CC BY
61
ж зык, сознание, мозг: когнитивистская парадигма
ю. м. шилков
Сегодня наблюдается тенденция к изменению не только содержания ключевых понятий когнитивистики «язык», «сознание» и «мозг», но и методологии их изучения. Более того, можно говорить о формировании новой, когнитивистской парадигмы их мультидисциплинарного познания. Ее сторонники отказываются от предметно-дисциплинарной монополии. Философы и ученые, работающие в определенном дисциплинарном поле гуманитарного, естественно-научного или инженерно-компьютерного знания, обращаются к этим ключевым понятиям по разным причинам, и часто бывает так, что, пытаясь разобраться в явлениях языка, сознания или мозга, они формулируют собственные подходы к их изучению. На этом пути они могут быть обречены не только на профессиональную разобщенность, но в стремлении упростить свои теории и модели, пренебречь устоявшимися традициями они могут натолкнуться на неожиданности. Кроме того, в отсутствии междисциплинарного диалога возникает барьер, не позвони™ ляющий применять методы и понятия одних дисциплин в практи-X ке других. Наконец, некоторые представители дисциплин социо-У гуманитарного, естественного и инженерно-компьютерного цикла пренебрежительно относятся к философскому пониманию природы языка, сознания и мозга, утверждая тем самым свою соб-С£ ственную философскую позицию с присущими ей издержек ками любительства и дисциплинарной ограниченности. Вот почему когнитивистская парадигма, формирующаяся в современной философии и науке, как мне представляется, может сыграть Ф роль интегрального эпистемологического и методологического основания, на котором возникнет реальная исследовательская [м* перспектива.
Какую роль играет когнитивистская парадигма в научном познании, в чем заключается ее познавательная продуктивность?
Во-первых, использование информационных технологий способствует структурированию и упорядочиванию результатов исследования в соответствии с новыми методологическими идеалами, нормами и ценностями познания. Когнитивистская парадигма меняет культуру постановки проблем, требующих коннатацион-ных, контекстуальных и многофакторных объяснений. Намечается тенденция преодоления традиционных стереотипов, что позволяет говорить о формировании междисциплинарной концептуальной картины когнитивистской реальности.
Во-вторых, переоценка предметной области традиционных дисциплин, изучавших язык, сознание и мозг, предполагает изменение исследовательской практики в когнитивистской парадигме
ма сознания, не нуждается в специальном обосновании, то в других случаях неизбежно возникает вопрос, а почему именно этот лингвистический или нейрофизиологический фактор требует к себе когнитивистского внимания? В таких случаях нельзя обой-
11
и возрастание в ней тематического разнообразия. Сами же приемы изучения остаются прежними. Я имею в виду распознавание, |||| идентификацию и обобщение когнитивистской реальности в терминах описания явлений, свойств, отношений, определения ее причинных и функциональных зависимостей, ее генезиса и структуры.
В-третьих, специфическая установка на эксперимент основывается на том, что проводимое исследование (как в целом, так и на любом из его этапов) конструируется самим исследователем, а не преподносится ему. Особую роль при этом играет мысленный эксперимент и мысленная модель, компьютерная оснащенность которых заметно повышает их познавательную эффективность. Своими конструктивными преимуществами мысленный эксперимент и мысленная модель «обязаны» абстракции потенциальной осуществимости, позволяющей при их проведении и построении отвлекаться от любых ограничений. Гипотезы, наблюдения, описания, обобщения, построение реальных моделей или теорий, другие познавательные процедуры находятся под конструктивным воздействием мысленного эксперимента (мысленной модели). ^ Экспериментально-конструктивный примат когнитивистской па- ^ радигмы сказывается на дискурсивном представлении ее резуль- ас татов и материалов. X
В-четвертых, программной предпосылкой становится сосредо- Ч точенность на коннотациях и контекстах изучаемого объекта. Если обращение к таким общим проблемам, как, например, пробле- ж
•й
I
тись без анализа соответствующей коннотации или контекста. Это заставит исследователя иначе подойти к таким, например, проблемам, как происхождение сознания или локализация мозговых структур. Интересные результаты могут быть получены не в «наезженной колее» дисциплинарного исследования, а в когнитиви-стском «исключении как норме». Конечно, при этом когнитивист-ская конфигурация результата исследования находится под воздействием множества индивидуально-предметных стратегий. Появление новых вопросов в когнитивистской парадигме влечет за собой и появление новых лакун, требующих дальнейшей проработки.
В-пятых, средства и приемы когнитивистской парадигмы совмещают сложность изучаемой реальности со способами ограниченного и упрощенного представления ее явлений. Еще одно достоинство когнитивистской парадигмы заключается в необычайно богатых (по сравнению с возможностями отдельной дисциплины) возможностях предсказания и прогнозирования изучаемых явлений.
Предельные основания когнитивистики определяются универсальным статусом таких ключевых категорий, как «язык», «сознание» и «мозг». Будучи целостно-связной совокупностью, они образуют узловые звенья концептуального каркаса когнитивистики. Каждое из них рассматривается как автономно, так и в категориальных взаимосвязях с иными. Причем роль каждой категории определяется не столько наличием собственной предметности, сколько ее корреляциями с другими категориями. Когнитивист-ский анализ исключает изоляционистский подход к языку, сознанию и мозгу и предполагает междисциплинарное (интегральное) сосредоточение способов и приемов, благодаря которым удается получить социальное, культурное, историческое или другое практическое следствие.
Дискурсивный характер когнитивного знания проявляется в ^ форме высказываний, раскрывающих - как работают язык, созна-X ние или мозг, каким образом они взаимосвязаны и взаимодейст-У вуют, как они обеспечивают процессы познания, общения и дру-гие способы человеческой жизнедеятельности и опыта. Например, и объяснение диалогической активности людей предполагает дис-курсивное выражение мнений (сомнений). Когнитивная семантика ¡к выражения мнения весьма богата и конкретизируется в дискурсивных формах типа «я считаю», «я доверяю», «я уверен в чем-л либо или в ком-либо», «я полагаю», «я убежден», «я понимаю» 5 и т.п.
Акцент на семантическом аспекте языка связан с тем, что се-м мантика послужила толчком к формированию когнитивистской
практики исследования языка и стала играть в ней ведущую роль. Неудовлетворенность традиционными логико-символическими средствами стимулировала разработку новых подходов к семантике в пределах когнигивистской парадигмы с привлечением методов лингвистики, психолингвистики, культурологии, антропологии, нейрофизиологии и т.п. Благодаря интегральным возможностям когнитивистского анализа открылась перспектива совмещения лингвистической, психологической и информационно-логической проработки дисциплинарных моделей сознания и моз-
га. Если мир языка - это мир видимых и слышимых явлений, то миры сознания и мозга - это скрытые миры, которые доступны исследованию благодаря посреднической и инструментальной работе языка. С его помощью может быть приоткрыта интимная жизнь и секреты сознания и мозга, а также и природа связей между ними. Язык артикулирует опыт общения с внешним миром. Далеко не вся информация о внешнем мире различается перцептивными модальностями. Значительная часть осязательной, вкусовой, обонятельной, зрительной и слуховой информации остается за пределами опыта. Утрата информации связана также с ее артикуляцией и выражением средствами языка. В этом случае многое зависит от ресурсов языкового опыта, которым располагает человек. Любые процессы познания и общения зависят от ожиданий и установок, от правильных или ложных предположений.
Язык дает разнообразные возможности для наблюдений, описаний, построения моделей и теорий, претендующих на прояснение и объяснение структуры, процессов, свойств и функций сознания и мозга. Тезис о сложности и противоречивости отношений мозга человека и внешнего мира, опосредуемых процессами сознания и языка, никто не оспаривает. Так, в нейропсихологии получил известность метафорический аналог действия «принципа воронки» из классической нейрофизиологии Ч. Шеррингтона1. Я имею в виду правдоподобное предположение о том, что количество нервных сигналов, поступающих в кору головного мозга, ЗД заметно превышает возможности соответствующего им вербального и невербального выражения. Известно также, что зрительная ^ способность различать цвета и цветовые оттенки существенным X образом превосходит возможности вербальных средств. Причем, х компенсационного ресурса, предоставляемого для выражения от- Ч тенков цвета изобразительным языком, также недостаточно. Но К идентификация цвета имеет для человека первостепенное значе-
__л
: с
Согласно «принципу воронки» Ч. Шеррингтона, количество инфор- Ф мации, поступающей в нервную систему, превосходит количество ее возможных рефлекторных ответов.
ние, а потому и требует определенной когнитивной стратегии. То же относится к вербальной идентификации запахов, звуков или вкусовых оттенков".
Есть основания утверждать, что богатство внутренних переживаний человека по своим когнитивным и коммуникативным возможностям выражения может заметно превосходить объем нервных сигналов, поступающих в мозг извне. Особой посреднической продуктивностью отличаются фигуральные возможности языка. Речь идет, в частности, о средствах языка или языковых (повествовательных) формах вымысла, которые используются человеком в творческой деятельности. Чрезвычайно богатыми ресурсами обладают процессы воображения, интуиции, образного и понятийного мышления с соответствующими фигурально-вербальными особенностями репрезентации в терминах метафоры, метонимии, синекдохии, аллегории, иронии и других тропов. Метафорический примат языка по отношению к сознанию и мозгу распространяется и на повседневный опыт и образ жизни людей. Так, например, свою когнитивную теорию метафоры Дж. Лакофф строил на культурологических основаниях с привлечением средств семантического анализа. Вместе с М. Джонсоном они обратили внимание на то, что в естественном языке метафор гораздо больше, чем можно было бы предположить. «Метафора пронизывает нашу повседневную жизнь, причем не только язык, но и мышление и деятельность. Наша обыденная понятийная система, в рамках которой мы думаем и действуем, по сути своей метафорична»3. Аналогичные предположения в 20-30-е гг. XX в. высказали Н.Я. Марр, И.Г. Франк-Каменецкий и О.М. Фрейденберг при рассмотрении проблем происхождения языка и сознания в терминах лингвистики, истории и культурологии. С их точки зрения, жизнедеятельность и общение людей архаических культур насквозь метафоричны; метафоры и другие фигуральные средства были основными способами, с помощью которых они сознавали, X различали и идентифицировали явления окружающего мира, и Современные методологи утверждают, что метафора часто за-
мещает научную гипотезу, когда ее не удается сформулировать достаточно строго. Метафора обладает объяснительной силой.
Р« 2 См., в частности: Рузин И.Г. Когнитивные стратегии именования:
(С модусы перцепции (зрение, слух, осязание, обоняние, вкус) и их выраже-^ ние в языке // Вопросы языкознания. 1994. № 6.
3 Лакофф Дж., Джонсон М. Метафоры, которыми мы живем. М., 2004. С. 25. Свое философско-когнитивистское кредо Лакофф сформули-АЗ ровал в книге: Лакофф Дж. Женщины, огонь и опасные вещи: что катего-ю рии языка говорят нам о мышлении. М., 2004.
щ
процесса произнесения в симультанный образ восприятия (слуша-
¡Пщ;:
С помощью метафорических и других фигуральных средств человеку удается сконструировать представление о мире, чтобы затем дать ему соответствующую интерпретацию. Уже в описании того, что он видит, содержатся элементы интерпретации наблюдаемых явлений. По сути, само описание мира зависит от своеобразия индивидуально-личностной установки и способности понимания человека. Он учитывает пространственные и временные границы мира, его возможную перспективу, оценивает мир в терминах «существенного/несущественного», воспринимает мир в терминах «фигура/фон». Вообще говоря, фигуральные возможности когни-тивистского дискурса позволяют одновременно избежать излишней черствости рационализма и болотной таинственности иррационализма.
Когнитивная и коммуникативная работа языка невозможна без использования творческого потенциала сознания и ресурсов мозга. Укажем на известный феномен «дара речи» Ф. де Соссюра, рассматривавшего его как способность, глубоко укорененную в психосоматических основаниях и имеющую выраженную генетическую зависимость. Соссюр различал звуковой облик слова, воспроизводящий фонационный строй языка с помощью психосоматического аппарата артикуляции, органов дыхания и гортани, и визуальный облик слова, воспроизводящий структуру письма с помощью органа зрения. Именно речь, обеспечиваемая и регулируемая ресурсами мозга, оказывается осознанным способом употребления языка. Когнитивные процессы восприятия (слушание и видение) и воспроизведения (чтение и произнесение) текстов (слов, словосочетаний, предложений) играют заметную роль в адекватном определении их смысла (семантического строя). Хотя индивидуальные оттенки интонации и мелодичности речи или свойства человеческого голоса не вписываются в лингвистическую компетенцию, но язык сохраняет ведущую роль, реализуя в актах речи и средствами речи свои фонетические, синтаксические и семантико-лексические возможности. Рассматриваемые при X этом в когнитивистике проблемы трансформации сукцессивного и
X
ния) в актах речевой коммуникации, а также речевые акты пере- ^ живания, протекающие в обратной последовательности от си- с£ мультанного образа к сукцессивной аналитике и обобщению, от- о; носятся к числу трудноразрешимых проблем.
Другой пример. Из истории, социологии и культурологии из-
С
вестно, что история идеи противоположна истории ментальное™. ф
X
Если идея является рациональным конструктом индивидуальности и личности, то ментальность носит коллективный характер, ее ■■
средства и формы регулируют высказывания и мнения людей в обществе на бессознательном уровне. Трудно согласиться с предположением Дж. Серля о том, что причина ментальных феноменов коренится в нейрофизиологических процессах человеческого мозга, и поэтому они могут быть объяснены в терминах мозга4. С этой же позицией солидарен и Дж. Фодор, различая натуралистическую и реалистическую интерпретации интенциональности сознания. Он предпочитает натуралистическую теорию когнитивных процессов и убежден в целесообразности редукции интенцио-нальных актов к нейрофизиологическим основаниям. Подобная редукционистская методология имеет давние натуралистические традиции. Сегодня вряд ли кто будет серьезно отрицать сам факт обусловленности работы сознания нейрофизиологическими процессами мозга. Но полагать, что только мозг определяет специфику ментальности, было бы большим упрощением. Ведь в таком случае остается открытым вопрос о феноменологической специфике интенциональности сознания и его ментальных состояний (феноменов). Поэтому Серль и Фодор не ограничиваются редукционистскими соображениями и обсуждают интегральную роль интенциональности сознания в терминах философии языка, лингвистики и теории речевых актов. Другими словами, оказывается, что нейрофизиологическая детерминация сознания (ментально-сти) вовсе не выявляет его (ее) специфику и в то же время не исключает анализ воздействия на феномены сознания других причинных факторов - факторов языка, речи, а также прояснение их культурно-исторической, социальной и индивидуально-личност-ной обусловленности. Когнитивистский учет воздействия разнообразных факторов и обобщающие возможности когнитивистско-го подхода позволяют надеяться на более адекватную репрезентацию специфики сознания.
Как идеи продуцируются сознанием и самосознанием личности, так и ментальное™ порождаются сознанием и самосознанием этнических сообществ, профессиональных коллективов или других социальных групп. Интенциональный строй сознания способствует формированию идеи или ментального феномена в зависимости от конкретного контекста истории, культуры, общества или ^ конкретной личности. Такие способности человека, как вообра-с£ жение, вымысел, вытесняют «реальное» и замещают его «возможен ным». Фигуральные способы выражения вымысла или жанровое разнообразие тропов не имеют ограничений. Жанровые формы вымысла пронизывают жизнь и культуру человека от мифологи-Ф ческих и религиозных сюжетов через фантастику и любые виды
I _
я -
м См.: Searl J. The rediscovery of the mind. Cambridge, 1992.
искусства к утопии, науке и повседневности. Идейно-иллюзорный потенциал сознания невозможно растратить. Утрата одних иллюзий сопровождается порождением других, продолжающих оказывать продуктивно-регулятивное воздействие на весь образ жизни людей. Вопросы «как работает самосознание личности?», «возможно ли его эмпирическое исследование?» столь же оправданны в когнитивистике, сколь и вопросы о когнитивной природе коллективной (социальной) деятельности.
Показательны в этом отношении сознательные процессы переоценки ценностей в разных фазах индивидуального развития человека от рождения до смерти. Только сознание человека в каждый момент времени может фиксировать разрыв между ценностями его прошлой жизни (утраченным «раем» или «адом») и ценностями его будущей жизни (пока еще не обретенным «раем» или «адом»). Предположим, чтобы выделиться из «хаоса бессознательного» и осознать свое «я», необходимо сконструировать модель нового жизненного пространства и временной перспективы. Так, эмигрант, интегрируясь в новую социальную среду, усваивает оборонительный тип поведения и делит свой собственный мир на две никогда не пересекающиеся зоны. С одной стороны, он ограничивает свои первичные когнитивные и эмоциональные привязанности кругом семьи и родственного ему этнического коллектива. С другой стороны, он поддерживает с остальным принимающим его сообществом исключительно вторичные, деловые связи. Как правило, в семейной и этнической среде он обретает рациональную и эмоциональную поддержку, которая позволяет ему, не впадая в отчаяние, пережить внутренний конфликт, вызванный необходимостью овладения новым культурным кодом.
Когнитивистский подход к языку, сознанию и мозгу заключается, в частности, в эффекте смещения фокуса исследования с изолированного терминологического употребления на семантику, выражающую разнообразные категориальные отношения в контексте истории, общества, культуры и личности. Преимущества когнитивистской парадигмы могут определяться не столько методологической установкой исследователя на язык, сознание или и мозг (как объекты его познавательного интереса), сколько рас- ^ смотрением их как способов бытия, жизнедеятельности человека. ^ Другими словами, теоретик или экспериментатор когнитивистики находится в познавательной ситуации, отличной от той, в которой к оказывается исследователь в естественных и технических науках. Когнитивист должен отдавать себе отчет в том, что такие объекты ^ познания, как язык, сознание и мозг, являются категориальными способами, определяющими отношение человека к миру, к другим ^ людям, к себе, к идеалам, нормам и ценностям своего существо- гяш
вания. Именно в терминах этих категорий продуцируется знание, а когнитивистика задается вопросом о том, каким образом, как это происходит.
«Сверхзадачей» когнитологов является разработка такой обобщающей теоретической системы понятий, которая позволила бы преодолеть ограниченность дисциплинарного подхода и отказаться от неясности интуитивных или упрощенных интерпретаций языка, сознания и мозга. Вопрос вовсе не в том, чтобы при рассмотрении отношений между ними устанавливать первичность «яйца» или «курицы». Важно понять интегральную работу когнитивного механизма их взаимодействия. Когнитивистика изменила форму постановки традиционных проблем, стремясь задействовать различные предметно-понятийные средства и пролить свет на вопросы типа «как?», «каким образом?». С этой целью в когнити-вистской «разборке» могут принимать участие не только когнитивная лингвистика, когнитивная психология, когнитивная нейрофизиология или философская теория и методология познания, но и когнитивная антропология, когнитивная социология, когнитивная история и когнитивная культурология. Каждая из названных дисциплин когнитивистского цикла «по-своему» задается вопросами о том, как работают язык, сознание и мозг человека в роли основных способов приобретения, накопления, хранения, воспроизведения, продуцирования и обмена информацией, знанием, опытом. Несмотря на разницу между терминологиями, их объединяют общие принципы когнитивистской парадигмы. Замечу, что методологическая (технологическая) оснащенность когнити-вистики не исключает возможности использования конкретных естественно-научных, инженерно-технических (компьютерных, искусственно-интеллектуальных) или социогуманитарных технологий. Если бросить сравнительный взгляд на исследовательские парадигмы будущей науки, то перспектива когнитивистской парадигмы представляется весьма обоснованной и продуктивной. ^
X
и
и »■
X и X
ее
к
«
I л
с ф
X (О
а
