CC BY
278
ГОСУДАРСТВО И ПРАВО РОССИИ: ИСТОРИЯ И СОВРЕМЕННОСТЬ
ЮРИДИЧЕСКАЯ КОЛЛИЗИЯ: НЕКОТОРЫЕ АСПЕКТЫ СОДЕРЖАНИЯ ПОНЯТИЯ И МЕТОДОЛОГИИ ЕГО ИССЛЕДОВАНИЯ
Г.И. Муромцев, И.В. Синица
Кафедра теории и истории государства и права Российский университет дружбы народов Ул. Миклухо-Маклая, 6, 117198 Москва, Россия
Статья посвящена слабо изученному вопросу о юридических коллизиях как явлении национального права. В ней рассматриваются этимология понятия коллизии, эволюция подходов к его исследованию и правовому регулированию коллизий в отечественной доктрине и законодательстве. Отмечается дискуссионность и недостаточная ясность ряда важных аспектов проблемы.
Юридическая коллизия в самом общем виде — это противоречие (конфликт), расхождение между структурными элементами правовой системы (нормами, актами, принципами и т.д.) как «внутри» нее, так и на «стыках» с другими правовыми системами (либо подсистемами), т.е. между различными правопорядками.
Заявленная проблема является комплексной, включающей не только правовые коллизии сами по себе, но и необходимые для их преодоления либо устранения правовые инструменты. Соответствующим должен быть и понятийный ряд, используемый в нашем исследовании. Он включает прежде всего такие понятия, как «юридическая коллизия» («коллизия в праве)», «коллизионная норма», «коллизионное право». Первичным здесь, несомненно, является понятие юридической коллизии (коллизии в праве).
Точкой отсчета в нашем анализе должно быть положение п. «п» ст. 71 Конституции РФ 1993 г. о федеральном коллизионном праве как одном из вопросов федерального ведения. О коллизионном праве упоминается также в Федеративном договоре. Конституционная редакция данного положения позволяет понимать под федеральным коллизионным правом некую совокупность норм, призванных регулировать вопросы правовых коллизий на федеральном уровне. Если коллизия здесь — предмет регулирования федерального коллизионного права, то возникает проблема определения юридической природы этого комплекса правовых норм и его места в правовой системе. Парадоксальность ситуации в данном случае состоит в том, что понятия коллизии в праве, коллизионной нормы, коллизионного права традиционно входили в отрасль правоведения и обособленный комплекс правовых норм, получивших название международного частного права, или МЧП. О статусе МЧП в правовой системе до сих пор идут дискуссии [1]. Что касается внутригосударствен-
ного коллизионного права, то к моменту распада СССР ни в советской доктрине, ни в законодательстве такая отрасль не выделялась. Не удивительно поэтому, что проблема федерального коллизионного права нынче во многом дискуссионна.
Проблема юридических коллизий имеет достаточно длительную историю. Так, в дореволюционной российской доктрине и законодательстве она рассматривалась обычно в рамках международного частного права. Внутригосударственной отрасли коллизионного права не существовало, и вопрос о ее создании не ставился.
Подход советской науки к вопросам правовых коллизий и коллизионного права отражал значительное влияние факторов политико-идеологического характера. В общем и целом оно сводилось к отрицанию частного права как права буржуазного и потому несовместимого с марксистско-ленинской моделью социализма и советским правом. Влияние этих факторов породило проблемы допустимости и социально-классовой оценки международного частного права как права в основном коллизионного, а также отношения к внутренним коллизиям советского права. Первая из них, пожалуй, наиболее ярко отражена И.С. Перетерским и С.Б. Крыловым в их учебнике Международного частного права 1930 г. Термин «международное частное право», — писали они, — хотя и укоренился в нашей литературе и практике, однако имеет «лишь условный характер» и употребляется лишь потому, что «еще не выработано другого термина, более отвечающего характеру нашей дисциплины» [21, с. II]1.
Что касается коллизий советского внутригосударственного права, то здесь для того времени были характерны два подхода. Один из них исходил из тезиса о несовместимости коллизии с системным строением советского права. Аргументом в пользу такого же вывода служило отсутствие в структуре советского права частного права, что должно было свидетельствовать о более высоком уровне его системности в сравнении с правом буржуазным [9].
Такой подход доминировал до середины 60-х гг. Поэтому проблемы «внутренних» коллизий советского права рассматривались тогда весьма редко и то лишь «попутно», при исследовании более широких тем [17].
Другой подход состоял в признании не только возможности, но и неизбежности правовых коллизий между законами субъектов советской федерации. Так, С.Б. Крылов в своем учебнике международного частного права, изданном еще в 1930 г., выделял две возможных тенденции развития советского законодательства: 1) создание унифицированного гражданского, семейного, уголовного законодательства и 2) упорядочение применения республиканского законодательства путем создания развитого коллизионного регулирования. Он, как и позднее И.С. Перетер-ский, отдавал предпочтение коллизионному пути развития республиканского законодательства. Однако в то время, как, впрочем, и позднее, идея развития внутрисоюзного коллизионного законодательства поддержки не нашла.
Подход советского руководства к проблеме внутрисоюзного коллизионного права был весьма противоречивым. Так, с одной стороны, в условиях национального характера советской федерации признавалась необходимость принятия союзными республиками как субъектами федерации гражданских, семейных, земельных и прочих кодексов. При этом допускалась возможность отражения в них особенностей отдельных республик. Логика такого подхода предполагала, что неодинаковое регулирование республиками однородных отношений породит проблему правовых коллизий и необходимость коллизионного права как инструмента (техники) их преодоления или устранения. Однако этот вопрос законодательно не был урегулирован, а в научной юридической литературе идея развития внутрифедерального
КОЛЛИЗИОННОГО Права ДО середины ои-х. гидиь вииищс пь вмдошш»». 11^,,^ первым советским автором, кто посвятил коллизиям в советском праве специальную работу, стал А.А. Тилле [18], который пришел к выводу, что «коллизии законов во внутреннем советском праве не только возможны, но на современном этапе и неизбежны» [18, с. 146]. Выход из ситуации он видел в разработке четких правил правового регулирования коллизий республиканского законодательства» [18, с. 143-144].
Современное ему законодательство о внутренних коллизиях советских законов, по его мнению, «нельзя было признать достаточным»2. А.А. Тилле допускал также возможность коллизий между юридическими актами в пределах одной союзной республики. Но эта идея не получила развития в его исследовании.
В 70-80-е гг. в советской юридической литературе складывается подход, рассматривающий коллизии как явление, имманентно присущее собственно советскому праву. При этом в одних случаях в основе вывода о возможности и даже объективной неизбежности противоречий в праве лежал философский подход к проблеме. Так, В.К. Бабаев, исходя из законов диалектики, в частности закона единства и борьбы противоположностей, обосновывал тезис, что право — система противоречивая. «Поскольку каждое явление развивается через противоречия, — писал он, — то, следовательно, и система права является единой и одновременно противоречивой» [2, с. 21, 43-60].
М. Т. Баймаханов выделял два вида противоречий в функционировании и развитии права. Это, во-первых, противоречия между общественными отношениями, с одной стороны, и направленными на их регулирование правовыми институтами и нормами, с другой. Речь в данном случае шла о противоречии между материальными потребностями и их реализацией в праве, между объективным и субъективным. Их автор условно называет материальными. Во-вторых, это противоречия между самими институтами и нормами, внутри самой правовой системы. Они носят как внутри -, так и межотраслевой характер и являются производными от противоречий первой группы. Они очевидны и обнаруживаются «уже при одном знакомстве» с содержанием права и называются в работе формальными. Материальные противоречия заметить труднее, так как здесь недостаточно лишь анализа и изучения позитивного содержания: ведь внешне сохраняется формальная непротиворечивость [3, с. 216-218].
Другой подход состоял в исследовании коллизий внутригосударственного права с позиций теории права. Его представителем является Н.А. Власенко. Выделяя в системе советского права особую группу норм, призванных разрешать коллизии и получивших название коллизионных, он подчеркивает, что эти нормы не имеют отношения к международному частному праву. Н.А. Власенко отмечает неразработанность данной проблемы и с горечью констатирует, что «причины, виды правовых коллизий, способы их устранения и преодоления практически остаются вне поля зрения ученых» [4, с. 3].
Авторов, исследовавших эту тему или затрагивавших ее, Н.А. Власенко разделил на три группы. Это, во-первых, те, кто понимал под юридической коллизией несогласованность, различие юридических правил, призванных урегулировать одно и то же отношение (Н.Г. Александров, М.Д. Шаргородский, А.В. Мицкевич, В.Н. Кудрявцев и др.). Во-вторых, это те, для кого юридическая коллизия есть противоречие между правовыми нормами либо актами, регулирующими одни и те же отношения (С.С. Алексеев. М.Т. Баймаханов, А.А. Тилле и др.) [5, с. 3,22].
Наконец, сам Н.А. Власенко представлял третью, компромиссную позицию, согласно которой коллизия включает и различие между нормами права, и противоречие. Он понимал под ней отношение между нормами, возникающее по поводу регулирования одной фактической ситуации. При этом «сила» столкновения между коллидирующими нормами предопределяется самим содержанием этих норм. Автор высказывается за изучение коллизий с позиций системы права [5, с. 22]. Он допускает возможность возникновения коллизий между нормами права и актами их толкования, а также между различного рода актами толкования.
Н.А. Власенко дает развернутую классификацию коллизий по разным основаниям. Это, в частности: а) в зависимости от свойств и особенностей (темпоральные, пространственные, иерархические (субординарные), между общими и специальными нормами (содержательные)); б) с точки зрения юридической силы конфликтующих норм (нормы равной (по горизонтали) и различной, т.е. большей или меньшей юридической силы); в) в зависимости от объема регулирования коллиди-рующих правовых предписаний (коллизии между общими и специальными нормами, а также общими, специальными и исключительными); г) с позиций системы права и системы законодательства (межотраслевые и внутриотраслевые либо коллизии внутри института); д) с учетом степени столкновения юридических норм [5, с. 28]. В частности, с точки зрения системы права и системы законодательства коллизии юридических норм подразделяются в работе на межотраслевые и внутриотраслевые. Они могут возникнуть «в рамках одного либо разных институтов отрасли права» [5, с. 28].
В другой своей работе, опубликованной накануне распада СССР, Н.А. Власенко подходит к проблеме с более широких позиций, исследуя логико-структурные дефекты системы советского права [6]. Под дефектами системы права он понимает нарушения, деформации логико-структурного построения и развития системы права и ее элементов, в том числе нормативных актов. В статье выделяются такие виды дефектов, как: а) антиномия (противоречия) права; б) излишнее дублирование; в) пробелы; г) нерациональная расположенность норм; д) несовершенство юридических конструкций и т.д. Из противоречивых правил возникают коллизии, усложняющие правоприменение, снижение юридической эффективности в целом [6, с. 22].
В конце 90-х годов в своей докторской диссертации Н.А. Власенко выдвинет идею о необходимости разработки теории дефектологии права, понимая под последней техническую дефектологию права. Составляющими дефектологии права, по его мнению, должны быть знания о причинах дефектов законодательства (права), методике их выявления, видах технико-юридических неточностей (например, языковых, структурных, эстетических и т.д.) [7, с. 8].
Итак, в 60-80-е гг. в вопросе юридических коллизий и коллизионного права в советской юридической литературе сложилась своеобразная ситуация. С одной стороны, в качестве коллизионного или в основном коллизионного рассматривалось международное частное право. Его доктрина и законодательство имели своим предметом: 1) коллизии двух и более правопорядков разных государств и 2) коллизии между правопорядками субъектов одной и той же федерации. В рамках МЧП был наработан соответствующий правовой инструментарий разрешения коллизий в виде коллизионных норм и коллизионного права. С другой стороны, начиная с 80-х годов коллизии в праве начинают рассматриваться как феномен, имманентно присущий внутреннему советскому праву, хотя и вносящий весьма существенные дефекты в его системное построение.
Если в рамках МЧП речь шла о коллизиях на «стыках» правопорядков разных государств либо субъектов одного и того же федеративного государства, то в последнем случае предметом исследования (и правового регулирования) становились коллизии «внутри» правопорядка. Представители последнего направления, как и их предшественники в рамках МЧП, также считают необходимой разработку норм и принципов, направленных на разрешение правовых коллизий. Однако эти идеи, как и много десятилетий назад, повисают в воздухе. К моменту распада СССР в системе отраслей советского права не было такой отрасли, как федеральное коллизионное право. Его создание не предусматривалось ни одним нормативно-правовым актом.
Подход отечественной доктрины и законодателя к проблеме правовых коллизий в постсоветской России можно понять лишь в контексте общих изменений, произошедших в ней с распадом СССР. Это, прежде всего, вступление страны в полосу перехода к новому общественному строю. Речь идет о построении социальной, политической и правовой систем иного исторического типа, а по сути о восстановлении той социальной модели, которую Россия отвергла в 1917 г. — конечно же, с учетом достижений капитализма в XX в. Глубина предстоявших преобразований обусловливала неизбежность исторически переходного периода от одного общественного строя к другому, необходимость которого авторы Конституции РФ 1993 г. «не заметили». Ситуация, в которой оказалась в то время Россия, отличалась тремя важными особенностями: 1) в начальных фазах этого перехода право, как и общество, утрачивают качество системности; 2) новое общество во многом строится путем заимствования опыта развитых стран, в том числе и в правовой области; поэтому 3) новая правовая культура, практически отсутствовавшая в советском обществе, не вырастает здесь «снизу», как в странах Западной Европы, а насаждается «сверху» государством, которое, в свою очередь, заимствует ее в более развитых странах. Неудивительно, что общественно-политическое и правовое развитие постсоветской России отличает необычайная противоречивость и, как следствие, значительный рост коллизионности российского права. Поэтому актуальность проблемы правовых коллизий резко возрастает. Другим фактором ее актуальности стало уже упоминавшееся положение п. «п» ст. 71 Конституции РФ 1993 г. о федеральном коллизионном праве как сфере ведения федерального центра.
Сегодня в российской литературе можно с известной долей условности выделить три подхода к проблеме правовых коллизий. Представители одного из них исследуют ее с позиций (в рамках) международного частного права. Второй подход представляется в известном смысле комплексным, поскольку включает в рамки исследования наряду с названным также коллизии «внутри» правопорядков федеративных государств. Наконец, третий подход изучает правовые коллизии как явление, имманентно присущее праву любого, в том числе унитарного государства. При этом международное частное право (точнее: коллизионное право как основной массив его норм и коллизии, которые с его помощью разрешаются) оказывается за рамками исследования. Рассмотрим каждый из них несколько подробнее.
Представители первого из этих подходов (Л.П. Ануфриева, М.И. Брагинский и др.) исходят из того, что уникальность норм коллизионного права не позволяет ставить их в один ряд ни с правилами, разрешающими «межобластные коллизии», ни с нормами отсылочными, имеющими техническое назначение [1, с. 96-97]. Поскольку, — полагают они, — понятия «коллизионная норма», «коллизионное право» имеют свой предмет регулирования, то объединение в «коллизионное право» всяческих норм лишь по внешнему признаку «конфликтности» является недопустимым.
Правоположения, решающие внутренние коллизии, они условно называют техническими, видя их отличие от коллизионных норм международного частного права в том, что первые избирают одну из норм национального законодательства, а коллизионные нормы МЧП осуществляют выбор между различными правопоряд-ками [1, с. 96-97].
Примером второго подхода может быть исследование юридических коллизий в кандидатской диссертации Р.А. Гончарова, рассматривающего юридические коллизии как обусловленные объективными и субъективными факторами общественного развития формальные противоречия (различия) между двумя и более правовыми явлениями в рамках объективного права, в частности, между структурными элементами правовых норм, между нормативно-правовыми актами и иными источниками права, существующими в данном государстве, актами толкования, а также возникающие в процессе реализации права, в том числе правоприменении, между элементами национальной правовой системы и различными правовыми системами мира [10, с. 7-8].
Достоинством данного определения представляется попытка рассмотреть проблему коллизий с позиций системно-структурного подхода — от микроуровня права (структурных элементов правовых норм) до макроуровня, (элементов национальной правовой системы и различных правовых систем мира). Однако автор не всегда последователен. Так, он видит коллизии между нормативно-правовыми актами и иными источниками права, но почему-то не допускает их ни «внутри» отдельных нормативно-правовых актов, ни между ними. Далее, он словно не замечает своего «вторжения» в сферу международного частного права, имеющего собственный наработанный инструментарий разрешения коллизий. Видимо, поэтому он не ставит вопроса о том, в какой мере обосновано объединение в один предмет исследования коллизий между правопорядками и коллизий «внутри» них.
В эту же группу следует включить профессора Ю.А. Тихомирова, который в своем исследовании коллизионного права, имеющем подзаголовок «Учебное и научно-практическое пособие», дает весьма своеобразную трактовку юридических коллизий и коллизионного права. Остановимся на изложении его концепции подробнее, во-первых, потому, что это наиболее крупное исследование данной проблемы в постсоветской России, а во-вторых, потому, что не со всеми положениями данной концепции можно согласиться. Прежде всего, от всех предшествующих подходов позицию Ю.А. Тихомирова отличает многоаспектное видение проблемы юридических коллизий. Так, юридическая коллизия как базовое понятие понимается им «в качестве основного юридического противоречия между правовыми актами, действиями, между правопониманием и правовыми нормами». Юридический конфликт рассматривается в работе «как острая форма юридической коллизии с характерными для него проявлениями противоборства сторон» [19, с. 33].
«Юридические противоречия, — пишет Ю.А. Тихомиров в другом месте, — выражаются в разном правопонимании, в столкновении правовых актов, в неправомерных действиях государственных, межгосударственных и общественных структур, в притязаниях и действиях по изменению существующего правопорядка. При этом, — уточняет автор, — происходит своего рода соизмерение этого притязания либо с действующим правопорядком, либо с принципами права. «Классическое противоречие между «сущим» и «должным» здесь приобретает правовые признаки» [19, с. 33-43].
Для понимания позиции автора важна его мысль о том, что юридическая коллизия может проявляться в предметном плане двояким образом. С одной стороны, в
другой стороны, юридическая коллизия почти всегда «присутствует» в других противоречиях и конфликтах (межнациональных противоречиях, спорах в экономической, трудовой, социальной, экологической, политической, международной, семейной и иных сферах жизни общества) [19, с. 44].
Итак, в понятие юридической коллизии Ю.А. Тихомиров включает, с одной стороны, столкновение правовых актов (видимо, скорее, норм) как представляющих разные правопорядки, так и «внутри» правопорядков. Такое понимание в основном совпадает с предметом ре1улирования коллизий в рамках МЧП. С другой стороны, в рамки этого же понятия включаются столкновения правопониманий, неправомерные действия должностных лиц, спорные правоотношения, притязания и действия по изменению существующего правопорядка и т.д., т.е. реальные конфликты и противоречия, которые традиционно входят в предмет регулирования различных отраслей права, как правило, изучаются в рамках науки конфликтологии и обычно не рассматриваются в качестве юридических коллизий.
Исходя из такого их видения, Ю.А. Тихомиров определяет коллизионное право как своеобразную комплексную суперотрасль права, которая, по его мнению, «ближе к таким большим правовым комплексам, как публичное право, частное право и гуманитарное право». Объяснение этому он видит прежде всего в своеобразии предмета коллизионного права, в рамках которого есть как «исключительные» спорные правоотношения, так и «смежные» правоотношения, регулируемые разными отраслями права — конституционного, административного, гражданского, уголовного, трудового и др. Последние как бы втягиваются со своими институтами и нормами в орбиту коллизионного права.
Согласно данной концепции, средством выявления, установления и устранения юридических коллизий является понятие юридического спора.
Как видим, понимание коллизионного права здесь существенно иное, чем в рамках международного частного права. Так, если предметом в МЧП (вернее: коллизионного права, действующего в его рамках) являются коллизии двух и более правопорядков, то в данном случае к предмету коллизионного права относятся общественные отношения, «регулирование которых вызывает разногласия и споры». По мнению Ю.А. Тихомирова, это могут быть предвидимые спорные правоотношения, как бы заранее нормативно-запрограммированные. Возможны динамично возникающие отношения, даже не урегулированные правом, по поводу которых у участников складываются разные взгляды и позиции. Коллизионные правоотношения как спорные являются в этом смысле смежными, регулируемыми разными правовыми актами, нормами, и порождающими неодинаковые юридические действия субъектов права. По их поводу могут существовать различные правовые позиции и оценки» [19, с. 37-38]. Не удивительно, что в концепции Ю.А. Тихомирова важное место занимает понятие притязания.
На данном пункте необходимо остановиться. Еще Гегель, отмечая различия закона природы и юридического закона, подчеркивал, что первый из них может иметь лишь одно истолкование, тогда как второй может вступать в коллизии с представлениями субъектов о правомерном и справедливом [8, с. 57]. Следовательно, один и тот же законодательный текст может быть неодинаково истолкован различными людьми, что содержит потенциальную возможность столкновения мнений. Различия в правопонимании лежит в основе правового спора, который не требует для своего разрешения коллизионных норм и коллизионного права, поскольку
рассматривается в рамках соответствующих процедур судами общей юрисдикции, арбитражными судами либо конституционным судом.
Таким образом представляется, что Ю.А. Тихомиров включает в предмет коллизионного права разнопорядковые явления. Так, явно необоснованно он относит сюда конфликтные правоотношения, связанные с такими понятиями, как правовое притязание, правовой спор, правовой конфликт, которые входят в предмет регулирования ряда отраслей права (конституционного, административного, уголовного, гражданского и т.д.) и уже по этой причине не регулируются коллизионным правом.
На эту сторону дела как на существенный недостаток концепции Ю.А. Тихомирова уже обращалось внимание в отечественной правовой литературе. Так, по мнению Л.П. Ануфриевой, коллизионное право, характерное для МЧП, и явления, рассматриваемые 10.А. Тихомировым, — это «разнопорядковые вещи». «Коллизии в международном частном праве, — пишет она, — это всегда юридические коллизии, а значит, относящиеся к сфере идеального». Между тем Ю.А. Тихомиров преимущественно понимает под коллизионным правом конфликты как реальные события материального мира — в самих общественных отношениях. По ее мнению, «это не имеет ничего общего с содержанием коллизионного права в международном частном праве и вряд ли представляет собой плодотворную идею для нынешнего или последующего развития МЧП в соответствующей его части» [1, с. 62]. По этой же причине Л.П. Ануфриева проявляет активное неприятие понимания Ю.А. Тихомировым коллизионного права как своеобразной комплексной суперотрасли права [19, с. 13].
«Конструирование подобной «суперотрасли», — заключает она, — невозможно не только практически, поскольку она не располагает идентифицируемым предметом, но даже умозрительно — ввиду смешения чрезвычайно несхожих элементов, принадлежащих к разным правовым системам» [1, с. 64]. Такая критика представляется небезосновательной. Действительно, «внутри» правопорядка не всякая коллизия нуждается в регулировании коллизионным правом.
Наконец, в 90-х — начале 2000-х гг. юридические коллизии рассматривают также как проблему внутригосударственную, вне связи с международным частным правом (А.Ю. Буяков, А.Ф. Черданцев, Л.А. Морозова, Н.И. Матузов, Р.Ф. Ярму-хамедов и др.). При этом под юридическими коллизиями понимаются расхождения или противоречия между отдельными нормативно-правовыми актами, регулирующими одни и те же либо смежные общественные отношения, а также противоречия, возникающие в процессе правоприменения и осуществления компетентными органами и должностными лицами своих полномочий [15, с. 20; 16, с. 290].
В рамках данного направления исследователи юридических коллизий пытаются раскрыть новые аспекты (свойства, качества) этого понятия. Так, по мнению Р.Ф. Ярмухамедова, для любой нормативной коллизии характерно наличие своего объема коллизии, определяющего процедуру реализации коллизионного механизма. При этом под объемом коллизии он понимает совокупность характеристик спорного состояния конфликтующих норм права с целью применения комплекса мер по разрешению коллизии. Рассматривая содержание коллизии применительно к структуре нормы права, он видит его в наличии общей гипотезы спорных норм и различных характеристик диспозиций и санкций норм права. Основным признаком коллизии Р.Ф. Ярмухамедов считает автономность существования коллидирующих норм. Под ней он понимает факт их наличия вне зависимости от мысленно осознанного восприятия данного противоречия субъектом правоприменительного процесса [22, с. 8-9]. Думается, что в данном случае речь должна была бы идти об объективности существования коллизий, а не об их автономности.
следствия социальных коллизий, что представляется в значительной степени верным. Однако сходство методологии сопровождается весьма разноречивым понятийным аппаратом. Так, если с точки зрения Р.А. Гончарова понятия «социальная коллизия», «правовая коллизия» и «юридическая коллизия» соотносятся как общее, особенное и единичное [10, с. 7-8], то Н.И. Матузов рассматривает юридические и правовые коллизии как синонимы, имеющие более широкое содержание, чем понятие «коллизии в праве»: первые из них, по его мнению, могут выходить за пределы собственно права и охватывать всю правовую систему [15, с. 201].
В свете сказанного весьма актуален вопрос о содержании понятия «федеральное коллизионное право», содержащегося в п. «п» ст. 71 Конституции РФ. В работе Ю.А. Тихомирова об этом говорится, пожалуй, лишь в постановочном плане. Так, в числе прочих аргументов в пользу создания суперотрасли коллизионного права он приводит тезис, что «конституционная формула «федеральное коллизионное право» является юридическим ориентиром и стимулом для формирования такой отрасли. Ее наличие и использование в конституционных системах России, Германии, Австрии, Швейцарии и других стран служат сильным аргументом именно для такого решения данной задачи».
В другом месте он ссылается на заключение Правового управления Государственной Думы по проекту Федерального закона «О процедурах преодоления разногласий и разрешения споров между органами государственной власти Российской Федерации и ее субъектов», представленному в 1999 г. В нем, в частности, было приведено определение коллизионного права как совокупности юридических правил, определяющих приоритетность действия конкурирующих законов (норм) в случае их противоречия друг другу и применения законов (норм) в конкретной ситуации, подпадающей под действие нескольких законов (норм) [19, с. 35].
Более подробно рассматривает этот вопрос Л.П. Ануфриева. Анализируя подходы к нему в отечественной юридической литературе, она делает неутешительный вывод, что, пожалуй, полной ясности, что понимается под федеральным коллизионным правом, нет до сих пор. Так, одни исследователи считают, что именно в ракурсе международного частного права авторы Конституции признали право Федерации, ее субъектов либо их совместно осуществлять в данной области свою компетенцию [20]. По мнению других ученых, скорее всего, в центре внимания законодателя находятся «правовые предписания, позволяющие преодолевать противоречия при определении предметов ведения Российской Федерации и ее субъектов, полномочий гос-органов, решать коллизии между актами законодательства Федерации и ее субъектов, равно как и между отдельными нормативными правовыми актами [11].
Сама Л.П. Ануфриева считает, что «конституционные предписания даже в минимальной мере не подразумевали международное частное право и свойственное ему понятие «коллизионное право». Ей представляется, что авторы Конституции имели намерение исключить из данного пункта коллизионные нормы МЧП, так как «межобластные коллизии», о которых идет речь, не включаются в международное частное право.
Вывод автора состоит в том, что если есть федеральное коллизионное право, то есть и «правила, по которым устраняются расхождения в предписаниях нормативных актов субъектов Федерации». «В таком случае, — заключает она, — выражение «федеральное коллизионное право» есть не что иное, как удобное «клише», применяемое в целях обобщенного обозначения соответствующих юридических норм» [1, с. 65]. Думается, такой вывод не лишен разумных оснований.
Итак, в вопросе о юридических коллизиях и коллизионном праве в современной России сложилась весьма своеобразная ситуация. С одной стороны, есть доктрина международного частного права и, соответственно, обособленный массив правовых норм, основная часть которых имеет своим предметом коллизии в праве. С другой стороны, существует понятие «федеральное коллизионное право», закрепленное в Конституции РФ 1993 г. и Федеративном договоре, содержание которого остается дискуссионным. Деликатность ситуации дополняется тем, что в предмет регулирования международного частного права входят, помимо прочего, коллизии между правопорядками субъектов Российской Федерации. В этих условиях выходом из ситуации видится либо некое «джентльменское соглашение» представителей юридической науки и практикующих юристов о том, какое содержание они вкладывают в понятие «федерального коллизионного права», либо, что более оптимально, истолкование данного понятия Конституционным Судом РФ.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Примерно так же объяснял позднее допустимость выражения «международное частное право» J1.A. Лунц [13, с. 42].
2. Оно включало в себя: в области гражданского права — ст. 18 Основ гражданского законодательства СССР и союзных республик, ст. 8 ГК РСФСР и аналогичные статьи ГК других союзных республик, регулировавшие коллизии республиканских законов в области гражданского права; Постановление 32-го Пленума Верховного Суда СССР 1932 г. (п. «в» ст. 3), которое, продолжало действовать; ст. 4 и 5 Основ уголовного законодательства СССР и союзных республик, соответственно ст. 4 и 5 УК союзных республик. «Вот, — заключал А.А. Тилле, — почти все законодательство, посвященное разрешению внутренних коллизий советских законов». В области административного права для разрешения коллизий он предлагал закрепить в виде общей нормы принцип Lex resitae [18, с. 152].
ЛИТЕРАТУРА
\. Ануфриева Л.П. Соотношение международного публичного и международного частного права. — М., 2002.
2. Бабаев В.К. Советское право как логическая система. -— М., 1973.
3. Баймаханов М. Т. Противоречия в развитии правовой надстройки при социализме. — Алма-Ата, 1972.
4. Власенко Н.А. Коллизии в советском праве. — Иркутск. 1983.
5. Власенко НА. Коллизионные нормы в советском праве. —- Иркутск, 1984.
6. Власенко Н.А. Логико-структурные дефекты системы советского права // Правоведение. -— 1991. — № 3.
7. Власенко НА. Проблемы точности выражения формы права (лингвологический анализ). Дис. ... докт. юрид. наук. — Екатеринбург, 1997.
8. Гегель. Философия права. — М., 1990.
9. Голунский С.А., Строгович М.С. Теория государства и права. — М., 1940.
10.Гончаров Р.А. Механизм разрешения юридических коллизий: Автореф. дис. ... канд. юрид. наук. — Тамбов, 2006.
11. ЗвековВ.П. Международное коллизионное право. — М., 1998.
12. Крылов С.Б. Международное частное право. — М., 1930.
13. Лунц Л.А. Курс международного частного нрава, а _>-х. шмал. --- Ш., I У о~т.
— Т. 1.
14. Маркс К. и Энгельс Ф. Письма. — М., 1932.
15. Матузов НИ. Актуальные проблемы теории права. — Саратов, 2004.
16. Морозова Л.А. Теория государства и права. —М., 2003.
17. Недбайло П.И Применение советских правовых норм. — М., 1960.
18. Тилле А.А. Время, пространство, закон. — М., 1966.
19. Тихомиров Ю.А. Юридическая коллизия. — М., 1994.
20. Федосеева Г.Ю. Международное честное право: Учебник. — М., 1999.
21. Черданцев А.Ф. Логическая характеристика права как системы // Правоведение. -— 1983. — № 3.
22. Ярмухамедов Р.Ф. Коллизии правоприменительной деятельности (теоретико-исторический аспект): Автореф. дис. ... канд. юрид. наук. — Краснодар, 2007.
JURIDICAL COLLISION: SOME ASPECTS OF CONTENT OF CONCEPTION AND METHODOLOGY OF ITS RESEARCH
G.I. Muromtsev, I.V. Sinitsa
The Department of Legal Theory and History Peoples’ Friendship University of Russia Miklukho-Maklaya St., 6, 117198 Moscow, Russia
This article dedicated to poor investigated issue of juridical collisions as phenomenon of national law. Hereby the authors consider etymology of conception of collision, evolution of its researching and legal controlling in our doctrine and legislation. G.I. Muromtsev and I.V. Sinitsa mark some argumentativeness and lack of understanding of some important aspects of the issue.
