CC BY
73
РОССИЙСКАЯ ГОСУДАРСТВЕННОСТЬ Russian Statehood
А.Ю. Бахтурина
ВЫСЕЛЕНИЕ ПОДДАННЫХ ГЕРМАНИИ И АВСТРО-ВЕНГРИИ ИЗ ПРИБАЛТИЙСКИХ ГУБЕРНИЙ РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ В 1914 ГОДУ*
A.Yu. Bakhturina
The Eviction of German and Austro-Hungarian Subjects from the Baltic Provinces of the Russian Empire in 1914
Интернирование гражданских лиц стало одной из отличительных черт Первой мировой войны. Еще до ее начала лидеры ведущих государств мира с пугающей ясностью ощутили, что развитие вооружения изменит характер будущих войн, когда их жертвами во все большей степени будут становиться не только армии, но и мирное население, а сами войны приобретут глобальный характер. Не случайно в начале ХХ в. назревает необходимость урегулирования положения гражданских лиц, оказавшихся на оккупированных территориях или за линией фронта, а также военнопленных.
Международные соглашения, заключенные накануне Первой мировой войны, наибольшее внимание уделяли положению военнопленных. Гаагская конвенции 1907 г. лишь в общей форме указывала на необходимость соблюдать права населения, проживающего на оккупированной территории. Наименее защищенными в правовом отношении к началу Первой мировой войны оказались граждане, в силу различных обстоятельств очутившиеся перед самым началом войны за пределами своей родины, на территории государства-про-
* Исследование выполнено при финансовой поддержке РФФИ и Немецкого научно-исследовательского сообщества в рамках научного проекта «Безопасность и гражданское общество в России и Германии в годы Первой мировой войны. Соотношение процессов интернирования гражданского населения воюющих государств в 1914 - 1917 гг.» (№ 19-59-12006). = Funding: The reported study was funded by RFBR and DFG, project no. 19-59-12006.
тивника. Именно они подверглись преследованиям и ограничениям во всех государствах, участвовавших в войне.
Их положение и правовой статус стали объектом самостоятельного изучения сравнительно недавно. В российской историографии положение граждан государств, вступивших в войну против России, преимущественно рассматривалось в контексте истории вопроса о «ликвидации немецкого засилья» в России. В настоящее время сложилась весьма обширная отечественная историография проблемы, но исследователи уделяют преимущественное внимание периоду 1915-1916 гг., когда появился закон 2 февраля 1915 г., ограничивавший права «неприятельских выходцев», то есть преимущественно этнических немцев и австрийцев, имевших к началу войны российское подданство1.
Нередко в отечественных исследованиях политика российской военной и гражданской администрации в отношении подданных Германии и Австро-Венгрии предстает как единый последовательный процесс массовых депортаций, шедший под влиянием эмоций и разгула антинемецких и антиавстрийских настроений2. Аналогичного подхода долгое время придерживались и зарубежные историки, рассматривая действия царского правительства исключительно как практику насильственного перемещения различных этнических групп3.
В последние годы детальное изучение этих процессов не только в России, но и в Германии, и в Австро-Венгрии показывает, что политика в отношении граждан государств-противников не была единой, формировалась постепенно, а основания для принудительного перемещения гражданских лиц были весьма разнообразными и противоречивыми. Если в России под подозрение попадали немцы и австрийцы, то в Германии и Австро-Венгрии - граждане Франции, Великобритании, Австралии, Бразилии, в меньшей степени США4. Но при этом невозможно говорить о едином репрессивном механизме в отношении гражданам государств-противников, политика в их отношении была более гибкой и разнообразной, формировалсь под влиянием самых разнообразных обстоятельств, на что обратили внимание американские исследователи, изучавшие депортации в Австро-Венгрии и Германии5.
И именно изучение этого процесса во всем многообразии представляет несомненный научный интерес.
* * *
Сложность изучения политики в отношении граждан Германии и Австро-Венгрии в России в годы Первой мировой войны обусловлена несколькими причинами. Во-первых, к зиме 1915 г. политика в отношении «неприятельских подданных» трансформировалась в политику в отношении «неприятельских выходцев», то есть бывших
подданных Германии и Австро-Венгрии, получивших российское подданство после 1880 г.6, Во-вторых, проведением данной политики одновременно военными властями и гражданской администрацией, которые действовали несогласованно и руководствовались разными мотивами.
Поэтому особое значение при исследовании положения подданных Германии и Австро-Венгрии представляет период с августа 1914 г. по январь 1915 г., когда вводимые ограничение в правах касались исключительно лиц, имевших гражданство государств-противников России в начавшейся войне, пока категория «неприятельских подданных» в законодательстве не была дополнена группой «неприятельских выходцев». Это позволяет выделить граждан иностранных государств, воюющих с Россией, в отдельную группу, а затем, соответственно, провести сравнение с политикой Германии и Австро-Венгрии в отношении русских подданных.
Исследование политики российских гражданских и военных властей в отношении «неприятельских подданных» на начальном этапе войны невозможно без анализа действовавших правовых норм и, что представляется еще более важным, их применения в реальных ситуациях.
К началу войны правовой статус немцев, подданных Германии и Австро-Венгрии, проживавших на территории трех губерний, составлявших Прибалтийский край Российской империи, регулировался Законом о состояниях, определявшим порядок пребывания всех без исключения иностранцев на территории Российской империи.
К началу войны их правовой статус регулировался Законом о состояниях, определявшим порядок пребывания иностранцев на территории Российской империи.
Иностранцы, получившие от местных властей разрешение на проживание в империи, включались в категорию «водворенных» в России, то есть имели право на получение гражданства после пяти лет пребывания в стране. После пятилетнего «водворения» (проживания) в России с этим статусом иностранец мог подать прошение министру внутренних дел с просьбой о принятии его в русское под-данство7. При положительном решении иностранец присягал на верность Российскому государству и становился подданным империи.
Российское подданство по ускоренной процедуре в течение года после наступления совершеннолетия могли получить дети иностранцев, родившиеся России или обучавшиеся в российских средних и высших учебных заведениях. В реалиях жизни немцев в трех прибалтийских губерниях, это означало, что к началу войны среди прибалтийских немцев различное гражданство имели члены одной семьи или близкие родственники, а значительная часть проживавших там подданных Германии и Австро-Венгрии имела право ходатайствовать о получении российского подданства.
К лету 1914 г. немецкое население распределялось между прибалтийскими губерниями следующим образом: 6,7 % - в Лифлянд-ской, 6,2 % - в Курляндской и 2,7 % - в Эстляндской губерниях8. Но имеющиеся подсчеты российских и немецких ученых проведены без учета гражданской принадлежности немцев, проживавших в Прибалтике. Довольно сложно дать исчерпывающий ответ на вопрос о количестве подданных Германии и Австро-Венгрии в регионе к началу войны. На трудность получения достоверных данных указывали в начале войны и чины Министерства внутренних дел, проводившие подсчеты иностранцев мужского пола призывного возраста. На основании доклада члена Совета министра внутренних дел Харламова можно говорить о том, что к началу войны в Лиф-ляндской губернии насчитывалось порядка 5 398 граждан Германии и Австро-Венгрии в возрасте от 18 до 45 лет, но сам докладчик сомневался в точности данных, отмечая расхождения в сведениях губернских и уездных учреждений9.
С началом войны граждане государств, вступивших в противоборство с Российской империей, стали именоваться «неприятельскими подданными». И летом 1914 г. военные и гражданские власти издали первые распоряжения, касавшиеся граждан Австро-.Вен-грии и Германии, проживавших в прибалтийских губерниях. Член Совета министра внутренних дел Н.П. Харламов в своем докладе отметил, что первым стал приказ командующего 10-й армией генерала А.Е. Эверта от 22 июля 1914 г. «О выселении всех германских и австрийских подданных», предписывавший «употребить силу в случае отказа выехать добровольно»10.
Это категорическое требование уже через несколько дней смягчила циркулярная телеграмма товарища министра внутренних дел В.Ф. Джунковского от 29 июля 1914 г. Хотя, как и в приказе командующего 10-й армией генерала Эверта, в нем говорилось, что австрийские и германские подданные от 18 до 45 лет считаются военнопленными и подлежат высылке, но одновременно тем подданным, чья «благонадежность и лояльность... не подлежат сомнению» разрешалось «с согласия военного начальства оставаться на свободе... [под] наблюдением полиции с отобранием подписки [о] не выезде». Также указывалось, что «заведомо больные и неспособные к военной службе аресту и высылке не подлежат»11. При этом, чтобы не допустить вступления австрийских и германских граждан на службу во вражеские армии, последним запрещалось выдавать разрешения на выезд за границу12.
После отдельных распоряжений о «неприятельских подданных» был опубликован первый общеимперский законодательный акт - указ Николая II Сенату «О правилах, коими Россия будет руководствоваться во время войны 1914 года» от 28 июля 1914 г. Им аннулировались «всякие льготы и преимущества, предоставленные подданным неприятельских государств», а местным властям пред-
писывалось «задержать подданных неприятельских государств, как состоящих на действительной военной службе, так и подлежащих призыву, в качестве военнопленных». Также местные власти получили право высылать подданных государств-противников «как из пределов России, так и из пределов отдельных ея местностей, а равно подвергать их задержанию и водворению в другие губернии и области»13.
Таким образом, первоначальная задача сводилась к тому, чтобы не допустить вступления военнообязанных граждан Германии и Австро-Венгрии в армии их государств. Требование указа от 28 июля о переводе значительной части австрийских и германских подданных в категорию военнопленных ставило гражданскую и военную администрации перед необходимостью конкретных действий, в том числе проведения арестов, организации учета, размещения и, наконец, высылки «неприятельских подданных» в отдаленные местности.
Поначалу решение этих задач взяло на себя Военное министерство. 3 августа губернаторы и градоначальники получили циркулярную телеграмму Джунковского о том, что «военное начальство» будет заниматься «сосредоточением в особых сборных пунктах» германских и австрийских подданных и «дальнейшим направлением» их в «пункты их постоянного размещения» в Московском, Казанском и Омском военных округах14. Но этого не произошло.
На заседании Совета министров 7 октября 1914 г. отмечалось, что невозможно превратить всю массу австрийских и германских граждан в военнопленных: для этого потребуется выслать огромную массу народа и потратить колоссальные средства на их содержание. Члены Совета министров обратили внимание на то, что военное ведомство в состоянии заниматься только военнопленным, а организация высылки, охраны, перевозки «неприятельских подданных» силами «войсковых и ополченских частей признается военным ведомством недопустимой»15.
Не только Совет министров, но и Военное министерство осенью 1914 г. осознало масштаб такой деятельности и выступило категорически против того, чтобы использовать для этого войсковые части и подразделения, необходимые на фронте. В результате германские и австрийские подданные осенью 1914 г. перешли под контроль российской полиции. Хотя по мнению американского исследователя Э. Лора, после октябрьского заседания Совета министров «армейское командование продолжало осуществлять широкомасштабную программу массовых депортаций»16. Но это утверждение основывается на документах Ставки, датированных концом декабря 1914 г. и апрелем 1916 г.17 И вопрос о роли военных в организации масштабных высылок «неприятельских подданных» в 1914 г. требует дальнейшего изучения.
Фактический переход «неприятельских подданных» в ведение гражданской администрации произошел уже в августе-сентябре
1914 г. Сразу после этого гражданская администрация прибалтийских губерний стала использовать декларированное циркуляром Джунковского от 29 июля право оставлять на прежнем месте жительства «лояльных и благонадежных» германских и австрийских граждан и издавать новые местные распоряжения об их статусе.
В августе губернская администрация Лифляндской губернии скорректировала ранее изданное распоряжение военных властей о запрете выезда «неприятельских подданных» за пределы России. Женщинам, детям, мужчинам старше 45 лет, а также всем, не подлежащим призыву по состоянию здоровья, в августе 1914 г. был разрешен выезд за границу, и в губернской канцелярии стали ежедневно выдаваться заграничные паспорта18.
Сразу после начала войны выяснилось, что значительное число германских и австрийских подданных за границу не стремится. После первых распоряжений о высылке из прибалтийских губерний они стали массово обращаться с прошениями, адресованными губернским администрациям, о приеме в российское подданство, подчеркивая, что уже давно утратили всякие связи с Германией и Австро-Венгрией или родились в России. Многие из них имели на это право, прожив в России пять и более лет. Об отмене высылок просили австрийские и германские подданные - славяне, французы и итальянцы по национальности. В ответ на многочисленные просьбы 13 августа 1914 г. было опубликовано объявление канцелярии Лифляндского генерал-губернатора, где указывалось, что «ввиду чрезвычайного наплыва прошений» об оставлении на прежнем месте жительства австрийских и германских подданных не будут рассматриваться прошения лиц от 18 до 45 лет, признанных военнопленными, за исключением славян, уроженцев Эльзас-Лотарингии, итальянцев, представивших документы из консульств или славянских общественных организаций. Но при этом делалась оговорка о том, что прошения лиц старше 45 лет, не подлежащих призыву, рассматриваться будут, если они представят документы о возрасте и времени проживания в губернии19. Но и после этого разъяснения поток просителей в августе-октябре 1914 г. не сократился. Прошения об отмене высылки подавали как сами высылаемые, так и их родственники, даже после того как высылка уже состоялась.
Сложился определенный порядок работы с просителями. После подачи прошения губернской администрацией давалась отсрочка на выезд на семь дней. Во время действия отсрочки участковые приставы производили арест «неприятельского подданного» для последующей высылки в отдаленные местности или выписывали проходное свидетельство для проезда в отдаленные губернии. Лица с гражданством Германии и Австро-Венгрии выбывали в Оренбург. Пермь, Казань, Самару. Места выезда они выбирали сами из предложенного списка20.
Губернские власти предлагали высылаемым более широкий
перечень населенных пунктов, чем это было определено Министерством внутренних дел. С 1903 г. на территории страны действовали «Правила об удалении иностранцев из пределов России». В них оговаривалось, что иностранцы, не выехавшие из России по требованию властей, «могут быть по распоряжению министра внутренних дел принудительно водворены на жительство в одну из местностей». Перечень губерний для принудительного выезда иностранцев утверждался Министерством внутренних дел и, согласно действовавшим на начало войны нормам, иностранцы из прибалтийских губерний должны были высылаться в Астраханскую губернию21. Но с началом войны круг губерний для высылки «неприятельских подданных» распоряжениями Министерства внутренних дел, Военного министерства и губернских администраций был расширен. В их число включались Оренбургская, Пермская и ряд других.
В отношении высылаемых «неприятельских подданных» действовали довоенные правила и инструкции Министерства внутренних дел об административной высылке. Они определяли, что высланные в административном порядке могут следовать к месту высылки под конвоем полиции в качестве арестованных, или, по особому разрешению, ехать самостоятельно за собственный счет.
Первый этап был отправлен из Риги 5 августа 1914 г. в Пермскую и Оренбургскую губернии. Каждому высылаемому разрешалось взять с собой не более 30 фунтов багажа22.
Часть германских подданных получала проходное свидетельство, где указывался конечный пункт назначения, во многих случаях это была Самарская губерния. На основании этого документа они должны были следовать в указанный город за свой счет. Другие заключались в крепость в качестве военнопленных и следовали к месту ссылки под полицейским конвоем.
Но чаще наблюдался иной вариант развития событий: получивший уведомление о выезде из губернии и отсрочку на несколько дней исчезал из поля зрения полицейских. Полиция в этих случаях проводила формальное расследование: полицейский пристав посещал квартиру германского или австрийского подданного и докладывал начальству, что он, по свидетельству соседей, выбыл в неизвестном направлении. Иногда указывался населенный пункт. Преимущественно это были Самара, Вологда и другие российские города. Пристав оформлял типовой протокол, указывая, что германского или австрийского подданного, подлежащего высылке «в означенном доме на жительстве на оказалось», а «дворник и жильцы пояснили, что по выбытии на новое место жительство никому о таковом не сообщил, а по тому и местожительство его в данное время никому неизвестно»23.
Особую трудность представляет вопрос об отмене высылок решениями губернских администраций на основе прошений германских и австро-венгерских подданных. В начале войны разработан-
ный механизм этой процедуры отсутствовал, и многое делалось на основе частных распоряжений гражданской администрации. В рамках формальных процедур в ответ на прошения об отмене высылки или предоставлении российского гражданства губернские администрации должны были согласовывать свои действия с военными властями или Министерством внутренних дел.
Так, в канцелярию Лифляндского губернатора поступило прошение вдовы Юлии Тилеман о возвращении высланного единственного кормильца, сына Иогана Тилемана. Прошение было поддержано и Лифляндский губернатор Н.А. Звегинцев (Звегинцов) обратился в Департамент полиции МВД с письмом, указывая, что «Просительница, Юлия Тилеман. действительно находится в крайней бедности и арестованный сын ея... был поддержкой ея, т.к. она других детей не имеет.», а также то, что сам И. Тилеман «работал на фабриках, на службе по полиции никогда не состоял, но во время революционного движения сообщал полиции некоторые агентурные сведения.. ,»24
Но нередко губернские администрации решали вопросы о высылках самостоятельно в обход военных властей и центрального аппарата Министерства внутренних дел. Особенно много ходатайств было удовлетворено администрацией Лифляндской губернии и лично губернатором Звегинцовым.
Сведения об отмене высылок секретными не были. Так, 31 июля (13 августа) газета «Прибалтийский край» опубликовала сообщение о том, что «благодаря разного рода ходатайствам» в Риге будут оставлены 20 германских подданных, служащих завода «Прово-дник»25. Также газета указывала, что губернская администрация разработала специальные бланки разрешений для остающихся в Риге и Рижском уезде «неприятельских подданных»26.
Командование флотом Балтийского моря в начале войны считало, что Лифляндская губернская администрация идет по пути уступок, оказывая «нежелательное послабление германским подданным». Это обстоятельство привлекло внимание Совета министров и Министерства внутренних дел. На заседании Совета министров 28 августа морской министр И.К. Григорович заметил, что «Звегинцев - явно покровительствует немцам», а в губернии у него «наименьшее число высланных»27.
В рапорте товарища министра внутренних дел Джунковского от 20 сентября 1914 г. говорилось, что разрешение остаться получили 600 человек, относившиеся к числу «людей богатых, что породило весьма невыгодные для администрации толки»28.
Осенью 1914 г. эта сторона деятельности Лифляндской губернской администрации подверглась специальной проверке Министерства внутренних дел, которую провел член Совета министра внутренних дел Харламов. В своем докладе он отмечал, что значительное число граждан государств-противников призывного возраста
оставлено «по словесному разрешению Лифляндского губернатора» Звегинцова, а в Курляндской губернии, начальником которой являлся С.Д. Набоков, наоборот, высылали почти всех без различия пола и возраста29. В Лифляндской же губернии, отмечал Харламов, остались военнообязанные, подлежащие обязательной высылке. Во время проверки им было выявлено более 100 человек, оставленных по распоряжению губернатора. Все они, по уверениям Звегинцева, были «лично ему известны с наилучшей стороны». Но, на взгляд Харламов, такое объяснение выглядело весьма сомнительным в отношении «рабочих..., служащих магазинов..., музыкантов, официантов..., которые, очевидно, в числе знакомых гофмейстера Звегин-цова не состоят»30. Об этом же позднее писал генерал П.Г. Курлов в воспоминаниях: «Документально были доказаны неправильности, допущенные Н.А. Звегинцевым при высылке германских подданных», которые квалифицировались членом Совета министра внутренних дел Харламовым как «служебные подлоги»31
В целом можно утверждать, что в первые месяцы войны граждане Германии и Австро-Венгрии не только высылались из прибалтийских губерний, но и оставались на прежнем месте жительства по самым разнообразным причинам, включая и военнообязанных. В этой связи наиболее сложным является вопрос о количестве высланных и оставшихся в прибалтийских губерниях австрийских и германских подданных. Именно ответ на него позволит говорить о действительных масштабах высылки «неприятельских подданных» в начале войны. Существенную трудность в данном случае представляют разночтения в данных, приводимых в официальных документах.
Первая массовая высылка германских и австрийских подданных состоялась после издания распоряжения военного командования от 22 июня 1914 г., где основная масса высланных приходилась на жителей Риги.
Американский исследователь Э. Лор указывает, что во время масштабной высылки из Риги в начале войны вывезено 7 тыс. человек, включая женщин и детей, и только 80 человек получили разрешение остаться32. Согласно докладу Харламова, из Риги к 18 сентября 1914 г. было выслано 4 310 германских и австрийских подданных, из них 3 151 военнообязанный, а также 1 159 человек на основании приказа командующего 10-й армией генерала Эверта от 22 июля 1914 г. о выселении «всех без изъятий германских и австрийских подданных»33. При этом было оставлено 1 088 человек и из них 232 военнообязанных. Газета «Прибалтийский край» сообщала, что к 19 августа 1914 г. из рижской временной каторжной и губернской тюрем было этапировано 703 германских и австрийских поддан-
ных34.
В целом, по мнению чинов Министерства внутренних дел, установить реальное соотношение высланных и оставленных не пред-
ставлялось возможным, так как имели место искажения возраста в документах, недостоверные сведения о выезде, хотя в действительности военнообязанный германский или австрийский подданный продолжал проживать на прежнем месте. Кроме того, не имелось исходных данных о количестве проживавших в Прибалтике лиц с германским и австро-венгерским гражданством.
Так, по данным, предоставленным Харламову, управляющим Лифляндской казенной палатой бароном Тизенгаузеном, в Риге к началу войны проживало 580 австрийских и германских подданных, а в прошениях Правления общества рижских латышских домовладельцев, представленных министру юстиции в январе 1915 г., указывалось, что в Риге к началу войны проживало около 16 тыс. подданных государств, состоящих в войне с Россиею35.
Выявившиеся к сентябрю 1914 г. проблемы гражданская администрация связывала преимущественно с отсутствием нормативной базы в отношении порядка высылки «неприятельских подданных». Одной из рекомендаций Джунковского по итогам поездки в прибалтийские губернии в сентябре 1914 г. стало предложение «разработать общий вопрос о правовом положении иностранных подданных в Прибалтийском крае». Его разработка действительно началась осенью 1914 г.
К концу 1914 г. в Лифляндском губернском правлении был подготовлен полный список оснований для отмены высылки, который Лифляндский губернатор Звегинцев представил помощнику главного начальника Двинского военного округа в письме от 23 января 1915 г. Губернатор сообщал, что оставлены на жительство в Риге германские и австрийские подданные в возрасте от 17 до 60 лет, если они относятся к следующим категориям: чехи и словаки, происхождение которых достоверно установлено, славяне, благонадежность которых несомненна и которые принимаются в русское подданство, а также лица французского происхождения; германские и австрийские подданные-женщины в возрасте от 17 до 60 лет, вдовы, разведенные или покинутые мужьями, утратившие русское подданство в связи с замужеством, и их несовершеннолетние дети; благонадежные коренные русские православные женщины, по замужеству ставшие германскими и австрийскими поданными, а также их несовершеннолетние дети; больные, имевшие письменное подтверждение от врачей36.
В отношении вдов, имевших до замужества российское подданство, было издано специальное предписание Лифляндского губернатора Звегинцова от 14 января 1915 г. об оставлении в местах проживания коренных русских православных, по замужеству ставших германскими и австрийскими поданными37, а также больных, предоставивших соответствующие документы от врачей, и лиц от 60 лет и старше38. По распоряжению военных властей, высылке не подлежали германские и австрийские подданные старше 65 лет, но
губернская администрация эту норму скорректировала, понизив возраст, освобождавший от высылки.
Определенную сложность при разработке правил высылки и пребывания в прибалтийских губерниях германских и австрийских подданных в начале войны представляло то, что гражданское управление в этих трех губерниях было разделено между двумя войсковыми районами. Командование Двинского военного округа контролировало гражданское управление в Риге с уездом и Курляндской губернии, а остальную территорию Лифляндской губернии и Эст-ляндскую — комендант морской крепости императора Петра Великого вице-адмирал А.М. Герасимов. Подчиненный ему войсковой район представлял собой укрепленную территорию на побережье Балтийского моря от Ревеля до Поркалауда в Великом княжестве Финляндском. Командующий войсками Двинского военного округа генерал А.Е. Чурин в начале войны собственных распоряжений по этому вопросу не издавал.
В целом можно говорить о действии различных правил на территории Прибалтийского края, разделенного между двумя войсковыми районами. Генерал П.Г. Курлов в своих воспоминаниях отмечал, что ему осенью-зимой 1914 г. прошлось столкнуться с «многочисленными разнообразными обязательными постановлениями» о «неприятельских подданных», «согласовать их между собой, устранить некоторые юридически неправильные положения»39. При этом, несмотря на разработку новых инструкций, сохранялась возможность отмены высылок по особым ходатайствам и личным разрешениям представителей высшей военной и гражданской администрации.
27 октября 1914 г. был опубликован приказ вице-адмирала А.М. Герасимова, которым запрещалось пребывание германских, австрийских и турецких подданных «всякого возраста и пола в пределах... войскового района, т.е. в Эстляндской и Лифляндской губерниях (без Рижского уезда)». Все они должны были покинуть район в трехдневный срок. Они могли выехать за границу за собственный счет через Петроград и Финляндию или во внутренние губернии России, где нет военного положения. Отказавшиеся от выезда должны были быть выселены принудительно. Но при этом в приказе Герасимова говорилось о том, что могут быть и исключения из этих правил для славян, французов, итальянцев, родившихся в России с иностранным гражданством, но православных, а также «неприятельских подданных», имеющих близких родственников на службе в русской армии. Исключения распространялись и на германских и австрийских подданных, которые «родились и живут оседло все время в России, утратив всякую связь со своим номинальным отече-ством»40. Они могли остаться на основании разрешений губернатора и лично вице-адмирала Герасимова.
В ноябре 1914 г. произошло объединение гражданского управления в прибалтийских губерниях, за исключением Ревеля, под
контролем одного лица. По инициативе верховного главнокомандующего вел. кн. Николая Николаевича была введена должность особоуполномоченного по гражданскому управлению Прибалтийского края, на которую был назначен генерал П.Г. Курлов41. Он стал еще одним должностным лицом, который получил право разрешать оставаться в прибалтийских губерниях германским и австрийским подданным. Так, Курлов в январе 1915 г. разрешил остаться Риге сестре главного врача Рижской общины Красного Креста статского советника Клемма42.
Не представляется возможным в настоящий момент проследить все подобные случаи, но имеющиеся данные позволяют говорить о том, что и после проверок Министерства внутренних дел в прибалтийских губерниях, отставки Лифляндского губернатора Звегин-цова и Курляндского губернатора Набокова, после появлении новых инструкций по-прежнему сохранялась практика отмены высылок, когда действовали личные связи или административный статус.
К январю 1915 г., несмотря на издание гражданской и военной администрацией распоряжений о порядке высылок, часть германских и австрийских подданных оставалась в прибалтийских губерниях без указанных в этих документах причин. За январь 1915 г. результат рассмотрения прошений по Лифляндской губернии был следующим: разрешение остаться получили 41 человек, высылка приостановлена для 14 человек, получили отказ и были высланы 6
человек43.
* * *
Выселение граждан Германии и Австро-Венгрии из трех губерний Прибалтийского края в начале Первой мировой войны началось на основании распоряжений военных властей, Министерства внутренних дел и губернских администраций.
По инициативе военного командования в конце июля - начале августа 1914 г. состоялась массовая высылка «неприятельских подданных» из Риги, но затем процесс замедлился. Распоряжения губернских администраций в конце августа - начале сентября, частные распоряжения губернаторов, особенно в Лифляндской губернии, с одной стороны, снизили число высылаемых, с другой - вызвали сомнения в правомочности таких мер, породили слухи о коррупции и предвзятости губернских администраций.
Этому способствовало как отсутствие выверенной нормативной базы, так и двойственность существующих циркуляров Министерства внутренних дел, предоставлявших право губернским администрациям оставлять австрийских и германских подданных на прежнем месте жительства на основании их прошений, ходатайств третьих лиц и по личным распоряжениям губернаторов.
Первые месяцы войны показали, что в прибалтийских губерниях
оказалось невозможным установить систему полного контроля над «неприятельскими подданными».
Опыт 1914 г. показал и то, что невозможно создать единые безоговорочные правила их высылки и провести всеобщее выселение. Вводились исключения для славян, итальянцев, французов, женщин, ценных специалистов.
В целом политика в отношении подданных Германии и Австро-Венгрии в начале войны в Прибалтийском крае формировалась под влиянием целого ряда субъективных факторов, которые нередко значили больше, чем эмоциональные требования военных провести массовое выселение «неприятельских подданных».
Одной из причин, по которой единая политика в отношении «неприятельских подданных» в Прибалтийском крае не проводилась и была невозможна, стала особенность региона, где проживало значительное число подданных Германии и Австро-Венгрии, теснейшим образом связанных с Россией, нередко считавших ее своей единственной родиной.
Примечания Notes
1 Булдаков В.П., Леонтьева Т.Г. Война, породившая революцию: Россия, 1914 - 1917 гг. Москва, 2015. С. 107-119; КирилловВ.М. Современная отечественная историография кампании «борьбы с немецким засильем» в годы Первой мировой войны // Вестник Пермского университета. История. 2015. № 2 (29). С. 88-97; СоболевИ.Г. Борьба с «немецким засильем» в России в годы Первой мировой войны. Санкт-Петербург, 2004.
2 Нелипович С.Г. Репрессии против подданных «Центральных держав»: Депортации в России 1914 - 1918 гг. // Военно-исторический журнал. 1996. № 6. С. 32-42; Нелипович С.Г. Население оккупированных территорий рассматривалось как резерв противника: Интернирование части жителей Восточной Пруссии, Галиции и Буковины в 1914 - 1915 гг. // Военно-исторический журнал. 2000. № 2. С. 60-69.
3 Koehl R.L. Colonialism inside Germany: 1886 - 1918 // Journal of Modern History. 1953. Vol. 25. № 3. P. 255-272; Лор Э. Русский национализм и Российская империя: Кампания против «вражеских подданных» в годы Первой мировой войны. Москва, 2012.
4 Fischer G. Enemy Aliens: Internment and the Home Front Experience in Australia, 1914 - 1920. St Lucia (Queensland), 1989; Luebke F. C. Germans in Brazil: A Comparative History of Cultural Conflict during World War I. Baton Rouge (LA); London, 1987; Nagler J. Nationale Minoritäten im Krieg: "Feindliche Ausländer" und die amerikanische Heimatfront während des Ersten Weltkriegs. Hamburg, 2000.
5 Stibbe M. The Internment of Civilians by Belligerent States during the First World War and the Response of the International Committee of the Red Cross // Journal of Contemporary History. 2006. Vol. 41. №. 1. P. 8; Stibbe M.
Enemy Aliens, Deportees, Refugees: Internment Practices in the Habsburg Empire, 1914 - 1918 // Journal of Modern European History. 2014. Vol. 12. № 4. P. 479-499.
6 Лор Э. Русский национализм и Российская империя: Кампания против «вражеских подданных» в годы Первой мировой войны. Москва, 2012. С. 9.
7 Свод законов Российской империи. Т. IX. Санкт-Петербург, 1899. С. 839, 842, 855.
8 Дизендорф В.Ф. Историческая демография немецкого населения России и СССР (XVIII в. - начало XXI в.). Роттенбург, 2010; Кабузан В.М. Немецкоязычное население в Российской империи и СССР в XVIII - XX веках (1719 - 1989 гг): Историко-статистическое исследование. Москва, 2003.
9 Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ). Ф. 826. Оп. 1. Д. 248. Ч. 1. Л. 2-2об.
10 Там же. Л. 12об.
11 ГА РФ. Ф. 826. Оп. 1. Д. 233. Л. 1.
12 Там же.
13 Известия Министерства иностранных дел. Кн. I. Петроград, 1915. С. 71, 72.
14 ГА РФ. Ф. 826. Оп. 1. Д. 233. Л. 11.
15 Высочайше утвержденные Особые журналы Совета министров. 1914. Петроград, 1914. С. 2.
16 Лор Э. Российское гражданство: От империи к Советскому Союзу. Москва, 2017. С. 202, 203.
17 Лор Э. Российское гражданство: От империи к Советскому Союзу. Москва, 2017. С. 203.
18 Прибалтийский край (Рига). 1914. 5 (18) авг. С. 3.
19 Лифляндские губернские ведомости (Рига). 1914. 13 авг. С. 1-2.
20 Latvijas valsts vestures arhivs (Латвийский государственный исторический архив) (LVVA). Ф. 3. Оп. 5. Д. 2552. Л. 15, 196.
21 Российский государственный исторический архив (РГИА). Ф. 1276. Оп. 12. Д. 1454.
22 Прибалтийский край. 1914. 5 (18) авг. С. 3.
23 LVVA. Ф. 3. Оп. 5. Д. 2552. Л. 101.
24 LVVA. Ф. 3. Оп. 5. Д. 1702. Л. 144-145.
25 Прибалтийский край. 1914. 31 июля (13 авг.). С. 3.
26 Прибалтийский край. 1914. 1 (14 авг.). С. 3.
27 Совет министров Российской империи в годы Первой мировой войны: Бумаги А.Н. Яхонтова (Записи заседаний и переписка). Санкт-Петербург, 1999. С. 57.
28 РГИА. Ф. 1571. Оп. 1. Д. 65. Л. 7.
29 ГА РФ. Ф. 826. Оп. 1. Д. 248. Ч. 1. Л. 3-3об.
30 Там же. Л. 12.
31 Курлов П.Г. Гибель императорской России: Воспоминания. Москва, 2002. С. 244.
32 Лор Э. Русский национализм и Российская империя: Кампания против «вражеских подданных» в годы Первой мировой войны. Москва, 2012. С. 147.
33 ГА РФ. Ф. 826. Оп. 1. Д. 248. Ч. 1. Л. 2.
34 Прибалтийский край. 1914. 19 авг. (1 сент.). С. 3.
35 РГИА. Ф. 1405. Оп. 532. Д. 836. Л. 67-70.
36 LVVA. Ф. 3. Оп. 5 Д. 2574. Л. 38.
37 Там же. Л. 48.
38 LVVA. Ф. 3. Оп. 5 Д. 2574. Л. 14-20.
39 Курлов П.Г. Гибель императорской России: Воспоминания. Москва, 2002. С. 247.
40 Лифляндские губернские ведомости (Рига). 1914. 27 окт. С. 1.
41 Курлов П.Г. Гибель императорской России: Воспоминания. Москва, 2002. С. 243.
42 LVVA. Ф. 3. Оп. 5. Д. 2574. Л. 55.
43 Там же. Л. 11.
Автор, аннотация, ключевые слова
Бахтурина Александра Юрьевна - докт. ист. наук, профессор, Российский государственный гуманитарный университет (Москва)
На основании ранее неизвестных архивных документов в статье впервые исследуется интернирование гражданских лиц российскими властями в годы Первой мировой войны. В качестве примера взято принудительное выселение подданных Германии и Австро-Венгрии из трех прибалтийских губерний, составлявших Прибалтийский край Российской империи, в 1914 г.
Проанализированы распоряжения военных и гражданских властей о выселении «неприятельских подданных» в глубь страны. Показано, как с июля 1914 г. по начало января 1915 г. менялись критерии определения «неприятельских подданных», подлежащих принудительному выселению. Прослежено, как изменялись меры, предпринимавшиеся против «неприятельских подданных»: от попыток организации всеобщего выселения в июле и начале августа 1914 г. силами военных властей до оставления «лояльных и благонадежных» германских и австро-венгерских граждан в местах их проживания. Проведен анализ статистических данных о количестве проживавших в прибалтийских губерниях иностранных граждан. Также проведен анализ статистических данных о гражданах Германии и Австро-Венгрии, высланных из прибалтийских губерний или оставленных в местах их проживания.
Автор приходит к выводу, что единая политика в отношении «неприятельских подданных» в прибалтийских губерниях не проводилась. Она была невозможна в силу особенностей региона. Значительное число проживавших там граждан Германии и Австро-Венгрии были теснейшим об-
разом связаны с Россией, родились в России или к началу войны имели право на получение российского гражданства. С другой стороны, их выселение могло нанести ущерб экономике региона, поскольку многие из них являлись ценными специалистами в области промышленности, сельского хозяйства, коммерции и т.д.
Первая мировая война, Прибалтийский край, Министерство внутренних дел, полиция, губернская власть, подданство, выселение, интернирование.
References (Articles from Scientific Journals)
1. Kirillov, V.M. Sovremennaya otechestvennaya istoriografiya kampanii "borby s nemetskim zasilyem" v gody Pervoy mirovoy voyny [Contemporary Russian Historiography on the Campaign "Struggle against German Domination" during the First World War.]. Vestnik Permskogo universiteta. Istoriya, 2015, no. 2 (29), pp. 88-97. (In Russian).
2. Koehl, R.L. Colonialism inside Germany: 1886 - 1918. Journal of Modern History, 1953, vol. 25, no. 3, pp. 255-272. (In English).
3. Nelipovich, S.G. Naseleniye okkupirovannykh territoriy rassmatrivalos kak rezerv protivnika: Internirovaniye chasti zhiteley Vostochnoy Prussii, Galit-sii i Bukoviny v 1914 - 1915 gg. [The Population of the Occupied Territories was Seen as a Reserve of the Enemy: The Internment of a Portion of the Inhabitants of East Prussia, Galicia and Bukovina, 1914 - 1915.]. Voyenno-istoriches-kiy zhurnal, 2000, no. 2, pp. 60-69. (In Russian).
4. Nelipovich, S.G. Repressii protiv poddannykh "Tsentralnykh derzhav": Deportatsii v Rossii 1914 - 1918 gg. [Reprisals against the Subjects of the "Central Powers": Deportations in Russia, 1914 - 1918.]. Voyenno-istoriches-kiy zhurnal, 1996, no. 6, pp. 32-42. (In Russian).
5. Stibbe, M. Enemy Aliens, Deportees, Refugees: Internment Practices in the Habsburg Empire, 1914 - 1918. Journal of Modern European History, 2014, vol. 12, no. 4, pp. 479-499. (In English).
6. Stibbe, M. The Internment of Civilians by Belligerent States during the First World War and the Response of the International Committee of the Red Cross. Journal of Contemporary History, 2006, vol. 41, no. 1, pp. 5-19. (In English).
(Monographs)
7. Buldakov, V.P. and Leontyeva, T.G. Voyna, porodivshaya revolyutsiyu: Rossiya, 1914 - 1917 gg. [The War That Gave Birth to a Revolution: Russia, 1914 - 1917.]. Moscow, 2015, 714 p. (In Russian).
8. Diesendorf, Viktor. Istoricheskaya demografiya nemetskogo naseleniya Rossii i SSSR (XVIII v. - nachalo XXI v.) [Historical Demography of the German Population of Russia and the USSR, 18th - Early 21st Centuries.]. Rotten-
burg, 2010, 241 p. (In Russian).
9. Fischer, G. Enemy Aliens: Internment and the Home Front Experience in Australia, 1914 - 1920. St Lucia (Queensland): University of Queensland Press, 1989, 404 p. (In English).
10. Kabuzan, V.M. Nemetskoyazychnoye naseleniye v Rossiyskoy imperii i SSSR v XVIII - XX vekakh (1719 - 1989 gg): Istoriko-statisticheskoye issledovaniye [The German-Speaking Population of the Russian Empire and the USSR in the 18th - 20th Centuries (1719 - 1989): Historical and Statistical Research.]. Moscow, 2003, 218 p. (In Russian).
11. Lohr, E. Rossiyskoye grazhdanstvo: Ot imperii k Sovetskomu Soyuzu [Russian Citizenship: From Empire to Soviet Union.]. Moscow, 2017, 336 p. (In Russian). = Lohr, E. Russian Citizenship: From Empire to Soviet Union. Cambridge (MA); London: Harvard University Press, 2012, 288 p. (In English).
12. Lohr, E. Russkiy natsionalizm i Rossiyskaya imperiya: Kampaniya pro-tiv "vrazheskikh poddannykh" v gody Pervoy mirovoy voyny [Russian Nationalism and the Russian Empire: The Campaign against "Enemy Subjects" during the First World War.]. Moscow, 2012, 301 p. (In Russian). = Lohr, E. Nationalizing the Russian Empire: The Campaign against Enemy Aliens during World War I. Cambridge (MA); London: Harvard University Press, 2003, 237 p. (In English).
13. Luebke, F.C. Germans in Brazil: A Comparative History of Cultural Conflict during World War I. Baton Rouge (LA); London: Louisiana State University Press, 1987, 248 p. (In English).
14. Nagler, J. Nationale Minoritäten im Krieg: "Feindliche Ausländer" und die amerikanische Heimatfront während des Ersten Weltkriegs. Hamburg: Hamburger Edition, 2000, 757 s. (In German).
15. Sobolev, I.G. Borba s "nemetskim zasilyem" v Rossii v gody Pervoy mirovoy voyny [The Fight against "German domination" in Russia during the First World War.]. St. Petersburg, 2004, 176 p. (In Russian).
Author, Abstract, Key words
Aleksandra Yu. Bakhturina - Doctor of History, Professor, Russian State University for the Humanities (Moscow, Russia)
Based on new archival data, the article is the first attempt to research into the internship of civilians carried out by the Russian administration during the World War I. It dwells upon the forced deportation of German and Austro-Hun-garian subjects from the Baltic provinces of the Russian Empire in 1914.
The author analyzes the decrees of military and civil authorities on the deportation of "enemy citizens" to the depth of the country. It is shown how the criteria for being "enemy citizens" subject to deportation changed from July 1914 to early January1915. Attention is paid to the changes in the measures against the "enemy citizens" ranging from the attempts of total deportation in July and early August 1914 to be carried out by military administration to al-
lowing "loyal and reliable" German and Austro-Hungarian citizens to stay in the places of their residence. The author analyzes the statistical data indicating the amount of foreign subjects in the Baltic provinces as well as the data concerning the German and Austro-Hungarian citizens who were deported and left in the places of their residence.
It is concluded that there was no uniform policy for "enemy subjects" in the Baltic region. It could not be implemented due to certain specific factors. The considerable part of the German and Austro-Hungarian subjects who lived there were closely connected with Russia, either born in Russia or entitled to Russian citizenship by the time the war started. Moreover, their deportation was likely to damage the economy of the region, with many of them being valuable experts in industry, agriculture, commerce, etc.
World War I, Baltic Region (of Russian Empire), Ministry of Internal Affairs, police, provincial administration, citizenship, deportation, internment.
