Время принять вызов...
Интервью с заместителем руководителя Федерального агентства по особым экономическим зонам Михаилом Рычевым
— Михаил Викторович, в настоящее время правительством принимается достаточно много программ, связанных с развитием инновационной сферы, появляются особые экономические зоны, в ряду которых важное место отведено технико-внедренческим зонам. Можно ли говорить о том, что в этой сфере наступает прорыв?
— Давайте вспомним, что об инновационной политике государства и мерах по ее реализации начали говорить уже лет двенадцать-пятнадцать назад. Но тогда она носила очень слабый и фрагментарный характер, в основном затрагивала области, за которые отвечали Минобразования и Миннауки. Менялись названия этих ведомств и сферы их деятельности, но, по сути, все равно это были области, которые в значительной степени ассоциировались с университетами, ГНЦ и, в какой-то степени, с Российской академией наук. Реальные инструменты фактически отсутствовали, за исключением государственных фондов, работавших в сфере науки, техники и образования.
И все же удалось пройти определенный путь, который начался с создания технопарков, хотя в нашей специфике их было бы правильнее называть научнотехнологическими парками. В технопарке должен присутствовать значимый производственный сегмент, как, например, в Тайване, где есть по-настоящему крупные, с огромными объемами реализации, технопарки. В нашей стране, где исследования и разработки всегда были наиболее сильной стороной, целесообразно искать свою нишу на глобальном рынке высоких технологий ближе к фазе исследований и разработок, где мы все еще имеем определенное конкурентное преимущество. Конечно, при этом не надо забывать, что нужно учиться и массовому производству и маркетингу высокотехнологичной продукции.
Итак, было движение научно-технологических парков. Некоторые из них создавались в полномасштабном варианте, но таковых насчитывалось не более десятка, другие представляли просто объединение некоторого количества малых предприятий, волею судеб оказавшихся на территории университетов или НИИ, и их формально много, но назвать их полноценными парками нельзя. После начала работы Фонда содействия развитию малых форм предприятий в научно-технической сфере появилась программа инновационно-технологических центров,
явившаяся, пожалуй, второй волной программных мероприятий, которые создавали более широкие возможности для проявления инновационной активности.
Проблема всегда заключалась в том, что ресурсные возможности как ведомств образования и науки, так и фондов были очень сильно ограничены. Чтобы развивать инфраструктуру, приходилось использовать сложные механизмы поддержки непосредственно компаний, а те уже изыскивали собственные средства для участия в развитии объектов инфраструктуры. И в этом смысле я считаю, что одним из важнейших условий прорыва, который действительно в последние годы происходит, является подключение Министерства экономического развития и торговли РФ к формированию инновационной сферы. На самом деле, именно ему пристало встраивать инновационную систему в общую стратегию экономического развития страны. Хочу обратить ваше внимание на то, что любой, кто следит за тем, как выступает и что говорит Герман Греф, не может не заметить, что за последние год-два его восприятие инновационного сектора экономики значительно изменилось и ему уделяется все большее и большее внимание. Это выражено в целом ряде программ, а особые экономические зоны — только одна из этих программ. Целый ряд программ связан с поддержкой малого бизнеса — строительство бизнес-инкубаторов, поддержка сертификации и экспорта, микрокредитование, создание региональных венчурных фондов и, наконец, фонда фондов — Российской венчурной компании — все это в существенной степени реально проецируется на инновационное поле и действительно дает нам новый и хороший шанс.
— Что Вы считаете наиболее важным для того, чтобы все новые программы и усилия государства по развитию инновационного сектора экономики принесли по настоящему значимые результаты?
— Страны, которые достигли успеха в реализации инновационной политики, как правило, сосредотачивали очень большие ресурсы, — причем, как государства, так и бизнеса, — на очень четко отобранных приоритетных направлениях. Там, прежде чем приступать к формированию соответствующих программ, проводились исследования в виде форсайта или
ИННОВАЦИИ № 5 (92), 2006
ИННОВАЦИИ № 5 (92), 2006
с использованием близких методов технологического прогнозирования и предвидения. На основе проведенного анализа формировался сценарный план развития экономики, опирающийся на имевшиеся сильные заделы в конкретных отраслях, и под это выстраивались все меры государственной поддержки, активность бизнеса, общественная политика.
Эти исследования очень хорошо делают, например, в Великобритании, в скандинавских странах. Чем интересен пример Швеции? Если в Великобритании проведение подобных исследований было в основном государственной инициативой, то в Швеции их заказывали представители бизнеса, плативших довольно значительные деньги для того, чтобы получить прогнозный план развития экономики и предложить его правительству для корректировки принимаемых решений.
Почему подобные исследования очень важны? Даже Соединенные Штаты, обладающие огромным финансовым ресурсом, тратящие на исследования суммы, не сравнимые с затратами ни одного из государств мира, декларируя около пятидесяти стратегических приоритетных проблемных направлений, в итоге выбирают для себя 24-25 направлений, а для выполнения остальных привлекают зарубежные организации, используя аутсорсинг. Нам с нашими существенно более ограниченными ресурсами в еще большей степени необходимо концентрироваться на конкретных направлениях и заниматься ими в первую очередь.
Хочу подчеркнуть, что еще в предыдущий период своей работы в ЮНИДО1, мы потратили много сил для того, чтобы убедить российскую сторону в целесообразности использования отработанного за рубежом инструментария для выработки некоторого консенсуса вокруг направлений развития науки и экономики. Ведь нам не всегда важен конечный результат форсайта — набор технологий, в которые нужно вкладывать — важен сам процесс, когда три составляющие общества: бизнес, академическое (научное) сообщество и бюрократия обсуждают эти проблемы и вырабатывают близкие подходы. К сожалению, потребовалось несколько лет для того, чтобы осознание необходимости форсайта пришло. Сейчас в бюджете 2007 г. Министерство образования и науки РФ закладывает средства на эти работы. В Министерстве экономического развития и торговли РФ тоже предусматриваются некоторые упражнения в области экономического форсайта. Также целый ряд других министерств будут заниматься подобными вопросами.
Именно последовательная работа по определению приоритетов в направлении нашего движения и позиции, на которой мы сейчас находимся, и может стать толчком для осуществления предельно осознанных шагов по созданию того, что мы называем национальной инновационной системой. Ее нельзя создать просто как некий набор особых зон, технопарков или венчурных фондов, ее нужно создавать как инструмент для реализации выработанной стратегии.
1 ЮНИДО — United Nations Industrial Development Organisation — Организация Объединенных Наций по промышленному развитию.
Во главе всего должна быть стратегия, и именно ею надо заниматься в первую очередь. В этом смысле, например, если бы не было сильного ограничения по срокам при проведении первых конкурсов по особым экономическим зонам, и у нас была бы какая-то возможность для предварительного анализа, я бы как раз рекомендовал начинать с этого упражнения. При проведении новых конкурсов по выбору площадок для особых экономических зон мы примем во внимание не только, как это было в первый раз, те предложения, которые будут давать регионы, а попробуем их наложить на объективно размещенный в стране научно-промышленный потенциал. И отнюдь не только по эту сторону Урала, но и в Сибири, и на Дальнем Востоке.
Необходимо принимать решения в стратегически выверенном формате. Дальнейшие шаги должны быть ступеньками по достижению выбранной цели. Почему я об этом говорю? На мой взгляд, сейчас есть некая проблема, связанная с тем, что, несмотря на то, что слова «инновации», «венчур» и им подобные становятся весьма популярными, нам о них постоянно и активно напоминает руководство страны, тем не менее, нет ясной картины и видения цели нашего движения. А от этого происходит следующее: даже не на уровне контактов между государством и бизнесом, даже между самими государственными органами происходит движение в режиме, я бы сказал, растопыренных пальцев руки. У нас весьма незначительна координация усилий, которые предпринимают различные ведомства по развитию их собственных инновационных программ. Мы в Федеральном агентстве по управлению особыми экономическими зонами, может быть, более чем кто-либо другой, осознали необходимость большей скоординированности политики в области инноваций. Ведь когда мы говорим о развитии особой экономической зоны, мы прекрасно понимаем, что если мы создадим на ее территории кластер информационно-телекоммуникационных технологий, то нам бы хотелось, чтобы профильное ведомство, которое лучше нас разбирается в специфике деятельности соответствующих компаний, приняло должное участие в развитии этого кластера. Если есть проблемы, связанные с необходимостью поддержки НИОКР и усилий университетов, академических институтов, мы бы хотели увидеть участие Министерства образования и науки РФ, которое совершенно точно лучше нас может определить приоритеты и быть более компетентным экспертом. Если мы говорим о том, что без системы подготовки кадров для компаний в высокотехнологичную зону идти нельзя, то мы бы хотели, чтобы программы инновационных университетов, которые министерство проводит, в большей степени учитывали возможности особых экономических зон.
Необходимо, чтобы профильные темы мы развивали вместе с целым рядом министерств и ведомств. Мы в агентстве в первую очередь должны сосредоточить свое внимание на вопросах развития инфраструктуры в ОЭЗ. Инфраструктуру я понимаю широко, не только как инженерную инфраструктуру, включая здания, сооружения, энергетику, телекоммуникации, дороги. Сюда входят и поддерживающие
организации: бизнес-инкубаторы, венчурные фонды, инновационно-технологические центры.
В последнее время у нас очень хорошо начинает налаживаться сотрудничество с Министерством образования и науки РФ. Андрей Александрович Фур-сенко много внимания уделяет нашему взаимодействию и мы вместе хорошо продвигаемся. Чуть хуже с целым рядом других ведомств. Но в целом, надо сказать, четкого ощущения, что мы на ряде прорывных участков объединили наши усилия, пока совершенно точно нет. Есть инновационная программа Росатома, но она существует несколько обособленно, и мы для того, чтобы как-то использовать ее возможности, подписали с главой этого ведомства Сергеем Владиленовичем Кириенко соглашение между нашими агентствами о совместном развитии профильных для Росатома тематик. У нас пока не очень активно идет взаимодействие с Министерством информационных технологий и связи, потому что, как вы знаете, есть программа строительства 1Т-парков, а есть программа создания особых экономических зон. Требует доработки взаимодействие с Министерством промышленности и энергетики РФ, необходимо решать целый ряд других вопросов, связанных с улучшением координации работы.
В целом, как мне кажется, наша инновационная политика и стратегия не развивались так динамично, как могли бы, еще и потому, что на протяжении значительного времени считалось, что отвечать за них могут организации и ведомства из сферы науки и образования. Безусловно, источником новых технологий и инноваций являются исследовательские структуры. Но за претворение в жизнь инновационного процесса, за доведение его до коммерческой стадии совершенно точно должны отвечать и другие люди, а если мы говорим о ведомствах, то и другие структуры и, прежде всего те, что отвечают за промышленность и экономику в целом. При этом должен быть активно вовлечен бизнес.
Сейчас происходит раскрытие формата на гораздо большую ширину, чем мы привыкли на протяжении предыдущих десяти лет, когда говорили, что дело инновационного развития — это дело самих ученых, что не совсем правильно. Заканчивая рассуждения на эту тему, хотел бы сказать вот о чем: наступает осознание различными государственными и негосударственными структурами необходимости инновационного развития экономики страны. Чего бы хотелось добиться в первую очередь? Необходимо, используя форсайт или другие инструменты народно-хозяйственного прогнозирования, выработать стратегию инновационного развития для всей страны, объединить усилия государственных органов и, наконец, подключить бизнес, послав ему ясный «мессидж» — вот, что государство поддерживает, вот, в какие области инвестирует средства, вот, какие направления считает приоритетными. Только такое выстраивание процесса приведет к результатам. Если мы и дальше будем действовать нескоординированно, то и значительные объемы финансирования не приведут к результатам, которые достигли страны, реально вставшие на путь инновационного развития.
— Мы только начинаем относительно масштабные усилия по созданию высокотехнологичной промышленности. Какова ситуация для нас с точки зрения международной конкуренции?
— На самом деле мы находимся в очень жесткой конкурентной ситуации. Если взять мировые примеры, то, например, Китай объявляет одиннадцатую пятилетку пятилеткой перехода на инновационный путь развития экономики. И это делает страна, в которой, пожалуй, лучше всех в мире обстоит дело с производством, с индустриальным развитием. Они могли бы спокойно продолжать наращивать объемы промышленного производства и говорить о том, что у нас и так все хорошо, мы растем такими темпами, которые не снились многим. Однако они меняют вектор развития. Страна прилагает огромные усилия для того, чтобы уйти от имиджа нации с низким уровнем собственных фундаментальных разработок.
Вспоминаю знаменитую фразу одного нобелевского лауреата, когда он дает определение, что такое обучение математике в американском университете — это когда русский профессор учит китайских студентов. Вскоре эти китайские студенты, отучившись в американских университетах, вернутся в Китай для начала собственной карьеры — ведь в стране есть специальные системы грантов для возвращающихся из зарубежья специалистов. Таких студентов с высочайшим уровнем образования в ближайшие годы будет очень много, и тогда говорить о нашем конкурентном преимуществе, имея в виду потенциал, который еще есть в нашей высшей школе и у наших выпускников, придется все реже и реже.
Похожие вещи происходят в Индии, которая даже в большей степени, чем Китай, взяла курс на развитие инновационных секторов экономики. Достаточно посмотреть на Бангалор — кластер компаний в сфере информационно-телекоммуникационных технологий, растущий с огромной динамикой. Когда во время недавнего визита мы задали руководителям этих компаний вопрос о российском присутствии на рынке оффшорного программирования, они ответили, что его не боятся, потому что этот рынок уже их. Индусы увидели, что та часть программного обеспечения, которая пишется в больших объемах в кодах — это то, что они отвоевали, и волнений о том, что они могут потерять этот рынок, у них пока нет. Будем надеяться, что они несколько преувеличивают свои возможности, и шансы для наших компаний все же остаются, но факт остается фактом — ситуация очень конкурентная. Меня в апреле потрясла одна фраза, вынесенная на заседании, которое компания 1ВМ проводила в Риме, в качестве слогана. Там была организована встреча с руководителями двухсот самых крупных международных компаний в сфере высоких технологий на тему инновационного развития. Во всех материалах сверху была напечатана информация о том, что в 2005 г. человечество произвело транзисторов больше, чем рисинок и по цене меньшей, чем каждая рисинка. Пора осознать, что утверждение, что мировая экономика в целом перемещается в область высоких технологий, оставляя традиционные произ-
ИННОВАЦИИ № 5 (92), 2006
ИННОВАЦИИ № 5 (92), 2006
водства странам, не входящим в число лидеров, далеко не декларативно. Отсюда очень четкая инновационная ориентация Китая, отсюда энергичное движение Индии, очень быстро в эту сторону перестраиваются экономики стран Латинской Америки и Азии.
Нам действительно не стоит успокаивать себя некоторыми привычными за десятилетия фразами о том, например, что у нас лучшая система образования. На самом деле, она по-прежнему очень слабо «заточена» под потребности высокотехнологичного рынка, она еще требует очень серьезной адаптации. В этой связи мне приятно видеть усилия по созданию инновационных университетов, которые предпринимает Министерство образования и науки РФ. Пока еще главная кадровая проблема состоит в том, что выпускник абсолютно не готов к работе в компании, его приходится заново переучивать. Без решения этой проблемы мы никуда дальше не двинемся.
Столь же опасно сейчас забалтывание темы об инновационной экономике без реальных шагов в этом направлении. Я не знаю, кто первый проделает эту работу, а именно — возьмет и проссумирует все деньги, истраченные в последние несколько лет в России на инновационные процессы. И если эта сумма будет сравнима с тем, сколько затратили на это в Финляндии, не уверен, что выводы будут утешительными. Ведь наверняка мы близки по этому показателю, а ни российской Мокіа, ни другой подобной компании у нас нет. Очевидно, что усилия нужно все больше и больше заострять, концентрировать, доводить до прагматичного результата.
— Вы упоминали, что необходимо четко определить свою сегодняшнюю ситуацию — где мы находимся? Не могли бы Вы сказать, какова ситуация с инновационной сферой в России сейчас?
— Еще раз вернусь к теме, где мы сегодня. На мой взгляд, сегодня мы имеем нечто, что правильнее было бы назвать пока еще «лоскутным одеялом». Благодаря целому ряду инициатив возникли островки инноваций, например, островок, взращенный Фондом содействия, островки, поддержанные Министерством образования и науки РФ, некоторый набор островков, которые будем создавать мы, и которые будут называться особыми экономическими зонами и, если будет получаться, сюда же войдут несколько научнотехнологических парков. Но это одеяло, чтобы стать цельным, должно быть сшито совместными усилиями, о которых я уже говорил — между ведомствами и национальным, а может быть и тем зарубежным бизнесом, что будет заинтересован в развитии своей деятельности в России. Это лоскутное одеяло на сегодня и есть наша национальная инновационная система, которая уже существует, но она пока еще не до конца структурирована, полна, в ней нет ясного ощущения, как ее отдельные элементы взаимодействуют между собой.
Второй важный тезис, который надо привести: по-видимому, иллюзорно говорить о построении национальной инновационной системы, не получив успешных примеров формирования региональных инновационных систем, ведь надо двигаться от просто-
го к сложному. И в этом смысле мы с особенным интересом занимаемся Томской областью, потому что, наверное, все в последнее время обратили внимание, насколько активно этот регион разрабатывает собственную стратегию развития.
Несколько лет назад Томск выделил инновационное развитие как приоритет, причем не на словах, а на деле. Там действительно есть для этого предпосылки. И состоят они не только в том, что около сотни тысяч человек в городе с населением около полумиллиона связаны с высшим образованием и наукой, но еще и потому, что, будучи довольно локализованным объектом, отстоящим далеко от столиц и портов, он самой геоэкономической ситуацией подталкивается к занятию наукоемкими инновационными продуктами. Ведь доля затрат на их транспортировку будет незначительна в цене продукта в отличие, скажем, от сырья и материалов. Очень важно, что осознание востребованности и, может быть, даже неизбежности инновационного пути, пронизывает всех, начиная от губернатора (причем, могу засвидетельствовать, что он действительно в этом глубоко убежден) и до отдельно взятых компаний, которым свойственен такой, в хорошем смысле, местечковый патриотизм. Ведь зачастую они входят в целый ряд программ, участвуют в целом ряде инициатив, иногда, может быть, и с небольшим возможным ограничением своих доходов, просто для того, чтобы их регион по-новому зазвучал. Они создают кафедры в томских вузах, действуя на началах альтруизма, просто потому, что они сами выросли из этих вузов. Конечно, и потребности компании в этом присутствуют, но в целом это проявление местного патриотизма. Причем эта активность выше, чем в Москве или в Санкт-Петербурге.
Возвращаясь к вопросу о лоскутном одеяле, я считаю, что сшивание его будет происходить по некоторым секторам. В Томске на сегодня совершенно точно представлены почти все инструменты развития инноваций: и региональный венчурный фонд, и инновационные университеты (их там два — столько же, сколько и в Санкт-Петербурге), и наша технико-внедренческая зона и многое другое.
То есть в принципе, учитывая компактность территории, ясность и мотивированность всех участников, включая Российскую академию наук, есть шанс эти лоскутки на томской земле сшить и получить региональную инновационную систему, где взаимодействие между ними будет уже каким-то образом определено и налажено. Потом необходимо сделать то же самое в ряде других регионов, что уже даст возможность говорить о том, что большие кусочки этого единого одеяла составлены. Вот это было бы правильным начинанием.
Мы, как Агентство и Министерство экономического развития и торговли РФ, приглашаем всех потенциальных партнеров в бизнесе в режиме государственно-частного партнерства к совместным усилиям по формированию региональных инновационных систем. Особые экономические зоны здесь — один из элементов национальной инновационной системы, имеющий очень ясную региональную привязку и окраску. Использование всех механизмов развития на
уровне региона на сегодня уже абсолютно реальная вещь. Мы рассчитываем, что через год-полтора покажем на примере Томска, как взаимодействуют элементы региональной системы, как создаются знания, как готовятся кадры, как они потом попадают в инфраструктурные элементы типа инкубаторов, технопарков, зон, как они потом привлекают средства венчурных фондов и как на выходе образуется наукоемкая продукция в объемах уже заметных на общем фоне внутреннего промышленного производства в стране.
— Обществу нужны истории успеха, эмоционально положительно окрашенные примеры развития успешных, основанных на интеллекте компаний, новая альтернатива бизнеса. Зоны компактны и в одном месте смогут предъявить такого рода примеры, как Вы считаете?
— Эта мысль мне очень импонирует. Дело в том, что юноше, обдумывающему житье, уже сегодня есть возможность взять пример с лидера, предположим рынка информационных технологий. Мне очень нравятся российские софтверные компании в первую очередь тем, что о них можно сказать — это по-настоящему честно построенные капиталистические предприятия в России. Они не приватизировали государственную собственность, не использовали никакого административно ресурса. Все, что их основатели получили — это, как правило, бесплатное образование, которое нам подарило в предыдущие годы государство, а дальше они, используя свою креативность, вошли в рынок, честно завоевывая каждый свой следующий шажочек, каждый свой следующий рубль и поднимались к вершинам, базируясь на своих собственных знаниях. Они есть уже сегодня — успешные лидеры российского рынка программных продуктов, и можно надеяться, что студенту эти примеры окажутся достаточной мотивацией для начала собственного бизнеса. Реализуя программу особых зон уместно ставить более широкую задачу — изменить ситуацию глобальнее. Давайте вспомним период с начала 60-х - и где-то до середины 70-х гг. XX в., когда молодые люди с охотой шли учиться на физическом, химическом и других естественно-научных и инженерно-технических факультетах, потому что привлекательным был весь процесс как университетского периода обучения, так и дальнейшей работы в институтах. Это было престижно, и, в общем, сопоставимо по зарплате со многими другими видами деятельности. Создавалась общая привлекательность участия в научно-технической деятельности. Потом был огромный провал конца 80-х-90-х гг. XX в., когда подобный жизненный сценарий потерял свою привлекательность и приоритеты сместились в сторону юриспруденции, экономики и многого другого. Поэтому, когда мы говорим о технико-внедренческой зоне, к примеру, в Томске, то мы будем измерять успех Томской особой зоны не только цифрами прироста объемов наукоемкой продукции, хотя они и очень важны. Мы не скрываем, что хотим построить вокруг ОЭЗ жилой микрорайон, пребывание в котором было бы целью и желанием всех живущих в Томске.
Успехом этой ОЭЗ стоит считать, например, то, что ребята из какой-нибудь глубокой провинции захотят учиться в томских вузах, чтобы потом попасть в компанию, работающую в ОЭЗ, жить в микрорайоне, расположенном рядом, посещать расположенные там же спортивные центры, отправлять детей в школу этого микрорайона. Мы хотим создать пакет привлекательных возможностей, повысить престижность подобного образа жизни.
В этом мы видим одну из главных своих миссий — создать среду, которая начнет собирать все больше и больше молодых, умных, талантливых, мотивированных наших сограждан, среду, создающую привлекательную альтернативу иным путям использования своего творческого потенциала. В каком-то смысле это попытка воспроизвести феномен Силиконовой долины. Тогда мы и получим желанный возврат к ситуации 60-х гг. XX в., когда страна резко шагнула вперед во всем: от космоса до медицины благодаря энтузиазму и творческой энергии тысяч и тысяч наших граждан. Вот такую, может быть немного и амбициозную, задачу мы ставим перед собой.
— Хотелось бы, чтобы Вы дали ответ на ряд вопросов, которые задают представители инновационного сообщества в отношении применения Федерального закона об особых экономических зонах. Например, закон предусматривает, что резидентами зоны должны считаться компании, выполняющие исследования и разработки в рамках своих НИОКР, которые должны заканчиваться производством лишь опытных партий продукции. Но ведь сами по себе структуры компаний, выполняющие исследования и разработки, как правило, не являются центрами генерации прибыли и не могут создавать достаточные для быстрого роста компании финансовые условия. И как при этом будет трактоваться понятие опытной партии?
— На сегодня ситуация выглядит следующим образом. При разработке закона учитывался предыдущий, далеко не самый позитивный опыт формирования особых зон в Российской Федерации. В законе прописано довольно много ограничений, в том числе ограничение, связанное с запретом для резидента иметь филиалы, дочерние подразделения, чтобы финансовые потоки физически шли через того, кто находится в зоне, а статус резидента не использовался просто как ширма для каких-то дел, реализуемых за ее пределами. Это, конечно, накладывает определенное ограничение, но мы считаем, что его преодоление не слишком большая проблема. Почему? Мы прекрасно понимаем, как развивается научно-технологическая компания — в ней идет постоянная генерация новых проектов. Мы предлагаем компаниям размещать в ОЭЗ те новые проекты, которые возникают у компании, или перемещаться целиком. Вариант перемещения всего бизнеса связан с некоторыми издержками, мы это учитываем и в том числе с Фондом содействия заявляем о том, что компаниям могут быть выделены значительные средства в качестве подъемных для обустройства на новом месте. Также мы многое будем делать для компаний внутри ОЭЗ.
ИННОВАЦИИ № 5 (92), 2006
ИННОВАЦИИ № 5 (92), 2006
Но если перемещение целиком невозможно, то компания открывает там новый проект, открывает новый бизнес, тогда могут возникнуть сложности, связанные с деятельностью, которая была у компании в предыдущий период, в том числе в отношении имеющихся у компании лицензий и сертификатов, результатов участия в конкурсах и тендерах. Думаю, что можем обещать компаниям содействие, с учетом нашего взаимодействия с ведомствами, в быстром получении необходимых лицензий и сертификатов для вновь появляющегося резидента.
Что касается понятия опытной партии продукции. Действительно, в законе фигурирует, что технико-внедренческая зона — это место, где проводятся исследования и разработки и выпускаются так называемые опытные партии. Слово «опытные партии» означает, на самом деле, все то, что для рынка не является стопроцентным покрытием. В каком-то смысле все, что является новым для рынка продуктом, может трактоваться как опытная партия. Хотя общая тенденция состоит в том, чтобы из технико-внедренческих зон массовое производство необходимо либо переносить в промышленные зоны, которые тоже создаются, либо поступать так, как сделано в Томске. Предприятие, созданное СИБУРом, вместе с Институтом катализа из Новосибирска дорабатывают технологию в созданной там зоне и переносит ее на расположенный рядом с зоной Томский нефтехимический комбинат, где производятся уже массовые объемы продукции. В этом случае прибыль генерируется за пределами зоны. Но эту прибыль получает СИБУР, создавший это исследовательское предприятие, и Институт катализа получает новые заказы на исследования от СИБУРа, имея, таким образом, дополнительное финансирование. Этот механизм по-настоящему работает. Тем не менее, повторюсь еще раз, что и в режиме вывода на рынок первых партий компании вполне успешно могут работать, и это также может давать очень неплохую экономику.
Кроме того, принятые законы нами воспринимаются как пробный инструмент. Никто не говорит, что они неизменны. Законы нужно и можно дорабатывать. Например, после рассмотрения первых заявок стало ясно, что площадь технико-внедренческой зоны в 2 квадратных километра, как это обозначалось в первой редакции закона, для ведения технико-внедренческой деятельности мала. В результате в новой редакции закона, введенной в действие 3 июня 2006 г., площадь ТВЗ была увеличена до до 3 км2. Думаю, что будут внесены коррективы и в связи с реальной практикой производства. В том числе будем уточнять понятие опытной партии и добиваться того, чтобы находящееся в зоне предприятие имело прибыль и обеспечивало прирост производимой наукоемкой продукции. Пусть практика нам подскажет, а мы подготовим соответствующие изменения в закон для обеспечения максимальных возможностей роста компаний-резидентов. Возвращаясь к теме исследований и разработок замечу, что не совсем согласен с тезисом, что исследования и разработки — не прибыльная вещь. Ряд институтов Томского научного центра Сибирского отделения РАН уже сейчас име-
ют заказы на исследования от зарубежных партнеров, а с учетом особого таможенного режима зоны, который позволяет ввозить и вывозить научно-технологическое оборудование облегченным образом, этот пакет заказов может быть увеличен даже не в разы, а в десятки раз. В этом смысле мы можем говорить о создании на территории технико-внедренческой зоны (ТВЗ) исследовательских лабораторий, которые будут выдавать не конечный высокотехнологичный продукт, а оказывать услуги. А ведь это те же деньги, те же зарплаты сотрудникам, те же налоги.
Наращивание объема подобных услуг, по-моему, не самая плохая перспектива, особенно с учетом наших сегодняшних возможностей в международном разделении труда. Всем известен пример с София-Антиполис. Там, в основном, сосредоточены не производящие продукцию компании, а сервисные, в том числе те, которые оказывают услуги в области исследований и разработок. Это сегодня очень большой сегмент бизнеса. Мне кажется, если мы и говорим о том, как загрузить наши НИИ, университеты, ученых, то именно этот сегмент и стоит развивать. Единственно, что надо создавать в зонах — это максимально комфортный интерфейс для решения проблем, связанных с оборудованием, с выплатой зарплаты с пониженной ставкой налогов. Так что, я бы не стал ставить крест на НИОКР как самостоятельном направлении зарабатывания денег.
Дополню следующим. В целом позиция государства в отношении зон состоит в том, что оно создает в зоне, прежде всего, инженерную инфраструктуру. Но мы отдаем себе отчет, что в случае технико-внедренческой зоны, создание сервисной инфраструктуры может быть для последующего успеха зоны не менее важно, чем построение дорог, телекоммуникационных сетей и чего-то еще. Поэтому государство уже сегодня готово участвовать в создании тех услуг, которые будут востребованы целым рядом компаний. Для этого мы используем принцип мягкой специализации, чтобы создать некие кластеры внутри ТВЗ, формировать для них центры коллективного пользования, сертификационные центры, создавать там инкубаторы. Государство готово и будет тратить средства на поддержку национального высокотехнологичного бизнеса.
Хочу, очень четко артикулируя, сказать о следующем. Наши критики по аргументации делятся примерно пополам. Одна половина ругает нас за то, что мы сотрудничаем только с крупными зарубежными компаниями и зачем-то даем им преференции. Вторые говорят, что мы связываемся с мелкотравчатой публикой, каким-то малым и средним не понятно кому нужным, национальным хай-теком. Я очень благодарен в этом смысле таким критикам, потому что тем самым они показывают, что на самом деле мы, как того и хотели, движемся равно активно в обоих направлениях.
Мы с первых дней заключили соглашение с Фондом содействия, которому за это крайне признательны. Иван Михайлович Бортник включился в программу создания ТВЗ даже не на сто, а может на все сто десять процентов. Он был председателем эксперт-
ного совета по отбору победителей конкурса на создание ТВЗ, и сейчас по всем направлениям, по которым действует Агентство, мы работаем рука об руку. Через инфраструктуру Фонда мы имеем прямой доступ ко всем предприятиям, которые работают в России в области малого наукоемкого предпринимательства. С помощью инструментов, доступных Фонду, начиная от известных программ типа «Старт», «Пуск», «Темп» «Развитие» и заканчивая специально объявленной программой для резидентов ТВЗ, а это 100 миллионов рублей на каждую зону, возможна разнообразная поддержка перспективных компаний для их развития в рамках особых зон. Таким образом, есть все предпосылки для того, чтобы процесс нашего взаимодействия с малым и средним национальным высокотехнологичным бизнесом был более или менее отлажен. Развивается также сотрудничество с целым рядом объединений предпринимателей, таких как «ОПОРА России», Торгово-промышленной палатой России и рядом других структур, стараемся доносить информацию о процессе формирования ТВЗ до максимально широкой национальной аудитории.
Вместе с тем вариться в собственном соку, закрывшись от всего мира, было бы неправильно. Мировой хай-тек — это единый конкурентный огромный рынок, и там есть свои лидеры. Опыт показывает, что нет иных шансов дорасти до их уровня, кроме как сначала работать на них на контрактной основе, подниматься до их уровня, чтобы уже затем иметь возможность конкурировать. Есть очень хороший пример инженерного центра компании Воеі^, когда из1200 человек, работающих в этом центре, всего около ста являются собственно сотрудниками Воеі^, а 1100 — это сотрудники российских компаний «Прогресстех» и «Ник». Эти компании на протяжении многих лет, работая по заказам Боинга, так подняли уровень своей квалификации, что стали способны выполнять заказы и для других зарубежных заказчиков. Что особенно приятно — наши собственные компании, например, компания «Сухой», когда открылась возможность вести программу по региональному самолету RRJ (сейчас проект переименован в Superjet), инженерные работы заказали тоже российским специалистам компании «Прогресстех», которые вышли на абсолютно современный уровень. Компания «Прогресстех» используя полученный опыт, построила такой же инновационный центр как и у Воеі^, но уже чисто российский. Я считаю, что это та модель, в рамках которой надо идти и дальше, создавая внутри зон некую разумную среду обогащения нашего инновационного бизнеса опытом зарубежных высокотехнологичных компаний. Так что ответ на вопрос, который часто звучит — для кого вы в первую очередь работаете и кого поддерживаете, очень простой. Мы поддерживаем и зарубежных высокотехнологичных производителей, и наших, имея главной целью поднять национальную высокотехнологичную промышленность, довести ее до конкурентоспособного уровня. Главное — найти место для России на глобальном рынке, где, повторюсь, борьба идет очень жесткая.
— Для каких компаний с учетом стадии развития, размера, особая экономическая зона — наиболее подходящее место?
— В ТВЗ может прийти любая компания и даже индивидуальный предприниматель, которые действительно занимаются высокотехнологичным бизнесом. И все же ответ на вопрос, для кого создаются ТВЗ, требует определенной детализации. Есть компании, которые успешно занимаются высокотехнологичным бизнесом, и им требуется перейти от линейного к экспоненциальному этапу роста, и механизм здесь один — трансформация в публичную компанию через IPO. Инвесторы потребуют реальные объемы продаж, прозрачную структуру издержек и финансовых потоков, а значит и «белые» зарплаты. И для таких компаний особые зоны — очень хороший инструмент. Тогда компании приходят в зону, чтобы получить стабильность, прозрачность и за два-три года выйти на IPO, продав пакет акций или весь бизнес целиком. Для остальных компаний за счет государственных средств создаются достаточно тепличные условия инкубирования бизнеса, причем такие компании могут присутствовать в ОЭЗ, и не обладая статусом резидента. К примеру, это могут быть исследовательские учреждения, это могут быть сервисные учреждения — гостиницы, рестораны, но это может быть и малый высокотехнологичный бизнес, который по каким-то причинам не хочет переходить сегодня в режим резидента зоны. Пусть подрастают, мы в свою очередь создадим для них соответствующую инфраструктуру, имея в виду, что мы, тем самым, готовим для себя потенциальных резидентов. А вообще-то мы хотим создать такие условия, когда уже сам факт пребывания на площадке ТВЗ будет давать дополнительный положительный имидж любому бизнесу.
Ведь в чем проблема привлечения на сегодня частных инвестиций в эту отрасль? Как правило, у нас высокотехнологичный бизнес не прозрачен, там не понятно что с затратами, не понятно, что с интеллектуальной собственностью, не понятно, за какие деньги и как это может быть продано. Когда в Индии всерьез встал вопрос о развитии индустрии оффшорного программирования, государством был создан некий механизм, который наглядно представил инфраструктуру, за которую отвечает государство, сами софтверные компании, схему привлечения в них средств, льготы по экспортным операциям, по продаже акций, и построилась цепочка с понятной логикой. И тогда владельцы текстильных компаний, чайных компаний, у которых были свободные деньги и было желание диверсифицировать собственный бизнес, стали вкладывать деньги в подобные компании. Им была представлена понятная и рыночная модель. Вот университет — источник сырья, вот Бангалор — место, где из этого сырья получается продукт с ясными издержками и ясной нормой прибыли, вот зарубежный рынок, на котором продается этот продукт, и вот итоговая прибыль, которую можно получить в этом бизнесе. И тогда начинают идти инвестиции.
Собственно, для этого и нужны механизмы, подобные особым экономическим зонам, чтобы пока-
ИННОВАЦИИ № 5 (92), 2006
ИННОВАЦИИ № 5 (92), 2006
зать национальному деловому сообществу полный цикл бизнеса: от обучения специалиста, через появление бизнес-идеи на основе разработанной этим специалистом технологии, становление коллектива, появление компании, условия ее существования, издержки, потенциальные рынки и объемы продаж, — до прибыли. Дальше можно сравнивать, куда целесообразнее инвестировать.
— Одна из площадок технико-внедренческой зоны в Зеленограде расположена на территории инновационного комплекса МИЭТа. Не могли бы Вы рассказать о подходе, когда университеты фактически становятся частью ОЭЗ?
— Поскольку по закону на территории ОЭЗ могут находиться здания, принадлежащие образовательным и исследовательским учреждениям, то в данном случае действительно, на территории Зеленоградской ТВЗ университет МИЭТ может стать резидентом в полном соответствии с законом, поскольку является образовательным и научно-исследовательским учреждением. Для нас это очень большая удача, потому что пока идет развитие других площадок ТВЗ, создаются строительные мощности, на площадке университета уже существуют первые компании, и сроки запуска зоны сильно сокращаются.
Вторым крайне привлекательным моментом является то, что МИЭТ выиграл конкурс среди инновационных университетов, и именно здесь, как мне кажется, мы можем по-настоящему попробовать показать некую новую версию «системы Физтеха», когда вместо базовой кафедры, расположенной в том или ином «почтовом ящике», мы будем иметь базовые кафедры МИЭТа на предприятиях технико-внедренческой зоны.
В МИЭТе, как и раньше, будет проходить бакалавриат, а окончательная подготовка специалиста при обучении по программе магистратуры будет осуществляться совместно с предприятием, с использованием современного оборудования, современных технологий, с вовлечением будущего специалиста в повседневные реальные условия деятельности высокотехнологичной компании. Тем самым на выходе будем иметь не полуфабрикат, а готовый продукт — специалиста, готового работать, которому будет рада любая компания.
На самом деле, если бы меня спросили, что такое инновационный университет, то это как раз и есть система подготовки кадров, когда и вуз четко знает, на кого он работает, и компания понимает, куда она тратит деньги на завершающем этапе подготовки специалиста. Поэтому для нас работа с МИЭТом крайне важна не только с точки зрения появления новых компаний-резидентов, но и с точки зрения отработки модели взаимодействия в области подготовки кадров, в области образования.
Еще один важный аспект связан с тем, что инфраструктурные организации типа центров коллективного пользования в инновационном комплексе МИЭТа уже имеют определенную историю и позитивный опыт, что поможет создать новые центры кол-
лективного пользования с отраслевой привязкой к специализации зеленоградских компаний, а это, прежде всего, микроэлектроника. МИЭТ на протяжении последних лет является признанным в стране лидером в развитии инновационной сферы и многим университетам покрупнее следовало бы у него поучиться.
Что касается РосОЭЗ, то нам иметь такого партнера в деле развития ТВЗ очень приятно. Мы всерьез рассчитываем, что в отношении второй площадки в Зеленограде МИЭТ станет базой кадровой подготовки и питомником компаний перед переходом на вторую, гораздо большую площадку зеленоградской зоны.
В завершение хочу сказать о дальнейшем совершенствовании механизма деятельности технико-внедренческих зон. Мы для того и создали четыре пилотные зоны, а не сразу, скажем, десять, чтобы понять, где узкие места, их выявить и внести соответствующие поправки. По набору льгот закон уже мало чем отличается от китайского, том числе и с учетом снижения налога на прибыль на 4% субъектами федерации. Но я глубоко уверен, что не набором налоговых льгот, даже не таможенными преференциями, а специальной внутренней атмосферой мы сделаем зоны привлекательной средой для бизнеса.
— Михаил Викторович, вы были первым директором Научного парка МГУ, много лет руководили представительством ЮНИДО в России. Что побудило Вас стать федеральным чиновником и заняться реализацией государственной политики в сфере инновационной экономики, в частности особыми экономическими зонами?
— Когда я принимал решение перейти сюда из спокойной своей жизни в ЮНИДО, моим главным мотивом было то, что десять из десяти моих друзей сказали, что ничего не выйдет, будет очередная профанация. В некотором смысле я этот вызов пробую принять. Надеюсь, что люди, с которыми я в жизни встречался, знают, что для меня важно не быть в том или ином кресле, а попытаться сделать то, чему многие из нас посвятили свою жизнь. Иван Михайлович Бортник, Андрей Фурсенко, Владимир Беспалов, Сергей Поляков, Владимир Прец, я — мы все «больны» в хорошем смысле проблемой коммерциализации знаний. Для нас все эти годы продолжает оставаться острым вопрос: «почему, если мы такие умные...»? Мы пришли сюда для того, чтобы процесс, направленный на пользу малым и средним наукоемким российским компаниям, действительно заработал. И попробуем сделать все, что в наших силах. Государство у нас немного неповоротливое, немного консервативное, но оно наконец-то увидело младших сыновей своих из инновационной сферы, и грех не протянуть ему руку помощи и не попробовать построить дружественный интерфейс между государством и бизнесом. В каком-то виде, мне кажется, он все равно получится, может быть, он будет не самым лучшим, но то, что он будет создан, — шанс есть.
(Вопросы задавал Борис Новиков)