Возрождение Центральной Европы Текст научной статьи по специальности «История и археология»

ЦЕНТРАЛЬНАЯ ЕВРОПА СЕГОДНЯ

Любовь Шишелина

Возрождение Центральной Европы

Аннотация. В статье в историческом, культурологическом и геополитическом контексте анализируется развитие Центральной Европы со времени ее создания и до наших дней. Трактуются подходы европейских ученых к термину «Центральная Европа» и исторические подходы мировых держав к региону. Автор обращает внимание на присутствие в отечественной науке и публицистике некорректных определений региона и предпринимает попытку разъяснения своей научной позиции по данному вопросу. В своей аргументации она привлекает существующие в зарубежной классификации подходы и научную дискуссию, предлагает сравнительный анализ трансформационных процессов в центральноевропейском и российском обществах. В ряду центральноевро-пейских региональных структур автор особо выделяет Вишеградскую группу, проводя параллель с давно вынашиваемой в регионе идеей о равно справедливом и свободном сосуществовании государств и народов.

Ключевые слова: Центральная Европа, Восточно-Центральная Европа, Юго-Восточная Европа, Вишеградская группа, региональная политика.

© Шишелина Любовь Николаевна - доктор исторических наук, главный научный сотрудник, руководитель Отдела исследований Центральной и Восточной Европы Института Европы РАН. Адрес: 125009, Россия, Москва, ул. Моховая, д. 11, стр. 3. E-mail: l.shishelina@gmail.com Статья подготовлена при финансовой поддержке РФФИ в рамках проекта № 17-07-00016 "Россия и Центральная Европа: проблемы и перспективы взаимоотношений в условиях мирового политического кризиса".

о

* Обращаясь к истории

|| На фоне череды внутренних проблем и усложняющейся междуна-

ш родной обстановки от внимания россиян ускользают знаковые события в < той части Европы, где предыдущие 100 лет созревали и разворачивались события мирового масштаба. В 2018 году мировая общественность отмечала столетие образования Чехословакии, Эстонии, Латвии, возрождения Польши и Литвы, т.е. фактически, создания Центральной Европы в ее современном понимании.

Однако юбилеи — это не единственный повод для осмысления и анализа международных отношений и политики, формирования новых, обогащенных опытом прошедших десятилетий исторических оценок. Конечно, и новые интерпретации событий прошлого часто подвержены преобладающим идеологическим веяниям, однако вне субъективных подходов все же остается сумма фактов, а также геополитический контекст. Сто лет назад распались две крупнейшие континентальные империи, и это геополитическая реальность. Образовались Центральная Европа и СССР, что также не оспаривается. А оценки того и другого события, как мы видим, меняются и дополняются новыми интерпретациями, мнениями сторон, в том числе такими, которые ранее во внимание не принимались. Не имея смелости конструировать будущее, а может, и желания тратить время и усилия на дискуссию по его созиданию, политики иногда выбирают возможность доказательства своей «полезности», копаясь в сундуках прошлого и вовлекая в этот процесс общество. Самое опасное в таких «социализированных» переоценках прошлого — то, что они способны порождать новые, причем массовые, фобии, многократно усиливая эффект политической конфронтации. Как писал также юбиляр нынешнего года — самый известный у нас чешский писатель Милан Кундера, отметивший в апреле нынешнего года свое 90-летие, история страшна тем, что «часто становится игровой площадкой для несовершеннолетних; площадкой для игр юного Нерона, площадкой для игр юного Наполеона, площадкой для игр фанатичных орд детей, чьи заимствованные страсти и примитивные роли вдруг превращаются в реальность катастрофически реальную» (Кундера М., 2012: 112).

В то же время исторический поиск, когда он ведется профессиона- о лами, в квалифицированной среде, укладывается в книги, а не выплескивается на улицы, безусловно способствует росту взаимопонимания и доверия, а у стороннего наблюдателя — искреннего уважения. Примером может служить невероятно сложная по задаче работа, не так давно проделанная учеными вишеградских стран по совместному обсуждению спорных моментов в истории Центральной Европы (Vit M., Baran M., 2017).

* В 2019 году пришел черед новым юбилейным вехам в истории сто-

Ё]| летнего региона: 30-летие «бархатных революций»; 20-летие вступления ш Венгрии, Польши и Чехии в НАТО, 15-летие членства вишеградских < стран и государств Балтии в Европейском союзе; 10-летие достаточно 2 противоречивой с российской точки зрения программы Восточного £ партнерства ЕС.

I В странах-юбилярах и в Европе в целом упомянутые нами события

| отмечаются достаточно скромно. Торжества, как это бывает, становятся £ скорее уделом политиков, использующих возможность акцентировать свои, в основном — внешнеполитические приверженности и приоритеты. Немало потрудились историки, представившие новые работы о судьбах региона. Поработали в мемуарном жанре бывшие политики, создавая фон для продолжения общественной дискуссии.

Другие страны — из тех, где вспомнили, — выбрали из «исторической центральноевропейской программы» те даты, которые вписались в их собственную внешнеполитическую стратегию. На фоне приуроченных к 100-летним торжествам визитов президента Франции Э. Макрона и канцлера Германии А. Меркель в Прагу и Братиславу, эту «магию числового символизма» особенно эффектно использовал президент США Д. Трамп. Он предпочел не ехать по этому поводу в Центральную Европу, но по установившейся век назад традиции, когда в США рождался «план Вильсона», принял у себя лидеров вишеградских стран. Так, в марте 2019 года в Белый дом был приглашен чешский премьер-министр Андрей Бабиш с супругой. Наряду с вопросами делового сотрудничества и взаимодействия в области безопасности по линии НАТО обсуждались и юбилейные вехи, уже отмеченные или еще предстоявшие в Праге. Акцент был сделан не только на позитивных оценках «плана Вильсона», но больше на 50-летии событий 1968 года, связанных с восстанием чешского и словацкого народов против коммунистической системы, за построение «общества с человеческим лицом».

В начале мая 2019 года в Белом доме принимали премьера Словакии Петера Пеллегрини, спустя неделю в Овальном кабинете приветствовали главу венгерского правительства Виктора Орбана, а уже 12 июня в Вашингтоне приземлился самолет президента Польши Ан- ^ джея Дуды. За три месяца четыре визита представителей В4 в Вашинг- о тон на высшем уровне, причем президент Польши уже встречался с американским лидером в сентябре 2018 года. Таким образом, президенту США удалось укрепить историческую веру в роль его страны в создании Центральной Европы, а заодно подтвердить особую и все возрастающую роль стран и региона в европейской и мировой политике в момент, когда как раз этим обстоятельством недовольны в Европейском союзе.

< I

I ш 3

* А что Россия? В так называемые «восьмеричные юбилеи» она не

|| вписалась «по факту» по причине своего в них отсутствия либо, наобо-о

ш рот, пугающе-трагического присутствия, как в 1968-м. Уже в нынешнем < 2019 году она упустила возможность провести историческую парал-2 лель между I съездом народных депутатов в Москве, которому в марте 2019 года, так же как и «бархатным революциям», исполнилось 30 лет, и событиями, параллельно начавшимися в странах Центральной Европы и кардинально изменившими ее облик. Последние тридцать лет из тех ста, которые отмечались в Европе и за океаном, российский истэблишмент главным образом делает вид, что не замечает своих бывших восточноевропейских союзников, «высокоморально» не прощает ныне Центральной Европе «предательства послевоенной дружбы» и экономического взаимососуществования (хотя в то же время интенсивно ведет переговоры по энергетическим поставкам). И это несмотря на то, что «у них» уже выросло поколение, воспринимающее экспонаты исторических музеев коммунистического террора не как личную трагедию, а скорее с сочувствием отстраненного наблюдателя: «... они другие. К сч стью, они другие. И их словарь, к счастью, другой. Их не интересуют ни наши успехи, ни наши провинности. .на вступительных экзаменах в вуз эти молодые даже не могут ответить, что такое «процессы», Сталин для них всего лишь имя.» (Кундера, М., 2012: 328) «У нас» уже вступили в самостоятельную жизнь те, кто даже не слышал, что такое Совет экономической взаимопомощи (СЭВ) или Организация Варшавского договора (ОВД), и вообще лишь большими усилиями воли, с невероятными временными затратами (из преподавательского опыта автора) находит на карте Словакию и Словению, не различая особенно между ними.

Центральная Европа остается уделом сужающегося круга ученых, посвятивших ей жизнь. Они уже не могут, как центральноевропейские преподаватели «навязанного русского», переучиться в несколько мгновений на английский и полюбить Англию, хотя также хорошо к ней относятся. Хотя бы потому, что проникновение в суть этого региона на самом деле помогает нам лучше понять самих себя, потому что их писатели, поэты и музыканты, «одомашненные» и почти массово переведенные в свое время у нас, разворачивают перед нами картину жизни ничуть не сла- < бее прославленных мэтров западной и отечественной литературы. Они о

близки нам своими переживаниями, как бы далеко мы не удалялись от времен «братской дружбы навеки», которой хватило лишь на сомнительную половину одного столетия. Читая сегодня Эркеня, Кундеру, Конрада, ловишь себя на мысли, что это и о нас тоже, хотя они думают, что только о них, а мы жили как-то иначе. Рядовые граждане жили примерно одинаково, это наверху руководствовались скорее тем, «что есть нации, которые

<

и <

* обосновались в залах для переговоров, и те, которые всю ночь ожидают || в прихожей» (Кундера, М., 2014: 45). Те «россияне, что при деньгах» для ш учебы и проживания выбирают Лондон, Париж и Нью-Йорк, российская < артистическая тусовка — Юрмалу, Майами и Адриатическое побережье. cl Но это отнюдь не означает, что нормальный образованный русский £ должен выбросить из своих мыслей и знаний ту часть Европы, которая I не входит в сферу жизненных интересов всего лишь трёх-четырех про-| центов общества. Частично соглашусь с кундеровской констатацией, что i нет единой славянской культуры, есть только единый славянский язык. Однако русский язык был могуч уже тем, что произведения переведенных на него авторов становились доступны гораздо более широкой мировой аудитории, так же как в начале ХХ века немецкий и французский языки открывали для центральноевропейцев произведения русских писателей до того, как они были переведены на их родные языки. (Фюлеп Л., 2002: 51). Существовавшая переводческая индустрия, безвозвратно загубленная сегодня, была тем приемом «мягкой силы» — о которой так любят поговорить сегодня — которая действительно, как пазлы скрепляла мысли и души, содействовала взаимопониманию, как никакие нынешние сомнительные усилия. В результате, практически параллельно, 30 лет назад у нас случился I съезд народных депутатов, а у них — «бархатные революции», которые должны были кардинально изменить жизнь тогда еще восточноевропейцев и советских людей, и которые реально сблизили нас в надеждах, оттеснив на время на дальний план воспоминания о сложных периодах совместной истории.

Еще в начале 1990-х годов мы удивлялись тому, как мало знают о той части Европы, которая освободилась от коммунизма, в Западной Европе. Как правильно заметил чешский классик, «мы были для них far away country of which we know little» (Кундера, М., 2014: 56). Это чем-берленовское признание к началу XXI века сменилось лепеновскими восточноевропейскими «сантехниками» и «таксистами»... И больше чем полсотни нобелевских лауреатов, отдавших жизнь науке на ее поистине прорывных направлениях из стран — наследниц Австро-Венгрии, как бы померкли в этом презрительном сравнении... И словно не было ни Листа, ни Шопена, ни Дворжака. <

Не стану утверждать, что знание западной части континента о цен- о тральной даже за полтора десятилетия совместного существования существенно расширилось. Эта часть Европы для «Европы старой» < начинает открываться только сегодня, да и то больше сквозь призму ^ медийной пропаганды и гневных речей евродепутатов... Но заставляет ли задуматься? Кроме тех, кто сегодня живет и работает в этой части Европы, вряд ли. «Недолжным образом понимается хрупкость демокра-

~ тии, появившемся из «котла» коммунистическом тоталитарном тирании,

|| десятилетиями диктовавшей, что людям и странам можно и что нельзя

0

ш делать. Вырвавшись из одной диктатуры, они очень чувствительно < воспринимают любой другой диктат, сопутствующий централизации cl решений. Принятие высокоморальной позиции особенно бестактно и опасно в отношении населения региона, десятилетиями страдавшего □с от коммунизма. Нынешнее отношение Запада к странам Центральной | Европы может привести к дальнейшей коррозии того, что осталось хо-

1 рошего от восприятия ЕС в Венгрии и в регионе» (Йенсен Д., 2018: 30). ^ А вот мы, похоже, сегодня перемещаемся именно в ту стадию, которую как раз можно назвать «стадией сомнительного, неочевидного знания», чему свидетельство сужение преподавания знаний об этой части Европы, уменьшение числа переведенных произведений центральноев-ропейских авторов, за чем последовало снижение интереса к культуре региона в целом; ликвидация научного обмена с его возможностями работать в библиотеках, участвовать в центральноевропейской дискуссии. Замечу, что даже Академия наук Украины находит возможности поддерживать этот формат взаимодействия с центральноевропейскими учеными, в то время как он был вычеркнут из реформированной РАН. Единственной востребованной отраслью знаний об этой части Европы становится энергетика. Одновременно из главного документа российской внешнеполитической стратегии выпал целый регион приоритетной геополитической важности, открывавший нам путь в Европу.

Последней концептуальной основой политики относительно этих стран была отметившая в 2018 году свое 50-летие «доктрина Брежнева», ограничивавшая суверенитет этих стран и созданная в оправдание вмешательства СССР и стран ОВД в события Пражской весны в 1968 году. Разработанная Москвой доктрина была в основных чертах изложена в газете «Правда», в статье «Суверенитет и интернациональные обязанности социалистических стран», где телеграфным языком объяснялось особое положение СССР в Организации Варшавского договора и его право вмешиваться во внутренние дела других стран в случае появления угрозы строительству коммунизма (Окунев Д., 2018).

Эта доктрина была закрыта Михаилом Горбачевым в 1989 году, а его собственной в отношении центральноевропейских государств так и не о появилось. Американцы в шутку прозвали ее «my way», что, следуя из одноименного музыкального произведения Ф. Синатры, могло означать то, что каждый следует собственным путем и что Москва больше не вмешивается. Собственно, это доктринальное невмешательство продолжалось все 30 прошедших лет и нашло свое логичное завершение в последней концепции внешней политики РФ.

* С чего начать в таком случае? Начнем, пожалуй, с простейшего —

|| попробуем напомнить:

0

ш — Что такое Центральная Европа в культурно-историческом, гео-< графическом и актуальном понимании? Вопрос, который должен 2 быть корректно отражен и в терминологии.

£ — Что представляет собой феномен Вишеградской Европы?

1 — Какова роль Центральной/Вишеградской Европы в нынешней 5 геополитике?

I ш 3

Центральная Европа

в культурно-историческом контексте

На эту тему автор писала неоднократно. Однако сегодня, в свете качественно новой геополитической ситуации, когда эти страны, осуществив свою мечту «о возвращении в Европу», все громче заявляют о своем видении ее дальнейшего курса, этот вопрос становится вновь актуальным.

Как мы уже отмечали, идея Центральной Европы сравнима с европейским и мировым пульсом. Она актуализируется всякий раз в канун и тем более на фоне важных геополитических сдвигов, связанных с попытками крупных мировых игроков изменить или закрепить status quo. Если говорить о современности, то она обрела динамику в середине 1980-х годов на гребне набирающих силу революционных тенденций, среди которых существенное место занимал региональный вопрос, в то время особенно тесно увязываемый с вопросом национальных меньшинств, культурных автономий, освобождения от опеки СССР, ликвидации железного занавеса, воссоздания культурно-исторического единства пространства, находившегося между двумя цивилизационны-ми полюсами.

Собственно, среди в то время еще «восточноевропейских» ученых и политиков оспаривались два подхода. Сторонники одного признавали Центральной Европой Германию и Австрию, а государства в то время Восточной Европы — Восточно-Центральной Европой (т.е. востоком Центральной Европы). Другие изначально считали Центральной Европой все пространство бывшей Австро-Венгрии с Германией или «без», и после распада СЭВ автоматически стали применять этот термин к обозначению о постсоциалистических стран Европы.

Последняя концепция все же получила больше сторонников. Связано это было с новыми послевоенными реалиями второй половины ХХ века, в соответствии с которыми Германия относилась к Западной Европе. В словиях грядущих перемен, с конца 1980-х годов, встал вопрос о границах новой Центральной Европы, а именно о том, насколько пространство,

* оказавшееся между СССР и Западной Европой, сможет сформировать || себя в этом качестве. Отсюда появление нескольких региональных ини-ш циатив на рубеже 1990-х годов. Это прежде всего Центральноевропейская < инициатива (ЦЕИ), в рамках которой в то время вырабатывались разные 2 конфигурации, неизбежно повторявшие в очертаниях силуэт Австро-Вен-£ грии, а ныне насчитывающая 17 государств куда более широкого ареала. I В итоге ЦЕИ превратилась в весьма условную и формальную трибуну | государств Центральной, Восточной и Юго-Восточной Европы, замыка-I ющихся на Австрию и Италию. Изначально целью этой структуры было ^ уравновешивание германского влияния на континенте.

Другой структурой, более удачливой и приближающейся к своему тридцатилетию, стала Вишеградская группа или Вишеградская четверка (В4, V4). Также, как и ЦЕИ, она была сформирована на закате советских структур СЭВ и ОВД и при полной поддержке США. Почему она в таком случае оказалась более успешной? Здесь напрашиваются несколько гипотез, о которых мы также писали ранее (Шишелина Л., 2012):

— исторический прецедент взаимодействия (историки ссылаются на встречу трех центральноевропейских королей еще в XIV веке);

— родственный критический реформаторский и антикоммунистический настрой (именно в этих странах в 1956, 1968 и 1980 годах произошли восстания против существующей политической системы);

— наиболее высокие в регионе показатели экономического развития.

Из этого следовало, что:

— надо было опробовать модель конвергенции на более динамичном образовании, чтобы потом расширяться в зависимости от геополитической ситуации;

— Югославия, хотя и не менее, а даже более экономически развитая и открытая страна, к тому же не входившая в структуры СЭВ и ОВД, видимо, все же не вписывалась в планы постбиполярной Европы по версии Запада, потому приоритет был отдан группе стран, расположенных севернее ее географических границ. 2

с

о

Центральная Европа в планах рубежа 1980—1990 годов, с одной стороны, превзошла пространство Австро-Венгрии (ЦЕИ), с другой, ее < ядро было сужено (В4) и даже смещено в сторону Польши, в том числе, в интересах расширения понятия ЦЕ и на государства Балтии. В пользу такой версии говорят активизировавшиеся в XXI веке, особенно во второй декаде, стратегии так называемого Междуморья — объединения

* пространства именно между Германией и Россией, от Балтийского моря || до Черного и Адриатики.

ш Таким образом, сегодня, особенно в свете расширения сотрудни-

< чества Вишеградских стран с балканскими, можно говорить также и о 2 двух (а с учетом других центральноевропейских планов даже о трех) £ скоростях формирования Центральной Европы, которое одновременно I можно рассматривать как обустройство периферии Евросоюза. С точки | зрения современной континентальной стратегии правильно будет го-I ворить о Центральной Европе, которая ассоциируется с Вишеградскими ^ странами и отчасти Прибалтийскими государствами; о Юго-Восточной Европе (в западной политологической трактовке — Западные и Восточные Балканы, разрезавшие на две части Югославию); о Восточной Европе, включающей государства Восточного партнерства.

Это — терминология современной геополитики. Нас заботит то, что в некоторых российских институциях в подтверждение нашей гипотезы об отсутствии концептуальных представлений о месте этих стран в современной Европе и в российской стратегии до сих пор используется очевидно неадекватная терминология. Уже три десятилетия некоторые «эксперты» сумму бывших социалистических стран называют «Центральной и Восточной Европой» то есть, одновременно и Центральной, и Восточной, что, на наш взгляд, является абсолютной бессмыслицей, за которой кроется элементарное нежелание вникнуть в суть происходящего и понятий его отражающих. Об этом, т.е. о неадекватности терминологии новым реалиям, еще в начале 1990-х годов написал известный венгерский историк Петер Ханак. Собственно, в своей полемике с теми, кто употреблял термин «Центрально-Восточная Европа», он всего лишь задавал логичный и справедливый вопрос: где же находится эта Центрально-Восточная Европа: в центре Восточной Европы? Следуя правилу, что «центр» может находиться не только между Западом и Востоком, но и между Севером и Югом, Ханак совершенно закономерно констатировал, что Центрально-Восточная Европа, по логике адептов термина ЦВЕ, может быть представлена исключительно Венгрией и Чехословакией (Напак Р., 1992).

Сегодня, когда страны Вишеграда уже вполне очевидно представляют собой Центральную Европу, а понятие Восточной Европы перешло к странам — объектам программы Восточного партнерства, центром о Восточной Европы предстает. Украина.

Однако мы явно имеем в виду гораздо более широкое пространство, к которому данный термин не подходит, и потому в очередной уже раз 5 настаиваем на имеющих определенный смысл понятиях: Центральная Европа, Восточно-Центральная Европа (по версии тех, кто считает и Германию центральноевропейской страной). Есть логика в используемом

* нашими коллегами из Института славяноведения РАН термине «Цен-|| тральная и Юго-Восточная Европа». Однако объединение двух понятий ш нашими коллегами опять же имеет обусловленность, а именно вмещает < таким образом все европейское славянство, проживающее как в Цен-cl тральной Европе, так и на Балканах.

£ Говоря о Центральной Европе, хочется подчеркнуть еще один — два

I момента из дискуссии конца 1980-х — начала 1990-х годов. Продолжая | анализировать исторические, социально-экономические и культуро-£ логические аспекты развития России и Западной Европы, П. Ханак ^ делает вывод о том, что, подвергая сомнениям существование Центральной Европы, нельзя отрицать ее историческое существование, как не приходится отрицать и принадлежность к Центральной Европе Венгрии, Чехословакии и Польши. К так называемому историческому существованию, следует добавить такой феномен, характеризующий распавшееся целое, как «существование в умах», т.е. «идейное присутствие» (Hanak Р., 1992).

Немало размышляя о судьбе своей страны и региона «за железным занавесом», уже находясь во французской эмиграции, Милан Кундера писал: «Являются ли частью Центральной Европы три Прибалтийских государства? А Румыния, которую Православная церковь тянет на Восток, а румынский язык на Запад?» (Кундера М., 1984: 58) «Центральную Европу нельзя свести к понятию «Mitteleuropa», она полицентрична и предстает в ином свете, если смотреть на нее из Варшавы, Будапешта или Загреба. Но, какова бы ни была перспектива, в какой ее рассматривают, в ней просматривается некая общая История; из чешского окна я вижу в середине XIV в. первый центральноевропейский университет в Праге, в XV в. — гуситскую революцию, провозгласившую Реформу; в XVI в. я вижу, как империя Габсбургов складывается постепенно из Богемии, Венгрии, Австрии; я вижу войны, которые в течение двух веков будут защищать Запад от турецкого вторжения; я вижу Контрреформацию со всплеском искусства барокко, которое распространило архитектурное единство по всей этой обширной территории и до Прибалтийских стран» (Кундера М., 1984: 59). Пишет Кундера и о сопротивлении этих народов германизации в XIX в., и о советизации в ХХ веке: «Я не вижу ничего ^ более восхитительного в Европе второй половины ХХ в., чем эта золотая о гирлянда возмущений.» (Кундера М., 1984: 60).

Ему как бы вторит венгерский писатель Шандор Чоори: «Обитатели данного региона почти все, как один, могут сказать: в этом столетии ^ они прошли через все виды зла, которые способны загубить и народы, и отдельного человека. Познали внешние и внутренние апокалипсисы. Но то, что каким-то образом, неся живые потери и зачастую выворачи-

о

^ ваясь наизнанку, нам все-таки удалось выжить, пока еще вооружает нас || некоей «немой философией» и «немым политическим самосознанием» £ (Чоори Ш., 358)

< Критический настрой — это то, что является чертой, присущей ре-

гиону, оказавшемуся на стыке цивилизаций и пытающемуся практично выбрать лучшее из двух данностей. «Страна — паром» — это определение венгерского поэта Эндре Ади относительно его страны весьма точно и одновременно трагически характеризует историческую судьбу Центральной Европы: «Страна — паром. даже в самых талантливых своих снах она лишь ползала взад-вперёд меж двух берегов, с Востока на Запад» и обратно. Причем в то время, как доживший лишь до 1919 года Ади считал более счастливым восточный берег, Кундера, Чоори, Конрад явно считали берегом судьбы западный.

На этом стыке культур и представлений у региона появляется свой путь, который можно сравнить с искомым еще русскими евразийцами «третьим». Есть свой стиль, отраженный в его музыке, поэзии и прозе, в захватывающей дух архитектуре, в достижениях науки, удостоенной десятков нобелевских премий. Есть, несомненно, и свой собирательный герой, которого венгерский литературный критик Эндре Бойтар нашел, к примеру. в Швейке, как образце, идеале, архетипе и общечеловеческой модели. «Именно это, "швейкизм" подарили мы миру: искусство выживания, умение околпачить Историю, науку существовать.» (Бойтар Э., 2002: 340). Согласны, есть и другие герои в многогранной центрально-европейской литературе, которые востребованы в разных исторических обстоятельствах, и в разное время.

И это еще одно подтверждение того, что Центральная Европа — это мощная идея, силы которой возобновляются в постоянной борьбе с принимаемыми с востока и запада вызовами. В восьмидесятые годы, когда актуализировалась дискуссия о будущем региона, Милан Кундера не мог остаться в стороне, написав эссе «Похищение Запада, или Трагедия Центральной Европы». «"Географическая Европа" (простертая от Атлантики до Урала) всегда делилась на две части, каждая из которых развивалась самостоятельно: одна была неразрывно связана с античным Римом и католической церковью, другая опиралась на Византию и православную церковь. После 1945 года граница между этими двумя Европами пере- о двинулась на несколько сотен километров на запад, и однажды утром несколько наций, всегда причислявших себя к Западу, обнаружили, что

теперь они находятся на Востоке. Как следствие, после войны ситуация ¡^

<

по-разному сложилась в трех частях Европы: в Западной, в Восточной, и — наиболее остро — в той части, что географически находится в центре, и чья культура принадлежит Западу, а политический режим — Востоку»

< I

I ш 3

* (Кундера, М., 1984). Сейчас ситуация изменилась, и эта часть Европы

|| 15 лет назад стала частью Европейского союза, т.е. вернулась на Запад.

о

ш Однако и здесь «центральноевропейской душе» опять неспокойно. < И еще один важный момент о постоянном присутствии идейного

cl образа Центральной Европы в умах местной интеллигенции, часто считавшей Центральную Европу мифом о равносправедливом для всех населяющих народов устройстве региона, которое является недостижимым в силу целого ряда геополитических, культурологических, экономических и иных факторов. В той или иной форме мифологичность понятия допускали венгерские ученые Эмиль Нидерхаузер (Niederhauser E., 1986), Петер Кенде (Kende P. 1992), англичане Эрик Хобсбаум (Hobsbawm E., 1990) и Тимоти Гартон Эш (Ash T.G., 1992), чех Богумил Долежал (Dolezal В., 1992) и многие другие. Эрик Хобсбаум, в частности, писал о термине Центральная Европа следующее: «Это скорее политика, нежели география, скорее программа, нежели реальность». А Богумил Долежал, определяя Центральную Европу как "культурно-историческую меланхолию", не более, считал ее определяющие ценности одновременно общеевропейскими ценностями.

Тем не менее планы воплотить эту манящую идею в жизнь осуществлялись, удачно или нет — это другой вопрос. Центральная Европа в нынешнем ее понимании родилась 100 лет назад. В 1918 году на руинах двух крупнейших исторических империй реализовался «план Вильсона», открывший собой череду трагических экспериментов с границами и национальным вопросом, которые создают напряженность в регионе и сегодня. В меньших масштабах, нежели когда-либо, но этот призрачный шлейф исторического наследия еще периодически зависает над регионом. 100 лет народы между Германией, Италией и Россией, по образному выражению М. Кундеры, «обреченно ожидали в коридоре своей судьбы». Вот уже 30 лет, как они пытаются избавиться от этой роли и упорно врываются в зал заседаний «больших», смешивая их карты и нарушая их планы. Так случилось в свое время с попытками принять единую Европейскую конституцию, а затем — Лиссабонский договор, потом — в противодействии западноевропейскому экономическому лоббизму на фоне кризиса, сегодня — в связи с брюссельскими планами распределения мигрантов. Становится похоже на то, что судьба о решается параллельно — и в зале, и в коридоре, причем ситуация в коридоре явно дестабилизирует атмосферу в зале. Всех сплачивает лишь предстоящая картина нарастающей угрозы «дефенестрации» Британии из Европейского союза после неудачных попыток договориться.

* Феномен Вишеградской группы

|| и ее роль в современной геополитике

ш Если вернуться к столетней истории Центральной Европы, то здесь

< на фоне других высвечивается, с нашей точки зрения, стержневая тен-2 денция преобразования региона таким образом, чтобы сохранить тради-£ ционные экономические связи и возможности обеспечения прав нацио-I нальных меньшинств, при любых раскладах остававшихся за пределами | единого государства. Австро-Венгрия не была передовой экономической I державой, но она была ведущим культурным центром Европы и мира ^ именно благодаря многообразию культур в их взаимопроникновениию. Можно перечислять десятки гениев с неочевидностью их принадлежности немецко-австрийской, венгерской, чешской ли среде. Писавшие на своих языках центральноевропейцы, в отличие от Кафки и предпочитавших немецкий язык ученых, может, остались менее известны, но от этого они не могут считаться менее талантливыми, нежели их ученые-соотечественники, влившиеся в мировую культуру и науку благодаря другим европейским языкам.

Среди межвоенных планов устройства региона были более и менее известные. Были даже попытки осуществления некоторых из них, таких как план Дунайской конфедерации словацкого политика и премьер-министра Чехословакии в 1935—1938 годах Милана Годжи. Однако эти предложения не были поняты и приняты Европой Западной. Тогда регион жил идеей преодоления послевоенных травм, собирания центральноев-ропейского пространства из новых государственностей. Важно было преодолеть комплекс вражды, примирить «победителей» и «побежденных».

Работа, которая началась было после Первой мировой войны, оказалась прервана Второй, но и после нее она быстро возобновилась. Здесь следует упомянуть Дунайскую конфедерацию, планы объединения Юго-Восточной Европы, планы Владислава Сикорского. Однако если до Второй мировой войны их осуществление зависело всецело от западных союзников, то после нее — от СССР, который принимал решение, руководствуясь своими стратегическими интересами в первую очередь. Так возникли здесь СЭВ и ОВД, закончившие путь в 1991 году и вновь открывшие дорогу разработке и осуществлению идеи Центральной Европы. < С 1980-х годов опять на стол легли преимущественно прежние планы о Центральноевропейских союзов, но главным среди них был Австро-Венгерский проект. Вынашивались даже планы о том, что во главе новой < конфедерации может встать Отто фон Габсбург. Однако и в этот раз цен-тральноевропейцам опять пришлось «ожидать в коридоре», теперь уже мнения западных держав. К тому времени СССР распался и занялся преимущественно своими собственными внутренними проблемами. Похоже,

* что «в зале» решили не дать возможности возродиться Австро-Венгрии,

|| но сочли полезным поддержать одновременно большую по пространству

0

ш и оттого достаточно рыхлую структуру — ЦЕИ и меньшую — Вишеград-< скую группу, которая, в зависимости от обстоятельств, смогла бы расши-2 ряться в других направлениях.

£ Вишеградская группа оказалась более успешным проектом. Может

1 быть, помимо перечисленных нами уже выше факторов, в силу родства | интересов и схожести задач, а еще почти полного взаимопонимания I между политиками первой волны трансформаций, которые находились ^ во главе Венгрии, Польши, Словакии и Чехии на самых важных этапах

становления этой структуры. Способствовала этому в определенной мере и «дорожная карта» преобразований, разработанная Евросоюзом. В 2021 году «четверка» отметит свое тридцатилетие. В исторической перспективе это много. Даже современный Европейский союз одновременно отметит в том же году всего лишь 28-летие. Таким образом, Вишеградская группа, не без проблем, но выполнила свою историческую миссию. Она сумела сделать то, чего не удавалось до этого за всю столетнюю историю региона: миф о Центральной Европе она воплотила в жизнь.

Феномен вишеградского объединения в том, что оно осуществило мечты государств-наций о свободе от директив и указаний, раздающихся из «зала» и от возвышения какого-либо из государств-членов внутри своего союза. Кроме того, «четверка» на волне всеобъемлющей конвергенции, связанной с трансформациями и реформами, сумела сбалансировать этот процесс и тем самым изменила свою роль внутри Европейского союза.

В нынешних реалиях, однако, когда снижается привлекательность «восточного берега», образный «центральноевропейский паром» все прочнее пристает к западному. Да, на восточном берегу еще остается некоторая экономическая заинтересованность и культурно-исторические привязанности, однако в целом, на нем не наблюдается сегодня той привлекательной общественной идеи, инновационных экономических решений, убедительного культурного подъема, стать участниками которого эти страны желали бы. Вместе с тем опыт стран Центральной Европы, которые в целом успешно провели реформы начатые тридцать <

с

лет назад, а кроме того, создали «мягкую региональную интеграцию», о

мог бы быть более пристально изучен в России и в мире. Если принять во внимание растущий авторитет Вишеградских стран в Европейском союзе и более удачный опыт общественно-политических и экономических преобразований, нежели в России и во многих бывших союзных республиках, то можно уловить тенденцию к превращению «исторического парома» во вполне реальный континентальный центр, по весу приближающий-

к

<

и <

* ся к историческому австро-венгерскому. У большинства региональных || лидеров такие амбиции присутствуют. Эту тенденцию четко уловили

ш в Белом доме, по-видимому, ощутили и в Пекине, который создал форум

< 16+1, распределив его научные, технологические и финансовые центры

CL в Вишеградской Европе. Таким образом, в настоящее время есть доста-

£ точно внутренних и внешних условий, которые укрепляют централь-

ir ноевропейский регион и позволяют говорить о реальном возрождении

5 Центральной Европы.

II

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Ash T.G. Létezik-e K0zep-Európa? Századvég, Bp., 1992, különszam.

BasoraA. F.: U.S. Policy toward Central and Eastern Europe: Forging a Partnership with the Czech Republic. Perspectives. Prague. 1994. № 3.

Burmeister H.-P. Nemetország és Kozep-Európa. Lehetoségérzék és az értekek széthullasa. Százádveg. Bp., 1992, különszam.

Dolezal B. Kórkérdes. Századvég folyirat. Bp., 1992, különszam.

Gál I. Kózép-Európatól Kárpat-Eurápaig. Helyünk Európaban. Nézetek es koncepciók a 20. századi Magyárórszágon. I kötet. Bp., Mágveto konyvkiadó, 1986.

Gyarmati G. Magyarorszag Kozep-Europaisaga. Tortenelmi adottsagok — jelenkori konzekvenciak. Szazadveg, Bp., 1992, kulonszam.

Hajdu A.A. Kozép-Európa fogalom újszerü megkózeliteséról. — Külpolitika.Bp., 1988, № 4.

HanákP. Kezdjúk újra a régio-vitat? BUKS, Bp.,1992, Tavasz.

Hauner M. Germany? But where Is It Situated? Germany in Central Europe, between East and West. In: Perspectives. Prague, 1994, № 3, summer.

Hobsbawm E. Kozép-Európa, politika es kultura. Társadalmi szemle, Bp., 1990, 1.

Kende P. Van-e még eselye és értelme egy kozép-európai allamf0derációnak? Századvég, Bp., 1992, kül0nszám.

Konrad G. Den westlichen Hohlenforschern zur Aufmerksamkeit empfohlen. -Mitteleuropa — Traum oder Trauma? Bremen, Ed. Temmen, 1988.

NiederhauserE. A kelet-európai fejlodés kérdeséhez. Helyünk Európaban. Bp., 1986, II.

NiederhauserE. A kelet-európai egysége es kül0nbsége. Magyar Tudomány, Bp., 1988, 9.

NiederhauserE. Kórkérdes. Századvég folyóirat kül0nszámon.

Pách Z. P. A k0zep-kelet-európai regió az újkor kezdetén. BUKS, Bp.,1991, Ósz.

Polreich M. Central East European Security Perspectives. — Perspectives. Prague, 1993/94. № 2, winter.

Klaus V. The Czech Republic and European Integration. Perspectives, 1993/94 winter, № 2.

Vit M., Baran M. (eds) Transregional versus National. Perspectives on Contemporary Central

European History. Ibidem, Stuttgart, 2017. <

Бойтар Э. Пунктуальность восточноевропейца. Венгры и Европа. М., НЛО, 2002. Р

Йенсен Д. Социально-экономические модели стран Центральной Европы: перезагрузка //

Современная Европа. 2018. № 7. <

Кундера М. Занавес. СПб. 2014.

Кундера М. Шутка /Милан Кундера. Собрание в четырех томах, т. 2. СПб. 2012. Кундера М. Трагедия Центральной Европы / The New York Review of Books. Volume 31, No. April 26, 1984. Перевод А. Пустогарова. URL: https://www.proza.ru/2005/12/16-142

<

• Окунев Д. Социализм в опасности: как появилась «доктрина Брежнева». Газета ру. 26.09.2018. URL: https://www.gazeta.ru/science/2018/09/26_a_11997739.shtml

сЗ

Шишелина Л. Вишеград в стихии преобразований // Вишеградская Европа. Ежегодное при-ïï ложение к журналу ИЕ РАН Современная Европа № 4. 2012.

<с

i= Шишелина Л. Расширение Европейского союза на восток и интересы России. М.: Наука, 2006.

0

Éq Фюлеп Л. Национальная самодостаточность. Венгры и Европа. М.: НЛО, 2002.

LU

к Эгберт Я. Новые отношения между Востоком и Западом в Европе после распада СССР // <

1 Международный диалог. № 1, 1998. 1

£ REFERENCES

и Ash T.G. Létezik-e Kozep-Europa? [Does the Central Europe exist?] In: Szâzadvég [Century]. Bp., 1992, special edition.

Basora A. F.: U.S. Policy toward Central and Eastern Europe: Forging a Partnership with the Czech

Republic In: Perspectives. Prague. 1994. № 3. Bojtar E. Punktual'nost' vostochnoevropejca. [Punctuality of an Eastern European]. In: Vengry i

Evropa. [Hungarians and Europe]. Moscow, 2002. Burmeister H.-P. Nemetorszâg és Kozep-Europa. Lehetoségérzék és az értekek széthullasa [Germany and Central Europe. The diversion between feeling of the possibile and the values]. In: Szâzadvég [Century]. Bp., 1992, special edition. Dolezal B. Korkérdes. Szâzadvég folyirat [The Question of Time]. Bp., 1992, kulonszam. In:

Szâzadvég [Century]. Bp., 1992, special edition. Egbert Ya. Novye otnosheniya mezhdu Vostokom i Zapadom v Evrope posle raspada SSSR [New relations between East and West in Europe after the collapse of the USSR]. In: Mezhdunarodnyj dialog [International dialogue]. № 1, 1998. Fyulep L. Nacional'naya samodostatochnost' [National self-sufficiency]. In: Vengry i Evropa.

[Hungarians and Europe]. Moskva, NLO, 2002. Gâl I. Kôzép-Eurôpatôl Kârpat-Eurâpaig. Helyunk Europaban [(From Central Europe to the Carpathian Europe. Our Place in Europe]. In: Nézetek es koncepciok a 20. szâzadi Magyârorszâgon [The Views and Conceptions in the XX Century Hungary.] Volume I. Bp. Magveto, 1986.

Gyarmati G. Magyarorszag Kozep-Europaisaga. Tortenelmi adottsagok — jelenkori konzekvenciak [The Central Europeanism of Hungary. Historical Preconditions — Modern Consequences]. In: Szâzadvég [Century]. Bp., 1992, special edition. Hajdu A.A. Kozép-Europa fogalom ûjszeru megkozelitesérol [About Contemporary Estimation of

Notion 'Central Europe']. In: Kulpolitika [Foreign Policy]. Bp., 1988, № 4. HanâkP. Kezdjûk ûjra a régio-vitat? [Should We Restart the Regional Discussion?] In: BUKS, Bp., 1992, Spring.

HaunerM. Germany? But where Is It Situated? Germany in Central Europe, between East and West.

In: Perspectives. Prague, 1994, № 3, summer. <

Hobsbawm E. Kozép-Europa, politika es kultura [Central Europe, Politics and Culture]. In:

Târsadalmi szemle [Social Review], Bp., 1990, 1. Jensen D. Social'no-ekonomicheskie modeli stran Central'noj Evropy: perezagruzka [Socio- <

4/

Economic Models of Central European Countries: Reloading]. In: Sovremennaya Evropa [Contemporary Europe]. 2018. № 7. <

Kende P. Van-e még eselye és értelme egy kozép-europai allamfoderâcionak? [Are there Still Chances and Sense in the Fderation ofCentral Euroepean States?]. ]. In: Szâzadvég [Century]. Bp., 1992, special edition.

Konrad G. Mitteleuropa — Traum oder Trauma? [Central Europe — Grief or Trauma?]. In: Den x westlichen Hohlenforschern zur Aufmerksamkeit empfohlen [Filling in the White Spots in

Western Research]. — Bremen, Ed. Temmen, 1988. ö Kundera M., Shutka [Joke]. Vol. 2. SPb. 2012. x Kundera M., Zanaves [A curtain].

Éo Kundera, M., Tragediya Central'noj Evropy [Tragedy of central Europe]. In: The New York Review of Books. Volume 31, No. April 26, 1984. URL: https://www.proza.ru/2005/12/16-142

<

Niederhauser E. A kelet-európai egysége es kûlônbsége [East European Integrity and Divergence]. ^ In: Magyar Tudomány [Hungarian Science], Bp., 1988, 9.

h Niederhauser E. A kelet-európai fejlodés kérdeséhez [To the Question of Central-European ^ Development]. In: Helyünk Európaban [Our Place in Europe]. Bp., 1986, II.

Niederhauser E. Kórkérdes [The Question of Time]. In: Századvég [Century], Bp., 1992, special edition.

OkunevD. Socializm v opasnosti: kak poyavilas' «doktrina Brezhneva» [Socialism is in danger: how the «Brezhnev Doctrine» came about.] In: Gazeta ru. URL: https://www.gazeta.ru/ science/2018/09/26_a_11997739.shtml (accessed: 26.09.2018).

Pách Z. P. A kôzep-kelet-eurôpai regió az újkor kezdetén [The East-Central European Region at the Beginning of a New Era]. In: BUKS, Bp.,1991, Spring.

ShishelinaL. Rasshirenie Evropejskogo soyuza na vostok i interesy Rossii [EU enlargement to the east and Russia's interests]. M.: Nauka, 2006.

Shishelina L. Visegrad v stihii preobrazovanij [Visegrad under transformation]. In: Vishegradskaya Evropa. Ezhegodnoe prilozhenie k zhurnalu IE RAN Sovremennaya Evropa [Visegrad Europe. Annual supplement to the journal of the IE RAS Contemporary Europe]. № 4. 2012.

The renaissance of the Сentral Europe

Author. Lyubov Shishelina, Doctor of Sciences (History), Head of Department for Central and Eastern European Studies, Institute of Europe, Russian Academy of Sciences. Address: 11-3, Mokhovaya str., Moscow, Russia, 125009. E-mail: l.shishelina@gmail.com

Annotation. The article analyzes the development of Central Europe from the beginning, i.e. the time of its creation to the present day in the historical and geopolitical context. There are being interpreted Central European approaches to the concept of Central Europe as well as the historical perceptions of the World Powers. The author draws attention to the inadequate definitions of the region that can be found in the articles of the Russian researchers and publicists and undertakes the attempt to explain his scientific position on this issue, which in fact coincides with the existing approaches in the foreign classification and reflects the trends of time and world geopolitics. Among the Central European regional structures, the author specially stresses the importance of the Visegrad group, drawing a parallel between this structure and the long-cherished idea of equal and free coexistence of states and peoples in the region.

Key words: Central Europe, East-Central Europe, South-Eastern Europe, Visegrad group, regional policy.