CC BY
24
ЯЗЫК - МЫШЛЕНИЕ - СОЗНАНИЕ: ПАРАДИГМАЛЬНАЯ НЕЗАВЕРШЕННОСТЬ ИЛИ ИЗБЫТОЧНОСТЬ?
Е.Б. Трофимова
Нет ничего более бесперспективного и неблагодарного, чем рассуждать о вечных проблемах бытия, к числу которых можно отнести и вынесенный в заглавие этой статьи вопрос. Неслучайно Н. Хомский, не могу вспомнить конкретный источник, по поводу третьей составляющей обсуждаемой триады писал, что, возможно, тема сознания находится за пределами человеческого понимания, подобно тому, как тема полета закрыта для черепахи, а тема саморефлексии для обезьян.
Поиски ответа при решении той или иной проблемы обычно принято начинать с обращения к таким источникам информации, как словари. В данном случае разумнее всего обратиться к энциклопедическим философским изданиям. С этой целью я сравнила определение указанных трех феноменов в таких «кладезях мудрости», как философский энциклопедический словарь [1989], философский энциклопедический словарь [1999] и Всемирная Энциклопедия. Философия [2001]. Обратимся непосредственно к энциклопедическим материалам.
Итак, год 1989. Мышление - «высшая форма активного отражения объективной реальности, состоящая в целенаправленном, опосредованном и обобщенном познании субъектов и явлений, в творческом созидании новых идей, в прогнозировании событий и действий. Постижение объективной действительности осуществляется посредством форм мышления - понятий, суждений, умозаключений <...> Биологический субстрат мышления - высокоорганизованный человеческий мозг» [с. 382]. Сознание - «одно из основных понятий философии, психологии и социологии, обозначающее высший уровень духовной активности человека как социального существа. Объективный мир, воздействуя на человека, отражается в виде представлений, мыслей, идей и других духовных феноменов. Представляя собой свойство высокоорганизованной материи - мозга, сознание выступает как осознанное бытие, субъективный образ объективного мира» [с. 596]. Язык
- «система знаков, служащая средством человеческого общения, мышления, выражения <...> Язык является специфически социальным средством хранения и передачи информации, а также управления человеческим поведением» [с. 783].
Определения рассматриваемых явлений, приведенные в «Философском энциклопедическом словаре» 1989 года, свидетельствуют о том, что данный, компетентный по своему статусу, научный справочник «мышление» и «сознание» практически не разграничивает, считая и то, и другое процессом познания объективной действительности; формы постижения «объективного мира» также качественно не различаются, по сему без особой потери смысла указанные дефиниции можно поменять местами. Что касается определения языка, то оно стандартно, однако, мне непонятно, что означает «средство выражения» без указания, к чему оно относится.
Год 1999. Мышление - «внутреннее активное стремление овладеть своими собственными представлениями, понятиями, побуждениями чувств и воли <....> с той целью, чтобы получить необходимую для овладения ситуацией директиву. Мышление, которое по своей структуре может быть познающим или эмоциональным мышлением, состоит в постоянной перегруппировке всех возможных содержаний сознания. При этом может выделяться результат содержания сознания, который принимает сравнительно определенную форму и который может быть назван мыслью» [с. 280]. Сознание - «в психологии совокупность чувственных и умственных образов, для которой в нормальных условиях характерно в той или иной мере отчетливое знание (осознание) того, что я являюсь тем, кто переживает эти образы» [с. 423]. Язык
- «наиболее объемлющее и наиболее дифференцированное средство выражения, которым владеет человек, и одновременно высшая форма проявления объективного духа. Язык развился из естественных звуков. Уже каждый крик - своего рода язык» [с. 554].
Какие же изменения в трактовке рассматриваемых терминов произошли за десять лет? Десятилетие разбавило содержимое небезызвестной бочки несколькими каплями меда, что проявилось пока еще в слабеньком, но все-таки разграничении мышления и сознания, но лишь по линии статическое - динамическое. В то же время само толкование исследуемых феноменов утратило всякую ясность и определенность. Почему, например, изменился статус «сознания»? Теперь его «жилплощадь» ограничивается территорией психологии, хотя гносеологически (а именно этот аспект в первую очередь должен отражаться в
философских лексикографических источниках) «сознание» гораздо более тесно связано с философией. И здесь я полностью согласна с М.К. Мамардашвили, полагающим, что сознание есть «предельное понятие философии как таковой, о чем бы она ни была» [Мамардашвили 1990, с. 3]. Несколько странно выглядит также заявление о том, что «результат содержания сознания может быть назван мыслью». А чем тогда «может быть назван» процесс/ результат мышления? Определение языка, как мне представляется, также лишь с большой натяжкой может претендовать на научность. Во-первых, что имеется в виду под «объективным духом», который проявляется в языке? Если уж составители энциклопедического словаря посчитали необходимым использовать данное словосочетание, то хотя бы пояснили, в пространстве какой научной парадигмы оно у них функционирует. Во-вторых, что подразумевают авторы, утверждая, что каждый крик - это уже язык? Введение промежуточного звена «своего рода», как бы смягчающего данное заявление, ситуацию не спасает.
Год 2001. Посмотрим, что изменилось в трактовке нашего материала за два года. Итак: Мышление - «категория, обозначающая про-цессуальность функционирования сознания (познавательную деятельность)». Далее ретроспективно излагаются различные подходы к исследованию данной категории [с. 665]. Сознание - «одно из фундаментальных понятий философии, психологии, социологии, которое противостоит в контексте субъект-объектной позиции понятию Бытия как субъективное - объективному. Функционирование сознания обеспечивает человеку возможность выработать обобщенные знания о связи, отношении, закономерностях объективного мира. Социология изучает сознание как сферу духовной жизни общества, в которой осмысливаются, обосновываются, реализуются интересы и представления различных социальных групп, классов, наций и общества в целом» [с. 966]. Язык - «сложная развивающаяся семиотическая система, являющаяся специфическим и универсальным средством объективации содержания как индивидуального сознания, так и культурной традиции, обеспечивая возможность его интерсубъективности, процессуального разворачивания в пространственно-временных формах и рефлексивного осмысления» [с. 1286].
Наконец, «Всемирная Энциклопедия» [2001] вселила в меня не малую толику оптимизма, хотя - вот парадокс! - мой оптимизм в значительной степени обусловлен разумным пессимизмом авторов данного тома энциклопедии. «Мышление» и «сознание» здесь уже рассмат-
риваются не как феномены действительности, а как явления гносеологического порядка, то есть переведены в разряд «категорий». Кроме того, противопоставление мышления как процесса сознанию как результату данного процесса выражено вполне отчетливо.
Определение языка также выглядит в данном источнике вполне достойно, причем наиболее ценным считаю то, что здесь нашло отражение представление о языке как явлении одновременно субъективном и объективном, процессуальном и результативном. Такой подход к языку возвращает нас к гумбольдовским традициям, что, как мне кажется, хорошо вписывается в многоликий облик современной лингвистики.
Все это, конечно, хорошо, однако, увы, ни «неудачные», ни «удачные» определения не приблизили нас к пониманию того, что есть мышление и сознание по отношению друг к другу и к языку. Можно, конечно, встать на ту точку зрения, согласно которой сознание вообще не может быть встроено ни в какую теорию. «Ни в виде предельного философского понятия, ни в виде реального явления, описываемого психологическими и другими средствами, сознание не поддается тео-ретизации, объективированию» [Мамардашвили 1990, с. 3]. Однако, к счастью это или к сожалению, но человеку трудно отказаться от научного поиска. В представленных словарных дефинициях отражены лишь отдельные признаки исследуемых феноменов. Построив цепочку сознание - мышление - язык, мы обнаруживаем, что в ней не хватает одного компонента - речи. Если расположить эти явления по степени возрастания абстракции, то получим иную последовательность данных компонентов: речь - мышление - язык - сознание (под уровнем абстракции я имею ввиду степень проявленности ^го количества признаков: чем проявленность признаков меньше, тем выше уровень абстракции).
Речь и мышление объединяет высокая степень процессуально-сти, это явления диахронического характера; в отличие от них язык и сознание - достаточно статичны и, безусловно, синхроничны, кроме того, их объединяет то, что они являются гигантскими аккумуляторами всего, что привносят в них их «сотоварищи».
Схематически укажем отношения между данными объектами следующим образом:
язык
сознание
речь мышление ^
Следовательно, пока мы представляем эти явления хотя и разноуровневыми, природно различными, но достаточно тесно связанными.
Однако такого рода сопоставления и противопоставления не отражают содержательной специфики данных феноменов. Поэтому имеет смысл поговорить о них более подробно.
Любые явления, в которых так или иначе присутствует человеческий фактор, можно рассматривать в четырех аспектах: филогенетическом, онтогенетическом, гносеологическом, онтологическом.
Сразу считаю нужным подчеркнуть, что для исследуемых феноменов онтологический аспект, увы, закрыт, поскольку они не даны в прямом наблюдении и постигаются только через построение конструктов, но это относится уже к сфере гносеологии, а не онтологии. Исключение в этом ряду представляет только речь. Впрочем, и термин «речь» является далеко не однозначным, поскольку под ней подразумевается то «изъяснение средствами языкового кода, воплощенное в некотором тексте - устном .или письменном», то «последовательность языковых сигналов, подлежащих восприятию и декодированию слушающим (Н.В. Васильева, В.Л. Виноградов, А.М. Шахибрович, с. 102). Но, во всяком случае, независимо от терминологических нюансов, здесь не возникает сомнений в материальности объекта, визуальной его представленности.
Из вышеперечисленных четырех аспектов наиболее «безопасным» является гносеологический, поскольку он отражает наше представление о данных феноменах, правда, всегда претендующее на некоторую достоверность.
Традиционно в философии принято сопоставлять сознание и язык, тогда как для лингвистов гораздо привычнее использовать дихотомию язык и мышление, но <...> в том же самом смысле. Если вспомнить определения, отражающие значение терминов «сознание» и «мышление» по указанным выше энциклопедическим источникам, то будет ясно, почему это происходит. Переключение на новую научную парадигму - процесс для отдельной «научной особи» весьма продолжительный и болезненный.
В добротном обзоре, посвященном «тайне сознания» [Юлина 2004а, б] автор анализирует различные подходы к феномену сознания,
появившиеся за последние 60-70 лет. Вот основные из этого пестрого перечня: материализм, физикализм, функционализм, функционализм машины Тьюринга, теория тождества, логический бихевиоризм. Объединяет данные концепции стремление уйти от дуализма (материя -дух) в пользу монизма. Такое желание разделаться с дуализмом понятно, ибо это снимает целый ряд вопросов, которые требуют ответа, если мы признаем самостоятельный статус «духа». Действительно, как объяснить с материалистических позиций, почему мысль отдает приказ телу и тело слушает ее; или чем отличается ментальная реальность от физической и если это добавка к физической вселенной, то когда и за счет чего она возникла? И как быть с искусственным интеллектом, если мы пока не определились с естественным? Вопросы здесь можно задавать до бесконечности.
С другой стороны и монизм не спасет от вопросов и сомнений. К примеру, возьмем теорию тождества, достаточно популярную во второй половине ХХ века в среде американских философов и психологов. На первый взгляд, ее сторонники не отказываются от дуализма «физическое - ментальное». Однако эта антиномия сразу же сводится на нет декларацией, согласно которой каждое ментальное событие мозга соотносится с физическим событием, в результате чего ментальные состояния у разных людей, например, испытывающих боль, одинаковы [Smart 1959, с. 141-156]. Но такого рода выводы нельзя считать обоснованными, так как, насколько мне известно, до сих пор еще не установлена прямая зависимость наших ощущений и чувств от нейрофизиологии мозга человека.
В некотором отдалении от дуалистических и монистических концепций стоит функционализм, вобравший в себя практически все особенности течений структурализма. «Основная идея функционализма состоит в том, что виды ментальных состояний следует считать не видами физического, и вообще не какими-либо свойствами материальными или идеальными, а функциональными состояниями или отношениями» [Юлина 2004а, С. 132]. Функционалистами декларируется, что функция не зависима от носителя (известный пример Ф. де Соссюра с шахматами). Не последнюю роль в развитии функционалистических идей сыграл так называемый функционализм «машины Тьюринга», уравнивающий работу человеческого сознания с действиями компьютера. Здесь можно выдвинуть следующие возражения. Во-первых, «разумность» компьютера порождена интеллектуальными действиями человека, создавшего сложнейшую машину и программы к ней. Во-вторых, так ли уж независимы функции от их носителя? Когда речь
идет о шахматах или о другой какой-то игре - спорить не приходится: все определяют не предметы, используемые в игре, а заданные цели. В этом случае сами отношения выступают в роли объектов (ср. любые математические манипуляции). Но в открытых, сложных системах, к коим относятся язык и сознание, свойства объекта оказываются (во всяком случае исходно) определяющими специфику функций. Разве язык жестов смог бы создать условия, равные звуковым?
Попытки проникнуть в тайну сознания не прекращаются и по сей день. Как грибы, появляются новые гипотезы и предлагаются различные альтернативные проекты выхода из теоретического тупика, сопровождаемые использованием эксклюзивной терминологии. В качестве иллюстрации могу привести опубликованную в «Вопросах философии» статью В.В. Васильева [Васильев 2006, с. 67-79]. Свою позицию в отношении природы сознания автор определил как «эмерд-жентный интеракционизм». В отличие от сторонников «теории тождества» и «функционалистов» он полагает, что «функциональные схемы мозга никак не тождественны ментальным состояниям, а включают их в свой состав в качестве внешних компонентов» [Васильев 2006, с. 76]. И далее: это «особый вид реальности, возникающий <...> в материальных системах биологического типа в целях детерминистической стабилизации этих систем и, возможно, более совершенной фиксации их индивидуальной истории» [Там же, с. 77]. Ну что такое «особый тип реальности», пребывающий в материальных системах, когда и как он появился /появляется? Правда, автор заранее предупреждает читателей, что он и не пытается определить отношения между сознанием и мозгом, ибо «такой объективистский подход к проблеме «сознание -мозг» попросту не реализуем» [Там же, с. 76]. Задача же специалиста в этой области заключается в том, чтобы показать, как мы должны понимать характер взаимосвязи между сознанием и мозгом «сообразно устройству наших когнитивных способностей» [Там же, с. 76]. Что мы не можем выйти за пределы своих когнитивных возможностей, нам вполне доходчиво объяснил Умберто Матурана. Уместно здесь вспомнить и известное высказывание Ф. де Соссюра, адресованное лингвистам: «В лингвистике объект вовсе не предопределяет точки зрения; напротив, ... здесь точка зрения предопределяет объект» [Соссюр 1977, с. 46]. То же можно сказать и о сознании, да и вообще о любом предмете и явлении, не данном нам в прямом наблюдении. Кто же станет спорить, что в рассуждениях о содержании «черного ящика» выше своих когнитивных способностей не прыгнешь. Учитывая вышеизложенное, предполагаю, что наши с господином Васильевым когнитив-
ные ниши, по-видимому, не пересекаются ибо я так и не увидела обещанных в заглавии статьи «выходов из лабиринта».
Выше я уже отмечала ту путаницу, какая наблюдается в терминах и становится особенно значимой при сопоставлении язык -мышление - сознание. Многочисленные работы, посвященные проблеме сознания в большинстве случаев правильнее бы было отнести к описаниям процесса мышления. И в физикализме, а также в тех «идеях», которым посвящена обзорная работа уже упомянутой
Н.С. Юлиной, речь идет о динамическом функционирующем объекте, причем достаточно тесно связанном с языком.
Настало время попытаться определить свое представление о рассматриваемых здесь феноменах. (Сразу хочу предупредить возможных оппонентов, что я ни в коей мере не претендую на то, что мое представление о нижеизложенном - истина в последней инстанции, это лишь очередной конструкт, который пока не вызывает у меня активного раздражения).
С точки зрения генезиса сознание является продуктом долговременного взаимодействия языка и мышления. Истоки же мышления восходят к появлению первых белковых тел. Уже на уровне амебы имеют место реакции, характеризующие выборочность отношения организма к внешним ситуациям через характер направления движения от отрицательно оцениваемых объектов к воспринимаемым положительно. Следовательно, сама биологическая система является организмом, представленным двумя составляющими - физической и ментальной, неразрывно связанными в их общей структуре. При таком понимании физического и психического снимается вопрос о том, когда появилась ментальная надстройка, она существовала изначально в структуре белковых тел подобно тому, как в речевой материи некогда присутствовал иконизм, неразрывно связывающий значение со звучанием и таким образом обеспечивающий двусторонний характер знака. И то, и другое, естественно, на разных этапах развития жизни, создавало условия существования в одном случае живых организмов, в другом -языка.
Усложнение физической структуры сопровождалось аналогичными процессами и в области ощущений. Развитие, дифференциация различных ощущений приводит к появлению восприятия, в начале непосредственного, первичного, спонтанного, а затем и опосредованного, осознанного (то, что У. Матурана, да и не только он, называет присутствием наблюдателя, и что другими словами можно обозначить, как способность к рефлексии, или мышлению).
Все вышесказанное относится к явлениям диахронического порядка. Если же рассматривать исследуемые феномены в синхроническом ракурсе, то схематически их взаимосвязь можно обозначить следующим образом:
Совоку пность речевых актов ка к резуль тат речевой деятельности носителей языка (речевой континуум, текст)
ЯЗЫК
Внутритекстовая система, организующая и упорядочивающая речевые единицы
Речемыслительная деятельность индивида как проявление его рефлексивной способности
В соответствии с вышеприведенной схемой язык состоит из четырех систем, две из которых (расположенные справа) непосредственно связаны с «человеческим фактором», первые же две, с позиции онтогенеза являющиеся действительно первыми, могут быть определены как имманентно центрические (с точки зрения сущностных свойств языка такого рода градация вообще не правомерна и используется мною только потому, что речь идет не об онтологической представленности языкового феномена, а об одном из возможных его конструктов). Кратко охарактеризую все четыре языковых подразделения, что поможет нам в конечном счете определить характер взаимоотношения языка - речи - сознания - мышления.
Итак, речевой континуум - объективно данная нам в непосредственном наблюдении реальность, образованная совокупностью речевых актов, несводимая физически к месту и времени их производства, но несущая в себе некоторый отпечаток места и времени через систему используемых единиц и характер их организации. Под речевым актом здесь понимается единовременный акт коммуникации, осу-
Спо
мы
ществляемый говорящим, ситуативно обусловленный, служащий для непосредственной передачи информации. Естественно, что речевой акт, попадая в общую «копилку» с другими речевыми актами, теряет свой процессуальный характер.
Вторая, внутритекстовая, система может быть определена как сложное самонастраивающееся знаковое образование, содержащееся в текстах в виде особого рода единиц - правил, управляющих речевым континуумом, единственной функцией которого является организация речевого текста. В отличие от А.А. Залевской я не считаю, что данная система - лишь результат метаязыковой деятельности лингвиста [За-левская 1999, с. 31]. Конечно, постигаем мы эту систему (не спорю, весьма приблизительно) только через лингвистический анализ, однако сам поиск идет не в среде фантомов, а в реально существующем пространстве языка.
Третья и четвертая системы языка имеют прямое отношение к рассматриваемой проблеме, поэтому остановлюсь на них более подробно.
В третьей системе, представленной спонтанными речевыми процессами, наблюдается высокая степень автоматизации, вырабатываемая формирующимися в онтогенезе навыками спонтанного речепроизводства и восприятия. Как в продуцировании речи, так и в ее восприятии, по-видимому, участвуют «маркированные» (то есть, однозначно определяемые) единицы языка, образованные по продуктивным моделям, ибо немаркированные и нестандартные единицы не могут мгновенно включаться в речевой процесс. Параллельно с этой языковой системой в сфере мышления присутствует невербальная система мыслительных единиц, во многом изоморфная первой, поскольку она столь же спонтанна, как и языковая. Спонтанность невербального мышления опирается на мозговые процессы, порождающие наиболее типичные, высокочастотные образные ассоциации, возможно, связанные не только с индивидуальным прижизненном опытом человека, но и уходящие корнями в историческое прошлое человечества. Кажущаяся простота и даже некоторая примитивность рассматриваемых явлений - результат длительной совместной деятельности первобытного мышления и праязыка в ходе формирования человека.
В четвертой системе мышление и речь представляют собой единое целое, ибо мыслительный процесс протекает в вербальной форме. Речемыслительная деятельность человека осуществляется за счет функционирования ее в сознание индивида, под которым понимается система представлений о мире и о себе, находящаяся в ментальной
сфере каждого человека. Именно в этой системе мышление, речь, индивидуальное сознание объединяются в единое целое, которое, естественно, ни к коей мере не повторяет начальный этап генезиса языка, когда их нерасторжимость - результат первичной знаковой мотивированности, базирующейся на том, что неразвитый мозг в состоянии сопоставлять лишь то, что обладает явным подобием. Речемыслительная деятельность современного человека - это сложнейший феномен ментально-физической организации индивида, так как он позволяет человеку не только ориентироваться в окружающей среде, но и изменять ее благодаря способности прогнозировать будущее. При таком понимании речемыслительной активности homo sapiens трудно согласиться с позицией У. Матурана относительно признания ориентирующей функции языка как основной.
А где же тогда прибывало сознание? Сознание - это овеществленный в артефактах разной природы опыт мышления, речи и языка. Таким образом, я выношу сознание за пределы мозга в социум. Некоторое время я прибывала в убеждении, что сие определение - продукт деятельности моего мозга и языка. Но, увы, читая М.М. Бахтина, я и у него встретила сходное представление о сознании: «сознание слагается и осуществляется в знаковом материале, созданном в процессе социального общения организованного коллектива» [Бахтин 1995, с. 17].
Таким образом, термин «сознание» употребляется в значении этнического, а не индивидуально сознания.
Я, безусловно, понимаю, что все вышеизложенное не снимает проблемы, если не этического сознания, коль скоро оно выноситься за пределы человеческого разума, то сознания индивидуального, вторичного по отношению к этническому, подобно тому, как язык каждого конкретного индивида вторичен по отношению к языку коллективному, овеществленному в совокупности устных и письменных текстов. Как проблема остается и статус мышления в его взаимоотношениях с речью, языком и индивидуальным сознанием. Завершая рассуждения на заданную тему, напомню оптимистическое высказывание Пола Фейерабенда, касающееся теоретического знания как такового: «Про-лифирация теорий благотворна для науки, в то время как их единообразие ослабляет ее критическую силу».
Литература
1. Бахтин М.М. Марксизм и философия языка: Основные проблемы социологического метода в науке о языке. - М., 1993.
2. Васильев В.В. Мозг и сознание: выходы из лабиринта // Вопросы философии. - 2006. - №1.
3. Васильева Н.В., Виноградов В.А., Шахнарович А.М. Краткий словарь лингвистичекий терминов. - М., 1995.
4. Залевская А.А. Введение в психолингвистику. - М., 1999.
5. Мамардашвили М.К. Сознание как философская проблема // Вопросы философии. - 1990. - №10.
6. Матурана У.Р., Варела Ф.Х. Древо познания. - М., 2001.
7. Smart J.J. Sensations and Brain Processes // Philosophical Review. 1959. LXVII.
8. Ф. де Соссюр. Труды по языкознанию. - М., 1977.
9. Философский энциклопедический словарь. - М., 1989. - С.382, 596, 783.
10. Философский энциклопедический словарь. - М., 1999. - С. 280, 423, 554, 783.
11. Всемирная Энциклопедия. Философия. - М., 2001. - С. 665, 966, 1286.
12. Юлина Н.С. Тайны сознания: альтернативные стратегии исследования. ч. I .// Вопросы философии .- 2004. - №10.
13. Юлина Н.С. Тайны сознания: альтернативные стратегии исследования. ч. II. // Вопросы философии. - 2004. - № 10.
