CC BY
73
© 2007 г. В.Н. Зубков
ВЗАИМООТНОШЕНИЯ АРМИИ И ЦЕРКВИ
В настоящее время большое внимание общественности привлекает вопрос взаимоотношений армии и церкви и роли ее и религии в целом в строительстве и несении службы в современной армии. Актуальность вопроса доказывается тем, что он постоянно встаёт не только в печати, но и в Интернет-сайтах и армии, и православной церкви [1]. Так, В.И. Веремчук считает, что эта проблема «чрезвычайно сложна, многообразна, противоречива и требует отдельного глубокого анализа в связи с возрастанием влияния религиозного фактора на национальную безопасность государства» [2].
Однако нельзя не отметить, что отношение к представителям церкви в армии носит утилитарный характер: «Сегодня в военном ведомстве считают, что именно священнослужители смогут не только заполнить существующий вакуум в духовной сфере, который образовался в результате крушения социалистической идеологии, но и окормлением паствы в погонах поставить надежный заслон той самой пресловутой дедовщине, которая, подобно ржавчине, разъедает некоторые воинские коллективы. Высшие военные чины прямо заявляют, что "церковь - главный союзник Вооруженных сил, поэтому участие православных священнослужителей в жизни воинских коллективов должно усиливаться". Именно они должны помочь солдату стать "краше душой"» [3]. В то же время не рассматривается система взаимоотношений армии и церкви в развитии. В лучшем случае исследователи вспоминают систему, установленную при Петре I, институт полковых священников и то, что всё это было упразднено при советской власти [4]. Применительно к России роль религии в армии учеными определялась тем, что она, по сути, являлась единственным средством воспитания, развития духовных сил и укрепления морально-психологического потенциала армии. Немаловажную роль в повышении значения и влияния церкви в армии якобы сыграло и то обстоятельство, что русской армии противостояли войска государств, имеющие другие официальные религии. Все больше пропагандируется мысль, что в критические моменты российской истории религия всегда была централизующим началом, объединяющим нацию.
Думается, что проблема взаимоотношений армии и религии или армии и церкви (анализ церкви, как организации) сложнее и глубже.
Люди с самого начала своей общественной жизни традиционно искали поддержку у высших сил. Чем более рискованной деятельностью они занимались, тем чаще искали эту опору. Поскольку война, охота в то время были наиболее рискованными из всех предприятий, они наиболее тесно связаны с оправлением культов. По мере создания общества заметно стремление объединить в одном лице и военное, и религиозное (вождь-жрец).
Взаимодействие военной сферы человеческого общества с религиозной уходит свои корнями вглубь
истории и берет свое начало с практик военной магии, которая представляла из себя систему публичных обрядов, направленных на обеспечение победы над противником [5]. Прежде всего сюда включались обряды имитативного и инициального типов (военно-магические пляски, запреты, заговоры, военные амулеты и талисманы, ритуальные обряды-посвящения в воины и т.д.). Так, «отца истории» Геродота и современных ему греков поражало многое в жизни скифов в VII - V вв. до н.э. Когда скиф убивает первого врага, он пьет его кровь. Головы всех убитых им в бою скифский воин приносит царю, под царями Геродот подразумевал родовых вождей). Сходные военные обычаи были распространены у многих народов мира. Руководствуясь теми же соображениями, египтяне отрубали убитым врагам правые кисти рук, монголы отрезали уши, а североамериканские индейцы снимали скальпы (кожу с головы). Обычай пить кровь врагов и поедать те или иные части их тела (печень, сердце) был распространен не только у скифов, но и у многих племен и народов Азии и Америки. Считалось, что, попробовав кровь или плоть врага, воин тем самым заполучает его силу... Также отметим, что такие обряды сохранились и в наши дни, в частности, у малочисленных племен Южной Америки, которые находятся в своем развитии на стадии каменного века» [6].
Постепенно военная магия теряет свой чисто магический характер. Военные обряды и ритуалы начинают связываться с представлениями о личных сверхъестественных существах - духах, божествах, покровителях войны. Подобные «боги - покровители войны» встречаются в культурах многих народов, стоящих на стадии развитого племенного строя и военной демократии и нередко сливаются с образами племенного бога. Классическими примерами подобного рода богов являются Арес у древних греков и Марс у римлян [7]. В связи с появлением подобных анимистических образов старинные магические практики сменяются идеями пропициального (умилостивительного) культа, обращенного к духу или богу. Вместо непосредственного обеспечения победы над врагом при помощи магических действий на сцену выступает узнавание воли, испрашивание их помощи, жертвоприношения и пр.
Во многих культурах война призналась явлением, носящим элементы космичности (вселенская борьба добра и зла), сакральности, что находило свое выражение в мифологеме «священная война», содержание которой воспринималось через религиозную символику и ритуальные действия. Это содержание составляют, как правило, следующие основные компоненты: признание войны как божественной воли; молитвенное обращение к богам с просьбой даровать победу; непосредственное присутствие или участие богов в войне; посвящение военной победы и добычи богам; священные военные клятвы, применение священных знамен и символов; ритуальное очищение воинов перед сра-
жением и погребение погибших и т.д.
Жизнь в условиях постоянного риска вынуждает членов нового военного сообщества искать какие-то внешние стимуляторы, оправдывающие этот риск или просто приглушающие чувство тревоги. Именно среди арабов, находящихся на стадии разложения родового строя и складывания военной демократии, которая стала определять воинствующую внешнюю политику арабов, возникает и сам воинствующий ислам. Высшим идеалом провозглашалась «священная война» с неверными, т.е. со всеми, кто не признавал ислама. На этой основе всячески поощрялся воинственный религиозный фанатизм, который имел и экономическую основу - право на долю военной добычи [8].
По мере складывания организационных структур государства, армии и религии эти структуры неизменно вступали во взаимодействие. Иногда они сливались. Широко известно на ранних стадиях развития общества наличие такой фигуры, как вождь-жрец. Таковы командующие римскими армиями времен Республики, которые одновременно являлись высшими жрецами в войске. Таков вещий Олег русских летописей.
Однако равновесие между назваными организационными структурами никогда не было достаточно длительным, государство стремилось подчинить себе церковь (либо организационные структуры иной конфессии). Известны случаи, когда из-за интересов государства шли даже на изменение религии.
Так, на какое-то время армию Рима времен Империи удавалось сплотить благодаря новой религии - христианству. Христиане объявили предательство худшим из грехов. Взаимовыручка стала их поведенческим императивом. «Это было особенно существенно для военной службы, потому что исключало предательство боевого товарища или полководца, что языческие легионы превратили в привычку или доходный промысел, ибо, по обычаю, новый император давал воинам денежный подарок. Из-за этого менять власть стало выгодно» [9].
В Византии в это время (III - V вв. н.э.) христиане стали самой боеспособной частью легионов, они были дисциплинированными и верными, но отказывались сражаться против христиан. Поэтому политический центр Империи вскоре был перенесен в Византию.
Бывает и наоборот. История знает примеры подчинения государства церкви и создания последней своих воинских частей. Такие примеры мы можем найти в средневековой Европе, когда в условиях феодальной раздробленности католическая церковь создала свои вооруженные силы - религиозно-рыцарские ордена и организовала крестовые походы на Восток. Масштабные военные действия в рамках феодального строя были весьма затруднительны. Мощную армию трудно было создать на основе вассальной зависимости. Объединяющим началом могла служить либо некая общая цель, либо идеология. Наиболее многочисленные войска в тот период были созданы под лозунгом крестового похода. Как считают исследователи, после затяжной борьбы между церковной и светской властью победитель - Папа Урбан II - выдвинул идею крестового похода, чтобы сплотить христиан и закрепить победу церкви. «Тому, кто откликнется на при-
зыв присоединиться к Крестовому походу, Папа обещал приостановить дела, возбужденные против него правосудием, и обеспечить охрану его имущества при помощи духовенства. По завершении похода крестоносцы, названные так из-за креста, вышитого на их одежде, получат отпущение грехов» [10, с. 33]. Не последнюю роль играли надежды завоевать новые земли.
Завоевание территорий на Востоке и создание новых латинизированных государств втянуло завоевателей (оккупантов) в затяжную войну с местным мусульманским населением и соседними государствами. Опираясь на прежнюю военную феодальную систему, крестоносцы не могли выиграть войну. Отсюда сама жизнь заставила их идти по пути создания замкнутых военных организаций с постоянной боевой готовностью - духовно-рыцарских орденов. Последние играли решающую роль в защите границ новых государственных образований. Они составляли армию, ряды которой регулярно пополнялись выходцами из Европы. «С точки зрения поддержания постоянной боевой готовности своих воинов ордена были важным военным козырем. Но с политической точки зрения увеличение численности их членов являлось катастрофой для государства, поскольку они представляли независимую военную партию, цели которой не всегда совпадали с целями монархии» [11, с. 73]. С одной стороны, орден напоминал монастырь, вступавшие туда давали три монашеских обета. С другой - его устройство напоминало структуры военной демократии. «Во главе ордена находилось настоящее правительство, в которое входили Великий магистр и офицеры. Важные решения мог принимать только Совет Рыцарей» [10, с. 75]. Необходимо отметить, что контролируя завоеванные территории, ордена брали на себя функции государства, что привело к их быстрому разложению и последующему разгрому (вытеснение из Малой Азии, разгром Ливонского ордена в Прибалтике русскими и поляками).
И на Востоке примерно в этот же период (VIII - X вв. н.э.) религия была государствообразующим фактором -воинствующий ислам приводил к завоеваниям и образованиям новых государств.
Таким образом, на протяжении длительного времени мы видим наличие определенных взаимоотношений и взаимовлияния организационных структур церкви и государства (особенно вооруженных сил государства). Они борются за первенство, но не могут существовать друг без друга.
Еще одним фактором, способствовавшим усилению роли церкви в войнах, является то, что монотеизм не так лоялен и терпим, как язычество (многобожие). Характерной чертой армий и их руководства того периода было присущее монотеистам нетерпимое отношение к инакомыслию как у врагов, так и в своей среде. Примером могут служить многочисленные религиозные войны среди самих европейцев (период Реформации и Контрреформации в XV - XVI вв. н. э.)
На определенном этапе развития общества падение роли религии увеличивается на столько, что государство полностью подчиняет себе её организационные структуры. В России при Петре I государство не только создает Священный Синод вместо института патриархии, но и
проводит бюрократизацию религиозного окормления армии и создает институт полковых священников.
Впервые были назначены для каждой части войск особые полковые священники и флотские иеромонахи. Причем содержание этой категории священников возлагалось на сами же организационные структуры церкви. С 1706 г. с приходов стал взиматься специальный денежный сбор на нужды этих священнослужителей. А их деятельность в войсках и на флоте регламентировалась военными и морскими уставами. Военный устав 1716 г. и Устав морской службы 1720 г. уже описывали обязанности духовенства в случае военных действий. Таким образом, полковые и флотские священники стали в определенном смысле структурами «двойного подчинения». По мере усиления государственных бюрократических структур система войсковых и флотских священников была жестко структурирована, а процесс воспроизводства полковых священников был взят под контроль государством. При Павле I в 1797 г. была учреждена должность обер-священника армии и флота и особое управление при нем. В 1801 г. при Александре I была создана особая войсковая семинария, готовившая военных священников, но она просуществовала недолго.
Уже в этот период полковые священники прославились не столько заботами о душах своих подопечных, сколько своими воинскими подвигами, например, А. В. Суворов в своем рапорте о взятии Измаила упоминает о мужестве священника Полоцкого полка о. Трофима Куцинского, который ободрял солдат в сражении, находясь в первых рядах штурмующих.
Окончательно система взаимоотношений армии и церкви в России сложилась уже в конце XIX в., гораздо позже реформ Александра II и последовавших за ними контрреформ. Возможно, это связано со стремлением государства при поддержке священников держать под контролем настроения в армии. В 1890 г. было издано новое положение об управлении военным духовенством. Во главе уже отдельного ведомства стоял протопресвитер военного и морского духовенства, который в чисто церковных вопросах подчинялся Священному Синоду, а в остальном руководствовался приказами военного и морского министра. В Своде военных постановлений и Положении 1890 г. четко были сформулированы права, обязанности и структура этой отдельной группы духовенства. Так, священнослужители должны были помогать при перевязке раненых, организовывать погребение погибших воинов. В подчинении протопресвитера находились все церкви полков, крепостей, военных госпиталей и учебных заведений, кроме отдаленных районов Сибири, где они подчинялись епархиальным архиереям. Ведомство возглавляли поочередно три протопресвитера: о. Александр Же-лобовский (1890 - 1910 гг.), о. Евгений Аквилонов (1910 -1911 гг.) и о. Георгий Шавельский (1911 - 1917 гг.), последний особенно прославился своими административными талантами. Во время войны духовенство сопровождало свои части с походными церквами, духовно окормляло воинов, поддерживало их нравственно и психологически. На поле боя священник облегчал страдания раненых, готовил к кончине умирающих и погребал уби-
тых. Мужество полковых священников вселяло бодрость и укрепляло дух воинов. Во время первой мировой войны в подчинении протопресвитера было свыше 5 тыс. священников. Об их деятельности во время военных действий давали благожелательные отзывы оба Верховных Главнокомандующих царской армии.
Военная служба в значительной мере сглаживала этнические и конфессиональные различия. «В российской армии в 1867 - 1868 годах 23 % всех офицеров были неправославными, в том числе среди полных генералов на долю протестантов приходилось не менее 27 %, а в 1903 году соответственно 18 и 15 %. Вплоть до 1917 года лояльность трону, профессионализм и знатное происхождение ценились гораздо выше, чем этническая и конфессиональная принадлежность» [11]. Следует отметить, что протестантами были высоко ценившиеся в военном отношении немецкие и прибалтийские дворяне.
Однако при полиэтничности и наличии представителей разных конфессий в армии лишь православные священники входили в военные организационные структуры. Исключение составляла созданная на добровольной основе в 1914 г. Кавказская туземная дивизия. В её полках была штатная должность муллы.
Свержение самодержавия и отделение церкви от государства не сняли проблему нравственного воспитания войск. Как исключение новая власть использовала старые методы. По некоторым сведениям, полковые священники еще в 1918 г. были и в отдельных частях Красной Армии. Но, как хорошо известно, воспитанием войск, формированием их мировоззрения занялись политические органы и в первую очередь институт комиссаров.
Было бы большой натяжкой сравнивать комиссаров, замполитов, политкомов с полковыми священниками. При всей внешней непохожести система комиссаров Красной Армии и сами вооруженные силы того периода больше напоминают вооруженные силы церкви, победившей в период Средневековья. Комиссары следили не только за формированием мировоззрения и политической благонадежностью бойцов (мировоззрение формировалось методами, напоминающими религиозное начетничество), но и осуществляли надзор над всем командным составом. Лишь наиболее благонадежным командирам или политическим деятелям, занимающим в армии командные посты, придавался статус командира -комиссара. Ярким представителем руководителей такой категории являлся Г.Я. Сокольников, член ЦК РКП(б), командующий 8-й Красной Армией, в январе 1920 г. занимавшей Ростов. Практически в его руках были объединены функции военного вождя и жреца. К слову сказать, он не был профессиональным военным и после гражданской войны занял пост наркома финансов.
Дополнительную параллель со Средневековьем позволяет провести то, что комиссары были крайне нетерпимы к любым иным учениям, политическим или конфессиональным, кроме коммунистического.
Таким образом, по мере ослабления или усиления религиозных чувств, смены мировоззрения, меняется отношение армии к церкви, а функции церкви начинают подменять другими структурами, которые заботят-
ся о духовной и моральной составляющей армии (комиссары, заместители по политической части). Такие структуры сохранялись в армии всё время пребывания коммунистов у власти. В годы Великой Отечественной войны просматривается определенная либерализация политики государства по отношению к церкви: повсеместно стали открываться храмы, священников отзывали из армии и лагерей для проведения служб, было позволено открыто отмечать Пасху. Однако институт священников в Красной Армии так и не был восстановлен, и до начала 90-х гг. ХХ в. в войсках сохранялся институт заместителей командиров по политической части. Нельзя сказать, что они сохранили власть комиссаров времен гражданской войны, их функции стали ближе к функциям прежних полковых священников. Но надзирающие функции за ними всё ещё сохранялись.
Очевидно, что нравственный стержень необходим армии. Он поддерживается специальными структурами (повторяется ситуация, как при Петре I). При Советах были комиссары, а сейчас при наличии светского государства церковью и некоторыми политическими силами поднимается вопрос об уравнивании функций священников и офицеров воспитателей.
В настоящее время координацией и развитием связей русской православной церкви с военными занимается созданный 18 июля 1995 г. Синодальный отдел по взаимодействию с вооруженными силами и правоохранительными учреждениями, который с 7 мая 2003 г. возглавляет протоиерей Димитрий Смирнов. Отдел делится на сектора, отвечающие за связь с конкретными правоохранительными органами и родами вооруженных сил. Такие же отделы созданы на епархиальном уровне. Им подчиняются более 400 приходских священников, получивших благословение на окормление военных. Всего на территории воинских частей и подразделений правоохранительных органов насчитывается более 100 храмов и часовен [12, с. 132].
Нынешнее состояние общества налагает свой отпечаток на вооруженные силы, отсутствие национальной идеи, общий духовный кризис очень сильно осложняют воспитательную работу в войсках, а поскольку в армии ответственность более персонифицирована, чем в целом в государстве, естественно стремление некоторой части командного состава передать дело воспитания солдат в руки организации или структуры, имеющей устойчивую, веками отработанную систему взглядов, не противоречащую в то же время идеям патриотизма, защиты Родины, отработанные веками методы воздействия на души, а самое главное отделенной от государства, и на неё, в случае чего, командному составу на уровне роты, полка можно было бы безнаказанно перекладывать ответственность.
Особенности деятельности военных священников учитываются плохо. Нынешний командный состав российской армии имеет очень относительные представления об их функциях в дореволюционный период, но хорошо помнит права и обязанности замполитов и самым простым выходом считает переложить на священников эти самые права и обязанности.
Еще большей проблемой является отсутствие нацио-
нальной идеи. Солдатам современной «рабоче-крестьянской» армии, грубо говоря, не за что умирать. Красивые слова об абстрактной Родине имеют воздействие далеко не на каждого. На практике зачастую в бой бойцы шли из чувства мести и под лозунгами «За ВДВ». И в этом отношении воспитательное значение церкви в войсках трудно переоценить.
Подмена национальной идеи религиозной в принципе при работе с определенным составом военнослужащих возможна. Как считает Н. Митрохин: «Религиозно мотивированная армия и спецслужбы представляются существенной альтернативой военнослужащим по контракту - относительно независимому и более требовательному к начальству контингенту» [12, с. 132].
Со своей стороны церковь борется за паству и достаточно грамотно делает это там, где чаще стрессовая ситуация, где выше уровень опасности для жизни, т.е. в армии, в войсках. По мнению епископа Петропавловского Игнатия, армия - «это то место, где молодой человек на два года изолируется от гражданского общества, в том числе и от его негативного, разлагающего влияния. Почему не использовать в полную силу это время для воспитания в юношах духа патриотизма?!» [цит. по: 12, с. 132].
Однако не следует забывать, что мы живем в светском государстве и оно очень неохотно уступает церкви свои позиции, а также возможность влиять на сознание граждан, даже если церковь и абсолютно лояльна государству. 25 ноября 2003 г. начальник Главного управления воспитательной работы Вооруженных сил РФ генерал-полковник Н. Резник на всероссийской научно-практической конференции «Отечество. Армия. Церковь» публично заявил о том, что все надежды на восстановление института военных капелланов напрасны: «Возврата к дореволюционному статусу священнослужителя в армии и на флоте быть не может из-за светского характера государства, государственной системы образования, а также по причине отделения государства от Церкви» [цит. по: 12, с. 135]. Таким образом, можно с уверенностью сказать, что в обозримом будущем главной фигурой в воспитательном процессе в войсках останется офицер-воспитатель. Привлечение же священников к этим функциям, скорее всего, останется на уровне эксперимента.
Литература
1. Бондарев А.А. Российская армия, народ и государство // Трибуна русской мысли. 2003. № 1 (5); Мозговой С. Силовики благочестия // Отечественные записки 2002. № 1; Смирнов Д. Армия и церковь // Трибуна русской мысли. 2003. № 1 (5); Чинкова А. Церковь и армия: сотрудничество сегодня и завтра // Московские епархиальные ведомости. 2005. № 3 - 4; Интернет-мост «Церковь и армия в современной России» // pobeda. щ Сайт Военного отдела Московской патриархии // pobeda. щ Тематические подборки «Армия и церковь» // pravosla-vie. ru.; Церковь спасет армию от дедовщины // Православный аналитический сайт. 2005. 25 мая.
2. Веремчук В.И. К вопросу о взаимодействии воен-
ной службы и религии // Социс. 2003. № 12. С. 87.
3. Александров А. Священный бой. Сможет ли военное духовенство изменить моральный климат в Вооруженных Силах // Независимая газета. 2006. 26 окт.
4. Церковь как субъект в политике военных реформ // Сайт СПб митрополии. 1998 - 2005.
5. См.: Токарев С.А. Ранние формы религии. М., 1990. С. 455.
6. Бондарев В.А, Скорик А.П. Исторические зори России: История Отечества с древнейших времен до конца XI в. Новочеркасск, 2004. С. 29.
Южный федеральный университет
7. См.: Тайлор Э. Б. Первобытная культура: Пер. с англ. М., 1989. С. 423-424.
8. Разин Е.А. История военного искусства. Т. 2. С. 118.
9. Гумилев Л.Н. Ритмы Евразии М., 1992. С. 480.
10. ТатЖ. Крестовые походы. М., 2003. С. 33.
11. Миронов Б. Кому на Руси жилось хорошо // Родина. 2003. № 7. С. 12.
12. Митрохин Н. Русская православная церковь: Современное состояние и актуальные проблемы. М., 2004.
27ноября 2006 г.
