186
ВЕСТНИК УДМУРТСКОГО УНИВЕРСИТЕТА
УДК 811.133 И.А. Шипова
ЯЗЫКОВОЙ ПОРТРЕТ ПРОШЛОГО В РОМАНЕ ДАНИЭЛЯ КЕЛЬМАННА «ИЗМЕРЯЯ МИР»
Предложено описание способов передачи речи персонажей в романе Д. Кельмана «Измеряя мир», целью которой является создание фикциональной картины коммуникации в Германии первой половины XIX века. Раскрываются приемы, имитирующие тематическую подлинность текста с изменениями на лексическом и грамматическом уровне с использованием текстовых приемов эпохи постмодернизма.
Ключевые слова: прямая речь, косвенная речь, модализация высказывания, претекст, имплицитный /эксплицитный интертекст.
Роман Д. Кельманна «Измеряя мир», изданный в 2005 г., повествует о двух гениях немецкой науки - ученом-энциклопедисте и исследователе Александре фон Гумбольдте и математике и астрономе Карле Фридрихе Гауссе. Перед автором художественного текста, написанного в XXI в., стояла задача не только развернуть сюжетные линии каждого из протагонистов, он должен был также каким-то образом проникнуться атмосферой изображаемого времени и предать ее читателю с достаточной убедительностью. Насколько это Кельману удалось - вопрос литературоведческой компетенции реципиентов или ее отсутствия, так как люди или читают книгу и обсуждают ее, или оставляют произведение без внимания. Роман Д. Кельманна стал бестселлером, и его большой успех свидетельствует о том, что автор нашел тот подход к теме, который сделал книгу интересной и понятной современному читателю, сумел убедить его в правомерности своего выбора и увлек за собой.
Языковой портрет описываемой эпохи (по сюжету это первая половина XIX в.) представлен в романе через речь персонажей, фрагментов их писем, речей и др. в виде ряда приемов: прямой и косвенной речи, внутреннего монолога, несобственно-прямой и пересказанной речи, не передающей, как правило, какого-либо стилистического колорита, а лишь кратко излагающей суть сказанного. Львиная доля всех высказываний передана в форме косвенной речи, это бросается в глаза с первых страниц романа и не может не привлекать внимание лингвистов, поскольку такое явление весьма редко.
Свидетельств того, как говорили в Германии в начале XIX в., нет и быть не может, но человечество располагает достаточным количеством письменных документов, по которым можно судить о характере коммуникации того времени. Это - тексты художественной литературы, печатные издания газет и журналов, научные трактаты по различным специальностям, примеры эпистолярного жанра и др. Примеры бытовой коммуникации в тексте романа мало напоминают художественные тексты описанной в романе эпохи. Сопоставив фрагмент новеллы Генриха фон Клейста «Маркиза д'О» (1808) -художественного текста начала XIX века, в котором использована косвенная речь и ее маркер - пре-зентный конъюнктив, и отрывок из романа Кельманна с теми же элементами, можно ясно видеть разницу в языковом оформлении высказываний, построении фраз, выборе лексических единиц и просодии речи, передаваемой через графические знаки.
(1) Die Marquise ... wollte nur wissen, wie er ins Leben erstanden sei? Doch er, auf seinem Gegenstand beharrend, erwiderte: dass sie ihm nicht die Wahrheit sage; auf ihrem Antlitz drücke sich eine seltsame Mattigkeit aus; ihn müsse alles trügen, oder sie sei unpässlich, und leide [MvO].
(2) Das körperliche, sagte Gauß, ... sei wahrhaftig die Quelle aller Erniedrigung. Er habe es immer bezeichnend für Gottes bösen Humor gefunden, dass ein Geist wie seiner in einen kränklichen Körper eingesperrt sei, während ein Durchschnittskopf wie Eugen praktisch nie krank werde [VW. S. 10].
При некоторой тематической схожести содержания, определенной общности использования косвенной речи при ограничении авторского комментария до глаголов говорения, очевидно, что первый фрагмент имеет окраску высокого стиля, по крайней мере с точки зрения лексических предпочтений (Antlitz, Mattigkeit, trügen, unpässlich), в то время как в тексте Кельмана присутствуют элементы разговорной речи (bösen Humor, Durchschnittskopf), а синтаксическое построение фраз более привычно для современного читателя.
Если в романе появляется прямая речь, то она, как правило, сливается с косвенной речью, ограничивается эллиптическими структурам и сложно идентифицируется:
(3) Humboldt blieb abrupt stehen.
Was denn, rief Bonpland wütend.
Humboldt fragte, ob er das auch sehe.
Na sicher doch, sagte Bonpland, ohne zu wissen, wovon die Rede war [VW. S.175].
Во фрагменте (3) эллипсисы Was denn и Na sicher doch можно в равной мере считать как прямой, так и косвенной речью, так как единственный показатель, по которому это можно было бы определить, глагол, отсутствует.
Герои романа активно коммуницируют друг с другом, причем количество персонажей велико, что должно было бы потребовать от автора разработки речевых портретов каждого из них. Но Кель-манн обходит эту позицию с легкостью, так как переводит практически всю прямую речь в косвенную, не требующую создания индивидуальных речевых характеристик. Благодаря особенностям косвенной речи как определенному стилистическому приему отпадает необходимость передачи формализованных приветствий, обращений, модальных слов, частиц, экспрессивного словопорядка, каких-либо языковых элементов, типичных для того времени. А это часто именно те детали, которые делают речь персонифицировано окрашенной.
В противовес репортажу (de dicto), свойственному прямой речи, косвенная речь предполагает использование чужой речи в виде ее интерпретации (de re) [3. C. 34]. Предпочтение той или другой формы - важный компонент любого текста с точки зрения его стратегии с определенными прагматическими целеустановками каждой из них. Хотя с точки зрения Г. Глинца [6. C. 434], презентация формальных возможностей выражения собственно языковой коммуникации и передачи мысленно произнесенного, прочувствованного или осознанного полностью совпадает, между обеими формами выражения чужих слов существует принципиальная разница.
Прямая речь представляет собой своего рода «окно» в ситуацию непосредственного общения [9. S. 1755] с сохранением содержания и формы сказанного. Благодаря этому читатель погружается в фикционально созданный мир, становится сопереживающим свидетелем непосредственного процесса коммуникации, представляя себе ее содержание de dicto. Прямая речь передает все особенности живой речи как на лексическом (через предпочтения в словарном составе), так и на грамматическом уровне (в виде синтаксической формы предложения, использования разного рода частиц, междометий и т. п.). Художественный текст позволяет также косвенно, через графические средства и комментарии, передать просодические характеристики коммуникации.
В противоположность прямой речи косвенная речь содержит только пропозицию исходного высказывания (несмотря на то, что оно существует лишь в воображении автора художественного текста). При этом в ней, как правило, отсутствуют названные выше элементы, свойственные разговорной речи, - частицы, эмфатический словопорядок, а также вокативы, формализованные приветствия, признаки выраженной экспрессии [9. S. 17559]. Воспринимая изложенные факты de re, реципиент отстраняется от ситуации непосредственного общения, оставаясь в рамках предлагаемой автором рефе-ренциальной основы текста в виде личностного, локального и темпорального дейксиса. Избирая данную стратегию повествования, продуцент текста опускает одни смыслы, акцентирует другие, дает необходимые ему комментарии, оценивает говорящего или его высказывание, сокращая или расширяя сказанное за счет вводящих косвенную речь глаголов или дистанцируясь от него.
По справедливому утверждению Е. С. Гундаревой и О. А. Костровой при «косвенной цитации в придаточном предложении констатируется факт, вводимый через призму его восприятия» автором (субъектом речи), «одновременно этот факт модализируется, то есть оценивается главным образом за счет семантики главного предложения» [3. C. 43]. Как правило, модализация происходит посредством использования субъектом речи (представляющим авторскую повествовательную перспективу) соответствующих грамматических элементов, обеспечивающих перевод прямой речи в косвенную, а также глаголов говорения и их контекстуальных синонимов:
(4) Der Mensch sei kein Tier, sagte Humboldt. Manchmal doch, sagte Bonpland. Humboldt frage, ob er nie Kant gelesen habe. Ein Franzose lese keine Ausländer [VW. S. 48].
(5) Nein, flüsterte Gauß, er zähle Primzahlen, das mache er immer, wenn er nervös sei [VW. S. 65].
(6) Der gnädige Herr, wiederholte der Diener, empfange nicht [VW. S. 94].
(7) Er werde nicht ausweichen, rief er, während der Polizist ihn zu den Stiegen führte, dem Zwang nicht und keiner Bitte [VW. S. 233].
188 И.А. Шипова
2014. Вып. 2 ИСТОРИЯ И ФИЛОЛОГИЯ
Избирая косвенную речь в качестве повествовательной стратегии, Д. Кельманн создает хотя и не принципиально новую, но весьма своеобразную технику написания художественного текста, в котором авторское я уходит на второй план. У читателя создается иллюзия подлинности сказанного, но переданного третьим лицом с нарочитым отказом от ответственности за аутентичность текста.
Карин Пинтер рассматривает матричные предложения со структурой как в (4) - (7) в качестве парантез, комментирующих передачу чужой речи (redekommentierende Einschübe), подчеркивая тот факт, что они интегрированы в высказывание, несущее основную информацию в тексте. Хотя такие парантезы имеют свою иллокуцию, она менее важна, чем та, которая заключена в предложении в целом [7. S. 90, 91]. Таким образом, Д. Кельманн минимизирует авторский текст при передаче косвенной речи, воздерживаясь от каких-либо ее комментариев. В результате повествовательная перспектива в романе во многом переложена на персонажную косвенную речь, отчего возникает иллюзия отстраненности автора от описываемых событий и их оценки, при этом сам текст изначально не претендует на аутентичность.
Отстраненность автора от его героев создается также за счет элиминирования местоимения первого лица ед. ч. Оно употребляется в тексте крайне редко: единично при соединении прямой и косвенной речи и в нескольких фрагментах при цитировании якобы аутентичных писем братьев Гумбольдт друг другу. Читая их, можно предположить, что они - части подлинных документов:
(8) Ich habe herausgefunden, dass der Mensch bereit ist, Unbill zu erfahren, aber viel Erkenntnis entgeht ihm, weil er den Schmerz fürchtet. ... Er legte die Feder weg, rieb sich die Schulter und zerknüllte das Blatt [VW. S. 33].
Поскольку автор заставляет героя уничтожить письмо (Er . zerknüllte das Blatt), понятно, что это фикциональный прием, заметный в первую очередь как эпизод, контрастирующий в языковом плане с другими примерами передачи речи.
Языковой портрет отношений братьев Гумбольдт предлагается в последнем письме старшего брата Вильгельма младшему Александру, где грамматический уровень языкового выражения существенно влияет на лексический, так как письмо (редчайший случай для текста романа) предложено в форме цитации, а местоимения ich и Du по частотности превосходят чуть ли не все, имеющиеся в романе:
(9) Deinetwegen wollte ich Minister werden, meinetwegen musstest Du auf den höchsten Berg und in die Höhlen, für Dich habe ich die beste Universität erfunden, für mich hast Du Südamerika entdeckt, und nur Dummköpfen, die nicht verstehen, was ein Leben in Verdoppelung bedeutet, würde dafür das Wort Rivalität einfallen: Weil es Dich gab, musste ich Lehrer eines Staates, weil ich existierte, hattest Du der Forscher eines Weltteils zu werden, alles andere wäre nicht angemessen gewesen [VW. S. 266].
При всей экспрессивности текста (противительная семантика Deinetwegen / meinetwegen, für Dich / für mich; параллелизм синтаксических структур, их ступенчатое распространение) возникает сомнение в его аутентичности. Скорее всего, это модифицированный текст оригинала с сохранением имеющихся в нем пропозиций.
Местоимение первого лица мн. числа столь же редкое явление в тексте. Wir присутствует в реплике Гете, напутствующего Гумбольдта перед отъездом в Новый Свет:
(10) Von uns kommen Sie, sagte Goethe, von hier. Unser Botschafter bleiben Sie auch überm Meer. [VW. S. 37].
Чередование местоимений man и wir в двух одинаковых по содержанию фразах братьев Гумбольдт - можно рассматривать как знаковое в изображении их взаимоотношений: в первый раз она появляется на стр. 41 - перед отъездом Александра в Америку:
(11) Er fragte, оЬ man sich wohl wieder sehen werde. Gewiss, sagte der ältere Bruder. In dieser oder der anderen Welt. Im Fleische oder im Licht [VW S.41],
а второй раз - на стр. 264, когда ему предстоит путешествие по России:
(12) Lange sprach keiner von ihnen, dann stand Humboldt auf, und sie umarmten einander förmlich wie stets.
Sehen wir uns wieder?
Sicher. Im Fleische oder im Licht [VW. S. 264].
Замена man на wir, так же как и наречия gewiss на sicher, синонимичных по семантике, но все же различных по степени интенсивности, способствуют тому, что первый более отстраненно переданный текст высказывания преобразуется, на первый взгляд незначительно, в более эмоциональную форму. Представляется, что автор таким образом все же вносит душевную составляющую в отноше-
ния братьев, которая в целом отсутствует в романе, так как сами отношения изображаются как формально родственные (förmlich wie stets).
Речь персонажей в данном тексте по своей стилистике и синтаксическому строю вряд ли можно назвать исторически окрашенной. Чтобы понять, насколько языковой портрет эпохи, представленный Д. Кельманном в романе, отличается от оригинальных текстов того времени, приведем выдержки из написанного Гауссом и Гумбольдтом:
(13) "Wir Deutschen feiern gern, .Der Meßkünstler, in dessen Augen Verschwommenheit und Willkürlichkeit im Gegensatz zu Schärfe und Festigkeit immer etwas abstoßendes haben, findet einen kleinen Übelstand darin, dass der Grund, warum eben dieser Tag und nicht ein anderer zur Begehung der Feier bestimmt wird, mehr oder weniger von Willkürlichkeiten abhängt von der Einrichtung unseres Kalenders, der Verteilung der Schaltjahre, von dem Bestehen des Dezimalsystems" [G].
(14) Sterbestatistik, sagte Gauß. ... Man denke, man bestimme sein Dasein selbst. Man erschaffe und erdenke, erwerbe Güter, finde Menschen, die man mehr liebe als sein Leben, zeuge Kinder, vielleicht kluge, vielleicht auch idiotische, sehe den Menschen, den man liebe, sterben, werde alt und dumm, erkranke und gehe unter die Erde. Man meine, man habe alles selbst entschieden. Erst die Mathematik zeige einem, dass man immer die breiten Pfade genommen habe [VW. S. 219].
(15) Der Situationsplan, welchen ich von der umliegenden Gegend entworfen habe, zeigt, dass selbst ein Kanal vom Cameji zum Toparo eröffnet werden kann. Das Tal, in dem jene wasserreichen Bäche fließen, ist sanft verflächt. Der Kanal, dessen Ausführung ich dem Generalgouverneur von Venezuela vorgeschlagen, würde, als ein schiffbarer Seitenarm des Flusses, das alte, gefahrvolle Strombett entbehrlich machen [H].
(16) Dass der Kanal jetzt auf den Karten verzeichnet sei, erklärte Humboldt, werde die Wohlfahrt des gesamten Erdteils befördern. Man könne Güter quer über den Kontinent bringen, neue Handelszentren würden entstehen, ungeahnte Unternehmungen seien möglich [VW. S. 136].
Конечно, нельзя себе представить современный художественный текст, в котором использовались бы выражения типа Übelstand finden, Willkürlichkeiten, jene wasserreichen Bäche и sanft verflächt, не типичны и столь распространенные синтаксические структуры, как (13), поэтому при сохранении тематической общности фрагментов разница их языковой репрезентации очевидна. Текст Д. Кель-манна структурно прозрачен, хотя и содержит структуры грамматического параллелизма, не столь осложнен распространяющими элементами, как (13), приближен к разговорному регистру. Но и в (14), и в (16) речь протагонистов передана в презентном конъюнктиве. Это важный для автора и для читателя знак: первый дистанцируется от аутентичности переданного высказывания, а второй понимает, что написанное не форма, а смысл сказанного.
Существует позиция, в соответствии с которой косвенные высказывания говорящего в авторском повествовательном тексте можно рассматривать как определенный вид интертекстуальности -«имажинарный интертекст» [3. C. 55]. Такая точка зрения несколько противоречит общепринятой дефиниции данного текстового феномена, подразумевающего под интертекстуальностью отношения между текстами в непрерывном континууме их существования, предусматривающие присутствие в каком-либо тексте одного или нескольких предшествующих текстов [1. C. 41]. Однако в то же время в узком смысле слова такая трактовка интертекстуальности не лишена смысла, так как с помощью маркеров косвенной речи в тексте переплетаются два потока: авторский и пресонажный [4. C. 36]. Благодаря косвенной речи автор обогащает контекст дополнительным содержанием, что приводит к «сдвигу авторского повествования в сторону двупланового изображения со стилистически немаркированным или слабомаркированным субъективным планом персонажей» [2. C. 26]. В нашем случае речь идет о слабомаркированном субъективном авторском плане.
Удивительным образом трактовка косвенной речи как интертекста в романе Кельмана не расходится с приведенным выше обозначением явления интертекстуальности, потому что данный текст, по крайней мере в своей пропозициональной основе, представляет собой передачу конкретного материала, не вымышленного автором, а взятого им из документальных источников. Факты из жизни обоих протагонистов, названия их работ, имена известных представителей европейской науки, политических деятелей той эпохи и упомянутых географических названий - все это почерпнуто из существующих документов и книг, посвященных описываемым событиям и их участникам.
Интертекстуальность - одна из характерных черт постмодернистского текста. В романе интертекст присутствует как имплицитно, так как языковой портрет эпохи не может обойтись без информации из претектов, так и эксплицитно в виде конкретных ссылок на чужой текст. Пример тому -упоминание оды знаменитого немецкого лирика XVIII в. Ф. Г. Клопштока «Катание на коньках».
190_И.А. Шипова_
2014. Вып. 2 ИСТОРИЯ И ФИЛОЛОГИЯ
(16) Der Jüngere nickte, holte Luft und trat auf den See.
(16а) Er überlegte, ob er Klopfstocks Eislaufode rezitieren sollte [VW. S. 24].
Интересно, что (16а) представляет собой несобственно-прямую речь, что также свидетельствует о стремлении автора вести повествование посредством разнообразных форм персонажной речи.
Еще один пример - вольный пересказ стихотворения И.-В. Гете «Ночная песня странника», хорошо известного российскому читателю в переводе М. Ю. Лермонтова по начальной строке: «Горные вершины спят во тьме ночной...»:
(17) Aber er könne das schönste deutsche Gedicht vortragen, frei ins Spanische übersetzt. Oberhalb aller Bergspitzen sei es still, in den Bäumen kein Wind zu fühlen, auch die Vögel seien ruhig, und bald werde man tot sein [VW. S. 128].
В (17) интертекст вводится в повествование через косвенную речь и содержит некоторые смысловые искажения - результат интерпретации самого Д. Кельмана. Слова Гете Warte nur, balde / Ruhest Du auch (Подожди немного / отдохнешь и ты) вряд ли говорят о скоро ожидаемой смерти. Но контекстуально в романе такая версия приемлема, она предлагает авторское прочтение известного претекста устами Гумбольдта, а форма косвенной речи служит своего рода оправданием данной вольности.
Названные примеры эксплицитной интертекстуальности подтверждают активную авторскую позицию в тексте романа. Форма косвенной речи позволяет Кельману, не передавая дословно сказанное или написанное когда-то, сокращать и обрабатывать его в соответствии с потребностями его художественных задач.
Даниэль Кельманн создал роман о событиях и людях прошлого, и перед ним стояла задача рассказать обо всем так, чтобы описываемое воспринималось как важное и интересное повествование, характеры получили зримое воплощение, взаимоотношения людей представлены как естественные и понятные человеку XXI в. Для этого автор выбрал следующие стратегии передачи чужой речи:
- комбинирование прямой и косвенной речи с абсолютным преобладанием косвенной;
- введение реплик посредством парантез с нарочитым отсутствием авторских комментариев как способ дистанцирования от любых оценок сказанного; в некоторых случаях косвенная речь идентифицируется только через презентный конъюнктив, что позволяет полностью элиминировать авторский текст;
- фикциональная речь А. Гумбольдта (стр. 263 - начало главы Die Steppe - «Степь») встречается только один раз и вписывается в общую стилистическую окраску повествования;
- Интертекст - типичное явление современной художественной литературы - носит в основном имплицитный характер, поскольку текст имеет документальную основу;
- редкие случаи эксплицитной интертекстуальности встраиваются в линию повествования для решения определенных прагматических задач, позволяя представить персонажей в соответствующем авторской интенции свете.
Названные приемы позволили автору романа создать увлекательное литературно-художественное произведение, не впадая в стиль тривиальной исторической прозы, о чем он сам заявил в одном из своих интервью [8. S. 30]. Языковой портрет прошлого Д. Кельманна напоминает оригинал, но не копирует его, благодаря чему он понятен и близок современному читателю.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Глушак Т. С., Мирский А. А. Интертекст и интертекстуальность // Дискурсивный континуум: Текст -интертекст - гипертекст. Материалы Всероссийской научной конференции. Самара: Изд-во СГПУ, 2007. С. 4047.
2. Гончарова Е. А., Бондарева Л. М. Междисциплинарные аспекты интерпретации категории адресованности в текстах мемуарного типа / Междисциплинарные интерпретации художественного текста: Межвуз. сб. науч. тр. СПб., 1995. С. 15-33.
3. Гундарева У. С., Кострова О. А. Семиотика косвенности в немецком языке (на материале сложноподчиненных предложений с придаточным объектным). Тольятти: ТТУ, 2005. 130 c.
4. Чернявская В. Е. Интертекстуальное взаимодействие как основа научной коммуникации. СПб.: изд-во С.-Пб. университета экономики и финансов, 1999. 209 с.
5. Duden Grammatik der deutschen Gegenwartssprache / hrsg. von Drosdowski u.a.... - 5., neu bearb. Aufl. Mannheim, Leipzig, Wien, Zürich Dudenverlag , 1995. 864 S.
6. Glinz H. Grammatiken im Vergleich: Deutsch - Französisch, Englisch - Latein; Formen, Bedeutungen - Verstehen. Tübingen, 1994. 961 S.
7. Pinter K. Zur Syntax von Parenthesen // Linguistische Berichte. 156. 1995. S. 85-108.
8. Schultheiß Jan. Fakt und Fiktion - Über Daniel Kehlmanns «Die Vermessung der Welt» Eberhard-Karls-Universität Tübingen Studienarbeit, 2008, 46 S.
9. Zifonun G., Hoffmann L., Strecker D. Grammatik der deutschen Sprache. Berlin, New York: Walter de Gruyter, 1997.
Тексты
[G] Karl Friedrich Gauß an Alexander von Humboldt, 7. Dezember 1853.// Jahrbuch zur Geschichte der Stadt, herausgegeben vom Heidelberger Geschichtsverein e. V., Nr. 14 (2010), S. 127) URL: http://www.s197410804.online.de/ Aktuell/gedenkt.htm
[H] Humboldt Alexander von: Ansichten der Natur. Über den Bau und die Wirkungsart der Vulkane in den verschiedenen Erdstrichen. URL: http://www.webergarn.de/KRI_BLU/ansichten_der_natur/ansichten.html#ansich41 [VW] Kehlmann, Daniel. Die Vermessung der Welt. Hamburg: Rowohlt Taschenbuchverlag. 2009. 303 S.
[MvO] Kleist, H. von. Die Marquise von O... URL: http://gutenberg.spiegel.de/buch/580/!
Поступила в редакцию 10.03.14
I.A. Shipova
LANGUAGE PORTRAIT OF THE PAST THROUGH THE D. KEHLMANN'S EYES IN HIS NOVEL «DIE VERMESSUNG DER WELT»
The article offers the description of ways of rendering of characters' speech in D. Kehlmann's novel «Die Vermessung der Welt», the purpose of which is creation of a fictional picture of communication in Germany of the first half of the XIX century. The article reveals ways which imitate thematic authenticity of the text containing changes at lexical and grammatical level with the use of text methods of the postmodernism era.
Keywords: direct speech, indirect speech, modalisation of statement, pretext, implicit/explicit intertext.
Шипова Ирина Алексеевна,
кандидат филологических наук, доцент,
профессор кафедры грамматики немецкого языка
ГОУВПО «Московский педагогический государственный университет» 119571, Россия, Москва, просп. Вернадского, 88 E-mail: schipowa@mail.ru
Shipova I.A.
Candodate of Philology, Associate Professor, Professor of the Department of german grammar
Moscow State Pedagogical University 119571, Russia, Moscow, Vernadskogo prosp., 88 E-mail: schipowa@mail.ru