CC BY
6
Однако на современном этапе развития в России не развит трансдисциплинарный коммуникативный диалог, в котором участвуют политики федерального уровня, эксперты из среды технических и гуманитарных наук, а также общество (рядовые граждане). В этой связи нужно усилить «политическую» составляющую (ТА как инструмент демократизации общества).
ГУ.Немецкая модель TA как трехчленная модель участия (политики, эксперты, общество). На сегодняшний момент немецкая модель ТА является в какой-то мере образцовой, воплощая в себе сильные стороны всех вышеперечисленных кейсов. Во-первых, немецкая модель ТА (как и российская) тесно связана с академической средой. Так, немецкие философы техники внесли существенный вклад в разработку теоретических вопросов ТА. Во-вторых, Бюро оценки техники в Германском Бундестаге был создан по образцу американского Офиса оценки техники при Конгрессе США. В-третьих, с китайской моделью немецкую практику ТА/ИШ роднит эффективное сотрудничество с государством.
Слабые стороны немецкой модели ТА: чрезмерное давление со стороны некомпетентной, но активной общественности. Вызовы техногенной цивилизации требуют беспрецедентного уровня осведомленности не только политиков, но и простых граждан в вопросах, разработка которых ранее были исключительно делом узкого круга специалистов и экспертов (техноэлиты). Так, анализируя немецкую программу отказа от ядерной энергетики (Atomausstieg), мы увидели неготовность немецкого обывателя участвовать в ответственном диалоге для решения сложных задач «социальной инженерии». В гражданском обществе возникает реальная угроза отторжения прорывных технологических проектов: эмоциональные лозунги, популистские политические заявления, фобии, беспочвенные ожидания некомпетентной общественности могут заглушить голоса инженеров и экспертов. В этой связи стоит не только проблема «гуманитаризации» технического образования, но
и «технизации» общественного мнения. Ответственность не только сверху, но и снизу. В гражданском обществе стейкхолдеры как потенциальные «агенты перемен» и «моральные редакторы» инновационных технологий должны быть также компетентными и ответственными. В этой связи в Германии сегодня говорят об «устойчивом участии» (sustainable participatory).
В свете предпринятого анализа национальных моделей TA можно сформулировать три основных вызова, которые стоят сегодня перед Россией:
1.Техно-гуманитарный синтез и преодоление технократизма (развитие среды доверия между инженерами и представителями гуманитарных и общественных наук).
2.Развитие диалога между экспертным сообществом и политиками.
3. Развитие трансдисциплинарного диалогового пространства (реализация на практике трехчленной партисипативной модели TA, формирование «новой архитектоники участия»).
Список литературы:
1. Grunwald A. Responsible innovation: Bringing together technology assessment, applied ethics, and STS research // Enterprise and Work Innovation Studies, 2011, №7, pp. 9-31.
2. Grunwald A., Chernikova I., Seredkina E. New Impulses for the TA-Networking in Russia // TATuP, 2015, № 3(24), pp. 109-114.
3. Hahn J., Ladikas M. Responsible research and innovation: a global perspective // Enterprise and Work Innovation Studies, 2014, №10, pp. 9-27.
4. Hahn J., Merz C., Scherz C. Identity shaping: Challenges of advising parliaments and society - A Brief History of Parliamentary Technology Assessment // Philosophy of Science and Technology, 2015, №2 (20), pp. 164-178.
5. Jasanoff, S. Technologies of Humility: Citizen Participation in Governing Science // Minerva, 2003, vol. 41, pp. 223-244.
6. Sadowski J., Guston D. Technology Assessment in the USA: Distributed Institutional Governance // TATuP, 2015, № 1 (24), pp. 53-59.
ВЗАИМОСВЯЗЬ ФЕНОМЕНА ОДИНОЧЕСТВА И ТЕРРОРИЗМА: _СОЦИАЛЬНО-ФИЛОСОФСКИЙ АНАЛИЗ_
Лященко Максим Николаевич,
кандидат философских наук, доцент кафедры философии науки и социологии Оренбургского государственного университета, г. Оренбург
АННОТАЦИЯ
В данной статье автор делает попытку осмысления феномена одиночества и его связи с терроризмом. Автор прослеживает общие основания этих двух социокультурных феноменов, и приходит к выводу, что в абсолютном типе одиночества разрушается высший уровень духовной структуры личности - нравственность, которая является сдерживающим механизмом проявления агрессии и деструкции. С ее разрушением человек становиться проводником агрессии и деструкции в мир, а также объектом для манипулирования террористическими идеологиями.
Ключевые слова: одиночество; терроризм; глобализирующее общество; агрессия; деструкция.
ABSTRACT
In this article the author makes an attempt to understand the phenomenon of loneliness and its relationship to terrorism. The author traces the common ground of these two socio-cultural phenomena, and comes to the conclusion that an absolute type of solitude is destroyed the highest level of spiritual structure of the person - morality,
which is the limiting mechanism of aggression and destruction. With its destruction man becomes a conductor of aggression and destruction in the world, and is also subject to manipulation by terrorist ideologies. Key words: loneliness; terrorism; globaliseerumise society; aggression; destruction.
Проблема взаимосвязи одиночества и терроризма в глобализирующемся обществе представляет особый интерес для исследователей. Однако познавательная ситуация сложившаяся в научном мире вокруг такой постановке проблемы убедительно говорит о недостаточности изученности и теоретической проработки данного вопроса. Поэтому исследовательской задачей данной статьи является не только проследить связь между одиночеством и терроризмом, но установить общие основания сближающие одиночество и терроризм.
Обращаясь к рассмотрению взаимосвязи одиночества и терроризма, следует исходить из положения, что в одиночестве разрушается духовно-нравственная основа бытия личности, особенно в абсолютном типе одиночества, в котором жизнь как первичная и важная ценность сама по себе обесценивается. Зачастую в абсолютном одиночестве для человека обесценивается прежде всего его собственная духовная и индивидуально-витальная жизнь, может также жизнь окружающих, и в целом всего живого. О социальной или культурной жизни вообще не приходиться говорить, их ценность понижается до максимально низкого уровня в одиночестве. Иная картина представлена в уединении и самоизоляции, в которых социальная и культурная жизнь имеет смысл для индивида, который раскрывая свое творческое «Я», расширяет их жизненные пределы. По сути, с этой целью он уединяется и самоизолируется.
Думается, что ценность самой жизни, если так будет корректно выразиться, у одинокого человека, в целом находится на достаточно низком уровне. Значимость ее в абсолютном типе одиночества может падать до максимального низкого ценностного значения, тогда человек переводиться в социально деструктивный тип своего существования - некрофильский (по терминологии Э. Фромма) [4; 5], в котором культивируется любовь ко всему мертвому и неживому. Отсюда, корни животной и ничем «не мотивированной» агрессии, насилия и деструктив-ности в социальном бытии, от которых во многом зависит рост социального зла в обществе.
Акцентируя внимание на важности социальной активности субъекта в процессе жизнедеятельности, следует согласиться с точкой зрения К.А. Абульханова-Славской, определяющей ее как систему поступков и результатов, обусловленную ценностной мотивацией и оказывающей влияние на изменение дальнейших ценностных установок и ориентаций в сознании личности [1, с. 15]. Следует отметить, что ценностно-смысловые структуры личности, образующие ее ценностные предпочтения и ориентации, лежат в основе социальной активности. От того какая цель будет поставлена будет завесить характер, направленность и интенсивность социальной активности и сила, проявляющейся в ней, т.е. «нравственной воли».
Существенным и окончательным структурообразующим элементом духовно-личностной целостности человека является нравственные ценности, позволяющие сформировать, следуя терминологии Г.Л. Тульчинского, «ценностно-нравственную программу» (ценностно-нравственное самосознание) личности. Нравственно-ценностные ориентации являются условиями духовного развития индивида, которое носит творческий характер, если говорить о подлинном духовном развитии, не загроможденного шаблона и внешними авторитетами и оставляющим место для духовного целеполагания и духовного выбора.
Кроме этого человек является органической частью этого мира, с которым выстраивает диалог посредством культуры, включаясь в его живую ткань и таким образом становясь единым целым с ним. Поэтому в одиночестве человек испытывает дефицит общения, он по природе диалогичен (Бахтин, Бубер), и актуализация пустоты и смерти в переживании одиночества, обрывают диалог человека с миром и даже с Трансценденцией (Богом). Таким образом, в безмерности пустоты, заполняющей сознание человека в абсолютном одиночестве, может утратить свое значение для него самая высшая ценностно-смысловая доминанта - Бог. Не случайно в христианстве одинокий человек приравнивался к грешнику. Хотя пустота, в какой-то степени может выступить в качестве возможности для нахождения Бога, переориентацией ценностно-смысловой стратегии личности, т.е. позволить перестроиться ценностно-смысловым структурам сознания. Но если этого не происходит в самоизоляции, уединении или неполном одиночестве, то человека поглощает пустота, наступает полное одиночество. Или, наоборот, такая коммуникация и взаимодействие невыносимы, пространство «отравлено» и человеку остается только выпасть из него, но в том и или другом случае отсутствует единая связующая система ценностей и смыслов. И как итог перевод человека в одиночество как абсолютно закрытую систему, временность которой на исходе. Коммуникация «Я» с «Другими» становится невозможной по причине разрыва духовных связей. Таким образом, одиночество - это выпадение из социально-коммуникативного пространства, потеря гармонической взаимосвязи с Богом, миром, обществом и другими людьми по причине отсутствия объединяющих и связывающих ценностей и смыслов. Как отмечает Л.Ф. Новицкая: «Коммуникация с Другим нарушена необратимым образом, а потому нарушена и коммуникация с собой» [2, с. 43].
Таким образом, нравственная составляющая личности и формирование ее нравственного самосознания базируется на ценностно-смысловых основаниях, манифестируя собой завершение складывания в человеке духовно-личностной целостности.
Нравственная составляющая человека является последним оплотом духовно-личностной «субстанции» в человеке, сдерживающим агрессию и деструкцию. С ее разрушением духовно-личностная целостность человека окончательно и бесповоротно распадается, превращая человека в очаг социальной агрессии и деструкции. В таком случае, одиночество для человека оборачивается источником агрессии и деструкции, направленным во внешнюю среду. Если в одиночестве еще не окончательно разрушена нравственная составляющая духовно-личностной целостности человека, то деструкция, скорее всего, будет направлена индивидом на самого себя. В таком случае, индивид совершит самоубийство.
Собственно вопрос об одиночестве - это, прежде всего, вопрос о том, как при глубинных разрушениях ценностно-смысловых структур духовно-личностной целостности человека, можно реанимировать его к общественной деятельности и духовной жизни, не потеряв его как члена общества, который потенциально становиться проводником агрессии и деструкции в мир.
Если одиночество охватывает индивида в раннем возрасте или в юношестве, то не сформированные ценностно-смысловые структуры, а тем более нравственные, могут окончательно деформироваться в сторону необратимой переориентации индивида на деструктивную социальную активность, которая может перерасти в деструктивную деятельность как жизненную стратегическую установку, нацеленную на абсолютное уничтожение и разрушения всего (убийство, терроризм и т.д.). История знает немало подобных примеров. Не случайно, что в опыте переживания человеком одиночества он сталкивается со страхом смерти. С одной стороны, это обстоятельство может привести к глубокой трансформации жизненных приоритетов и переосмыслению предыдущего жизненного опыта. Тогда человек в одиночестве может прийти к осознанию и пониманию высшей ценности не только жизни, а жизни, сопричастной с другими, жизни совместной с кем-либо, в которой только и может сложиться полная и целостная духовная личность, но исход такого развития событий возможен только в неполном одиночестве. Вместе с тем, в одиночестве страшно умирать особенно тем, кто еще не испытал счастливых мгновений жизни, общения, любви, и совсем не страшно тем, кто уже это потерял, а вместе с ними потерял и себя.
Распад ценностно-смысловых структур может происходить не только во внутреннем мире человека, но и в самом обществе в результате аномиче-ских процессов, приводящих к одиночеству. Психологами отмечается тот факт, что в состоянии одиночества человек ощущает опустошение и бессодержательность своего внутреннего мира. В таком образе предстают для одинокого человека и все его окружение - Бог, мир, общество, другие люди. В связи с этим складывается парадоксальная ситуация, одинокий человек в мире, в обществе, т.е. в них, но не с ними, так как субъекты взаимодействия, связи и отношения в обществе перестают
быть значимыми, представлять какую-либо ценность. Естественно, что одинокий человек потенциально агрессивен, и может дать выйти этой агрессии во внешнюю среду, выразившись в деструктивных общественных актах (терроризм, убийства и т.д.), либо направить вовнутрь себя - на саморазрушение (самоубийство). Так, в «Социологической энциклопедии» указывается на тот факт, что одним из факторов деструктивной агрессии является одиночество [3, с. 104]. Естественно, что если все уже и так мертво, в том числе и сам человек как социально-культурный субъект (личность), то ничего не стоит все окончательно уничтожить. В данном случае можно констатировать и нравственное разложение человека, который окончательно и необратимо лишается нравственных оснований в социуме и бытие. Таким образом, в одиночестве преобладают отношения «человек в мире», игнорирующие ценностно-мировоззренческие аспекты бытия человека и заменяющие отношения «мир-в-человеке», в которых нечто внешнее стало достоянием и ценностью внутреннего мира человека.
С другой стороны, переживание одиночества, сопряженное с отрицательной ценностной рефлексией, выступает в качестве показателя не принятия и отрицания или социальной, или природной, или трансцендентной реальности, или всех их разом (абсолютное одиночество). Все это подрывает всестороннюю и всецелую индивидуально-личную идентификацию индивида (социальную, культурную, этническую, духовную), а значит и его самоопределение. Естественно, что одиночество служит своеобразным показателем «выпадения» социального субъекта как носителя определенных ценностей и смыслов из космической, социальной, культурной или этнической действительности, или только одной из них, как, например, в неполном одиночестве. Поэтому корреляция одиночества со смертью, страхом и отчаянием очень важна и социальной точки зрения, обуславливая опыт восприятия разрушающейся окружающей действительности и соответствующего ему социально деструктивного поведение индивида.
Таким образом, можно заключить:
- одиночество связано с разрушением ценностно-смысловых основ внутреннего мира человека, распадом духовно-личностной целостности и понижением в бытие его субъективности, устойчивости и автономности;
- общим основанием одиночества и терроризма является то, что они отрицают в корне саму жизнь и самого человека в качестве духовно-нравственной личности и социального субъекта, умаляя ценность индивидуально бытия и всего окружающего;
- умаление ценности жизни в одиночестве и разрушение нравственной доминанты индивидуального бытия обуславливают агрессию, насилие, враждебность и деструкцию, проводником которых становится одинокий человек, который может стать террористом или «средством», которое используют террористические организации.
Список литературы
1. Абульханова-Славская, К. А. Типология активности личности в социальной психологии // Психология личности и образ жизни / Общ. ред. Е. В. Шорохова. М.: Наука, 1987. С. 10-31.
2. Новицкая Л.Ф. Проблема нравственного самообретения в пространстве интерсубъективности. Великий Новгород: НовГУ им. Ярослава Мудрого, 2000. 128 с.
3. Социологическая энциклопедия: В2 т. Т. 2 / Национальный общественно-научный фонд / Рук. науч. проекта Г.Ю. Семигин; Гл. ред. В.Н. Иванов. М.: Издательство Мысль, 2003. 863 с.
4. Фромм Э. Некрофилы и Адольф Гитлер // Вопросы философии. 1991. N 9. С. 69-160.
5. Фромм Э. Анатомия человеческой деструк-тивности. пер. с нем. Э.М. Телятниковой. М.: АСТ, 2015. 618 с.
