CC BY
245
УДК 811.161.1
Dmitrieva N.M., Cand. of Sciences (Philology), senior lecturer, Orenburg State University (Orenburg, Russia),
E-mail: [email protected]
Zavadskaya A.V., Cand. of Sciences (Philology), Head of Department, Orenburg State Medical University (Orenburg, Russia),
E-mail: [email protected]
LANGUAGE MEANS OF EXPRESSING NEGATIVE ATTITUDE TO A PERSON IN A TEXT AND THEIR ANALYSIS DURING LINGUISTIC EXPERTISE. The article deals with linguistic means of expressing negative attitude to a person. The authors pay special attention to lexical means that can express an assessment explicitly and implicitly. Supporting their own reasoning with the materials of the literary text (the novel by M. Bulgakov "The Heart of a Dog") and the results of various linguistic examinations, the authors conclude that an explicit negative attitude towards a person is expressed through the use of vocabulary with a strongly pronounced emotional coloring, implicitly - through the connotative components of the lexical units. The authors emphasize that negative or positive attitude can be laid on the mental level of language consciousness. When carrying out linguistic expertise it is necessary to take into account the full range of linguistic and non-linguistic means.
Key words: negative attitude, connotation, explicit and implicit means, vocabulary, linguistic expertise.
Н.М. Дмитриева, канд. филол. наук, доц., Оренбургский государственный университет, г. Оренбург,
Е-mail: [email protected]
А.В. Завадская, канд. филол. наук, зав. каф. Оренбургский государственный университет, г. Оренбург,
Е-mail: [email protected]
ЯЗЫКОВЫЕ СРЕДСТВА ВЫРАЖЕНИЯ
НЕГАТИВНОГО ОТНОШЕНИЯ К ЛИЧНОСТИ В ТЕКСТЕ И ИХ АНАЛИЗ ПРИ ПРОВЕДЕНИИ ЛИНГВИСТИЧЕСКОЙ ЭКСПЕРТИЗЫ
В статье рассматриваются языковые средства выражения негативного отношения к личности. Особое внимание авторы уделяют лексическим средствам, которые могут выражать оценку эксплицитно и имплицитно. Подкрепляя собственные рассуждения материалами художественного текста (романа М.А. Булгакова «Собачье сердце») и результатами различных лингвистических экспертиз, авторы делают выводы, что эксплицитно негативное отношение к человеку выражается путем использования лексики с ярко выраженной эмоциональной окраской, имплицитно - через коннотативные компоненты лексем. Авторы особо отмечают, что негативное отношение может быть заложено и на ментальном уровне языкового сознания. При проведении лингвистической экспертизы необходимо учитывать весь комплекс языковых и внеязыковых средств.
Ключевые слова: негативное отношение, коннотация, эксплицитные и имплицитные средства, лексика, лингвистическая экспертиза.
Оценка как объективный и субъективный фактор отношения к личности является предметом изучения различных наук: лингвистики, психологии, философии, социологии. В центре внимания лингвистики находится вербально реализованная оценка, которая проявляется целым комплексом языковых средств разных уровней (лексического, фонетического, морфологического, синтаксического).
Так, Ю.А. Карпова [1, с. 75] отмечает, что на фонетическом уровне языка средства выражения оценки и отношения представлены фонологическими изменениями звуков (аспирация, изменения длительности и т.д.), акцентными и интонационными средствами; на морфологическом уровне -сложением слов и использованием широкого ассортимента ласкательных, уничижительных и других аффиксов; на лексико-семан-тическом уровне наблюдаются: 1) средства обозначения эмоций; 2) эмоционально-усилительные наречия; 3) междометия и междометные слова; 4) усилительные частицы, восклицательные местоимения, модальные слова; 5) «слова-интенсификаторы»; 6) метафоры и другие. На синтаксическом уровне средствами выражения негативного отношения выступают особые синтаксические модели, изменение традиционного порядка слов, употребление эллиптических конструкций, повторов и т. д. При проведении лингвистической экспертизы определение фонетических средств затруднительно, морфологические, лексико-семантиче-ские и стилистические средства выражаются более наглядно, вследствие чего могут быть подвергнуты анализу. Несомненно, что первостепенная роль в выражении отношения к личности, в том числе и негативного, принадлежит лексико-семантическим средствам, морфологические и синтаксические особенности выполняют, как правило, дополнительные функции.
А.С. Стаценко помимо средств различных уровней языковой системы выделяет еще и текстуальные средства, к которым относит: 1) варьирование повествования и структуры частей текста; 2) выдвижение, то есть наличие в тексте каких-либо формальных признаков, фокусирующих внимание читателя на некоторых чертах текста (конвергенция, схождение в одно место пучка стилистических приемов, которое приводит к нарушению обычной сочетаемости; иерархия, упорядоченность текста, бла-
годаря которой происходит передача максимума сигнала в минимум времени); 3) сцепление; 4) обманутое ожидание; 5) сильная позиция; 6) игровая аппликация как «особая модификация ап-пликативных конструкций, <...> строящихся по принципам игры» [2, с. 62]. Текстуальные средства, с нашей точки зрения, также как и морфологические, и синтаксические служат дополнительными средствами для передачи отношения к личности. Их анализ при выполнении лингвистической экспертизы необходим, но является второстепенным, иллюстрирующим основные выводы.
Систематизируя весь комплекс языковых средств выражения оценки, ещё раз отметим, что лексические и словообразовательные элементы языка эксплицитно выражают позитивную и негативную оценку в тексте, а фонетические и синтаксические обнаруживают себя на фоне ведущих смыслообразующих элементов, поэтому значение положительной или отрицательной оценки может выражаться ими только имплицитно.
Цель данной статьи - показать комплекс лексических средств, которые используются для выражения негативного отношения (оценки) к личности.
Слово «негативный», по данным словарей, означает отрицательный, в отрицательной форме. Например, негативный ответ, то есть отрицательный ответ [3]. Слово «отрицательный» имеет несколько значений представляется важным для лингвистической экспертизы в первых двух значениях, как «заключающий в себе отрицание, отвергающий что-либо» и «обладающий плохими чертами, качествами» [4]. Большой толковый словарь представляет более развёрнутую формулировку: «вызывающий неодобрение; плохой по своим качествам, свойствам» [5]. Соответственно в вопросах, представляемых для экспертизы, негативные сведения, характеристики - это отрицательные сведения, то есть сведения о человеке, которые характеризуют его как обладающего плохими чертами, качествами, а характеристики, выражающие неодобрение, порицание действий, поступков личности. Отметим также, что для лингвистических экспертиз важным является установление порочащего характера негативных сведений и характеристик личности (от глагола порочить, то есть навлекать позор на кого-нибудь, бесчестить; осуждать, чернить [4]). При этом следует учитывать, что под позором понимается
бесчестье, постыдное положение, а под предосудительным -все, заслуживающее порицания, осуждения. Следовательно, под негативным отношением надо понимать такое отношение к человеку, обладающему плохими чертами или качествами, при котором возникает неодобрение его поведения, образа его мыслей и т. д., испытывается чувство раздражения, враждебности и не возникает сочувствия.
Негативное отношение к личности в лексике проявляется прежде всего как негативная, отрицательная оценка, которая может содержаться как основное значение слова и как дополнительная оценочная коннотация, как образность, отличающаяся зависимостью от контекста и недолговечностью, как эмоциональность, которая передается с помощью морфем или семантически, или как экспрессия.
К эксплицитным способам передачи отношения причисляют «эмотивы-номинанты», обозначающие определенные эмоции и переживания, эмоциональное значение данных номинантов понимается и вне контекста (существительные, прилагательные, наречия; бранные слова; ласкательные слова; усилительно-ограничительные частицы; модальные слова; инвективы и т. д.), морфологические средства (аффиксы с уничижительным, фамильярным, ласкательным и др. значениями). К имплицитным средствам относят эмотивные коннотативы, значение которых понятно только в контексте, такие как метафоры, перифразы, ирония, частое появление восклицательных и вопросительных предложений и т.д. [1].
Характеризуя личность, исходя из собственных представлений о норме и идеале и определяя тем самым положительное или отрицательное отношение к описываемой личности, мы, как правило, говорим о внешности (привлекательный, очаровательный, неряшливый), о чертах характера (добродушный, веселый, ворчливый, угрюмый), о свойствах личности (активный, способный, любопытный, самоуверенный, скромный), её умственных способностях (сообразительный, умный, схватывает налету, эрудит, глупый, бестолковый, недалекий), волевых качествах (упорный, старательный, настойчивый, предприимчивый, смелый, решительный, боязливый, застенчивый, упрямый, слабохарактерный), а также о ее отношении к другим людям (чуткий, дружелюбный, порядочный, открытый, вежливый, гостеприимный, нахальный, грубый, коварный, подлый, высокомерный), к работе (лентяй, трудяга, ответственный, исполнительный) или собственности (жадный, скупой, щедрый, экономный, расточительный, бережливый). При этом мы отражаем нравственное состояние этого человека, даем оценку личности с точки зрений ее социальной роли: положение в обществе, принадлежности к определенной социальной группе и т. д.
Анализ диалогов и монологов романа М.А. Булгакова «Собачье сердце», насыщенного средствами эксплицитной и имплицитной передачи негативного отношения героев друг к другу, позволил нам выделить несколько тематических групп, которые дают возможность классифицировать средства передачи негативного отношения в других текстах. Среди них следующие группы:
- биологическая природа человека, внешний вид (негодяй в грязном колпаке, вялая и жёваная шея, гнусная рожа в белом грязном колпаке и т. д.),
- интеллектуальная оценка (псевдоученый),
- нравственно-этическая оценка (жадная тварь, вор с медной мордой, живодер, бездельник, жулики и т.д.),
- эмоционально-психологическая сфера личности (зеваки),
- социальная принадлежность человека (буржуи, империалистические хищники, пролетарии и т. д.).
Художественный текст предоставляет возможность иллюстрации различных типов и средств передачи негативного отношения в языке и тексте. Негативное отношение к окружающим проявляется в романе Булгакова чаще всего эксплицитно, особенно со стороны персонажей, потерявших «нравственное» лицо или вовсе такового не имеющих (Полиграф Полиграфович, Швондер и др.), например, «негодяй в грязном колпаке - повар столовой нормального питания служащих центрального совета народного хозяйства...»; «Какая гадина, а еще пролетарий»; «Жадная тварь! Вы гляньте когда-нибудь на его рожу: ведь он поперек себя шире. Вор с медной мордой»; «До чего бессмысленны, тупы, жестоки повара»; «Повар, каторжник повар!» - с жалобными глазами молвил пес и слегка подвыл..». Отмечаются внешние особенности повара (в грязном колпаке; он поперек себя шире; с медной мордой; гнусная рожа), его морально-этические и психологические качества (негодяй, гадина,
жадная тварь, вор, бессмысленный, тупой, жестокий, мерзавец), характеризуются действия как неприемлемые (врезал он кипяточком; «Что они там вытворяют в Нормальном питании - уму собачьему непостижимо. Ведь они же, мерзавцы, из вонючей солонины щи варят...»).
Что касается лексической стороны выражения негативного отношения, то здесь можно выделить несколько пластов. К первому пласту относится лексика с ярко выраженной эмоциональной окраской (негодяй, гадина, тварь, вор, мерзавец). Второй пласт составляет нейтральная лексика, которая содержит в себе сему отрицательной оценки (грязный, жадный, жестокий, каторжник). Также в приведенных фрагментах присутствуют просторечия, сниженность которых позволяет отнести их к третьему пласту лексических средств выражения негативного отношения (морда, рожа). Четвертый пласт представлен коннотациями лексем, обусловленных контекстом (врезал, вытворяют). Именно последний пласт несет в себе имплицитную негативную оценку. Отметим, что при проведении лингвистических экспертиз текста чаще всего приходится сталкиваться с имплицитным выражением негативного отношения, так как опорочивание чести, достоинства и деловой репутации, как отмечалось выше, связано с позором, то есть публичным заявлением о несоответствии кого-либо общепринятым нормам. Публикация в СМИ исключает свойственную художественным текстам «прямоту» выражения негативного отношения с помощью бранной лексики. Однако в общем контексте безобидные, на первый взгляд, характеристики действий имплицитно формируют негативное отношение к производителю действий. Например, во фразе «пытался «оттяпать» большую часть принадлежащего муниципалитету спорт комплекса», глагол «оттяпать» передает негативное отношение автора к герою газетной статьи. Отметим, что оттяпать определяется в словарях как просторечное слово, имеющее два значения: 1) отрубить, отсечь (оттяпать топором) и 2) отнять, оттяпать (оттяпать солидный куш) [4]. В Большом толковом словаре русского языка уточняется: оттяпать - отнять, отобрать происками, тяжбой [5]. Имплицитно, как правило, выражают оценку служебные слова, использование которых может раскрывать характеристику действий личности. Так, фраза «ООО «Шар» представил в суд документы о якобы выполненных работах по капитальному ремонту объекта» свидетельствует о негативном отношении к руководству некоего «ООО» в связи с предосудительным подлогом документов. Частица «якобы» свидетельствует о том, что работы по капитальному ремонту и реконструкции объекта не были выполнены. По данным Толкового словаря русского языка, частица «якобы» употребляется «для выражения сомнительности, мнимости [6], следовательно, высказывание «документы о якобы выполненных работах» означает, что документы есть, но работы на самом деле не были выполнены, по мнению говорящего.
В тексте произведения М.А. Булгакова нами также зафиксированы случаи выражения пренебрежительного отношения к личности при помощи использования уменьшительных суффиксов: «машинисточкой», «в фильдеперсовых чулочках». Однако использование словообразовательных аффиксов для передачи негативного отношения представляется в текстах, подвергающихся экспертизе, нечастым явлением, так как аффиксы передают авторскую иронию и служат средством выразительности, лишь имплицитно передающим негативное отношение к личности.
Негативное отношение имплицитно также выражается через сочетание лексем, например, презрительность, смешанная с жалостью, к машинистке в романе выражается через лексемы рвань и любовник. Если первая имеет ярко выраженную негативную оценку, что подтверждается и пометами словаря, то вторая является выражением негативного отношения, которое заложено на ментальном уровне языкового сознания. Любовник, в отличие от законного супруга, мужа, жениха, возлюбленного оценивается в русской ментальности негативно [7]. Ментальная оценка не менее важна для лингвистической экспертизы, чем пометы толковых словарей. Так, например, высказывания «как дурак» в определенном контексте или «как Иванушка-дурачок» не будут расценены в качестве средства выражения негативного отношения вследствие их положительной оценки в русской мен-тальности, противоречащей прямому значению слова «дурак». Так, в Большом толковом словаре русского языка лексема «дурак» приводится с пометой «бранное» в первом значении как «глупый, тупой человек», то есть дается оценка интеллектуальных способностей человека. Например, оказался дурак дураком (оказался на деле, в действительности очень глупым). Однако и
в первом значении контекст может смягчать бранное значение: «стоит (сидит) дурак дураком» (о состоянии полного непонимания происходящего). Оскорбительным предполагает себя и следующее приводимое в словаре значение: «придворный или домашний шут, развлекавший господ» [5].
Второе словарное толкование отсылает к русскому фольклору и национальной картине мира: «чудаковатый человек, отвергающий житейскую мудрость; юродивый». Употребление сравнения «Иванушка-дурачок» переводит негативное отношение к личности в положительное. Сама лексема «дурачок» в толковых словарях представлена как уменьшительно-ласкательное к слову «дурак». Иванушка-дурачок - простодушный герой русских народных сказок, которому природная смекалка и доброта помогают преодолевать все трудности и добиваться удачи даже в самых безнадежных делах. Для полноты анализа лексемы Иванушка-дурачок необходимо обратиться к лингвокультуроло-гическим словарям, фиксирующим ментальные представления. В словаре «Русское культурное пространство» указывается, что «ущербность» Иванушки-дурачка проявляется в том, что, с точки зрения окружающих его людей, он лишен разума (отсюда и прозвище «дурак»), так как совершает якобы странные с точки здравого смысла поступки, как например отказ при расчете от денег и предпочтение получить в награду котенка и щенка, отказ съесть пойманных животных, несмотря на голод и др. Однако именно Иванушка-дурачок в противовес «умным» братьям (с помощью волшебных предметов и чудесных помощников), благодаря своему простодушие, доверчивости, незлобию и не-стяжательности, успешно проходит все сказочные испытания и женится на царской дочери, достигает власти, богатства и славы [8]. По мнению авторов словаря, образ Иванушки-дурачка отражает специфические представления о типичном национальном положительном герое, связывается с положительным началом и имеет позитивную оценку. Современные русские могут называть Иваном-дураком (Иванушкой-дурачком) недотепу, простака, поступки которого кажутся говорящему странными и нелепыми с точки зрения здравого смысла или принятых норм поведения.
Таким образом, высказывание «Вы похожи на Иванушку-дурачка» или «Вы как Иван-дурак» следует расценивать как «Вы похожи на доброго, готового прийти на помощь человека». Это означает, что данная фраза не содержит в себе негативного отношения и не может классифицироваться как оскорбление, не является бранной.
Чаще всего эксплицитное и имплицитное выражение негативной оценки личности переплетаются. Рассмотрим механизм такого «переплетения» на следующем фрагменте романа: «О, глаза значительная вещь. Вроде барометра. Все видно у кого великая сушь в душе, кто ни за что, ни про что может ткнуть носком сапога в ребра, а кто сам всякого боится. Вот последнего холуя именно и приятно бывает тяпнуть за лодыжку». Особенностью данного фрагмента является то, что выражение негативного отношения идет по возрастающей. Сначала М. Булгаков использует словосочетание «великая сушь в душе», в котором негативная оценка выражена имплицитно. Лексема сушь, используемая автором в значении «о чем-либо сухом, лишенном эмоциональности или занимательности», употреблена с прилагательным великая, которое усиливает значение сло-
Библиографический список
ва сушь. А поскольку речь идет о душе, то все это словосочетание следует понимать как «сухой, бесчувственный человек». Следующая часть анализируемого фрагмента «кто ни за что, ни про что может ткнуть носком сапога в ребра» выражает негативное отношение через глагол ткнуть в значении «бить, ударять» (в словаре сопровождается пометой разг.), негативную оценку высказывания «плохой человек» имплицитно формирует употребление местоимений ни за что, ни про что. Выражение негативного отношения продолжается писателем через лексику с ярко выраженной экспрессивной оценкой - лексема «холуй», имеющая значение «подхалим, низкопоклонник» [4].
Отношение к человеку выражается не в последнюю очередь через обращение к нему. М. Булгаков, кроме стилистически нейтральных обращений, в роли которых выступают имена собственные (Иван Арнольдович, Петр Александрович, Зина, Дарья Петровна), названия лиц по общественному положению, по профессии (профессор, доктор Борменталь, городовой) и т.д., активно использует оценочные обращения, среди которых преобладают положительные/ «многоуважаемый Филипп Филиппович», «сударыня», «милостивый государь», «господа», «голубчик». Однако достаточно часто обращения у Булгакова несут и отрицательную оценку. Например, «Все-таки отделали, сукины дети». В толковых словарях словосочетание сукины дети определяется как «бранное выражение, передающее презрение, резкое осуждение за что-либо», что, безусловно, говорит о резко отрицательном отношении, выраженном в эксплицитной форме [9]. Обращения леший в значении бранного слова со стилистической пометой «просторечное, вульгарное», и живодеры, имеющее значение «(разговорное, сниженное) жестокие люди, мучители; употребляется как порицающее или бранное слово)» [4] выражают крайне негативную оценку личности: «Что ты, леший, по квартире гоняешь?»; «Братцы, живодеры, за что же вы меня?». Хотя в публицистических текстах, выступающих объектом лингвистической экспертизы, обращения не частотны, их оценка играет немаловажную роль при составлении экспертного заключения.
Таким образом, анализ лексического уровня романа М.А. Булгакова «Собачье сердце» и обобщение опыта проведения лингвистических экспертиз показали, что негативное отношение к человеку может быть выражено как эксплицитно, так и имплицитно. Использование лексики с ярко выраженной эмоциональной окраской, а также употребление бранных, просторечных и разговорных слов выражают оценку эксплицитно. Коннотатив-ные компоненты лексики и включение в высказывание слов, дополняющих значение, позволяют выразить оценку имплицитно. Наиболее заметно негативное отношение реализуется при характеристике внешнего вида и физических качеств человека, его интеллектуальных способностей, эмоционально-психологической сферы, социальной природы, при выражении нравственно-этической, моральной оценки, последняя группа является наиболее частотной. При проведении лингвистической экспертизы необходимо учитывать полный контекст, соотносить явный лексико-семантический уровень выражения оценки с ментально значимыми характеристиками явлений и с различными языковыми средствами (морфологическими, синтаксическими, текстовыми и др.).
1. Карпова Ю.А. Средства выражения эмотивно-эмпатийного взаимодействия в условиях речевого общения. Вестник Пермского университета. Российская и зарубежная филология. Вып. 4 (16). Пермь, 2011: 73 - 79.
2. Стаценко А.С. Эмоционально-оценочная лексика как средство реализации речевой интенции: Монография. Москва: Прометей, МПГУ, 2011.
3. Ушаков Д.Н. Толковый словарь русского языка в 4-х томах. Под редакцией Б.М. Волина, Д.Н. Ушакова. Т. 4. Москва: Гос. изд-во иностр. и нац. словарей, 1960.
4. Ожегов С.И. Толковый словарь русского языка. 26-е изд., переработ. и доп. М.: ООО «Издательство Оникс»: «Издательство «Мир и Образование», 2008.
5. Кузнецов С.А. Большой толковый словарь русского языка. 1-е изданиее. Санкт-Петербург: Норинт, 1998.
6. Ефремова Т.Ф. Новый словарь русского языка. Толково-словообразовательный. Москва: Русский язык, 2000.
7. Дмитриева Н.М., Линтовская Е.М. Этический смысл концепта «любовь» в русской языковой картине мира (на материале словарей XI - XIX веков). Вестник Оренбургского государственного университета. 2016; 7 (195): 44 - 49.
8. Русское культурное пространство. Лингвокультурологический словарь. Москва: Гнозис, 2004.
9. Дмитриева Н.М., Линтовская Е.М. Функционирование бранной лексики в романе М.А. Булгакова «Собачье сердце». Славяне в этнокультурном пространстве южно-уральского региона: материалы межрегиональной научно-практической конференции, посвященной Дню славянской письменности и культуры в Оренбуржье. Оренбург: Издательский центр ОГАУ, 2012: 131 - 135.
References
1. Karpova Yu.A. Sredstva vyrazheniya 'emotivno-'empatijnogo vzaimodejstviya v usloviyah rechevogo obscheniya. Vestnik Permskogo universiteta. Rossijskaya i zarubezhnaya filologiya. Vyp. 4 (16). Perm', 2011: 73 - 79.
2. Stacenko A.S. 'Emocional'no-ocenochnaya leksika kaksredstvo realizaciirechevojintencii: Monografiya. Moskva: Prometej, MPGU, 2011.
3. Ushakov D.N. Tolkovyj slovar' russkogo yazyka v 4-h tomah. Pod redakciej B.M. Volina, D.N. Ushakova. T. 4. Moskva: Gos. izd-vo inostr. i nac. slovarej, 1960.
4. Ozhegov S.I. Tolkovyj slovar' russkogo yazyka. 26-e izd., pererabot. i dop. M.: OOO «Izdatel'stvo Oniks»: «Izdatel'stvo «Mir i Obrazovanie», 2008.
5. Kuznecov S.A. Bol'shoj tolkovyj slovar' russkogo yazyka. 1-e izdaniee. Sankt-Peterburg: Norint, 1998.
6. Efremova T.F. Novyjslovar'russkogo yazyka. Tolkovo-slovoobrazovatel'nyj. Moskva: Russkij yazyk, 2000.
7. Dmitrieva N.M., Lintovskaya E.M. 'Eticheskij smysl koncepta «lyubov'» v russkoj yazykovoj kartine mira (na materiale slovarej XI -XIX vekov). Vestnik Orenburgskogo gosudarstvennogo universiteta. 2016; 7 (195): 44 - 49.
8. Russkoe kul'turnoe prostranstvo. Lingvokul'turologicheskij slovar'. Moskva: Gnozis, 2004.
9. Dmitrieva N.M., Lintovskaya E.M. Funkcionirovanie brannoj leksiki v romane M.A. Bulgakova «Sobach'e serdce». Slavyane v'etnokul'turnom prostranstve yuzhno-ural'skogo regiona: materialy mezhregional'noj nauchno-prakticheskoj konferencii, posvyaschennoj Dnyu slavyanskoj pis'mennosti i kul'tury v Orenburzh'e. Orenburg: Izdatel'skij centr OGAU, 2012: 131 - 135.
Статья поступила в редакцию 05.10.18
УДК: 821(4Ирл).09+821.161.1.09
Kononova A.V., teaching assistant, Russian and Foreign Literature Department, Tyumen State University (Tyumen, Russia),
E-mail: [email protected]
RECEPTION OF MARINA TSVETAEVA IN THE POETRY OF MARY O'MALLEY. The subject of the article is a work of contemporary Irish poet Mary O'Malley. The article focuses on a dialogical connection between O'Malley's own poetry and Russian literature. It aims to study in particular the influence of Marina Tsvetaeva's poetry and its reception in O'Malley's work. The article analyses several poems by O'Malley, traces their cultural, historical and biographical context as well as intertextual links with Tsvetaeva's poetry. O'Malley's early collections of poetry reveal that Marina Tsvetaeva's oeuvre has been an essential element in O'Malley poetic journey. Summarizing the results of the research the author concludes that Tsvetaeva not only becomes an explicit poetic interlocutor for O'Malley, her poetry has also played an important role in O'Malley's search for the balance between two languages (Irish and English).
Key words: contemporary Irish poetry, Mary O'Malley, Marina Tsvetaeva, Russian-Irish connections.
А.В. Кононова, ассистент каф. русской и зарубежной литературы, Тюменский государственный университет,
г. Тюмень, E-mail: [email protected]
РЕЦЕПЦИЯ ПОЭЗИИ М.И. ЦВЕТАЕВОЙ В ТВОРЧЕСТВЕ МЭРИ О'МЭЛЛИ
В статье рассматривается творчество современной ирландской поэтессы Мэри О'Мэлли. Основное внимание уделяется изучению диалога ирландского автора с русской литературой. Целью статьи является исследование отдельного аспекта данного диалога, связанного с рецепцией поэзии М.И. Цветаевой. В статье приводится анализ отдельных стихотворений О'Мэлли, прослеживается культурно-исторический и биографический контекст их создания, а также выявляются интертекстуальные связи с творчеством Цветаевой. В заключении делается вывод об особой роли в формировании собственного поэтического голоса О'Мэлли, которую сыграли личность и творчество Цветаевой, ставшей эксплицитным собеседником ирландской поэтессы. Стихотворения, обращенные к Цветаевой, стали не только результатом заинтересованности О'Мэлли русской поэзией XX в., но необходимой опорой в самопознании и установлении связи между двумя языками (ирландским и английским) в сознании поэта.
Ключевые слова: современная ирландская поэзия, Мэри О'Мэлли, М.И. Цветаева, русско-ирландские связи.
Мэри О'Мэлли (Mary O'Malley, р. 1954) - современный ирландский поэт родом из графства Голуэй, которое находится на западе Ирландии в области, известной под названием Кон-немара (Connemara или Connamara). Первая книга О'Мэлли «Размышления о шелке» («A Consideration of Silk») была опубликована в 1990 г. На сегодняшний день творчество поэтессы представлено в восьми сборниках, самый недавний из которых «Играя на осьминоге» («Playing the Octopus») вышел в 2016 г. Творчество О'Мэлли формировалось не только в пространстве разных стран (поэтесса в течение восьми лет жила в Португалии, затем вернулась обратно в Ирландию), но и в пространстве различных языков, таких как испанский, португальский и, конечно, английский с ирландским. По словам О'Мэлли, она принадлежит к поколению жителей ирландского Запада, выросших среди реалий «гэльской культуры», но разговаривавших в основном по-английски, хотя «глубинная языковая структура» была по-прежнему сформирована главным образом ирландским языком [1]. Среди постоянных собеседников в своем творчестве О'Мэлли называет ирландскоязычных поэтов, таких как Мартин О Диран, Лиам О Флахарта, Мойра Вак-а-Ты и др., а также М. Хартнетта, Т. Кинселлу, Д. Мэхона, У.Б. Йейтса, Дж.М. Хопкинса, Ф.Г. Лорку, О. Паса, П. Неруду и т. д. [1].
В России творчество О'Мэлли представлено достаточно скудно: нам удалось найти русскоязычные переводы лишь трех ее стихотворений, выполненные А. Кудрявицким и опубликованные на его сайте [2], а также в журнале «Дети Ра» [3]. Таким образом, нам представляется значимым и актуальным обратиться к изучению творчества О'Мэлли и тем самым ввести ее имя в отечественный литературный контекст, как имя одного из самых ярких и оригинальных представителей современной ир-
ландской поэзии. Целью нашей статьи является изучение «русского текста» поэзии О'Мэлли, что позволит добавить еще один штрих к исследованию обширной панорамы русско-ирландских литературных связей. Следует отметить, что, несмотря на растущее внимание литературоведов и критиков к работам поэтессы, данный аспект, т. е. диалог О'Мэлли с русской литературой, до сих пор не становился предметом серьезной теоретической рефлексии. В данной статье мы обращаемся в первую очередь к особенностям рецепции поэзии М.И. Цветаевой в творчестве ирландской поэтессы.
Интерес к русской поэзии для О'Мэлли начался со знакомства с творчеством О.Э. Мандельштама, затем в ее художественное пространство вошли М.И. Цветаева и А.А. Ахматова, а позже А.А. Блок и И.А. Бродский (в основном его проза). Всерьез увлекшись русской поэзией, О'Мэлли читала книги по русскому языку, чтобы разобраться в особенностях фонетики и грамматики, понять принципы русского стихосложения. Поэтесса также ощущала необходимость поиска предшественников и «наставников» за пределами ирландской литературной традиции [1].
Увлечение русской поэзией особенно эксплицитно проявляется в более ранних сборниках О'Мэлли. Так, в стихотворении «Кто выращивает кристаллы» («The Crystal Growers») О'Мэл-ли словно создает собственное художественное пространство России, основанное на впечатлениях от прочитанных текстов, а также от рассказов друзей-поэтов. Центральная метафора этого стихотворения появилась из интервью, которое поэтесса брала у русского ученого, чья работа заключалась именно в выращивании кристаллов в лаборатории. О'Мэлли была очарована этой идеей: «Я представила, что кристаллы могут расти на полях и за ними ухаживают как за овощами или фруктами» [4]. Кроме того,
