CC BY
47
Вестник Челябинского государственного университета. 2013. № 30 (321).
История. Вып. 57. С. 94-99.
ИСТОРИОГРАФИЯ
Н. Н. Агеева
ВЗГЛЯДЫ С. Ф. ФОРТУНАТОВА НА ФРАНЦУЗСКУЮ РЕВОЛЮЦИЮ КОНЦА XVШ ВЕКА КАК МАРКЕР ЕГО МЕСТА В СИСТЕМЕ НАУЧНЫХ СООБЩЕСТВ КОНЦА XIX - НАЧАЛА ХХ ВЕКА
Статья посвящена анализу взглядов русского историка С. Ф. Фортунатова на французскую революцию концаXVIII в. и определению его места в системе научных сообществ конца XIX - начала ХХ в.
Ключевые слова: С. Ф. Фортунатов, французская революция, историография, научные сообщества, русская историческая школа.
Степан Федорович Фортунатов (1850— 1918) являлся заметным представителем московского научного сообщества конца XIX -начала ХХ в.1 Однако современники, отмечая его преподавательский талант, высказывали сомнения в том, что он состоялся как ученый2. Ему не удалось защитить магистерскую диссертацию о Г. Вене в Московском университете и позднее написанную магистерскую диссертацию об истории политических учений в США в Киевском университете3. В истории отечественной науки С. Ф. Фортунатов остался как автор первого в России лекционного курса по истории США. Его лекции в Московском университете и на Московских Высших женских курсах высоко оценивались слушателями. Его статьи и рецензии на новейшие исторические исследования в «Юридическом вестнике» и «Русских ведомостях» имели резонанс в научной среде.
Вместе с тем в историографии остается неопределенным место С. Ф. Фортунатова в сети научных сообществ, сложившихся в российской науке на рубеже XIX - начала ХХ в. Так, Т. Н. Иванова считает, что Фортунатова можно отнести к т. н. «периферии» научной школы В. И. Герье4. Фортунатов был первым магистрантом Герье, но о единстве их взглядов говорить достаточно сложно, учитывая различие проблематики их трудов. В то же время Фортунатов тесно общался с представителями т. н. «ecolemsse» (русской исторической школы) Н. И. Кареевым, П. Г. Виноградовым, М. М. Ковалевским, И. В. Лучицким и др. «Исходным» лидером «русской исторической школы» Г. П. Мягков считает В. И. Герье5. Т. е. «русская историческая школа» существовала как «незримый
колледж», объединяя в сети научных коммуникаций ряд дочерних школ. Учитывая, что одна из ведущих проблем в исследованиях всех вышеперечисленных ученых была история французской революции конца XVШ в., представляется важным изучение взглядов Фортунатова на французскую историю
XVIII в. Это позволит выявить у него наличие (или отсутствие) общих подходов к проблемам, поднимавшимся представителями «русской исторической школы».
Сохранилась литография лекционного курса Фортунатова по истории французской революции, прочитанного в 1911 г. на Высших женских курсах, кроме того, общие оценки революции содержатся и в других работах ученого.
С. Ф. Фортунатов специально не занимался историей французской революции (за исключением анализа «Декларации прав человека и гражданина» (с. 122)6. В своем изложении истории революции он выступает как хорошо ориентирующийся в современной ему историографии референт. Он критически осмысливает различные исторические концепции, преподнося своим ученикам проблемную, а не фактологическую историю революции. Поэтому, не пересказывая весь лекционный курс, сосредоточимся на тех его положениях, которые позволяют проследить отношение ученого к дискуссионным проблемам, выявившимся в трудах представителей русской исторической школы.
Это вопросы о степени централизации и организации провинциального управления предреволюционной Франции, о влиянии трудов французских просветителей на подготовку революции, о крестьянской собствен-
ности во Франции XVIII в., о достоверности отражения крестьянских требований в наказах 1789 г.
В лекционном курсе присутствует анализ историографии французской революции, помещенный несколько нелогично не в начало, а в середину изложения. Этот анализ характеризуется фразами, обращенными к студентам: «это я рекомендую прочитать» или «не рекомендую», что сразу придает изложению определенный элемент субъективности.
Наиболее важным Фортунатов считает труд А. Токвиля «Старый порядок и революция», который, по его словам, имел «великое значение» (с. 3), именно на этот труд он ссылается в своем лекционном курсе чаще всего. «Замечательным» исследованием считает Фортунатов сочинение Ф. Минье (с. 94). Он советует слушателям прочитать книгу Луи Блана, «которая находится в тесной связи с его социалистическим мировоззрением» (с. 95). Фортунатов подробно излагает оригинальную периодизацию Луи Блана, согласно которой до эпохи Реформации в Европе господствовал «период авторитета», а в XVIII в. восторжествовал «принцип индивидуализма». Этот принцип, по мнению С. Ф. Фортунатова, отразился в работах французских просветителей (за исключением трудов Руссо) и в деятельности жирондистов. Третьим принципом, по Луи Блану, является «принцип братства». Его отражение Фортунатов видит в произведениях Руссо и в деятельности монтаньяров. Ученый указывает: «...с Луи Блана ведет свое начало тот взгляд, который рисует якобинцев, в особенности Робеспьера и Сент-Жюста, как предвестников социализма 19 столетия. Насколько этот взгляд верен, увидим впоследствии» (с. 97). В то же время Фортунатов осуждает Луи Блана за то, что он «пытается оправдать террор» (с. 99).
Фортунатов высоко оценивает труд Ж. Мишле «История французской революции» за красочность изложения и за то, что «у него нет стремления превратить какую-либо партию французской революции в поборницу какой-либо великой цели, и поэтому, несмотря на его видимую субъективность, он часто объективен» (с. 97).
Придавая особое значение международным отношениям в эпоху революции, Фортунатов рекомендует студентам книгу А. Сореля «Европа и французская револю-
ция», считая, что «Сорель в некотором отношении сделал то же для международной истории, что Токвиль сделал для внутренней истории Франции», а именно показал, «насколько международная политика Франции и других государств конца 18 в. является продолжением традиций дореволюционного периода» (с. 99-ЮО).Он полагал, что «по глубине, по уму, по умению охватить все стороны, книга Сореля может быть названа классической» (с. 100).
«Классическим» называет Фортунатов и труд А. Олара «Политическая история французской революции», отмечая что «нет человека, который бы так знал политическую историю французской революции, как знает ее Олар» (с. 100).
Положительно оценивает Фортунатов работу Ж. Жореса «Социалистическая история французской революции», особо подчеркивая, что автор, придерживаясь точки зрения экономического материализма, в то же время «предостерегает от крайностей марксизма», придавая большое значение «психологии масс и психологии отдельных лиц» (с. 101).
К числу «нерекомендованных» для чтения студентами Фортунатов относит по разным причинам исследования А. Тьера,
А. Ламартина и Ф. Кенэ. Критически оценивает Фортунатов и произведение И. Тэна, полагая, что его цель - «всячески уронить значение французской революции». Он считал, что приводимые Тэном многочисленные примеры - не доказательства, а «скорее лишь иллюстрация» его концепции (с. 99).
Уже из этих оценочных суждений Фортунатова видно расхождение его взглядов с оценками В. И. Герье, который был университетским учителем Степана Федоровича. Герье осуждал А. Тьера, Ф. Минье и Ж. Мишле за «героизацию» якобинского тер-рора7, а И. Тэна считал самым выдающимся и самобытным из мыслителей Франции второй половины XIX в.8 Пожалуй, совпадают только высокие оценки учителем и учеником труда А. Токвиля.
Однако более, чем это расхождение во взглядах, поражает в историографическом обзоре С. Ф. Фортунатова игнорирование им трудов Н. И. Кареева, М. М. Ковалевского, П. Н. Ардашева по истории Франции.
Оценивая состояние историографии французской революции, Фортунатов считает, что «политическая история французской револю-
ции может считаться в значительной степени разработанной, освещена и международная история революционного времени <...> Но гораздо хуже разработана экономическая и социальная история французской революции» (с. 102). В 1911 г., когда был прочитан этот курс, труды Н. И. Кареева «Крестьяне и крестьянский вопрос во Франции XVIII века», М. М. Ковалевского «Происхождение современной демократии», П. Н. Ардашева «Провинциальная администрация во Франции в последнюю пору Старого порядка (1774-1789)» и др. были широко известны не только в России, но и за рубежом. При этом сам Фортунатов публиковал рецензии на работы этих ученых9. Тем не менее, в качестве немногих работ по экономической истории Фортунатов отмечает только «замечательные работы проф. Лучицкого» (с. 102). В самом ходе изложения социально-экономического развития Франции Фортунатов постоянно цитирует И. В. Лучицкого и оперирует его данными. При этом он рассказывает о наличии других точек зрения по тому или иному вопросу, не упоминая фамилий оппонентов.
В лекционном курсе Фортунатов уделяет большое внимание характеристике источников по истории революции. Это, во-первых, произведения французских просветителей. Ученый считал, что в своих произведениях «образованный класс» требовал «habeascorpus», т. е. «гарантий от произвольных арестов, свободы печати, <.> настаивал на религиозной свободе, затем требовал политической свободы» (с. 31). Произведение Ш. Монтескье «О духе законов» Фортунатов считал «политическим евангелием для потомства» (с. 43). При этом, как знаток американской истории, он особо выделял в учение Монтескье мысль о том, что средством примирения «удобства маленького государства» с «важностью большого» является «создание федеративного государства, которое может совместить в себе благодеяние свободы с безопасностью границ» (с. 43).
Внимательному анализу подвергает Фортунатов и произведение Ж.-Ж. Руссо «Общественный договор», критикуя автора за неточности в фактах античной истории и, главное, за противоречивость авторской концепции. Для Фортунатова права личности приоритетны по отношению к правам государства. Однако Руссо, с одной стороны, считает, что общественный договор должен
охранять свободу отдельных лиц, а, с другой стороны, следствием договора является отказ личности от всех прав, которые переходят к государству (с. 46).
Фортунатов полагал, что в теории о народном верховенстве и общественном договоре предшественниками Руссо были Дж. Мильтон и Дж. Локк. Ученый отмечает, что взгляды якобинцев и, в частности, Робеспьера сформировались под влиянием Руссо (с. 57).
Если в своих оценках Монтескье, Вольтера и Руссо Фортунатов достаточно самостоятелен, то в анализе произведений аббата Мабли он ссылается на труды В. И. Герье10.
Однако в оценке другого источника -наказов 1789 г. депутатам в Генеральные Штаты (cahiers) - Фортунатов расходится со своим университетским учителем. Герье, внимательно изучив солидный массив т. н. первичных наказов, пришел к выводу, что при их обобщении в наказы бальяжей содержание не только усреднялось, но и прямо искажалось. По его мнению, в наказах трудно увидеть волю простых жителей, т. к. при редактировании «класс» литераторов, адвокатов и мелких чиновников навязывал народу «идеи меньшинства»11.
Фортунатов был более оптимистичен в том, что наказы отражали реальные требования крестьянства. «Подозрительность» некоторых историков, считавших, что наказы подвергли существенному редактированию, Фортунатов считает ошибочной: «Если очень часто составители вносили свою фразеологию в cahiers, то по существу они выражали взгляды самих крестьян. Образованные лица придавали литературную обработку cahiers и порой делали некоторые обобщения, которые не выражали полностью желания крестьян, но по существу все-таки исходили из основных желаний избирателей» (с. 104). Это бездоказательное утверждение Фортунатова базируется на анализе нескольких отрывков из наказов, опубликованных в книге Токвиля, тогда как выводы Герье опираются на проведенный им статистический анализ наказов из 6-томного издания «Archives Parlamentairesde. 1787-1860». Интересно, что мнение Фортунатова о ценности крестьянских наказов как исторического источника расходится и с мнением И. В. Лучицкого.
Более взвешенным и оригинальным является анализ Фортунатовым законодательных
документов революции. В их ряду ученый особо выделяет «Декларацию прав человека и гражданина». Он сравнивает текст французской Декларации с американской Декларацией независимости, демонстрируя влияние идей последней на французских революционеров. При этом Фортунатов не согласен с широко распространенным мнением о решающем влиянии идей Руссо на составителей «Декларации прав человека и гражданина». Он отмечает, что в основе «Общественного договора» лежит принцип господства государства над человеком, приоритет «общей воли» над волей отдельной личности. Общий характер Декларации, по его мнению, «совершенно не тот»: «. декларация проникнута индивидуалистическим характером, она охраняет права человека от общественной власти, наоборот в общественном] договоре все принесено в жертву государству» (с. 124-125).
Сопоставляя особенности французских революций 1789 г., 1830 г. и 1848 г., Фортунатов неизменно подчеркивал социальный (антифеодальный) характер первой, в отличие от последующих, которые он считал в большей степени политическими12. Причины революции Фортунатов видит в несовершенстве центрального и областного управления Франции в XVIII в. Он подробно, по Токвилю, освещает «крайнюю централизацию во Франции еще при Старом порядке» (с. 3), рост «бесконтрольности чиновников» и упадок местного самоуправления (с. 9). Данные выводы Токвиля были подвергнуты сомнению в фундаментальном труде ученика В. И. Герье П. Н. Ардашева «Провинциальная администрация во Франции в последнюю пору Старого порядка (1774-1789)». Основанный на архивных изысканиях труд русского историка получил высокую оценку у французских историков, став толчком для дальнейшей разработки истории провинциальной администрации во Франции периода Старого порядка13. Полное игнорирование выводов Ардашева удивляет потому, что Фортунатов был хорошо знаком с его исследованиями и писал положительные рецензии на его труды.
Своеобразную позицию занял Фортунатов и в споре русских историков о крестьянской собственности во Франции в XVIII в.
А. Токвиль полагал, что революция не создала крестьянскую собственность, существовавшую в виде цензивы и до революции, а
лишь юридически закрепила ее. С этим тезисом французского ученого не соглашался Н. И. Кареев: «Несмотря на то, что юристы в цензиве видят настоящую собственность, цензива не составляла полной собственности, и права сеньора на цензиву не ограничивались одним получением ценза»14. Цензитарии не могут считаться собственниками, т. к. они были ограничены в своем праве собственности необходимостью выплаты ренты, что являлось «остатком серважа». Таким образом, по мнению Кареева, сохранявшаяся феодальная зависимость крестьянства делала революцию неизбежной.
Выводы Кареева поддержал М. М. Ковалевский, выступив против точки зрения Токвиля: «.автор “Старого порядка и революции” отождествил с собственностью оброчное владение, т. е. такое, при котором крестьяне из поколения в поколение “свободно владеют своею землею, производя только ежегодный вычет из своего дохода в пользу сеньора”»15. Т. е. Ковалевский считал французских крестьян скорее арендаторами, чем собственниками. И. В. Лучицкий в своих многочисленных исследованиях по этому вопросу стоял ближе к позиции Токвиля. На основе архивных изысканий он пришел к выводу, что цензитарии были собственниками, и доказывал, что крестьянское землевладение накануне революции укреплялось16. Дискуссия между русскими историками продолжалась не одно десятилетие. Г. П. Мягков считает, что «в полемике ученые опирались на различный источниковый корпус, различными были методологические подходы при общности целевых установок»17.
В этом споре Фортунатов встал на сторону Токвиля и Лучицкого, считая, что цензи-ва «почти приближалась к полной собственности» (с. 17). Не упоминая имен Кареева и Ковалевского, Фортунатов соглашается, что «до сих пор этот вопрос остается спорным. Я полагаю, что спор ведется главным образом из-за слов» (с. 17).
Большое внимание в своем лекционном курсе Фортунатов уделял международному значению французской революции, следуя исследованию Сореля. Самостоятельные выводы делал Фортунатов из сравнительного анализа истории войны за независимость в Северной Америке и французской революции.
Таким образом, взгляды С. Ф. Фортунатова на французскую революцию конца XVIII в.
складывались под влиянием критического осмысления достижений современной ему историографии. В этом курсе можно выделить черты, присущие и лекционным курсам
В. И. Герье: интерес к истории идей, строгий критический анализ источников, историографический подход к проблемным темам. Однако в центре внимания Фортунатова -борьба за права человека, освещение революции с позиций либерализма в духе Бентама.
В. И. Герье также ратовал за народное представительство, за гражданские свободы, но его либерализм был гораздо более умеренным18. Лекционный курс Фортунатова - это добротное, проблемное изложение французской истории XVIII в., которое позволяло его слушателям не только познакомиться с фактологической стороной вопроса, но и увидеть проблемы его изучения, что побуждало учащихся к самостоятельной работе.
В то же время анализ лекционного курса Фортунатова позволяет сделать вывод о своеобразном положении ученого в научном сообществе. По факту учебы и магистерства, по личным контактам, Фортунатов должен был тяготеть к научной школе Герье и образовавшемуся позже широкому научному сообществу «русской исторической школы». Однако будучи осведомленным о работах Н. И. Кареева, М. М. Ковалевского, П. Н. Ардашева, Фортунатов как бы сознательно замалчивает их вклад в изучение французской революции, читая ее историю «по Токвилю» и «по Лучицкому». Странным представляется и не совсем аргументированное отрицание доказанных с применением статистических методов выводов В. И. Герье о достоверности наказов. Учитывая то, что сам Фортунатов не занимался научным изучением французской революции, эта однобокость представляется не столько его научной позицией, сколько его субъективным подходом, заключавшимся в замалчивании имен некоторых русских ученых.
Все это позволяет предположить существование каких-то личностных конфликтов, приведших к тому, что Фортунатов в начале ХХ в. отдалился от своих учителей, соучеников и коллег по Московскому университету и занял обособленное место в научном сообществе.
Примечания
1 См. подробнее: Иванова, Т. Н. С. Ф. Фортунатов и московское научное сообщество
/ Т. Н. Иванова, Г. П. Мягков // Историки между очевидным и воображаемым : проблемы визуализации в исторической мысли : материалы XVII чтений памяти чл.-корр. АН СССР С. И. Архангельского (7-8 апр. 2011 г.) / отв. ред. А. В. Хазин. Н. Новгород : НГПУ, 2011. С. 24-27.
2 Кареев, Н. И. Прожитое и пережитое. Л. : Изд-во Ленингр. ун-та, 1990. С. 129.
3 Фортунатов, С. Ф. : 1) Представитель инде-пендентов Генри Вен. М. : Тип. Т. Рис, 1875. 180 с.; 2) История политических учений в Соединенных Штатах. Ч. 1. Федералист и трактаты Кальгуна. М. : Типо-литогр. Н. В. Лю-бенкова, 1879. 151 с.
4 Иванова, Т. Н. В. И. Герье и формирование науки всеобщей истории в России (30-е гг.
XIX - начало XX века) : автореф. дис. ... д-ра ист. наук. Казань, 2011. С. 40.
5 Мягков, Г. П. Научное сообщество в исторической науке : опыт «русской исторической школы». Казань : Изд-во Казан. ун-та, 2000. С. 294.
6 Здесь и далее в скобках указываются страницы лекционного курса С. Ф. Фортунатова. История французской революции. Записки слушательниц по лекциям С. Ф. Фортунатова, чит. на В. Ж. К. в 1910-11 гг. Ч. 1-2. М. : Типо-литогр. М. Х. Кавыкина, [1911].
7 Герье, В. И. История Франции XVIII века : последнее десятилетие. М., 1988. С. 41.
8 Герье, В. И. Современная историография Франции // Ист. вестн. 1880. Т. 2. Июнь.
С. 530.
9 Фортунатов, С. Ф. Рец. на кн.: П. Н. Ардашев. Абсолютная монархия на Западе // Рус. ведомости. 1902. 4 февр. № 35; рец. на кн.: Э. Лависс, А. Рамбо. История французской революции. 1789-1799. М., 1901 // Рус. ведомости. 1902. 1 янв. № 1 и др.
10 См.: Guerrier, W. L abbe de Mablu. Moraliste et politigue. Etude sur la doctrine morale du jakobinisme puritain et sur le developpoment de l esprit republikain au XVIII slecle. Paris : F. Vieweg, 1886. 208 p.
11 Иванова, Т. Н. Владимир Иванович Герье : портрет российского педагога и организатора образования. Чебоксары : Изд-во Чуваш. унта, 2009. С. 183-184.
12 Фортунатов, С. Ф. Очерк конституционного движения во Франции в эпоху реставрации // Юрид. вестн. 1879. Кн. XI. С. 735.
13 См.: Зарубин, А. Н. Проблемы истории Старого порядка и революции конца XVIII века
во Франции в творчестве П. Н. Ардашева : ав-тореф. дис. ... канд. ист. наук. Казань, 2012.
С. 20.
14 Кареев, Н. И. Крестьяне и крестьянский вопрос во Франции в последней четверти XVIII века. М. : Тип. М. Н. Лавров и К° и А. И. Мамонтова и К°, 1879. С. 40.
15 Ковалевский, М. М. Происхождение современной демократии. М. : Товарищество тип. А. Н. Мамонтова, 1895. Т. 1. Изд. 2. С. 78.
16 Лучицкий, И. В. Состояние землевладельческих классов во Франции накануне революции и аграрная реформа 1789-1793 гг. Киев, 1912. С. 6.
17 Мягков, Г. П. Научное сообщество. С. 281.
18 Иванова, Т. Н. В. И. Герье как историк Великой французской революции // Диалог со временем. 2008. № 24. С. 223-248.
