CC BY
7
УДК 130.2
ВРЕМЯ КАК РЕЗУЛЬТАТ МЕДИАЦИИ ВЕЩИ И ЧЕЛОВЕКА
Е.А. Цуканов
Высшая школа печати и медиатехнологий Санкт-Петербургского государственного университета промышленных технологий и дизайна, г. Санкт-Петербург e-mail: tsukanov_1975@inbox.ru
В статье делается попытка обоснования и объяснения парадигмальных исторических сдвигов, периодически переживаемых обществом, с позиций акторно-сетевого анализа, который не воспрещает онтологического и ценностного уравнивания друг с другом статусов человека и вещи с перспективным доминированием, а в пределе - господством - второго над первым. Автор высказывает опасение в связи с возможностью попадания свободного человеческого субъекта в поле тотальной гегемонии предметно-вещевой среды, которая может быть реализована на темпоральном контуре мировоззрения консьюмеризма.
Ключевые слова: время, вещь, среда, акторно-сетевой порядок, медиация, реальность, общественно-экономическая формация, скорость, отчуждение.
Ты только прикажи - и я не струшу, товарищ Время, товарищ Время.
Роберт Рождественский
Предположим, что, рассуждая о капитализме, феодализме или рабовладении, марксисты полагают время как величину конкретно физическую, имеющую к историцизму лишь опосредованно-факультативное отношение. Тогда артикулируемая историческая стадиальность, при которой эпохи с оригинальными названиями поочередно сменяют друг друга, как бы передавая эстафету в будущее, может представлять собой изысканнейшую и прекровенную метафорику, изящно маскирующую тонкое идейное ядро от десакрализующего любопытства массового читателя. Мы привыкли к Марксу в ореоле славы теоретика социально-политического - сначала славы светлой, сегодня, в большей мере, «демонической», однако корневым у него, на наш взгляд, является философия обыденности, связанная с репрезентацией простых физических величин, главной из которых выступают вещи как незаменимый конструктивный материал любой темпоральности. Вещь -от лат. res - предмет, действительность: слово и понятие, этимологически
восходящее к глаголу «ведать», «знать», то есть вещью для нас всегда является предмет хотя бы в общих чертах изученный и понятный, имеющий характер извещения.
Как представляется, сначала в предисловии к «К критике политической экономии», а затем в «Капитале» Маркс выявляет главную тайну развития человеческого общества, прозаически выражающуюся в возрастании навыка манипуляции особым образом расставленными в процессе трудовых отношений вокруг человека вещами, что обеспечивает временные сдвиги и скачки. Его латентно интересует именно вещевой порядок, который постепенно складывается в отвлеченно-возвышенную и от этого менее понятную категорию общественно-экономической формации. Думается, что само звучание базовых для марксизма категориальных конструкций типа «первобытнообщинный строй», «рабовладельческий строй» etc. нами воспринимается не вполне когерентно, с акцентом на первую часть каждой подобной лексической пары. Тем самым обнаруживается серьезная проблема фигурального умолчания о подлинном концептуальном центре разбираемой доктрины - строе как системе чего-либо, ладе. Строй же не существует сам по себе, отсылая чисто предикативно к собственной компонентной базе, именуемой в марксизме то товарами и материальными ценностями, а то средствами производства (ипостаси вещей). Последние регулярно изменяют свой профиль под воздействием модернизирующихся производственных отношений. И из-за этого человек как их неотъемлемый субъект-делатель онтологически обречен иметь статус обитающего, по выражению известного разработчика акторно-сетевого метода (АСТ) Бруно Латура, in medias res [4, с. 42], т. е. в гуще реальности.
Именно вещи с их меняющимися качественными характеристиками и степенью изобилия составляют в любую эпоху тот самый строй, над которым ведется активный марксистский мыслительный поиск. Вещи, согласно Ж. Бодрийяру, находясь в состоянии перманентной мутации и экспансии [1, с. 8], выстраивают отношения человека с миром, всякий раз меняя ритмику времени, пульсирующего внутри вещевых комбинаций, ведь время - это, прежде всего, относительность, интерсубъективно и интеробъективно переживаемая феноменальность. Всякий раз, попадая в ту или иную вещевую обстановку, человек ощущает время инаково,
потому что нет одного какого-то времени, но есть время моей и твоей квартиры, время рабочего места, время антикварной лавки, магазина, любимой улицы, общественного и личного транспорта. Можно даже сказать, что времен ровно столько, сколько создается жизненных ситуаций-симуляций [9] в биографии любого человека - ежедневно и ежеминутно. И тогда поэтическая строчка «Времена не выбирают - в них живут и умирают» - типичное недоразумение. Вещи, соприкасаясь друг с другом, нахлестываясь и перекрещиваясь, всякий раз создают неповторимый темпоральный контур, в котором субъекту всегда более или менее комфортно. Не все равно, по какой дороге ходит человек ежедневно на работу или в школу - разбитая асфальтированная или выложенная яркой плиткой - она создает неповторимое ощущение субъекта, погруженного в тот или иной хронотоп. Хорошим примером своеобразных игр со временем может служить и товарный ассортимент любой торговой точки, которую посещают люди - чисто визуально продуктовое изобилие или дефицит, пестрота или приглушённость лэйблов могут стопорить или стимулировать наше движение в пространстве павильона, по-разному активируя реакции высших психических функций. И в этом смысле, шопоголизм, вероятно, есть своеобразное застревание мозга во времени, тикающий вне четкого расписания тайминг.
Любая вещь, к тому же еще и медиальна [8, с. 64] в том смысле, что она умеет сочетаться с «коллегами» по дискурсу, ворожить, выполняя посреднические обязанности. И, думается, Маркс это очень хорошо понимал, когда говорил о средствах производства, влияющих на специфику производственных процессов и в целом на производственную релевантность [5, с. 190-196]. Ведь производить - это значит творить в определенной последовательности и расстановке, упорядочивая определенным образом пустое пространство, а значит, извлекая из небытия вечности трепещущее с какой-то ритмичной порционностью время. Поэтому, как представляется, пять классических марксистских формаций на практическом уровне должны соответствовать пяти хронотопам, погружаясь в глубины которых человек обречен чувствовать, мыслить и действовать по-особому (ясперовское «способ бытия» [6, с. 188]) в силу того, что вещи вокруг него расставлены весьма специфически. Учтем также и факт поистине мистической креативности
самих вещей, которые участвуют в процессе чередования эпох. Иногда даже может показаться, что тривиальные предметы обихода (акторы АСТ), накапливаясь, и, тем самым, аккумулируя свою энергетическую мощь, подталкивают реальных исторических деятелей и массы влиять на совершение исторических рывков и перескоков в соответствии с гегелевским правилом «перехода количества в качество». К примеру, можно осторожно предположить, что античное рабство отменила размножившаяся бумага, а крепостное право пало как атавизм феодального строя под натиском получивших широкое распространение среди буржуазии механических карманных и наручных часов. В первом случае интенсифицировавшийся документооборот позволил увидеть в рабе человека, во втором - практика регулярного отмеривания времени научила предприимчивых дельцов экономно расходовать в бизнес-целях такую ценность, как свобода работника. И в данном контексте, похоже, например, что знаменитая сталинская трубка стала не только предвестником дымной индустриализации, начавшейся в Советской России в конце 20-х, но и ее магическим инструментом, наподобие волшебной палочки. Вокруг нее в процессе нескончаемых кабинетных совещаний и приемов будто бы завихривались процессы смены технологического уклада гигантской страны. Конкретные вещи, вторгаясь в наш обиход, тем самым, всегда нарушают или же каким-то образом корректируют логистику бесконечного путешествия неусыпающего сознания.
Отвечая на сложный вопрос: что происходит со временем как дополнительным физическим измерением человеческой жизни в смысле возможностей его трансформации, придется подключить имеющиеся в наличии у исследователя феноменологические интуиции, снабженные свойством интервальности [7, с. 155]. Чаще всего время переживается сквозь призму категории скорости - оно подвержено периодическим разгонам и замедлениям в зависимости от складывающихся экзистенциальных условий. Бывает, что время вообще словно останавливается, и тогда субъекту может казаться, что он соприкоснулся с вечностью и покоем, а иногда, наоборот, оно настолько учащенно пульсирует, что рождается ощущение головокружения, загнанности и тошноты, обычно сопровождаемые болезненной тревогой. Кроме того, время подчас нами квалифицируется как пустое или же - в
противоположность этому - насыщенное событиями, впечатлениями и проч. Важно отметить также и траекторию движения времени - вперед, назад, прямо- или же криволинейно, как вариант - на одном месте, но колебательно и амплитудно. А еще время принято измерять объемами (много-мало), степенью продуктивности, степенью утомительности, грузом ответственности, с применением эстетических (говорят: «восхитительная, красивая эпоха»), этических («хорошее-плохое время») и даже педагогических («время - лучший учитель») критериев.
Теперь попробуем отрефлексировать сформулированную, а затем и канонизированную последователями учения Маркса [3, с. 103] хрестоматийную «пятичленку» общественно-экономических типов в разрезе переживаемой доминирующей темпоральности людей из различных исторических эпох, в зависимости от сложившегося в этих эпохах вещевого бэкграунда.
Время первобытного человека. Оно определяется минимумом собственноручно созданных вещей, обстановкой нехватки элементарных подручных средств производства, что неминуемо порождало интеллектуально-духовный вакуум, естественно заполняемый незатейливой мифологией и ритуалистикой, взывающей к невидимым (пока еще воображаемым) силам (пан- и политеизм), кишащим в вымышленной сфере потустороннего. Времени здесь, по сути, нет, так как человек редко сталкивается, а, следовательно, и слабо опосредуется вещами, являясь свободным игроком в очищенной от лишнего пустыне бытия.
Время человека периода рабовладения. Вещи не потеряли своей уникально-ручной специфики, однако в их изготовлении все чаще используются более-менее хитроумные инженерные устройства, наподобие гончарных кругов, рычагов, прессов, что резко повышает их количественное соотношение с их творцами и владельцами - людьми. В больших количествах накапливается посуда, оружие, значительно более изощренными становятся одежда и украшения, предметы культа и искусства. Человек еще не тонет в трясине регулярных интеракций с предметами обихода, но уже в достаточной мере зависит от них, и даже подчиняется им. В связи с этим, время уже, по идее, должно как-то переживаться. Это уже не вполне вечное и гладкое настоящее, как в первобытной эпохе, но носящее довольно глубокие отпечатки встреч и
контактов с заполнившими первоначальный средовой вакуум вещами. Рост количества последних приводит к автоматическому росту событий, которые теперь бережно фиксируются в анналах.
Время эпохи феодализма. Оно весьма похоже на характер протекания процессов в предыдущую эпоху - та же относительная застойность в связи с очевидной примитивностью вещей, создаваемых кустарным способом. Тем не менее, наблюдается рост продуктивности данной экономической модели за счет применения экстенсивных приемов хозяйствования, приводящей к появлению весьма сложных религиозных нарративов, выступающих под меткой монотеизма. Обостряется борьба за обладание вещами, которая к тому же искусно регламентируется. Описательный хаос размножившихся до некоторых пределов событий выстраивается в детерминированную последовательность в форме направленной в будущее стрелы времени.
Капиталистическое время. Отсечение темы божественного и низведение ее до минимума в силу перенасыщенности жизненной среды человека всевозможными вещами, вытеснившими всякого рода мистицизм и спиритуализм. Но по инерции церковь и культ еще остаются как дань уважения к прошлому. Механизация и электрификация вещей (что порождает иллюзию их оживления, ведущую к учреждению относительного равноправия вещи в отношении к человеку, вещь превращается в действующего суверенно актора и компаньона людей).
Коммунистическая темпоралъностъ. Размножившись и качественно гипертрофировавшись, вещь по определенной, отстаиваемой здесь, логике должна начать доминировать над человеком, лишая его онтологического суверенитета, включая и временной. Гипотетически коммунистическая формация должна представлять собой, прежде всего, тиранию вещей в рамках которой избавившийся от всякой естественной эксплуатации со стороны человеков человек, попадает в сверхъ- или же, противоестественную зависимость от латуровских нечеловеков [2, с. 212], агрессивных и требовательных. Ведь любые высокотехнологичные вещи требуют к себе повышенного внимания, а время на их обслуживание (=служение им) является временем, взятым как бы взаймы у живого человеческого общения, а значит это время выхолощенное, или, выражаясь словами М. Элиаде, - профанное [10]. В замкнутом же фатально-дружеском вещевом кругу, - профанируемое окончательно и
безвозвратно. Принципиальное отсечение церкви и культа, воинствующая секуляризация и материализация сознания субъекта, переход его на ультрапрагматические рельсы. Вещи окончательно заслоняют собой Бога.
В заключение следует подчеркнуть, что с развитием цивилизации, понимаемой нами, прежде всего, как рост вещевого разнообразия, человек постепенно утрачивает навык управления вещами, а вещи, в пику этому, абсорбируя в себе организационные качества человека, научаются филигранно управляться со своим бывшим хозяином. Это, как представляется, очевидный исторический тренд. Эксклюзивное время человека все более подменяется отчуждающим человеческую сущность временем вещей. Данный социофилософский нюанс, к сожалению, закладывает возможность дальнейшего укрепления гегемонии бездушно-вещевой среды над попавшей в зависимость от нее живой социальной тканью. Разрешение же обозначенной проблемы скорее всего лежит в плоскости достаточного и добровольного сокращения запросов общества потребления.
Список литературы
1. Бодрийяр, Ж. Система вещей / Ж. Бодрийяр. - Москва, 1999. - 224 с.
2. Брюно, Латур. Где недостающая масса? Социология одной двери / Латур Бруно // Социология вещей : Сборник статей. - Москва, 2006. - 392 с.
3. Илюшечкин, В. П. Теория стадиального развития общества (история и проблемы) / В. П. Илюшечкин. - Москва, 1996. - 405 с.
4. Латур, Б. Пересборка социального: введение в акторно-сетевую теорию / Б. Латур. - Москва, 2020. - 384 с.
5. Маркс, К. Капитал. Критика политической экономии. Том первый. Книга I: Процесс производства капитала / К. Маркс. - Ленинград, 1952. - 794 с.
6. Мудрагей, Н. С. Карл Ясперс о многоуровневой структуре сознания / Н. С. Мудрагей // Вопросы философии. - 2015. - № 12. - С. 187-192.
7. Очерки феноменологической философии : учеб. пособие. - Санкт-Петербург, 1997. - 222 с.
8. Савчук, В. Медиафилософия. Приступ реальности / В. Савчук. - Санкт-Петербург, 2014. - 348 с.
9. Цуканов, Е. А. Гностическая концепция гиперреальности Жана Бодрийяра как ностальгия по симулякру / Е. А. Цуканов // Вестник ВГУ. Серия Философия. - 2021. -№ 3. - С. 140-148.
10. Элиаде, М. Священное и мирское / М. Элиаде. - Москва, 1994. - 143 с.
TIME AS A RESULT OF MEDIATION OF THE THING AND THE PERSON
E.A. Tsukanov
The Higher School of the Press and Media Technologies of St. Petersburg State University of Industrial Technologies and Design, St. Petersburg
e-mail: tsukanov_1975@inbox.ru
The article attempts to justify and explain the paradigmatic historical shifts periodically experienced by society from the standpoint of actor-network analysis, which does not prohibit the ontological and value equalization with each other of human statuses and things with promising dominance, and in the limit - domination - the second over the first. The author expresses concern in connection with the possibility of a free human subject falling into the field of total hegemony of the object and substance environment, which can be implemented on the temporal contour of consumerism.
Keywords: time, thing, environment, actor-network order, mediation, reality, socioeconomic formation, speed, alienation.
