CC BY
131
УДК 94 (44) «1В»
А.Н. ЗАРУБИН
П.Н. АРДАШЕВ О ПРОБЛЕМЕ ОБЩЕСТВЕННОГО МНЕНИЯ ВО ФРАНЦИИ ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ XVIII ВЕКА
Ключевые слова: П.Н. Ардашев, общественное мнение, Франция, XVIII век.
Дан анализ взглядов П.Н. Ардашева на проблему общественного мнения во Франции во второй половине XVIII в. В частности, проанализированы взгляды историка на происхождение, субъект, основные институты и содержание общественного мнения. Проведена критическая оценка концепции Ардашева в свете современной историографии и выявлен вклад учёного в исследование проблемы общественного мнения во Франции в конце Старого порядка.
A.N. ZARUBIN
Р-N. ARDASHEV ABOUT PROBLEM OF PUBLIC OPINION IN FRANCE IN THE SECOND HALF
OF THE XVIII TH CENTURY
Key words: P.N. Ardashev, public opinion, France, the XVIII th century.
The author of the article has analyzed views of P.N. Ardashev on a problem of public opinion in France in the second half of the XVIII th century. In particular author of the article has analyzed views of the historian on the origin, the subject, the basic institutes and the content of public opinion. The author gave critical estimation of concept of Ardashev in the context of a modern historiography and also the author found out the contribution of the scientist in researching of a problem of public opinion in France in the end of the Old regime.
C середины 1960-х годов в зарубежной историографии отмечается усиленное внимание к изучению истории общественного сознания, взаимовлиянию исторической реальности и общественного мнения. Можно отметить зарубежные историко-культурные исследования, посвящённые проблемам массового сознания отдельных социальных групп в период Старого порядка во Франции [2, 9, 13]. Однако ещё на рубеже XIX - XX вв. учёные так называемой «русской исторической школы» создали ряд интересных исследований по данной проблематике. Особо стоит отметить русского историка П.Н. Ардашева (1865-1924 гг.), чьи работы, непосредственно касавшиеся проблем общественного мнения во Франции в конце Старого порядка, не потеряли своей актуальности. К сожалению, Ардашеву посвящены лишь немногочисленные статьи или упоминания в разделах общих трудов [4, 5, 6]. До сих пор взгляды Ардашева на проблему общественного мнения во Франции во второй половине XVIII в. не были предметом специального изучения, поэтому так важно проанализировать взгляды этого историка и рассмотреть их с позиций современной историографии.
Для исследования общественного мнения во Франции второй половины XVIII в. Ардашев использовал комплекс различных источников, который можно поделить на следующие группы: законодательные источники, документы переписки административных учреждений, внутренние документы учреждений, просительные документы, периодическая печать, публицистические источники, литературная пресса, источники личного происхождения. Наиболее активно учёный использовал публицистические источники (листовки легального и нелегального характера, памфлеты и пасквили, сборники «Дневник революции, произведённой канцлером Мопу», «Секретные мемуары» Башомона), а также источники личного происхождения (дневники, мемуары, эпистолярные источники). Историк считал, что общественное мнение является сложным явлением, состоящим из индивидуальных «мнений» отдельных людей, и вырабатывается «не столько в редакциях газет и журналов и в разных публичных собраниях, сколько в семье и школе, у домашнего очага, в тиши рабочего кабинета, наконец - в притягательной беседе, в повседневном разговоре» [1, с. 163]. Важны замечания Ардашева о том, что общественное мнение выражается не только в печатном и устном слове, но и в своеобразных «жестах, «мимике», «игре физиономий» об-
щества. Поэтому для исследования общественного мнения необходимо привлекать свидетельства «общественной мимики»: свидетельства об аплодисментах или «освистании» зрителями театральных залов той или иной сцены, содержащей намёк на какое-либо современное событие или лицо; свидетельства о восторженном или, наоборот, мрачно-молчаливом приёме, оказанном публикой королю, министру или другому общественному деятелю и т.п. Также важно замечание историка о необходимости изучения по данной проблеме «напечатанной прозы повседневного разговора» [1, с. 167].
Что же французы в конце Старого порядка подразумевали под общественным мнением? Историк считал, что большинство французов понимало под этим понятием «мнение нации» [1, с. 127]. Но здесь нужно сразу уточнить, что под «общественным мнением», или «мнением нации», Ардашев понимал мнение, производителями и носителями которого являлись отнюдь не все представители народа, а «просвещённая публика», «просвещённые люди», каковыми у него являются, прежде всего, образованные лица дворянского сословия, принявшие просветительскую идеологию [1, с. 342]. Историк утверждал, что главным контингентом данной «просвещённой публики» является общественный слой, который он условно назвал «государственным дворянством». К представителям «государственного дворянства» учёный относил высшую знать, дворянскую аристократию, средние слои дворянства, членов парламентско-муниципальной магистратуры, финансовую знать [1, с. 171-172]. Впрочем, значительная часть представителей «государственного дворянства», по Ардашеву, - это, прежде всего, выходцы из третьего сословия, которые добились дворянства благодаря службе в центральной и провинциальной администрации и финансовом ведомстве, имелись в виду в основном представители «дворянства мантии» [1, с. 8]. В том, что историк видел главными носителями и выразителями общественного мнения «государственное дворянство», можно заметить влияние на него идей французского историка И. Тэна, называвшего французской «публикой» аристократию, которая являлась «пропитанной гуманитарными и радикальными стремлениями», навеянными просветительской философией [12, с. 412]. При недооценке роли третьего сословия точка зрения Ардашева неизбежно превращалась в элитарную концепцию общественного мнения, согласно которой лишь интеллектуальной элите принадлежит главная роль в выработке общественного мнения. Данная концепция учёного в целом считается общепринятой в западной историографии Старого порядка. Так, например, Р. Алард писала, что «просвещённые люди», будучи интеллектуальной элитой, являлись теми, кто должны были «обнаружить правду» и передать её всей остальной публике [14]. Всё же некоторые исследователи, как, например, французский историк Г. Си, считают, что главными носителями и выразителями общественного мнения во Франции в конце Старого порядка были представители третьего сословия [17].
Освещая вопрос предназначения общественного мнения, Ардашев ссылался на слова главы финансового ведомства Франции в предреволюционные годы Ж.Неккера, называвшего общественное мнение одним из «существенных препятствий для злоупотреблений властью» [1, с. 127]. Кроме того, учёный указывал на представление парижской палаты пошлин 1775 г., в котором говорилось, что общественное мнение «есть мощная сдержка против тирании чиновников» [1, с. 129].
Историк утверждал, что во Франции сложилось идейное противостояние между общественным мнением и королём. Ещё А. де Токвиль и О. Кошен говорили об этом [15]. Тем не менее некоторые представители современной французской исторической науки, к примеру Д. Рош, ставят под сомнение утверждения, что в дореволюционной Франции интеллектуалы разошлись с властью, а
общественное мнение - с государством. Исследовав социальную историю 6 тыс. провинциальных академиков и 20 с лишним тыс. членов масонских лож, живших и действовавших во Франции в 1660-1789 гг., Д. Рош пришёл к выводу: «Само по себе ни академическое, ни масонское Просвещение не является протестным, в какой-то мере и то, и другое стремится к укреплению прежнего положения дел с помощью новых аргументов» [8, с. 268-269]. В историографии существует и другая точка зрения, сторонники которой считают, что общественное мнение было направлено прежде всего против дворянства. К примеру, Г. Си писал, что фактически все социальные классы, которые сгруппированы под названием третьего сословия, были единодушно против дворянства [17, р. 62]. Буржуазия, например, жаловалась, прежде всего, на привилегии дворян в области уплаты налогов и в юридических делах, призывая к равенству гражданских и уголовных законов для дворян и простых людей.
Ардашев писал о том, что общественное мнение во Франции во второй половине XVIII в. приобрело невиданные до того силу и власть. В тот период оно стало «новой верховной властью», перед которой преклонялись все, не исключая представителей государственной власти [1, с. 202]. По мнению учёного, общественное мнение приобрело большую силу благодаря следующим общим условиям и причинам: 1) прекращению внутренних смут и упрочению в стране внутреннего порядка, установившегося ещё в период правления Людовика XIV (1643-1715); 2) культурному подъёму общества, подготовленному также правлением Людовика XIV; 3) установлению некоторой внутренней общественной солидарности в стране [1, с. 123-124]; 4) активному включению представителей королевского правительства в процесс формирования общественного мнения (например, некоторые влиятельные люди, работавшие в министерских кабинетах и канцеляриях, сами были активными посетителями салонов и даже «держали» свои собственные салоны; 5) сильному расхождению между законодательными нормами и конкретной практикой их реализации во Франции в тот период [1, с. 180]. Здесь можно усмотреть влияние на Ардашева идей и выводов французского историка А. де Токвиля, который писал: «Нет ни одного, в самом деле, эдикта, ни одной королевской декларации, ни грамоты, которые бы в практике были сколько-нибудь действительны» [1, с. 45]. Именно данной сложившейся ситуацией можно объяснить то, что многие королевские декларации XVIII в., запрещавшие сочинять, печатать и распространять в обществе сочинения, направленные против религии, королевской власти и общественного спокойствия, не действовали.
Учёный привёл и другую точку зрения на происхождение и усиление общественного мнения. Она сводилась к утверждению, что общественное мнение являлось искусственным созданием «философов», распространивших свои идеи среди всех слоёв общества. В подтверждение этого утверждения историк приводил свидетельства из книги «История Французской революции» бретонского интенданта Бертрана-де-Молльвилля о том, что во Франции XVIII в. возникла «дерзкая и преступная секта, которая, под именем «философии» создала новую силу и которую назвала общественным мнением» [1, с. 125]. Сам же Ардашев писал: «Влияние «философской» литературы на общественное мнение было фактом настолько бьющим в глаза, что многие из современников склонны были отождествлять последнее с первой или, по крайней мере, смотреть на общественное мнение лишь как на отражение «философии»» [1, с. 201].
Итак, Ардашев во многом связывал развитие общественного мнения с деятельностью философов-просветителей. Однако в современной историографии наблюдается тенденция объяснять появление и развитие общественного мнения не столько как результат деятельности философов, сколько как результат внутренних глубинных коммуникативных связей, которые развивались внутри фран-
цузского общества в течение всего XVIII в. Так, например, американский историк Р. Дарнтон писал: «Господин «1е РиЫю» существовал прежде, чем философы написали трактаты об общественном мнении... В Париже XVIII столетия общественность («публика») оформилась и стала высказывать своё мнение на происходившие события. Это не была абстракция [мысленная конструкция], придуманная философами» [16]. Причём Р. Дарнтон писал, что уже в правление Людовика XIV (1643-1715) в XVIII в. «публика» стала заметной «силой», которая спустя сорок лет после правления данного короля «стала сметать все перед собой, включая философов, несмотря на их попытки воздействовать на неё» [16].
Какие же институты формирования и выражения общественного мнения во Франции Ардашев выделял в своём исследовании? Одним из важнейших таких социальных институтов были французские салоны. Историк утверждал, что «салоны и подобные им кружки являлись одним из главных орудий, при помощи которых общество оказывало своё воздействие на печать» [1, с. 248]. Как отмечал учёный, разговор в салонах стал «настоящим занятием, серьёзным делом» для образованного общества Франции второй половины XVIII в. [1, с. 168]. Разговор в тот период стал «могучим орудием. выработки общественных идей и настроений, - орудием зачастую более могучим, чем печатная книга и газета» [1, с. 167].
Историк специально исследовал особенности салонной жизни в провинциях Франции XVIII в. Ячейками салонной жизни в провинции были салоны жён известных провинциальных интендантов, комендантов или президентов парламентов. В провинциальные салоны собирались не только президенты и советники местного парламента или другого трибунала, члены местного городского управления, представители финансовой знати, офицеры местного гарнизона, учёные, поэты, художники, «местные дворяне-помещики» [1, с. 300]. Историк писал, что характерной чертой провинциальных салонов была их открытость для различных социальных слоёв. Всякий заезжий «человек из общества» был желанным гостем, «своим человеком» в этих провинциальных салонах [1, с. 301].
Если мы сравним некоторые взгляды Ардашева и Тэна на характер салонов, то сможем сделать интересное наблюдение. Тэн писал, что обычаи и правила в салонах были достаточно строгими и не позволяли его посетителям вести себя слишком вольно. В качестве примера Тэн брал аристократический салон супруги маршала де-Люксембург, где одно «неудачное слово, одно небольшое отступление от обычая, одно самомалейшее проявление требовательности или самодовольства может заслужить её неодобрение, на которое нет апелляции и которое навсегда роняет человека в большом свете» [12, с. 198-199]. Тэн распространял порядки данного аристократического салона де-Люксембург на все салоны.
Ардашев же приводил свидетельства источников о том, что, несмотря на этикет, характерной тенденцией развития салонов конца Старого порядка стала их демократизация [1, с. 170]. Нам представляется, что у Ардашева источниковая база была шире, чем у Тэна, так как Ардашев использовал материалы не только парижского Национального архива, но и провинциальных архивов Франции: архива Марны в Шалоне, Дижоне, Сен-Брие, Рення, Мон-де-Марсана, По, Тарба, Тулузы, Фуа, Марселя, Макона, Бурга, а также Монпеллье, входившего в своё время в состав лангедокского интендантства [1, с. X]. Историк ссылался на воспоминания некоего Жюллиана, который отмечал, что этикет салонного кружка лангедокского интендантства «отнюдь не исключал здесь свободы» [1, с. 301].
В тот же период появляется ряд «филантропических» и «патриотических» кружков, «философских синагог», а также писательских кружков, группировавшихся вокруг определённого писателя или просто «просвещённого» любителя литературы [1, с. 169]. Среди важнейших из этих кружков историк выделил кружки Гельвеция, барона Гольбаха, маркиза де Мирабо, а также писательские собрания у академика С^эеШ-СииШег, у писателя и гастронома Grimod de 1а Реутеге [1, с. 169].
Следующим важным социальным институтом, через которое формировалось и выражалось общественное мнение Франции, были масонские ложи. Историк писал, что во второй половине XVIII в. масонские ложи получили быстрое и широкое распространение во Франции: «около 300 городов имели у себя масонские ложи, крупные города имели их по нескольку». Учёный отмечал, что масонские ложи имели аристократическо-буржуазный характер, включая в свой состав дворян, магистратов, буржуазию, даже представителей духовенства. Председателями лож являлись обычно принцы королевского дома [1, с. 301].
Важную роль в формировании общественного мнения во Франции сыграли различные научные и художественно-литературные общества. В своём труде учёный перечислил в хронологическом порядке до 26 таких обществ, возникших в период от 1750 до 1789 г. Кроме того во Франции возникло в этот период до 30 сельскохозяйственных обществ [1, с. 295-299].
Особым социальным институтом были парижские кофейни, ставшие «настоящими клубами», имевшими постоянных своих членов, собиравшихся «не столько для питья, сколько для разговора» [1, с. 171].
Историк отмечал особое влияние театра на развитие общественного мнения. Если в середине XVIII в. «театральная зала. становится непременной принадлежностью каждого сколько-нибудь значительного барского дома, каждого нового интендантского «отеля»», то в правление Людовика XVI «увлечение театром становится настоящей манией светского общества» [1, с. 200]. Учёный утверждал, что театр, как и периодическая печать, представлял собой «как бы продолжение на сцене того «разговора», который шёл в салонах, литературных кружках, клубах, кафе и т.д.» [1, с. 249].
Как отмечал Ардашев, не только злободневная периодическая пресса, но и литературная пресса достигла во второй половине XVIII в. «небывалого развития» [1, с. 187]. Общая тенденция к демократизации, коснувшись литературной прессы, выразилась в появлении многочисленной литературы, которая приспосабливала к уровню масс идеи философии, «приурочивая их к животрепещущим вопросам текущей современности» [1, с. 187].
Учёный писал, что влияние прессы в тот период настолько усилилось, что ею были подсказаны «многие из правительственных актов первостепенной важности» [1, с. 206]. Так, например, законодательная отмена натуральной дорожной повинности в 1776 г., реформа провинциальной администрации в 1787 г., эдикт о протестантах 1787 г. были ответом на продолжительное и оживлённое обсуждение в прессе вышеперечисленных сторон жизни общества. Более того, пресса, по Ардашеву, «до известной степени оказывала влияние на судьбы министров» - на их отставку или, наоборот, на назначение. К примеру, отставки Тюрго в 1776 г. и Неккера в 1781 г. были вызваны активным осуждением их деятельности в прессе. В 1788 г. Неккер был возвращён к власти волею общественного мнения, наперекор королю [1, с. 142-143]. Учёный пришёл к выводу, что общественное мнение становится «силой, влияние которой испытывают на себе, и с которой находят нужным считаться» правительство, парламенты, городские муниципалитеты, провинциальные штаты, и «другие корпорации, равно как и частные лица» [1, с. 247]. Ардашев показал, что под влиянием общественного мнения деятельность официальных учреждений изменялась в сторону большего смягчения политического режима. Скорее всего, в данном случае историк в своём анализе общественного мнения в известной степени придерживался схемы, составленной ещё Г. Тардом в работе «Мнение и толпа»: «эволюция власти объясняется эволюцией мнения, которое само объясняется эволюцией разговора» [10, с. 348].
Интересно рассмотреть взгляды учёного на идейные установки «просвещённой публики», которая, по выражению самого Ардашева, «главным образом
делала общественное мнение» [1, с. 208]. Перечисление идей «просвещённых людей» мы считаем важным постольку, поскольку следование концепции историка позволяет утверждать, что идеи, которых придерживались просвещённые люди, они же и стремились внедрять в общественное мнение. Среди идей, выделяемых учёным у просвещённых людей, можно отметить идеи о том, что просвещение - «панацея от всяких общественных зол»; разум является «единственным авторитетом»; прогресс разума приведёт к возрождению Франции; идея необходимости «переделать общественный строй и утвердить основы нового строя на естественном порядке, согласно требованиям разума»; идея гуманности (любви к человечеству); идея о том, что «свобода есть неотъемлемая принадлежность человека» и «человек свободен по природе»; идея о том, что господство религии стесняет свободу; идея об естественном равенстве всех людей; идея достижимости «общего блага»; идея необходимости освобождения от любых форм деспотизма; идея о том, что нация выше короля [1, с. 344-347, 349, 353, 356, 361, 362, 373]. Следует признать, что в первоначальной основе многие из этих идей были результатом деятельности философов.
Весьма проблематично выявить, как Ардашев решал вопрос о влиянии общественного мнения на приближение революции. Дело в том, что прямой постановки такого вопроса и, соответственно, прямого ответа на данный вопрос мы у данного историка не замечаем. Конечно, для нас вполне естественно утверждать, исходя из фактов, приведённых самим Ардашевым, что общественное мнение приближало революцию. Однако историк подходил к данной проблеме более глубже и взвешенно: он считал нужным сначала определить, что означала революция для «просвещённой публики». Ардашев отмечал, что для представителей французской «просвещённой публики» революция не означала насильственное свержение существующей власти. «Просвещённые» люди верили, что прогресс разума должен привести к естественной, а не насильственной революции, под которой понималась сумма желанных реформ в стране. Сам историк писал: «В представлении людей эпохи. совокупность желанных «реформ» облекается в светозарный образ счастливой, вожделенной революции, которая «возродит» и облагодетельствует Францию» [1, с. 342].
Попытаемся обобщить взгляды Ардашева. Историк придерживался элитарной концепции общественного мнения. Он прямо указывал, что «просвещённой публике», представленной в основном «государственным дворянством», «принадлежала главная, чтобы не сказать исключительная роль в выработке того общего мнения, которое современниками считалось и выдавалось за "мнение нации"» [1, с. 131]. Многие исследователи в этой концепции могут заметить даже некоторую реакционность взглядов историка. Но ведь сами просветители высказывались в пользу господства в обществе интеллектуальной элиты. Так, например, Д’Аламбер был согласен с Вольтером, полагавшим, что «Просвещение должно начаться с вельмож: лишь захватив командные высоты общества, оно может заняться массами - но следя за тем, чтобы они не научились читать» [3, с. 13]. Учитывая высказывания данных «патриархов» Просвещения, элитарная концепция общественного мнения Ардашева всё же заслуживает внимания и серьёзного отношения. Тем не менее нам представляется, что «просвещённая публика» в лице государственного дворянства не была исключительным лидером в деле формирования общественного мнения, поскольку многие её представители воспринимали просветительские идеи несерьёзно и крайне поверхностно, лишь отдавая дань существовавшей в светском обществе моде обсуждать просветительские «философские» идеи. Если же этой социальной группе и удавалось устанавливать некоторое общественное влияние, то из-за отсутствия чёткой определённости своих идейных позиций, а также из-за непоследовательности в деле их отстаивания она потеряла контроль
над теми процессами, толчок которым они задавали первоначально. В отличие от дворянства представители «третьего сословия» воспринимали идеи философов всерьёз, и не только воспринимали, но и через различные социальные институты развивали эти идеи, считая себя «полной нацией» и заявляя об этом. Нам представляется, что Ардашев всё-таки умалял значение третьего сословия в формировании общественного мнения.
Оценивая значение исследований П.Н. Ардашева, хотелось бы отметить, что привлечением богатого архивного материала Франции, более детальным и глубоким исследованием тех аспектов проблемы общественного мнения, которые были затронуты в общей форме у А. де Токвиля, И. Тэна, Г. Тарда (например, освещением причин и условий усиления общественного мнения, его содержания и институтов его функционирования, рассмотрением отношений между общественным мнением и администрацией),он внёс весомый вклад в исследование проблемы общественного мнения Франции в конце Старого порядка.
Литература
1. Ардашев П.Н. Провинциальная администрация во Франции в последнюю пору старого порядка. 1774-1789. Провинциальные интенданты / П.Н. Ардашев. Киев: Типография И.И. Чоколова, 1906. Т. 2. XXII, 733 с.
2. Дарнтон Р. Великое кошачье побоище и другие эпизоды из истории французской культуры / Р. Дарнтон; пер с англ. Т. Доброницкой, С. Кулланды. М.: Новое литературное обозрение, 2002. 384 с.
3. Дарнтон Р. Высокое Просвещение и литературные низы в предреволюционной Франции / Р. Дарнтон // Новое литературное обозрение. 1999. № 37. С. 7- 29.
4. Дубьева Л.В. Историческая наука в Тартуском университете в конце XIX - начале XX веков / Л.В. Дубьева. Тарту: Tartu Ulikooli Kirjastus, 2006. 349 с. http://www.utlib.ee/ ekollekt/diss/ dok/2006/b18350859/dubjeval.pdf.
5. Кареев Н.И. Изучение французской революции вне Франции / Н.И. Кареев. Л.: Колос, 1925. С. 203-209.
6. Леонидова О.А. П.Н. Ардашев: материалы к научной биографии / О.А. Леонидова, Т.Н. Иванова // Эпоха Великой французской революции: проблемы истории и историографии. К 200-летнему юбилею революции: межвуз. сб. науч. трудов. Чебоксары: Изд-во Чуваш. ун-та, 1989. С. 76-92.
7. Очерки истории исторической науки в СССР / под ред. М.В. Нечкиной. М.: Изд-во АН СССР,1963. Т.3. С. 486-487.
8. Рош Д. От социальной истории к истории культур: эпоха Просвещения / Д. Рош // История продолжается. Изучение восемнадцатого века на пороге двадцать первого / сост. и отв. ред. С.Я. Карп. М.; СПб.: Университетская книга; Ферней-Вольтер: Международный Центр по изучению XVIII века, 2001. С. 253-285.
9. Рош Д. Учёный и его библиотека в XVIII в. (Книги непременного секретаря Академии наук, члена Академии города Безье Жана Жака Дорту де Морана) / Д. Рош http://enlightment2005.na-rod.ru//papers/roch_bibl1.pdf.
10. Тард Г. Мнение и толпа / Г. Тард // Психология толп. М.: Институт психологии РАН, КСП +, 1999. С. 327-408.
11. Токвиль. Старый порядок и революция / Токвиль. СПб.: Типография Штаба отдельного корпуса внутренней службы, 1860. 144 с.
12. Тэн И. Происхождение общественного строя современной Франции. Старый порядок / И. Тэн; пер. с 3-го фр. изд. Г. Лопатина. СПб.: М.В. Пирожков, 1907. Т. 1. XV, 576 с.
13. Шартье Р. Культурные истоки Французской революции / Р. Шартье; пер. с фр. О.Э. Гринберг. М.: Искусство, 2001. 256 с.
14. Allard R. La Querelle du luxe au XVIIIe siecle / R. Allard. http://agora.qc.ca/thematiqu-es/rousseau.nsf/SectionsDeTheses/La_Querelle_du_luxe_au_XVIIIe_siecle_Lopinion_publique.
15. Cochin A. La Revolution et la libre-pensee / A. Cochin. http://pagesperso-orange.fr/cont-ra_impetum/libre_pensee.pdf.
16. Darnton R. Public Opinion and Communication Networks in Eighteenth-Сentury Paris / R. Darnton. http://www.historycooperative.org/ahr/darnton_files/darnton/pocn/15.html.
17. See H. Economic and Social Conditions in France during the Eighteenth Century / H. See; Kitchener, 2004. 112 p. http://socserv.mcmaster.ca/~econ/ugcm/3ll3/see/18thCentury.pdf.
ЗАРУБИН АНДРЕЙ НИКОЛАЕВИЧ - аспирант кафедры истории и культуры зарубежных стран, Чувашский государственный университет, Россия, Чебоксары (a_zarubin85@mail.ru).
ZARUBIN ANDReY NIKOLAEVICH - post-graduate student, Chuvash State University, Russia, Cheboksary.
