Высшее образование и вузовская наука в России: структура кризиса и антикризисные наметки Текст научной статьи по специальности «Науки об образовании»

усуслугу как рыночную категорию.

Отличительной чертой образовательных услуг является невозможность их непосредственного денежного измерения, трудность определения их денежного эквивалента. Ценовой механизм часто не в состоянии отразить всех затрат на их производство,

а тем более выявить созидательный потенциал каждого учащегося. Полезный эффект такой услуги может проявиться лишь спустя продолжительное время, и его можно измерить лишь с помощью косвенных показателей.

Окончаниеследует

Senashenko V., Tkach G. ON THE TRENDS OF RUSSIAN HIGHER EDUCATION REFORM

This article discusses some trends reform of higher education. The analysis of the concepts of «public good» and «educational services» that are used to explain the new realities in the domestic higher professional education.

Keywords: high school, the quality of education, labor market, educational service, a public good.

УДК 378

Игнатов И.И.

ВЫСШЕЕ ОБРАЗОВАНИЕ И ВУЗОВСКАЯ НАУКА В РОССИИ: СТРУКТУРА КРИЗИСА И АНТИКРИЗИСНЫЕ НАМЕТКИ1

В статье предложен дискуссионный взгляд на кризис высшего образования в России, обоснована структура кризиса и выработаны предложения по преодолению кризиса.

Ключевые слова:высшее образование; кризис в образовании; структура кризиса.

1. Профанация образовательно-научного процесса в вузах

Речь идет о том, что с тотальной коммерциализацией высшей школы связана и качественная деградация соответствующего образовательного процесса. Огромное количество вновь созданных вузов, равно как и вузы прежние (из числа оперативно «перестроившихся» в соответствии с требованиями рыночной конъюнктуры), двинувшись в «крестовый поход» за студентом, принялись выхолащивать образовательные программы или практику их применения. Печальнейший факт состоит в том, что сформировавшаяся в России система платного высшего образования стала отчасти легитимным, а отчасти криминальным, но в любом случае порочным бизнесом по приданию рыночной цены документам, дающим право получающим (точнее, в той или иной степени выкупающим) их фигурантам позиционировать себя как специалистов и даже профессиональных ученых-исследователей. Никогда еще профанация образовательного, да и научно-исследовательского процессов в вузах не достигала таких масштабов, вынуждающих ставить вопрос о принципиально новом их качестве.

Конечно, не была свободной от «приписок» и

советская система организации высшей школы. Однако массовое получение интеллектуально несостоятельными соискатели статусов «специалиста», «кандидата» или «доктора» она исключала. Согласно авторской оценке (сформировавшейся на базе опросов и собственных впечатлений), доля «серьезного» блата среди советских студентов в конце 1970-х и на протяжении большей части 1980-х годов не превышала 10-15% (исключения составляли главным образом медицинские институты, МГИМО, некоторые факультеты МГУ и ряд регионально-столичных университетов). Да и применительно к большинству случаев «блата» нельзя говорить о выпуске полностью профнепригодных специалистов -скорее следует вести речь об их «посредственности», но все же в рамках требований курса, ибо «блат» является козырем, который можно было использовать лишь при поступлении (в дальнейшем требование выполнения учебных программ распространялось на всех). К тому же далеко не все «блатники» были посредственностями: некоторые из них становились вполне приличными студентами или даже отличниками. Так, в медицинских вузах широко практиковался «корпоративно-семейственный блат»: значительная часть поступавших в них абитуриентов

98

© Игнатов И.И, 2014

происходила из «медицинских» семей, и для них делались определенные «послабления». Разумеется, подобные преференции нельзя оценивать положительно, но их получатели зачастую искренне желали продолжать «медицинские династии», намеревались профессионально состояться именно в качестве медиков, продолжив «семейное дело». Да, не все из них набирали проходной бал, и тогда задей-ствовались система «корпоративного блата». При всей моральной двусмысленности подобной практики ясно, что и недобор одного-двух баллов до проходного, и триумфальная, на все «пятерки», сдача конкурсных экзаменов в вуз, сами по себе оставляли равно неопределенной перспективу последующей самореализации абитуриента как в вузе, так и собственно на профессиональном поприще.

Хотя бы по этим соображениям советский «блат» несопоставим с тотальным саботажем образовательного процесса, который имеет место в современных российских вузах. Сегодня процесс обучения в целом - с момента поступления до получения заветных «корочек» - все больше превращается в некую имитацию, сопрягаемую с негласной договоренностью между преподавателями и студентами. С одной стороны, вузы всеми силами держатся за последних («благо», даже бюджетные деньги, не говоря уж о частных, «следуют за обучаемыми»), а с другой, - многие студенты и их родители искренне полагают: коль скоро они платят свои деньги, то вправе «заказывать музыку». И никто не чувствует иррациональности ситуации, ибо в обществе, где все и вся, кроме «делания денег», превратилось в фикцию или имитацию, имитация образовательного процесса «за деньги» становится специфической нормой.

Примерно пять лет назад обозначилась тенденция некоторого сокращения общей численности вузов и студентов. Так, в сравнении с 2008/2009-м учебным годом, когда общее количество студентов достигло пика, к 2011-му учебному году оно сократилось на 13,6%, причем в негосударственных вузах - на 20,2%. Однако практика «коммерческого образования по-российски» существенным образом подорвала качество того «исходного материала», что уже «запущен» в экономику, ибо процесс усугубляющейся коммерческой профанации высшего образования разворачивался с начала 1990-х годов. И он, естественно, успел набрать обороты, стал инерционным; наработана определенная порочная «традиция», задающая установки и параметры поведения как учащихся, так и преподавателей.

Особенно тревожно то, что подобная же практика характерна и для «продвинутых» этапов образования и научной аттестации, ибо именно эти этапы «ответственны» за формирование национальной интеллектуальной элиты. В современной России подготовку научных и научно-педагогических кад-

ров через аспирантуру ведут уже существенно более 1500 вузов и научных организаций, причем с 1995 г. появилось 236 организаций, получивших такое право (см. табл. 1); при этом, стоит напомнить, согласно данным ведущих зарубежных рейтингов, лишь от нуля до двух российских университетов регулярно входят в первые две сотни лучших университетов мира, а среди более чем 800 участников рейтинга «QS» обнаруживается только от 14 до 18 российских вузов. Еще удивительнее в данном контексте «распухание» докторантуры: с 1995 г. появились дополнительно 224 организации, ведущие подготовку докторов наук, а общее их количество увеличилось более чем на 58% (см. табл. 2). Откуда такой «расцвет науки» в торгующей сырьем стране? Ларчик открывается просто: и аспирантуры, и докторантуры в российских вузах и прочих организациях фактически являются по преимуществу платными, а потому на соответствующих направлениях, как было уже довольно давно замечено, имеют место два «раздувшихся мыльных пузыря»2.

Рост как количества организаций, осуществляющих подготовку кандидатов и докторов наук, так и численности соответствующих контингентов начался вскоре после 1991 г., когда в стране один за другим стали открываться частные вузы и университеты; впрочем, в эту гонку включились и госорганизации. Стабильный прирост количества организаций, вовлеченных в подготовку обладателей ученых степеней, наблюдался на протяжении почти всего последнего десятилетия. В сегменте аспирантуры данный процесс замедлился лишь в 2011 г., а в сегменте докторантуры - чуть раньше, примерно с 2009 г. Тем не менее общее число организаций, о которых идет речь, продолжает расти, причем главным образом в результате «творчества» вузов (в секторе НИИ, судя по представленной в таблицах динамике, идет некая институциональная борьба: государство и/или здравомыслящая часть кадрового состава сферы исследований и разработок стремятся сдерживать разрастание аспирантуры и докторантуры).

Ситуация с «человеческим качеством» в сегментах аспирантуры и докторантуры еще менее утешительна. Об этом свидетельствует в первую очередь беспрецедентное и ничем не оправданное разрастание числа «обучающихся» и «диссертирующих» в обоих сегментах. Динамику «раздувания» аспирантского и докторантского «пузырей» отражают табл. 3 и 4. Показательно и симптоматично то, что этот процесс корреспондирует с процессами архаизации российских социума и экономики, упадком науки и образования, превращения России в пресловутую «энергетическую державу».

В плане численности своего контингента российская аспирантура в период между 1995 г. и 2011 г. «разбухло» в 2,5 раза, причем поступательные скачки в общей численности аспирантов наблюдались

Таблица1

Динамика численности организаций, занимавшихся подготовкой кандидатов наук, 1995-2011 гг.

1995 2000 2001 2002 2003 2004 200S 2006 2007 2008 2009 2010 2011

Общее кол-во 1334 1362 1393 1416 1441 1452 1473 1493 1490 1529 1547 1568 1570

НИИ Вузы 828 506 797 565 806 587 818 598 827 614 831 621 833 640 820 673 799 691 811 718 800 730 809 748 805 750

Источники: Российский статистический ежегодник. 2010. Статистический сборник. — М.: Росстат, 2011; Российский статистический ежегодник. 2012. — М.: Росстат, 2013.

Таблица 2

Динамика численности организаций, занимавшихся подготовкой докторов наук, 1995-2011 гг.

1995 2000 2001 2002 2003 2004 2005 2006 2007 2008 2009 2010 2011

Общее кол-во 384 492 510 531 543 533 535 548 579 593 598 602 608

НИИ Вузы 167 217 178 314 181 329 189 342 195 348 179 354 173 362 178 370 201 378 205 388 204 391 192 407 192 412

Источники: те же, что и в табл. 1

почти каждый год вплоть до 2010 г., после чего, в 2011 г., правда, обозначилось заметное - на 1158 человек - ее сокращение. Однако оно, во-первых, теряется на фоне уже мощно раздутого «пузыря», а во-вторых, вовсе не обязательно перерастет в устойчивую тенденцию. В аспекте сравнительной динамики между аспирантскими контингентами вузов и НИИ, опять-таки налицо серьезные различия: на фоне постоянного быстрого наращивания числа аспирантов в вузовском секторе - с 1995 г. по 2010 г. их количество увеличилось на 89079 человек, или в 2,75 раза - академический «пузырь» явно отставал: за тот же период аспирантский корпус НИИ увеличился на 5448 человек, или на 47,4%. Дисбаланс между двумя аспирантскими секторами дополнительно усугубляется еще и тем, что вузы, взявшие на себя основную нагрузку по подготовке кандидатов наук, характеризуются заведомо более слабой в сравнении с академическими институтами научно-исследовательской и методологической базой.

Продуктивность работы российской аспирантуры (в смысле выпуска из аспирантуры с защитой диссертации в срок) за последние 10 лет колебалась в диапазоне 28-36% в вузах и примерно 15-23% в НИИ, что гипотетически можно интерпретировать как результат менее ответственной вузовской «диссертационной политики». В целом создается впечатление, что НИИ не только проводят эту «политику» более жестко, но и «спохватились», несколько раньше, чем вузы, которые продолжают «стахановскими темпами» выдавать «на-гора» кандидатов наук.

Что касается «пузыря» в докторантуре, то об-

щее количество докторантов увеличилось между 1995 г. и 2011 г. на 2372 человек, или в 2,1 раза. Именно в сегменте докторантуры доминирование вузов (на фоне даже некоторого сокращения числа соискателей в рамках РАН) просматривается особенно рельефно: вся драматическая вакханалия ударного прироста числа докторантов целиком является плодом «креативного труда» руководящих вузовских кадров. Почему же докторантам так полюбились вузы? Как представляется, потому, что в них легче «купить» защиту, диссертацию или то и другое (об этом речь специально пойдет далее).

Не подлежит сомнению, что эти тенденции отражают преломление принципов дикого капитализма» в образовании: вузы создают платные аспирантуры и докторантуры, набирают туда платежеспособных соискателей и профанируют учебный и научно-исследовательский процессы. Причем профанация - еще не худший вариант: процессы, о которых идет речь, могут отсутствовать вообще. Деятели из «властной вертикали» и «бизнесмены» массово покупают степени «для престижа», платежеспособные молодые люди - для карьеры, причем, как правило, связанной отнюдь не с перспективой занятости в малодоходной научной сфере, а с включением тот же «бизнес» или попаданием в ряды того же бюрократического класса (юноши из небедных семей заодно используют пребывание в аспирантуре для ухода от призыва в армию или получения отсрочки). И поскольку «спрос рождает предложение», определенная часть научных кадров «подрабатывает» изготовлением текстов диссертаций для низкоквалифицированных соискателей, т.е. такие

Таблица3

Динамика численности в 1995-2010 гг. аспирантов в НИИ и вузах, выпускников аспирантуры, и доли защитивших диссертации кандидатов наук, на конец года

Категории/ 1995 2000 2001 2002 2003 2004 2005 2006 2007 2008 2009 2010

годы

Аспиранты,

всего 62317 117714 128420 136242 140741 142662 142899 146111 147719 147674 154470 157437

Аспиранты

ВНИИ 11488 17502 17784 18323 18959 19654 19986 19542 18346 17397 16549 16936

Выпуск,

всего 2814 3813 3859 4205 4336 4656 4806 4865 4847 4781 4359 4335

В т.ч. с

защитой, % 21,2 22,9 17,7 20,2 19,4 21,5 20,9 17,5 18,5 14,9 16,8 16,8

Аспиранты

в вузах 50829 100212 110636 117919 121782 123008 122913 126569 129373 130277 137068 139908

Выпуск,

всего 8555 21015 21837 23896 26463 27939 28755 30665 30900 28889 29678 29268

В т.ч. с

защитой, % 23,5 31,5 29,1 27,4 28,5 33,1 33,5 36,0 32,6 28,0 33,7 30,2

Источники: те же, что и в табл. 1—2.

Таблица4

Динамика численности в 1995-2010 гг. докторантов, выпускников докторантуры и защитивших диссертации докторов наук, на конец года

Категории/ 1995 2000 2001 2002 2003 2004 2005 2006 2007 2008 2009 2010

годы

Докторанты, 2190 4213 4462 4546 4567 4466 4282 4189 4109 L4242 4294 4418

всего

Докторанты в НИИ Выпуск, 483 128 505 151 485 138 517 140 515 154 481 155 445 148 426 139 358 116 336 123 327 107 299 95

всего В т.ч. с защитой 41 63 38 35 47 52 48 35 33 23 23 20

Докторанты 1707 3708 3977 4029 4052 3985 3837 3763 3751 3906 3962 4116

в вузах Выпуск, 336 1100 1119 1127 1231 1296 1269 1244 1204 1093 1193 1162

всего В т.ч. с защитой 96 423 359 376 367 453 468 415 396 274 412 316

Источники: те же, что в табл. 1—3.

тексты (их элементы) всегда можно заказать. Саму защиту же нетрудно срежиссировать (а до недавнего времени, когда еще не существовало требования ВАК относительно видеозаписи защит, некоторые из них вообще «виртуализировались», т.е. материа-лизировались только в виде правильно подготовленных бумаг).

И неудивительно, что в России так и не сдвигается с «мертвой точки» дело с запуском инновационных процессов, хотя примерно с середины 2000-х годов в порядке реакции высшей школы на развернутую сверху пропагандистскую кампанию относительно «перевода экономики на инновационный путь развития», «инновационной модернизации» и т.п. (были выброшены также сопряженные с этими клише лозунги «формирования экономики знаний» и «интеллектуальной экономики», «интеграции образования, науки и производства» и др.) при вузах появилось невероятное количество «инновационных центров», «инновационных институтов», инновационных школ» и пр. (сегодня, как уже отмечалось, на слуху и формула «инновационный вуз», за

право именоваться коим борется едва ли не каждая организация). При наборе соответствующих «инновационных» словосочетаний в интернет-поисковике начинает рябить в глазах. И если «инновационный рывок» и происходит, то, как и прочие заявленные (в общем контексте «поднятия России с колен») «амбициозно-прорывные» программы, - в форме имитации, которая лишь камуфлирует неуклонное сползание осколка былой сверхдержавы на задворки теперь уже «третьего мира».

Почему же нынешнее государство (оставляя в данном случае в сторону сюжет о его характере и генезисе) не проявляет воли к тому, чтобы покончить с имитационным безобразием хотя бы в сфере образования и научной подготовки? Интрига тем более интересная, что здесь нет могущественных групп влияния - распад и деградация происходят на «атомарном» уровне. С одной стороны, причина состоит именно в этом: процесс уже неподконтролен. С другой стороны (и это главное), перепроизводство остепененных имитаторов и недопроизводство реальных специалистов, способных внести свой

вклад в развитие наукоемких и других отраслей нормально работающей современной экономики, «не замечается» отечественным народным хозяйством по причине его чудовищных демодернизации и архаизации. Казалось бы, очевидно, что контингент ученых, высококлассных инженеров и технологов не воспроизводится, а сохранившиеся кадры все более интенсивно «вымываются» из РФ, что хотя бы в силу этих печальных обстоятельств уже исключено повторение советских «прорывов» и становится все труднее поддерживать должное качество военных технологий. Но этот проявляющийся все более явно дефицит не воспринимается ни властью, ни социумом как одна из главных актуальнейших угроз. Можно, конечно, заявить, что стране, экономика которой основана на добыче и экспорте пресловутых «углеводородов», производстве и вывозе полуфабрикатов (металлов и лес-«кругляка»), вправе позволить себе определенное время «не замечать» процессов деградации в высшем образовании и системе профподготовки кадров научной сферы (ибо наукоемкие отрасли, остро нуждающиеся в притоке специалистов подобного уровня, некритичны для текущего общественного воспроизводства), что нехватку такого рода специалистов все равно «заметят» - «когда прижмет». Но ведь тогда будет уже поздно, причем этот момент не за горами: «все случится», когда сланцевое сырье начнет вытеснять с рынка традиционные нефть и газ, распродажа коих является основой российского бюджета. 2. Коррупция в системе высшего образования:

от описания «структур повседневности» к приблизительным количественным оценкам

Приведенная выше фактология свидетельствует о злокачественном разрастании многих элементов системы высшего образования - общего количества вузов (прежде всего - негосударственных), общей численности студентов (в первую очередь - студентов негосударственных вузов), числа вузов, предлагающих услуги по организации аспирантского и докторантского образования, а также общего контингента аспирантов и докторантов, соответственно - носителей кандидатских и докторских степеней. Эта статистика убийственна, и она однозначно свидетельствует о глубоком кризисе, в котором пребывает вся вузовская сфера.

Впрочем, о том, что происходит в вузах, можно судить и по информации, которую автор получает от конкретных соискателей и преподавателей. Она, конечно, статистически нерепрезентативна и представляет собой лишь набор непроверенных «частных случаев». Однако, во-первых, круг этих случайных (в статистическом смысле) и никак не связанных друг с другом информационных источников довольно широк, а во-вторых, информация, о которой идет речь, однородна по своему содержанию.

Ее невеселая суть сводится к тому, что соискателей научных степеней разделяют в вузах на две категории: тем, кто способен заплатить хорошую цену, предлагается единый («под ключ») пакет услуг, превращающий их пребывание в аспирантуре (включая и учебную, и исследовательскую составляющие) в процесс, в общем-то, виртуальный, а тем, кто более стеснен в средствах, дается рекомендация постепенно изыскивать некие суммы для периодических платежей, параллельно имитируя учебу и научную деятельность, - разумеется, с обещанием «хэппи-энда» в виде «дружественной» защиты.

Эта информация, имея, конечно, не столько количественное, сколько качественное значение, свидетельствует о том, что в определенной части российской вузовской системы (какой конкретно, судить трудно, но, похоже, немалой, ибо коррупция в условиях безнаказанности распространяется, как огонь по сухой траве) устоялась практика злостно-корыстной профанации профессиональной деятельности. Соответствующий моральный климат там тоже вполне устоялся: свидетели повествуют об этой практике как о явлении «рабочем» - привычном и фактически «нормальном»; она не вызывает у большинства респондентов особого возмущения (собеседнику же при наличии с его стороны негативной реакции обычно предлагается «спуститься с небес на землю» и/или фаталистично принять «условия игры», которая ведется «деловыми людьми» в «реальной жизни»). Речь идет, таким образом, о некоем пусть и плохо поддающемся измерению, но существенном качественном явлении, которое участвует в формировании общего - и опять-таки качественного - фона нашей жизни, представляя собой значительную опасность уже в силу своей обыден-ности3. Естественно, речь не идет о том, что коррупция «равномерно» поразила всю нашу вузовскую систему, но то, что она формирует, выражаясь языком Броделя, «структуры повседневности» российского образовательного комплекса, едва ли может вызвать сомнения.

Что касается попыток количественно охарактеризовать коррумпированность российской системы высшего образования (имея в виду все затронутые выше, в том числе касающиеся собственно преддипломной ступени, направления коррупционной активности), то они появились на исходе второго постсоветского «политического цикла». Так, в 2007 г. ЮНЕСКО опубликовала доклад о масштабах коррупции в сфере образования в мире, где, характеризуя ситуацию в России как «значительно ухудшившуюся», авторы дали оценку, согласно которой российские вузы ежегодно получают взяток на 520 млн. долл., причем «немалая их часть идет на покупку кандидатских и докторских диссертаций»4. Согласно более поздним количественным оценкам, оборот коррупционных денежных средств во всем рос-

сийском образовании составляет около 5,5 млрд. долл., в том числе, согласно данным МВД России, только на этапе поступления в вузы масштабы коррупции достигают 1,5 млрд., и столько же в совокупности тратится учащимися (их родителями) каждый год на коррупционные платежи для поддержания своего статуса5. По обнародованным в 2010 г. данным Рособрнадзора, в стране ежегодно покупается до 500 тыс. дипломов о высшем образовании, в том числе около 100 тыс. - с так называемой проводкой6 , а если допустить небезосновательность утверждений о «крышевании» данного специфического бизнеса самой этой госструктурой7, ее данные, скорее всего, занижены. Уже «приелись» появляющиеся в СМИ и в профессиональных изданиях публикации с соответствующими пугающими заголовка-ми8, причем их авторы то сокрушаются по поводу «нехороших тенденций», то кому-то грозят, то справедливо разоблачают «квазифеодализм». Все это напоминает дурной комикс «о вечной борьбе добра со злом» - при том, что «зло» в силу несерьезности своего «визави», похоже, даже не в курсе наличия чьей-то с ним борьбы. К сожалению, анализ вузовской коррупции даже при самых алармистских публицистических «подкрутках» почти не выходит на уровень проблематики слома целых цивили-зационных институтов и культурных парадигм на стратегических направлениях обеспечения национальной безопасности. В самом деле, та же постановка на поток выпуска обладателей фиктивных и полуфиктивных ученых степеней создает угрозу далеко не только для научно-технологической безопасности страны. Соответствующие «остепененные» господа, доля которых в «элитах» общества неуклонно увеличивается, по природе своей очень активны. И они ведь не только профанируют науку и образование, не только занимают места потенциальных ученых, не только несут везде, где появляются, заразу коррупции, но еще и норовят «поуправлять», размахивая своими «корочками»! Новейший беспрецедентный скандал с фальшивыми диссертациями, выявленными у широкого круга представителей всех ветвей федеральной власти9, - ярчайшее тому подтверждение.

Возвращаясь к количественным оценкам объема конкретных составляющих общероссийского рынка коррупционных услуг, логично для начала коснуться сегмента специалитета. Согласно выводам автора упомянутого выше аналитического обзора «Коррупция в образовании современной России», цена фальшивого вузовского (на настоящем госзнаковском бланке) диплома специалиста с «проводкой» - в среднем - 20-50 тыс. долл., что исходя из тоже приведенных выше (и, похоже, заниженных) официальных данных о количестве ежегодно продаваемых дипломов дает впечатляющую величину в 3,5 млрд. долл. В соответствии с тем же аналитичес-

ким источником10 дипломов кандидатов наук ежегодно продается на «черном рынке» страны до 20 тыс. по средней цене в те же 35 тыс. долл. за штуку. Вытекающая отсюда общая сумма в 700 млн. долл. в год - вкупе с 250 млн. долл. оборота на этом рынке 5 тыс. дипломов докторов наук по средней цене в 50 тыс. долл. - выводит на уровень без малого 1 млрд. «зеленых»11. Это кратно меньше приведенных оценочных параметров коррупционного рынка специ-алитета, но ведь и замах здесь делается уже на «серьезную науку», поскольку официально считается, что кандидат и доктор наук получают степени на основе полноценного, качественного и оригинального научного исследования. Хотелось бы также напомнить, что профанация последнего в аспирантуре и докторантуре не сводится лишь к «грубой» продаже «под ключ» научных «корочек». Массовыми способами злоупотреблений являются как раз более «мягкие» (но при этом не менее разлагающие) виды полулегальной коррупции, которые связаны с тоже неплохо оплачиваемой десятками тысяч «избыточных» аспирантов и тысячами «избыточных» докторантов имитацией ими обучения и научных изысканий. Как подойти к соответствующим количественным оценкам?

Ради обеспечения максимально консервативного характера оценки можно прибегнуть к допущению, согласно коему общая численность аспирантов и докторантов в 1995 г. более или менее соответствовала народнохозяйственным потребностям (хотя коррупционное разбухание сферы постдипломного образования с учетом «шокоропевтичес-кого» погрома наукоемких секторов экономики и сферы НИОКР, с одной стороны, коммерциализации высшей школы, - с другой, полным ходом шло с самого начала 1990-х), и принять во внимание тот заведомо коррупционный «пузырь», который «надулся» в вузовских аспирантурах и докторантурах к 2011 г. В вузовских аспирантурах количество «избыточных» соискателей увеличилось за данный период на 88713, а в докторантурах - на 2549 человек, причем можно посчитать это наращивание вузами мощности своих аспирантур и докторантур скрытой формой коррупции, предположив, что в подавляющей своей части «избыточные люди» в соответствии с негласным договором с научно-преподавательским составом имитировали и профанировали как учебу (и без того обычно не очень-то напряженную для соискателей), так и исследовательскую деятельность, исправно оплачивая статус, предоставлявшийся им платными аспирантурами и докторантурами. Задача в таком случае сводится к определению более или менее приближенной к действительности средней суммы годовой оплаты за поддержание статуса, и авторская экспертная оценка -4 тыс. долл. за семестр, или 8 тыс. за учебный год для аспирантов, 5 тыс. и 10 тыс. долл. - для докторантов

(скромные аспирантуры могут запрашивать меньше, популярные - значительно больше). Умножение этих величин на число «избыточных» соискателей - 2011, дает грубо приближенные объемы годовых коррупционных (по факту) выплат - 709,7 млн. долл. от аспирантов и 25,4 млн. для докторантов, т.е. свыше 735 млн. долл. в сумме. Это и есть ценностная оценка размеров «мягко-коррупционной» составляющей соответствующего сегмента «черного рынка» в России в 2011 г.

В дополнение к этим предельно приблизительным расчетам следует привести еще два соображения. Во-первых, пребывание в платных аспирантурах и докторантурах наверняка предполагает дополнительные, уже откровенно коррупционные, поборы. Во-вторых, было бы наивным предполагать, что условно «неизбыточная» часть соискателей, примерно равная их количеству в 1995 г., поддерживала бы свой статус в своих аспирантурах и докторантурах бесплатно и что все эти люди исключительно добросовестно занимались бы выполнением учебного плана и научно-исследовательской работы. К сожалению, в обстановке институционализированной коррупции серьезной научной работы и учебы можно ожидать лишь от подлинных энтузиастов, «по определению» составляющих абсолютное меньшинство как обучающегося контингента, так и обучающего вузовского персонала.

В общем, имеются некоторые основания утверждать, что реальные коррупционные сборы (доходы от прямой продажи степеней плюс деньги за статус и имитацию плюс дополнительные поборы за экзамены, зачеты и прочее) в аспирантуре и докторантуре в совокупности легко «перешагивают» через долларовый показатель в 1 млрд. в год, вдвое превышающий тот уровень, который был в 2007 г. заявлен для России ЮНЕСКО. Это - как минимум. А в максимальном варианте они приближаются к 2 млрд. долл. в год. Таков принципиальный порядок уровня коррумпированности одного только сегмента постдипломного образования.

3. Антикризисно-реформационные соображения: чего делать нельзя?

Приведенные выше данные свидетельствует о том, что сфера российского высшего образования находится в тяжелом системном кризисе. Но, переходя к антикризисным соображениям, нельзя прежде всего обойти вниманием вопрос: к чему может привести задуманный привластными отечественными либералами институциональный «сброс» того, что осталось от науки и от сферы НИОКР в целом после двух с лишним постсоветских десятилетий, в высшую школу?12 Приходится, к глубокому сожалению, принципиально соглашаться с авторами, полагающими, что это привело бы к уничтожению этих остатков13, хотя, разумеется, в аргументации

данного тезиса обнаруживаются различные нюансы и акценты.

Было бы, конечно, нелепой наивностью полагать, что в российском научно-образовательном комплексе сохранились обширные зоны, свободные от коррупции. Однако, если сравнивать вузы и НИИ, можно (исходя, в частности, из изложенного выше) констатировать, что по раду существенных показателей (количество организаций, имеющих аспирантуры и докторантуры, общее количество аспирантов и докторантов, процент «остепенившихся») НИИ, представленные главным образом структурами Российской академии наук, в целом проводят существенно более преемственную с предыдущей ступенью развития и более разумную, щадящую сферу НИОКР, политику, чем вузы. Постсоветское научно-исследовательское сообщество продолжает придерживаться неких отвечающих природе этой сферы норм, несмотря на то, что ему с начала 1990-х годов ставят в вину крайний «консерватизм» вкупе с «низкими адаптационными возможностями»14.

Можно и, думается, нужно критиковать РАН за недостаточную «трендовость» ее практик и методов - да, «застойно-сословная», да, безнадежно старомодная по многим элементам организации и управления. Когда приходится писать о РАН, трудно имитировать восторг и подыскивать теплые слова, однако ясно: осколки российской науки, доверь их дальнейшее попечение той вольнице лихих людей, которая орудует ныне в вузовском комплексе и «кры-шуется» ответственными за него госчиновниками, долго не протянут. Вообще, любое резкое движение в сложившихся условиях ведет лишь к ухудшению ситуации (состояние «исторической ловушки»). Не надо суетиться - следует осторожно искать пути выхода из трясины; тут возможны лишь комплексные и взвешенные подходы.

Кстати говоря, ссылки на неудовлетворительное положение дел в самой РАН, раз уж речь зашла о ней, едва ли можно отнести к серьезным аргументам в пользу ее фактической ликвидации. Спрашивается, разве кризис российской науки является каким-то изолированным, «сепаратно» протекающим и связанным сугубо с Академией? Разве он не сопровождается аналогичным и даже еще более глубоким кризисом российского образования в целом и отечественного высшего образования в частности (и в особенности)? Разве он не является, наконец, частью всеохватного национального кризиса, который проявляет себя практически во всех сферах жизни России, поразив всю толщу ее общественной жизни? И, продолжая сюжет о «застойности» и «сословности»: разве являются незастойными и несословными российские общественная средам «правящий класс» и структура госуправления? Все это, конечно, - риторические вопросы: ясно, что и наука, и РАН суть лишь элементы находящейся в со-

стоянии затяжного кризиса российской цивилиза-ционной системы и ее основных парадигм. Обще-методологически нелепо обличать отдельные моменты конкретного-целого, абстрагируясь от такового. Тем более абсурдны надежды исправить ситуацию, «передав» науку из сферы ответственности находящейся в состоянии кризиса РАН в сферу ответственности находящегося в состоянии куда более серьезного кризиса российского вузовского образования.

На общем фоне того кошмара, который мы обнаруживаем в вузовском секторе, намерение сделать ставку на перевод науки в университеты представляется очередным шагом хладнокровных терминаторов, пытающихся, впрочем, иногда «косить под дурачков». И речь не идет об отрицании потенциала университетской модели развития науки (хотя даже на родине исследовательских университетов подобного явления «в чистом виде» вопреки утверждениям «экспертов» не наблюдается15), но создавать такую чудо-систему надо в каких-то других странах. Во всяком случае, нынешний этап исторического развития России менее всего подходит для подобных экспериментов.

Еще раз: если оставшиеся академические мощности будут перемещены (при допущении, конечно, технической и организационной осуществимости подобной реформы) в учреждения, которые за последние двадцать лет раздули два уродливых «пузыря» в виде выродившихся аспирантуры и докторантуры, то сохранившаяся в России наука окажется обреченной на заклание. Одна ее часть просто «умрет» в такой среде, а другая будет съедена «ржой» специфической вузовской Коррупции, что тоже равносильно «смерти». Что касается собственно вузовской науки, то «изыскивать резервы» для ее развития следует в самой сфере высшего образования — на основе ее реорганизации. Но даже если критикуемое решение уже принято, прежде чем его непосредственно реализовывать, следовало бы все равно провести реформу вузовского комплекса.

4. Позитивные антикризисно-реформационные предложения

4.1. Принцип «золотой середины» в реформировании российского образовательно-научного комплекса. Хотя позитивно-плодотворная реформа российской науки при опоре на университеты, стоит повторить, невозможна, повышение роли последних в данном комплексе (ОНК) и настоятельно необходимо, и посильно даже нынешнему российскому государству. Исходя из этого и предлагается названный принцип, состоящий в соединении двух тезисов: 1) о безальтернативности перестройки и высшего образования, и науки; 2) о том, что при решении проблемы ориентации реформирования научной составляющей ОНК на один из двух секторов (академический versus вузовский) нельзя радикаль-

но ломать сложившуюся ситуацию. Следует лишь уравновесить акценты, перейдя с подавляюще академического пути развития отечественной науки на смешанный (тогда это развитие все равно останется, скорее всего, преимущественно «академическим», если, разумеется, академический потенциал страны не будет окончательно добит чиновничьим произволом).

Соответственно суть реформы ОНК России должна состоять отнюдь не в том, чтобы, превратив РАН в «экспертный клуб» (каковым фактически и является ее аналог в США), переложить флагманскую роль в сфере НИОКР на плечи исследовательских университетов, а в том, чтобы, подтянув университетский сектор до уровня академических институтов, превратить его в. примерно сопоставимый по размеру с «наследием РАН» второй дивизион российской науки,

4.2. Сокращение количества вузов и студенческого контингента при общем повышении качества образования. В соответствии с излагавшимися выше соображениями речь идет о резком сокращении количества заведений высшего образования: в идеале общее число вузов должно быть уменьшено, по мнению автора, примерно вдвое - до 500-600 (с ориентацией на уровень 1990/1991-го учебного года), что в некотором условном приближении отражает реальную потребность страны в специалистах (причем имеется в виду верхний, а не нижний предел желательного числа российских вузов, ибо нынешнюю Россию некорректно сравнивать с имевшей в своей юрисдикции 514 вузов РСФСР образца 19901991 гг.: последняя, будучи стержневым субъектом советской сверхдержавы, характеризовалась несравнимо более диверсифицированной и самодостаточной экономикой, нежели нынешняя «сидящая на сырьевой игле» Российская Федерация). Разумеется, об оптимальной численности можно спорить, но ясно одно: существенное сокращение общего количества вузов необходимо, чтобы избежать окончательно-необратимой профанации самого понятия «высшее образование» (а в ней в конечном счете не заинтересован никто - даже те, кто извлекает на этой ниве «коррупционную ренту»).

Начать, очевидно, следует с создания механизма жесткого отсечения тех вузов (независимо от их специализации и формы собственности), которые ни по своей квалификации, ни по качеству предоставляемых услуг явно не дотягивают до статуса заведений высшего образования. Этот процесс следует сопровождать адекватной селекцией на уровне отдельных факультетов, кафедр и прочих внутренних подразделений, замеченных в продуцировании некачественных услуг (пусть даже функционирующих в рамках относительно респектабельных вузов). Поскольку многие современные российские вузы, приходится в очередной раз подчеркивать, удовлет-

воряют не столько потребности общества в образовании и экономики - в квалифицированных кадрах, сколько спрос на облегченное, мягко говоря, прохождение заинтересованными лицами институциональных процедур, необходимых для получения диплома или научной степени, представляется целесообразными резкое усиление контроля за вузами на предмет выявления подобных форм коррупции и ужесточение соответствующих наказаний за нее. В первую очередь «чистка» должна быть проведена в сфере негосударственного образования, где особенно много вузов, занимающихся профанацией учебного и исследовательского процесса, откровенной торговлей дипломами. Закрытие недобросовестных вузов, сопровождаемое возбуждением уголовных дел против их создателей и активных коррупционеров из профессорско-преподавательского состава, способствовало бы «схлопыванию» коррупционного пузыря и обеспечивал санацию (в том числе моральную) всей кадровой сферы вузовского образования.

4.3. Проверка вузов на профильность их подразделений. Вузы следовало бы также проверить на предмет соответствия профильности всех их подразделений заявленным вузовским специализациям (что, естественно, призвано стать объектом согласования с образовательно-научным ведомством). А поскольку значительное количество (если не большинство) появившихся за последние 20 лет непрофильных факультетов и прочих вузовских подразделений создано именно для легализации процесса извлечения коррупционной ренты, необходим «скрининг» всех этих бесчисленных откровенно подозрительных «экономических», «торгово-экономических» и «юридических» подразделений, «факультетов менеджмента» (особенно «инновационного»!), «внешней торговли», «международных отношений», «международного маркетинга» и т.п., при специализированных технологических вузах. В случаях выявления фактов «притянутости за уши» их учебных программ и низкой квалификации кадрового состава, эти вузовские суборганизации должны быть ликвидированы.

4.4. Сокращение количества аспирантур и докторантур, а также их контингентов. В обстоятельствах постоянного увеличения «пузыря» постдипломного образования и прогрессирующей инфляции его качества безальтернативно решительное сокращение количества вузовских аспирантур и докторантур (вместе с вузами и факультетами или «самих по себе»). Именно это, а не механическое изменение числа индивидуальных аспирантов и докторантов должно, думается, стать основой сокращения общего контингента «постдипломников». Первоочередным правом на размещение аспирантур и докторантур стоило бы наделить исследовательские университеты и ведущие специализированные (тех-

нологические, медицинские, экономические, управленческие и т.п.) вузы. А в целом число вузов, обладающих аспирантурами и докторантурами, следует сократить (по той же причине, что и число самих вузов) до уровня 1990-1991 гг. Целесообразно также продумать организацию постепенно-поэтапного перевода российского продолженного (постдипломного) образования на международную модель с заменой аспирантур и докторантур на градуа-тив-ные программы, ведущие к степеням уровней «мастера» (МА) и «доктора» (PhD).

4.5. Формирование 3,5-уровневой системы высшего образования. По мнению автора, для выведения всего постсоветского высшего образования из тяжелого застарелого кризиса не остается ничего другого, кроме как в определенных (характеризуемых ниже) отношениях сориентировать реформу отечественной высшей школы на хорошо отработанную северо-американскую системную модель. Речь идет прежде всего о формировании в России 3,5-уровневой системы, включающей уровни университетов, специализированных вузов (институтов) и колледжей, а также подуровень «коммунальных» (двухлетних) колледжей. Выше речь уже шла о том, что необходимо сократить часть вузов, прежде всего - те «самопальные» учреждения, что, возникнув в «лихие девяностые» или «застойно-деградацион-ные нулевые», явно торгуют «корочками». Но и 500600 «университетов», которые останутся после рестрикций, - это явный перебор. Нужен жесткий «отсев» из их числа тех вузов, которые ни по своей структуре, ни по качеству предлагаемых образовательных услуг не дотягивают до университетского уровня. Начать с того, что значительную часть возникших в постсоветский период «университетов» стоило бы директивно перевести (вернуть) в их исходный статус вузов узкой специализации (ВУЗУСов); это позволило бы возродить существовавший в нашей стране в советское время уровень специализированного высшего образования, который, собственно, «ничем не хуже (и не лучше)» университетского - просто у него другие функции. Однако и после данной итерации в списке наверняка останутся учреждения, явно не дотягивающие по качеству предоставляемых ими образовательных услуг (не говоря уж о НИР) до уровня не только «настоящих» университетов, но и качественных ВУЗУСов. Вот такие-то вузы логично перевести в категорию колледжей - с той, однако, оговоркой, что в новой системе классификации колледжи будут представлять собой начальный уровень высшего образования, а не эвфемизм для обозначения постсоветски испохабленных ПТУ За колледжами резонно было бы оставить право предоставлять образовательные услуги упрощенным (в сравнении с университетами и институтами) программам. Именно на колледжи, в частности, можно было бы возложить обязаннос-

ти подготовки бакалавров и разного рода массовых «проходных» специалистов, вроде злополучных «менеджеров»; не исключено, что для «доведения до ума» последних окажется достаточно даже подуровня двухлетних колледжей. Таким образом, предстоит разгрузить университеты и дееспособные институты, «зарезервировав» их для подготовки исследователей и специалистов высокой квалификации. В дальнейшем колледжи могли бы конкурировать друг с другом уже в своей нише, не «бросая тени» на престиж и статус университетов и институтов.

В результате выстраивалась бы целостная и довольно стройная система высшего образования, в которой учреждения каждого из перечисленных уровней специализировались бы на предоставлении образовательных услуг в рамках собственных ниш, не маскируя свое истинное лицо за разными статусными вывесками. Университеты были бы ответственны за верхний качественный срез образовательной матрицы, давали бы образование по широкому кругу научных специальностей и работали с прицелом на подготовку исследователей (массовый уровень подготовки в университетах в принципе адекватен уровню специалиста, а отнюдь не бакалавра). Однако наряду с этим университеты обязаны предоставлять услуги и по подготовке специалистов постдипломных уровней образования (о чем речь подробно пойдет ниже) и заниматься научно-исследовательской деятельностью.

Ниша институтов - специализированное профессиональное образование; как и университеты, они призваны массово готовить преимущественно дипломников-специалистов. Постдипломная подготовка кадров в специализированных отраслях знания также желательна и необходима, однако докторантура, скорее всего, окажется посильной лишь в передовых учреждениях этого профиля.

Наконец, колледжи в рамках предлагаемой системы мыслятся как учреждения, которые могли бы специализироваться в области как универсального, так и специализированного профессионального образования, но предоставлять его в существенно упрощенном формате бакалавриата, а то и двухлетнего диплома. Эти учебные заведения нацеливались бы на ту аудиторию, которая в силу тех или иных причин слабо заинтересована в получении дипломов, свидетельствующих о прохождении усложненных программ высшего образования. Подготовку слоя разнообразных менеджеров низшего звена вполне могли бы вести именно колледжи.

Рекомендуемая система высшего образования характеризуется логической законченностью и позволяет в интересах народнохозяйственного развития дифференцировать целевую аудиторию. Это -единая целостная система с возможностью зачета часов или кредитов у тех учащихся, кто обладает потенциалом перехода с одного уровня на другой.

Каждый иерархический уровень этой системы имеет собственный устойчивый рынок, обеспечивает свой в принципе понятный для потребителя уровень образования и обладает четко определенной ценностью диплома; каждому уровню соответствуют априорный набор компетенций преподавательского состава и априорная же шкала оплаты труда преподавателей.

4.6. Трехуровневая градация самих университетов. В ней состоит второе направление предлагаемого позитивного задействования в России организационного опыта, накопленного университетской системой США; оно тем более логично, что в повестку дня поставлено развертывание сети «национальных исследовательских университетов» (НИУ)16. Имеется в виду задействование такого классификационного основания для выделения различных групп университетов, как степень их вовлеченности в научно-исследовательскую работу. Согласно соответствующей классификации, предлагается выделить три группы университетов: исследовательские («А»), образовательно-исследовательские («Б»), преимущественно образовательные («В»). Ключевое различие между данными университетскими группами - в объемах, сложности и фундаментальности НИР, выполняемой их кадровыми профессорско-преподавательскими составами, а также в степени вовлеченности в эту работу студентов и претендентов на постдипломные ученые степени.

Так, статус собственно исследовательских (ИУ) должны иметь университеты с четким приоритетом научно-изыскательской деятельности перед учебно-преподавательской. В Америке это императивно предполагает наличие докторантур в большинстве значимых департаментов университетов, преимущественную ориентацию профессорско-преподавательского состава на НИР (ею занято более 50% рабочего времени). К числу обязательных ИУ-крите-риев относятся: не менее двух-трех публикаций в престижных научных журналах в год для большинства членов профессорско-преподавательского состава; наличие развитых лабораторной и прибор-но-технологической баз; наличие устойчивых связей с другими ИУ, в том числе зарубежными; развитость практик и стажировок, включая заграничные; использование разнообразных, причем преимущественно коммерческих и корпоративных, источников финансирования; активное участие в передовых исследованиях и инновационно-технологических проектах; относительно высокое экспертное признание (в том числе - на международном уровне). Данный комплекс критериальных условий в принципе может быть перенесен на российскую почву. Выделение ИУ из числа всех прочих университетов важно и с точки зрения идентификации их кадрового состава: кадровые ядра здесь должны составлять лишь профессора и преподаватели, отве-

чающие указанным выше минимальным требованиям; соответственно эти люди должны пользоваться особыми преференциями, получать прежде всего существенно более высокую зарплату в сравнении с научно-преподавательским составом универ-ситетовпрочих категорий.

Еще одной непременной составляющей статуса университета группы «А» призвано стать наличие аналогов тех англо-американских (международного образца) «градуативных школ» при большинстве факультетов, о которых шла речь в первом разделе настоящей статьи. Исследовательские университеты обязаны быть вовлеченными в подготовку профессиональных исследователей с научными степенями, причем роль центров такой подготовки уже не способна выполнять морально устаревшая, а за последние два десятка лет еще и морально разложившаяся аспирантура. Сегодня, думается, необходимо решительное «вживление» англо-американской модели «продолженного» образования (подобного тому, как во времена Петра I пришлось «вживлять» сами институты академии и университета), поскольку без соответствующего атрибута модель ИУ не работает (впрочем, этот сюжет будет специально рассмотрен далее).

В университетах групп «Б» и «В» допустимы гораздо (и даже кратно) меньшие объемы научно-исследовательской деятельности (если исходить из практики США, для первой из них они могут составлять 25-50% всего рабочего времени, а для второй -менее 25%), однако осуществление изысканий как таковое в вузах, претендующих на статус университетов, обязательно. Если университет не ведет никаких НИР, он автоматически переходит в группу колледжей с соответствующим «поражением» в статусе. Да и ряд других показателей для категорий «Б» и «В» допускается на принципиально более низком, чем для группы «А», уровне; тут предъявляются также не столь жесткие требования в плане постдипломного образования. Например, университеты группы «Б» в США имеют градуативные школы, выпускающие преимущественно «мастеров» («магистров»), хотя при некоторых наиболее «продвинутых» факультетах есть и докторские программы. Эту ситуацию стоило бы воспроизвести в России; равным образом российские университеты группы «В» должны сконцентрироваться на выпуске доброкачественных специалистов, хотя на отдельных лучших факультетах мыслима подготовка «магистров».

4.7. К формированию института ИУ Согласно вышеизложенному, само по себе осуществление научно-исследовательской работы «в стенах» университета еще не идентифицирует его в качестве исследовательского: НИР не только должна «иметь место», но и быть определенным образом «встроенной» в организационно-функциональную струк-

туру вуза.

Успех в деле формирования рассматриваемого нового для нашей страны типа высшего учебного заведения - по сути главное для перспективы всей реформы российского высшего образования. Без создания учреждений, которые можно было бы уверенно квалифицировать в качестве ИУ, ни один из предыдущих пунктов предлагаемой реформацион-ной повестки не заработает. Прежде всего, конечно, следует определиться с тем, какой университет в российских условиях может считаться исследовательским. Нынешнее же «назначение» университетов в категорию исследовательских - это, разумеется, бессмысленная и с феодальным оттенком игра, очередное доказательство того, что инфантильный «коллективный ум» российского бюрократического истэблишмента до сих пор прочно пребывает в плену симпатической магии («назвался груздем -значит, стал груздем»). Можно играть в эту игру сколько угодно, но дело с места не сдвинется: от того, что университет декретирован быть исследовательским волею некоего администрирующего субъекта, он, понятно, исследовательским не станет. Рациональное поведение подобных субъектов заключается лишь в том, чтобы поставить для начала вопрос о разработке комплекса правил и норм, которым обязаны соответствовать университеты, претендующие на включение в группу «А», и о средствах побуждения их следовать этим правилам. Второй шаг - наделение правом принимать решения о принадлежности конкретных вузов к группе ИУ (даже при соблюдении ими уже действующей системы правил и норм) исключительно экспертного сообщества. Именно ему надлежит оценивать позиции отечественных университетов в мировой и национальной системах разделения труда. Власть же, стоит повторить, призвана лишь утверждать разработанную специалистами систему норм и правил, а также оказывать на университеты меры побудительного воздействия, обеспечивая, в частности, преимущественное финансирование тех университетов, которые предпринимают усилия для приближения к соответствию критериям исследовательских.

Какие организационные аспекты построения американской университетской системы могут быть непосредственно полезными для нашей системы высшего образования? Для американских ИУ характерны: высокая доля науки в вузовском бюджете, развитая инновационная инфраструктура, большой удельный вес студентов в сегменте градуативного образования (в магистратуре и докторантуре) и др. Следует также отметить, что эти университеты в США выступают мощнейшим фактором развития регионов - в связи с формирующимися при них тех-нопарковыми структурами. Думается, что и российские ИУ могли бы формироваться, в частности, из головных университетов субъектов РФ и отдельных

крупных городов. Ряд регионально ориентированных вузов (к примеру, Новгородский, Петрозаводский, Удмуртский, Иркутский и Владимирский госуниверситеты) уже можно считать зародышами отечественных ИУ, и территориальный принцип развертывания существенной части соответствующей сети способствовал бы как большей равномерности в развитии общероссийской университетской системы, так и в целом гармонизации пространственной эволюции России, ликвидации в этой эволюции пресловутой «асимметрии» (включая «асимметрию» инновационную)17.

Трансформация «обычных» университетов в «исследовательские» в российских обстоятельствах, по мнению автора, подразумевает: 1) разработку и реализацию поэтапной программы интеграции (взаимопроникновения) образовательной и научно-исследовательской деятельности в высшей школе (интеграционная тенденция - важнейшая в рассматриваемой трансформации); 2) активизацию научно-исследовательской деятельности, выражающуюся в значительном росте числа публикаций в отечественных и, главное (таковы уж отмечавшиеся в первой части настоящей статьи реальности), - в авторитетных международных научных журналах, в повышении уровня цитируемости опубликованных текстов научно-преподавательского состава; 3) введение института «тенуры» («tenure») для ведущих членов профессорско-преподавательского состава (об этом речь - далее); 4) инсталляцию полновесной международной системы высшего и продолженного образования, состоящего из трех фазовых сегментов (специалитет-магистратура-докторантура) с параллельным введением института прикрепленных к определенным факультетам (кафедрам) и/или профессорам ассистентов-исследователей («research assistants») и ассистентов-преподавателей («teaching assistants»); 5) осуществление мер по преимущественному финансированию сильных кафедр, направлений и исследовательских групп конкретных сильных профессоров (принцип «новой науки» в специфически российском исполнении); 6) создание там, где это возможно и разумно, «вмонтированных» в университетские структуры инновационно-технологических фирм; 7) успешное участие в множестве проектов, обеспечивающее привлечение диверсифицированного (т.е. из разнообразных, в том числе коммерческих и корпоративных, источников) финансирования; 8) разработку и выполнение эффективных программ международных исследований; 9) достижение высоких показателей привлечения иностранных студентов и преподавателей; 10) развитие связей с зарубежными университетскими и иными научно-образовательными учреждениями; 11) обеспечение свободного владения университетского персонала английским и прочими иностранными (в особенности - международ-

ными) языками. Продвижение по этим одиннадцати направлениям, рост соответствующих количественных и улучшение качественных индикаторов могут дать основания для утверждений о становлении в России ИУ по факту (а не «назначению»).

4.8. К реализации установки на активное совмещение научно-исследовательской работы и преподавания. В российских вузах и НИИ распространено мнение, согласно которому преподавание и научно-исследовательскую деятельность трудно или даже невозможно совместить. По мнению же автора, «трудности совмещения» - главным образом ис-торико-контекстный феномен: наши преподаватели просто не привыкли заниматься научной работой, а исследователи - преподавать. Отсутствие привычки сложилось в силу особенностей советского научно-образовательного комплекса, где наука и образование как его составляющие были в значительной степени институционально «разведаны». Однако эта порожденная конкретными обстоятельствами исторического развития страны «данность» -отнюдь не «константа», не нечто «отлитое в мраморе».

Преподаватель обязан участвовать в научно-исследовательской работе - это, как представляется, аксиома. В решении данной проблемы нет ничего непреодолимого: речь идет просто о смене профессиональных установок, изменении преподавательской' профессионально-функциональной парадигмы. В связи с этим требуются, с одной стороны, «побуждение-принуждение» преподавателей к осуществлению НИР, институционализируемое путем прописанных в контрактах и других основополагающих документах обязательств, в соответствии с которыми профессорско-преподавательский состав, принятый на постоянные и условно-постоянные должности, элементарно обязан вести НИР (хотя и в разных пропорциях). С другой стороны, - стимулирование преподавателей к научным изысканиям посредством финансовых инструментов, включая зарплату и льготное дополнительное финансирование (в частности, - применение экстрамуральных грантов). В общем, коль скоро некто хочет работать в ИУ, он должен вести серьезную научно-исследовательскую работу (причем - уровня, отражаемого в публикациях в реферируемых научных журналах), если же он последнюю отвергает, то не вправе и претендовать на место в исследовательском (да и в образовательно-исследовательском) университете. В то же время институционализация и административное закрепление этого императива не может не сопровождаться кратным, минимум вдвое, повышением заработной платы (причем при определенном уменьшении преподавательской нагрузки) и другими способами денежного поощрения.

4.9. Об институте тенуры (<4епиге») и упорядочении карьерной динамики. Основа англо-амери-

канской модели регулирования карьерно-кадрово-го роста - институт «tenure» («удержания» статуса). Речь идет об обязательном прохождении каждым поступающим на постоянную работу профессора стадии «условно-постоянного» пребывания в этом качестве («tenure track»), коей соответствует звание профессора-ассистента («assistant professor»), а затем - стадии ассоциированного («associate»), полного («full») и почетного («honorary») профессорства («professorship») - с адекватным ростом зарплаты, постепенным ослаблением преподавательской нагрузки и растущей концентрацией на НИР, а также расширением прав в рамках университетской/факультетской корпорации. В связи с этим кадровому научно-преподавательскому составу («faculty») предоставляется серьезная свобода (фиксируемая, впрочем, рамочными правилами вуза) в деле самоорганизации и контроля за деятельностью университетского департамента, а также в смысле возможности создания дополнительных межфакультетских структур.

Введение на отечественной почве института «те-нуры» представляется важным для преодоления отчуждения российского вузовского работника от своего учреждения. Дело в том, что фаза «tenure-track» может трактоваться как «испытательный срок», успешное прохождение которого: а) доказывает «стратегическую профпригодность» индивида к университетской деятельности, включая ее непременную научно-исследовательскую составляющую (уровень погружения в которую зависит от статуса - «А», «Б» или «В» - университета); б) обеспечивает его «форматирование» в качестве университетского работника для последующего успешного функционирования в рамках специфической университетской среды, его превращение из простого «наемника» в субъекта коллективного самоуправления.

4.10. Реорганизация цепочки «преддипломное-постдипломное высшее образование». С учетом изложенного выше проблема реформирования всего высшего - преддипломного и продолженного (последипломного) - образования стоит как задача замещения давно внедряемой в РФ «полуболонс-кой» («полуевропейской») модели моделью англоамериканской (а по факту, хотелось бы в очередной раз повторить, - международной). Именно последняя в свое время вдохновила континентальных европейцев на разработку Болонской модели, и если уж таковая явилась копией, зачем нам воспроизводить «копию второго порядка», да еще и «усеченную» на «втором переделе»?

Можно и нужно спорить об оптимальных «размерах» российской науки, о степени доступности отечественного высшего образования для населения страны. Безусловно, однако, что: а) и наука, и образование должны быть эффективными, а ученые степени — полноценными; б) ни прежняя (со-

ветская) модель высшего образования, ни то, что получилось в результате ее «полуболонизации», выполнения пункта «а» не в состоянии обеспечить в принципе.

В данном контексте институты аспирантуры и докторантуры должны быть расформированы, а усеченный «полусоветско-недоболонский» гибрид трансформирован в изначально «трехфазовую» международную (англо-американскую) модель «БА-МА-PhD». Момент же ее адаптации к интересам постсоветского народнохозяйственного развития может состоять в смене акцента с бакалавриата (ВА) на специалитет (SD) как базовую ступень для большинства дипломников. По сути России нужна не «трехфазовая», а «четырехфазовая» (с сохранением специалитета) модель высшего образования «BA-SD-MA-PhD», согласно которой основная масса квалифицированных дипломников должна проходить именно через «горнило» специалитета (бакалавров же в состоянии готовить колледжи, удовлетворяя оставшуюся часть потребности в «менеджерах» и «секретарях-администраторах»). Степень мастера/магистра (МА) - первая постдипломная научная степень; по своему качественному наполнению она находится между дипломом советского (постсоветского) специалиста и степенью «кандидата наук» (в их официальных квалификациях). Степень «доктора философии» (PhD) здесь - высшая степень, от которой идет «отсчет качества» нижних степеней; по своему качественному наполнению она находится где-то между «кандидатом наук» и «доктором наук» в советской (постсоветской) официальной градации (при желании докторское образование может быть продолжено на постдокторском уровне, но это не влечет за собой повышения «градуса», а лишь способствует приобретению дополнительного специфического профессионального опыта).

Хотелось бы подчеркнуть, что суть предлагаемой реформы состоит не в «смене вывесок», а в существенном изменении технологии и повышении интенсивности постдипломного образования. В рамках международной модели, на которую рекомендуется сориентироваться, разработан мощный и хорошо работающий механизм резкого усиления и синергетического совмещения сразу нескольких весьма слабых или просто отсутствующих в нынешнем российском образовательно-научном комплексе технологий: 1) интеграции научно-исследовательской деятельности и образовательного процесса; 2) институционализированного привлечения аспирантов (градуатов) и студентов к научной деятельности, в связи с чем генерируется эффект постоянной подпитки ОНК качественными кадрами; 3) интенсификация постдипломного образования; 4) «кадровой мобильности» (соискатель «продвинутой» градуативной степени ищет постоянную рабо-

ту за пределами того университета, где он ее заработал).

Самое ценное звено трехфазовой модели, замыкающее профессиональную цепочку кадров сферы исследований и разработок, - докторантура, ведущая к получению степени «доктора философии» (PhD), - в модели, до сих пор имплантируемой в РФ, отсутствует. Инсталляция этого института, задающего высокую образовательную планку и восходящий динамизм всей западной системы образования, как раз и не предусмотрена российскими промоутера-ми Болонской системы. Правда, между степенями кандидата наук и доктора философии в РФ довольно часто ставят знак равенства, но это неверно. Обретение Ph.D предполагает совершенно иную интенсивность учебного процесса: чтобы стать обладателем степени «доктора философии», стартуя со стадии бакалавра, соискателю необходимо «отпахать» в среднем 4,5-6,0 лет (3-4 года придется «брать курсы» - хотя бы по три курса за семестр - плюс минимум год - выполнять научную работу и писать диссертацию) в градуативной школе и, таким образом, фактически получить еще одно, а то и полтора (в объемах прослушанных курсов и полученных кредитов) образования. Речь идет о полноформатном образовательном процессе - с прохождением сложных курсов, посещением лекций и семинаров, выполнением полевых и лабораторных работ. Сравните это с описанной выше трехлетней российско-постсоветской аспирантурой, интенсивной разве что с точки зрения «битья баклуш»! «Доктор» в Америке - это не только, а может быть, даже не столько статус, сколько воплощенная технология научно-образовательного (образовательно-научного) процесса. «Технология производства» докторов основывается на принципах классической «новой науки»: являясь творцами нового знания, представители PhD-корпуса овладевают в докторантуре искусством осуществлять его «выработку» своими собственными силами, подходя к когнитивному процессу не только как исследователи, но и как «предприниматели» и «организаторы производства».

В резюмированном выражении «плюсы» модели, о которой идет речь (ММ), для российской вузовской системы могут быть сведены к следующим трем позициям. Во-первых, ММ, особенно в своей постдипломной части, соответствует имлеративам модернизации (без кавычек) в тех смыслах, что: а) способствует интенсификации указанной части образовательного процесса, без которой (интенсификации) немыслимо искомое повышение качества как теоретической, так и практической подготовки обладателей «продвинутых» научных степеней; б) укрепляет искомую же «смычку» научного и образовательного процессов. Во-вторых, задействование модели позволит создать в России твердую систему соответствий международным степеням, а это -

ощутимый фактор органичного «вписывания» страны в глобальную экономику. В-третьих, налицо хорошо выверенная (если исключить фазу «бакалавра»; впрочем, и ВА-диплом небесполезен для «менеджеров» и «клерков») последовательность образовательных «фаз» и получаемых на выходе степеней. В частности, введение докторской степени международного образца, задающей верхний стандарт качественного наполнения всего градусного градиента, представляется целесообразным для «подтягивания» качества расположенных ниже ступеней, тогда как сохранение степени «кандидата наук» (и, главное, ведущей к ее получению образовательной технологии) в России законсервирует качественное «проседание на ступень» всей последовательности нижерасположенных градусов уже Болонской системы - с «магистром», эквивалентным «специалисту» и «бакалавром», эквивалентным основательно недоучившемуся «специалисту».

Вряд ли окажется позитивным и сохранение степени «доктора наук»: скорее всего, это будет способствовать лишь поддержанию «феодализирован-ной» статусной вертикали в отечественной науке и «квазифеодального» же окраса привилегий в российском научно-преподавательском сообществе. Не стоит забывать о том, что даже относительно добросовестно выполненная докторская диссертация в подавляющем большинстве случаев представляет собой лишь раздутый паллиатив кандидатской, выполненный по принципу «просто добавь воды». Сей многократно подтвержденный на практике печальный факт дает основание предположить, что статусное наполнение степени постсоветского «доктора» отнюдь не эквивалентно ее качественному наполнению. Если же учесть, что в постсоветской России защита докторских диссертаций (как и «дис-серов» кандидатских) чем дальше, тем больше становится объектом «рыночной профанации», способом «утяжеления» своего социального, профессионального и личностного статуса для не имеющих отношения к науке граждан, избавление от этой скрывающей только пустоту статусной скорлупы, согласитесь, становится весьма желательным. Для обретения статуса «по заслугам» в настоящей науке не нужно «погремушек»: член научной корпорации «нарабатывает» авторитет и признание своей реальной научно-исследовательской и эксперт-но-консультативной деятельностью. Разумеется, речь не идет о «поражении в правах» уже состоявшихся российских докторов. Но новых докторов, да еще в таком количестве, плодить не стоит.

Альтернативой окончательно выродившемуся феномену, обозначаемому на постсоветском пространстве словами «аспирантура» и «докторантура», могут стать нормальные «градуативные школы» с интенсивной программой обучения по схеме «три курса в семестр» в течение трех, четырех или

пяти лет - в зависимости от сложности специальности, а также «бэкграунда» и уровня предыдущей подготовки соискателя. Весь этот процесс призван увенчиваться серьезным оригинальным исследованием, написанием диссертации, защитой последней и получением полновесной и понятной в окружающем РФ мире степенью PhD.

При этом ни в коем случае нельзя допускать, чтобы вузы сохранили знакомую нам аспирантскую профанацию под новой вывеской - это стало бы полной дискредитацией института PhD на территории России и спровоцировало отказ зарубежных образовательных и научных центров всерьез воспринимать российские докторские степени на Западе и во всем мире. Степень должна быть «полновесной», процесс ее получения - довольно долгим и предельно напряженным. Чтобы наполнить степень PhD реальным качественным содержанием, необходимо резко уменьшить число соискателей на основе ужесточения соответствующих программ. Обладателей PhD должно быть относительно немного - в разы меньше, нежели «кандидатов», которых продолжает «строгать» и «штамповать», словно обезумевшая машина, российская высшая школа.

В заключение представляется необходимым обозначить следующий акцент: с полной реорганизацией всей системы высшего образования, особенно аспирантуры, нельзя «красногвардейски» спешить. При существующем уровне коррупции и профанации «продолженного» образования форсированная попытка «имплантировать» В РФ международную модель постдипломного образования способно привести к трагикомическому результату. Реформа этой ступени образования - дело «завтрашнего дня»: ее можно проводить только при условии ликвидации в России профанации базового -преддипломного - вузовского образования. Но думать о том, как ее разворачивать, следует уже сегодня, чтобы не наделать потом глупостей. Предложенное авторское видение проблемы, естественно, не претендует на истину в последней инстанции, и «повестку дня» предстоит разрабатывать силами всего научного сообщества.

Примечания

1 Статья, подготовленна при финансовой поддержке РГНФ в рамках его научно-исследовательского проекта N° 11-06-00590а «Инновационные тенденции в развитии системы публичных, исследовательских университетов США в свете реформы высшего образования и науки в Российской Федерации».

2 Семенов Е. Человеческий капитал в советской науке // Наука, инновации, образование (альманах). - 2007. - Выпуск 2. - С. 33.

3 «Не обоснованный состоянием, тенденциями и потребностями развития науки и практики, факти-

чески скандальный рост числа аспирантов и докторантов в 1990-е и в начале 2000-х годов обеспечен практически полностью коммерческим творчеством вузов, профанировавших аспирантуру и докторантуру как институции и девальвировавших ученые степени. К чести научно-исследовательских организаций, они практически не участвовали в этом безобразии» (Семенов Е. Человеческий капитал в советской науке. - С. 34-35).

4 Цит. по: Леонов А., Буянова Д.,Рудометкин М. Фальшивый кандидат. В России становится популярной торговля фальшивыми степенями // Новые Известия. - 2007. - 4 июля.

5 См.: The Times Higher Education World Reputation Rankings. Top Universities by Reputation 2013. - http://www.timeshighereducation.co.uk/ world-university-rankings/2013/reputation-ranking.

6 См.: Панин В.В. Коррупция в образовании современной России (аналитический обзор). - http:// www.ozppou.ru/documents/methodical.

7 См.: Кто крышует липовые вузы? - 14.02.2007/ /http://www. treli. ru/newstext. mhtml?Part=l&PubID = 7473; http://www.nakanune.ru/service/print.php? articles=5726.

8 См. : Наумов И., СергеевМ. Коррупция в вузах становится тотальной // Независимая газета. - 2011. - 16 августа (http://www.ng.ru/economics/2011-08-16/4_corruption.html); Министр образования объявил войну коррупции и плагиату в вузах // Российская газета. - 2012. - 14 ноября (http://www.rg.ru/ 2012/ll/14/ministr-anons.html); Годунов С. Квазифеодализм в высшем образовании: ректоры в российской политике. - http://echo.msk.ru/blog/ ponarseurasia/1197566-echo.

9 При этом скандал продолжается, а масштабы обеспеченности парламентариев, представителей власти «властной вертикали» и крупного бизнеса фальшивыми учеными степенями постоянноуточ-няются специальной инициативной группой, ведущей сайт dissemet. org. Правда, эта группа сама, похоже, начинает делать бизнес на своих разоблачениях (вот уже где «паразитизм в квадрате»!), но это -особый сюжет.

10 См.: Панин В. В. Указ. соч.

11 Косвенным подтверждением реалистичности указанных оценок «чернорыночной» цены кандидатской и докторской диссертаций (оценки были даны на 2010 г.) являются результаты одного из новейших (реагирующих на скандал 2013 г., приведший к росту цен) журналистских расследований: «Теперь написание кандидатской «под ключ» стоит в среднем 1,5-2 млн. рублей - с организацией зашиты в вузе. Докторская дороже процентов на 50» (Плешакова С. Ученая степень деградации // Московский комсомолец. - 2013. - 4 сентября). Небезынтересны, кстати, и следующие оценки автором публикации некоторых элементов калькуляции конечной

цены диссертации: «Написание автореферата стоит 180-220 тысяч рублей, обычные статьи - еще 15-18 тысяч, а опубликованные в известных научных журналах - 20-30 тысяч. Самая дорогая часть работы -это как раз общение с чиновниками от науки - нужно же, чтобы они благосклонно приняли соискателя и «его» труд» (там же).

12 Логика и содержание этих планов обстоятельно раскрыты в статье: Швецов А. Российская академия наук - очередной объект разрушительных ре-формапионных преобразований // Российский экономический журнал. - 2013. - N° 4 (раздел 4 «Скандальный федеральный законопроект - приговор не только РАН, но и российской фундаментальной науке»).

13 От редакции. Конкретное содержание прогнозируемого А.Н. Швецовым хода событий после завершения (в соответствии с ФЗ «О Российской академии наук, реорганизации государственных академий наук и внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации») пресловутым госагентством (его утвержденное название -«ФАНО») исходной реорганизации системы академических институтов таково: «Институты, оставшиеся в сфере РАН, будут переданы университетам по профилям: физические - МФТИ, МИФИ, МГУ и МЭИ, химические - МГУ и некоторым другим, обществоведческие - НИУ «ВШЭ». Сибирское отделение РАН вольется в НГУ, Дальневосточное - в ДВФУ (камни острова Русский заждались своего интеллектуального обрамления!) и т.д. Хотя реальным следствием этого маневра станет исчезновение исторического феномена РАН, можно будет распиарить на весь мир невиданные темпы развития университетской науки! Таким образом, реализация рассматриваемого законопроекта приведет к краху российской фундаментальной науки как целостной государственной системы. В лучшем случае она окажется сильно сжатой и фрагментиро-ванной; может быть, сохранятся ее очаги - в некоторых университетах (к примеру, мехмат и физфак МГУ) и в оборонно-промышленном комплексе. Она все в большей мере станет трансформироваться в науку прикладную, ибо для успешного развития фундаментальных исследований необходима особая интеллектуальная и организационная среда, способствующая свободному выдвижению и обсуждению научных проблем; «оборонка» же обеспечить такую среду, конечно, не сможет. Прогнозируемая эволюция системы будет усугубляться уходом и отъездом за рубеж активной и работоспособной части исследователей, включая молодежь, утратой академических традиций и культуры, замещением уходящих ученых авантюристами, карьеристами, проходимцами и прочей человеческой «пеной», неизбежно всплывающей в периоды безвременья и смуты, провоцируемые щирокомасштабно-разру-

шительными реформами» (Российский экономический журнал. - 2013. - № 4. - С. 22).

14 См.: Основные положения развития науки и техники в 1992- 1993 годах // Курьер российской академической науки в высшей школы. - 1992. - № 4.

15 «... Обеспечиваемая грантами университетская наука - основная, но далеко не исчерпывающая форма организации науки в Соединенных Штатах. Хотя «на виду и на слуху», действительно, университеты (грантовая оценочная система требует от них постоянных усилий по самопиару), лишь поверхностные наблюдатели, включая наших радикальных либералов, отождествляют университетскую форму научной деятельности со всей американской наукой в целом. На самом деле в США очень сильны корпоративная и собственно государственная составляющие науки... Корпоративная и государственная части национальных научных исследований куда менее заметны потому, что они, как правило, связаны с коммерческой или государственной тайной, а также не подпадают под действие механизмов межуниверситетской оценочной конкуренции. «Неброскость» американской неуниверситетской науки объясняется еще и отсутствием в США единого федерального органа по управлению наукой: соответствующие управление и финансирование осуществляются главным образом по каналам министерств обороны и энергетики» (ШвецовА. Указ соч. - С. 12).

16 Как известно, на основе президентского указа № 1448 «О реализации пилотного проекта по созданию национальных исследовательских университетов» от 7 октября 2008 г. и ряда последовавших далее документов российского правительства и Минобр-науки России было отобрано около трех десятков вузов, получивших статус НИУ [включая МИФИ, МГТУ, МИСиС, ГУ-ВШЭ, Нижегородский, Новосибирский и Томский университеты, Санкт-Петербургский академический университет (Научно-образовательный центр нанотехнологий) и др.]. И несмотря на отмечавшийся во втором разделе настоящей статьи дефицит финансирования высшей школы (не говоря уж о вытекающей из материала первого раздела статьи слабости всех этих вузов по принятым международным рейтингам), созданная сеть НИУ относительно щедро поддерживается из госбюджета (см., например: Кондракова Т. При прочих неравных. Финансирование программ развития сети НИИ 2009-2019 // Поиск. - 2013. - № 41).

17 По некоей странной логике российские власти пошли по пути формирования наряду с сетью «национальных исследовательских» университетов сети университетов «федеральных» [в качестве таковых «числятся» девять университетов: Сибирский, Уральский, Южный, Балтийский, Дальневосточный, Северный (Арктический), Северо-Восточный, Казанский (Приволжский) и Северо-Кав казский], которые, однако, продекларированы как преследую-

щие цели, близкие к обозначенным выше для ИУ («повышения эффективности социально-экономического развития регионов и развития национальной инновационной системы в целом») и которые планируется «мягко» объединить в «Сетевой феде-

ральный университет» (см. об этом: Кудрявцева Е. Испытать на себе. Федеральные университеты готовы к министерским экспериментам // Поиск. -2013. - №> 35).

Ignatov I.

HIGHER EDUCATION AND SCIENCE HIGH SCHOOL IN RUSSIA: STRUCTURE

AND CRISIS BASTING

This article proposes a discussion look at the crisis of higher education in Russia, the crisis proved the structure and to proposals to overcome the crisis.

Keywords: higher education; crisis in education; structure crisis.

УДК 371

Поташник М.М.

МОЛОДЫМ У НАС ВЕЗДЕ ДОРОГА, СТАРИКАМ ВЕЗДЕ У НАС ПО ... ГОСТ

В статье предложено критическое осмысление процессов реализации кадровой политики в системе общего образования.

Ключевые слова: обновление кадрового состава, последствия кадровой политики, наставничество, менеджмент как теория эффективного управления.

Документом, породившим моду на выдавливание пенсионеров из школы, стало распоряжение Правительства РФ от 30 декабря 2012 г. №2 2620-р: План мероприятий («дорожная карта») «Изменения в отраслях социальной сферы, направленные на повышение эффективности образования и науки». Согласитесь, как прогрессивно звучит! Но дьявол, как всегда, кроется в деталях.

Юридические «основания» административного произвола власти

Разумеется, прямо на возраст руководителей и учителей нигде не указывается и никакого нормативного акта про возраст директоров никто издавать не будет, так как это нарушение законодательства. Используются мягкие, общие формулировки, включающие «обновление», «привлечение молодых», вводится показатель «удельный вес до 30 лет» и т.п.

Следом за этим распоряжением Минобрнауки РФ 18 июня 2013 г. выпустило (обратите внимание) вовсе необязательные (как мило!) для исполнения методические рекомендации, где по одному из только рекомендованных направлений «Реализация мероприятий по привлечению молодых педагогов» уже отчитывается вся страна.

В самом распоряжении Правительства в разделе II, пункте 2 «Ожидаемые результаты» как бы невзначай говорится: «Введение эффективного контракта в общем образовании предусматривает об-

новление кадрового состава и привлечение молодых талантливых педагогов для работы в школе». Можно подумать, что именно молодые и талантливые выстроились в очередь для работы в школах, а чрезмерно разборчивые работодатели сами не знают, какого рожна им ещё надо, и запутались в выборе наилучшайших из лучших. Впечатление, что Правительство не знает о, недоборах в вузах, готовящих учителей, о том, что приходится снижать требования к абитуриентам до неприлично низких показателей ЕГЭ и, значит, готовить в учителя не лучших, а худших выпускников школ.

В каждом тексте есть контекст и подтекст. В нашем случае создаётся впечатление, что пожилые педагоги и руководители заняли все вакансии, а молодые и талантливые по этой причине: вынуждены быть безработными. Будто не знают авторы правительственного документа, что молодёжь крайне неохотно идёт учиться в педвузы, а талантливые из них - явление вообще очень редкое. И вот уже в плане мероприятий мы видим и критерий оценки деятельности муниципальных органов образования -удельный вес численности учителей в возрасте до 30 лет в общей численности учителей общеобразовательных организаций.

Внешне кажется, что документ вполне мирный и ничего плохого для людей не влечёт. Но это только внешне. А по управленческой сути он безграмот-

114

© Поташник М.М., 2014