CC BY
78
Для реализации сформулированных целей, поставленных задач, функций региональной системы безопасности используются, определенные федеральным и региональным законодательством, системы средств методов и способов, то есть политико-правовых технологии, направленных на предупреждение, пресечение и ликвидацию последствий каких-либо региональных угроз. Эти технологии обладают как общими чертами, выраженными в действующем федеральном законодательстве, так и характеризуются индивидуальными особенностями, вносимыми региональным законодателем и правоприменителем. Методы и средства обеспечения региональной безопасности весьма разнообразны: организационные, экономические, политические, правовые и т.п. Они используются в различных комбинациях и пропорциях в зависимости от вида угроз, стадии опасности, наличия сил и средств, в распоряжении субъектов региональной безопасности, то есть конкретной ситуации. Оптимальность подбора этих технологий позволяет наиболее оперативно и эффективно реагировать на возникающие угрозы, предупреждать их возникновение за счет качественной системы мониторинга, определения предпосылок зарождения критических ситуаций, а также действенно пресекать опасности, перешедшие в стадию своего развертывания.
Давая развернутую характеристику структуре региональной безопасности в ее организационном выражении так же следует согласиться с позицией А.Ю. Кирьянова утверждающего, что система обеспечения региональной безопасности является управленческой системой. И здесь «можно говорить о наличии в системе обеспечения региональной безопасности нескольких подсистем - систем другого уровня: система государственного управления обеспечением региональной безопасности; система территориального обеспечения региональной безопасности; система функционального обеспечения региональной безопасности; собственно организация субъекта Российской Федерации как система обеспечения региональной безопасности и др.»1.
В этом смысле структура региональной безопасности включает в себя организационную, экономическую, политическую, правовую и социальную основы. Соответственно экономическую основу региональной безопасности представляют, во-первых, федеральный и региональные бюджеты, а во-вторых, составной частью экономической основы региональной безопасности можно считать любые денежные средства, имущественные активы, непосредственно участвующие в обеспечении безопасности региона. Правовая основа включает в себя концептуальный, нормативно-правовой и правоприменительный элемент, определяющий ключевые принципы, пределы обеспечения региональной безопасности, устанавливающий определенный порядок взаимодействия субъектов системы региональной безопасности. Политическая основа реализуется государством через правовую политику, деятельность политических партий и д.р. Социальная основа региональной безопасности представляет собой систему институтов гражданского общества, куда входят деятельность национальных церквей, общественных организаций и профсоюзов.
Обобщая выше изложенное необходимым видится отметить, что структура региональной безопасности представляет собой достаточно сложный объект исследования, обладающий многомерными характеристиками и не исчерпывающийся какой-то одной системой элементов региональной безопасности. Все названные нами системы, подсистемы, уровни региональной безопасности взаимосвязаны и не могут нормально функционировать друг без друга. Таким образом, текущей проблемой в структуре региональной безопасности является не только полное воспроизводство всех необходимых элементов безопасности, но и установление качественной, оптимальной взаимосвязи между ними, прежде всего политическими и правовыми средствами.
В.В. Переверзев, А.И. Овчинников, С.В. Студеникина ЮРИДИЧЕСКИЕ КОНСТРУКЦИИ В ПРАВОВОМ МЫШЛЕНИИ
Правовое мышление дает возможность увидеть в новом свете взаимосвязь теоретико-познавательной и правотворческой деятельности. Типизация - основная функция правового мышления в правотворческом процессе. Нормативные акты рассчитаны на применение не к единич-
1 Кирьянов А.Ю. Система обеспечения региональной безопасности как теоретико-правовая конструкция и ее структура // Безопасность бизнеса. 2005. № 3.
ным, а к типичным социальным явлениям, и в этом искусственном обобщении различных жизненных случаев содержится главный недостаток закона и формальной рациональности: «переживаемое», жизнь не поддаются рационализации. В общих понятиях теряется уникальность каждой личности и каждого казуса. Поэтому следует помнить, что юридические понятия так или иначе искажают действительность. Причем искажение связано с тем, что происходит искусственная унификация жизненных ситуаций.
Точка зрения, согласно которой юридические понятия образуются на мысленном выведении понятийного образа из исследуемых явлений и реальностей, бесконечно многообразных и разнообразных в своем конкретном и индивидуальном проявлении, путем поиска и установления ближайшего к ним понятия и его специфических отличий, а также путем индуктивно -логических операций, при помощи индукции и абстрагирования, является не вполне точной \ Например, при помощи приемов типизации и абстракции различной степени из бесконечно разнообразных общественных отношений определенного вида посредством индукции и абстрагирования было выведено понятие договора. Но, во-первых, прежде чем вывести, как автор сам указывает, необходимо уже приступить к исследованию. То есть выведение происходит уже после того, как тот или иной предмет, те или иные социальные связи и отношения уже попали в поле зрения исследователя. Здесь мы сталкиваемся с понятием «интенциональность» (направленность) мышления. Еще до того как то или иное правовое явление подвергнуто нами исследованию, мы уже имеем предопределенный нашим желаемым правом и правосознанием примерный результат. Иными словами, образование правовых понятий подчиняется, в первую очередь, не законам логики, а нашим ценностям и практическому интересу.
Хорошим примером может здесь служить образование понятия «совершеннолетие», появление которого обязано такому приему юридической техники, как «метод приблизительной замены», описанному Р. Иерингом2. В связи с тем, что способность лица к тому, чтобы со знанием дела осуществлять свои права и исполнять обязанности, другими словами, его духовная зрелость, может быть разной у разных индивидов, а также тем, что «способность понимать», «духовная зрелость» представляют собой довольно абстрактные понятия, определимые лишь в каждом конкретном случае, была проведена «подмена понятия», с помощью которой удалось заменить этот критерий дееспособности более точным и определимым критерием совершеннолетия, получившим в дальнейшем количественное выражение в цифре. Однако здесь мы видим «искажение действительности», связанное с практическими нуждами. В большинстве случаев сознание конкретного человека, которому исполнилось 18 лет, действительно можно подвести под понятие духовно зрелого, но это не значит, что с наступлением совершеннолетия человек моментально становится таковым.
Трудно не заметить, что выработка данного критерия в процессе накопления юридического опыта напоминает постепенное создание нормы через накопление казусов. Из этой нормы могут быть исключения, о чем должны помнить, к примеру, нотариусы, обязанные применять ее в каждом конкретном случае удостоверения сделки. «Проверяя дееспособность, нотариус должен выяснить, понимает ли лицо, обращающееся для удостоверения сделки, значение своих действий, и может ли оно руководить своими действиями, иными словами, находится ли оно в нормальном психическом состоянии»3. Кстати, в российском законодательстве, несмотря на то, что ст. 177 ГК «Недействительность сделки, совершенной гражданином, не способным понимать значение своих действий или руководить ими» практически запрещает нотариусам удостоверять сделку, прямого указания, как поступить нотариусу в таких случаях, когда дееспособное лицо не понимает значение своих действий, нет. Р.И. Вергасова считает, что в данном случае действуют этические нормы4.
По сути дела, понятие «совершеннолетие» основано на презумпции, то есть на предположении о том, что вероятный факт имеет место во всех случаях. Здесь речь идет о презумпции, согласно которой, как справедливо подчеркивает А. Нашиц, «несовершеннолетие» равнозначно «не-
1 См.: Нашиц А. Правотворчество. М., 1973. С. 196.
2 См.: Нашиц А. Указ. соч. С. 207.
3 Вергасова Р.И. Нотариат в России. М., 2003. С. 154.
4 Там же. С. 155.
достаточной духовной зрелости», что в большинстве случаев имеет место1. В этом смысле, думается, большая часть отраслевых правовых понятий представляет собой презумпции, т.е. практически необходимые предположения о том, что является нормой, и встречается наиболее часто. Такой же презумпцией считается понятие «эмансипация», так как зачастую человек, работающий по договору, обладает неуловимым для определения признаком зрелости.
В самом деле, как подчеркивает А. Нашиц, «при помощи презумпции осуществляется прием определения путем замены понятия»2. Он используется тогда, когда одно понятие заменяет другое -трудноопределимое. Но почему одни понятия трудно определимы, а другие - нет? Представляется, потому, что в каждом конкретном случае существуют такие нюансы, которые невозможно объять одним термином, и приходится использовать привлечение близких по смыслу понятий.
Особенно наглядно это проявляется при анализе юридических конструкций, приема юридической техники, с помощью которого объединяются различные понятия, необходимые для достижения определенной ценности. Например, понятие «наследование», являющееся основой института перехода наследственного имущества, основано на предположении, согласно которому наследник продолжает личность умершего. Здесь в основании понятия лежит уже даже не презумпция, а фикция. Точно так же в понятии «усыновление» заключена фикция, согласно которой отождествляется порядок отношений между естественными родителями и ребенком, с одной стороны, и усыновляющим и усыновленным, с другой. Фикцией является и понятие «оружие», если в законодательном порядке будет признано, как это предлагается в литературе, считать тот или иной предмет оружием по факту его применения. «Кроме наступления на преступность, такой подход отвечает принципу справедливости и позволяет полнее защитить права гражданина, для которого нет никакой разницы: бъет его нападающий по голове кастетом или кирпичом»3. Как видим, в данном суждении явно прослеживаются практическая целесообразность, ценностная подоплека и научный интерес, а вопрос объективности данного понятия вообще не уместен. Благодаря юридическим конструкциям комплекс норм получает логическую связанность.
Следует сказать, что деятельность ученого-юриста состоит в постоянном презюмировании, предположении, что те или иные отношения будут развиваться так или иначе, что в большинстве случаев будет иметь место определенный порядок вещей. Многие абстрактные определения, теоретические конструкции и классификации носят на себе следы правовых презумпций, так как в своей основе они «строятся» на чем-то среднем или на учете своего рода обычных, повседневных, общераспространенных случаев и предполагают, что другие подобного рода случаи не будут существенно отличаться от этих средних, взятых в качестве общего понятия. В этом смысле понятия отраслевых наук являются в какой-то степени правилами, презюмирующими то, что должно «как правило быть» или «как правило бывает». Например, в основе понятия «общее имущество супругов», как и в основе ст. 35 «Владение, пользование и распоряжение общим имуществом супругов» Семейного кодекса РФ, лежит презумпция, что имущество было нажито совместными усилиями супругов. В большинстве случаев это происходит на самом деле, так должно быть в нашем обществе. Но в иных культурах эта презумпция и это понятие могут и «не работать». Например, там, где женщина лишена права на труд и где дети остаются после развода обязательно с отцом, т.е. в мусульманских регионах. Здесь мы видим связь понятий юридической науки с культурной детерминацией правового мышления, с «мышлением в праве».
Таким образом, как презумпции базируются на вероятности, жизненном опыте правоведа, так и в основе понятий заключены определенная культурная традиция, определенная система ценностей, жизненный опыт многих поколений, принадлежавших одному и тому же народу. Юридическая техника определяется, следовательно, этнокультурными традициями.
В качестве другого примера можно привести понятие «злоупотребление правом». Существует две точки зрения: согласно первой - злоупотребление правом имеет место тогда, когда мотив, приводящий к осуществлению права, является незаконным; согласно второй - злоупотребление правом
1 Нашиц А. Указ. соч. С. 218.
2 Там же. С. 217.
3 Корецкий Д.А., Золотых В.В. Оружие в судебной практике. Ростов н/Д., 2003. С. 15.
происходит тогда, когда право осуществляется лицом в целях, противоречащих его социальному назначению. Если в первом случае речь идет о внутреннем критерии, который не поддается общему определению и подлежит установлению в каждом конкретном случае, то во втором - внутренний критерий был заменен внешним, что облегчает его общее определение. Здесь мы видим прием «искажения понятий», или «приблизительной замены». Но понятно, что использование права в целях, противоречащих его назначению, не во всех случаях предполагает незаконный мотив.
Образование понятий в отраслевых юридических науках подчинено не принципу адекватного отображения действительности, а принципу практической целесообразности. Например, деление имущества на движимое и недвижимое основано не только на том, какие объекты материального мира являются подвижными или нет, а на том, какие из этих объектов обладают особым характером, определяемым правом - ч. 1 ст. 130 ГК РФ. Смысл искусственных конструкций, как, например, эта, заключается в стремлении подчинить различное имущество определенному правовому режиму.
О влиянии политико-мировоззренческих установок на отраслевое правовое мышление в области судопроизводства особенно наглядно свидетельствует различие подходов к основным проблемам гражданского и уголовного права. Возьмем, к примеру, понятие состязательности. Для либеральных теоретиков правосудие мыслится исключительно как частное дело, исход которого или победа в котором означают достижение определенной истины. Состязание (или поединок), спроецированное из сферы экономической борьбы на сферу поиска справедливости, предполагает арбитра, наблюдающего за тем, чтобы эта борьба протекала в строго установленных правилах. И роль арбитра сводится исключительно к беспристрастному наблюдению. Для социалистов, напротив, судебное дело есть явление публичного права, ибо оно ставит стороны перед судом, представляющим общество и государство. Суд во имя общественных интересов должен обладать более широкой инициативой в отыскании истины, ведении дела, доказательственной деятельности.
В дореволюционной юридической науке возникали разногласия по поводу статуса теоретических понятий в юриспруденции. Н.М. Коркунов, посвятивший несколько страниц своих известных «Лекций по общей теории права» рассмотрению образования понятий в юриспруденции, полагал, что научное познание права, в отличие от толкования отдельных нормативных актов, пользуется теми же общими методами или приемами (анализ, конструкция, классификация), что и остальные науки1. С. Муромцев, напротив, считал, что образование понятий в юриспруденции носит особенный характер, присущий «юридическому воззрению» на отношения между людьми, имеющему лишь «условное практическое значение и не могущему служить средством научного объяс-нения»2.
Н.М. Коркунов выделяет следующую схему образования понятий3. Юрист, по его мнению, в отличие от обывателя, не рассматривает юридический казус как одно целое. Вначале он посредством анализа разлагает казус на ряд составных элементов, в силу чего видит не один практический вопрос, а целый ряд отдельных вопросов, каждый из которых имеет самостоятельное решение. В потоке разнообразных юридических казусов это помогает ему посредством такого аналитического разложения на элементы сводить все бесконечное их многообразие к различным комбинациям небольшого числа одних и тех же основных элементов. «Таким образом, - пишет Н.М. Кор-кунов, - изучением этих элементов мы заменяем изучение всего этого пестрого разнообразия возможных казусов»4. И такой прием, по мнению ученого, свойствен всем наукам.
Затем полученные посредством анализа общие элементы наших представлений комбинируются сознательно так, как этого требуют научные цели, конструируя таким образом научные понятия, которые являются не просто копиями действительности, но своеобразными, необходимыми для целей науки конструкциями. Причем требования к конструкции выдвигаются следующие: она должна быть полной, т.е. «охватывать все возможные частные случаи»; она не должна составлять исключения из более общих юридических положений, она должна быть согласована
1 См.: Коркунов Н.М. Лекции по общей теории права. СПб., 1890. С. 312-319.
2 Муромцев С. Определение и основное разделение права. М., 1879. С. 93, 121.
3 См.: Коркунов Н.М. Указ. соч. С. 314-319.
4 Коркунов Н.М. Указ. соч. С. 314.
с ними; она должна быть такова, чтобы решение всех частных вопросов, относящихся к данному отношению, получалось как необходимый логический вывод; она должна быть простой. Затем эти сконструированные понятия подвергаются классификации, соединению в группы по признаку их сходства или различия, а также соподчинения двумя методами: классификация системой и классификация рядами.
Заметим, что Н.М. Коркунов, во-первых, осознанно говорит о том, что конструирование элементов казусов, подвергнутых аналитике, основывается на цели научного исследования: быть пригодной для наглядного и точного воспроизведения всех свойств правовых явлений и их взаимного соотношения; во-вторых, почти тут же ученый, сам себе противореча, замечает, что «не беда, если юридическая конструкция не представляет простой копии действительности», и ее соответствие в частностях не может служить поводом для критики; в-третьих, он совершенно не различает своеобразие социальных явлений по сравнению с явлениями природы, полагая, что между юридическими конструкциями и конструкциями, например, «астрономическими, или кристаллографическими, нет никакого принципиального различия», и «конструкция юридических отношений выполняет совершенно ту же функцию, как и конструкция кристаллографических систем»1. Таким образом, порядок формирования понятий у Н.М. Коркунова имеет ярко выраженный естественнонаучный характер.
С. Муромцев, напротив, настаивает на том, что юридическое воззрение приписывает фактическому отношению различные свойства в соответствии с рациональными практическими соображениями. Юридическое воззрение имеет условный смысл, «оно не передает истинных свойств правового отношения, но преобразует их согласно со своим особенным критерием»2. Этим критерием, по словам С. Муромцева, выступает юридическая защищенность отношения. В качестве примера он приводит развитие юридического воззрения на момент возникновения того или иного правоотношения. Например, первоначально юридическое мышление не допускало разделения передачи вещи и права на эту вещь. Затем, выделив, что для юриста в данном случае важен факт юридической защиты собственника, юридическое мышление определяет самый важный элемент для себя в этом вопросе, и право признается установленным, как только субъект его получает должное правомочие3. Юридическая защита раздвигает пределы существования фактического отношения и содействует расширению его содержания. Поэтому необходимо помнить, что не следует распространять правовые понятия, которые не являются реальными, далее тех границ, где они имеют практическое значение.
На самом деле, не только чисто юридические понятия обусловлены чисто практическим интересом. В какой-то степени понятия всех социальных наук обязаны той или иной ценности, практическому интересу. В этом смысле научный статус понятий общей теории права по сравнению с понятиями биологии, химии и других естественных наук является весьма спорным. Позиция, согласно которой правовые понятия - результат отражения объективных явлений социального мира, требует радикального пересмотра. Нельзя согласиться с утверждением, что «у каждой правовой категории имеется свой реальный аналог в юридической сфере общественной жизни, выступающий по отношению к ней как первичный»4. Если бы это было так, тогда не совсем понятно, почему именно эта часть «объективной действительности» попала в поле зрения нашего внимания, а не иная.
Социальная реальность - это «пестрая» совокупность объектов и событий социокультурного мира как опыта обыденного сознания людей, живущих своей повседневной жизнью среди себе подобных. Человек рождается среди бесконечно разнообразного мира социальных связей и отношений, которые существуют не субъективно, а интерсубъективно в процессах общения, коммуникативного взаимодействия. Мы воспринимаем других людей и пониманием их поведение, проецируя себя на их место, ожидая те или иные действия, которые сами бы совершили в той или иной
1 Коркунов Н.М. Указ. соч. С. 317.
2 Муромцев С. Указ. соч. С. 93.
3 См.: там же. С. 94-95.
4 Васильев А.М. Правовые категории. Методологические аспекты разработки системы категорий теории права. М., 1976. С. 43. 166
ситуации. Чем ближе общность культуры и языка, тем более вероятным будет наш прогноз относительно их поведения.
Таким образом, понятия в общественных науках, в том числе и в юриспруденции, как это показали феноменологи, являются конструкциями конструкций, образованных в обыденном сознании действующих на социальной сцене людей. Правовед, наблюдая определенные факты и события социальной реальности, относящиеся к поведению людей, конструирует типические модели поведения или образа действий, которые он наблюдал. Такие действия совершены сознательными существами, которым он приписывает ряд типичных идей, намерений, целей, принимающихся инвариантными в предполагаемом сознании воображаемой модели поведения. Поэтому сознание ограничено таким образом, что не содержит в себе ничего, кроме вложенного, элементов, относящихся к представлению моделей наблюдаемого образа действий. А. Шюц отмечает: «Этот гомункулус, или марионетка, взаимосвязан в предполагаемых моделях интеракции с другими гомункулусами, или марионетками, сконструированными подобным же образом. Среди этих гомункулусов, которыми обществовед заселяет свою модель социального мира повседневной жизни, мотивы, цели, роли - вообще, системы зависимостей - распределены так же, как научные проблемы, требующие проверки»1. Отсюда любое исследование правовой жизни общества затруднено уже тем, что автор не может выйти из своей субъективности и ценностной позиции. Выше мы уже указывали, что интерпретация явлений правовой культуры, права вообще глубоко зависит от «повседневного знания» правоведа, которое можно рассматривать в качестве неявного, предпосылочного знания, фона любого социального исследования. Повседневность - это весь социокультурный мир, интерпретируемый нами, воздействующий на нас и формирующийся нами2.
Для того чтобы более детально осветить роль практического начала и повседневного мышления в формировании юридических понятий, рассмотрим конструкции «идеального типа», которые были использованы М. Вебером для описания процесса формирования понятий в науках об обществе.
Как только мы пытаемся осмыслить образ, в котором социальная жизнь предстает перед нами, последняя предлагает нам бесконечное многообразие явлений. Исчерпывающее описание каждого из них наталкивается на невозможность учета всех индивидуальных, свойственных данному событию и социальному явлению связей и отношений, так как число и характер причин, определивших то или иное событие, всегда бесконечны, а в самих вещах нет признака, который позволил бы вычленить из них единственно важную часть. Поэтому в его познании выделяются только некоторый его «срез», «конечная часть», которая ведет к тому, что социальное явление рассматривается только с одной стороны. Бесконечное многообразие явлений познается, таким образом, конечным человеческим мышлением. Объективность изначально становится невозможной, так как познание зависит от особых и односторонних точек зрения, «в соответствии с которыми они избраны в качестве объекта исследования, подвергнуты анализу и расчленены (что может быть высказано или молча допущено, осознанно или неосознанно)...»3. Нечто становится предметом нашего исследования только в силу ценностной значимости для нас. Поэтому то, «что становится предметом исследования и насколько глубоко это исследование проникает в бесконечное переплетение каузальных связей, определяют господствующие в данное время и в мышлении данного ученого ценностные идеи»4.
Таким образом, понятийные конструкции в области правовых теорий носят характер некоторой идеальности, утопичности, поскольку являются результатом мысленного усиления определенных (практической необходимостью) элементов действительности, которые в реальном потоке мысленных связей участников социальной жизни имеют, вполне возможно, иное значение.
1 Шюц А. Формирование понятия и теории в общественных науках. М., 1973. С. 495.
2 См.: Шюц А. Структура повседневного мышления // Социологические исследования. 1988. N° 2. С. 130.
3 Вебер М. Избранные произведения. С. 369.
4 Там же. С. 382.
