CC BY
76
и психокоррекции, которым следует обучить сотрудников ОВД. Методы эти направлены на уменьшение субъективного восприятия стресса, на обучение навыкам снижения повышенной психофизиологической реактивности и поведенческой терапии, способствующей уменьшению и модификации степени повреждающего стрессора. Методы психотерапии и психокоррекции являются одним из способов профилактики язвенной болезни желудка и двенадцатиперстной кишки.
ВОЗВРАЩЕНЦЫ
Врач-психолог Л.К итаев-Смык
После вьетнамской войны покончили с собой 150 тысяч ветеранов.
А что будет после чеченской?
Для демобилизованных солдат, для уволившихся со службы офицеров и контрактников она уже в прошлом. Они вернулись домой. Их много. С чем они пришли? С покалеченными душами и телами? Или возмужавшие, узнавшие цену жизни и смерти, радость мужского фронтового единства с боевой дружбой на годы? С "чеченским синдромом" в душе?
Давайте рассмотрим этот синдром с разных сторон.
Боевое взросление
На одном полюсе обстрелянные солдаты, освоившие науку воевать. Офицеры называют их "состарившимися". Солдаты зовут себя "старичками". Изменения их поведения и личности можно считать конструктивными, созидающими новые, полезные свойства психики.
'''Старички " психологически ориентированы на жизнь. Они более опрятны, следят за оружием, охотно овладевают новыми его видами. В бою устремлены на победу и чтобы выжить. К пленным и местным жителям-чеченцам лояльны. Их страх, как правило, адекватен опасности. Смерть страшна, но она не ввергает в уныние. Убивать стало привычным.
Недавнее довоенное прошлое для "старичков" остается близким, хотя они себя чувствуют очень изменившимися.
Заметно, что "старички" более дисциплинированны, но своей, личной дисциплиной, с которой офицер должен считаться. Они более
надежны в боях, командуют и подчас помыкают солдатами других психологических типов (это фронтовая "дедовщина").
Нарушения исихики
На другом полюсе те, кто в ходе жестоких боев сделался менее приспособленным к боевой обстановке, чем был, прибыв на фронт. У них произошли деструктивные, разрушительные психологические изменения. Несколько типов таких солдат.
"Сломавшиеся ". Главная их особенность — страх. Он перестал быть боязнью, испугом, ужасом. Он стал мучением, тоской, стыдом из-за страха, болью души и болезненной тяжестью в теле. Страх гнетет. Он и днем и во сне, в сновидениях ужаса своей смерти, своих преступлений. Сон с кошмарами. Они будят ночью и не уходят из памяти днем, путаясь с военной реальностью.
У такого солдата лицо "убитого горем" из-за снижения тонуса лицевых мышц. Из-за ослабления тонуса мышц тела возникает внешнее проявление "опечаленности": поникшие плечи, ссутулившаяся спина, нетвердый шаг.
У "сломавшихся" бывают приступы жестокости — как правило, к слабейшим, к местным жителям, пленным чеченцам. Психика таких солдат как бы "требовала самоутверждения". "Сломавшиеся" ищут самоудовлетворения, самореализации и не находят их.
"Дурашливые ". Тип солдат С неблагополучными психологическими изменениями. Эти постоянно склонны шутить, как правило, невпопад. Дурацкие шутки их чаще беззлобны, нередко эротичны (матерны). Они шутят о своем, не вникая в смысл задаваемых вопросов, не отвечая подробно на них. Настойчивость расспросов вводит "дурашливых" в угрюмость. Прикрываясь ерничанием, они уходят от напрягающих тем об их прошлом и будущем.
"Остервеневшие За время боев они стали отличаться застойной злобностью. Неадекватно агрессивны по отношению к другим солдатам, старшим по званию, местным безоружным жителям-чеченцам и пленным.
"Остервеневший" заметен среди других солдат. Взгляд злобный. Спрашиваешь такого солдата о чем-то нейтральном — у него на скулах желваки заиграли. Отвечает отрывисто, резко. О чем с ним ни заговоришь — все у него: "Суки!" и ... (матерно). Роте кривым оскалом. Наконец, обругав и меня, уходит.
— Все время такой злой. Не знаем, как и говорить с ним, — замечает слышавший разговор прапорщик. — Здесь, на войне, таким он стал. Раньше был спокойным парнем.
Офицеры рассказывали, что в обстановке боя чрезмерная злобность лишала "остервеневших" возможности трезво осмыслить ситуацию, вовремя укрыться от огня противника.
После полугода чеченской войны большинство солдате неблагоприятными проявлениями военного стресса были выведены из боев. Что с ними будет? В большинстве они станут нормальными "парнями с боевым опытом".
Страсть и мораль войны
Что психологически отличает солдат "нормальной" войны? На войне все люди иные, чем в мирное время. Там все готовы бороться за жизнь. У некоторых просыпается вулкан энергии, страсти, инициативы. Это "пассионарные личности" (ргшю по-латыни "страсть").
Главная страсть на войне — "беззаветная боевая сплоченность", крепкое "чувство локтя", запах мужского пота, уверенность в друге. Гарантия его преданности — в твоей готовности постоять за него. Братство по вместе пролитой крови, по совместно прожитой в бою смертельной тоске связывает крепче родственных уз и сохраняется десятилетиями, до старости.
Это свойство мужчин происходит из глубокой древности, когда у первобытных охотников только их беззаветная боевая сплоченность гарантировала победу над дикой природой и выживание племени.
Страсть к жизни оправдывает все. Аморальность узаконенного войной массового убийства людей делает войну "эпидемией аморальности".
И все же большинство солдат и офицеров российской армии — честные работники войны, вовлеченные в смертельный водоворот событий. Это потом, когда они вернутся домой, их память будут мучить кровавые, аморальные сцены, участниками которых их сделала война.
На их, казалось бы, "сером" фоне заметны немногочисленные "героические" личности, активно участвующие в бесчеловечных буднях войны. Вот некоторые их типы.
"Неистовые воины". У них нормальная страсть к работе, измененная боевой обстановкой, и реализуется она в ситуации, когда "работой" стало разрушение и убийство. Они стойки, выносливы и смелы. Служат примером и опорой для многих. Когда ты с ними, тебя не пугает опасность. Они становятся "неистовыми" только в критической боевой ситуа-
ции. В остальное время не выделяются среди прочих солдат. После войны такие люди быстро перестраиваются, энергично "врастают" в мирную жизнь.
"Искатели приключений" — лихие бойцы, веселые, разгульные. Для них война как праздник, каждый бой как кровавый пир. Начало боя —- это уже торжество предстоящей победы. Опасность срывает с тормозов, влечет к себе, потому что пробуждает ясность ума, остроту однозначной цели, безошибочность действий, волю к победе. Ловкие, с пьяной сумасшедшинкой в глазах, они казнят и милуют с улыбкой. Интересное, залихватское поражение бывает желательнее скучной победы. После войны их не надо психологически реабилитировать. Они будут искать себе новое лихое применение. Хорошо им жить в эпоху войн и революций, героических строек и опасных экспедиций. Военная служба в мирное время не для них.
Это типы пассионарных личностей, не преступающих норм военной морали. В мирную жизнь они войдут с чистой совестью.
Но есть личности, у которых аморальность войны пробуждает порою! души, формирует страсть к преступлениям.
"Героические убийцы ". Война, как и прочие экстремальные ситуации, притягивает к себе людей, стремящихся к риску, игре, где на кон ставится их благополучие, а то и жизнь. Не сознавая этого, они в душе борются с собой. Одни делают это, "играя" своей и чужими жизнями, постоянно утверждая свое достоинство. У таких людей эмоции могут расщепляться, удваиваться. Страх, пронизывающий душу, сладостно распят страстной смелостью души. Страх может совмещаться с радостью, весельем, гневом.
Бывает и другой вариант того же типа "героических убийц". Терпящие поражение в борьбе с самими собой, падшие в душе под гнетом своих пороков, они упиваются страхом перед своей мерзостью, перед подлостью своих поступков. Их тянет к подчас опасной жестокости, чаще в отношении к слабым, беззащитным, безоружным. Им не помогают мысли об исполненном долге. Их прибежище — наркотики, алкоголь, извращенный секс.
У них преобладает страсть убивать живое, лучше — людей. Прорастают на войне и такие личности, которые боятся боя, но рады стать палачами, даже если в этом нет необходимости.
У некоторых страсть к убийству, садизму может вспыхивать, помрачая разум. Потом они плачут и каются в содеянном, ужасном. Но в
их раскаянии уже зарождается ручеек сладострастия, текущий в страстную реку новых злодеяний.
После войны "героическим убийцам" остается стать профессиональными киллерами, а кто-то из них превратится в маньяка-убийцу. Можно ли восстановить человечность такого человека? Можно, но трудно.
"Гиперсексуалы войны". Эмоциональный накал боя, где сплавлены ярость и страх, может оборачиваться диким сексуальным влечением к случайно оказавшейся в поле зрения женщине. Эта страсть заразительна. Отсюда групповые изнасилования на войне. Слабость сексуальной жертвы провоцирует эту страсть. Поэтому насилуют девочек. Садомазохизм как "разрядка" боевого накала может принимать дикие, извращенные формы. Одни, пристрастившись к сексуальному садизму, становятся моральными уродами и преступниками. Другие, не в силах ни забыть о своем сексуальном зверстве, ни излить душу кому-нибудь, заболевают "посттравматическим стрессом".
"Мародеры-грабители ". Нормальная тяга к накопительству добра после пережитых эмоций боя и у тех, кто со страхом уклонялся от боев, реализуется в грабительской страсти. В мародерстве и расплата за страх, и лихость мести к поверженным, и как бы устройство своего будущего с помощью боевых трофеев, завоеванного богатства. Военная добыча — финал любой войны. Мародерство обречено выходить за пределы дозволенного военного грабежа. Однако аморальность войны не делает несуразными попытки обуздать мародеров.
Можно ли психологически выправить аморальных участников войны, вернуть им нормальное человеческое состояние разума и влечений? После некоторых войн государственные власти принимали отрицательное решение, и такие люди негласно уничтожались. Однако нельзя недооценивать силу добра. Понимание душевной драмы человека, терпение, любовь и религия исправляют и закоренелых преступников.
"Посттравматики Наиболее заметны после всякой войны инвалиды с покалеченным телом — без рук, без ног и люди с покалеченной психикой. Еще после вьетнамской войны возникло понятие "посттравматический стресс", т.е. стресс, вновь возникающий из незаживающих ран души.
У таких людей нарушено восприятие: любой хлопок автомобиля, и они готовы вжаться в землю, прячась от "взрыва". Не могут
они, сокращая путь, пройти по газону — чудятся мины в траве.
"Постгравматики" мнительны, обидчивы. Им кажется, что их недооценивают, унижают, не понимают. У "посттравматиков" нарушаются взаимоотношения в семье, на работе, в быту. С невоевавшими друзьями нет общих тем для разговоров. Военная травма заставляет бывшего солдата вновь и вновь вспоминать о войне. Действия "посттравматиков" нередко жестоки, решительность их подчас неуместна, суждения слишком прямолинейны. Если у такого человека войной подорвано еще и здоровье, то жизнь для него — мученье.
"Посттравматический стресс" рано или поздно проходит. Чтобы раньше угасли душевные страдания, ветерану нужна помощь. И не столько психологов, врачей (где их найти?!), сколько близких людей. Покалеченные души лучше всего лечат терпенье и любовь, терпеливая любовь и прощенье военной грязи и гадостей, которые долго не могут смыть со своей души состаренные войной мальчики-солдатики.
Те, кто хочет "додавить чеченцев"
Конечно, продолжить войну в Чечне хотят те, кто зарабатывал на ней. Это не только некие финансовые воротилы. Это еще и множество обездоленных людей. Лишь малая часть военных в Чечне действительно рисковала жизнью в боях. Большинство, ничем не рискуя, получали фронтовые деньги. У знакомой медсестры в госпитале это больше 3 ООО ООО руб. в месяц.
Почти все участники реальных боев рады окончанию войны. Им больше не надо ожидать своей смерти. Это занятие изнурительное. Из числа реально сражавшихся лишь единицы говорили об "украденной победе над чеченцами". Здесь различаются два психологических типа.
"Победители страха постоянно боровшиеся с мыслями о своей гибели. Постоянным преодолением страха смерти в ситуации, когда она очень возможна, люди неустанно доказывали себе свое мужество.
Они хотят еще и еще испытывать свою стойкость и смелость даже ценой своей жизни. Эти люди "остынут" после войны. Не будет опасности, не надо будет им бороться со страхом.
"Безработные вояки", втянутые в боевые действия как в профессиональное дело, они научились побеждать при минимальном риске погибнуть. Для этого нужен талант, и он
проявился у таких людей. Им некуда пойти с ним, когда нет войны. Военная служба в мирное время с ее дисциплиной им не годится. Не для них все профессии, не требующие таланта выживания. Они могли бы стать спасателями, парашютистами и летчиками-истыта-телями.
Последствия чеченской войны будут влиять на нашу жизнь многие годы. Чтобы предотвратить несчастья "посттравматического стресса", нужна федеральная служба психологической реабилитации чеченских (и афганских) ветеранов. Психологов в России мало. Специалистов по реабилитации молодых ветеранов войны — почти нет. Их надо готовить.
Разбуженные войной. Воодушевленные военным стрессом
Большинство приходящих с чеченской войны, как и с любой другой, — это все-таки не "посттравматики", а люди с пробужденными душами. Преодоленный страх, отвага, безотчетная самоотверженность разбудили у них силу души, личную энергию и стойкость характера. Их большинство. И хотя они, героически или просто выполняя свой долг,воевали в непонятной, попросту говоря, несправедливой войне, все же они были честны перед смертельной опасностью.
Мальчики, которым в мирной жизни долго бы оставаться недорослями, узнали, на что они способны, стали мужчинами, своими ру-
ками вырвали право на жизнь. Теперь они захотят распоряжаться своей судьбой, судьбой страны.
После вьетнамской войны самоубийством закончили жизнь в три раза больше воевавших там солдат, чем погибло в боях во Вьетнаме. Американские психологи пытались объяснить: "Смерть догнала тех, кто вернулся с войны с покалеченной на фронте душой". Это не так. В большинстве вернулись нормальные парни, осознавшие свою силу, способность жить энергичней, интенсивней других, успокоенных в мирном довольстве. Рутинно процветающая Америка не приняла их, "не востребовала" их фронтового задора. У вьетнамских ветеранов возник "вторичный послевоенный синдром". Добровольно уходя из жизни, они присоединялись к погибшим на фронте друзьям, героям, не признанным обществом, оставались верными фронтовому единству.
Может ли быть такое после чеченской войны? Нет, в таких масштабах не может. Потому что у нас разрушены экономика, промышленность, и, восстанавливая их, есть где применить боевую энергию.
У чиновников, администраторов всех уровней, особенно низших, к кому непосредственно придет недавний солдат, должны быть терпение, доброта и даже любовь к повзрослевшим в кошмаре войны мальчишкам, которые полны душевных сил, но не знают, что с ними делать, не знаюг другой жизни, кроме военной.
Перепечатано с газеты "Новое обозрение"(г.Омск).
23 октября 1996 г.
