находим мы у Игнатия Брянчанинова,— живущие по плоти отвергли бы и саму видимую смерть, если бы это было возможно. Они отвергают значение ее, считая уничтожением человека, веселятся всю жизнь, отвергая Бога во времени (курсив наш.— А.Ш.)» 20.
Словами Максима Исповедника, смерть сводит на нет всю творческую силу рождения 21. Но в то же время, пишет Иоанн Златоуст, «она погубляет не тело, а истребляет само тление» 22. В контексте православной мысли смерть кладёт предел и самому греху, освобождая личность от рабства и подчинённости. Зло, несправедливости в мире и сам грех, результатом которого служит смерть (Рим. 6, 21), не являются вечными. В христианском сознании смерть служит приоб-
12 Симеон Афонский. Указ. соч. С. 8.
13 Нил Синайский. Указ. соч. С. 194. 14 14 Петр Дамаскин. Указ. соч. С. 316.
15 Максим Исповедник. Указ. соч. С. 86.
16 Симеон Афонский. Указ. соч. С. 70-71.
17 Исаак Сирин. Указ. соч. С. 353.
18 Игнатий Брянчанинов. Аскетическая проповедь. Минск, 2002. С. 245.
19 Там же. С. 358.
20 Там же. С. 225.
21 Максим Исповедник. Творения. В 2-х кн. М., 1993. Кн. 2. С. 251.
22 Иоанн Златоуст. Беседы на Псалмы. М., 2005. С. 265.
ретением (Флп. 1, 21), поскольку разрушает преграды между человеком и Богом.
Под вечной смертью христианское богословие понимает неучастие в делах Бога, другими словами, неспособность восприятия благодати после посмертного всеобщего восстановления человеческой природы 23. Начинающееся ещё в условиях временного существования духовное преображение естества человека заканчивается после земного предела абсолютно новым и творческим состоянием, обозначаемым как вечная жизнь. Выбор того или иного результата находится в воле человека. Поскольку Бог смерти не творил (Прем. 1, 13), причиной её стал сам человек. «В нас живет мертвец,— говорит Григорий Палама,— отпавший от Бога ум» 24. Но как смерть через человека, словами апостола Павла, так и через человека воскресение из мертвых (1. Кор. 15, 21). От этого апостольского положения в христианской аскетике зарождается новое искусство — искусство спасения.
Христианская догматика уточняет, что своими силами угасающему уму приобщиться к вечной жизни невозможно, а тем более восстановить свою разрушающуюся природу. Для этого ему был явлен образ спасения в земной жизни Иисуса Христа. «Спастись,— пишет Игнатий Брянчанинов,— означает усвоить себя Искупителю, уподобиться Его жизни» 25. Существует целая культура спасения, иными словами, «возделывание земли» собственного тела и души, потребностью которых живёт человеческая личность 26.
Апостол Павел пишет, что «спасение состоит в вере, действующей любовью» (Гал. 5, 6). Каждый, продолжает автор, «кто призывает имя Господня, спасется» (Рим. 10, 12). «Спасение не по делам праведным, а по личности Божей» (Тит. 3, 5). Но, как отмечает Нил Синайский, Богу необходим предлог для нашего спасения 27. Господь спасает нас не по чистоте, а по смирению 28. «Смирение — сокращенное спасение»,— находим мы у Варсонофия Великого 29. Игна-
23 См., например: Максим Исповедник. Вопросы и недоумения. С. 84.
24 Григорий Палама. Гомилии. В 3-х кн. М., 1993. Кн. 3. С. 50.
25 Игнатий Брянчанинов. Указ. соч. С. 322.
26 О православном понимании культуры см., например: Шу-стров А. Г. Понимание творчества и культуры в свете традиции византийской мысли. Ярославль, 2005.
27 Нил Синайский. Указ. соч. С. 238.
28 Там же. С. 414.
29 Варсонофий Великий и Иоанн. Руководство к духовной жизни в ответах на вопрошения учеников. М., 2005. С. 104.
тий Брячаннинов относит к культуре спасения крещение, сохранение заповедей и любовь к ближним 30. В Евангелии говорится — «терпением вашим спасайте души ваши» (Лк. 21, 18); «Перетерпевший до конца — спасется» (Мф. 10, 22). Примером всей своей жизни христианские подвижники явили терпение скорбей, болезней и несчастий как высшую добродетель, что и передали нам в своём книжном завещании.
Христианство рассматривает спасение возможным для любого человека, вне зависимости от внешних условий его жизни. Иоанн Касси-ан Римлянин отмечает, что Бог желает спасения всем; не спасаются вопреки воле Божией 31. В Евангелии от Луки сказано, что избравших этот путь будет немного (Лк. 13, 23). Петр Дама-скин пишет: «.Верующий Господу боится мучений, а боящийся мучения соблюдает заповеди; соблюдающий заповеди терпит скорби, а терпящий скорби приобретает надежду на Бога; надежда эта удаляет ум от всякого пристрастия, а удалившийся от него приобретает любовь к Богу. Если кто-либо захотел делать это, тот спасется где бы то ни было» 32.
Святоотеческая традиция выделяет два вида спасения: добродетель в миру и совершенство. «Для спасения в миру необходимо,— говорит Варсонофий Великий,— самоукорение, отсечение своей воли и почитание себя ниже всей твари» 33. В другом месте у него же мы находим: «Оставь волю свою позади себя и всю жизнь смиряйся и спасешься» 34. «Хочешь спастись — понудь себя умереть для всего земного» 35. Исаак Сирин сообщает, что не только мученики за веру спасутся, но и те, кто умирает каждый день за заповеди 36. О таковых, кто победил хотя бы одну страсть в миру, Нил Синайский пишет, что они заслуживают почитания не меньше аскетов-подвижников 37.
У Максима Исповедника встречается мысль, что поскольку человек существо изменчивое, приспосабливающееся ко времени и обстоятельствам, совершенно необходимо, чтобы Бог, оставаясь Самим Собой, приспосабливаясь к нашему состоянию, находил способы спасения
30 Игнатий Брянчанинов. Указ. соч. С. 322.
31 Иоанн Кассиан Римлянин. Собеседование египетских отцов. М., 2003. С. 446.
32 Петр Дамаскин. Указ. соч. С. 38.
33 Варсонофий Великий и Иоанн. Указ. соч. С. 203.
34 Там же. С. 101.
35 Там же. С. 110.
36 Исаак Сирин. Указ. соч. С. 41.
37 Нил Синайский. Указ. соч. С. 422.
в зависимости от произрастающих в настоящее время в человеческой природе пороков 38. Говоря современным языком, умирать каждый день за заповеди, суть которых сводится к любви к Богу и ближнему, может означать: сохранение человеческого достоинства, там, где царит подлость, предательство, ложь и обман; честность, выраженную в высоком профессионализме; до-рожение семейными, национальными и государственными традициями, данными от Бога, вопреки веку распущенности и глобализма. Победу над страстями можно увидеть в истреблении вредных привычек и зависимости; примирении с ближним, неспорности и терпении обид вместо разросшейся практики судебных исков, отказ от своих интересов и зломыслия. Всё перечисленное, с христианской точки зрения, без Божественного участия невозможно. В мире, который наполнен страстями, на наших глазах появляется чудо, раскрывается незримая прежде тайна жизни. «Заповедь,— пишет Игнатий Брянчанинов,— есть священная тайна 39, ...поскольку благочестие скрыто, а блуд явлен» 40.
Этот же автор, отражая всю православную традицию, утверждает, что знамения и доказательства спасения даны человеку в нём самом, в глубине его личности 41. Такой очевидности и ясности тишины не могут принести внешние культурные формы. Сколько бы творческая натура не прикасалась к ним, она не обретёт для себя бессмертия и удовлетворения, а скорее наоборот, пробудит страсти и смятение чувств. Известный Оптинский старец Макарий, которому Россия обязана возвращением к чистым родникам православной традиции после попыток реформирования народного духа на западный манер и началом перевода древних отцов на русский язык в письмах к мирским особам сообщает, что науки, образование, благосостояние не могут утешить в скорбях 42.
Источником скорбей христианское вероучение видит время, в котором живёт человек, отнимающее у него всё, к чему он привык. Духовный орган человека, воспринимающий высшее движение, «закапывает его в землю». Таким образом создаются рукотворные кумиры, на
38 Максим Исповедник. Вопросы и недоумения. С. 151.
39 Игнатий Брянчанинов. Аскетические опыты. В 2-х т. Минск, 2001. Кн. 1. С. 432.
40 Там же. С. 388.
41 Там же. Аскетическая проповедь. С. 295.
42 Макарий Оптинский. Письма к мирским особам. М., 2011. С. 178.
15
16
которые личность возлагает надежды и к которым прикрепляется превратной энергией творчества. Лишение привычного и, казалось бы, незыблемого потрясает сознание человека, нередко доводя его до крайности. «Верою ищите укрепления в Слове Божием,— пишет старец,— оно есть пища души и целительный бальзам душевных наших язв, в скорби сладкое утешение; оно научает нас, что кого любит Господь, наказу-ет, биет же всякого сына, его же приемлет (Евр. 12, 16)» 43.
Терпение неизбежных утрат освобождает душу от излишних, наносных, внешних форм культуры, ограничивая малым. Говоря словами апостола, тлеет внешний человек, которому суждено умереть, обнажается внутренний (2 Кор. 4, 16). В культурных одеждах, или, говоря евангельским языком, с неправедным богатством, человеку невозможно войти в узкие врата жизни. В Евангелии от Матфея говорится, что пространный путь и широкие врата вводят в пагубу, а прискорбный путь и узкие врата — в живот вечный (Мф. 7, 13-14). Те, кто плачет, кого поносят и изгоняют правды ради унаследуют Царство Небесное (Лк. 6, 20-23).
Путь совершенства находится вдали от забот мира. Делание монаха сосредоточено на внутреннем человеке. В практике «умной молитвы» инок может достичь Богоуподобления как личного удостоверения будущей жизни. Когда заканчивается борьба со страстями и очищается сознание, подвижник переживает опыт Богообщения как залог его будущей жизни, на аскетическом языке называемый исихией — безмолвием и покоем.
Практика умной молитвы существовала в монашеских общинах с древности, но высших состояний достигали немногие. Наиболее полно и системно учение об исихии представлено у Григория Паламы, который посвятил целый труд в защиту священнобезмолвству-ющих во время споров о природе Фаворского света и сомнения в духовном опыте восточного христианства. Ярчайший представитель православной богословской мысли Григорий Палама обосновал особенности восточнохристианского понимания возрождения человека. Возродиться может тот, кто признал себя умершим ещё во время земной жизни. Первый призыв христианской литургии — «Восстаньте!». В христианском мировоззрении восстать может тот, кто
43 Там же. С. 179.
осознаёт себя лежащим на своих грехах, как на смертном одре, далёким от творческого течения жизни. Чтобы встать со своего одра и ходить, как об этом говорится в Евангелии от Иоанна, необходимо прикосновение Божественной благодати. В православном понимании даже высшие формы искусства, науки и культуры не в силах преобразить тленную природу человека.
Физический процесс старения объясняется ослаблением приспособительных сил организма. Ни чистый воздух, ни нектар не смогут предотвратить утомления и ночного сна. «Сон,— говорит Нил Синайский, — сосед смерти» 44. Если к физической жизни примешивается сон, как яд к пище, то делает её в основе своей поражённой. Григорий Палама пишет, что смерть является длительным процессом. Человек за время своего земного пребывания умирает много раз, пока не умрёт окончательно 45. Даже высочайшие христианские подвижники не могут окончательно преодолеть страсти сна и пищи, будучи по своему природному несовершенству привязанными к ним. Смерть кладёт предел этому несовершенству.
«Смерть, — находим мы у Петра Дама-скина, — лишает человека образа и подобия Божия, делает безобразным» 46. В христианском вероучении Боговоплощение, крестные страдания и воскресение Иисуса Христа являются образом победы над смертью. Тем самым последний враг побеждается (1. Кор. 15, 26). «Поглощена смерть победою. Смерть — где твое жало? Ад! Где твоя победа?» — пишет апостол Павел (1. Кор. 15, 54-55). «В Адаме все умирают, во Христе все оживут» (1. Кор. 15, 23).
Поскольку в человеческом земном существовании есть опыт смерти, то святые отцы рекомендуют использовать данный инструментарий творчески, т.е. умирать для греха, быть для него словно спящим. В христианской этике самоотвержение расценивается как высшая евангельская добродетель, поскольку грех пропитал всего человека. «Нет больше той любви, чем кто положит душу свою за други своя» (Ин. 15, 13). «Готовность погибнуть есть источник истинного творчества»,— говорит Симеон Афонский 47. «Лучше смерть в подвиге, чем жизнь в падении»,— находим мы у Исаака Сирина 48.
44 Нил Синайский. Указ. соч. С. 19.
45 Григорий Палама. 150 глав. Краснодар, 2006. С. 103-105.
46 Петр Дамаскин. Указ. соч. С. 91.
47 Симеон Афонский. Указ. соч. С. 86.
48 Исаак Сирин. Указ. соч. С. 351.
В соответствии с христианским мировоззрением в своём обыденном состоянии, без особого духовного труда и воли, человек не имеет опыта Богообщения: «Царство Небесное силою берется» (Мф. 11, 12). Оно «внутри вас есть» (Лк. 17, 21). Выражение искреннего желания личности является непременным условием творческого союза с вечностью. Поскольку «Бог есть дух» (Ин. 4, 21), и Он бесконечен, преображённая благодатью душа поднимается над всеми ограничениями земного бытия. Она ощущает себя универсальной, как бы не
рождавшейся вовсе, не принадлежащей времени, уподобляясь в этом Богу, не имеющему ни начала, ни конца. Иссыхают слёзы горечи, забываются обиды, когда слышишь: «Радуйтесь и веселитесь, ибо велика ваша награда на небесах» (Мф. 5, 12). В духовной радости выражается надежда на будущее. Страх же, по мысли Максима Исповедника, есть не что иное, как ожидание зла 49. В христианском благочестии радость жизни и благодарение Господа за все скорби и лишения служат верным признаком творческого достоинства личности.
49 Максим Исповедник. Вопросы и затруднения. М., 2008. С. 175.
17
