Научная статья на тему 'О некоторых лингвистических особенностях немецкоязычного художественного текста XX века'

О некоторых лингвистических особенностях немецкоязычного художественного текста XX века Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

CC BY
499
106
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ ТЕКСТ / КОМПОЗИЦИОННО-РЕЧЕВАЯ ФОРМА ПОВЕСТВОВАНИЯ / ОПИСАНИЕ / ПОВЕСТВОВАНИЕ / ТЕМА-РЕМАТИЧЕСКАЯ ПРОГРЕССИЯ / ГРАФИЧЕСКОЕ ВЫДЕЛЕНИЕ / ВОПРОСНЫЕ КОМПЛЕКСЫ / ГРАММАТИЧЕСКИЙ ПАРАЛЛЕЛИЗМ / КОСВЕННАЯ ПРЯМАЯ АВТОРСКАЯ РЕЧЬ / DIRECT AND AUTHOR’S SPEECH / FICTION TEXT / SPEECH-COMPOSITION NARRATION FORM / DESCRIPTION / NARRATION / COMMUNICATIVE PERSPECTIVE / GRAPHICAL UNDERLINING / QUESTION COMPLEXES / GRAMMAR PARALLELISM / INDIRECT

Аннотация научной статьи по языкознанию и литературоведению, автор научной работы — Шипова Ирина Алексеевна

В статье рассматриваются четыре текста современных немецкоязычных авторов, на базе которых представлены варианты лингвистической организации художественного текста ХХI века. Й. Винклер предлагает в новелле «Natura morta. Eine römischen Novelle» (2001) австрийскую концептуальную прозу, имитируя в своем тексте изобразительную технику натюрморта, красками в которой становятся многочисленные прилагательные и причастия, а темы организованы по принципу прогрессии со многими производными. Д. Глаттауер, написавший два популярных романа «Gut gegen Nordwind» (2006) и «Alle sieben Wellen» (2009) в виде электронных писем, использует все преимущества данного вида коммуникации непосредственность, спонтанность реакций, выраженные через элементы разговорной речи как на лексическом, так и на синтаксическом уровне с многочисленными эллипсисами, повторами, графическим выделением интонационных акцентов. Выбирая историко-культурологическую тематику в тексте« Wir sehn uns wieder in der Ewigkeit» (2011), Т. Лангер прибегает к интертекстуальным включениям, подражая некоторым приемам письма XIX века, о событиях которого повествует её текст. Д. Кельманн в романе «Die Vermessung der Welt» (2005) использует в диалогах исторических личностей почти исключительно косвенную речь и презентный конъюнктив, делая эту форму способом отстраненности от событий и героев текста, имена которых составляют славу Германии. Каждый из представленных авторов обладает индивидуальным стилем и своими языковыми предпочтениями, представить которые как некоторые тенденции немецкоязычного нарратива XXI века было цельюданной публикации.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему «О некоторых лингвистических особенностях немецкоязычного художественного текста XX века»

8. Abraham W. Zur grammatischen Grundlegung von Modalität - semantisch-syntaktische Affinitäten zu nominaler Referenz, Aspekt und Quantifikation // Funktionen der Modalität. - Berlin: de Gruyter, 2013. - S. 25-75.

9. Averina A. Dependenzrelationen im Satzgefüge und Modalpartikeln im Nebensatz // Sprache und Sprachen. - 2014. - №41 (2).

10. Coniglio M. Die Syntax der deutschen Modalpartikeln. Ihre Distribution und Lizenzierung in Haupt- und Nebensätzen / M. Coniglio. - Berlin: Akademieverlag, 2011. - 220 S.

11. Engel S. Das universale System der Personalpronomina. Das Fundament für Habermas' normative Begründung der menschlichen Vernunft? -Peter Lang. 1998. - 207 S.

12. Kiparsky P. & Kiparsky C. Fact // Syntax und generative Grammatik. - Bd. 1. - Athenaion, 1974. -P. 257-304.

13. Leiss E. Die Verbalkategorien des Deutschen. -Berlin, New York: Walter de Gruyter, 1992. - 341 S.

14. LeissE. Artikel und Aspekt. Die grammatischen Muster von Definitheit. -Berlin, New York: de Gruyter, 2000. - 307 S.

УДК 811.112.2

Шипова Ирина Алексеевна

кандидат филологических наук, доцент Московский педагогический государственный университет

[email protected]

О НЕКОТОРЫХ ЛИНГВИСТИЧЕСКИХ ОСОБЕННОСТЯХ НЕМЕЦКОЯЗЫЧНОГО ХУДОЖЕСТВЕННОГО ТЕКСТА ХХ! ВЕКА

В статье рассматриваются четыре текста современных немецкоязычных авторов, на базе которых представлены варианты лингвистической организации художественного текста XXI века. Й. Винклер предлагает в новелле «Natura morta. Eine römischen Novelle» (2001) австрийскую концептуальную прозу, имитируя в своем тексте изобразительную технику натюрморта, красками в которой становятся многочисленные прилагательные и причастия, а темы организованы по принципу прогрессии со многими производными. Д. Глаттауер, написавший два популярных романа «Gut gegen Nordwind» (2006) и «Alle sieben Wellen» (2009) в виде электронных писем, использует все преимущества данного вида коммуникации - непосредственность, спонтанность реакций, выраженные через элементы разговорной речи как на лексическом, так и на синтаксическом уровне с многочисленными эллипсисами, повторами, графическим выделением интонационных акцентов. Выбирая историко-культурологическую тематику в тексте «Wir sehn uns wieder in der Ewigkeit» (2011), Т. Лангер прибегает к интертекстуальным включениям, подражая некоторым приемам письма XIX века, о событиях которого повествует её текст. Д. Кельманн в романе «Die Vermessung der Welt» (2005) использует в диалогах исторических личностей почти исключительно косвенную речь и презент-ный конъюнктив, делая эту форму способом отстраненности от событий и героев текста, имена которых составляют славу Германии. Каждый из представленных авторов обладает индивидуальным стилем и своими языковыми предпочтениями, представить которые как некоторые тенденции немецкоязычного нарратива XXI века было целью данной публикации.

Ключевые слова: художественный текст, композиционно-речевая форма повествования, описание, повествование, тема-рематическая прогрессия, графическое выделение, вопросные комплексы, грамматический параллелизм; косвенная, прямая, авторская речь.

Каждая эпоха с её событиями, представлениями о нормах и правилах, моральными ориентирами и многими другими признаками и знаковыми чертами находит свое отражение в художественной литературе, иногда при непосредственном обращении к современности с её насущными проблемами, иногда опосредовано - через рассказ о других временах с их приоритетами, нравами, идеалами. XXI век не стал в этом смысле исключением. Читая книги, мы должны открывать в них что-то новое о нас самих, о нашем времени, даже если речь идет о прошлом, о будущем, или о фантастических мирах. Они не могут не отражать приметы современности с её ускоренными темпами, психологическим напряжением, невиданными прежде возможностями технического прогресса, все более ощутимым отчуждением людей друг от друга, обесцениванием прежних ценностей. В то же время все то, что пишется и издается, должно быть понятно читателю,

должно привлекать его, быть для него интересным, поскольку написанное должно стать успешным, быть проданным, принести прибыль не только автору, но и издателю. Обращаясь к современному немецкоязычному художественному тексту, можно выделить некоторые тенденции не только в выборе сюжета, но и в плане техники повествования, реализуемой, в первую очередь, в его лингвистических характеристиках. Небольшой срез, представленный четырьмя художественными произведениями, опубликованными после 2000 года, не может претендовать на сколько-нибудь исчерпывающий анализ написанного в течение последних полутора десятков лет. Но он, на наш взгляд, может дать представление о существующих тенденциях в немецкоязычном нарративе начала XXI века.

Начнем наше исследование с текста Йозефа Винклера (1953) - одного из значительных авторов литературного ландшафта Австрии, признанного литературными критиками как своей страны, так

© Шипова И.А., 2015

Вестник КГУ им. H.A. Некрасова „¿j- № 2, 2015

149

и Германии. Его книга «Natura morta. Eine römischen Novelle» (2001) («Natura morta. Римская новелла» -русское издание 2006) получила массу положительных откликов в прессе. Автор не ставил перед собой задачу привлечь многочисленных читателей, а его произведение вряд ли могло стать популярным. Этот художественный текст представляет собой описание рынка площади Витторио-Эмануэле (piazza Vittorio Emanuele) в Риме, схожее с движением кинокамеры или с внимательным взглядом созерцателя картины какого-нибудь художника начала XVII века, присматривающегося к деталям того, что он видит на полотне. Наблюдатель переходит от изображения одного объекта к другому, чаще всего оставаясь бесстрастным: (1) Mit ihren von Henna rotgefärbten bloßen Füssen standen zwei marokkanische Knaben mit Fensterputzgeräten am Straßenrand und liefen, wenn die Ampel auf Rot schaltete, an die bremsenden Autos heran. Eine Taube flog auf den am Straßenrand stehenden Glaskasten zu, setzte sich neben das Pferdehufeisen, mit dem ein Stapel Glücklose beschwert wurde, und fraß der Lotterieverkäuferin Maiskörner aus der Handschale [6, S. 52]. Для такого почти бессюжетного повествования автор выбирает композиционно-речевую форму (КРФ) описания, что можно наблюдать в (1). В поле зрения читателя попадает изображение людей, ничем друг с другом не связанных. Это -обитатели и посетители рынка: торговцы, покупатели, цыгане, туристы, случайные прохожие, а также всё, что рынок окружает. В описании, как правило, преобладают признаки, что реализуется за счет частотного употребления прилагательных и причастий в функции определения (rotgefärbt, bloß, marokkanisch, bremsend, stehend). Всё представленное ограничивается, как в живописи эпохи маньеризма, лишь внешними деталями. Длинные перечислительные ряды, изобилие причастных групп значительно увеличивают пропозиционное содержание каждого предложения, максимально развернутый гипотаксис затрудняет восприятие написанного. Переход от одного описания к другому часто происходит спонтанно, по принципу прогрессии со многими производными темами (в терминологии Ф. Данеша 1974) [ цит. по: 1, с. 38, 39], когда тема-рематическая прогрессия одного высказывания не связана с последующими, а предлагает в каждом новом высказывании очередной объект описания: (2) Eine schwarzverschleierte Nonne (Т1) hielt in der einen Hand mehrere mit Gurken, Aprikosen und Zwiebeln gefüllte Plastiksäcke (R1) und drückte mit der anderen zwei große, in Plastik eingepackte blondhaarige Barbiepuppen (R1) an ihre Brust, blieb beim Tomatenhändler (T2) stehen, der sein Gemüsemesser (R2) an einer Schnur vom Hals hängen hatte, setzte die Puppen (R1 - T3) auf einer Holzkiste ab und bestellte ein paar Kilo Strauchtomaten (R3). Die zum Verkauf angebotenen

Kleider (R4) einer alten, schwarzgekleideten, auf dem Boden hockenden Zigeunerin (T4) lagen in einem aufgespannten schwarzen Regenschirm (R4). Der kleine Bruder (Т5) verzog sein Gesicht (R5) als ein sechsjähriges Zigeunermädchen (T6) aus einem Wäschebündel ein paar mit roten Herzen bedruckte Boxershorts (R6) herauszog, sie (R6 - T5) dem Knaben in die Hand drückte und ihn an der Schulter anstieß, (R7) er solle von Ver-kaufsstand zu Verkaufsstand gehen, die Wäsche zum Verkauf anbieten [6, S.17]. Рема-тематическая прогрессия фрагмента (2) демонстрирует, насколько мало темы связаны между собой (T 1, T2, T3, T4, T5), а почти каждая новая рема обрывается, не превращаясь в новый тематический ряд. Таким образом построена большая часть текстового материала книги. Однако тематическое единство текста всё же прослеживается благодаря доминирующему мотиву смерти. Он проявляется в подавляющем количестве деталей, начиная с изображения туш продаваемых на рынке животных с их внутренностями, капающей кровью убиваемых кур (4), запаха несвежей рыбы и заканчивая описанием наркоманов, старых, больных людей, частым упоминанием распятия Христа: (3) Der junge Hühnerfleischverkäufer presste den Telefonhörer mit Schlüsselbein und hochgehobener Schulter an Wange und Ohr und schlug, während er sich unterhielt, einem lebenden, mit weit aufgerissenen Schnabel vor sich hinstarrenden Huhn den Kopf ab. Den blutenden Schädel warf er zu den anderen auf dem Boden liegenden Hühnerköpfen und Hühnerbeinen [6, S. 14]. Но центральной фигурой повествования является сын торговки фигами, пятнадцатилетний Пикколетто, который по трагической случайности попадает под машину во время проливного дождя и умирает на глазах у всех, кто в этот момент находится на площади. Из-за довлеющей атмосферы распада всего, некогда живого, юноша Пикколетто в момент его гибели (4) и при изображении прощания с ним в морге ассоциируется с образом Тана-теса - символа смерти. Последние мгновения его жизни описаны иначе, чем картины многочисленных будничных наблюдений: (4) In weitem Bogen flog die Pizza auf den Asphalt. Der Junge wurde mehr als zehn Meter von der Feuerwehr mitgeschleift. Nur mehr mit einer gelben Unterhose und dem zerrissenen Leibchen bekleidet, auf dem die Beatles abgebildet waren, lag Piccoletto rücklings auf dem Asphalt. Der Regen platschte auf seinen Körper, auf sein Gesicht, auf seine offenen, unbeweglichen Augen und rann in seinen Mund hinein [6, S. 75]. Фрагмент (4) контрастирует с общим повествованием, в котором превалируют максимально распространенные предложения, что очевидно из приведенных ранее отрывков. В четырех предложениях (4) появляется столь редкая в тексте динамика, в каждом из них зафиксирован краткий момент происходившего. Столь своеобразный текст, заглавие которого - реминис-

ценция живописного жанра натюрморта - nature morte - переносит принципы изобразительной пространственной конструкции в литературно-художественный текст, объединяя многочисленные картины-фрагменты жизни в единую композицию, в которой царит ощущение смерти, воспринимаемое в эстетико-философском ключе.

Иные задачи ставит перед собой другой австрийский писатель - Даниэль Глаттауер (1960), автор дилогии «Gut gegen Nordwind» (2006) («Лучшее средство от северного ветра» - 2010) и «Alle sieben Wellen» (2009) («Все семь волн» 2011). Обе книги стали бестселлерами, причем первая послужила стимулом к написанию второй. Хотя каждая из них самостоятельное произведение, их объединяет общий сюжет: начатая в первом романе любовная история получает во втором свое продолжение и счастливое завершение. Особенность повествования этого вечного сюжета состоит в выборе формы: перед нами переписка по электронной почте случайно познакомившихся мужчины и женщины, никогда друг друга не видевших, но почувствовавших друг в друге родственные души. Мэйл - электронное письмо, которое требует соответствующего языкового оформления на стилистическом, лексическом, синтаксическом и графическом уровне. При этом автор должен развернуть сюжет, сделать его занимательным, а текст напряженным, понятным каждому и написанным в соответствующем стилистическом оформлении. Основными лингвистическими характеристиками здесь становятся элементы разговорной речи, передаваемые, в частности, графическими средствами (написание слов заглавными буквами, курсивом, увеличение числа восклицательных или вопросительных знаков, многоточие, заключенное в скобки, как в 6), эмоционально-экспрессивные компоненты как в лексическом плане, так и на уровне синтаксиса - многочисленные эллип-сисы (5а; 6; 8a,b), повторы (6; 6a,b), обращения разговорного стиля (8):

(5) AW: Wir müssen uns nicht am Abend treffen, Emmi. Ich hatte eher an eine Nachmittagsstunde gedacht. 30 Sekunden später (5a) RE: Ah so. Ja. Klar. Leo! Nett. Wozu? [3, S. 133]. (6) Okay, Emmi, ich hab's verstanden, ich schreibe dir nicht mehr. Im Falle (...) Nordwind (...) dann weißt du (...) immer. Immer, immer, immer, immer, immer! [3, S. 184]. (7) "Was weiß Pamela über uns beide?" ... Eine Minute später (7a). AW: Nichts! Zwei Minuten später (7b) RE: Echt nichts? Das ist unseriös wenig! [3, S. 127]. (8) Du, Emmi, ich muss dir etwas verraten, du bist die einzige Frau, der ich schreibe, der ich so schreibe, wie ich schreibe, wie ich bin, wonach mir ist [3, S. 102]. Выбирая новую художественную форму, автор приобретает ряд преимуществ по сравнению с традиционным нарративом: отсутствие авторской речи делает текст эмоционально заряженным, нет необ-

ходимости комментария и оценки действий героев. Но традиционные формы повествования все-таки неизбежны даже при столь новаторском подходе к художественному повествованию. Темпоральная структура текста соответствует в основном временным формам, типичным для разговорной речи: презенс и перфект (6; 8). Но фрагменты, написанные в КРФ повествование, формируются с помощью претерита (9), что не характерно для диалога: (9) Ich sehnte eine Aussprache herbei [...]. Vergeblich. Pamela blockte jedes Gespräch ab. Es gab keinen Streit, keinen Vorwurf, kein böses Wort, auch keine bösen Blicke. Nein, es gab gar keine Blicke mehr, nur noch Streifschüsse. Ihre Stimme kam wie Tonband. Ihre Bemühungen schmerzten, je weicher sie wurden. So taten wir weiter, als wäre nichts geschehen [3, S. 196]. Среди экспрессивных синтаксических структур частотны вопросные комплексы (10), парцелляции (11), являющиеся показателями повышенной эмотивности текста: (10) Liebe Emmi, ist das dein Ernst? Geht es dir schlecht? Willst du dich aussprechen? Natürlich kannst du kommen. Aber es ist zwei Uhr früh. Wollen wir uns nicht lieber morgen treffen? [3, S. 85] (11). Die gesamte Mail ist peinlich. Eitel. Angerührt. Anbiedernd. Zickig. Iiiiiiiih! [3, S. 61]. Фрагменты писем монтируются с прямой речью, но она не интегрирована в повествование, а напоминает построение текста драматического жанра: (12) Ihre erste Frage: «Warum sagst du mir das alles?» Ich: «Weil es zu meinem Leben gehört hat». Sie: «Es?» Ich: «Emmi». Sie: «Hat?» Ich schwieg. Sie: «Ist es für dich abgeschlossen?» Ich: «Wir sind Freunde geworden, [...]» [3, S. 195]. Перечисленные языковые характеристики позволили автору создать эмоционально насыщенный текст, повествование в котором ориентировано на отражение внутренних душевных переживаний героев. Понимание механизмов действия современных средств коммуникации, использование типичных для них элементов в сочетании с традиционными формами повествования дало возможность Д. Гаттауеру показать динамику и статику отношений людей в обществе, сделать роман захватывающим, привлекающим широкую читательскую аудиторию.

Среди немецких публикаций последних лет остановимся также на двух художественных текстах, которые объединяет некоторое тематическое единство, а именно, обращение к историческому прошлому Германии. Конечно, нельзя говорить, опираясь только на два произведения, о какой-либо выраженной тенденции современной немецкой художественной литературы, однако сам факт не может не быть симптоматичным. Текст Тани Лангер (1962) «Wir sehn uns wieder in der Ewigkeit» (2011) («Мы увидимся снова в вечности») - в России не издан. И не удивительно. Он повествует о загадочных отношениях немецкого писателя Генриха фон Клейста и его странной под-

руги Генриетты Фогель, совершивших двойное самоубийство 21 ноября 1811 года на берегу Ваннзее между Берлином и Потсдамом, о чем в России знают в основном германисты, да и то отнюдь не все. История стала предметом пристального внимания писательницы, поведавшей о последней ночи писателя и мало чем примечательной женщины, решившейся на смерть вместе с ним. Важное место в данном повествовании занимают художественные тексты того времени, документы, сохранившиеся письма Клейста и Фогель, что делает интертекстуальность важной составной частью произведения. Как некоторая реминисценция воспринимается обозначение текста словом Erzählung - рассказ, что странно для объема в 233 страницы. Возможно, что это некая отсылка к самому Клейсту, называвшему свои прозаические тексты Erzählungen, хотя по основным признакам их следовало бы причислять к новеллам. В том же ключе можно рассматривать и авторские комментарии, типичные для художественной прозы XIX века, позволяющие идентифицировать автора и читателя wir-мы, как путешествующих во времени наблюдателей событий: (13) Während wir Heinrich in seine Erinnerungen hinein begleiten, bereitet die Köchin im Gasthof Stimming am Wannsee für die Gäste das Abendessen vor [5, S.50]. Лангер ограничивает время повествования двумя днями: приездом Генриха и Генриетты в гостиницу Штимминг у озера, где они, после ночи воспоминаний, размышлений, переживаний и разговоров, отправляются на берег. Там Клейст сначала стреляет в свою подругу, а затем убивает себя. Композиционно текст строится из фрагментов, в каждом из которых автор высвечивает или воспоминания одного из героев, или их размышления о своей судьбе, об окружающих людях, о пережитых исторических событиях и многом другом, о чем могли бы думать эти два человека накануне смерти. Т. Лангер вводит в текст себя, озвучивая свои мысли, пытаясь найти ответ на вопрос, почему все произошло: (14) Ich denke immer wieder an Heinrich von Kleist in dieser letzten Nacht seines Lebens, in der er seinerseits an viele andere Nächte denken mochte, vielleicht an die Nacht in Paris, in der er sein erstes Stück zerriss und fortrannte, oder vielleicht die Nächte im Gefängnis, in französischer Kriegsgefangenschaft, im Fort de Joux, im Jura, einer Gegend, durch die ich durch Zufall einmal gekommen bin, in der ich sogar selbst eine Nacht verbracht habe [5, S. 6]. Со стилистической точки зрения в (14) интересно выделение слова Nacht/ Nächte, повтор которого превращается в лейтмотив целой главы и, в определенной степени, всего произведения. Отметим и включение в текст личностного фактора - косвенной сопричастности автора к описываемым событиям через использование местоимения ich -я. В тексте преобладают сложные синтаксические периоды как в (14), грамматический

параллелизм (15), избыточность повторов создает особые акценты, графическое выделение курсивом текстовых элементов, начиная от словосочетаний и заканчивая целыми фрагментами (16с): (15) Ich liebe deine Traurigkeit, Heinrich, sie ist dir in die Seele gesenkt wie eine große Schönheit, wie der weiteste Himmel, den ich kenne, wie die Vögel, die über in hinwеg liege in die Fern, und du lässt mich darin dir nahekommen, du stießt mich nicht fort [5, S. 218]. (16) Und meine Schwester, meine geliebte Ulrike? Sie lässt mich hängen. Der König gibt mir eine Аnstеllung, die Anstellung verlangt eine Equipage. Ich habe keine Equipage. (16а) Ich also nach Frankfurt, Ulrike, bitte, kannst du nicht, ein letztes Mal, ich habe kein Geld für eine Equi... - Ulrike hat mich abblitzen lassen, (16b) vier Wochen ist es her, oder sind es sechs, ich sei ein Nichts, (16c) ein nichtsnutziges Glied der menschlichen Gesellschaft, keine Teilnahme wert! [5, S. 188]. Несмотря на то что текст обращен к прошлому, в нем присутствует имитация разговорной речи современного человека в виде кратких высказываний, обрывочных эллипсисов, апозиопезиса, то есть опущения необходимых членов предложения (16a), парантезы (16b) эксламатива (16c). Такие элементы создают иллюзию непринужденности коммуникации персонажей и контрастируют с длинными периодами. Переходя от сложных структур, в которых сконцентрировано основное повествование часто в виде КРФ рассуждение, Т. Лангер подражает некоторым формам, типичным для прозы XIX века, таким как конвенциональные обращение того времени (17), или опущение вспомогательного глагола (18): (17) Die Oder, sagt er, breit und träge erscheinend, hat gefährliche und gefährlich viele Stromschnellen, liebe Freundin, man muss sie kennen [5, S. 141]. (18) So muss er gewesen sein, mit seinen Freunden, denkt Henriette, wie schön! So anders als alle, die sie jemals gekannt [5, S. 140]. Хотя произведение Т. Лангер не имело особого успеха, по его мотивам в 2012 году ею было написано либретто для оперы «Клейст» Райнера Рубберта. Этот текст небезынтересен, своеобразен и трогает своим сюжетом, облаченным в языковую форму постмодернизма.

Более успешен роман-бестселлер Даниэля Кельманна (1975) «Die Vermessung der Welt» 2005 («Измеряя мир», 2009), повествующий о двух гениях немецкой науки - ученом-энциклопедисте и исследователе Александре фон Гумбольдте и математике и астрономе Карле Фридрихе Гауссе. Роман Д. Кельманна стал бестселлером, его успех свидетельствует о том, что автор нашел тот подход к теме, который сделал книгу интересной и понятной современному читателю. Он, так же как и текст Т. Лангер, имеет документальную основу и рассказывает о событиях, реально происходивших в жизни каждого из героев, включая их знакомство и общение. Д. Кельманн не ставит перед

собой задачу пересказа фактов прошлого, он предлагает свое видение событий и их участников, не стилизуя свой текст в соответствии с языковыми нормами предшествующей эпохой, как это иногда делает Т. Лангер. В его тексте косвенная речь повсеместно преобладает не только над прямой, но и над авторской речью: (19) Nein, flüsterte Gauß, er zähle Primzahlen, das mache er immer, wenn er nervös sei [4, S. 65]. (20) Der gnädige Herr, wiederholte der Diener, empfange nicht [4, S. 94]. В противоположность прямой речи косвенная речь передает только пропозицию исходного высказывания. При этом в ней, как правило, отсутствуют элементы, свойственные разговорной речи: частицы, эмфатический словопорядок, а также вокативы, формализованные приветствия, признаки выраженной экспрессии [7, S.1759]. Воспринимая изложенные факты de re (то есть в виде интерпретации, а не de dicto - в виде репортажа) [2, с. 34], реципиент отстраняется от ситуации непосредственного общения, оставаясь в рамках предлагаемой автором ре-ференциальной основы текста:

(21) Bifokalgläser, erklärte er, sehr brauchbar, eine der vielen Erfindungen seines Freundes Franklin [4, S. 213].

(22) Er werde nicht ausweichen, rief er, während der Polizist ihn zu den Stiegen führte, dem Zwang nicht und keiner Bitte [4, S. 233].

Примеры (19-21) демонстрируют, как, опуская одни смыслы, акцентируя другие, автор оценивает говорящего или его высказывание, сокращает или расширяет сказанное за счёт вводящих косвенную речь глаголов или дистанцируется от него. Превалирование косвенной речи превращает авторский текст в речь посредника, передающего читателю историю, рассказанную её участниками. Такая форма воздействует на восприятие адресата как косвенное доказательство правдоподобности написанного, минимальной степени авторского участия в содержательном и в оценочном плане. Проанализировав тексты четырех немецкоязычных авторов XXI века, попытаемся обобщить сказанное:

1. Очевидно тематическое и жанровое разнообразие предлагаемых текстов. Каждый из них оригинален тематически и лингвистически.

2. Австрийские авторы в определенной степени выступают как авторы-новаторы. Техника письма

Й. Винклера - сложный текст описательного характера, напоминающий документальную хронику, в которой сделаны авторские акценты, выделены релевантные для него детали. А Д. Глаттауер пишет для читателя и даже по его запросу. Он нашел новую, яркую форму для своего текста и сумел использовать все её преимущества, чтобы создать яркий и оригинальный художественный текст.

3. Тексты немецких авторов интертекстуальны, поскольку их тематика связана с историческими событиями и имеет документальную основу. В обоих текстах отражено авторское отношение к героям и событиям, их эксплицитная и имплицитная оценка, связанная с индивидуальностью художников (заметим, что в романе Т. Лангер доминирует женский взгляд на изображаемое).

4. Современный немецкоязычный художественный текст представляет собой многоплановое лингвистическое образование с яркими выразительными возможностями, использование которых варьируется в зависимости от предпочтений и таланта создающего его художника.

Библиографический список

1. Головкина С.Х., Смольников С.Н. Лингвистический анализ текста. - Вологда: Изд. центр ВИРО, 2006 - 124 с.

2. Гундарева У.С., Кострова О.А. Семиотика косвенности в немецком языке (на материале сложноподчиненных предложений с придаточным объектным). - Тольятти: ТТУ, 2005. - 130 с.

3. Glattauer Daniel. Gut gegen Nordwind. - Wien: Paul Zsolnay Verlag, 2009. - 224 S.

4. Kehlmann Daniel. Die Vermessung der Welt. -Hamburg: Rowohlt Taschenbuchverlag, 2009. - 303 S.

5. Langer T. Wir sehn uns wieder in der Ewigkeit // Die letzte Nacht von Henriette Vogel und Heinrich von Kleist. Erzählung. - München: Deutscher Taschenbuch Verlag, 2011. - 140 S.

6. Winkler Josef. Natura morta. Eine römische Novelle. - Suhrkamp Verlag, Frankfurt am Main, 2001. - 104 S.

7. Zifonun G., Hoffmann L., Strecker D. Grammatik der deutschen Sprache. - Berlin, New York: Walter de Gruyter, 1997. - 2549 S.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.