CC BY
201
ТЕОРИЯ И ИСТОРИЯ ГОСУДАРСТВА И ПРАВА
Вестник Омского университета. Серия «Право». 2007. № 3 (12). С. 4—11.
© М. С. Фокин, 2007 УДК 343
ВЗАИМООТНОШЕНИЯ ГОСУДАРСТВА И РЕЛИГИОЗНЫХ ОБЪЕДИНЕНИЙ ПО ДОРЕВОЛЮЦИОННОМУ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВУ
М.С. ФОКИН (M.S. FOKIN)
Рассматриваются вопросы государственной политики в области религиозных отношений в России до Октябрьской революции 1917 г.
Questions of government policy in the area of religious relations in Russia before October revolution of 1917 are under study.
Отношение к религии, формы реализации свободы совести в жизни любого государства, общества определяли и определяют принципы и перспективы их развития. Но эта связь взаимообусловлена: именно государственная власть устанавливает пределы осуществления любых прав и свобод, в том числе свободы совести и свободы вероисповедания. Ей принадлежит также и право выбора модели, типа отношений государства и религиозных объединений. Всего таких типа выделяют три:
1) превращение верховной государственной власти в центр религии;
2) подчинение государства религиозным учреждениям;
3) союз религиозных объединений и государства, в основе которого лежит не идея их противопоставления, а идея гармонии и согласия. В историю такой союз вошел под названием «симфония властей» (со^опайа), властей, сосуществующих, но не сливающихся друг с другом, взаимодействующих, но не стремящихся к подчинению друг друга. Такой вариант отношений является тем строем государственно-церковных отношений, к установлению которых так или иначе стремятся все страны, беспокоящиеся о безопасности своей и своих граждан [1].
История взаимоотношений государственной власти и религиозных объединений в Российской Федерации многоэтапна и сложна.
Дореволюционный период государственно-религиозных отношений характеризуется возникновением на Руси христианства, пришедшего на смену язычеству, образованием автокефальной Русской православной церкви, веротерпимостью в отношении исповеданий некоторых народностей местного населения (ислам, буддизм и др.), признанием православной религии в качестве государственной.
В России было известно о том, что такое секты, расколы, ереси, по сведениям историков, уже в Х1-Х11 вв. [2]. О них, в частности, содержатся сведения в одном из наставлений по борьбе с сектантами, относящемся к началу XIX в.: «Восстает около 1003 г. некий монах Андреан против поклонения икон, иерархии и законов церковных. ... Потом в 1149 г. приходит монах Мартин, родом армянин, в Киевские страны и, написав там сто книжиц под именем Правда, раздает их тайным образом. .Се первая к расколу дверь. Его учение распространялось около 10 лет, и некими той страны жителями и церквами принято яко истинное» [3].
Первым опытом самостоятельного русского законотворчества явился Устав князя Владимира. Вторая часть Устава определяет круг лиц, на которых действует церковный суд - все христиане. К преступлениям, за совершение которых христиане в России подлежат суду, в числе прочих были отнесены дела против веры и Православной церкви, а именно: еретичество, волшебство и колдовство, различные виды отправления языческих обрядов, ограбление мертвых тел, повреждение могил и др. [4]. По своей сути Устав - часть из византийского Номоканона, но с изменениями и дополнениями (например, увеличен перечень преступлений, за которые к ответственности может привлекать церковный суд).
Устав Ярослава Мудрого, развивая указанные положения, определил, что церковной властью рассматриваются лишь дела греховные, без элемента преступности [5]. Греховно-преступные же дела, когда нарушение церковного правила сопровождалось насилием, физическим или нравственным вредом либо нарушением общественного порядка, рассматривались княжеским судьей с участием судьи церковного. В то же время о преступлениях против веры и Православной церкви не упоминалось [6].
Первым законодательным актом, уделившим целую главу преступлениям против веры и государства, является Соборное уложение 1649 г. Первая глава получила наименование «О богохульниках и церковных мятежниках». Но, признавая православие в качестве государственной религии, Уложение рассматривает как преступления прежде всего поведение, нарушающее церковные установления (препятствующие или посягающие на процесс богослужения, святотатство, богохульство и др.). Остальные вероисповедания (кроме православия) не упоминаются в качестве объектов правовой охраны [7]. Кроме того, вероотступничество не рассматривается в качестве самостоятельного преступления. Вместе с тем, структура нормативно-правового акта, положение и наименование главы позволяет сделать вывод о том, что преступления против веры рассматриваются и оцениваются как государственные
(равно как и наоборот), и законодатель не стремится к их отграничению.
К этому времени (вторая половина XVII в.) возникает множество сект. До этого в России появлялись, как правило, отдельные личности, которые пытались проводить в жизнь те или иные учения, несогласные с точкой зрения господствующей Церкви, но их проповеди не имели особого успеха [8].
Появление множества сектантских движений, которые, по своей сути, представляли в абсолютном большинстве различные трактовки православия, произошло не за год и не за десятилетия. С увеличением их численности государственная власть мириться не могла, так как характер этих расколов стал носить все больше изуверские черты. Необходим был решительный шаг, и этот шаг был сделан Петром Первым. Исповедание православной веры было поставлено верховной государственной властью в качестве обязательного условия обладания российским престолом, а император объявлялся верховным защитником и хранителем догматов господствующей веры и «блюстителем правоверия и всякого в Церкви святой благочиния» [9].
Позиция государственной власти, занятая по вопросу веротерпимости, в дальнейшем находила свое подтверждение в различных правовых актах. Примером тому является указ Петра I о введении смертной казни за совращение православных в иную веру (положение, просуществовавшее практически до начала следующего периода - 1917 г.), а также жестокие наказания за богохульство и святотатство. Со стороны органов государственной власти устанавливался контроль за посещением гражданами Российской империи храмов, их присутствием на исповеди.
Артикул воинский (1715 г.), являясь фактически уголовным и уголовно-процессуальным законом, структурно изложен в ставшем уже традиционном порядке: первыми в Артикуле рассматриваются преступления против веры. Но I и II главы не охватывают всех известных к тому времени преступлений против веры как форпоста государственной власти и являются как бы дополнением соответствующих разделов и статей Соборного уложения, поэтому рассматриваются
лишь в совокупности с ним [10]. Созданный Сенатом в период царствования Екатерины II Верховный тайный совет получил право принимать и объявлять к исполнению высочайшие именные указы, в том числе касающиеся церковной жизни. В состав Верховного тайного совета входили князь Черкасский, канцлер Головкин и граф Остерман [11]. Фигура последнего явилась во многом определяющей и как бы предполагающей и гарантирующей возможность исповедания другой христианской религии, кроме православия (граф был протестантом).
Преобразования государственной и церковной жизни, проводимые по инициативе и при непосредственном участии Верховного тайного совета, касались большей частью имущественных прав Православной церкви как юридического лица. Кроме того, в жизни России большую роль стала играть так называемая немецкая партия, прибывшая с императрицей Анной Иоанновной из Курляндии, и фаворит последней лютеранин барон Бирон.
Фактически, не лишая православие признака государственной религии и основы всех устоев государства, терпимость в вопросах веры распространялась на больший круг вероисповеданий, объединенных общим словом «христианство». Вероотступничество, вначале понимаемое как уход из православия вообще (независимо от вновь избранного вероучения), постепенно стало трактоваться как вступление в ересь, раскол строго определенных религиозных объединений, поименованных в законодательных источниках.
Для иноверцев российским законодательством устанавливались различные ограничения (например, запрет на торговлю христианскими предметами культа - иконами, крестами и др.), что подтверждало монополию Православной церкви на совершение определенных действий в качестве юридического лица.
С 1826 г. в России особым II отделением канцелярии Николая I под руководством М.М. Сперанского [12] были проведены кодификационные работы по систематизации действующего законодательства. За основу брались положения законов, годные к действию, облекались в краткие статьи и распола-
гались в систематическом порядке, образуя таким образом особые уставы. Таким же образом были кодифицированы нормативные акты, содержащие основания и порядок привлечения к уголовной ответственности.
В 1-ю часть XV тома был включен Свод законов о преступлениях и наказаниях. Заменившее его Уложение о наказаниях уголовных и исправительных [13] имело такое же расположение. Согласно этому Уложению, преступления против веры делились на две группы (два рода):
1) чисто религиозные, а именно богохульство и порицание веры и Церкви, оскорбление святыни, совращение из веры;
2) смешанного характера, а именно святотатство, убийство и оскорбление священнослужителей, отчасти разрытие могил и лжеприсяга. Здесь религиозный аспект (мотив, предмет преступления) имел значение отягчающего ответственность обстоятельства [14].
Вероотступничество и совращение в него признавалось преступным, но наказание, выносимое за совершение указанных деяний, было различным не только для совратителей и совращенных, но и зависело от того, к переходу в какую веру совращалось лицо. Уложение делит все вероучения на 4 класса (ранга):
- православие;
- другие христианские религии;
- раскол;
- нехристианские религии.
Наказанию подлежал лишь переход из
высшего класса в какой-либо из низших. Совратители перехода лица из православия в другую христианскую религию наказывались ссылкой с лишением сословных и политических прав (ст. 187); из христианства в нехри-стианство - каторжными работами сроком на 8-10 лет (ст. 184); из православия в раскол -ссылкой с лишением всех прав (ст. 196).
В отношении совращенных наказание было менее суровым: при переходе из православия в другое христианское исповедание имущество бралось под опеку до исправления осужденного, т. е. до возвращения к православному исповеданию. Кроме того, их власть в семье приостанавливалась с целью ограждения детей от их влияния. При переходе из христианства в нехристианство, кро-
ме того, приостанавливалось пользование правами состояния, т. е. правами сословного положения.
Особое наказание предусматривалось в отношении последователей вероучений, сопряженных «со свирепым изуверством и фанатическими гнусными действиями». За принадлежность к такого рода религиозным объединениям виновные подвергались наказанию в виде лишения прав и ссылки в Сибирь или Закавказский край [15].
К первой группе (религиозные преступления) относились также ложные чудеса, религиозное самозванство, колдовство, кликушество. В основе всех этих преступлений лежал общий мотив, рассматриваемый одновременно и как фактор, способствовавший совершению противоправных деяний. В качестве такового выступало суеверие.
Влияние суеверия на уголовно-правовую ответственность лица, совершившего общественно опасное противоправное деяние, рассматривалось в нескольких аспектах:
1) как оказывающее влияние на мотив преступления (суеверие субъекта, нарушающего закон);
2) как средство мошенничества (преступник пользуется суеверием известного лица, чтобы путем обмана похитить его имущество);
3) как оружие мести (при кликушестве и ложном обвинении кого-либо в колдовстве);
4) как основание, создающее мнимые преступления, которые нередко становились предметом судебного рассмотрения [16].
По суеверию, как полагали исследователи, совершались следующие преступления:
- лишение жизни с заранее обдуманным намерением при принесении человеческой жертвы, при убийстве колдунов, розыске талисманов (кроме жертвоприношения, к этой группе преступлений относили и убийства с целью изготовления из трупа амулетов, «воровской свечи»);
- умышленные убийства колдунов и детей чудовищного вида;
- умышленные убийства колдунов в запальчивости;
- нанесение побоев (тяжких и смертельных) колдунам и лицам, подозреваемым по
суеверным приметам в различных преступлениях;
- причинение вреда при совершении обрядов;
- разрытие могил;
- кражи (некоторые из похищенных вещей приносят счастье в хозяйстве) [17].
Многие из перечисленных преступлений (например, разрытие могил, причинение вреда при совершении обрядов) были восприняты законодательством и в дальнейшем, правда, с иной характеристикой объекта посягательства и без указания на суеверие как мотив совершенного преступления.
В целом период правления Николая I в сфере религиозной деятельности можно охарактеризовать как имеющий ярко выраженную антираскольническую и антисектант-скую направленность. Последователи различных религиозных объединений (духоборы, молокане, скопцы, хлысты и др.) обвинялись в сектантстве, расколе, ереси и ссылались в Закавказье и Восточную Сибирь.
В связи с опасностью, исходящей от сект и вероисповеданий нетрадиционного толка, 14 марта 1825 г. был образован секретный комитет по делам о раскольниках. Фактически это означало признание того, что борьба с раскольниками и сектантами будет отныне проводиться государственной, а не церковной властью. В свое время Духовный собор 1666 г. постановил наказывать раскольников не только церковным наказанием, но и царским. Духовенство привлекать к ответственности можно было лишь церковному суду, независимо от совершенного ими преступления. Теперь же государство данные права возвращало своим судебным органам, а не церковным. «Еще в Высочайше утвержденном 3 февраля 1825 г. Положении комитета министров было поставлено в длинном ряде правил. чтобы губернские начальства, в ограждение распространения секты, действовали без всякого участия духовной власти» [18]. Священники должны проповедовать, привлекать отступников, но «не должны домогаться какими-либо явными действиями или усилиями к обличению отступников; им надлежит только пользоваться приличными случаями к краткому увещеванию, а в распоря-
жениях, принадлежащих к гражданскому начальству, не должны они принимать никакого участия» [19].
Вместе с тем, необходима была государственная концепция дифференцированного отношения к религиозным объединениям отличного от православного вероисповедания, которые по-разному проявляли свое качество раскола, несогласия.
Исходя из этого, в 1837 г. все указанные объединения, секты, расколы разделили на три группы, каждая из которых стала именоваться по степени ее «вредности», опасности исповедуемого учения для последователей и остальных граждан. Первую группу («менее вредные» секты) составляли религиозные объединения, приемлющие священство, но расходящиеся с православным вероучением в вопросах богослужений, предметов культа и т. д. Ко второй группе («вредные» секты) относились так называемые беспоповцы, не признающие священство, но признающие брак и молящиеся за государя. Третья группа («более вредные» секты) объединяла лиц, не признающих священство, брак, не молящихся за царя [20].
Последняя группа признавалась наиболее опасной, причем не только для граждан, но и для государства, и в связи с этим подвергалась тщательным исследованиям. По уголовным делам о признании того или иного учения в качестве нарушающего законодательство обязательно проводились судебные исследования и экспертизы. Но при этом вопросы, разрешаемые экспертом, фактически сводились к выяснению принадлежности исследуемого вероучения (или отправления вероисповедания каким-либо лицом) к данной (определенной) религиозной группе, объединению, течению, расколу и т. д. без определения его (вероучения, исповедания) «вредности» [21].
Позиция государственной власти по отношению к религиозным объединениям, вероучение которых противоречит основам православия, еще более ожесточилась после официального провозглашения в 1832 г. в качестве основ русского государственного строя трех элементов: православия, самодержавия и народности.
21 июля 1853 г. по согласованию Министерства внутренних дел и обер-прокурора Священного Синода при МВД было учреждено Особое временное управление, состоящее из пяти чиновников (двое из духовного ведомства, трое из Министерства внутренних дел), функции которого сводились к контролю за деятельностью религиозных объединений, выяснению и концентрации информации о негативных проявлениях в такой деятельности. Это явилось результатом последовательных действий [22], направленных на укрепление православной веры как одного из основных устоев Российского государства. Однако такая позиция государственной власти через короткое время стала меняться в сторону религиозной свободы, большей веротерпимости. Спустя два года после своего создания, в 1855 г., Особое временное управление при МВД было ликвидировано Александром II (по вступлении им на престол).
Законодательное закрепление изменение позиции по отношению к расколам получило в законе от 3 мая 1883 г. В соответствии с ним всем раскольникам, за исключением скопцов, было разрешено выдавать паспорта на общем основании. С небольшими ограничениями с разрешения министра внутренних дел им позволялось замещение общественных должностей. Кроме того, был снят запрет на отправление богослужений. Разрешалось совершать службу, исполнять требы и молитвы публично.
Вместе с тем, с целью определения религиозного раскола как категории с заранее заданными характеристиками Министерству внутренних дел было поручено составить подробное и по возможности полное изложение догматического учения различных раскольничьих сект.
В отчете обер-прокурора Священного Синода за 1896, 1897 гг. говорится о появляющемся сочувствии к сектантству. Чиновник особых поручений при обер-прокуроре Синода В.М. Скворцов, соглашаясь с необходимостью предоставления религиозным объединениям раскольников большего объема прав, вместе с тем отмечает: «Наш долг предостеречь стражу и Отечество, что отделившееся от единства Церкви, укрепившееся в
свободе мыслей сектантство наше представляет собой и в государственном отношении горючий материал, который при анархической искре. способен с течением времени в любом месте разразиться страшным политическим пожарищем, загубив свежую атмосферу духовно-политического миросозерцания нашего православного населения, и тем сыграть в руку врагов Церкви и Отечества» [23].
Государственная политика в области религиозных отношений получила свое подтверждение и дальнейшее развитие в Императорском указе «Об укреплении начал веротерпимости» (17 апреля 1905 г.) [24] и принятом в соответствии с ним одноименном Положении Комитета Министров (17 апреля 1905 г.) [25], которые существенно изменили правовой статус иноверных исповеданий. Фактически вне признания государственной властью как имеющими право на существование признавались лишь те религиозные объединения, которые носили изуверский характер. Многие сектантские объединения стали именоваться старообрядцами, были отменены ограничения при поступлении последователей этих общин на государственную службу. Уголовная ответственность, пусть и в различной мере, наступала за богохульство, святотатство и другие религиозные преступления, совершенные не только в отношении православных святынь, основ вероучения и догматов. Уголовно наказуемыми признавались также аналогичные деяния, совершаемые в отношении вышеперечисленных предметов, являющихся принадлежностью инославных вероисповеданий.
Больший объем прав был предоставлен католическим и мусульманским объединением. Расширение прав последних мотивировалось тем, что «мусульманское население внутренних губерний исполняло всегда свой долг пред государством наравне с его коренными подданными и не доставляло правительству каких-либо особых забот в отношении политическом. Будучи затем весьма твердым в правилах своего вероучения, население это никогда, однако, не проявляло стремления к прозелитизму среди русского народа. Кроме того, несмотря на сохранившиеся еще некоторые отличия внутреннего и
внешнего быта, население это сроднилось с Россией и вполне ей дружественно» [26].
Отпадение (переход) от православия в другое христианское исповедание или вероучение не подлежали преследованию и не влекли невыгодных последствий в отношении личных и гражданских прав.
Все религиозные объединения и вероучения, исповедуемые ими и определявшиеся ранее общим понятием «раскол», делились на три группы:
а) старообрядческие согласия;
б) сектантство;
в) изуверные (изуверские) учения, сама принадлежность к которым наказуема в уголовном порядке [27].
Во исполнение этих нормативно-правовых актов в 1906-1907 гг. министром внутренних дел П. А. Столыпиным в Государственную думу было внесено представление о переходе из одной веры в другую, которое отражало позицию верховной государственной власти России в вопросе реализации гражданами свободы совести. В то же время в своей речи, произнесенной в Государственной думе 22 мая 1909 г., П.А. Столыпин задавался вопросом:
«Неужели в нашем строго православном государстве отпадет один из главнейших признаков государства христианского? Народ наш усерден к Церкви и веротерпим, но веротерпимость не есть еще равнодушие. <...> Помните, что вероисповедный закон будет действовать в Русском государстве и что утверждать его будет Русский царь, который для с лишком ста миллионов людей был, есть и будет Царь Православный» [28].
Необходимо заметить, что веротерпимость [29] существовала в России уже давно, с XVI в., хотя впервые нашла свое отражение в манифесте 1721 г., изданном Петром I. В дальнейшем позиция государственной власти в отношении общих начал веротерпимости подтверждалась в различных нормативноправовых актах. Для осуществления на практике декларируемого положения были изданы уставы духовных дел иностранных исповеданий, помещенные в ч. 1 т. XI Свода законов Российской империи. Во введении к этим уставам указывается, что «духовные
дела христиан иностранных исповеданий и иноверцев ведаются их духовными управлениями, верховной властью к тому предназначенными, которые в исполнении своих дел и должностей поступают по правилам и уставам своей веры» [30].
Законодательное провозглашение свободы совести в России впервые было закреплено в Постановлении Временного правительства от 14 июля 1917 г. «О свободе совести». В нем указывалось, что «каждому гражданину Российского государства обеспечивается свобода совести. Посему пользование гражданскими и политическими правами не зависит от принадлежности к вероисповеданию и никто не может быть преследуем и ограничиваем в каких бы то ни было правах за убеждения в делах веры» [31].
Предоставление данной свободы существенно влияло на положение большого числа российских граждан. В целом статистика русского сектантства, особенно по отношению к «более вредным» сектам, дело весьма темное. «Помимо тайны, сохраняемой администрацией, тут дело затрудняется еще старанием сектантов слыть за православных, вследствие чего не только официальные, но и секретные сведения правительства по отношению к ним должны считаться ниже действительных. По официальным данным, в 1870 г. заявлено в Европейской России всего 997 600, в Азиатской - 173 400 чел. раскольников и сектантов, а по заграничным, выдающим себя за взятые в секретных правительственных, их было приблизительно вдесятеро больше. Ту же пропорцию можно предполагать и теперь» [32]. По официальным данным, в 1893 г. сектантов было около 2 000 000 [33].
Примерно такие же данные приводят другие исследователи, полагая, что оценка численности русского раскола в конце XIX -начале XX в. варьировалась от 1 до 30 млн человек [34].
1. См.: Николин А. Церковь и государство. - М.: Издание Сретенского монастыря, 1997. -С. 15.
2. Имеются и другие точки зрения на дату появления первого раскольничьего учения в России. В 1373 г. появилась ересь стригольников,
основателем которой был цирюльник. Они отвергали церковную иерархию, воскресение мертвых и придавали таинству воскресения только духовный смысл (см.: ПрайсЕ.Д. История религий: Краткий очерк религиозных вероисповеданий. - СПб.: Издание В.И. Гу-бинского, 1904. - С. 104).
3. Наставления, как правильно состязаться с раскольниками. - М., 1825. - С. 4 (цит. по: Федоренко Ф. Секты, их вера и дела. - М.: Политиздат, 1965. - С. 37).
4. Устав князя Владимира Святославовича: Синодальная редакция // Российское законодательство Х-ХХ вв.: В 9 т. - Т. 1. - М.: Юридическая литература, 1984. - С. 148-149.
5. В случае наличия нарушения не только церковных заповедей, но и государственных установлений, к участию в суде должен быть привлечен и княжеский судья.
6. См.: Устав князя Ярослава: Пространная редакция // Российское законодательство Х-ХХ вв. - Т. 1. - М.: Юридическая литература, 1984.
7. Соборное уложение 1649 г. // Российское законодательство Х-ХХ вв. - Т. 3. - М.: Юридическая литература, 1985. - С. 85-86.
8. См.: Прайс Е.Д. Указ. соч. - С. 104.
9. Николин А. Указ. соч. - С. 91.
10. См.: Артикул воинский // Российское законодательство Х-ХХ вв. - Т. 4. - М.: Юридическая литература, 1986. - С. 328-365.
11. См.: Николин А. Указ. соч. - С. 210.
12. Формальным руководителем II отделения был назначен один из преподавателей Николая I профессор Балугьянский.
13. Уложение о наказаниях уголовных и исправительных было утверждено Николаем I в 1845 г., а в Свод законов Российской империи было введено в 1875 г. в период царствования Александра II (см.: Уложение о наказаниях уголовных и исправительных // Российское законодательство Х-ХХ вв. - Т. 6. - М.: Юридическая литература, 1988).
14. См.: Николин А. Указ. соч. - С. 117.
15. См.: Там же. - С. 119.
16. См.: Левенстим А.А. Суеверие в его отношении к уголовному праву // Журнал министерства юстиции. - 1897. - № 2 (февраль). -С. 106-107.
17. Там же. - С. 107.
18. Бобрищев-Пушкин А.М. Суд и раскольники-сектанты. - СПб.: Сенатская типография, 1902. - С. 56-57.
19. Там же. - С. 58.
20. К числу «более вредных» сект относились такие религиозные течения, как хлысты, скопцы, молокане, духоборы, штундисты, малеванцы, бегуны и др. Основанием для признания, например, скопцов в качестве таковой являлась «принадлежность к ересям, соединенным со
свирепым изуверством и фанатичным посягательством на жизнь свою и других», выражавшаяся в оскоплении, т. е. отрезании половых органов (Выжженная плоть // Московский комсомолец. - 1999. - 22 апр.) В качестве наказания оскопившихся «предписано было водить по селению в женской одежде и дурацкой шапке, а исполнение поручить благоразумному чиновнику» (Указ 2 ноября 1849 г.) (цит. по: Бобрищев-Пушкин А.М. Указ. соч. - С. 74).
21. Бобрищев-Пушкин А.М. Указ. соч. - С. 137.
22. Еще при Николае I (9 января 1826 г.) раскольникам было разрешено отправлять требы по их обрядам. От губернаторов только требовалось наблюдать за тем, чтобы они не совращали православных в раскол. Однако в 1842 г. Министерство внутренних дел, усиливая преследования сектантов, рядом мер лишило их прав на общественные должности. Было ограничено их право записи в купеческие гильдии. Крещение и браки признавались лишь после совершения в православных храмах (Николин А. Указ. соч. - С. 125). Однако такие меры способствовали лишь ухудшению положения - сектантство стало уходить в подполье. Лица, принадлежащие к религиозным объединениям, вероисповедание которых отличается от православного, стали посещать православные храмы, записываться в качестве православных, фактически осуществляя свободу совести тайно.
23. Бобрищев-Пушкин А.М. Указ. соч. - С. 63-64.
24. См.: Именной высочайший указ, данный Сенату «Об укреплении начал веротерпимости»
// Полное собрание законов Российской империи. - Собрание 3. - Т. XXV. - Отделение 1. - СПб., 1908. - № 26125.
25. См.: Высочайше утвержденное положение Комитета Министров «Об укреплении начал веротерпимости» // Полное собрание законов Российской империи. - Собрание 3. - Т. XXV.
- Отделение 1. - СПб., 1908. - Ст. 26126.
26. Рейснер М.А. Государство и верующая личность. - СПб., 1905. - С. 417.
27. См.: Николин А. Указ. соч. - С. 351.
28. Столыпин П.А. Нам нужна Великая Россия: Полн. собр. речей в Государственной думе и Государственном совете. 1906-1911 гг. - М., 1991. - С. 218-219.
29. Веротерпимость рассматривалась в смысле допустимости и примирения с существованием и исповеданием на территории России других вероучений, отличных от православия, а не как синоним свободы совести.
30. Цит. по: Николин А. Указ. соч. - С. 129-130.
31. Постановление Временного правительства «О свободе совести» // Вестник Временного правительства. - 1917. - № 109 (155). -20 июля (2 августа). - С. 35.
32. Брокгауз Ф.А., Ефрон И.А. Энциклопедический словарь. - М.: Терра, 1992. - Т. 57. -С. 329.
33. Там же.
34. Эткинд А. Хлыст: секты, литература и революция. - М.: Новое литературное обозрение, 1998. - С. 39.
