CC BY
60
СТРЕСС ПОД ПРИЦЕПОМ СНАЙПЕРОВ ПРОТИВНИКА: «СИНДРОМ БУДАНОВА»
ПСИХОЛОГИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ ОБСТОЯТЕЛЬСТВ, СОПУТСТВУЮЩИХ ДЕЙСТВИЯМ ПОЛКОВНИКА БУДАНОВА,. ИНКРИМИНИРУЕМЫХ ЕМУ КАК
ПРЕСТУПНЫЕ
Л.А. Китаев-Смык, врач-психолог
г. Москва
Война — это эпидемия аморальности
Ветеран афганской войны, полковник медицинской службы в отставке, профессор М.М. Решетников
Крупные бандформирования в Чеченской Республике в настоящее время ликвидированы или рассеяны. Части и подразделения Министерства обороны Российской Федерации частично выводятся из республики в места постоянной дислокации. Однако остатки бандформирований используют минную войну и снайперский террор для дестабилизации политической и экономической обстановки на Северном Кавказе. При этом тяжесть борьбы за установление правопорядка ложится в значительной мере на подразделения внутренних войск и милиции, дислоцированные в Чеченской Республике.
Борьба со скрытым врагом, террористами в психологическом отношении труднее, чем участие в контактных боях. Особенно велико неблагоприятное воздействие снайперов противника. С учетом этого рассмотрим психологические обстоятельства, характеризующие обстановку, в которой произошли события, связанные с гибелью чеченки Кунгаевой, предполагаемой снайперши.
Ожидание снайперской пули — сильнейший стресс
Полк Буданова и он сам находились под огнем чеченского снайпера. Были жертвы.
Стресс под прицелом снайпера является наиболее психотравмирующим. Во-первых,важной психологической его особенностью, как показали наши исследования в Чечне, является то, что образ врага-снай-пера становится из-за его неосязаемости ирреальным
в сознании расстреливаемых солдат и офицеров: снай-пер-убийца повсюду и нигде. Он подло стреляет из-за угла. Солдат ждет пулю своей спиной, готов принять ее грудью, виском, в затылок, в лоб.
Пораженные пулями снайпера друзья-соратники рядом. Есть их кровь и боль, и трупы еще недавно живых бойцов. А врага-убийцы — нет! Но где-то он есть?! Двойственность образа опасности травмирует сознание. Такая смертоносная двойственность вызывает крайне мучительные ощущения во всем теле и переживания в душе. У некоторых возникает невро-тизация, а у отдельных военнослужащих — состояние, похожее на шизофрению.
Во-вторых, смерть угрожает постоянно и ежесекундно. Эмоциональное напряжение не только изнуряет психику офицеров и солдат, но и ведет к болезням стресса (повышение артериального давления, боли в сердце, заболевания ЖКТ и др.). Из-за длительной нервной нагрузки под прицелом снайпера могут нарушаться взаимоотношения военнослужащих (обиды, подозрения,ссоры, ожесточается фронтовая «дедовщина»).
Ночной выстрел
Снайпер может быть более опасен ночью, потому что у чеченцев снайперские винтовки с инфракрасной оптикой.
В декабре 1999 г., проводя психологические исследования в Чечне, я заночевал в армейской палатке на высоком берегу Аргуна. Той ночью погиб солдат. Он был в наряде, в окопчике на краю обрыва. Его сменили, и он должен был уйти в расположенный рядом блиндаж, но не пришел туда. Когда рассвело, его тело нашли внизу под обрывом. В голове было входное отверстие от снайперской пули. Рядом валялись надку-ренная сигарета и зажигалка. Вероятно, сменившись, он сел на край обрыва и решил покурить. Чеченский снайпер с другого берега реки, заметив вспышку зажигалки, нашел в инфракрасном прицеле тепло сигареты и тела солдата. Выстрелив в темноте с очень большого расстояния, он все же попал в цель.
На другом берегу, в с. Дуба-Юрт незадолго до этого побывали российские военные и договорились с жителями-чеченцами о мирном сотрудничестве. Стрелял ночью не житель села, туда тайно вошли ваххабиты. Снайпер-боевик, рассматривая через инфракрасный прицел ночной российский военный лагерь, не стерпел беспечности незадачливого солдата и убил его. Тем ночным выстрелом ваххабиты обнаружили
себя. Их выбили из Дуба-Юрта. Часть села была разрушена. Оказались жертвы среди его жителей. Родственники убитых пошли в боевики. Свою задачу ваххабиты могли считать выполненной.
Психологические особенности
Стресс под прицелом снайпера небезопасен. Постоянное напряжение вытесняет из сознания в подсознание страх смерти от пули снайпера, и его потенциальные жертвы почти перестают думать о снайпере. Это не бравада, а неосознаваемый протест против своей беспомощности перед источником смерти, ирреальным, но напоминающем о себе почти ежедневно. Многие ходят по лагерю или рядом с блок-постом так, что их хорошо видно из перелесков и чеченских сел. Снайперы, затаившись там, кажется, задались целью не убить как можно больше, а как можно сильнее устрашить всех, расстреливая только приглянувшихся. Чтобы страх мучил российских солдат и офицеров, парализовал их волю и боеспособность. Чтобы они рисковали собой бесцельно и бездумно.
В разговорах со мной о снайперах все говорили неохотно, как бы с трудом вспоминая о них. Некоторые солдаты будто бы видели нечто смешное в чеченском снайпере, говорили о результатах его стрельбы ерничая. Контрактник мне рассказывал:
— Первая'пуля сорвала радисту наушник. Вот он напугался! Вторая — в рацию. Всю разворотила. А радисту... хоть бы что!
Потом я слышал разные варианты этой истории много раз, в соседних военных лагерях. Фронтовой эпос, веселые Сайки Лечат страх, защищают от эмоционального перенапряжения. По ночам все эти «про-тивостраховые» психологические механизмы отключались, раскрепощая «ночной ужас».
Заместитель командира батальона (у них были убитые снайпером) рассказывал мне:
— Днем страха нет. По расположению нашей части хожу без автомата...
Я его спрашиваю:
— Что, нарочно, чтобы казаться себе смелым?
— Да нет, — говорит, — просто не нужен он мне, и чего бояться-то. А вот ночью страх наваливается. Говорю себе, что бояться нечего, ведь и снайперу я в палатке не виден. Но спать ложусь в обнимку с автоматом.
Уклонения от разговоров о страшном, т.е. неспособность говорить о своих эмоциях (это психологи называют алекситимией); ерническая шутливость вместо серьезной оценки опасности (гебофренность) и неуместная невольная, вместе с тем как бы нарочитая, беспечность (это похоже на то, что называется неконтролируемые насильственные действия) — все это примеры того, как на войне сразу у многих здоровых людей возникают психологические особенности, которые в мирной жизни можно видеть при болезнях психики.
Кроме того, стресс под прицелом снайпера создает психическое смещение, «перенос» образа врага с неосязаемого снайпера на любые другие реальные (осязаемые) неблагоприятные факторы. Против них часто непроизвольно (не контролируемо рациональным сознанием) выплескиваются раздражительность, злоба, агрессивность.
Самым ненавистным для всех в военном лагере под прицелом снайпера становилась... грязь под ногами.
Грязь
По траве ходить опасно — могут быть мины. А пешеходные тропинки и размешенные гусеницами танков дороги даже после небольшого дождя становятся в Чечне непролазными. Грязь набивается в ботинки. Пачкается амуниция. Липкая грязь в палатках, в БТРах, на блок-постах. Она в Чечне вязкая и очень скользкая. Поскользнувшись, упадешь — потом не отмыть.
На чеченскую грязь жаловались мне все. Два кадровых офицера написали рапорты (трудно представить такое!) об увольнении из армии из-за грязи. Я посоветовал командировать их на неделю во Владикавказ, чтобы они отдохнули от ожидания снайперской пули.
Даже приезжие горожане, работая в мирном российском селе, уже за неделю привыкли бы к дождям и грязи под ногами. Но в Чечне из-за психологического давления страха смерти от пули чеченского снайпера ирреальный образ его как бы «перетек» на ставшую врагом вполне реальную грязь под ногами. В психоанализе это называется «замещением», «переносом». Это еще одна необычная особенность, одновременно возникавшая у многих обычных людей, офицеров, прапорщиков и солдат из-за стресса под прицелом снайпера.
Участившиеся ссоры, обиды, неподчинение командирам — это тоже «перенос» образа врага с ирреального снайпера на реальных сослуживцев.
Российские военные называют грязь «чеченским асфальтом». Может быть, ощущают ее как бы причастной к боевым действиям. Или желают чувствовать под ногами, под гусеницами танков твердое покрытие дороги, отданной бронетехнике, а не ускользающее природное тело Земли. На ее скользкой поверхности даже тренированные бойцы лишаются уверенной подвижности. Нелепо размахивающих руками, балансирующих по грязи людей изумляет и злит их детская беспомощность.
Предельно напряженные чеченским снайпером внимание и воля «ломает» внезапная неспособность устоять на земле. Беспомощность перед снайпером и неустойчивость находят олицетворенного врага — чеченскую грязь.
Детоубийца
Если вражеский снайпер-убийца пойман, то накопленные в подсознании его живых мишеней эмоциональный потенциал, т.е. страх смерти и ненависть к ее источнику, проявляются как взрыв боевой агрессивности против обнаруженного врага.
Такая взрывная агрессия всегда протекает при «суженном» сознании как яростное стремление покарать, уничтожить врага. Эта эмоциональная «подпитка» агрессивно-боевых действий и «сужение» сознания необходимы в боевой обстановке, так как обеспечивают быстроту и силу действий, упреждающих смертоносные вражеские действия.
Рассмотренная психологическая ситуация значительно усложняется, если пойманным врагом, снайпером-убийцей, оказывается женщина.
В боевой обстановке, характеризующейся обилием смерти, женщина воспринимается эмоционально обостренно потому, что она потенциальная женщина-мать, она будет рожать детей, новых людей на место погибших. Но если перед мужчиной на войне женщина, убившая его друзей, соратников, снайперша, террористка, то она воспринимается не просто женщиной. Она воплощает собой сложный, психологически комплексный образ матери-детоубийцы.
Для настоящего офицера его солдаты, убитые снайпершей, это его злодейски, из-за угла застреленные сыновья. Полк Буданова отличался потерями «живой силы» в успешных боях. Юрий Буданов постоянно был нацелен на то, чтобы сохранить солдатам жизнь на войне.
В подсознании офицера женщина на войне остро напоминает его жену, мать его детей. Если же перед ним снайперша-убийца, то в его подсознании выкристаллизовывается представление о том, что она не только убивала его «сыновей-солдат», а еще и как женщина предала его. Эмоциональное состояние командира в такой ситуации перенапрягается. Возникают гнев против женщины-детоубийцы, жажда мести за застреленных ею детей-солдат, ожесточение за предательство материнского предназначения.
Эти психологические процессы, сужая сознание, нацеливают его на уничтожение опасностей, исходящих от женщины-детоубийцы, т.е. на ее уничтожение. Действия по ликвидации преступной «детоубийцы» становятся в такой ситуации быстрыми, кажутся полностью оправданными и срочно необходимыми. Именно в такой стрессовой обстановке оказался полковник Буданов.
Еще одно психологическое обстоятельство могло усугубить ситуацию.
Неуловимый, а значит, «могущественный», смертельный враг, терроризировавший снайперским огнем боевой полк, оказался слабой и как бы ничтожной женщиной-девушкой. Подсознание командира фиксировало в этой «подмене» мерзкий обман, унижающий его достоинство. Этот подсознательный фактор усиливал эмоциональную «подпитку» агрессивно-боевых действий, субъективно оцениваемых как экстренно-необходимое возмездие убийце.
Сексуальные мифы
Образ неосязаемого снайпера иногда вырывался из подсознания у солдат, приобретая таинственность. Слухи превращались в легенды, например, о литовских снайпершах в белых колготках.
А вот еще одна легенда. На ТУ-экранах многие видели в репортажах из Чечни пойманную снайпер-шу: крупную девушку-блондинку со смущенно-блудливой улыбкой, неуклюжую, в ватных солдатских штанах. Нанявшись к боевикам, она стреляла в наших. В разных войсковых частях солдаты, говоря о чеченских снайперах, вспоминали эту передачу и рассказывали, что будто бы в конце концов одну ногу той снайперши привязали к одному БТРу, другую — к другому. И БТРы разъехались по своим делам.
И в этой легенде, и в слухах о белых колготках есть сексуальный оттенок. Он возник не из-за солдат-
ской грубости. Научные эксперименты показали, что секс, даже упоминание о нем, являются мощным противоядием против страха и стресса.
Случалось, бестелесные чеченские снайперы обретали голос. У них были японские карманные радиостанции. По радио чеченские командиры наводили своих снайперов на цель. Настроившись на нашу волну, чеченцы переругивались с российскими военными радистами, расспрашивали их, рассказывали им о себе.
Мне случалось быть свидетелем такого радиознакомства. В январе 2000 г. во время боев в Аргунском ущелье меня пустили переночевать в солдатскую палатку. Там в углу у постоянно включенной рации дежурил радист. Слышался треск, переговоры, команды. Вдругв палатке все солдаты замолкли. Один мне шепнул:
— Слушай, слушай!— сквозь треск слышу матерную ругань, обращенную к женщине:
— Ты, такая — растакая...
В ответ нежный женский говорок:
— Не бойтесь, мальчики ...на Рождество я вам... не буду отстреливать... В коленки буду целить. Расшибу — домой живыми уедете...
Состояние боевого настроя
Следует иметь в виду еще и то. что указанные выше психологические обстоятельства, обусловливающие действия полковника Буданова, инкриминируемые ему как преступные, реализовались на фоне психологического состояния боевого настроя. Такое состояние возникает, когда человек на войне готов к постоянной опасности. О боевом настрое не подозревают, не догадываются в мирной жизни люди, у кого под выстрелами не проносились мысли: «Если буду ранен — выживу!»
Сознание бойца концентрируется на том, что происходит «здесь и сейчас», о прошлом не думается. Оно важно лишь тем, что накопило для выживания сейчас. Будущее эфемерно, в него надо «пролезть» через узкое «отверстие» текущего мгновения. Волевые решения нацелены на одно: «Поразить врага раньше, чем он поразит меня».
В состоянии боевого настроя у настоящих бойцов усиливается стремление сохранить жизнь соратникам, даже рискуя собой. И они будут спасать тебя, рискуя собой. Это психо-социальная основа сплочения и боеспособности армейского подразделения, части, всей армии. Стремление сохранить, спасти жизнь своим солдатам руководило полковником Будановым в боях. Потому у него в полку было мало потерь. Это стремление, конечно, владело им и при встрече со снайпершей.
Психологическое, моральное напряжение командного состава вызвано еще и тем, что командир, выполняя боевое задание, посылает своих подчи ненн ых в бой, кого-то из них — на смерть. Боевая и гуманистическая задача командира — побеждать, уничтожать врагов, сохраняя жизнь своим бойцам. У офицеров во время боя часто возникает острое желание, неодолимая потребность самому идти в атаку, чтобы убивать врагов и не дать им убить, изувечить своих мальчишек-солдат. Полковник Юрий Буданов ходил в атаку.
При боевом настрое концентрация внимания может стать чрезмерной. Тогда психологи г оворят о «сужении» сознания и внимания. Состояние с аффективно (эмоционально) суженным сознанием может стать даже патологическим (болезненным) «сумеречным состоянием». Тогда все мысли и действия человека устремлены на что-либо одно. Все остальное вокруг как будто в сумерках. После окончания аффективного состояния нередко наступает амнезия (человек не помнит ничего, что происходило, пока у него было такое состояние).
Состояние аффективно суженного сознания может оказаться полезным, к примеру, во время штыковой атаки, когда все внимание бойца концентрируется на кончике его штыка, устремленного в тело противника. Но сужение сознания может стать нежелательным, если из-за него человек совершил преступные действия. казавшиеся ему в этом состоянии срочно необходимыми. Аффективное состояние заразительно. Возникнув у одного, оно может охватить окружающих, иногда очень многих людей. И все они не вполне отдают отчет в своих действиях.
Агрессивно-злобное аффективное состояние может быть спровоцировано у человека, находящегося в боевом настрое, внезапным оскорблением, смертельной угрозой. Особенно сильно при этом действуютзву-ки детских криков о помощи, женского плача и ругани, звериного рычания, звуков взрывов.
Нельзя оценивать как вполне достоверные свидетельства ни российских военных, ни, тем более, чеченцев о трагических событиях, обусловивших и сопровождавших гибель Эльзы Кунгаевой. И у российских военных, длительно находящихся в зоне боевых действий, и у чеченцев (мирного населения и боевиков), продолжительное время подвергающихся тяжелейшим физическим, психическим и моральным стрессовым воздействиям войны, могут быть псевдореминисценции (невольные, контролируемые сознанием ложные воспоминания о событиях или их деталях, которых в действительности не было) и конфабуля-ции (пространные фантазирования, субъективно кажущиеся «воспоминаниями» о якобы произошедших событиях).
Сексуальность боев
На войне обилие смерти пробуждает у многих бойцов жажду продления не только лично своей жизни, но и неодолимое стремление оставить жизнь в потомках, продлить свой род в детях. В реальной обстановке это проявляется во взрывах сексуальной страсти во время упоения победой. Боевое торжество сексуально, но в нашем христианском мире об этом не принято говорить, тем более писать.
Эти сексуальные влечения человека возникли на заре истории человечества: чтобы сохраниться, на место погибших в бою, незамедлительно воссоздавалось новое поколение. При этом женщины убитых врагов становятся женами победителей, матерями их будущих детей. Сексуальный порыв, окрыляя боевую доблесть наступавших, устремлял их к победе.
На всякой войне повышается сексуальная окраска поведения бойцов, характеризующаяся скабрезной
ненормативной лексикой, частушками, анекдотами. Научные исследования доказали, что они способствуют психологической адаптации (приспособлению) к тяжелой боевой обстановке, потому что мужские гормоны уменьшают действие гормонов стресса. Тех, кто не умеет сдерживать в военных условиях чувства, психологи называют «гиперсексуалами войны». Они могут оказаться виновными в сексуальных преступлениях.
Итак, боевая активность подчас усиливает активность сексуальную. Напротив, пассивное состояние войск в обороне, при отступлении, при расположении на обстреливаемых блок-постах, на КПП, при долгом перемещении в мотоколоннах по дорогам с минной опасностью может приводить военнослужащих к временной импотенции или неожиданным вспышкам извращенной сексуальности у тех, кому она не была свойственна в мирной жизни.
Эти, обычно не обсуждаемые, особенности военной психологии упомянуты здесь в связи с тем, что, по обобщениям прессы, на трупе предполагаемой снай-перши Э. Кунгаевой якобы обнаружены повреждения половых органов, нанесенные солдатами — подчиненными полковника Буданова.
Если это действительно случилось, то действия солдат могут расцениваться как приступ извращенной сексуальности, возникший из-за стресса под огнем вражеского снайпера. Чувство ненависти выплеснулось у них сексуальной агрессивностью. Извращенная агрессия солдат (имитация сексуального акта), видимо, может быть связана с их временной сексуальной импотенцией, вызванной долгой беспомощностью перед убийцей-снайпером, угрожавшим смертью каждому.
Мораль войны
Психологическое состояние боевого настроя изменяет на войне систему моральных ценностей. Так. недопустимость убийства человека в мирное время сменяется в бою обязанностью убивать врагов, угрожающих смертью тебе, твоим сослуживцам и подчиненным. Об этом, как правило, не говорят, вернувшись с войны, ветераны. Одни — стараясь забыть о своих «военных бесчинствах», благодаря которым, возможно, была спасена не одна солдатская жизнь; другие — наталкиваясь на непонимание и даже отвращение не воевавших друзей к «аморальности» боевых подвигов.
Война и мир — во многом разные и противоречащие одно другому состояния человеческого бытия. Законодательные акты, необходимые на войне (боевые уставы, приказы, распоряжения и др.), отличаются от законодательства мирного времени. Боевые поступки с мирных позиций ни судить, ни хвалить не надо.
Сообщения журналистов с полей любой войны и мемуары пишутся всегда с учетом мирного мировоззрения и тылового морального кодекса. Неприкрытая боевая реальность может психически травмировать штатских людей, а фронтовые события способны оценить лишь сами фронтовики, и военные преступления можно судить только военным судом.
На войне в неразрешимом конфликте противостоят люди, которые принуждены стрелять друг в друга. По разную сторону фронта есть Правда, и в каждом случае своя. Этот моральный конфликт не всегда разрешим.
Недавно в Чечне я спросил западноевропейскую журналистку:
— Ведь Ваш сын служит сейчас в Косово в миротворческих войсках «Кэй-фор», и он сейчас с оружием в руках?
— Да. Он там защищает общечеловеческую мораль, чтобы никого не у бивали.
— Если в Вашего сына будет целиться, чтобы убить, вооруженный мальчишка, сербский или албанский, что тогда должен сделать Ваш сын? Позволить убить себя или застрелить мальчишку, чтобы потом родить Вам внуков и правнуков?
Лицо журналистки покрылось красными пятнами:
— Вечно вы, русские! — крикнула она. — Всегда вы так! У вас в мыслях только смерть и убийство!... Я об этом не хочу говорить!...
Мне показалось, дай ей сейчас пистолет, не только того мальчишку, но и меня застрелит. Жизнь ее сына, конечно, была ей дороже того, что она называла «общечеловеческой моралью».
Посмотрим на проблему «морали войны» с другой стороны: во время боев в селе Комсомольском прапорщик-контрактник прикрыл голову камуфляжной курткой и вбежал в горевший чеченский дом. Выскочил, держа ребенка. Другой рукой он тащил его мать.
Еще случай. За нарушение пропускного режима в ноябре 1999 г. я был задержан на КПП «Кавказ — 1» и посажен в тюремную будку. Ночью ударил мороз. Заместитель командира дежурившего там курского ОМОНа привел в будку арестованных боевиков, так как только наше помещение отапливалось. Он боялся, что чеченцы простудятся.
Такие случаи на войне нередки.
Говоря о морали войны, в частности, на Северном Кавказе, надо помнить, как действовал гам еще в XIX в. генерал Ермолов. Решительно, беспощадно расправлялся он с воюющим противником. Но тем, кто был разгромлен в боях и сдался на милость победителя, гарантировали жизнь и сохранность имущества. Более того, перешедших на российскую сторону горских военачальников осыпали почестями и подарками. С не воевавшими горцами офицеры Ермолова обращались уважительно, поддерживали их экономически, защищали от бандитов.
Итак, мораль войны, во-первых, —громить непримиримого противника, в каком бы ни был он обличьи: и в боевом, и в виде «мирных» жителей, минирующих дороги и стреляющих из снайперских винтовок.
Но во-вторых, что очень важно, надо гарантировать защиту жизни и всяческое улучшение ее мирному населению и тем, кто прекратил боевые и диверсионные действия.
Преодоление стресса
Как избавиться от стресса в ожидании смерти от снайперской пули? Только выбросив, выпустив ужас
из подсознания. Для этого надо сделать врага осязаемым, найти его и расправиться с ним.
Этот метод снижения стресса путем, как говорят психологи, «отреагирования». От перенапряжения эмоций боец избавляется, ликвидируя врага, т.е. активной ликвидацией злостного источника стрессового переживания и торжеством победы над ним. При этом реализуется правило «Зло рождает зло!» В нем немалый психологический смысл: накопленный страх перед злом, чтобы исчезнуть, изливается злой агрессией в поисках радости триумфа.
В Чечне меня познакомили с российским офицером, у которого был сильный стресс, потому что нескольких его солдат убил чеченский снайпер. Не в силах терпеть свое бездействие в полевом лагере, офицер стал ходить в поиск с разведчиками в горы, занятые чеченскими бойцами. После успешных боев он всегда чувствовал себя оздоровленным, особенно когда приводил пленных. Но по-другому избавлялись солдаты от ужаса смерти, накопившегося в душе. Бессилие и отчаяние перед чеченским снайпером нередко превращались в ярость мщения пленным чеченским бойцам.
Снайпер у чеченцев
Как осознается чеченцами снайперская война?
Снайпер — воин-одиночка, даже если у него есть «группа обеспечения». У чеченцев, горцев Кавказа, есть традиционное понятие: воин-одиночка-«абрек» — мститель, выслеживающий врага и убивающий его в одиночку. Абрек нечувствителен к холоду, голоду, любым невзгодам. Он — «человек без нервов». Абрека уважали и побаивались. Он подстерегал врага, встречался с ним один на один, побеждал, как более достойный. Из засады в ничего не подозревавшую жертву-зверя стрелял охотник, а не воин.
Потому, согласно горским обычаям, снайпер — не столько доблестный воин, сколько меткий охотник. Убитый им воспринимается не побежденным противником, а убитым зверем. Но убит человек, и убийство врага исподтишка умаляет в глазах чеченцев достоинства убийцы-снайпера. Может ли женщина быть «абреком»? Конечно, нет. Какой видят чеченцы жен-щину-снайпершу? Воюющая женщина узурпирует, присваивает право мужчины быть воином. Она имеет право мстить за кровную родню. Потому «женщина-снайпер» — это нехорошо! Но допустимо, терпимо, когда в семье нет достойных мстителей-мужчин. При этом женщина-снайперша — всегда неприятный укор мужчинам, особенно не воюющим с врагом, не ставшим боевиками.
Женщина с оружием в руках (с «мужским» оружием!) в глазах чеченцев уже не совсем женщина. Ее называют «жеро». Дословно — это «вдова» (она мстит за убитого мужа). Но в слове «жеро» есть оттенок-пренебрежения, даже отвращения. Так как «жеро» еще и «женщина легкого поведения». В этом слове слышится вопрос: «Разве может она, занимаясь неженским делом, войти в мужское сообщество, сохраняя женскую честь?» И ответ: «Нет. Не может она, как мужчина, сражаться и, взяв оружие, по-женски скромной, застенчивой, уже не будет». Тем более, неприем-
лемы претензии женщины-снайпера быть одиноким мстителем-абреком.
Чеченцы и суд над полковником
1. Убийство женщины для горцев—одно из наиболее страшных преступлений. Наказание за него вдвое более тяжкое, чем за убийство мужчины, — выплата компенсации — 64 коровы (за убитого мужчину — 32).
Напомним, «кровная месть» у многих народов Кавказа — это плата за пролитую кровь, а не расплата кровью. Убийство виновника — это максимальное, но не обязательное возмездие.
«Кровная месть» назначается сходом уважаемых людей, когда виновник — чеченец. Если преступник, к примеру, убийца чеченца, не чеченец, то к нему «кровная месть» неприменима, так как он победивший враг, т.е. достойный уважения противник. Следовательно, адатам (законам горских обычаев) полковник Буданов не подсуден.
Более того, снайперша—не совсем женщина, она— воин. Ее («победителя») надо не судить, а побеждать в бою.
Применительно к суду над полковником такие обращения к адатам психологически и юридически дезориентируют чеченцев.
2. Осознавая себя (благодаря освещению войны в Чечне западными и российскими СМИ) «гражданами Мира», чеченцы надеялись на то, что судебный процесс над Будановым вновь привлечет европейское общественное мнение к чеченской войне, что европейские юридические нормы и представления о правах человека будут применяться в Чечне. Благодаря этому война прекратится. Надежда не оправдывается, суд идет, а военные тяготы и бесчинства продолжаются. Это деморализует многих чеченцев, усиливает чувство безнадежности.
3. Были призывы применить к Буданову законы Шариата. Но большинство чеченцев имеют о них смутное представление. А вот некоторые чеченки стали явными жертвами ваххабитских выходок, оскорбительных, по чеченским понятиям. Ваххабиты же, по их мнению, лишь проверяли, исполняют ли чеченки предписания Шариата. Такие инциденты расшатывают устои Ислама в Чечне и дискредитируют призывы применять Шариат в суде.
4. Российское судопроизводство по делу Буданова не может удовлетворять чеченцев, привыкших жить и судить согласно адатам, тем более что «вокруг» суда раздаются голоса, что Юрий Буданов не столько преступник, сколько герой и жертва войны. При этом немало чеченцев из личного опыта знают, до какого ожесточения и жестокости может их довести война. По-человечески они понимают состояние Буданова и его действия, закончившиеся вспышкой агрессии и гибелью предполагаемой снайперши.
5. Вот пример разговора, какие я неоднократно слышал в Чечне и в Ингушетии.
— Не надо бьшо Кунгаевьш судиться с Будановым, не нужно бьшо позориться отцу и матери, позорить память убитой девушки. Ведь изнасилование — тяжелейший позор для чеченки! Позор для семьи, для всего народа!
— Надо было отомстить по-своему.
— Кунгаевых подбит к участию в суде западные журналисты, чтобы иметь себе доллары.
— Большинство чеченцев не слушают радио, не смотрят по телевизору репортажи о суде над Будановым. Не потому, что надоело. Потому что противно и постыдно для чеченцев быть жертвой в таком судебном деле.
— Надо судить своим судом.
— А как судить?
Здесь лишь кратко упомянуты причины противоречий, возникающих в умах и душах чеченцев (и чеченок), старающихся понять, оценить, осудить убийство Будановым юной Эльзы Кунгаевой. Связанные с полковником Будановым события психологически дезориентируют, лишают веры в справедливость, деморализуют чеченцев, психика которых изнурена войной.
Суд над героем войны — историческая необходимость?
Все указанные выше психологические обстоятельства, обусловленные боевой обстановкой на территории Чечни, должны учитываться при рассмотрении и оценке действий полковника Юрия Буданова, инкриминируемых ему как преступление.
Квалифицированная оценка адекватности таких действий, совершенных при постоянной террористической активности противника, конечно, может быть сделана только военным следствием.
Рассматривая дело покойной предполагаемой снайперши Эльзы Кунгаевой, суд, конечно, обратит особое внимание на преступные действия террористической снайперской группы, виновной в убийстве 12 солдат и офицеров полка, которым командовал Буданов. Возможно, суд рассмотрит версию о действиях Буданова как о боевом упреждении действий снайперской группы противника и об отсутствии состава преступления в действиях полковника. Однако широкое освещение средствами массовой информации этого судебного процесса превратило его из рутинного разбирательства военного преступления в событие общероссийское, всенародное.
Почему это произошло? Окончание любой войны прекращает необходимость убивать врагов. Они уже не «враги», а «партнеры» по послевоенным переговорам. Происходит переход от боевого, военного представления действительности, от лихих журналистских описаний кровавых побед к миротворческому, как говорят, цивилизованному мировоззрению. Чтобы начать процесс «общественного забывания» кошмаров войны (взаимных военных преступлений), политики и дипломаты вынуждены отмежеваться от боевых генералов, офицеров и притушить их боевой пыл. Кому-то из героев войны приходится стать «жертвой» этого отмежевания, а может быть, и «подарком» бывшим врагам. При относительном равенстве сил примирившихся противников их жертвенные подарки должны быть обоюдными.
Чтобы прекратить войну, с ее жестокостями, чтобы сменить военное мировоззрение на мирное, настала пора рассматривать «боевые подвиги» как «военные
