CC BY-NC-ND
132
История журналистики и литературной критики
А.Г. Готовцева, О.И. Киянская
«ВРЕМЕННЫЕ ЗАСЕДАТЕЛИ ПАРНАСА»: К ИСТОРИИ АЛЬМАНАХА «ПОЛЯРНАЯ ЗВЕЗДА»*
В статье идет речь о самом известном русском альманахе начала XIX в. - о «Полярной звезде» А.А. Бестужева и К.Ф. Рылеева. Рылеев и Бестужев известны прежде всего как члены тайных обществ, организаторы восстания на Сенатской площади. Соответственно, их альманах представлялся исследователям журналистики как издание, пропагандирующее революционные идеи. Однако анализ его содержания показывает, что такого рода произведений в альманахе практически не было. Причины успеха альманаха были другими: из разрозненных писательских группировок Рылеев и Бестужев впервые в русской журналистике попытались создать единое литературное пространство. В статье подробно анализируются обстоятельства издания «Полярной звезды», до сих пор не попадавшие в поле зрения исследователей; в частности, анализируются связи Рылеева и Бестужева с функционерами Министерства духовных дел и народного просвещения, возглавлявшегося князем А.Н. Голицыным.
Ключевые слова: К.Ф. Рылеев, А.А. Бестужев, П.А. Вяземский, альманах «Полярная звезда», А.И. Тургенев, А.Н. Голицын, А.С. Пушкин.
Альманах Кондратия Рылеева и Александра Бестужева «Полярная звезда» - одно из тех явлений русской литературы и журналистики, которые, казалось бы, давно и хорошо изучены. Этой изученности весьма способствуют биографии его редакторов: оба они были заговорщиками. По итогам следствия и суда Рылеев был казнен, а Бестужев приговорен к вечной каторге, замененной солдатчиной. И мало кто из исследователей мог удержаться от со-
© Готовцева А.Г., Киянская О.И., 2013
* Подготовлено при поддержке Программы стратегического развития РГГУ.
блазна увидеть в альманахе «литературный извод» заговорщической деятельности Рылеева и Бестужева.
В.И. Семевский еще в начале ХХ в. утверждал, что «Полярная звезда» безусловно способствовала «развитию у нас революционного течения»1. «"Полярная звезда", насколько позволяла цензура, говорила в "Думах" Рылеева о восстании на "утеснителей народа", о "свободе", искупаемой жертвами», - утверждал Н.П. Павлов-Сильванский2. Советские исследователи довели эти тезисы до абсурда. Согласно такого рода рассуждениям «Бестужев и Рылеев с 1820 г. (Бестужев даже несколько раньше, с 1818 г.) выступают как декабристы, находятся все время на левом фланге общественно-политического и литературного развития <...> "Полярная звезда" со второй книги фактически как бы стала печатным органом Северного общества, через нее декабристы осуществляют свою политику в литературе <...> Политическая программа декабристов требовала создания условий для широкого обсуждения литературных проблем» - именно в этом советские исследователи усматривали «революционное значение» литературного альманаха3.
Однако еще в начале ХХ в. В.И. Маслов утверждал: «Полярная звезда» «не являлась проводником исключительно либеральных идей». И только лишь впоследствии, «в силу трагической судьбы ее издателей», с именем их альманаха стало ассоциироваться «представление о гражданской борьбе с существующим государственным строем»4. С Масловым можно согласиться: в момент составления первых двух книжек «Звезды» Рылеев и Бестужев не состояли в тайном обществе и даже не знали о его существовании. И ждать, что их альманах будет выражать идеи Северного общества - при том что вопрос о существовании единой тайной антиправительственной организации в столице в 1822-1824 гг. до сих пор однозначно не решен - по меньшей мере странно. Для большинства участников «Звезды» полной неожиданностью оказался и сам факт восстания на Сенатской площади, и то обстоятельство, что организатором его был объявлен Рылеев.
Однако в начале 1820-х годов «Полярная звезда» действительно была едва ли не самым популярным периодическим изданием. Задача данной работы - попытаться понять причины этой популярности, отрешившись при этом от явно не соответствующих реальности рассуждений о «революционности» альманаха.
***
И Рылеев, и Бестужев к концу 1822 г. - времени выхода первой книжки альманаха - были уже достаточно известны в литературных
кругах Петербурга. Рылеева, отставного подпоручика и судейского чиновника, читатели знали как поэта гражданской направленности: его сатира «К временщику», «метившая» в графа Аракчеева, наделала в 1820 г. много шума. В журналах постоянно появлялись его «Думы» - патриотические произведения, написанные на исторические сюжеты и «напоминавшие юношеству о подвигах предков». Покровительство Рылееву оказывал тогдашний министр духовных дел и народного просвещения князь Александр Голицын5.
Александр Бестужев, тогда поручик лейб-гвардии драгунского полка и адъютант главноуправляющего путями сообщения Августина Бетанкура, на тот момент был уже известным критиком. Известность ему принесли две разгромные рецензии, опубликованные в 1819 г. в журнале «Сын Отечества». Одна из них была посвящена переводу трагедии Расина «Эсфирь», принадлежащему перу Павла Катенина, а вторая - второму изданию комедии Александра Шаховского «Урок кокеткам, или Липецкие воды»6. Перевод Катенина, по мысли Бестужева, «есть почти беспрерывное сцепление непростительных ошибок против вкуса, смысла, а чаще всего против языка, не говоря о требованиях поэзии и гармонии»7.
Шаховского же автор рецензии ругал за то, что в характерах его героев «не видно познания сердца человеческого», многие из них получились «ненужными» и «ненатуральными». Критику не нравился и «слог сей пьесы», который «шероховат и прерывист, течение неплавно, стихосложение сходствует с самою беззвучною прозою. Автор простер вольность стихотворства до того, что некоторые стихи вовсе не имеют рифмы»8.
И Катенин, и Шаховской были к тому времени уже маститыми драматургами с устоявшимися литературными репутациями, и вряд ли Бестужев мог опубликовать свои рецензии без поддержки, на свой страх и риск. Очевидно, что за ним стояли опытные литераторы и журналисты, те, кто уже на протяжении нескольких лет вел острую журнальную полемику с обоими писателями. «Красноречивые выступления» юного критика «дали перевес противникам Катенина», отмечал Б.В. Томашевский9. Положение Бестужева в литературе укрепилось: его заметили, осенью 1820 г. приняли в Вольное общество любителей российской словесности (ВОЛРС). Общество это объединяло большинство российских литераторов 1820-х годов. Прием в его члены был в жизни литератора событием статусным: его объявляли собратом по перу известные всей России писатели и поэты.
На заседаниях этого общества Бестужев, скорее всего, и познакомился с Рылеевым, вступившим в ВОЛРС в апреле 1821 г. Традиционно считается, что идея издавать «Звезду» родилась у Рылеева и Бестужева в связи с участием в этой организации.
«Все произведения, помещенные в первой книге "Полярной звезды", были написаны членами Общества соревнователей (неофициальное название ВОЛРС. - А. Г., О. К.), исключая стихотворения Пушкина, формально не входившего в объединение», - утверждает В.Г. Базанов, автор единственного на сегодняшний
день монографического исследования о ВОЛРС10.
***
«Полярная звезда», как известно, вышла трижды: в конце 1822 г. (на 1823 год), в начале 1824 г. (на 1824 год) и весной 1825 г. (на 1825 год), после чего Рылеев и Бестужев прекратили издание. На 1826 г. они планировали издать небольшой по формату альманах «Звездочка», куда собирались поместить произведения, не вошедшие в выпуски «Звезды». Однако события декабря 1825 г. помешали выходу «Звездочки»: она осталась в корректурных листах и издана не была.
Первый же выпуск «Полярной звезды» стал главным литературным событием года: пожалуй, не было ни одного более или менее известного периодического издания, в котором бы новый альманах не стал предметом обсуждения. Так, булгаринский «Северный архив» встречает альманах с «особой благосклонностью», утверждая, что он «заслуживает сие по своему содержанию и красивому изданию»11. Газета «Русский инвалид» Александра Воейкова утверждает, что «предприятие гг. Рылеева и Бестужева заслуживает признательность нашу и уважение»12. Московский журналист, издатель «Дамского журнала» князь Петр Шаликов рекомендует «Звезду» своим читательницам: «Ведомые светом ее, они увидят истинное сокровище нынешней словесности нашей»13.
Открывавшую альманах критическую статью Бестужева «Взгляд на старую и новую словесность в России» журналисты и литераторы обсуждали практически целый год. Ситуация повторилась и в 1824 г. - когда из печати вышла вторая книжка альманаха, и в 1825 г. - когда вышла последняя книжка.
Для того чтобы понять причины популярности «Полярной звезды», следует, прежде всего, обратиться к одной из самых загадочных публикаций в альманахе - к стихотворению Константина Батюшкова «Карамзину», известному также под названием «К творцу "Истории государства Российского"»:
Пускай талант не мой удел, Но я для муз дышал недаром, Любил прекрасное и с жаром Твой гений чувствовать умел14.
Стихотворение это было опубликовано во втором выпуске альманаха, увидевшем свет в начале 1824 г. (цензурное разрешение -20 декабря 1823 г.). Безусловно, имя Батюшкова добавило альманаху популярности: он был кумиром молодых литераторов 1820-х годов Александр Бестужев утверждал: «Поэзия Батюшкова подобна резвому водомету, который то ниспадает мерно, то плещется с ветерком. Как в брызгах оного переломляются лучи солнца, так сверкают в ней мысли новые, разнообразные»15.
Однако те, кто исследовали «Полярную звезду», констатируя присутствие Батюшкова на страницах альманаха, никогда не задавались вопросом, каким образом этот его текст попал к Рылееву и Бестужеву. Болевший психическим расстройством, Батюшков в 1818-1822 г. жил в Италии, потом вернулся в Россию, путешествовал по Кавказу, безуспешно пытаясь вылечиться. «Батюшкову хуже»16, - сообщал Александр Тургенев, друг поэта, князю Петру Вяземскому в ноябре 1823 г. Вскоре Батюшков оказался в клинике для душевнобольных в Германии. Естественно, сам он стихотворение в «Звезду» отдать не мог.
Между тем послание Карамзину было написано в 1818 г. - под прямым впечатлением от чтения «Истории государства Российского». Батюшков переслал его тому же Тургеневу - в частном письме, не предназначенном для распространения. Еще один экземпляр стихотворения поэт отправил жене Карамзина - от имени «навсегда неизвестного». О других автографах или списках этого послания ничего не известно - по-видимому, их просто не было17.
Вопрос о том, от кого - от Карамзина или от Тургенева - стихотворение попало к Рылееву и Бестужеву, решается просто. В данном случае гадать не приходится: Карамзин Рылеева очень не любил и вряд ли согласился бы помогать ему с подбором произведений в альманах18. Иное дело - Александр Тургенев. Скорее всего, именно он отдал стихотворение в альманах - и при этом заручился поддержкой самого Батюшкова. В литературных кругах было хорошо известно, что у больного поэта несанкционированные публикации его стихов вызывают тяжелые приступы агрессивной депрессии.
Вообще роль, так сказать, «административного ресурса» в составлении «Звезды» никогда не изучалась исследователями. Как-
то априори считалось, что альманах выходил едва ли не вопреки правительственной воле, преследовавшей ее либеральных составителей. Между тем Министерство духовных дел и народного просвещения - в лице одного из его руководителей, того же Александра Тургенева - оказывало альманаху прямую поддержку.
Переписка Тургенева сохранила любопытные подробности его участия в судьбе альманаха. Так, 6 ноября 1823 г. он писал Вяземскому: «Я хлопотал за "Полярную звезду" и говорил с цензором о твоих и Пушкина стихах. Кое-что выхлопотал и возвратил стихи Рылееву, поручив ему сказать, что почел нужным. Делать нечего! Многое и при прежней цензуре встретило бы затруднение».
Три дня спустя он вновь возвращается к судьбе альманаха: «Еще не знаю, на что решился цензор и что переменили издатели. Прошу Рылеева тебя обо всем подробно уведомить»19.
Мы не знаем, уведомил ли Рылеев Вяземского «обо всем» и почему цензор Александр Бируков действительно не пропустил очень многие из предназначенных во вторую «Звезду» стихотворений. Однако из этих писем явствует: перед многими другими изданиями у «Полярной звезды» было преимущество. К цензору Бирукову альманах носил лично ближайший сотрудник министра Голицына А.И. Тургенев, действительный статский советник и камергер двора, директор департамента в Министерстве духовных дел и народного просвещения, помощник статс-секретаря департамента законов Государственной канцелярии.
Эти письма, кроме всего прочего, подтверждают факт личного знакомства и делового общения Тургенева и Рылеева, а также проливают некоторый свет на то, почему одним из самых активных деятелей «Звезды», фактически ее третьим составителем, оказывается князь Петр Вяземский, до 1824 г. лично не знавший ни Рылеева, ни Бестужева.
***
Как известно, тридцатилетний Вяземский ко времени собирания первого выпуска «Звезды» - уже известный литератор. Князь был вхож в придворные круги и имел при этом репутацию отчаянного либерала, говорившего «и встречному, и поперечному о свободе, о деспотизме»20. Прослуживший несколько лет в Варшаве, в марте 1818 г. официально переводивший на русский язык речь императора Александра I на открытии польского сейма, в 1821 г. он был уведомлен о нежелательности собственного пребывания там. Вяземский подал прошение о сложении с себя придворного звания камер-юнкера и уехал на жительство в Москву. Вяземский был од-
ним из самых близких, интимных друзей Александра Тургенева, о чем свидетельствует огромная переписка между ними.
Заочно Вяземский, конечно же, хорошо знал обоих составителей альманаха: к Рылееву - в 1820 г., в связи с сатирой «К временщику» - привлек его внимание тот же Александр Тургенев21. С Бестужевым же Вяземский оказался по одну сторону литературных баррикад: он был одним из самых яростных критиков Шаховского и его «Липецких вод». Не известно, кто именно предложил Вяземскому дать свои произведения в «Полярную звезду». Зато точно известно, что Вяземский лидировал по количеству отданных в первый выпуск «Звезды» произведений.
В дальнейшем, в феврале-марте 1823 г., Вяземский познакомится с Бестужевым в Москве, и между ними завяжется оживленная переписка. Бестужев будет благодарить князя за то, что он дал свои произведения («несколько новых монет с новым штемпелем таланта»22) для второй «Звезды» и подробно отчитываться о процессе собирания этого альманаха:
«Жуковский дал нам свои письма из Швейцарии - это барельеф оной. Пушкин прислал кой-какие безделки; между прочими в этот год увидите там кой-каких новичков, которые обещают многое - дай бог, чтоб сдержали обет; Гнедич ничего беглого не написал и потому ничего и не дал; Денис Васильевич (Давыдов. - А. Г., О. К.) не смиловался, и ничем не прислал нам, а его слог-сабля загорелся лучом, вонзенный в "Звездочку". Не теряю надежды наперед, потому что он любил быть всегда впереди; Безголового инвалида Хвостова никак не пустим к ставцу»23.
Бестужев благодарит Вяземского и за конкретную помощь в собирательской деятельности - в частности, за привлечение к сотрудничеству поэта Ивана Дмитриева. Дмитриев, к тому времени уже пожилой шестидесятитрехлетний человек, давно был живой легендой русской словесности, признанным «блюстителем», «верным стражем» «парнасского закона». Друг Державина и Фонвизина, Карамзина и Жуковского, он начал свою литературную деятельность во времена Екатерины II - и успешно совмещал ее с государственной службой в немалых чинах. Отставленный в 1814 г. со всех должностей, он с тех пор жил в Москве в почете и уважении.
Ни у Бестужева, ни у Рылеева до 1823 г. личных контактов с Дмитриевым не было - по крайней мере, об этих контактах ничего не известно. Однако его участие придало альманаху больше веса -и Бестужев просил Вяземского «поблагодарить почтеннейшего Ивана Ивановича» «за его басенки, они всем очень нравятся»24.
Зачем Рылееву и Бестужеву была нужна помощь Вяземского, в целом, конечно, понятно: его имя, а особенно его контакты в литературных кругах были необходимы им как воздух. Другой вопрос: зачем Вяземскому было нужно своим авторитетом и связями поддерживать двух начинающих «альманашников», которые к тому времени были уже известны в литературе, но отнюдь не мыслились как литераторы первого ряда. Ответ представляется достаточно простым: Вяземский в деле собирания альманаха выполнял не столько просьбы составителей, сколько желание Александра Тургенева. При этом, конечно, никакого министерского приказа в собственной литературной деятельности Вяземский, гордый и независимый поэт, не потерпел бы. Да и прямое руководство литературным процессом было вовсе не в компетенции Тургенева - он возглавлял департамент духовных дел.
Скорее другое: Тургенев, правая рука Голицына, выступал добровольным посредником между министром и литераторами. Сам же альманах был литературным проектом министерства лишь в том смысле, что ему оказывалась информационная и цензурная поддержка.
Причем, как следует из переписки Бестужева и Вяземского, оба корреспондента не питали никаких иллюзий относительно ангажированности альманаха. Бестужев радовался ей, рассказывая, как «князь Глагол» (в котором исследователи давно уже разглядели Голицына) остался доволен вышедшей в 1824 г. книжкой25. Вяземского же ангажированность альманаха и - в особенности -бестужевских критических обзоров раздражала. «Кому же не быть независимыми, как не нам, которые пишут из побуждений благородного честолюбия, бескорыстной потребности души?» - вопрошал он Бестужева в письме от 20 января 1824 г. Вяземский опасался, что если словесность пойдет по предложенному Бестужевым пути, то «сделается... отделением министерства просвещения»26.
Содержание альманаха свидетельствует: в нем было крайне мало произведений, воспевающих непосредственно Голицына, его политику и его друзей. Вовсе ничего на страницах «Звезды» не говорилось о противостоящих Голицыну Аракчееве и «православной оппозиции»27. Смысл этого проекта был в другом: создать единое литературное пространство России - до того расколотое всяческими политическими, эстетическими и лингвистическими спорами. Пространство это должно было стать по преимуществу либеральным и лояльным к министру. Вот этот проект, по-видимому, и курировал Александр Тургенев. Очевидно, что эта идея пришлась по
душе Вяземскому, и ради нее он готов был терпеть ангажированность «Полярной звезды».
В целом проект оказался удачным: второй выпуск альманаха тиражом 1500 экз. разошелся в три недели. По совершенно справедливому замечанию Фаддея Булгарина, «исключая Историю государства Российского Карамзина, ни одна книга и ни один журнал не имел подобного успеха»28.
Однако в мае 1824 г. последовала отставка Голицына и Тургенева. Собранный в этом году и вышедший на следующий год выпуск «Звезды» стал последним.
***
О том, зачем создавался альманах, Бестужев поведал читателям в рекламном тексте, опубликованном в 1823 г. в «Сыне Отечества»:
«При составлении нашего издания г. Рылеев и я имели в виду более, чем одну забаву публики. Мы надеялись, что по своей новости, по разнообразию предметов и достоинству пьес, коими лучшие писатели украсили "Полярную звезду", - она понравится многим, не пугая светских людей сухой ученостью, она проберется на камины, на столики, а может быть, и на дамские туалеты и под изголовья красавиц. Подобным случаем должно пользоваться, чтобы по возможности более ознакомить публику с русской стариной, с родной словесностью, со своими писателями»29.
С одной стороны, это объяснение вполне типично: апеллировать к благосклонности светской «красавицы» было со времен Карамзина приемом традиционным. С другой стороны, Бестужев четко дает понять - перед читателем литературная «новость». «На русском языке не было доныне подобных книжек», - соглашался с Бестужевым Николай Греч, издатель «Сына Отечества»30.
И дело тут даже не в относительно новой для российского читателя «альманашной» форме - форме литературного сборника-ежегодника. «Новость» заключалась прежде всего в том, что никогда раньше журналы не собирали под одной обложкой столько литературных знаменитостей. Большинство из участников «Звезды» - первые имена русской литературы, обусловившие ее «золотой век» в начале XIX столетия. Для того чтобы полностью проанализировать состав альманаха, следует написать отдельное большое исследование. Пока же заметим, что у многих из тех, кто принял участие в «Звезде», было много оснований этого не делать.
Так, например, весьма показательна история с Пушкиным, который во время собирания первой книжки альманаха был, как известно, в ссылке в Кишиневе, затем переехал в Одессу, а оттуда в
Михайловское. Рылеева Пушкин не любил и считал в целом бездарностью. Он сурово критиковал выходившие в журналах «Думы», отмечал в них несообразности и отступления от исторической достоверности и подытожил свои размышления об этом жанре рыле-евского творчества следующим образом: «"Думы" - дрянь, и название сие происходит от немецкого dumm (глупый. - А. Г., О. К.)»31. «Не написал ли ты чего нового? пришли, ради бога, а то Плетнев и Рылеев отучат меня от поэзии», - просил он Вяземского в марте 1823 г.32 Очевидно, еще до ссылки Пушкин был знаком с обоими составителями «Звезды», но знакомство это сложно назвать близким. И нужны были, конечно, особые обстоятельства для того, чтобы он принял приглашение участвовать в альманахе.
В первую «Звезду» Пушкин послал, по его собственному выражению, свои «бессарабские бредни» - и четыре его стихотворения появились на ее страницах. В следующем письме к Бестужеву, отправленном уже после получения «Звезды», Пушкин решает «перешагнуть через приличия» и решительно переходит со своим корреспондентом на «ты»33. В последующих письмах Пушкин и Бестужев будут горячо обсуждать литературные новости и прояснять эстетические позиции. В 1825 г. к этому обсуждению присоединится и Рылеев. Сразу же, с первого письма, он перейдет с Пушкиным на «ты»: «Я пишу к тебе ты, потому что холодное вы не ложится под перо. Надеюсь, что имею на это право и по душе, и по мыслям»34.
Никаких оснований соглашаться на предложения Рылеева и Бестужева не было и у, например, Василия Жуковского, который опубликовал в первой «Звезде» семь произведений, а во второй - четыре. Жуковский, поэт с устойчивой литературной и придворной репутацией, близкий к императрице Марии Федоровне и учитель русского языка великой княгини Александры Федоровны, жены Николая Павловича, в 1822 г. возвратился из заграничного путешествия (которое он, кстати, проделал в свите своей ученицы).
Жуковский, как следует из его письма к Бестужеву от августа 1822 г., знал Бестужева лично, однако, по-видимому, это знакомство было весьма далеким. Несмотря на это, поэт принимает в переписке с собирателем «Звезды» покаянный тон:
«Прошу Вас... уведомить меня, к какому времени должен я непременно доставить вам свою пиесу. Если бы я знал заранее о Вашем намерении издавать Альманах муз, то был уже готов с моим приношением»35.
Участие в альманахе Жуковского, скорее всего, предопределило и участие в нем Александра Воейкова - родственника и друга поэта, редактора газеты «Русский инвалид», литератора и журналиста с сомнительной репутацией.
Странна и история с участием в альманахе Дениса Давыдова -уже знаменитого к тому времени поэта-партизана. О том, что Давыдов до 1822 г. имел представление о литературной деятельности Рылеева и Бестужева, сведений не сохранилось, как не сохранилось сведений и о том, что кого-то из них он знал лично. Однако на приглашение принять участие в альманахе он ответил согласием, объяснив Бестужеву, что «гусары готовы подавать руку драгунам на всякий род предприятия»36.
Между тем и Пушкин, и Жуковский, и Давыдов были членами литературного общества «Арзамас», в котором Вяземский был одним из самых активных действующих лиц и где, кстати, состоял и Александр Тургенев. Арзамасцы в литературном процессе составляли тесный кружок близких друзей - несмотря даже на то, что к 1822 г. общество это уже распалось. Однако Тургенева назвать авторитетом в глазах литераторов можно лишь с большой натяжкой; министерский функционер, он не участвовал непосредственно в литературном процессе. Вяземский же, всецело погруженный в литературу, был одним из главных связующих звеньев между бывшими арзамасцами, вел обширную переписку с большинством из них. Скорее всего, именно он обратил внимание своих друзей-литераторов на новый сборник и предложил принять участие в нем.
Конечно, далеко не все участники «Звезды» были креатурами Тургенева и Вяземского. Так, Бестужеву - на ранних этапах его карьеры - покровительствовали участвовавшие в «Звезде» Николай Греч и Александр Измайлов, издатель журнала «Благонамеренный» и автор басен. Измайлов был многим обязан отцу Бестужева: в «Санкт-Петербургском журнале» Бестужева-старшего появились первые произведения будущего баснописца.
«Я очень помню, что у нас весь чердак завален был бракованными рукописями, между коими особенно отличался плодовитостью Александр Ефимович (Измайлов. - А. Г., О. К.): я не один картон слепил из его сказок»37, - вспоминал Бестужев-младший впоследствии. Очевидно, именно Измайлов, близко сотрудничавший в конце 1810-х годов с Гречем, представил ему будущего составителя «Звезды». Первые его литературные опыты - стихотворные и прозаические переводы - были опубликованы в «Сыне Отечества» в 1818 г. «Он, так сказать, выносил меня под мышкой из яйца; пер-
вый ободрил меня и первый оценил», - писал много лет спустя о Грече Бестужев38.
Приятельские отношения связывали Рылеева и Бестужева с Евгением Баратынским39. Рылеев дружил с Булгариным, Антоном Дельвигом и Николаем Гнедичем (которого поддерживал в полемике, развернувшейся в связи с переводом гомеровской «Илиады» «русским гекзаметром») и с детства был знаком с Дмитрием Хвостовым и Иваном Крыловым40. И Рылеева, и Бестужева хорошо знали президент Вольного общества любителей российской словесности Федор Глинка и редактор журнала общества - «Соревнователь просвещения и благотворения» - Петр Плетнев.
Однако без главных действующих лиц тогдашней литературной жизни, без Пушкина и Жуковского, без Дмитриева и Давыдова, без Батюшкова и, конечно, Вяземского, «Полярной звезде» вряд ли удалось бы достичь того громкого успеха, который в итоге и был достигнут.
***
Общую концепцию «Звезды» подтверждают и предварявшие каждый ее выпуск критические обзоры Александра Бестужева: в первом выпуске альманаха это был «Взгляд на старую и новую словесность в России», во втором - «Взгляд на русскую словесность в течение 1823 года», в третьем - «Взгляд на русскую словесность в течение 1824 и начале 1825 года».
Бестужев был не первым, кто начал писать литературные обзоры в России. К примеру, Греч в 1815 г. печатал в «Сыне Отечества» «Обозрение русской литературы 1814 года» - из номера в номер. Но обзор этот - в отличие от аналогичных обозрений Бестужева -событием в литературе не стал. Несмотря даже на то, что Греч к моменту его написания был одним из главных российских журналистов, уже сникавшим себе прочную славу.
И Греч, и другие авторы печатали свои обзоры в журналах, в которых они зачастую терялись среди множества произведений разного качества. Статьи же Бестужева открывали альманах, состоявший из произведений лучших литераторов и имевший целью объединение литературных сил. И конечно же, они выглядели как программа всего издания. Собственное имя Бестужев довольно бесцеремонно поставил «во главу» литературного процесса.
Содержание трех бестужевских обзоров давно и хорошо изучено: все они представляют собой вариации на тему упадка отечественной словесности. В первом он рассуждает о причинах упадка в историческом ключе, во втором и третьем утверждает, что при-
чины эти - в том, что современная литература не связана с политикой, что она не интересуется общественными проблемами. При этом Бестужев, конечно, лукавит: современная ему литература не говорила практически ни о чем другом, кроме общественных проблем. Очевидно, эта мысль не была для критика главной: обсуждая вопросы политизации литературы, он намеренно придавал своим статьям больше веса, добивался большей популярности у читателей.
Вообще содержание бестужевских обзоров вызывало недоумение и у современников, и у позднейших исследователей. Так, Карамзин, прочтя первый из них, отметил: «Обозрение русской литературы написано как бы на смех, хотя автор и не без таланта, кажется»41.
А историк литературы Н.А. Котляревский констатировал: у Бестужева «нет никакого критического масштаба; он не разделяет ни школ, ни направлений в словесности, он лишь кое-где... верно схватывает основной мотив творчества поэта».
Бестужевские характеристики деятелей отечественной словесности Котляревский называет «сборником сентенций» и отмечает, что «главное значение» в его статьях имела «публицистическая тенденция»42.
Котляревский прав: критические статьи в «Звезде», при всей их литературной направленности, решали внелитературную задачу. Сторонники, к примеру, «партии Жуковского», мыслившие одним из своих главных противников автора «Липецких вод» Шаховского, искали в обзорах Бестужева продолжения критики пьесы, однако встречали нейтрально-положительный отзыв о его творчестве: Князь Шаховской заслуживает благодарность публики, ибо один поддерживает клонящуюся к разрушению сцену43.
Сам Жуковский, один из главных оппонентов Шаховского, тоже заслужил положительный отзыв критика:
Есть время в жизни, в которое избыток неизъяснимых чувств волнует грудь нашу; душа жаждет излиться и не находит вещественных знаков для выражения: в стихах Жуковского, будто сквозь сон, мы как знакомцев встречаем олицетворенными свои призраки, воскресшим былое44.
Столь же объективным оказался Бестужев и при оценке двух главных эстетических антагонистов эпохи - Николая Карамзина и Александра Шишкова. С Карамзиным ассоциировался «легкий» литературный слог, наполненный заимствованиями из иностранных языков. Шишков же с его книгой «О старом и новом слоге российского языка» противостоял Карамзину, стремясь очистить
русский язык от иноземных влияний. Знаменитое «корнесловие» Шишкова базировалось на идее замены слов с иностранными корнями русскими аналогами. С его именем у современников ассоциировалось литературное «староверство» и политический консерватизм - в аракчеевском духе.
Конечно же, читатели были вправе предполагать, что, коль скоро Бестужев в ранних статьях критиковал эстетически близких к Шишкову Шаховского и Катенина, то образ мыслей Шишкова тоже будет раскритикован, однако и здесь их ждало разочарование.
Конечно, Бестужев отдавал должное Карамзину: «Он преобразовал книжный язык русский, звучный, богатый, сильный в сущности, но уже отягчалый в руках бесталантных писателей и невежд-переводчиков... долг правды и благодарности современников венчает сего красноречивого писателя, который своим прелестным, цветущим слогом сделал решительный переворот в русском языке на лучшее»; «там (в «Истории государства Российского». - А. Г., О. К.) видим мы свежесть и силу слога, заманчивость рассказа и разнообразие в складе и звучности оборотов языка, столь послушного под рукою истинного дарования»45.
Однако и Шишков удостоился под пером Бестужева безусловной похвалы: «Когда слезливые полурусские Иеремиады наводили нашу словесность, он сильно и справедливо восстал проживу сей новизны в полемической книге "О старом и новом слоге". Теперь он тщательно занимается родословною русских наречий и речений и доводами о превосходстве языка славянского над нынешним русским»46.
Вообще языковые пристрастия Бестужева из его статьи угадать достаточно сложно. Он утверждал: «От времен Петра Великого с учеными терминами вкралась к нам страсть к германизму и латинизму. Век галлицизмов настал в царствование Елисаветы, и теперь только начинает язык наш обтрясать с себя пыль древности и гремушки чуждых ему наречий»47.
Таким образом, и «чуждые наречия», и «пыль древности» оказываются для Бестужева равно неприемлемыми. Вообще в качестве одной из главных причин, замедливших ход словесности в России, Бестужев называет «небрежение русских о всем отечественном»48.
При этом следует добавить, что в повседневной литературной практике Бестужев был безусловным последователем Карамзина. Язык его повестей, в том числе и опубликованных в «Звезде», вполне укладывается в карамзинскую традицию и никак не связан с «корнесловием»; апелляция к «благосклонному взору красавицы» также говорит сама за себя. Однако лично к Карамзину кри-
тик относился более чем прохладно. Много лет спустя, в 1831 г., он заметит: «Никогда не любил я бабушку Карамзина, человека без всякой философии <...> Он был пустозвон красноречивый, трудолюбивый, мелочный, скрывавший под шумихой сентенций чужих свою собственную ничтожность»49.
Но и Шишков не пользовался у Бестужева уважением. «Шишков скотина старовер», - безапелляционно заявлял он в сентябре 1824 г. в частном письме50.
Однако в статьях Бестужева четко выражены его политические пристрастия. Они - гимн просвещению, неразрывно связанному у читателя начала 1820-х годов с именем министра Голицына. Русская история представляется ему как битва просвещения с «нищетой и невежеством». Его статьи - борьба с теми, кто не понимает цену просвещения: «Университеты, гимназии, лицеи, институты и училища, умноженные благотворным монархом и поддержанные щедротами короны, разливают свет наук, но составляют самую малую часть в отношении к многолюдству России. Недостаток хороших учителей, дороговизна выписанных и вдвое того отечественных книг и малое число журналов, сих призм литературы, не позволяют проницать просвещению в уезды, а в столицах содержать детей не каждый в состоянии. Феодальная умонаклонность многих дворян усугубляет сии препоны»51.
Таким образом, задача, которую поставил перед собой и блестяще решил Бестужев, была сходна с задачей всего альманаха. Из разрозненных писательских группировок, разделенных и эстетическими, и политическими пристрастиями, а зачастую и личной враждой, предстояло создать единое литературное пространство, а шире - культурное поле, подконтрольное министру просвещения.
***
Сразу после выхода первой «Полярной звезды» стало ясно: ситуация в российской словесности изменилась. По свидетельству участника заговора Николая Лорера, который не был литератором, но внимательно наблюдал за общими настроениями в Петербурге, альманах оказался «на всех столах кабинетов столицы»52. Два ее составителя, еще вчера второстепенные молодые литераторы, в одночасье стали организаторами литературного процесса. А Бестужев, кроме того, еще и арбитром в этом процессе, с мнением которого уже нельзя было не считаться. И этот новый статус составителей «Звезды» был подтвержден авторитетом самых знаменитых писателей, поэтов и журналистов - от Пушкина и Жуковского до Греча
и Булгарина. Естественно, что подобная ситуация задевала честолюбие очень многих литераторов, в том числе и тех, кто участвовал в «Звезде», но до ее выхода не представлял себе общей концепции издания.
«Временными заседателями нашего Парнаса»53 назвал составителей «Звезды» Александр Измайлов. И это мнение разделяли многие: репутации составителей альманаха стали раздражать современников. Желание критиковать «Звезду» подогревали и сами ее составители: известно, что они - видимо, поверив в свое право руководить литературным процессом, часто редактировали присланные в альманах авторские тексты. Переписка Рылеева и Бестужева с участниками «Звезды» сохранила возмущенные отповеди Вяземского и Пушкина, однако далеко не все письма, которые они писали и получали, дошли до нас54.
Против «Звезды» в печати выступали многие литераторы: и Петр Плетнев, и Александр Воейков, и Михаил Каченовский, и многие другие журналисты и литераторы. А тот же Измайлов, задетый отзывом Бестужева о собственном журнале «Благонамеренный», в начале 1824 г. шокировал светское общество своим появлением на маскараде в костюме «Полярной звезды» - со звездами на сюртуке и «барабаном критики» на шее. Об этой истории упоминает Булгарин в одном из номеров «Литературных листков»: Измайлов «представляет себя вооруженного фонарем критики, рассматривающего произведения так называемых баловней поэтов и прозаиков, и даже не пощадил своих собственных произведений»55.
***
В январе 1824 г., когда вторая «Звезда» еще только выходила из печати, Бестужев написал письмо Вяземскому: «Дельвиг и Слёнин грозятся тоже "Северными цветами" - быть банкрутству, если Вы не дадите руки»56.
Перед нами - первое упоминание о расколе в литературе и журналистике, который - не случись декабря 1825 г. - имел бы далеко идущие последствия.
Собственно, весь 1824 - начало 1825 г., время собирания последней книжки «Звезды», было для Рылеева и Бестужева очень тяжелым. Голицын потерял свой пост, отставленный со всех должностей Тургенев покинул столицу и не мог больше оказывать покровительство писателям и журналистам. Некоторые сторонники бывшего министра - тот же Греч и цензор Бируков - оказались под уголовным преследованием. Ситуация осложнялась тем, что Рыле-
ев в момент собирания альманаха уже вступил в тайное общество и осознал себя лидером тайной организации, кроме того, пост правителя дел Российско-американской компании отнимал много времени. Альманах не вышел в срок, к началу года: читатели увидели его лишь весной 1825 г. (цензурное разрешение - 20 марта). В объявлении о выходе третьего альманаха Рылеев и Бестужев просили прощения у «почтенной публики» за это «невольное опоздание»: «Если она («Полярная звезда». - А. Г., О. К.) была благосклонно принята публикой как книга, а не как игрушка, то издатели надеются, что перемена срока выхода ее в свет не переменит о ней общего мнения»57.
История возникновения альманаха-конкурента хорошо известна: в процессе подготовки второй «Звезды» Рылеев и Бестужев поссорились со своим издателем, книгопродавцем Иваном Слёниным, и решили отказаться от его услуг. Слёнин предложил Дельвигу издавать «Северные цветы», на что тот согласился. За составление альманаха Слёнин обещал заплатить Дельвигу 4 тысячи рублей. Новый альманах опирался на тот же круг авторов, что и «Звезда»: в принципе других литераторов, чьи имена способны были бы привлечь читателей, в ту пору в России просто не было.
Чтобы не потерять «звездный» состав своего издания, Рылеев и Бестужев решили поставить предприятие на коммерческую основу: авторам они стали платить гонорары. Финансистом проекта стал Рылеев: с помощью разного рода финансовых операций ему удалось добыть сумму, необходимую и для издания третьей книжки, и для выплаты денег авторам58.
Друг Рылеева Евгений Оболенский вспоминал: «Во второй половине 1824 г. родилась у Кондратия Федоровича мысль издания альманаха на 1825 год с целью обратить предприятие литературное в коммерческое. Цель. состояла в том, чтобы дать вознаграждение труду литературному более существенное, нежели то, которое получали до того времени люди, посвятившие себя занятиям умственным. Часто их единственная награда состояла в том, что они видели свое имя, напечатанное в издаваемом журнале; сами же они, приобретая славу и известность, терпели голод и холод и существовали или от получаемого жалованья, или от собственных доходов с имений или капиталов»59.
«Вознаграждение за литературный труд точно было одною из основных целей издания альманаха», - подтверждал его слова Михаил Бестужев, брат издателя «Полярной звезды»60.
«Литературное "соперничество" перерастало, таким образом, в борьбу торговых фирм. Грань между "словесностью" и "коммер-
цией" становилась исчезающе тонкой», - утверждает В.Э. Вацуро в книге, посвященной «Северным цветам»61. Издатели «Звезды» считали, что за «предприятием» Дельвига стоит недовольный альманахом Воейков, желавший подорвать авторитет «Звезды» и для того составивший план «Северных цветов». Верный своей «разбойничьей» тактике, Воейков пиратским образом перепечатал отрывок поэмы Пушкина «Братья-разбойники», предназначенный для новой «Звезды», и напечатал его в «Новостях литературы», приложении к издаваемой им газете «Русский инвалид»62.
Бестужев был убежден, что Дельвиг - лишь исполнитель коварных замыслов Воейкова, что люди из окружения издателя «Русского инвалида» делают все, чтобы поссорить его с Жуковским, Пушкиным и Баратынским.
«Мутят нас через Льва (Льва Пушкина, брата поэта. - А. Г., О. К.) с Пушкиным; перепечатывают стихи, назначенные в "Звезду" им и Козловым, научили Баратынского увезти тетрадь, проданную давно нам, будто нечаянно; <Жуковский> обещал горы, а дал мышь. Отдал "Иванов вечер" и взял назад; а теперь. в то самое время отказал на мое письмо, уверяя, что ничего нет, когда отдавал Дельвигу новую элегию <...> одним словом, делают из литературы какой-то толкучий рынок», - жаловался Бестужев Вяземскому63.
Финансовая политика «Звезды» оставила на ее страницах много известных имен, в частности имена Пушкина и Жуковского. Большинство главных сотрудников «Звезды» участвовало в обоих альманахах. Однако в последнем выпуске не было редактора «Северных цветов» Дельвига, не прислал своих произведений участвовавший во втором выпуске Кюхельбекер, не было Александра Измайлова и некоторых других авторов. В третьем выпуске было много «литературной продукции» сомнительного качества, вышедшей из-под пера малоизвестных начинающих литераторов. Стало ясно, что альманах - в прежнем его виде объединявший всех и дававший издателям право быть «заседателями» «на Парнасе», - больше существовать не будет.
***
«Полярная звезда» просуществовала всего три года. Она перестала выходить не из-за того, что случилось восстание на Сенатской площади. Трудно выявить и прямую связь между прекращением издания и отставкой Голицына. Проект исчерпал себя не потому, что Рылеев и Бестужев были плохими издателями, и не потому, что их альманах стал качественно уступать тем же «Северным цветам».
Дело, очевидно, было в том, что идея создания единого культурного и литературного пространства в начале XIX в. не была органичной для российских литераторов и не имела для своего существования других предпосылок, кроме административных.
После появления «Северных цветов» литераторы вновь разделились по «партиям»: «партия» Рылеева, включавшая Бестужева, Ореста Сомова, Греча, Булгарина и некоторых других литераторов, вступила во вражду с «партией Дельвига», к которой примкнули Воейков, Жуковский и Баратынский и которую в целом поддерживал Пушкин.
Особняком в этой борьбе стоял, например, Павел Свиньин, издатель «Отечественных записок», не приглашенный ни в один из альманахов. Напечатавший в 1820 г. в своем журнале одно из первых прозаических произведений Рылеева64, три года спустя он стал объектом публичных насмешек со стороны близких к Рылееву литераторов. Инициатором травли Свиньина был Булгарин, а в «Полярной звезде» на 1824 год была опубликована «сказка» Измайлова под названием «Лгун»:
Павлушка Медный лоб - приличное прозванье! -
Имел ко лжи большое дарованье;
Мне кажется, еще он в колыбели лгал!65
К началу 1825 г. травля уже сошла на нет, но вряд ли издатель «Отечественных записок» забыл оскорбление со стороны собратьев по перу66.
Учеником Свиньина был молодой московский журналист Николай Полевой, с 1825 г. начавший издание своего журнала «Московский телеграф».
«В Москве явился двухнедельный журнал «Телеграф», изд. г. Полевым. Он заключает в себе всё, извещает и судит обо всем, начиная от бесконечно малых в математике до петушьих гребешков в соусе или до бантиков на новомодных башмачках. Неровный слог, самоуверенность в суждениях, резкий тон в приговорах, везде охота учить и частое пристрастие - вот знаки сего «Телеграфа», а смелым владеет бог, его девиз», - писал Бестужев в своем последнем обзо-ре67. Этот отзыв стал причиной резкой критики в адрес альманаха, прозвучавшей со страниц «Телеграфа», за что, в свою очередь, на Полевого ополчились Греч и Булгарин.
«Страх журнальной конкуренции заставил журналистов-монополистов встретить новый печатный орган в штыки; Полевой не остался в долгу, и вскоре между "Московским телеграфом"
и изданиями Греча-Булгарина началась настоящая литературная война» - таким видит итог полемики «Звезды» и «Телеграфа» О.А. Проскурин68.
Последствия новой литературно-журнальной войны в полной мере сказались уже в другую эпоху, когда власть в России сменилась, а Рылеев и Бестужев были признаны государственными преступниками. Эта война серьезно отличалась от всех предыдущих, ибо в основе ее лежали не столько эстетические и политические пристрастия воюющих сторон, сколько их представления о коммерческой выгоде и способах ее достижения. В историческом смысле Бестужев оказался прав: журналистика постепенно стала превращаться в «толкучий рынок».
Примечания
1 Семевский В.И. Общественные и политические идеи декабристов. СПб., 1909. С. 223.
2 Павлов-Сильванский Н.П. Очерки по русской истории XVIII -XIX вв. // Павлов-Сильванский Н.П. Сочинения. СПб., 1910. Т. 2. С. 246.
3 Архипов В.А., Базанов В.Г., Левкович Я.Л. Литературно-эстетические позиции «Полярной звезды» // «Полярная звезда», изданная А. Бестужевым и К. Рылеевым. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1960. С. 806, 818, 883.
4 Маслов В.И. Литературная деятельность К.Ф. Рылеева. Киев, 1912. С. 370.
5 См. о Рылееве: Готовцева А.Г., Киянская О.И. Правитель дел: К истории литературной, финансовой и конспиративной деятельности К.Ф. Рылеева. СПб.: Нестор-История, 2010. 282 с.; Готовцева А.Г., Киянская О.И. Сатира К.Ф. Рылеева «К временщику»: Опыт историко-литературного комментария // Вопросы литературы. 2010. № 3. С. 297-340; Готовцева А.Г., Киянская О.И. Из истории русской журналистики 1820-х гг.: К.Ф. Рылеев, Ф.В. Булгарин и П.П. Свиньин // Вестник РГГУ. 2011. № 6. С. 11-36; Готовцева А.Г., Киянская О.И. Дума К.Ф. Рылеева «Царевич Алексей Петрович в Рожествене»: из комментариев к произведению // Николаю Алексеевичу Троицкому - к юбилею: Сб. ст. Саратов: Наука, 2011. С. 132-148; Киянская О.И. К истории газеты «Северная пчела»: Ф.В. Булгарин и Российско-американская компания // Вестник РГГУ. 2012. № 13 (93). С. 24-42.
6 Бестужев А.А. Эсфирь, трагедия из Священного писания в трех действиях в стихах, сочинение Расина, перевод с французского. С.П.б. 1816 г. в типогр. Дрехслера // Сын Отечества. 1819. Ч. 51. № 3. С. 107-124; Он же. Липецкие воды, или Урок кокеткам: Комедия в 5 действиях в стихах. 1815 года. В типогр. импер. театра // Сын Отечества. 1819. Ч. 51. № 6. С.254-273.
7 Бестужев А.А. Эсфирь, трагедия из Священного писания. С. 109-110.
8 Бестужев А.А. Липецкие воды, или Урок кокеткам. С. 265-267, 269.
9 Томашевский Б.В. Пушкин: В 2 т. М.: Худож. лит, 1990. Т. 1. С. 257.
10 Базанов В.Г. Ученая республика. М.; Л.: Наука, 1964. С. 288.
11 [Булгарин Ф.В.] Полярная звезда, карманная книжка для любительниц и любителей российской словесности, изданная А. Бестужевым и К. Рылеевым // Северный архив. 1823. Ч. 5. № 3. С. 293.
12 Полярная звезда. Карманная книжка для любителей и любительниц русской словесности на 1823 год, изданная А. Бестужевым и К. Рылеевым. СПб. в Тип. Н. Греча. 384 стр. в 16 // Русский инвалид, или Военные ведомости. 1823. № 4. 6 янв. С. 15.
13 [Шаликов П.И.] Полярная звезда. Карманная книжка, изданная А. Бестужевым и К. Рылеевым // Дамский журнал. 1823. Ч. 1. Кн. 1. № 1. С. 38.
14 «Полярная звезда», изданная А. Бестужевым и К. Рылеевым. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1960. С. 278.
15 Там же. С. 21.
16 Остафьевский архив князей Вяземских: В 5 т. СПб.: Тип. М.М. Стасюле-вича, 1899. Т. 2: Переписка П.А. Вяземского с А.И. Тургеневым (18201823). С. 365.
17 [Благой Д.Д.] Комментарий к стихотворению: Батюшков К.Н. К творцу «Истории государства Российского» // Батюшков К.Н. Сочинения. М.; Л.: Academia, 1934. С. 576.
18 О взаимоотношениях Карамзина и Рылеева см.: Готовцева А.Г., Ки-янская О.И. Сатира К.Ф. Рылеева «К временщику»: Опыт историко-литературного комментария. С. 336-338.
19 Остафьевский архив князей Вяземских. Т. 2. С. 365, 366.
20 Цит по: Ланда С.С. Дух революционных преобразований... Из истории формирования идеологии и политической организации декабристов. 1816-1825. М.: Мысль, 1975. С. 356.
21 Остафьевский архив князей Вяземских. Т. 2. С. 151.
22 Письма Александра Бестужева к П.А. Вяземскому (1823-1825) // Литературное наследство. Декабристы литераторы. Т. II. Кн. I. М.: Изд-во АН СССР, 1956. Т. 60. Кн. 1. С. 202.
23 Там же. С. 208, 211, 213.
24 Там же. С. 210.
25 Там же.
26 Из литературной и общественной истории 1820-1830 годов: Письмо П.А. Вяземского А.А. Бестужеву от 20 января 1824 г. // Русская старина. 1888. Т. 60. Вып. 11 (нояб.). С. 324.
27 См. об этом противостоянии: Готовцева А.Г., Киянская О.И. Правитель дел: К истории литературной, финансовой и конспиративной деятельности К.Ф. Рылеева. С. 119-124.
28 [Булгарин Ф.В.] Литературные новости // Литературные листки. 1824.
4. 1. № 2. С. 64-65.
29 Бестужев А.А. Ответ на критику «Полярной звезды», помещенную в 4,
5, 6 и 7 номерах «Русского инвалида» 1823 года // Сын Отечества. 1823. Ч. 83. № 4. С. 174-175.
30 [Греч Н.И.] Новости неполитические // Сын Отечества. 1822. Ч. 82. № 48. С. 84.
31 Переписка А.С. Пушкина: В 2 т. М.: Худож. лит., 1982. Т. 1. С. 205.
32 Там же. С. 158.
33 Там же. Т. 2. С. 459.
34 Рылеев К.Ф. Письмо к А.С. Пушкину от января 1825 г. // Рылеев К.Ф. Полн. собр. соч. М.; Л.: Academia, 1934. С. 479.
35 Из литературной и общественной истории 1820-1830 годов: Письмо
B.А. Жуковского А.А. Бестужеву 21 августа 1822 г. // Русская старина. 1888. Т. 60. Вып. 11 (окт.). С. 311.
36 Из литературной и общественной истории 1820-1830 годов: Письмо Д.В. Давыдова А.А. Бестужеву // Русская старина. 1888. Т. 60. Вып. 10 (окт.). С. 166.
37 Бестужев А.А. Письма Н.А. и К.А. Полевым // Русский вестник. 1861. Т. 32. № 3. С. 304.
38 Бестужев А.А. Письмо А.М. Андрееву от 9 августа 1831 г. // Бестужев А.А. Собр. соч.: В 2 т. М., 1958. Т. 2. С. 637.
39 Из литературной и общественной истории 1820-1830 годов: Письмо Е.А. Баратынского А.А. Бестужеву и К.Ф. Рылееву // Русская старина. 1888. Т. 60. Вып. 11 (нояб.). С. 321-322.
40 О взаимоотношениях Рылеева и Гнедича см.: Рылеев К.Ф. Послание к Гнедичу // Рылеев К.Ф. Полн. собр. соч. С. 111-114; Рылеев К.Ф. Письмо Ф.В. Булгарину от 20 июня 1821 г. (о Гнедиче) // Там же. С. 458. О взаимоотношениях Рылеева и Хвостова см.: Готовцева А.Г., Киянская О.И. Правитель дел. С. 20-21. И.А. Крылов знал отца поэта: в 1797 г. будущий баснописец получил должность секретаря генерала Сергея Голицына, а затем несколько лет жил в его украинских имениях, в которых Ф.А. Рылеев служил управляющим.
41 Цит. по: Архипов В.А., Базанов В.Г., Левкович Я.Л. Указ. соч. С. 881.
42 Котляревский Н.А. Александр Александрович Бестужев-Марлинский // Котляревский Н.А. Декабристы. СПб.: Летний сад, 2009. С. 225, 235.
43 «Полярная звезда», изданная А. Бестужевым и К. Рылеевым. С. 25.
44 Там же. С. 20-21.
45 Там же. С. 17, 493.
46 Там же. С. 18-19.
47 Там же. С. 12.
48 Там же.
49 Александр Бестужев на Кавказе 1829-1837: Неизданные письма его к матери, сестрам и братьям // Русский вестник. 1870. Т. 87. № 6 (июнь).
C. 506-507.
50 Архипов В.А., Базанов В.Г., Левкович Я.Л. Указ. соч. С. 849.
51 «Полярная звезда», изданная А. Бестужевым и К. Рылеевым. С. 28.
52 Лорер Н.И. Записки декабриста. Иркутск: Восточно-Сибирское книжное издательство, 1984. С. 60.
53 Письма А.Е. Измайлова к И.И. Дмитриеву 1816-1830 // Русский архив. 1871. Т. 16. № 7-8. Стб. 975.
54 См.: Переписка А.С. Пушкина. Т. 2. С. 25; Т. 1. С. 462; Из литературной и общественной истории 1820-1830 годов: Письмо П.А. Вяземского А.А. Бестужеву // Русская старина. 1888. Т. 60. Вып. 11 (нояб.). С. 322-325.
55 [Булгарин Ф.В.] Литературные новости // Литературные листки. 1824. Ч. 1. № 2. С. 66.
56 Письма Александра Бестужева к П.А. Вяземскому. С. 214.
57 Бестужев А.А., Рылеев К.Ф. Объявление // Литературные листки. 1824. Ч. 4. № 23-24. С. 180; Бестужев А.А., Рылеев К.Ф. Объявление // Сын Отечества. 1825. Ч. 99. № 1. С.111.
58 О финансировании «Полярной звезды» см.: Готовцева А.Г., Киянская О.И. Правитель дел. С. 47-59.
59 Оболенский Е.П. Воспоминания о Кондратии Федоровиче Рылееве // Мемуары декабристов: Северное общество. М.: Изд-во МГУ, 1981. С. 85.
60 Воспоминания Бестужевых. СПб.: Наука, 2005. С. 241.
61 Вацуро В.Э. «Северные цветы»: История альманаха Дельвига-Пушкина. М.: Книга, 1978. С. 9.
62 Письма Александра Бестужева к П.А. Вяземскому. С. 226. Ср. письмо Рылеева и Бестужева к А.Ф. Воейкову от 15 сентября 1824 г. // Рылеев К.Ф. Сочинения / Ред., вст. ст. и коммент. С.А. Фомичева. Л.: Худ. лит., 1987. С. 309.
63 Письма Александра Бестужева к П.А. Вяземскому. С. 223, 226.
64 Рылеев К.Ф. Еще о храбром М.Г. Бедраге // Отечественные записки. 1820. Ч. 4. № 8 (дек.). С. 284.
65 «Полярная звезда», изданная К.Ф. Рылеевым и А.А. Бестужевым. С. 388-390.
66 Подробнее об этом см.: Готовцева А.Г., Киянская О.И. Из истории русской журналистики 1820-х годов: К.Ф. Рылеев, Ф.В. Булгарин и П.П. Свиньин.
67 «Полярная звезда», изданная А. Бестужевым и К. Рылеевым. С. 497.
68 Проскурин О.А. Литературные скандалы пушкинской эпохи. М.: ОГИ, 2000. С. 272.
