CC BY
0Гуманитарные исследования. История и филология. 2024. № 13. С. 27-40. Humanitarian Studies. History and Philology. 2024. No. 13. P. 27-40.
Научная статья УДК 398(=511.13)
doi: 10.24412/2713-0231-2024-13-27-40
ЮМОРИСТИЧЕСКИЕ СЮЖЕТЫ В КОМИ-ПЕРМЯЦКИХ ПРЕДАНИЯХ О ДРЕВНЕМ НАСЕЛЕНИИ КРАЯ
Татьяна Геннадьевна Голева
Институт гуманитарных исследований Уральского отделения Российской академии наук -филиал Пермского федерального исследовательского центра Уральского отделения Российской академии наук, Пермь, Россия, golevat@yandex.ru
Аннотация. Предания о древнем народе (чудь) у коми-пермяков включают ряд повествований, который иллюстрирует их невежество и глупость. Данные тексты опубликованы в разных фольклорных сборниках и научных трудах. Сюжеты этих рассказов схожи с сатирическими сказками и анекдотами, на что неоднократно указывали исследователи. В настоящей статье рассматриваются вопросы о географии распространения этих текстов среди коми-пермяков, времени, причинах и механизмах их появлении в цикле преданий о чуди. Всего известно пять сюжетов о нелепом народе, только три из них зафиксированы среди разных этнографических групп коми. Больше всего подобных рассказов было записано среди иньвенских коми-пермяков. Все рассматриваемые сюжеты присутствуют в фольклоре других народов, но героями их, как правило, называются обычные люди. Предположительно, закрепление сюжетов о глупцах в мифологических преданиях о древнем населении края происходило постепенно. Идентификация коми-пермяками чуди (древнего народа) как глупцов была возможна благодаря ряду обстоятельств. Во-первых, слово «чудской» имеет не только семантику принадлежности некому прошлому поколению людей, но и означает нечто странное, несуразное. Во-вторых, данные представления вписывались в мифологические повествования о доисторическом времени, когда мир был другим. В-третьих, находки древних артефактов, которые отличаются размерами и формами, наводят на размышления о существовании в прошлом населения, непохожего на современных людей. Первоначально, видимо, рассказы о неумелом земледелии странных фольклорных героев стали продолжением мифа о колосьях, растущих от земли. С развитием образа древних маленьких глупцов в данный цикл преданий были включены новые сюжеты, которые объясняли их непохожесть и называли причины их исчезновения.
Ключевые слова: коми-пермяки, фольклор, исторические предания, народная мифология, анекдоты, сатирические сказки, чудь.
Для цитирования: Голева Т. Г. Юмористические сюжеты в коми-пермяцких преданиях о древнем населении края // Гуманитарные исследования. История и филология. 2024. № 13. С. 27-40. https://doi.org/10.24412/2713-0231-2024-13-27-40
Финансирование: Работа выполнена в рамках государственной темы «Этнокультурные процессы в центре Евразии: археология и этнография Урала».
© Голева Т. Г., 2024
Original article
HUMOROUS STORIES IN KOMI-PERMIAN LEGENDS ABOUT THE ANCIENT POPULATION OF THE REGION
Tatiana G. Goleva
Institute for Humanitarian Studies of the Ural Branch of the Russian Academy of Sciences -branch of the Perm Federal Research Center of the Ural Branch of the Russian Academy of Sciences, Perm, Russia, golevat@yandex.ru
Abstract. Komi-Permian historical legends include narratives about a stupid, ignorant ancient people (Chud). These texts have been published in folklore collections and scientific works. The plots of these stories are similar to satirical fairy tales and anecdotes, researchers have repeatedly written about this. This article discusses the geography of the distribution of these texts among the Komi-Permyaks, the time, the causes and mechanism of their appearance in the cycle of legends about the Chud. There are only five known stories about the ridiculous ancient folk. Only three of them were recorded among different ethnographic groups of the Komi. Most of these stories were recorded among the Inva KomiPermyaks (invenskaya group). All these plots are present in the folklore of other peoples, but their heroes are usually called ordinary people. Presumably, stories about fools gradually became entrenched in mythological legends about the ancient population of the region. The Komi-Permyaks identified the Chud (former population) as an unreasonable person due to several circumstances. Firstly, the word "Chudskoy" has not only the semantics of belonging to a certain past generation of people, but also means something strange, awkward. Secondly, these ideas could be influenced by mythological narratives about a prehistoric time when the world was different. Thirdly, the finds of ancient artifacts, which differ in size and shape, suggest the existence of a population unlike modern people in the past. Initially, the story of the inept farming of strange folklore heroes became a continuation of the myth of ears that grow from the ground. With the development of the image of the ancient little fools, new stories were included in this cycle of legends, which explained their dissimilarity and named the reasons for their disappearance.
Kaywords: Komi-Permian people, folk traditions, historical legends, folk mythology, anecdotes, satirical fairy tales, Chud
For citation: Goleva T. G. Humorous stories in Komi-Permian legends about the ancient population of the region. Humanitarian Studies. History and Philology. 2024;13:27-40. (In Russ.). https://doi.org/10.24412/2713-0231-2024-13-27-40
Funding: The work was carried out within the framework of the state theme "Ethnocultural processes in the center of Eurasia: archeology and ethnography of the Urals."
Введение
Комплекс коми-пермяцких преданий о древнем населении края, которое известно еще под наименованием чудь, представляет собой сложное в структурно-информационном отношении повествование, состоящее из народных мировоззренческих постулатов и закрепленных в народной памяти исторических реалий, что в целом характерно для данного фольклорного жанра. Многокомпонентность прослеживается в идентификации героев и их роли в истории местности (маленькие человечки, разбойники, богатыри, старообрядцы, жители соседней деревни) [Лимеров 2009; Голева 2013]. Фольклорные произведения
сочетают архаичные мифологические представления о мире, сказочные сюжеты, интерпретации находок предметов и необычных природных объектов, пересказ отдельных исторических фактов.
Среди коми-пермяцких повествований выделяются сюжеты юмористического характера, в которых герои изображаются в виде несообразительных глупцов. В настоящей работе к ним обращается внимание с целью определения их места в народном цикле преданий и выявления причин их появления. Наряду с опубликованными текстами для исследования используются архивные материалы и записи преданий, сделанные во время полевых изысканий автором и участниками совместных экспедиций в первые два десятилетия XXI в.
В анализ включены тексты, записанные на территории Коми-Пермяцкого округа, комиязычное население которого подразделяют на две этнографические группы: северные (косинско-камские) и южные (иньвенские) коми-пермяки, - а также на территории Красновишерского района Пермского края от коми-язьвинцев. Коми-язьвинцы или язвьинские пермяки считаются этнографической группой коми-пермяцкого этноса, но не все представители данной общности идентифицируют себя его частью [Чагин, Шестакова 2006: 21]. В настоящей статье фольклорные произведения коми-язьвинцев рассматриваются как общий пласт устного народного творчества комиязычного населения Пермского Прикамья.
Основная часть
Распространение текстов о нелепом древнем народе среди коми-пермяков.
Наиболее ранний вариант предания о маленькой несуразной чуди, по нашим разысканиям, опубликовал И. Н. Смирнов [Смирнов 1891: 283], который собирал материалы среди коми-пермяков в конце 1880-х гг. Остальные записи были сделаны разными исследователями во второй половине XX - первом десятилетии XXI в. [Грибова 2009: 48-50; 2014: 103-104; Жили-были 1990: 280-281; Му пусьом 2005: 41-42; Чагин 2009: 15-16]. Среди полевых материалов автора статьи имеется шесть подобных произведений, причем три из них рассказаны одним лицом. Данные тексты были получены в ответ на вопросы о прежних людях, маленьком народе или чудском населении. По сравнению с другими сюжетами преданий о чуди (например, о самопогребении, о кладах) интересующие нас повествования как в середине XX в., так и в настоящее время были и остаются менее известными среди народа, в целом можно насчитать менее двадцати их записей.
Тексты о нелепых поступках чуди записаны на территории расселения иньвенской этнографической группы коми-пермяков и среди коми-язьвинцев, лишь один - на территории расселения косинско-камских коми-пермяков. Все тексты, записанные у иньвенских коми-пермяков, повествуют о низкорослом древнем племени. Среди коми-язьвинцев и северных коми-пермяков о маленьком росте чуди упоминается реже.
Следует отметить, что при подсчете текстов о глупцах не учитывались предания, содержащие мотивы одного из сюжетов (о жатве злаковых с помощью шила и о появлении серпа), которые зафиксированы в большем числе вариантов, но не имеют развязки, которая указывает на глупость героев преданий. Сам факт жатвы шилом можно рассматривать как удивительный, нестандартный способ. В некоторых рассказах особое внимание уделяется описанию процесса прокалывания стебля: Эти подробности, как кажется, имеют цель не
разоблачить глупость, а передать знания, опыт о прошлых технических способах земледелия. Таким образом данный художественный прием придает устным историям правдоподобие. Для подтверждения данного утверждения, приведем несколько текстов.
Учдтикось вовомась да сюсо по вундывомась шывкаон. Сэтшом народоккэс по овомась 'Маленькие жили и зерно жали шилом. Такой народец жил' (Кудымкарский р-н, д. Сордва, 2005).
Жили здесь маленькие люди, сеяли они злаки. Выросшие колосья протыкали шилкой. И нашли они серп, который Бог воткнул в суслон. Он принес им одни беды. Тогда люди эти выбросили его в воду. Одному Богу теперь известно, куда пропали эти люди, куда серп выкинули (Юсьвинский р-н, д. Нижняя Волпа, 2003).
...А жали, серпов-то не было, какими-то такими острыми шилками что ли. Метятся, метятся да хть. Есть утолщение где-то в стебле, вот по этому утолщению вот так. И падает <стебель>, отрывается (Кудымкарский р-н, с. Ошиб, 2005).
Мотив о сборе злаковых с помощью шила в начале XXI в. фиксировался преимущественно на территории расселения южных коми-пермяков. Он встречается чаще, чем известный полный вариант текста. Согласно единичным записям Л. С. Грибовой и Г. Н. Чагина, он был известен также северным коми-пермякам и коми-язьвинцам [Грибова 2014: 103; Чагин 1993: 18; 2009: 15].
Сюжеты преданий о глупом народе. Среди коми-пермяцких текстов известно пять сюжетов о нелепых или глупых поступках древнего народца. Больше всего произведений посвящено гибели чуденина или нескольких чуденинов от незнакомого им серпа. Семь таких текстов опубликованы, также известно два неопубликованных нарратива. Тексты различаются по повествуемым мотивам. При объединении всех мотивов, выстраивается следующая цепочка событий: хлеб раньше рос кустами, колосья на стебле были от корня до верхушки - чудь жала колосья шилом - чудь находит серп (Бог подбросил или «большой человек») - из-за глупого и неосторожного поведения чуди с серпом одному из них отрубают голову - из тела погибшего выходят различные нечистые существа или все чуденины от испуга разбегаются и превращаются в духов и гадов - серп пытаются утопить в реке или решают покататься вместе с ним на лодке по примеру «большого человека» - серп за что-то цепляется и опрокидывает всех в воду, где герои погибают. Все тексты, записаны среди иньвенских коми-пермяков, один - в Кочевском районе Коми-Пермяцкого округа.
Как отмечалось выше, существуют произведения, в которых серп упоминается, но отсутствует трагическая развязки о нелепой смерти. В одном из них серп утопили, так как не умели им пользоваться, но позже пришел торговец серпами, и только тогда народ узнал, что это за предмет [Чагин 2009: 16]. В этом мотиве тоже звучит ирония, так как чудь не воспользовалась более совершенным инструментом, оказалась неприспособленной к эволюции.
Похожие рассказы о чуди и серпе бытовали среди коми (зырян) Княжпогосткого района [Му пуксьом 2005: 46-47]. Согласно тематической классификации фольклорно-мифологических мотивов по ареалам Ю. Е. Березкина и Е. Н. Дувакина, рассказы о гибели людей при первом знакомстве с серпом были распространены среди разных народов Европы: португальцев, итальянцев, немцев, болгар, крымских татар, восточных славян, западных финнов, народов Поволжья и Прикамья (мотив М136) [Березкин, Дувакин эл. ресурс]. В них также серпом случайно отрубают голову или герои пытаются утопить неизвестный
инструмент и в некоторых историях погибают, при этом действующими лицами называются обычные люди. В некоторых из данных традиций также известен мотив о том, что первоначально стебли срезали шилом (итальянцы, украинцы, латыши). Первая публикация русской сказки с похожим сюжетом относится к концу XVIII в. [Березайский 1798: 142-149]. Авторами сравнительного указателя восточнославянской сказки данные повествования включены в раздел анекдотов о глупцах и простаках (пошехонцах) [Сравнительный указатель... 1979: 273].
В современных записях коми-пермяцких текстов о гибели чуди от серпа отсутствует мотив появления нечистых существ, он не фиксировался и в устной традиции других народов. Также следует отметить, что не во всех исследуемых коми-пермяцких текстах упоминается мотив о «свехплодородных» злаках, который известен еще по мифологическим рассказам о появлении короткого колоса [Жили-были 1990: 240-241]. Согласно краткому описанию сюжетов произведений разных народов с мотивом «о неведомом серпе» Ю. Е. Березкина и Е. Н. Дувакина, упоминание о колосящихся от корня злаках присутствует еще только в украинском тексте [Березкин, Дувакин эл. ресурс].
Следующий по популярности нарратив повествует о том, что чуденины решили размешать толокно в водоеме и по очереди прыгают в него, чтобы пообедать, таким образом они погибают. Известно три записи данного рассказа, две из них сделаны среди коми-язьвинцев. В норвежско-саамском фольклоре, в записях 1885 г., чудь тоже прыгает в бурлящую воду, но чтобы съесть суп [Дранникова, Ларсен, 2008: 31]. У коми-пермяков подобное повествование передавалось еще как сказка о мужиках из дальней деревни или об Иванушке-дурачке, который решил размешал солод [Толокно в проруби 1976: 64-67; Янович 1903: 142]. В качестве анекдота повествование известно в восточнославянской традиции [Сравнительный указатель. 1979: 278], один из первых текстов опубликован в изложении В. Березайского в конце XVIII в. про древних пошехонцев [Березайский 1798: 64-67]. По мнению исследователей, данный анекдотический сюжет мог появиться в результате нарратизации паремии, например поговорки «вологжане толокном Волгу замесили». Она в свою очередь вместе с прозвищем «толоконники», обозначавшим отдельные локальные сообщества, предположительно, «содержит в себе отголоски обряда кормления воды, который был распространен в этих местах» [Дранникова 2004: 108].
С рассказами о замешивании толокна в водоеме по описанию действий с продуктами совпадает мотив «дурак солит реку» (мотив М39а2Ь) [Березкин, Дувакин эл. ресурс], который известен у разных народов мира, в остальном же содержание повествований различается, хотя есть вероятность, что данные мотивы имеют общие корни.
Два текста повествуют о том, как древний народ ехал с подводой, а после ночевки продолжил путь в том направлении, куда были повернуты оглобли, и вернулся в свою деревню, при этом не узнав ее. Один из них записан среди коми-язьвинцев, другой - среди иньвенских коми-пермяков.
...Она только слышала об этом. Что они поехали, зерно куда-то повезли. Мешки маленькие, как вроде чулки. Сами маленькие. Поехали, до станции не доехали, где-то пришлось ночевать им. Они лошадей распрягли, оглоблями поставили в свою сторону, откуда приехали. Утром встали, запрягли лошадей и поехали дальше. Один и говорит:
— Ванька, эта кыдз миян деревняыс! 'Ванька, эта деревня на нашу похожа!'
— Ой, Ванька, Ванька, видзот, менам иньо кодьом инька, муно, вала ветчо! 'Ой, Ванька, Ванька, смотри, женщина похожая на мою жену идет, по воду идет!'
Обратно домой приехали. Лилипутики (Кудымкарский р-н, д. Пятина, 2006).
Похожий нарратив бытовал среди коми-пермяков в качестве сатирической сказки о кудымкарцах, которые ехали в зюздинскую сторону, а оказались в родном селе [Толокно в проруби 1976: 34-37]. Этот сюжет известен среди русского населения европейской части страны и Сибири [Соболева 1984: 140; Сравнительный указатель... 1979: 278]. У народов Сибири был распространен мотив о том, как человек не замечает, что в пути повернул и поплыл по реке назад, поэтому принимает свой дом за жилище врагов, убивает своих же родичей (мотив М39В) [Березкин, Дувакин эл. ресурс]. На Дальнем Востоке герои схожих рассказов (записанных среди смешанного по этническому происхождению населения, говорящего на русском языке) направлялись в военный поход уже на санях [Смирнов 2015: 69]. Данные тексты с коми-пермяцкими объединяет мотив путаницы направления пути.
Среди современных записей имеется один рассказа о том, как маленькая чудь пыталась поднять свинью на место курицы: Говорят, курича на двух ногах сидит вон где, свинья на четырех ногах тоже должна сидеть. Подымали туда, посадили <свинью>. Упала она вниз (Юсьвинский р-н, д. Чинагорт, 2003). Данный анекдотический сюжет также известен среди русского населения Прикамья: на насест пытаются посадить поросенка или корову. С ним перекликаются сатирические рассказы о подымании коровы на крышу, чтобы она съела растушую там траву или мох, бытовавшие среди восточнославянских народов [Сравнительный указатель. 1979: 274].
В пятом сюжете представители маленького народца ленятся закрыть дверь, перепоручают это друг другу и замерзают: Учотикось овомась. Кин тодо, кытчо воисо. «Ыбоссо чеччы да игнав!» Тэ по чеччы да игнав. Шя некин абу чеччомась да ойнас кынмомась. Чудской отир 'Маленькие были. Кто знает, куда подевались. «Встань да дверь закрой!» Ты де встань и закрой. Никто не встал и ночью замерзли. Чудской народ' (Кудымкарский р-н, д. Трапезниково, 2005).
Мотив о споре «кому закрывать дверь» встречается в англо-шотландских балладах позднего средневековья, его продолжением является уговор между героями: кто первый заговорит - тот и закроет дверь. Далее к молчаливым хозяевам заходят гости, действия которых побуждают одного из обитателей дома заговорить [Английская. 1988: 407-408]. В советское время в России это произведение было известно в пересказе С. Я. Маршака [Маршак 1990: 292]. Версии о споре об отрытой двери также встречаются в устном поэтическом творчестве поляков, латышей, народов Африки, Южной и Средней Азии. В других народных текстах пари о молчании заключается по иным причинам: кому сколько съесть яиц, кому вымыть посуду и т. д. (мотив, М196) [Березкин, Дувкан эл. ресурс]. Коми-пермякам тоже известна сказка о старике и старухе, которые не хотели мыть чугунок и договорились о том, что этим займется тот, кто первым заговорит [Толокно в проруби 1976: 30-33]. В данном тексте мотив о споре про дверь отсутствует, также он не встречается в известных произведениях соседних народов, но полностью отрицать возможность его бытования в прошлом нельзя. Мотив о замерзании героев в коми-пермяцкой версии является уникальным, так как в повествованиях других народов молчаливых героев иногда принимают за мертвецов, но в заключении они всегда подают признаки жизни, и кто-то из них проигрывает спор.
Среди русского населения Пермской губернии подобные сатирические произведения о глупцах были довольно популярны. В начале XX в. фольклорист В. Н. Серебренников записал семнадцать анекдотов от двух жителей Оханского и Осинского уездов. Среди них есть рассказы о гибели от серпа, о приезде в свою деревню вместо другого пункта назначения и о попытке посадить корову на куриное седало. Первые два текста повествуют о вотяках, последний о пошехонцах [Серебренников 1927: 125-127]. Все они имеют явное сходство с описанными коми-пермяцкими текстами о чуди или древнем мифологическом маленьком народце.
О древности сюжетов в фольклоре народов коми. Сходство коми-пермяцких преданий с сатирическими сказками не является научным открытием, исследователи отмечали это ранее [Смирнов 1891: 283; Рочев 1985: 6; Му пуксьом 2005: 548]. Изучение географии распространения мотивов позволяет судить об их древности. История «о неведомом серпе» коми-пермякам известна только в качестве предания о жившем некогда народе. Она встречается чаще всего, тем более если учитывать мотив о жатве шилом, который известен разным этнографическим группам комиязычного населения. Предположительно, этот сюжет в преданиях о чуди появился одним из первых среди всех рассматриваемых повествований.
Появление его могло относится к периоду существования пракоми общности, к концу позднего средневековья (до середины II тысячелетия н. э.). Для населения этого периода была актуальна тема земледелия, которое более интенсивно начало развиваться в начале II тысячелетий н. э., и когда на территории Пермского Предуралья появляются серпы (ранние находки датируются примерно X-XIII вв.) [Моряхина, Сарапулов 2015; Сарапулов 2015: 87]. Возможно, в тот период наименование «чудь» только начинало использоваться для обозначения древнего населения под влиянием появлявшихся переселенцев с северозападных территорий.
Два последних рассмотренных сюжета известны лишь по единичным поздним записям, сделанным среди иньвенских коми-пермяков, один из них в качестве анекдота (о посадке свиньи на седало курицы) зафиксирован только на территории Прикамья. Оба они мало информативны, не дают дополнительных сведений о героях. Скорее всего, в цикле нарративов о чуди они появились поздно.
Тот факт, что часть сюжетов коми-пермяки пересказывали еще как сказки или анекдоты с другими героями, может указывать на позднее их закрепление в преданиях о мифологическом народце, хотя не исключено, что повествования с теми или иными действующими лицами могли появиться у отдельных локальных групп в разное время. Первое положение подкрепляется еще тем, что в некоторых рассказах наряду с обозначением героев чудью или маленьким народцем, звучит имя «Ваня», которое также называется в сатирических сказках и анекдотах.
Интересно, что одинаковые сюжеты о чуди были зафиксированы у отдаленных друг от друга групп комиязычного населения, тогда как у ближайших соседних жителей они мало распространены или неизвестны. В случае появления сюжета «о неведомом серпе» в относительно ранний период, можно предположить, что в последующем среди части комиязычного населения он был утрачен. Бытование остальных похожих историй у иньвенских коми-пермяков и коми-язьвинцев можно объяснить либо более поздними
процессами соотношения привнесенных сюжетов о глупцах с представлениями о древней чуди, которые происходили самостоятельно у разных групп, либо диссеминацией уже сложившихся текстов о чуди-глупцах на новые территории.
В качестве подтверждения возможности появления текстов по первому сценарию можно привести пример об анекдотах жителей Анадыря, героями которых, как и у коми-пермяков, являются не обычные люди, а «загадочные этнические предшественники», именуемые ванцами, которые тоже ведут себя глупо [Смирнов 2015: 67]. Глупцами чудь описывается также в норвежско-саамских рассказах, в которых из-за своей невнимательности или невежества она погибает [Дранникова, Ларсен 2008: 31]. Отметим, что отличием некоторых норвежско-саамских сюжетов от коми-пермяцких является то, что в них чудь одурачивают противники (заманивают к обрыву, оставляют на острове).
Доводом для второй версии о диссеминации текстов является то, что не все из анекдотических сюжетов, известные на территории проживания народов, передаются как предания о прежних жителях. В случае самостоятельного формирования корпуса данных текстов свои отличительные мотивы и сюжеты потенциально могли появиться у каждой из территориальной групп, но таковые известны лишь по поздним записям среди иньвенских коми-пермяков. При этом, конечно, нельзя исключать вероятности существования альтернативных версий, которые могли остаться вне исследовательского поля.
Механизм складывания представлений о несуразном древнем народе. Складывание образа о нелепом древнем народе могло быть обусловлено разными факторами, среди которых можно выделить три основных.
Во-первых, это влияние одного из семантических значений слова «чудской» (чучкой). А. С. Кривощекова-Гантман считала, что слова «чудь», «чуд» пришли в коми-пермяцкий язык из русского в значении «чужой, необычный, странный», а позже стали применяться для обозначения необычных для русского населения предшественников-аборигенов [Кривощекова-Гантман 1974: 137]. Если учитывать другие версии этимологии слова «чудь» и давние традиции наименования им разных этнических групп (см.: [Мызников 2019: 887]), то вполне вероятно, что значение «странный, необычный» было уже вторичным. В любом случае наличие данного значения могло повлиять на закрепление за чудью образа несообразительных героев. Данная семантика слова присутствует в традиции всех этнических общностей, среди которых отмечены сюжеты о глупых предшественниках или врагах под наименованием чудь [Дранникова, Ларсен 2008: 22; Канева 2006: 19]. По современным полевым материалам, собранным среди коми-пермяков и коми-язьвинцев, чаще данное значение слова встречается у последних: Если человек еще шибко недоразвитый был, вот и чудьез волшс <'чудь была'>. Не то, что недоразвитые, недограмотных, недотолковых, не хватает... (Красновишерский р-н, д. Антипино, 2005); Несмелый человек или где-то как-то в союз не входит, по-своему всё, и говорят: «Май чиль тай тэ чудь!» 'Что ты как чудь!' (Красновишерский р-н, д. Ваньково, 2005). Данные интерпретации слова довольно близки описанным выше образам древнего народа. На территории Коми-Пермяцкого округа слово «чудской» обыкновенно ассоциируется с фольклорными персонажами, другие формы его употребления встречаются редко, в частности в дразнилке: Пермяк чучкой солёны уши, полон пазухи лягуши. В данном примере термин имеет иную коннотацию, является пейоративом, выражает ироничное отношение к народу вне зависимости от его поступков.
Следующим фактором можно назвать отдельные мотивы древнего мифологического пласта народа. У коми-пермяков бытовали мифологические повествования о прошлом, которое в фольклористике обозначается «золотым веком». В том прошлом мир отличался: небо было низким, злаки росли кустами и колосились от корня. Данные мотивы редко, но еще встречаются в современной устной прозе коми-пермяков: Кыморыс вои важмытик, коромысваэс вовомась веськытось. И нгя коромысванас кыморсо судзваоны 'Небо было низким. Коромысла были прямыми. И они коромыслом небо (тучу) достают' (Кудымкарский р-н, д. Мечкор, 2015). В контексте данных мифов допустимо представление о прежних поколениях, которые отличались от современных людей своим ростом и менталитетом, тем более если к ним присовокупить мотивы о неподобающем или неуклюжем поведении древних жителей, например о том, как женщина испачкала случайно небо детскими фекалиями, и оно поднялось (Гайнский р-н, пос. Кебраты, 2005).
Третьим условием можно назвать обнаружение населением древних артефактов, имеющих небольшие размеры. Среди археологических находок Пермского Прикамья известны изделия малой величины культового, бытового и ремесленного назначения (керамические сосуды и приспособления для литья, ложки с короткой ручкой, туалетные коробочки-»самоварчики» и т. п.). Небольшие предметы из отдельных видов материалов имеют больше шансов сохраниться в целостности, в отличие от крупных, которые в случае нахождения в виде обломков не дают целостного представления о предмете. Очевидно поэтому рассказы о маленьких вещах были распространены. Такие нарративы встречаются среди разных групп коми-пермяков (в том числе среди кми-язьвинцев), но чаще в настоящее время фиксируются среди иньвенцев: Городищем называли. В сенокос пойдут, так всё находили маленькие ложечки, чашечки (Юсьвинский р-н, д. Тимино, 2004). Данные находки обусловили появление представлений о маленьком народе. Понятие низкорослый или недорослый, какими обычно бывают дети, может ассоциироваться с неловким, несмышленым. Соответственно представления о карликовом народе имеют потенциал развития их образа как глупцов.
Все указанные обстоятельства в отдельности и в совокупности могли повялить на формирование образа нелепого древнего народа. Кроме этого, в XX - начале XXI вв. носители фольклорной традиции владели некоторыми знаниями об исторических эпохах, эволюции, о смене бытовых условий и материальной культуры, что в преданиях о чуди прослеживается в виде противопоставления их кругозора и инструментария знаниям и орудиям труда современного человека. То есть, исторические сведения тоже послужили обоснованиями для закрепления представлений о несообразительных предшественниках.
Результатом соотнесения древних мифологических повествований с рассуждениями об обнаруженных артефактах, владельцами которых представлялось бывшее население края под наименованием чудь, стало обозначение героев народных нарративов данным экзоэтнонимом. Скорее всего в цикле преданий о чуди одним из первых среди рассматриваемых сюжетов появился рассказ об использовании шила для сбора злаковых и появлении серпа. Он стал логичным продолжением мифа о колосящихся от земли зерновых культурах, которые по вине человека остались с маленьким колоском. Кроме иллюстрации древнего способа сбора урожая, данное повествование объясняет исчезновение карликового народа или части его представителей. С развитием образа глупого народа в цикле преданий
начали появляться новые сюжеты, утрирующие их несообразительность и называющие новые причины их гибели. Мотив гибели героев в сатирических текстах явился, по-видимому, значимым фактором для отождествления их с исчезнувшей чудью. Так, одна из рассказчиц, приведя в пример несколько юмористических сюжетов, делает следующее заключение: Так и вот уничтожились они постепенно. Уничтожились, говорят. Видишь, до конца, видимо, думать не умели. Глупые были (Юсьвинский район, д. Чинагорт, 2003). Важно, что основная функция данных повествований у коми-пермяков не рассмешить слушателя (несмотря на забавные описания, рассказы не вызывают бурю смеха), а передать народную версию истории, объяснить, каким в прошлом было местное население и что с ними случилось. Поэтому описываемый в данных рассказах образ древнего народца в целом вписался в этническую мифологическую концепцию о доисторическом времени, «мире чуди» (см.: [Лимеров 2020: 73-74]).
Сатирические сюжеты не только дополнили преставления об исчезнувшем поколении людей, но, очевидно, еще способствовали появлению нового их названия (этнонима). Во многих сатирических сказках, записанных среди русского населения, несообразительный герой имеет имя Ваня. В коми-пермяцких рассказах о чуди этот антропоним тоже встречается. Кроме приведенного выше примера, имеется рассказ о чуденинах, размешавших в водоеме толокно, каждого из которых звали Ваней: Толокно замешали... А Ваня, это чудь, заскочила там, где надо хлебать. А другой Ваня-чудь опять там. Говорит, он один выхлебал всё. Я, говорит, тоже зашёл. И всё туда. Все Вани, Все Ваней звали (АКНЦ, ф. 5, оп. 2, д. 238»б», л. 67. Красновишерский р-н, д. Ванькова). В других примерах наименование «Ваня народ» или использование имени как синонима этнониму чудь встречается уже без привязки к какому-либо сатирическому сюжету. Известен один такой пример, записанный среди коми-язьвинцев, два - среди иньвенских коми-пермяков, еще в одном тексте природный водный источник называют «чучкой колодец» или «Ваня колодец»: А чудь. Это Вани были. Адззыл1 ме нал1сь эта рукоделиясе... 'Видел я их рукоделия.' (АКНЦ, Ф. 5, оп. 2, д. 238»б», л. 67); Корко по кытонко Ваня-народ вовомась, шуввисо. Мыля по учотось вовомась, Ваня-народ шуввомась сто... 'Когда-то де где-то Ваня-народ жил, рассказывали. Оттого что маленькими были, поэтому их называли Ваня-народ.' (Кудымкарский р-н, д. Новоселова, 2005); А, Ваня-народ шуввисо. Исус Кристос шогмотодз эшо Ыя народыс вои... 'А, Ваня-народ называли. Еще до рождения Иисуса Христа этот народ был.' (Кудымкарский р-н, д. Петухова). Данное наименование является узколокальным. Между тем, сходство с именем Ваня можно увидеть и в наименованиях фольклорных героев «ванцы», «вансы», которые были известны жителям Анадыря и Колымы [Смирнов 2015: 67].
Заключение
Сюжеты рассказов о глупой чуди не являются оригинальным фольклорным продуктом коми-пермяков, так как все они известны среди других этносов, при этом идентификация героев данных текстов как древнего мифологического народа в масштабах евразийского фольклора является редким явлением. Для коми-пермяцких текстов характерно включение в рассказы новых мотивов. Кроме этого, в коми-пермяцких преданиях о чуди сатирическая функция повествований отчасти утрачивается, так как примеры о глупости преобразуются в аргументы об отличии разных исторических эпох, о неизбежности гибели неразумных героев.
Среди коми-пермяцких преданий о чуди сюжеты о глупцах хотя и не имеют широкого распространения, но передают яркий образ древних предшественников, который соотносится с историческими знаниями о начале цивилизации. Они объясняют находки предметов малых форм и заполняют информационный вакуум об их создателях: условиях жизни данных предшественников и причинах их исчезновения.
Формирование образа чуди-глупцов могло происходить в течение длительного времени, к известным мифологическим сюжетам и народным интерпретациям действительности присоединялись новые мотивы, которые логически их дополняли. Появление и развитие представлений о глупом древнем народе, очевидно, стало возможным благодаря ряду обстоятельств: развитию разных семантических значений слова «чудь», древним мифологическим (сказочным) повествованиям и находкам археологических артефактов.
Список источников
1. АИЯЛИ КНЦ - Архив Института языка, литературы и истории Коми научного центра Уральского отделения Российской академии наук. Ф. 5. Оп. 2. Д. 238»б». Ветошкина Е. В. Материалы фольклорно-диалектологической экспедиции (Красновишерский район Пермской области). 1979 г. 145 л.
2. Английская и шотландская народная баллада : сборник / Сост. Л. М. Аринштейн. На англ. яз. с параллельным русским текстом. М. : Радуга, 1988. 512 с.
3. Березайский В. Анекдоты древних пошехонцев. СПб., 1798. 220 с.
4. Грибова Л. Чудь йылюь иньвенск0й преданнё // Парма - земля чуди: правда и мифы / Сост. Г. Н. Чагин, В. В. Климов, Л. П. Ратегова. Кудымкар : Коми-Пермяцкое книжное издательство. 2009. С.48-50.
5. Маршак С. Я. Собрание сочинений. В 4 т. Т. 1 / Сост. и прим. Т. Л. Аверьяновой. М. : Правда, 1990. 592 с.
6. Му пуксь0м - Сотворение мира / Автор-составитель П. Ф. Лимеров. Сыктывкар : Коми книжное издательство, 2005. 624 с.
7. Смирнов И. Н. Пермяки: Историко-этнографический очерк // Известия общества археологии, истории и этнографии при императорском Казанском университете. Т. 9. Вып. 2. Казань : Типография Императорского Университета, 1891. 289 с.
8. Толокно в проруби : сборник / Сост. и перевод. М. Ожегова, В. Климов. Пермь : Пермское книжное издательство, 1976. 125 с.
9. Чагин Г. Н. Язьвинские пермяки: история и традиции. Пермь : б. и., 1993. 25 с.
10. Янович В. М. Пермяки. Этнографический очерк // Живая старина. СПб., 1903. Вып. I, II. С.52-171.
Список литературы
1. Березкин Ю. Е., Дувакин Е. Н. Тематическая классификация и распределение фольклорно-мифологических мотивов по ареалам. Аналитический каталог. URL: http://www.ruthenia.ru/folklore/berezkin (дата обращения: 15.11.2023).
2. Голева Т. Г. Предания коми-пермяков о древнем населении Прикамья в современных записях // Этнокультурное наследие пермских финнов. Материалы Всероссийской научно-практической конференции «Этнокультурное наследие пермских финнов в истории России», посвященной 80-летию Л. С. Грибовой и 25-летию сектора истории и культуры коми-пермяцкого народа», 21-22 июня 2013 г., г. Кудымкар. Кудымкар, 2013. С. 139-143.
3. Грибова Л. С. Пермский звериный стиль. Стереотипное издание. Кудымкар : Коми-Пермяцкий этнокультурный центр, 2014. 176 с.
4. Дранникова Н. В., Ларсен Р. Образ «чуди» в фольклоре народов Европейского Севера // Чудь в устной традиции Архангельского Севера / под ред. Н. В. Дранниковой. Архангельск : Поморский университет, 2008. С. 19-44.
5. Дранникова Н. В. Образ жителя Севера в анекдотах // Народные культуры Русского Севера. Фольклорный энтитет этноса. Вып. 2 : Материалы российско-финского симпозиума (Архангельск, 20-22 ноября, 2003 г.). Архангельск : Поморский ун-т, 2004. С. 106-122.
6. Канева И. А. Чудь в преданиях коми // Живая старина. 2006. № 2. С. 18-20.
7. Кривощекова-Гантман А. С. К проблеме пермской чуди // Вопросы лингвистического краеведения Прикамья. Пермь : Изд-во «Пермский государственный педагогический университет», 1974. С. 132-141.
8. Лимеров П. Ф. Легенды о чуди: предки, не принявшие новую веру // Словесность и история. 2020. № 2. С. 64-78.
9. Лимеров П. Ф. Образ чуди в коми фольклоре // Известия Уральского государственного университета. Сер. Гуманитарные науки. 2009. № 1/2(63). URL: http://proceedings.usu.niy' (дата обращения: 12.08.2023).
10. Моряхина К. В., Сарапулов А. Н. Сюжеты о земледелии в легендах о пермской чуди и их соотношение с археологическими материалами // Труды Камской археолого-этнографической экспедиции ПГГПУ. Пермь : Пермский государственный гуманитарно-педагогический университет, 2015. Вып. 10. С. 192-196.
11. Мызников С. А. Русский диалектный этимологический словарь. Лексика контактных регионов. М., СПб. : Нестор-История, 2019. 1076 с.
12. Рочев Ю. Г. Национальная специфика коми преданий о чуди (Серия препринтов «Научные доклады»; Вып. 124). Сыктывкар : Коми филиал АН СССР, 1985. 28 с.
13. Сарапулов А. Н. Средневековое земледелие Пермского Предуралья по археологическим данным. Пермь: Пермский государственный гуманитарно-педагогический университет, 2015. 170 с.
14. Смирнов Ю. И. Анекдоты о стародавних жителях Анадыря // Языки и фольклор коренных народов Сибири. 2015. № 1(28). С. 66-77.
15. Соболева Н. В. Типология и локальная специфика русских сатирических сказок Сибири. Новосибирск : Наука, 1984. 172 с.
16. Сравнительный указатель сюжетов. Восточнославянская сказка / Сост. Л. Г. Бараг, И. П. Березовский, К. П. Кабашников, Н. В. Новиков; отв. ред. К. В. Чистов. Л.: Наука, Ленинградское отделение, 1979. 437 с.
17. Чагин Г. Н. Чудь историческая и чудь мифологическая // Парма - земля чуди: правда и мифы / Сост. Г. Н. Чагин, В. В. Климов, Л. П. Ратегова. Кудымкар : Коми-Пермяцкое книжное издательство. 2009. С. 8-27.
18. Чагин Г. Н., Шестакова Е. Н. Современное состояние этничности у коми-язьвинцев (по материалам социологического исследования). Пермь : Издательский дом «Пресстайм», 2006. 70 с.
List of sources
1. Vetoshkina E. V. AIYaLI KNTs - Arkhiv Instituta yazyka, literatury i istorii Komi nauchnogo tsentra Ural'skogo otdeleniya Rossiyskoy akademii nauk [AYALI KSC - Archive of the Institute of Language, Literature and History of the Komi Scientific Center of the Ural Branch of the Russian Academy of Sciences]. F. 5. Op. 2. D. 238»b». Materialy fol'klorno-dialektologicheskoy ekspeditsii (Krasnovisherskiy rayon Permskoy oblasti) [Materials of the folklore and dialectological expedition (Krasnovishersky district of the Perm region)]. 1979, 145 l. (In Russ.).
2. Arinshteyn L. M.Angliyskaya i shotlandskaya narodnaya ballada [English and Scottish folk ballad]. Moscow, Raduga Publ., 1988, 512 p. (In Russ.).
3. Berezayskiy V. Anekdoty drevnikh poshekhontsev [Anecdotes of the ancient Poshekhonians]. Saint Petersburg, 1798, 220 p. (In Russ.).
4. Gribova L. Chud' yylis' in'venskoy predanne [Chud yylis Invenskaya devotion]. Parma - zemlya chudi: pravda i mify [Parma - the land of miracles: truth and myths]. Kudymkar, Komi-Permyatskoe knizhnoe izdatel'stvo Publ., 2009, pp. 48-50. (In Russ.).
5. Marshak S. Ya. Sobranie sochineniy [Collected works]. Vol. 1, Moscow, Pravda Publ., 1990. 592 p. (In Russ.).
6. Limerov P. F. Mu puks'om - Sotvorenie mira [Mu puksyom - Creation of the world]. Syktyvkar, Komi knizhnoe izdatel'stvo Publ., 2005, 624 p. (In Russ.).
7. Smirnov I. N. Permyaki: Istoriko-etnograficheskiy ocherk [Permians: Historical and ethnographic essay].Izvestiya obshchestva arkheologii, istorii i etnografii pri imperatorskom Kazanskom universitete [News of the Society of Archeology, History and Ethnography at the Imperial Kazan University]. Vol. 9, iss. 2, Kazan, Tipografiya Imperatorskogo Universiteta Publ., 1891, 289 p. (In Russ.).
8. Ozhegova M., Klimov V. Tolokno v prorubi [Oatmeal in the ice hole]. Perm, Permskoe knizhnoe izdatel'stvo Publ., 1976, 125 p. (In Russ.).
9. Chagin G. N. Yaz'vinskie permyaki: istoriya i traditsii [Yazvin Permians: history and traditions]. Perm, b. i. Publ., 1993, 25 p. (In Russ.).
10. Yanovich V. M. Permyaki. Etnograficheskiy ocherk [Permians. Ethnographic sketch]. Zhivaya starina [Living antiquity]. Saint Petersburg, 1903, iss. I, II, pp. 52-171. (In Russ.).
References
1. Berezkin Yu. E., Duvakin E. N. Tematicheskaya klassifikatsiya i raspredelenie fol'klorno-mifologicheskikh motivov po arealam [Thematic classification and distribution of folklore and mythological motifs by area. Analytical catalog]. (In Russ.). Available at:http://www.ruthenia.ru/folklore/berezkin (accessed: 15.11.2023).
2. Goleva T. G. Predaniya komi-permyakov o drevnem naselenii Prikam'ya v sovremennykh zapisyakh [Legends of the Komi-Permyaks about the ancient population of the Kama region in modern records]. Etnokul'turnoe nasledie permskikh finnov [Ethnocultural heritage of the Perm Finns]. Kudymka, 2013, pp. 139-143. (In Russ.).
3. Gribova L. S. Permskiy zverinyy stil'. Stereotipnoe izdanie [Perm animal style. Stereotype edition]. Kudymkar, Komi-Permyatskiy etnokul'turnyy tsentr, 2014, 176 p. (In Russ.).
4. Drannikova N. V., Larsen R. Obraz «chudi» v fol'klore narodov Evropeyskogo Severa [The image of the "chud" in the folklore of the peoples of the European North]. Chud' v ustnoy traditsii Arkhangel'skogo Severa [Chud in the oral tradition of the Arkhangelsk North]. Arkhangel'sk, Pomorskiy universitet Publ., 2008, pp. 19-44. (In Russ.).
5. Drannikova N. V. Obraz zhitelya Severa v anekdotakh [The image of a resident of the North in jokes]. Narodnye kul'tury Russkogo Severa. Fol'klornyy entitet etnosa [Folk cultures of the Russian North. Folklore entity of the ethnos]. Iss. 2, Arkhangel'sk, Pomorskiy un-t Publ., 2004, pp. 106-122. (In Russ.).
6. Kaneva I. A. Chud' v predaniyakh komi [Chud in Komi legends]. Zhivaya starina [Living antiquity]. 2006, no. 2, pp. 18-20. (In Russ.).
7. Krivoshchekova-Gantman A. S. K probleme permskoy chudi [On the problem of the Perm miracle]. Voprosy lingvisticheskogo kraevedeniya Prikam'ya [Questions of linguistic local history of the Kama region]. Perm, Permskiy gosudarstvennyy pedagogicheskiy universitet Publ., 1974, pp. 132-141. (In Russ.).
8. Limerov P. F. Legendy o chudi: predki, ne prinyavshie novuyu veru [Legends about Chud: ancestors who did not accept the new faith]. Slovesnost' i istoriya [Literature and history]. 2020, no. 2, pp. 64-78. (In Russ.).
9. Limerov P. F. Obraz chudi v komi fol'klore [The image of a miracle in Komi folklore]. Izvestiya Ural'skogo gosudarstvennogo universiteta. Ser. Gumanitarnye nauki [News of the Ural State University. Series Humanities]. 2009, no. 1/2(63). (In Russ.). Available at: http://proceedings.usu.niy' (accessed: 12.08.2023).
10. Moryakhina K. V., Sarapulov A. N. Syuzhety o zemledelii v legendakh o permskoy chudi i ikh sootnoshenie s arkheologicheskimi materialami [Plots about agriculture in the legends of the Perm Chud and their relationship with archaeological materials]. Trudy Kamskoy arkheologo-etnograficheskoy ekspeditsii PGGPU [Proceedings of the Kama archaeological and ethnographic expedition of the PGGPU]. Perm, Permskiy gosudarstvennyy gumanitarno-pedagogicheskiy universitet Publ., 2015, iss. 10, pp. 192-196. (In Russ.).
11. Myznikov S. A. Russkiy dialektnyy etimologicheskiy slovar'. Leksika kontaktnykh regionov [Russian dialect etymological dictionary. Vocabulary of contact regions]. Moscow, Saint Petersburg, Nestor-Istoriya Publ., 2019, 1076 p. (In Russ.).
12. Rochev Yu. G. Natsional'naya spetsifika komi predaniy o chudi [National specificity of Komi legends about the miracle]. Iss. 124, Syktyvkar, Komi filial AN SSSR Publ., 1985, 28 p. (In Russ.).
13. Sarapulov A. N. Srednevekovoe zemledelie Permskogo Predural'ya po arkheologicheskim dannym [Medieval agriculture of the Perm Cis-Urals according to archaeological data]. Perm, Permskiy gosudarstvennyy gumanitarno-pedagogicheskiy universitet Publ., 2015, 170 p. (In Russ.).
14. Smirnov Yu. I. Anekdoty o starodavnikh zhitelyakh Anadyrya [Anecdotes about ancient inhabitants of Anadyr]. Yazyki i fol'klor korennykh narodov Sibiri [Languages and folklore of the indigenous peoples of Siberia]. 2015, no. 1(28), pp. 66-77. (In Russ.).
15. Soboleva N. V. Tipologiya i lokal'naya spetsifika russkikh satiricheskikh skazok Sibiri [Typology and local specificity of Russian satirical tales of Siberia]. Novosibirsk, Nauka Publ., 1984, 172 p. (In Russ.).
16. Barag L. G., Berezovskiy I. P., Kabashnikov K. P., Novikov N. V. Sravnitel'nyy ukazatel' syuzhetov. Vostochnoslavyanskaya skazka [Comparative index of plots. East Slavic fairy tale]. Leningrad, Nauka Publ., Leningradskoe otdelenie Publ., 1979, 437 p. (In Russ.).
17. Chagin G. N. Chud' istoricheskaya i chud' mifologicheskaya [Historical miracle and mythological miracle]. Parma - zemlya chudi: pravda i mify [Parma - the land of miracles: truth and myths]. Kudymkar, Komi-Permyatskoe knizhnoe izdatel'stvo Publ., 2009, pp. 8-27. (In Russ.).
18. Chagin G. N., Shestakova E. N. Sovremennoe sostoyanie etnichnosti u komi-yaz'vintsev (po materialam sotsiologicheskogo issledovaniya) [The current state of ethnicity among the Komi-Yazvintsy (based on sociological research)]. Perm, Izdatel'skiy dom «Presstaym» Publ., 2006, 70 p. (In Russ.).
Информация об авторе Т. Г. Голева - кандидат исторических наук, Институт гуманитарных исследований УрО РАН - филиал Пермского федерального исследовательского центра УрО РАН.
Information about the author T. G. Goleva - Ph. D. (History), Institute of Humanitarian Studies Ural branch Russian Academy of Sciences.
Статья поступила в редакцию 15.11.2023; одобрена после рецензирования 25.11.2023; принята к публикации 10.01.2024.
The article was submitted 15.11.2023; approved after reviewing 25.11.2023; accepted for publication 10.01.2024.
