CC BY
100
УДК 930 (470) «19»]: 94 (44) «17»
А.Н. ЗАРУБИН
ВЗГЛЯДЫ П.Н. АРДАШЕВА НА ФРАНЦУЗСКИХ ПРОВИНЦИАЛЬНЫХ ИНТЕНДАНТОВ КОНЦА СТАРОГО ПОРЯДКА В СВЕТЕ СОВРЕМЕННЫХ ЗАРУБЕЖНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ*
Ключевые слова: П.Н. Ардашев, провинциальные интенданты, Франция, XVIII век.
Проанализированы взгляды П.Н. Ардашева на проблему провинциальных интендантов во Франции в конце Старого порядка. В частности, рассмотрены взгляды П.Н. Ардашева на сущность института провинциального интендантства, особенности взаимоотношений интендантов с правительством и провинциями. Дана критическая оценка концепции П.Н. Ардашева в свете современной зарубежной историографии и раскрыт вклад учёного в исследование провинциальных интендантов во Франции во второй половине XVIII в.
A.N. ZARUBIN
THE VIEWS OF P.N. ARDASCHEFF ON FRENCH PROVINCIAL INTENDANTS AT THE END OF THE OLD REGIME IN A CONTEXT OF MODERN STUDIES
Key words: P.N. Ardascheff, provincial intendants, France, the XVIII th century.
The author analyzes the views of P.N. Ardascheff on a problem of provincial intendants in France at the end of the Old regime. In particular his views on what provincial intendance is and the relations between intendants, government and the provinces are considered. Critical validation of P.N. Ardascheff concept is given in a context of modern historiography and his contribution to the study of provincial intendants in France in the second half of the XVIII th century is shown.
В современной французской историографии отмечается возрастание внимания к проблеме взаимоотношений центральной и местной властей во Франции при Старом порядке [17, 25]. При этом особый интерес вызывает проблема деятельности провинциальных интендантов в конце Старого порядка [14, 15, 16]. Однако ещё в начале XX в. представителем «русской исторической школы» Павлом Николаевичем Ардашевым (1865-1924 гг.) были достигнуты значительные результаты в изучении данной проблемы. Исследовав фонды Национального и департаментских архивов Франции, он обнаружил наименее изученные историками архивные материалы, в частности административную переписку провинциальных интендантов друг с другом и с правительством. Результатом работы П.Н. Ардашева в архивах Франции стали три тома его исследования «Провинциальная администрация во Франции в последнюю пору Старого порядка» (3-й том - в виде сборника документов), причём 2-й том был переведён на французский язык и издан в Париже [1, 2, 13]. Несмотря на то, что в дореволюционное время трудам П.Н. Ардашева была дана высокая оценка как в России, так и за рубежом, в последующем труды этого ученого по проблемам провинциальной администрации были недостаточно вовлечены в исторический дискурс. В качестве исключений можно указать лишь на обобщающие труды Н.И. Кареева и В.П. Бузескула, касавшиеся исторических взглядов Ардашева, а также на статьи О.А. Леонидовой и Т.Н. Ивановой [6, с. 203-209; 4, с. 6-14; 5, 7]. Поэтому целью данной статьи являются анализ взглядов П.Н. Ардашева на роль провинциальных интендантов в конце Старого порядка и сопоставление этих взглядов как с дискуссиями в современной зарубежной историографии, так и с классической концепцией А. де Токвиля. Характеристика всех взглядов П.Н. Ардашева на интендантов не входит в наши задачи. Мы выделили следующие вопросы для анализа концепции русского историка: 1) каковы происхождение и социальный статус интендантов и можно ли их назвать чиновниками в традиционном смысле этого слова; 2) какова степень самостоятельности интендантов во взаимоотношениях с королевским прави-
* Исследование выполнено при финансовой поддержке РГНФ в рамках научно-исследовательского проекта РГНФ («Учёный историк П.Н. Ардашев в системе научных коммуникаций "русской исторической школы" конца XIX - начала XX в.»), проект № 10-03-00183а.
тельством и местными органами власти (провинциальными штатами, парламентами и т.д.); 3) можно ли говорить о всемогуществе интендантов в провинции в тот период?
Отвечая на первый вопрос о степени бюрократичности интендантов, необходимо отметить, что, по-мнению П.Н. Ардашева, интенданты чиновниками в собственном смысле не были. По определению историка, чиновник - это «человек, который состоит на государственной службе и этой службой живёт, то есть получает в силу её известное общественное положение и вместе с тем средства к существованию...» [2, с. 108]. В этом отношении интенданты были все людьми «материально вполне обеспеченные и занимавшими почетное положение в обществе независимо от своей интендантской должности» [2, с. 112].
Следует заметить, что со времен А. де Токвиля социальное происхождение интендантов оставалось не совсем ясным. Сам Токвиль в своей работе «Старый порядок и революция» во второй главе второй книги утверждал, что интенданты были «обычно из новоиспеченных дворян», а в главе шестой писал, что «чиновники-администраторы» были «почти все буржуа» [9, с. 42, 65]. П.Н. Ардашев пытался уточнить социальное происхождение интендантов конца Старого порядка. Исследовав генеалогические материалы, он пришёл к выводу, что лишь меньшинство интендантов рассматриваемого им периода принадлежало к недавнему дворянству (аноблированному), значительная же их часть принадлежала к тому слою, который носил название «старинное дворянство», насчитывавшего не менее 4 последовательных дворянских поколений [2, с.70]. К сходным выводам пришёл современный английский исследователь Р. Эндрюс в своей работе «Право, магистратура и преступность в Париже Старого порядка (1735-1789)». Он приводит для характеристики двух поколений интендантов табличные данные 17101712 гг. и 1749-1759 гг. о социо-профессиональном происхождении 60 интендантов провинций. Из этих данных следует, что всего у семи интендантов отцы были не дворянами, а «финансистами» (откупщиками, купцами и др.) [11, с. 180]. Французский историк Р. Мунье, в свою очередь, уточнял, что из 68 интендантов при Людовике XVI (1774-1789 гг.) большинство получило дворянство не в силу пожалования, или аноблирующей, т.е. дающей дворянское достоинство, должности, а в силу рождения (20 интендантов происходили из семей, получивших дворянство в промежутке с XIII по первую половину XVII вв., 26 - в течение 2-й половины XVII и 1-й половины XVIII вв.). Причём почти все эти 68 интендантов происходили от тех, кто служил в парламенте, т.е. от магистратов [20, с. 556].
Таким образом, в современной науке подтверждается утверждение П.Н. Ардашева, что почётное общественное и материальное положение интендантов в конце Старого порядка определялось тем, что они были дворянами (в большинстве своём дворянами по рождению) и представителями магистратуры. Ардашев подчёркивал, что интенданты - это «прежде всего магистраты». «Для чиновника-бюрократа интендант был слишком независим. Можно сказать, что он был слишком магистрат, для того чтобы стать вполне чиновником» [2, с. 113].
Историк Р. Греве подчёркивал серьёзные отличия интендантского управления от бюрократического. Во-первых, в интендантских отделениях был незначительный персонал. Р. Греве установил, что в интендантских отделениях провинций редко работало более 10 или 12 служащих. Во-вторых, в целом ряде мест, как например, в Аленконе, Лиможе, Мулине, Пуатье материальное положение интендантских отделений в 1780 гг. «оказалось. безнадежным» [15, с. 12]. Персонал служащих размещался либо в зданиях, размеры которых были совершенно недостаточны для работы, либо в зданиях, требующих срочного ремонта. Р. Греве пришёл к выводу, что по сравнению с настоящими бюрократическими отделениями «интендантства не представляются крупными административными структурами» [15, с. 8].
Дискуссионным является вопрос о том, какой именно государственный орган осуществлял непосредственный контроль за деятельностью интендантов. П.Н. Ардашев считал, что контроль и «ежеминутное вмешательство» королевского совета в дела интендантского управления является чистой фикцией и интендант «является фактически прежде всего органом генерал-контролёра» [1, с. 255256]. Современные же исследователи М. Антуан и Д. Рош утверждают, что интендант был не «королём в провинции», а «королевским советом в провинции» [12, с. 239; 21, с. 223]. Фревилль, проанализировав историю интендантства Бретани в XVIII в., пришёл к выводу, что при Людовике XVI происходит превращение интенданта из служащего административной монархии в политического агента королевского совета, осуществляющего контроль и наблюдение в провинции [12, с. 238]. Тем не менее, утверждение Ардашева о том, что главным контролирующим органом провинциальных интендантов и всей остальной центральной администрации был не королевский совет, а генеральный контролёр, является вполне обоснованным, подтверждением чего служит то, что сами французские современники того периода оценивали центральную администрацию в качестве органа генерального контролёра. Так, знаменитая французская писательница, дочь генерального контролера Жака Неккера госпожа Сталь в своих «Размышлениях о главных событиях французской революции» писала: «Министр финансов до революции был обременен не только государственным казначейством, его задачи не ограничивались установлением уровня налоговых сборов и расходов: вся администрация королевства была под его управлением» [19, с. 75].
А. де Токвиль писал, что во Франции в XVIII в. интенданты делали всё в согласии с правительством, не смея ослушаться его. В подтверждение этой мысли Токвиль ссылался на записи, сделанные в 1733 г. маркизом д’ Аржансоном, бывшим сначала интендантом, а затем министром: «Количество мелочей, сообщаемых министрам, огромно. Всё делается ими и ничто без них.» [9, с. 63]. П.Н. Ардашев же утверждал, что интенданты были намного более независимыми, чем обычно считалось. Историк, в частности, писал: «очень многое делалось интендантами по их собственному почину и помимо министров» [2, с. 645]. Так, например, самостоятельно, без указаний министров интенданты облегчали податное бремя плательщиков тальи. Интенданты заменяли в провинциях крайне обременительную для населения натуральную дорожную повинность денежной податью [2, с. 526-531].
Воздействие аргументов П.Н. Ардашева об определённой независимости интендантов от министров в историографии всё же было ограниченным и последующие историки долгое время придерживались точки зрения Токвиля на интендантов. Но современные историки, особенно с 1970-х годов, стали проявлять особое внимание к вышеприведенному тезису Ардашева о некоторой независимости интендантов. Так, например, Р. Мунье воспринял некоторые утверждения Ардашева, соглашаясь с тем, что долгие сроки пребывания в определённом интендантстве (часто интенданты занимали свои посты дольше, чем министры, которым они служили), местные связи, звание дворянина и магистрата, высокая материальная обеспеченность - всё это давало интендантам некоторую независимость от министров [20, с. 556-557].
А. де Токвиль писал, что перед революцией в провинциях Франции «по-настоящему всем управляет интендант» [9, с. 42]. Для подтверждения своей мысли Токвиль ссылался на слова, сказанные маркизу д’Аржансону Джоном Лоу, назначенным генеральным контролером финансов Франции в 1720 г.: «Никогда бы не поверил в то, что видел сам, будучи контролёром финансов. Знайте же, что французское королевство управляется тридцатью интендантами. У вас нет ни парламента, ни штатов, ни наместников; есть только тридцать стряпчих, разосланных по провинциям, от которых и зависит счастье или несчастье этих провинций...» [9, с. 42-43]. П.Н. Ардашев пересмотрел тезис Токвиля о всемогущест-
ве интендантов в провинции и о слабости местных органов власти (провинциальных штатов, парламентов и др.). Он писал, что в конце Старого порядка «все местные учреждения, все должностные лица по управлению «юстицией, полицией и финансами» были поставлены. под непосредственный надзор и контроль интенданта, и, тем не менее, эти лица и учреждения не были подчиненными интенданта, не были его органами» [1, с. 318]. Более того, историк писал, что «интендантский режим, как бы он ни был проникнут идеей единообразия, должен был волею-неволею приспособляться, в каждом данном случае, к среде, в которую он попадал; среда же эта - мы разумеем совокупность местных учреждений и порядков - была различна в большей или меньшей степени в каждой из административных областей; приспособляясь к среде, интендантство неизбежно должно было изменять до известной степени свою природу и свою физиономию» [1, с. 103]. Ардашев считал, что в таких условиях интендант, не переставая оставаться «человеком короля», постепенно превращается в «человека провинции» [2, с. 303]. На это повлиял тот факт, что большинство интендантов задерживалось в области более 10 лет, а затем их сыновья становились преемниками интендантской должности и продолжателями административных традиций своих отцов. После 10-15 и более лет у интендантов «успевали завязаться прочные связи с местным людьми, как на почве делового сотрудничества, так и на почве личных и семейных отношений» [2, с. 317]. Историк отмечал, что «иногда в лице интенданта «человек провинции» заслоняет собой «человека короля» [2, с. 303]. Для доказательства этого Ардашев ссылался на то, что интенданты добивались уменьшения налогообложения для вверенных им провинций, защищали «права» и «вольности» органов местного самоуправления, штатов и городских муниципалитетов, а иногда отказывались подчиняться правительству и даже выступали против правительственных мероприятий, ущемлявших интересы провинций [2, с. 303-304, 306-315].
В зарубежной историографии сложилось представление о П.Н. Ардашеве как создателе концепции «интенданта-провинциалиста», согласно которой интендант представлялся исключительно как проводник интересов провинции, ставивший интересы провинции выше общегосударственных [17, с. 59]. На наш взгляд, это не совсем точная оценка взглядов русского историка. П.Н. Ардашев писал, что интенданты продолжали оставаться во Франции представителями государственного начала, защищая государственный принцип единства власти и единства права [1, с. 461]. Приводимые историком факты активной заботы интендантов о благополучии провинции нельзя интерпретировать как вывод о том, что интенданты превратились в децентрализаторскую силу, как это делает Ф.-К. Эммануэлли. По мнению Ф.-К. Эммануэлли, интенданты были агентами децентрализаци, создавшими совершенно отличную от позднейших перфектов провинциальную систему управления. Рассматривая положения Марселя в 1745-1790-е годы, данный историк делает следующий вывод: «В начавшейся административной централизации можно усмотреть скорее обобщение принципа арбитража, чем волю к систематическому контролю за жизнью провинций и отдельных местностей» [8, с. 25]. Более того, Ф.-К. Эммануэлли утверждал, что интенданты были всего лишь «элементами общественной жизни в провинции» и «невозможно серьёзно утверждать о централизаторском призвании интендантов» [14, с. 64]. Но необходимо учитывать, что Ф.-К. Эмману-элли описал только отдельный случай интендантов в провинции Экс и нельзя распространять эти выводы на всю Францию. Большинство историков соглашаются с тезисом Ардашева о централизаторской направленности деятельности интендантов в конце Старого порядка. Так, например, историк М. Борде, пересмотрев взгляд на интендантов как на «провинциалистов», подчёркивал их верность в конце Старого порядка «административным традициям и цен-трализаторскому призванию» [24, с. 330-331]. Р. Мунье, в свою очередь, отме-
чал, что «влияние Парижа на интендантов ослабляло влияние [на них - А.З.] провинций» [2Q, с. 558].
Для развенчания мифа Токвиля о всемогуществе интендантов в провинции в конце Старого порядка необходимо подробнее рассмотреть особенности взаимоотношений интендантов с органами местного самоуправления и другими корпорациями в провинции. В этом отношении заслуживает внимания утверждения П.Н. Ардашева, что самоуправление и связанные с ней традиции провинциальной свободы во Франции начинают активно проявлять себя во второй половине XVIII в. Так, например, историк отмечал, что в ряде областей провинциальным штатам удалось добиться расширения своих административных компетенций за счёт компетенций интенданта (так, в Артуа в 176Q^ годы провинциальным штатам удалось добиться расширения своей компетенции в деле замещения городских голов и административной опеки над местными общинами) [2, с. 253]. Указывая на усиление провинциальных штатов во второй половине XVIII в., Ардашев, тем не менее, не считал их существенным препятствием для централизации страны. Главное препятствие для централизации Франции он видел в «консервативной» деятельности местных парламентов.
В последнее время некоторые историки тоже считают, что пробудившаяся активность провинциальных штатов не представляла существенной угрозы для централизации Франции. Английский историк Дж. Сванн писал, что провинциальные штаты и абсолютная монархия «в действительности, часто работали в гармонии, и в течение XVIII в. корона уступила ещё большую власть местным органам, отчасти передавая им расходы на администрацию, но также в ответ расширяла все более увеличивающуюся провинциальную автономию. Было бы заблуждением описывать это развитие событий как децентрализацию в pays d’Etats (областях со штатами), потому что они никогда не были централизованы, подобно pays d’elections (выборным областям).» [23, с. 155]. М.-Л. Ле-гэ в своём исследовании провинциальных штатов Артуа, Камбрэ и Фландрии, указывая на сходство задач, исполняемых штатами и интендантами, доказывала, что в течение XVIII в. провинциальные штаты постепенно превратились в «послушных» административных агентов короля [18, с. 352]. Но сделанные выводы Легэ не должны быть интерпретированы в том плане, что из-за сотрудничества штатов с королем интенданты могли быть спокойны, что штаты выполняют все их распоряжения. Дж. Сванн отмечал, что сотрудничество pays d’Etats (областей со штатами) с королевской администрацией было взаимовыгодным отнюдь не во всех провинциях. В ряде областей (Лангедок, Бретань, Бургундия) интенданты сталкивались с серьёзными проблемами. На примере провинциальных штатов Бургундии Дж. Сванн доказывал, что штаты при Людовике XVI доминировали в местной администрации: постоянные комиссии этих штатов, известные как «палаты выборных» (elus) «отвечали за подавляющее большинство фискальных и административных задач», отодвинув на второй план интендантов и действуя нередко независимо от них [24, с. 47, 4Q7-4Q8]. О некотором ослаблении власти «всемогущих» интендантов в провинции во второй половине XVIII в. писал в своём исследовании истории провинциального интендантства М. Бияр [14, с. 1Q8].
Что же касается парламентов (верховных судебных палат) провинций, П.Н. Ардашев писал, что по отношению к ним ««всемогущий» интендант в провинции был сплошь да рядом так же бессилен, как, наоборот - очень могущественен «бессильный» парламент» [1, с. 467]. Дело в том, что в провинции мощь парламента имела особые, местные источники: на стороне парламента стояло «всё, что жило привилегией», т.е. привилегированные сословия, местная сеньериаль-ная аристократия, судебные, промышленные и прочие корпорации. Историк считал, что интендант «знал свое фактическое бессилие в борьбе с парламентом и
старался не доводить дела до решительного столкновения, в котором он, правда, мог рассчитывать на поддержку сверху, но отсутствие таковой снизу лишало его твердой почвы под ногами». Парламенты же, «сознавая свою мощь, прекрасно знали в то время, сколькими разнообразными средствами располагал и интендант, для того чтобы, в случае нужды, постоять за себя, и тоже старались по возможности не доводить дела до открытого столкновения» [1, с. 468].
Оценивая роль парламентов, Ардашев отмечал, что они «в позднейшую пору старого порядка представляют собою одну из последних твердынь отживающего феодализма, - феодализма политического и феодализма социального» [1, с. 461]. В частности, парламенты не только защищали сословные, корпоративные и другие привилегии, но и «основанную на исторической традиции и феодальных хартиях, национально-политическую особность отдельных провинций». Следует заметить, что у интендантов, хотя и происходивших в большей своей части от магистратов, обнаруживались серьёзные разночтения во взглядах с парламентской магистратурой, которую они стали воспринимать критично, характеризуя её деятельность как крайне консервативную. Так, например, Сенак-де-Мейльян, бывший интендантом в 1767-1775 гг., после революции писал о представителях парламентов: «Консервативные по причине древности законов, они. с опозданием следовали за прогрессом разума, и развивались всегда медленно» [22, с. 82]. Также он замечал, что «разные предрассудки. глубоко пустили корни» в их среде [22, с. 82].
П.Н. Ардашев считал, что интенданты, будучи «прирождёнными противниками привилегий», в противоположность парламентам являются проводниками объединительных тенденций и борются с порождённым привилегиями «беспросветным хаосом в области гражданско-правовых и административных отношений» [1, с. 461]. Таким образом, интенданты, по мнению Ардашева, «в качестве пионеров нового порядка, основанного на государственном принципе единства власти и единства права», являлись историческими представителями начала духа реформ, развития и прогресса, а парламенты, «в качестве блюстителей «исконной конституции королевства» («I’antique constitution du royaume»), основанной на феодальном принципе привилегии и дробления власти», были представителями «отжившего, умирающего» феодального начала в королевстве, то есть начала консерватизма, застоя и реакции [1, с. 461]. Данный глубокий антагонизм, лежавший в основе обоих учреждений, вызывал неоднократные конфликты между ними, но эти конфликты были не столь часты лишь благодаря «постоянным усилиям интендантов избегать, сколько возможно, всякого столкновения с парламентами» [1, с. 467].
П.Н. Ардашев доказывал, что деятельность интендантов в конце Старого порядка свидетельствует о несправедливости возводимых на них обвинений в деспотизме. Он утверждал, что эти обвинения были внесены в наказы депутатам Генеральных штатов 1789 г. под влиянием представителей парламентов, которым были ненавистны интенданты как их конкуренты в областях администрации и «полиции» [1, с. 453]. Ардашев писал, что парламенты не являлись представителями нации, поскольку это потребовало бы реализации в стране принципов выборности, на что парламенты идти не собирались. Некоторые же современные историки, как например Д. Рише в 1970-е годы, видят в парламентах «представительные ассамблеи», способствовавшие трансформации абсолютизма в конституционную монархию [3, с. 40]. По мнению П.Н. Ардашева, парламенты представляли собой не прообраз «представительных ассамблей», а олигархические замкнутые корпорации, защищавшие свои узкосословные интересы: «Под живописным плащом «защитников прав нации», в который драпировались парламенты в своих подкупающих благородством стиля и возвышенностью чувств «представлениях», скрывались в сущности, в лучшем случае - узкий корпоративный дух, в худшем - сословный, с примесью личного, эгоизм. Пламенные протесты против
«произвола абсолютной власти», которые особенно громко раздавались, когда дело касалось «нарушения прав» привилегированных сословий или корпораций, не мешали парламентам самим практиковать довольно беззастенчивый произвол по отношению к людям обездоленным» [1, с. 461].
Выводы П.Н. Ардашева о роли парламентов во Франции в конце Старого порядка подтверждаются некоторыми современными исследователями, писавшими, что своим «яростными противодействием» королевским реформам парламенты мешали дальнейшей централизации и унификации государственного и административного аппарата Франции [3, с. 57].
Примечательно, что Ардашев указывал на то, что интенданты во второй половине 1780-х годов «начинают проявлять склонность идти навстречу» увеличивающимся «проявлениям общественной самодеятельности», активно содействуя созданию аристократических салонов, благотворительных и филантропических организаций, многочисленных литературных обществ, провинциальных академий [1, с. 647]. Возможно, тем самым интенданты стремились ослабить антиабсолютистскую коалицию в обществе.
А. де Токвиль писал, что во Франции централизация была осуществлена ещё при Старом порядке. П.Н. Ардашев же пришёл к иным выводам. Детально рассмотрев взаимоотношения интендантов со всей системой местных органов власти в провинциях Франции в конце Старого порядка, он убедился, что назначение интендантов «служить органом централизации и орудием объединения провинциального управления, подведения его под общие нормы и однообразные формы. осталось лишь идеалом», причём в конце Старого порядка более «близким к своему осуществлению, чем в начале, но, в конечном итоге, все-таки не осуществленным» [1, с. 103]. В действительности Франция на исходе Старого порядка представляла собой не централизованное государство, а сложное образование со множеством административно-территориальных особенностей, к которым центральной власти в лице провинциальных интендантов приходилось приспосабливаться в каждом отдельном случае. Более того, историк отмечал, что не будет большим преувеличением сказать, что, «до 1788 года во Франции было столько же административных режимов, сколько административных округов» [1, с. 103]. Поэтому централизация развивалась очень сложно, сталкиваясь со множеством препятствий, так до конца и не завершившись к концу Старого порядка. Большинство современных зарубежных историков так же считают, что Токвиль завышал степень централизации Франции перед революцией [9, с. 152].
Таким образом, мы видим, что П.Н. Ардашев пересмотрел многие утверждения А. де Токвиля о провинциальных интендантах и некоторые выводы русского учёного в последнее время находят всё больше сторонников в зарубежной историографии. Мы убедились, что в концепции провинциальных интендантов у Ардашева отразилась как централизаторская (защита общегосударственных интересов), так и провинциалистская (защита узкоместных интересов) стороны их деятельности. В целом взгляды историка соответствуют поддерживаемой целым рядом современных ученых точке зрения, согласно которой абсолютная монархия не означала абсолютной власти и никогда не могла базироваться на безграничном бюрократическом вмешательстве в дела провинций. При этом в конце Старого порядка французский государственный аппарат (в том числе система провинциальных интендантов) не являлся выразителем исключительно воли короля, стремясь извлечь выгоды в области управления и правосудия через сотрудничество с обществом. Проанализировав концепцию П.Н. Ардашева, мы приходим к выводу, что взгляды данного учёного, высказанные ещё в начале XX в., представляли значительное достижение в изучении французских провинциальных интендантов и послужили основой для дальнейшей, более глубокой разработки данной проблематики, сохранив свою актуальность и для современных историков.
Литература и источники
1. Ардашев П.Н. Провинциальная администрация во Франции в последнюю пору старого порядка. 1774-1789. Провинциальные интенданты / П.Н. Ардашев. СПб.: Типография «В.С. Балашов и К°», 1900. Т. 1. XVI. 658 с.
2. Ардашев П.Н. Провинциальная администрация во Франции в последнюю пору старого порядка. 1774-1789. Провинциальные интенданты / П.Н. Ардашев. Киев: Типография И.И. Чоколова, 1906. Т. 2. XXII. 733 с.
3. Берго И.Б. Парламентская оппозиция абсолютизму и попытки реформ в 1749-1776 годах / И.Б. Берго // Французская революция XVIII. Экономика, политика, идеология. М.: Наука, 1988. С. 37-58.
4. Бузескул В.П. Всеобщая история и её представители в России в XIX и начале XX века / В.П. Бузескул. Л.: Изд-во АН СССР, 1931. Ч. 2. 223 с.
5. Иванова Т.Н. П.Н. Ардашев как историк Франции XVIII века / Т.Н. Иванова // Актуальные проблемы всеобщей истории: межвуз. сб. Йошкор-Ола: Изд-во МарГУ, 2007. С. 32-39.
6. Кареев Н.И. Изучение французской революции вне Франции / Н.И. Кареев. Л.: Колос, 1925. 306 с.
7. Леонидова О.А. П.Н. Ардашев: материалы к научной биографии / О.А. Леонидова, Т.Н. Иванова // Эпоха Великой французской революции: проблемы истории и историографии. К 200-летнему юбилею революции: межвуз. сб. науч. трудов. Чебоксары: Изд-во Чуваш. ун-а, 1989. С. 76-92.
8. Мишо К. Полицейское управление во Франции при Старом режиме / К. Мишо // Неприкосновенный запас. 2005. № 4 (42). С. 25. C. 19-28.
9. Токвиль А. Старый порядок и революция / А. Токвиль; пер. с фр. Л.Н. Ефимова. СПб.: Алетейя, 2008. 248 с.
10. Фюре Ф. Постижение Французской революции / Ф. Фюре; пер. с фр. Д.В. Соловьева. СПб.: ИНАПРЕСС, 1998. 219 с.
11. Andrews R.M. Law, Magistracy, and Crime in Old Regime Paris (1735-1789). Vol. 1. The System of Criminal Justice / R.M Andrews. N.Y.: Cambridge University Press, 1994. 628 p.
12. Antoine M. Henri Freville. L'intendance de Bretagne (1689-1790). Essai sur I’histoire d'une intendance en pays d’Etats аи Essai sur I’histoire d'une intendance en pays d'Etats аи XVIIte siecle. Rennes, Plihon, 1953. 3 vol. in-8<\ 514, 382 et 418 pages, 21 planches hors texte / M. Antoine // Bibliotheque de l'ecole des chartes. Annee 1955. Vol. 113. Numero 1. P. 239. http://www.persee.fr/web/revues/home/prescript/article/bec_0373-6237_1955_num_113_1_461398_t1_0236_0000_0007_Pres-cripts_Search_isPortletOuvrage=false.
13. Ardascheff P. Les Intendants de province sous Louis XVI. Etude historique principalement d’apres les documents inedits par Paul Ardascheff, proffeseur d’histoire generale a I’Universite Imperiale de Kiev. Tome III. Appendice. Premiere partie. Pieces justificatives / P. Ardascheff. Youriev: K. Mattisen, [1903]. 554 р.
14. Biard M. Les Lilliputiens de la centralisation. Des intendants aux prefets, les hesitations d’un «modele frangais» / M. Biard. Seyssel: Champ-Vallon, 2007. 412 p.
15. Grevet R. D’actifs relais administratifs du pouvoir executif. Les 32 bureaux d'intendance a la fin du XVIIIe siecle /
R. Grevet // Annales historiques de la Revolution frangaise. Annee 2003. Numero 332. P. 7-24.
http://www.persee.fr/web/revues/home/prescript/article/ahrf_0003-4436_2003_num_332_1_2658.
16. Intendants et prefets dans le Nord-Pas-de-Calais (XVIIe-XXe siecle), actes du colloque d'Arras (2000). Textes reunis par Alain Lottin, Annie Crepin et Jean-Marc Guislin. Arras: Artois Presses Universite, 2002, 344 p.
17. L’administration territoiriale de la France (1750-1940). Actes du colloque d'Orleans (30 septembre - 1 et 2 octobre 1993). Textes reunis par Michel Pertue. Orleans: Presses universitaires d'Orleans, 1998. 671 p.
18. Legay М.-L Les Etats provinciaux dans la construction de l'Etat moderne aux XVIIe et XVIIIe siecles / М.-L Legay. Geneva: Droz, 2001. 258 p.
19. Madame de Stael. Considerations sur les principaux evenemens de la Revolution frangoise. Tome 1 / ouvrage post-hume de madame la baronne de Stael; publ. par M. le duc de Broglie et M. le baron de Stael / Madame de Stael. Paris. 1818. 440 p. http://gallica.bnf.fr/ark:/12148/bpt6k41796t.r =Sta%C3%ABl. langEN.
20. Mousnier R.E. The institutions of France under the absolute monarchy. 1598-1789. Volume 2. The Organs of State
and Society / R.E. Mousnier; translated by A. Goldhammer. Chicago: University of Chicago Press, 1984. 716 p.
21. Roche D. France in the Enlightenment / D. Roche; translated by A. Goldhammer. Cambridge, Mass: Harvard University Press, 1998. 723 p.
22. Senac de Меіlhаn. Du gouvernement, des moeurs, et des conditions en France, avant la Revolution, avec le carac-tere des principaux personnages du regne de Louis XVI / Senac de Меіlhаn. Hambourg: B.G. Hoffmann, 1795. 326 p. http://gallica.bnf.fr/ark:/12148/bpt6k83675w.r=S%C3%A9nac+de+Meilhan.langEN.
23. Swann J. Power and provinces: the Etats of Burgundy in the reign of Lous XVI / J. Swann // L'invention de la decentralisation. Noblesse et pouvoirs intermediaires en France et en Europe XVIIe-XIXe siecle / Marie-Laure Legay & Roger Baury (ed.). Lille: Presses universitaires du Septentrion, 2009. P. 155-176.
24. Swann J. Provincial Power and Absolute Monarchy: The Estates General of Burgundy, 1661-1790 / J. Swann. Cambridge: Cambridge University Press, 2003. XV. 460 p.
25. Territoires de l'administration. Departir, decentraliser, deconcentrer. Actes du colloque d’Orleans (20 juin 2008). Orleans: Presses universitaires d'Orleans, 2009. 238 p.
ЗАРУБИН АНДРЕЙ НИКОЛАЕВИЧ - аспирант кафедры истории и культуры зарубежных стран, Чувашский государственный университет, Россия, Чебоксары (a_zarubin85@mail.ru).
ZARUBIN ANDREY NICOLAEVICH - post-graduate student, Chuvach State University, Russia, Cheboksary.
