CC BY
3032. Dolzhenkova E.V., Pashin V.P., Larina O.G. Istoriko-pravovye osnovy otechestvennogo opyta v oblasti podbora i rasstanovki rukovodyashchih kadrov v 1920-e gody (na materialah Kurskogo kraya). - Kursk, 2016.
33. Meht'yuz M. Stanovlenie sistemy privilegij v Sovetskom gosudarstve // Voprosy istorii. - 1992. - № 2-3. - S.45-61.
34. Nikulin V.V. Vlast' i obshchestvo v 20-e gody. - SPb., 1997. - S.73.
35. Leonov S.V. Rozhdenie sovetskoj imperii: gosudarstvo i ideologiya 1917-1922 gg. - M., 1997. - S.188.
36. Pashin V.P., Sviridenko YU.P. Kadry kommunisticheskoj nomenklatury: metody podbora i vospitaniya. - M.: GASBU, 1998. - S.
60.
37. Turicyn I.V. Vlast' i pressa v Sovetskoj Rossii: problema vzaimootnoshenij i vzaimovliyaniya v 20-e gody. - M.: Dialog-MGU, 1998.
38. Turicyn I.V. Sovetskaya vlast' i rossijskaya pressa (problema vzaimootnoshenij i vzaimovliyaniya, 1921-1929 gg.). Diss. .. .dokt. ist. nauk. -Armavir, 1998.
39. Olekh G.L. K voprosu o denezhnom soderzhanii chinovnikov RKP(b) v nachale 1920-h gg. // Nomenklatura i nomenklaturnaya organizaciya vlasti v Rossii HKH veka. Materialy Internet-konferencii «Nomenklatura v istorii sovetskogo obshchestva» (noyabr' 2003 - mart 2004). - Perm', 2004. - S.126.
40. CHistikov A.N. Sovetskaya politicheskaya byurokratiya: ot «voennogo kommunizma» k nehpu // Rossiya v HKH veke. Sbornik statej k 70-letiyu so dnya rozhdeniya chlena-korrespondenta RAN, professora Valeriya Aleksandrovicha SHishkina. - SPb., 2005. -S.93.
ДОЛЖЕНКОВА ЕКАТЕРИНА ВИКТОРОВНА - кандидат исторических наук, доцент кафедры теории и истории государства и права Юго-Западного государственного университета.
ЕМЕЛЬЯНОВ АЛЕКСЕЙ СЕРГЕЕВИЧ - кандидат юридических наук, доцент кафедры теории и истории государства и права Юго-Западного государственного университета.
DOLZHENKOVA, EKATERINA V. - Ph.D. in History, Associate Professor, Department of Theory and History of State and Law, South-West State University (katushenka88@yandex.ru).
EMELYANOV, ALEKSEY S. - Ph.D. in Law, Associate Professor, Department of the Theory and History of State and Law, South-West State University (emelianovac@mail.ru)
УДК 94(47+57)« 1917/1991»
ЯХУТЛЬ Ю.А.
ЮЖНОРОССИЙСКАЯ ПОВСЕДНЕВНОСТЬ В ЭПОХУ НЭПА (ПО МАТЕРИАЛАМ ДОНА И КУБАНИ)
Ключевые слова: новая экономическая политика (нэп), повседневность, южно-российская станица, советская власть, Кубань, Дон.
Статья посвящена изучению проблем истории повседневности южно-российского общества под влиянием трансформации социальных и земельных отношений, властных структур казачьего сообщества в период реализации новой экономической политики. Показано, что в условиях переходной экономики проблемы быта, формирования новых социально-общественных отношений, советско-партийной системы и бюрократического аппарата оказывали существенное влияние на ход реформ в экономике Юга России, на всю жизнь общества. В контексте проводимых преобразований, политическая и хозяйственная деятельность показывают, что население страны на ментальном уровне весьма своеобразно «усваивало» нэп. При этом те явления в южнороссийских станицах и городах, которые были связаны с реализацией новой экономической политики, оказали существенное влияние на формирование нового комплекса противоречий. Последний сложился как в общественном сознании, так и в экономике (разрешение земельного вопроса, сбор продовольственного налога, проблемы роста производительности труда и т.д.).
YAKHUTL', Y.A.
SOUTH RUSSIAN EVERYDAY LIFE IN THE EPOCH OF NEP (BY MATERIALS OF DON AND KUBAN)
Keywords: new economic policy (NEP), everyday life, South Russian village, Soviet power, Kuban, Don.
The article is devoted to the study of the problems of the history of everyday life of the South-Russian society under the influence of the transformation of social and land relations, the power structures of the Cossack community during the implementation of the new economic policy. It is shown that in the conditions of a transitional economy, problems of life, the formation of new social-public relations, the Soviet-party system and the bureaucratic apparatus had a significant impact on the course of reforms in the economy of southern Russia, on the entire life of society. In the context of the ongoing transformations, political and economic activities show that the population of the country at the mental level very peculiarly "assimilated" NEP. At the same time, those phenomena in the South-Russian villages and cities that were associated with the implementation of the new economic policy had a significant impact on the formation of a new complex of contradictions. The latter was formed both in the public consciousness and in the economy (resolving the land issue, collecting food taxes, problems of growth in labor productivity, etc.).
Актуальность темы исследования определяется возросшим интересом к периоду нэпа, с одной стороны, и к истории повседневности 1920-х годов - с другой. Проводимые в это время экономические реформы, их влияние на социум, в том числе на традиционные казачьи устои, требуют дать объективную оценку последствиям социальных трансформаций на Юге России, соотнести их с привычным укладом жизни южнороссийского сообщества. Приступая к изучению истории повседневности казачьих регионов Юга России в годы нэпа, мы не ставим целью изучение сугубо экономических процессов и категорий. Интерес для нас представляет не столько состояние хозяйства казака-единоличника, занятого повседневным тяжелым сельскохозяйственным трудом, сколько трансформация общей ментальности станичного общества в рамках проводимых экономических реформ, обусловивших как положительные, так и отрицательные тенденции в казачьем быту, повседневности, общественно-политической жизни и т.д.
Новая экономическая политика, как вынужденная система мер для восстановления экономики, разрешения политического кризиса, снижения социальных противоречий и протестного движения, была реализована обширным набором средств и методов в период с 1921 г. по 1927 г. и обеспечила как политическую стабильность, так и возможность перехода к социалистическим преобразованиям. При этом введение нэпа не означало быстрого и кардинального изменения в жизни населения. Первые ощутимые изменения вообще можно было заметить лишь в 1922 г., когда дали о себе знать первые реальные результаты внедрения элементов рыночных отношений. Тем не менее, уже в это время стремление к ломке общественного сознания было более чем очевидным. На страницах региональных газет были открыты рубрики, посвященные описанию повседневной жизни станиц Юга России, последствиям проводимой экономической политики (в основном, вопросам сбора продовольственного налога, деятельности советских и партийных структур) и их влиянию на повседневную жизнь селян [1].
Практическая реализация новой экономической политики в Советской России, принимаемые на ее основе управленческие решения, далеко не всегда соответствовали истинным потребностям сельского и городского населения. Большевики, в первую очередь, ориентировались на собственные идеологические приоритеты. В частности, стремясь добиться стабилизации внутриполитической ситуации, в то же время они лишь ненадолго отложили замыслы в отношении качественного преобразования базовых основ хозяйства, основанного на традиционных формах землепользования и сословных отношениях. В этой связи, анализ реакций населения на проводимые реформы и изменения их быта предполагает рассмотрение повседневности, как сложного комплекса взаимозависимых факторов. Это и сельскохозяйственная деятельность, и бытовые условия, и организация досуга, и семейные отношения, старые и новые традиции, влияние новой сельской бюрократии в лице партийных ячеек и советских работников, политико-просветительная деятельность, ликвидация безграмотности, новые советские праздники и т.д. Именно в повседневной жизни различных социальных слоев и групп преломлялась многоукладная нэповская экономика, порождавшая противоречия и кризисы в рамках проводимых реформ.
Понимание групповых или индивидуальных реакций людей на проводимые реформы в целом и становиться отражением повседневности провинциального труженика. При этом одним из наиболее проблемных для объективного понимания внутриполитических событий в 1920-х гг. остается процесс выстраивания новых отношений между политической элитой и обществом. Ряд исследователей считают, что решение задач модернизации России в 1920-х гг. оказалось ключевой проблемой, но однопартийная система не позволила использовать нэп как средство построения социалистического общества. С данным утверждением сложно согласиться - однопартийная система не могла быть главной политической причиной, приведшей к насильственному завершению реформ. На наш взгляд, руководство Советской России при свертывании нэпа испытывало проблемы, в большей мере, связанные с внешнеполитическими угрозами и историческими традициями в экономике и политической системе, в самом сознании людей. Поэтому, учитывая особенности развития России, в
частности аграрного сектора экономики, ментальности населения и сложившихся традиций государственного управления, результаты нэпа были предсказуемы.
Опыт модернизационных преобразований свидетельствует о том, что результат их во многом зависит от возможности консолидации общества, учета интереса различных социальных групп. Мобилизация и консолидация общества на основе идеологических ценностей является одним из главных факторов, определяющих успешность результатов реформ. В данном контексте напомним, что уже к 1924 г. экономика страны практически достигла довоенных показателей. За первые пять лет нэпа индекс промышленного производства увеличился в три раза, прирост промышленного производства в разные годы составлял от 13% до 18%, среднегодовой прирост национального дохода достигал 18%, сельскохозяйственное производство выросло в 2 раза, а валовый сбор зерновых превысил на 11% показатели 1913 г. [2]. К 1928 г. СССР в полной мере достиг довоенного уровня национального дохода.
На этом фоне нэп, особенно на начальном этапе, почти не внес коренных изменений в производственную и бытовую деятельность казаков (крестьян). И это при том, что сельское население СССР в 1926 г. количественно доминировало, составляя 82% (население страны 147 млн. чел., сельского населения 121 млн чел.) [3]. На территории Кубанского округа, к примеру, проживало 1.300 тыс. чел. Преобладающая часть населения - 85% от общего количества занималось сельским хозяйством. По содержанию хозяйственной деятельности земледельческое население распределялось следующим образом: 60% хозяйств использовали труд членов семьи, 1,5 % хозяйств применяли наемную рабочую силу, 10,5% относились к категории рабочих хозяйств [4].
Особо отметим лишь то, что в ходе землеустроительных работ в казачьих областях иногороднее население заметно расширило свои земельные владения за счет казачьих земель. К примеру, на Дону это привело к сокращению владений казаков до 37% от общего количества сельскохозяйственных площадей округа. На этой основе в Донской станице обострились сословные противоречия. В то же время, это способствовало расширению интенсивных форм земледелия [5]. Данная тенденция имела место и в Кубано-Черноморской области.
Переселенческая политика большевиков, которая преследовала как экономические, так и политические цели и содействовала активному заселению казачьих регионов, стала важнейшим фактором, буквально ломавшим местные устои. Подчеркнем, что она являлась одним из важнейших составных элементов аграрной политики периода нэпа. Так, в Сальском округе Донской области для этих целей было зарезервировано 300.000 дес. земли, из которых 100.000 дес. предоставлялись в пользование [6]. В результате организованного переселения после окончания Гражданской войны иногороднее население здесь резко увеличилось. В Кубано-Черноморской области также был сформирован переселенческий фонд в размере 300 тыс. дес. [26], который создал экономическую базу хозяйственной деятельности переселенцев. В итоге, вместе с выполнением условий продовольственного налога, земельный вопрос в повседневной жизни казачьих сообществ остался приоритетным.
Переселенческая политика большевиков в отношении казачьих регионов Юга России в первой половине 1920-х гг., безусловно, оказала существенное влияние на повседневную жизнь станиц, усилив внутреннюю конфликтность. В этом противостоянии, по мнению ряда исследователей, большевики во многом опирались на молодежь [27].
Молодежь относилась к той социальной группе населения, которая была способна перестраиваться и воспринимать новые явления в общественных отношениях в достаточно короткий исторический промежуток времени и воспринимала новые идеологические установки в противовес устоявшимся традициям южно-российских станиц. Однако в последующем, при проведении землеустроительных работ, в социальный конфликт между казачеством и иногородними из-за дефицита земельных угодий в регионе резко обострился. Такие отрицательные явления в общественной и экономической жизни станиц нашли свое
отражение в специальных рубриках региональных газет, в том числе в периодическом издании «Красное Знамя» под названием «По медвежьим углам» [28].
В целом, период 1920-х гг. для сельского хозяйства Советской России, в особенности для Дона и Кубани, характеризовался наличием как старых, традиционных, так и новых ценностей, рожденных революционной ломкой фундаментальных устоев общественной жизни. Такой необычный синтез традиций и новых представлений провоцировал негативные явления в экономике, общественных отношениях, что, однако же, отвечало интересам правящей партии и поставленным ею задачам.
Противоречия между «новыми» и «старыми» ценностями, в конечном итоге, не привели к гармоничному их синтезу, а наоборот, усилили противостояние, так как старые тенденции в аграрном секторе экономики преобладали и доминировали, как закономерный результат исторически сложившихся практик развития. В данном контексте, несмотря на то, что в южно-российских казачьих регионах создавались всевозможные общественные организации и возникали движения по внедрению новых достижений в области аграрной науки («День урожая» в Донской области, к примеру, преследовал цель популяризации знаний по сельскому хозяйству для широких масс) [7], их результат не оказывал качественного влияния на культурно-хозяйственную самодеятельность казачье-крестьянских масс. Как следствие, традиционные формы казачьего землепользования оставались главным объектом ежедневного противостояния казачества и иногородних, которые поддерживались большевиками [8].
Эта ситуация неизбежно отражалась и на политической жизни. В частности, выборы в местные Советы в период политики «Лицом к деревне» (1924-1925 гг.) были восприняты казачеством, особенно зажиточным, как проявление политической слабости большевиков и возможность сохранения традиционных социальных и хозяйственных отношений в станицах. Беднейшая, просоветская часть казачества и иногороднего населения, напротив, воспринимала этот период не только как слабость, но и как факт политического предательства. В повседневной жизни это проявлялось в желании демонстрировать неизменность курса, выливавшемся во взаимные угрозы, призывы к репрессиям и даже преступления [9].
Иными словами, идеология преобразований столкнулась с повседневным консерватизмом российского общества. В деревне это противостояние было более острым и явным. Тем более, что традиции южных станиц в организации аграрного труда, торговли, реализации сельскохозяйственной продукции во многом соответствовали тем условиям, которые предлагали традиционные институты. К примеру, в период хлебозаготовительной кампании частные заготовительные организации во многом превосходили возможности государственных структур. В итоге, хлеборобы Юга России по-прежнему доверяли устоявшимся традициям частного предпринимательства [10].
Отметим также, что экономические и политические реформы, проводившиеся в российской деревне, сочетались с культурной революцией, с усилением идеологического воздействия на селян, на их традиционный быт и нормы поведения. Деформация повседневной жизни проходила здесь в противостоянии традиционных устоев с новыми революционными тенденциями, с насаждением советской административной системы и партийной бюрократии. Особое внимание властями уделялось молодежи и женщинам, которые вовлекались в орбиту активной общественно-политической деятельности. Для них создавались благоприятные условия для вступления в комсомол, поступления в высшие учебные заведения и т.д., что могло коренным образом изменить образ жизни села.
Одним из приоритетных направлений в изменении повседневной деятельности крестьян, казаков Юга России было проведение кампаний ликвидации безграмотности и политического просвещения. Эти мероприятия преследовали четко выраженные социально-политические цели, связанные с укреплением влияния большевиков, с подготовкой и воспитанием «советского человека». В результате проведенных мероприятий, к 1927 г. начальное образование в СССР получили 6 млн. чел. [11]
Жизнь в южно-российских станицах и городах, как в экономической, так и в общественной сферах, проходила в причудливом сочетании нового и старого. Она характеризовалась низким уровнем культуры и формированием советско-партийной бюрократии, потерей традиционной казачьей самобытности и возникновением новых социальных форм и т.д. В итоге, экономические и политические преобразования вели к деформации базисных основ казачьего хозяйства и советизации общественной жизни.
Новые особенности в повседневной жизни жителей хуторов, станиц, городов ярко проявлялись в дни проведения торжественных и массовых мероприятий, посвященных знаковым советским ритуалам и событиям. Корреспондент газеты «Советский юг» так описывает первомайскую демонстрацию в Голодаевско-Сориновской волости Миллеровского округа: «Деревенские вышли на первомайскую демонстрацию, не оправившиеся от голода. Еще раздетая и разутая деревня, живущая в поле и около продналога - все, равно вышла на демонстрацию» [12].
Изменение повседневной жизни, влияние новых идеологических установок неоднозначно воспринималось казачеством Юга России. Традиционные устои казачества во многом противоречили проводимым реформам. Одной из главных проблем повседневного противостояния казачества и советской власти в этих условиях было нарастающее влияние и рост советской партийно-бюрократической системы. Нарождающаяся бюрократия воспринималась как специфическое явление, связанное с советизацией общественно-политической жизни казачьих регионов [13]. При этом многое, связанное с нею, вызывало острое неприятие. Особую негативную реакцию населения вызывали факты взяточничества в хозяйственной и советской системе. И на это власть реагировала по-своему: «В момент хозяйственного строительства на экономическом фронте червь взяточничества подтачивает. Обессиленная, придавленная диктатурой буржуазия стремится установить свое прежнее положение» [14].
Сохранившаяся практика общественных отношений самоорганизации (сельская община, сельские сходы), во многом натуральные основы ведения крестьянского (казачьего) хозяйства нередко доминировали и играли значительную роль в повседневной жизни селян. Так, в период сдачи натурального налога (до ведения денежного эквивалента) в рамках продовольственной политики казаки обращали внимание на тот факт, что налог должен собираться не с общего объема землепользования, а только с той части, которая обрабатывалась. Попытка скрыть свои доходы и занизить объемы обрабатываемой земли стали для казаков повседневной проблемой [15].
В целом, повседневная жизнь в небольших населенных пунктах сводилась к нелегкой, напряженной работе, к «аккуратной оплате налогов», а после работы «самогон гонят, вечеринки устраивают, ездят по непролазной грязи друг к другу» [16].
В этих условиях абсолютной доминанты трудовых будней, чрезвычайно важной проблемой для сельского населения в первой половине 1920-х гг. оставался дефицит сельскохозяйственных орудий и отсутствие мануфактуры [17]. В сфере экономической деятельности казаков особое место занимали арендные отношения, которые развивались быстрыми темпами, но в большей части носили скрытый характер. Развитие арендных отношений, с одной стороны, способствовало восстановлению бедняцких хозяйств, а с другой - вело к обогащению зажиточной части казачества. Низкие цены на аренду земли, натурализация арендной платы отрицательно сказывалось на развитии рыночных отношений в аграрном секторе экономики [18]. В этих условиях во всех экономических проблемах большевики винили кулака-мироеда, в их понимании оказывавшего самое негативное влияние на повседневную жизнь станичного казачьего общества [19]. В свою очередь, казачество винило во всех бедах местную интеллигенцию, в том числе и учителей за те и социальные и экономические проблемы, возникавшие в повседневной их деятельности и утрату исторически сложившихся форм станичного самоуправления [20].
Тем не менее, повседневность в период нэпа формировалась под влиянием все более динамично меняющегося пространственного окружения: появлялись новые школы, избы-
читальни, сельские клубы и т.д. В перспективном плане формирование новой социальной среды демонстрировало преимущества нового перед старым. Не случайно, демонстрация этого становится главной задачей большевиков.
Процесс реформирования повседневных устоев станиц Юга России происходил посредством политики «культурной революции». В этом контексте действия большевиков по ликвидации безграмотности и программы политико-просветительской деятельности следует признать положительным. Проводя этот комплекс мероприятий, большевики преследовали определенные социально-политические цели, направленные на устойчивое развитие советской власти и формирование нового облика человека. Как следствие, параллельно с проводимыми реформами, создавалась идеологическая база, формирующая организационно-правовую и идеологическую основу для принятия мер по свертыванию новой экономической политики.
Однако разрушение старого далеко еще не означало формирования новых структур и нового информационно-культурного и бытового пространства. Эти противоречия ярко проявились именно в казачьих регионах, демонстрировавших упорный социально-культурный консерватизм и политическое отторжение коммунистической идеологии. В этой связи, агрессивное вмешательство государственных акторов в повседневную деятельность казачества преследовало цель организации контроля за социальной группой, считавшейся политическим оппонентом советской власти.
В целом, социально-политические преобразования периода нэпа во многом были связаны с проблемами повседневности и противостояния старых, традиционных устоев казачества Юга России и новых явлений, связанных с революционно-преобразующей, в том числе политико-просветительной деятельностью большевиков. Большевики признавали, что большинство экономических мероприятий в рамках новой экономической политики не имели эффективного результата из-за слабой идейно-воспитательной и просветительной работы [21]. Причем и сама большевистская партия не смогла уберечься от негативного влияния новой экономической политики, приведшей к проникновению в ее структуры непролетарских элементов, развитию партийной бюрократии, в особенности в низовых структурах, расположенных в станицах и хуторах [22]. Рыночные отношения способствовали формированию новых негативных явлений в общественных отношениях, выражавшихся в росте коррупции, злоупотреблений служебным положением, в создании особых условий продовольственного снабжения для советско-партийного аппарата [23]. Не случайно, эта тема заняла одно из наиболее видных мест в советской печати [24].
Несомненно, что годы нэпа немало способствовали разложению здесь рядов правящей партии. К примеру, результаты обследования деятельности Туапсинской партийной организации выявили такие негативные факты как пьянство, нарушение требований устава, игнорирование требований трудовой дисциплины. Политико-просветительская работа среди населения не решала поставленных задач. Так, за 1927 г. системой политпросвещения в станицах этого района было охвачено всего 327 человек. В г. самом Туапсе действовали всего 3 школы политграмоты, в которой обучалось 218 человек [25].
Между тем, проводимые экономические реформы способствовали появлению новых факторов в повседневной экономической деятельности казачьих хозяйств. Государство активно поддерживало такое новое явление, как культурные хозяйства (хозяева) Кубани и Дона, организовывая с их участием сельскохозяйственные выставки, пропагандируя новые достижения в сельском хозяйстве Юга России [29]. Как следствие, период нэпа способствовал формированию особого социального явления - «нэпмана». Это были предприниматели в сфере производственной или торговой деятельности. Они создали свой бизнес в рамках новой экономической политики и стали принимать активное участие в хозяйственной деятельности. Особо следует отметить нэпманов, осуществлявших свою деятельность в торговой сфере. Однако даже на волне данной политики судьба этих людей была незавидной, так как власть формировала их негативный облик в обывательской среде [30].
Именно половинчатый характер, отсутствие системности не позволили использовать потенциал нэпа как средства модернизации экономики. Весь период нэпа проведение экономических преобразований характеризовалось отсутствием системности, постепенным вызреванием кризисных явлений, которые разрешались принятием экстренных, административных мер. На этом фоне последующее принятие программ (пятилетних планов) индустриализации и коллективизации, по сравнению с предшествующим периодом, свидетельствовало о систематизации проводимых экономических преобразований, хотя и в иной системе экономических координат.
В целом, социально-политическая и социокультурная ситуация 1920-х гг., как отражение проводимых экономических реформ, не могли не сказаться на повседневной жизни и хозяйственной деятельности селян Юга России. Исследование экономической повседневности показывает сложный путь экономических преобразований в аграрном секторе экономики, меняющиеся взгляды людей на традиционные устои повседневной жизни. В частности, трансформация стереотипов индивидуального предпринимательства в городе и в деревне во многом была предопределена рамками политического и экономического плюрализма периода нэпа. При этом отсутствие достаточных материальных и финансовых ресурсов у государства не позволяло коренным образом изменить идеологические устои большинства населения, что провоцировало большевиков на неожиданные шаги, к примеру, на противопоставление старшего поколения с молодежной средой.
Одним из наиболее позитивных изменений в повседневной экономической деятельности аграриев Юга России стало внедрение новых агротехнических приемов, методов культурного ведения хозяйства. Важное значение приобрела организация агропросветительской деятельности государства среди населения. Немаловажным фактором идеологического воздействия на население региона при этом являлась деятельность местных средств массовой информации, чьи корреспонденты вели активную информационную пропаганду в освещении повседневности нэпа. На страницах местных газет, журналов широко освещалась общественно-политическая и экономическая жизнь. Однако консерватизм российского казачества, патриархальные отношения в семье были серьезными препятствиями для продвижения новой советской системы ценностей.
Новая экономическая политика, при всей своей исторической востребованности, сформировала предпосылки для создания социально-экономических и политических условий выживания в период повторяющихся кризисов. При этом человек в системе формирующихся новых общественных отношений и политической системы оказался под давлением и влиянием старых, традиционных, устоявшихся взглядов, с одной стороны, и под воздействием новой социалистической идеологии - с другой. В силу этого, в рамках периода сформировался феномен преимущественно пассивного сопротивления казачества повседневности советского нэпа. Особенно наглядно он проявился в сопротивлении массовым переселениям и изменениям устоявшихся форм хозяйственной детальности.
Коренные сдвиги в жизни людей, вызванные принятием большевиками программ масштабной модернизации экономики и, по мнению некоторых авторов, означавшие завершение великой революции [31], были несовместимы с наличием подобных реликтов прошлого. Новая политика явно исчерпала себя. Желание провести радикальные экономические и общественно-политические преобразования привели к изменениям, в рамках которых уже не нашлось места компромиссу между властью и традиционным обществом.
Литература и источники
1. По страницам и хуторам Кубани // Красное Знамя. - 1924. - № 229 (1327). - 10 октября.
2. Муравьева Л.А. Новая экономическая политика: результаты, противоречия и тупики развития // Финансы и кредит. - 2001. - №21 (111). - С. 78.
3. История советского крестьянства. Т.1. - М., 1986. - С. 318.
4. Государственный архив Краснодарского края (ГАКК). Ф-890. Оп. 1 Д.6 Л. 134.
5. Цент документации новейшей истории Ростовской области (ЦДНИРО). Ф. 5. Оп. 1. Д. 52. Л. 48 об.
6. Переселенческие дела // Советский Юг. - 1924. - №157 (1555). - 12 июля.
7. За обновление земли // Советский Юг. - 1924. - №230 (1220). - 8 октября.
8. ГАКК. Р-187. Оп. 1. Д.8. Л. 234.
9. Центр документации новейшей истории Краснодарского края (ЦДНИКК). Ф. 8. Оп. 1. Д. 34. Л. 110.
10. ГАКК. Ф. Р-581. Оп. 1. Д. 9. Л. 276.
11. Верт Н. История советского государства. 1900-1991 гг. - М., 1994. - С. 288.
12. Деревенские очерки // Советский Юг.- 1924. - №109 (1107). - 15 мая.
13. ГАКК. Ф. Р-102. Оп. 1. Д. 30. Л.40.
14. Уничтожайте взяточничество // Голос рабочего. - 1923. - № 4(53). - 26 января.
15. ГАКК. Ф. Р-102. Оп. 1. Д. 18. Л. 102.
16. По станицам и хуторам // Красное Знамя. - 1924. - № 222 (1320). - 1 октября.
17. ГАКК. Ф. Р-102. Оп. 1. Д. 46. Л. 4.
18. ЦДНИРО. Ф. 5. Оп. 1. Д. 54. Л. 73.
19. Серый быт // Красное Знамя. - 1924. - №23 (1329). - 12 октября.
20. Станица Васюринская // Голос рабочего. - 1923. - №5 (54). - 28 марта.
21. ЦДНИКК. Ф.1. Оп. 1. Д. 17. Л. 10.
22. ЦДНИРО. Ф.5. Оп. 1. Д. 88. Л. 16 «а».
23. ЦДНИКК. Ф. 13. Оп. 1. Д. 51. Л. 34.
24. См.: Турицын И.В. Советская власть и российская пресса (проблема взаимоотношений и взаимовлияния, 1921-1929 гг.). Дисс. ... докт. ист. наук. - Армавир, 1998.
25. ЦДНИКК. Ф. 6. Оп. 1. Д. 67.
26. ГАКК. Р. 990. Оп. 2. Д. 399. Л. 117.
27. Багдасарян С.Д., Скорик А.П. Крестьянская повседневность эпохи нэпа: досуг и праздник в южнороссийской деревне в 1920-е годы // https://www.npi-tu.ru/assets/files/kazaki/2013/20130401/, 07.10.2018.
28. По медвежьим углам // Красное Знамя. - 1924. - №239 (1337). - 22 октября.
29. Сельскохозяйственная хроника // Красное Знамя. - 1924. - №257 (1355). - 13 ноября.
30. Миловидова Н.В. Российская повседневность в условиях нэпа: жизнь между «традицией» и «новацией» https://cyberleninka.rU/article/n/rossiyskaya-povsednevnost-v-usloviyah-nepa-zhizn-mezhdu-traditsiey-i-novatsiey
31. Турицын И.В. Великая российская революция 1905-1927 гг.: от исторических клише - к новому пониманию феномена // Современная научная мысль. - 2017. - №6. - С.30-39.
References and Sources
1. Po stranicam i hutoram Kubani // Krasnoe Znamya. - 1924. - № 229 (1327). - 10 oktyabrya.
2. Murav'eva L.A. Novaya ehkonomicheskaya politika: rezul'taty, protivorechiya i tupiki razvitiya // Finansy i kredit. - 2001. - №21 (111). - S. 78.
3. Istoriya sovetskogo krest'yanstva. T.1. - M., 1986. - S. 318.
4. Gosudarstvennyj arhiv Krasnodarskogo kraya (GAKK). F-890. Op. 1 D.6 L. 134.
5. Cent dokumentacii novejshej istorii Rostovskoj oblasti (CDNIRO). F. 5. Op. 1. D. 52. L. 48 ob.
6. Pereselencheskie dela // Sovetskij YUg. - 1924. - №157 (1555). - 12 iyulya.
7. Za obnovlenie zemli // Sovetskij YUg. - 1924. - №230 (1220). - 8 oktyabrya.
8. GAKK. R-187. Op. 1. D.8. L. 234.
9. Centr dokumentacii novejshej istorii Krasnodarskogo kraya (CDNIKK). F. 8. Op. 1. D. 34. L. 110.
10. GAKK. F. R-581. Op. 1. D. 9. L. 276.
11. Vert N. Istoriya sovetskogo gosudarstva. 1900-1991 gg. - M., 1994. - S. 288.
12. Derevenskie ocherki // Sovetskij YUg.- 1924. - №109 (1107). - 15 maya.
13. GAKK. F. R-102. Op. 1. D. 30. L.40.
14. Unichtozhajte vzyatochnichestvo // Golos rabochego. - 1923. - № 4(53). - 26 yanvarya.
15. GAKK. F. R-102. Op. 1. D. 18. L. 102.
16. Po stanicam i hutoram // Krasnoe Znamya. - 1924. - № 222 (1320). - 1 oktyabrya.
17. GAKK. F. R-102. Op. 1. D. 46. L. 4.
18. CDNIRO. F. 5. Op. 1. D. 54. L. 73.
19. Seryj byt // Krasnoe Znamya. - 1924. - №23 (1329). - 12 oktyabrya.
20. Stanica Vasyurinskaya // Golos rabochego. - 1923. - №5 (54). - 28 marta.
21. CDNIKK. F.1. Op. 1. D. 17. L. 10.
22. CDNIRO. F.5. Op. 1. D. 88. L. 16 «a».
23. CDNIKK. F. 13. Op. 1. D. 51. L. 34.
24. Sm.: Turicyn I.V. Sovetskaya vlast' i rossijskaya pressa (problema vzaimootnoshenij i vzaimovliyaniya, 1921-1929 gg.). Diss. ... dokt. ist. nauk. - Armavir, 1998.
25. CDNIKK. F. 6. Op. 1. D. 67.
26. GAKK. R. 990. Op. 2. D. 399. L. 117.
27. Bagdasaryan S.D., Skorik A.P. Krest'yanskaya povsednevnost' ehpohi nehpa: dosug i prazdnik v yuzhno-rossijskoj derevne v 1920-e gody // https://www.npi-tu.ru/assets/files/kazaki/2013/20130401/, 07.10.2018.
28. Po medvezh'im uglam // Krasnoe Znamya. - 1924. - №239 (1337). - 22 oktyabrya.
29. Sel'skohozyajstvennaya hronika // Krasnoe Znamya. - 1924. - №257 (1355). - 13 noyabrya.
30. Milovidova N.V. Rossijskaya povsednevnost' v usloviyah nehpa: zhizn' mezhdu «tradiciej» i «novaciej» -https://cyberleninka.ru/article/n/rossiyskaya-povsednevnost-v-usloviyah-nepa-zhizn-mezhdu-traditsiey-i-novatsiey
31. Turicyn I.V. Velikaya rossijskaya revolyuciya 1905-1927 gg.: ot istoricheskih klishe - k novomu ponimaniyu fenomena // Sovremennaya nauchnaya mysl'. - 2017. - №6. - S.30-39.
ЯХУТЛЬ ЮРИЙ АСЛАНБИЕВИЧ - кандидат исторических наук, доцент кафедры истории России Кубанского государственного университета (Россия, г. Краснодар)
YAKHUTL', YURIY A. - Ph.D. in Law, Associate Professor, Department of History of Russia, Kuban State University (Russia, Krasnodar) (culture@kubsu.ru)
УДК 94(47).084.3/6+351.749
ИВАНОВ В.А., БОЯРИНЦЕВА И.А., ИВАНОВ В.В. УЧАСТИЕ МИЛИЦИИ В АНТИРЕЛИГИОЗНОЙ КАМПАНИИ В КОНЦЕ 1920-Х - 1930-Е ГОДЫ: НАЦИОНАЛЬНЫЙ ЭЛЕМЕНТ (НА МАТЕРИАЛАХ ПОВОЛЖЬЯ И ПРИУРАЛЬЯ)5
Ключевые слова: рабоче-крестьянская милиция, Народный комиссариат внутренних дел, религия, церковь, ислам, православие, язычество, автономные республики Поволжья и Приуралья, репрессии.
В статье показаны роль и место советской милиции в реализации государственной политики в сфере взаимоотношений с церковью в конце 1920-х -1930-е годы. Статья подготовлена на материалах автономных республик Поволжья и Приуралья, как одного из крупных национальных регионов СССР. Показан повсеместный и широкомасштабный характер гонений на церковь, которые осуществлялись органами милиции совместно с обществом в целом и различными государственными органами на всем протяжении рассматриваемого периода. Особое внимание уделено анализу национальной составляющей этой деятельности, изучению как общих характерных особенностей гонений на церковь, так и ее специфических проявлений по отношению к отдельным конфессиям в отдельных республиках Поволжья и Приуралья. В статье показаны основные направления и характер противостояния милиции православию, исламу, язычеству. Выявлены масштабы противостояния, отмечается трагизм ущемления прав и свобод людей, а также безуспешность масштабных преследований верующих.
IVANOV, V.A., BOYARINTCEVA, I.A., IVANOV, V.V.
NATIONAL FACTOR IN ACTIVITY OF THE SOVIET MILITIA (1917-1941): PROBLEM OF
HISTORIOGRAPHY
Keywords: Workers' and Peasants' militia, National commissariat of internal affairs, religion, church, Islam, Orthodoxy, paganism, autonomous republics of the Volga and Urals area, repression
The article is devoted to the role and the place of the Soviet militia in realization of state policy in the sphere of relationship with church in 1920th - 1930th years. The article is prepared on materials of the autonomous republics of the Volga and Urals region and as one of large national regions of the USSR. It is provided the universal and large-scale character persecution on church which was carried out by bodies of militia together with society in general and other public authorities throughout the considered period. At the same time special attention is paid to the analysis of a national component of this activity, studying both the general characteristics of persecutions on church, and its specific manifestation in relation to separate faiths in the certain republics of the Volga region and Urals area. The main directions and the nature of opposition of militia to Orthodoxy, Islam, paganism as to the religious faiths, most widespread in the specified region, are shown in article. Scales of such opposition are revealed, the tragic element of infringement of the rights and freedoms of people and also unsuccessfulness of large-scale prosecutions of believers is noted.
Научное и практическое значение изучения национальных аспектов антирелигиозной политики советского государства, прежде всего, определяется тем, что последние три десятилетия общественно-политической жизни российского общества отмечены революционными изменениями в ценностных ориентациях по отношению к религии. В стране стали широко циркулировать различные суждения о возрождении религии в России, ее национальных регионах, о роли религиозного фактора (в частности, православия и ислама) в истории, социально-культурном и духовном развитии народов многонационального российского государства.
5 Исследование выполнено при финансовой поддержке РФФИ и Правительства Республики Марий Эл в рамках научного проекта № 17-11-12005
