CC BY
59
ИСТОРИЧЕСКИЙ ВЫБОР
УДК 94.4
Михаил ВЕДЕРНИКОВ
ИСТОРИЧЕСКИЕ ПРЕДПОСЫЛКИ ВИШЕГРАДСКОГО ПОЛИТИЧЕСКОГО СТИЛЯ
Аннотация. В статье предпринята попытка выявить истоки особого "политического стиля" стран Вишеградской четвёрки (В4). Его зарождение было обусловлено существованием уникального центрально-восточноевропейского культурного кода, который сформировался благодаря длительному совместному историческому развитию народов стран В4 в рамках империи Габсбургов. XX век, насыщенный подчас трагическими для народов Центральной и Восточной Европы событиями, привёл к дальнейшему размыванию остававшихся различий в менталитете, его унификации. В условиях развала социалистического блока создание В4 стало закономерным итогом, подтвердившим существование региональной общности. Говоря о современных политических тенденциях, автор подчёркивает, что историческая память о времени, когда страны находились в прямой или косвенной зависимости, приводит к тому, что современные политики умело используют эти настроения, взывая к необходимости защиты национальных интересов.
Ключевые слова: революция, Вишеград, В4, Вишеградская четвёрка, Центральная Европа.
Введение
В последнее время в политологических дискуссиях появились суждения об особом "вишеградском стиле" европейской политики [Шишелина, 2016: 20]. Подобное обобщение межгосударственных отношений Венгрии, Польши, Чехии и Словакии в рамках ЕС выглядит правомерным, особенно в свете событий, которые выпали на долю европейской цивилизации в последние годы (миграционный кризис, нарастание террористических угроз). Как и любой исторический процесс, данное явление имеет глубокие исторические корни, которые берут своё начало не 26 лет назад,
© Ведерников Михаил Владимирович - к.и.н., научный сотрудник отдела исследований Центральной и Восточной Европы и Центра вишеградских исследований Института Европы РАН. Адрес: 125009, Москва, ул. Моховая, 11-3. E-mail: vishma@mail. ru
Статья подготовлена при финансовой поддержке РФФИ в рамках проекта № 17-0700016 "Россия и Центральная Европа: проблемы и перспективы взаимоотношений в условиях мирового политического кризиса ".
когда было принято решение об образовании Вишеградской четвёрки, а намного раньше. Между тем для современной науки свойственно объяснять подобную модель поведения возникновением в недавнем прошлом внешних факторов, сыгравших роль спускового механизма для её выработки.
Среди большого числа работ1, в которых предпринимается попытка исследовать особый "культурный код" региона, интересно выделить монографию Чабы Д. Киша2, где автор пытается показать схожесть национального развития региона. Он полагает, что страны Вишеграда развивались под воздействием "окраинного сознания", которое и по сей день не позволяет нынешним народам слиться с остальной Европой. По его мнению, в условиях кризиса мультикультурализма, когда на передний план выдвигается идея национального сознания и идентичности, повышается значимость регионального мышления, а значит, и вишеградской идеи.
Предпосылки сближения
Отправной точкой вишеградского "сотрудничества" принято считать встречу венгерского, чешского и польского королей в 1335 г. в Вишеграде, в ходе которой велись переговоры о создании военного союза против австрийского соседа. Однако в этом факте присутствует больше внешних атрибутов и символизма, нежели реального воздействия на развитие дальнейших контактов. Так, только в XIX в., особенно его второй половине, эти народы, под воздействием развития национальных и политических теорий и движений, начинают лучше узнавать друг друга, находят точки соприкосновения.
Прежде всего необходимо напомнить, что нынешние страны-участницы В4 лишь после окончания Первой мировой войны в 1918 г. сумели обрести независимость и создать свои национальные государства. До этого времени они не обладали собственной государственностью и развивались в пределах других политических образований. Прежде всего речь идёт об Австро-Венгрии, которая объединила под своим правлением представителей всех вышеупомянутых народов, а также о Российской и Германской империях, в состав которых были включены части Речи По-сполитой после её разделов во второй половине ХУШ в. Говоря о характере их присутствия в рамках многонациональных империй Европы, стоит отметить, что каждый из народов - поляки, чехи, словаки и венгры - находился на разной ступени политико-государственного развития. Так, если венграм в ходе длительной борьбы удалось преобразовать Австрийскую империю в дуалистическую Австро-
1 См. например: Вишеградская Европа: откуда и куда? Два десятилетия по пути реформ в Венгрии, Польше, Словакии и Чехии / Под ред. Л.Н. Шишелиной - М.: Весь мир, 2010; Internal Cohesion of the Visegrad Group. Bratislava: Veda, 2013; Marusiak J. Visegrad Group - a newly emerging power in Central Europe? // International Social Science Journal. 2016. roc. 33. c. 2. s. 45-56; Husak J. National Identity of the Political Parties in the Visegrad Region // LEurope en Formation 2012. 2 . p. 265-287; Transregional versus National Perspectives on Contemporary Central European History. Studies on the Building of Nation-States and Their Cooperation in the 20th and 21st Century. 2017; Lukasek L. Visegradska skupina jako vyznamny stredoevropsky fenomen. Praha. 2007; Havelka M., Cabada L. Zapadni, vychodni a stredni Evro-pa jako kulturni a politicke pojmy. Plzen. 2000.
2 Csaba G. Kiss. Powinowactwa wyshehradzkie.Wspomnienia, szkice,eseje. Warszawa. 2016.
Современная Европа, 2017, №7
Венгрию (1867 г.), где им предлагалось место второго привилегированного народа после немцев, то словаки находились в процессе политической самоидентификации в рамках Венгерского королевства. Вопросы, кто такие словаки и какое место они должны занимать в империи, были предметом дискуссий интеллектуалов и становились темой активного обсуждения. В свою очередь, чехи, экономический потенциал которых признавался габсбургскими властями и чьи земли обозначались как "жемчужина империи", прилагали усилия для приобретения равных позиций с немцами и венграми в области языка, участия в политической жизни и сфере образования. Положение же поляков было самым неопределённым, поскольку их развитие на протяжении 123 лет вплоть до обретения независимости в 1918 г. проходило на территории трех различных государств. Габсбурги, Гогенцоллерны и Романовы выстраивали свою собственную политику, стараясь подчас создать образ благополучного существования поляков на собственной территории для привлечения внимания со стороны соседствующих "единоплеменников". Это не в последнюю роль способствовало развитию сепаратистских настроений, в особенности среди поляков в Царстве Польском, что проявилось в двух крупных восстаниях в 1830 и 1863 г.
Таким образом, можно говорить, что каждый из народов находился в состоянии борьбы за национальные права и определение своего места в империи. Помимо прочего, необходимо подчеркнуть то обстоятельство, что начиная со второй половины XIX в. в рассматриваемом регионе происходит оформление политических партий и политических институтов, на появление которых довлеющее влияние оказывала "национальная компонента" - совокупность идейных воззрений, указывающая на важность отстаивания национальных интересов в рамках иного окружения. Так, первая чешская партия Национальная партия (старочехи), заложенная в 1848 г. Ф. Палацким и Ф. Ригером, в качестве основного требования выдвигала необходимость осуществления чешского исторического государственного права, то есть права на национальную автономию в рамках Габсбургской империи. В дальнейшем (1897 г.) появилась национально-социальная партия, которая выступала за право свободного самоопределения, государственную самостоятельность, законность и полное равноправие с немцами. Говоря о принадлежности чешских партий к тому или иному политическому течению, В. Доубек отмечает, что для среднеевропейского мышления (чешского, словацкого, польского, венгерского) не было свойственно чистое восприятие либеральных идей, поскольку идеалы этого направления политической мысли были тесны для данного общества и не могли впитываться в сознание обывателя без привязки к национальному аспекту их проживания в Центральной Европе. В этой связи он говорит об эволюции центральноевропейской политики под влиянием "национального либерализма" [Doubek, 2004: 4-15].
Значение национального фактора в развитии политических идеологий в чешских и словацких землях усиливалось также благодаря деятельности, так называемых будителей, которые работали на ниве расширения использования национального языка в литературной среде и повседневной жизни. Подобные движения были естественной реакцией на засилье немецкого элемента в Чехии и венгерского в Словакии. Как отмечают современники, существовало опасение, что "немецко-венгерский дуализм неизбежно превратится в бастион пангерманского империализма". В свою очередь, венгры также имели большие претензии к австрийским немцам и дуалистической конституции 1867 г. Так, если одни были недовольны
тем, что венгерскому государству не была предоставлена независимость, то другие с недоверием относились к искусственной природе двуединого государства. Далее всех шёл Лайош Кошут, лидер венгерской революции 1848 г., который говорил, что независимость Венгрии от Австрии останется мёртвой буквой до тех пор, пока венгры не обеспечат свободу всем остальным нациям, проживающим рядом с ними [Яси, 2011: 122].
В процессе национальной эмансипации малых славянских народов в условиях постоянного прессинга со стороны титульных представителей Австро-Венгрии существовала необходимость в идейно-политической интерпретации их требований. Помимо языковой и культурной общности чехи, словаки и поляки обнаружили наличие общих интересов и целей, что непосредственно вело к установлению активных связей и контактов между ними. Такой платформой взаимодействия в конце XIX - начале XX в. стала идея славянской общности, в рамки которой встраивались призывы к равноправию, политической независимости и национальному суверенитету. Исследователи отмечают, что создатели различных славянских идеоло-гем умело использовали эти идеи в обстановке усиления германских и австро-немецких притязаний для достижения экономических и политических целей [Ненашева, 1984: 4]. Так, развитие чешского, польского и словацкого национализ-мов (в разной степени) во второй половине XIX - начале XX в. оказывало влияние на формирование повестки дня имперских властей, заставляло их подчас идти на уступки и расширение прав того или иного народа. Таким образом, можно говорить, что славянские народы, формируя в пределах композитарной монархии общую критическую массу недовольства, провоцируя конфликты с правительственными структурами и выступая затем общим, часто не совсем слаженным фронтом, включались в процесс государственно-политического строительства, который после таких интервенций не мог не развиваться в двух встречных направлениях. Однако, как отмечает А. Миллер, нужно иметь в виду тот факт, что ни одно национальное движение не существует вне противостояния другому, а иногда и ряду других, стремящихся удовлетворить свои иерархии идентичностей и ценностей [Миллер, 2000: 18]. Это важно для понимания того, что славянские народы имели намерение сближаться друг с другом только при возникновении особой, чрезвычайной ситуации, способной нарушить фундаментальные основы их пребывания в рамках империи1 . Сказанное выше не стоит воспринимать как утверждение о возможности всеславянского объединения в рамках Австро-Венгрии или в более широкой перспективе. Развитие и угасание неославистического движения в начале XX в. чётко показало, что между славянскими народами отсутствовала мощная объединительная идея, которая соответствовала национальным амбициям и прагматичным потребностям чехов, поляков и других народов. Этого не могло произойти в силу различающихся исходных условий, взаимоисключающего восприятия места России в славянской семье (в особенности у поляков), мощного культурного и политического воздействия Запада на эти народы [Павленко, 1998: 59].
1 Таким образом, в дальнейшем такое ситуативное сближение, характеризующееся нацеленностью на совместное преодоление схожих преград для достижения конечной цели, стало характерной чертой сотрудничества этих народов.
Великая война и последующая трансформация региона
Общность судеб народов нынешней Вишеградской четвёрки особенно отчётливо проявилась в годы Первой мировой войны (1914-1918). Под воздействием внешних факторов чешский, словацкий, польский и венгерский вопросы стали объектами дискурса международной повестки дня. Особое место в переходе этой проблематики из разряда внутренних обсуждений австро-венгерской, германской и российской империй сыграли представители национально ориентированной интеллигенции, которые в предвоенные годы выступали с позиций охранения положения их соотечественников в рамках мультикультурных государств. События мирового конфликта предоставили возможность особенно широко заявить о многочисленных претензиях чехов и словаков к империи, о наличии и об остроте которых до войны, за исключением группы интересующихся профессионалов и политиков в Европе, мало кто знал. Польский узел противоречий был более злободневен и являлся предметом широкого обсуждения, однако дальше этого процесс до 1914 г. не продвигался. Судьба венгров, как народа, стоявшего якобы на стороне развязавших войну центральных держав, стала предметно рассматриваться только под конец войны, когда страны Антанты в июне 1918 г. приняли окончательное решение о неизбежном расчленении Австро-Венгрии. Важность перемещения национальных вопросов из разряда внутренней политики в международную плоскость явственно чувствуется при их детальном сравнении с национальными нарративами, которые не приобрели такой статус и, таким образом, не были разрешены. Прежде всего речь идет об "украинском вопросе", который не смог выйти за рамки внутреннего дискурса империй и стал демонстрацией возможной судьбы чешского, словацкого, венгерского и в меньшей степени польского вопросов в послевоенных реалиях европейского мира.
В сознании, возможно, главного деятеля национально-освободительного движения времен Первой мировой войны Т.Г. Масарика события 1914-1918 гг. были обозначены как "мировая революция". Если рассматривать это понятие более широко, нежели просто "коренной и резкий переворот в чем-то", а обратиться к первоначальному пониманию этого явления, взятого из астрономии, как "возможности кругового вращения, попятного движения", то масариковская "мировая революция" стала попыткой возвращения в прошлое, которое для каждого из народов было связано с независимостью. Оно внушало надежду на дальнейшее самодостаточное развитие центральноевропейских народов в свободной Европе. Однако европейская история не приготовила народам Центральной Европы спокойного существования. Э. Бенеш, второй президент Чехословакии, указывал на значительные сложности для небольших государств, расположенных по соседству с тоталитарными, отстаивать свою независимость, свою национальную позицию, свои национальные интересы [Марьина, 2013: 9]. В межвоенное время в условиях отсутствия опыта регионального сотрудничества на государственном уровне уже независимые страны пренебрегали возможностью усиления своего влияния на континенте посредством совместных политических выступлений. Так, о взаимоотношениях народов региона того времени более чем убедительно говорит тот факт, что предлагавшиеся из различных столиц планы сотрудничества порою выглядели взаимоисключающими [Шишелина, 2005: 14]. События конца 30-х гг., когда все рассматривае-
мые нами государства попали в орбиту фашистского влияния или стали целью их захватнической политики, чётко показали пагубность стремления ориентации исключительно на западных партнёров, якобы пекущихся о судьбах народов Центральной и Восточной Европы.
Необходимость объединения, основанного на единстве славянского происхождения, уже в ходе Второй мировой войны начал понимать Э. Бенеш. Так, в заявлении на страницах газеты "Правда" он подчёркивал важность славянского сотрудничества, которое должно было обозначать новый период национальной эволюции. Он отмечал, что такое взаимодействие соответствовало бы "не только их собственным интересам, но и было бы полезно всей Европе".
В последующие послевоенные годы курс стран, выстроенный в межвоенное время, был трансформирован под воздействием вступления в социалистический блок. Как отмечает М. Грох, пребывание в такой "авторитарной" системе привело к тому, что многие различия в менталитете народов центральноевропейского региона размылись и подверглись "унификации" [Грох, 2010: 109]. Однако 40-летнее нахождение внутри подобной структуры, которая навязывала определённую матрицу общения с внешним миром и внутри них самих, было насыщено яркими проявлениями несогласия с насаждением подобных правил игры. События 1956, 1968-го и 80-х гг. подтверждают имманентное стремление этих государств определять курс самостоятельно.
Образование Вишеградской группы и её воздействие на выработку общего политического стиля
После разрушения Организации Варшавского договора Польша, Венгрия и Чехословакия были вольны в выборе дальнейшего пути. Так, осознавая общность истории и судеб, они пришли к решению объединить усилия в отстаивании национальных интересов в рамках Вишеградской четвёрки. Они начали выстраивать свои государства по собственным проектам, но корректируя планы со своими соседями - партнёрами по объединению. Первоначально необходимость его образования была продиктована потребностью заполнить вакуум, образовавшийся на территории центральновосточного региона после разрушения выстраивавшихся здесь на протяжении нескольких десятилетий социально-политических структур.
Осознавая очевидные на тот момент преимущества пребывания в ЕС и НАТО, вишеградские страны в 90-е гг. приняли решение перейти на рельсы европейской и трансатлантической интеграции. Это, в свою очередь, предполагало вхождение в организации (ЕС и НАТО), где в определённой степени необходимо было вновь, но на этот раз добровольно поступиться "национальной компонентой", отстаиваемой в предшествующие годы. Таким образом, функции внешней безопасности и экономического развития стран отчасти были делегированы надгосударственным институтам. В условиях, когда такой симбиоз обеспечивал поступательное движение вперед, не обремененное, как тогда казалось, значительными потерями, это устраивало страны В4. Однако, когда под воздействием внешних и внутренних факторов положение вещей в ЕС стало меняться и явственно проявилось несовершенство системы, страны В4 начали осознавать ущерб своим национальным интересам. Таким образом, был подвергнут сомнению тезис Э. Яна о том, что "в современном
мире не существует противоречия между глобализацией и европеизацией государства и его национализацией, поскольку последний процесс при благоприятном совмещении названных тенденций направлен исключительно на обеспечение этническо-культурного многообразия и социального равноправия наций" [Ян, 2010: 20].
Показательно, что со стороны Чехии, Словакии, Польши и Венгрии практически одновременно стали звучать критические замечания в сторону ЕС. В таких обстоятельствах В4, предъявляя претензии Брюсселю, стала ньюсмейкером "негативной повестки дня" ЕС, в особенности из-за миграционного кризиса и судебной реформы в Польше. В этой связи некоторые политики, получившие значительную поддержку в обществе, вернулись к дискуссии о необходимости отстаивания "национальной компоненты" в политике по отношению к ЕС. Так, председатель партии "Право и Справедливость" Я. Качинский истолковал ведущуюся с 2015 г. "политическую войну" между Варшавой и Брюсселем таким образом, что способность отстаивать свои интересы и "говорить нет, даже когда это грозит конфликтом со всеми вокруг - означает возвращение правосубъектности". Бывший президент Польши А. Квасневский объяснение такого курса видит в том, что фундаментом идеологии Качинского стала вера в сверхпотенциал польского государства [Новая Польша, 2017: 10-19].
Что касается миграционного кризиса, то польская сторона, как Венгрия, Чехия и Словакия, выступила против предлагаемых ЕС обязательных квот на размещение беженцев. Важно подчеркнуть, что подобное отношение к проблеме вызвано не шовинизмом и нетерпимостью поляков к переселенцам из стран Африки и Ближнего Востока, а общим курсом миграционной политики Польши, которая характеризуется сложностью получения статуса беженца1. В этой связи необходимо привести замечание М. Порембского, который говорит о наличии у поляков постоянного чувства угрозы в связи с возможностью потери присущей им польскости, её смешении с другими компонентами. Таким образом, можно считать, что подобные охранительные меры направлены прежде всего на сохранение присущего национального своеобразия и исходят из желания самостоятельно определять политику ЕС в сферах, непосредственно затрагивающих интересы стран. В каждой из них существуют политические силы, которые говорят о необходимости ограничения полномочий ЕС и их перенесении в область компетенций национальных правительств. Так, премьер-министр Венгрии В. Орбан в статье "Венгрия и кризис Европы" говорит о том, что сдерживание национальных суверенитетов становится главной опасностью Европы, поскольку существуют вопросы, эффективное решение которых возможно только самими странами без привлечения центральных органов Евросоюза. По его мнению, это ведёт к ослаблению общеевропейских политиче-
1 В 2013-2016 гг. численность иностранцев, ищущих убежище в Евросоюзе, выросла на 275%, а в Польше снизилась на 20%. Из 160 тыс. заявителей, просивших признать их беженцами в 1992-2016 гг., Польша наделила этим статусом лишь 5 тыс. человек. В то же время в Германии только в 2015 году было рассмотрено четверть миллиона ходатайств о предоставлении статуса беженца, половина заявлений была удовлетворена. Это свидетельствует о том, что Германия за две недели в 2015 г. предоставила статус беженца большему количеству иностранцев, нежели Польша за 25 лет действия в стране Женевской конвенции. Новая Польша № 6. 2017. С. 13.
Современная Европа, 2017, №7
ских структур, невозможности реалистичного решения актуальных проблем, расширению международных угроз [ОгЬап, 2017: 17]. Против политики подавления национального государства выступает также бывший президент Чехии В. Клаус: "В мире, в котором я существую, главным источником проблем и разрушений является европейская империя... Люди (которые стоят во главе неё) считают национальное государство пережитком пагубного, отчасти варварского европейского прошлого... и главной, если не единственной, причиной войн на европейском континенте" [Клаус, 2016: 183].
Стоит отметить, что нынешняя деятельность В4 в этом направлении набирает обороты. Механизмы взаимодействия стран Вишеградского объединения позволяют усиливать появляющееся в их рядах несогласие, распространяя его вовне и не соглашаясь с политикой ЕС, которая им кажется несправедливой. Особенно действенным инструментом воздействия вишеградских инициатив на ЕС стали совместные заявления по поводу тех или иных вопросов, не соответствующих интересам стран-участниц. Прежде всего, главным вызовом, позволившим добиться сплочения стран, стал миграционный кризис. Неконтролируемый приток беженцев поставил перед правительствами стран В4 выбор - пойти в общем русле политики Евросоюза или озвучить своё видение проблемы. Остановившись на втором варианте, который изначально сулил странам переход в оборону, сопряжённую с необходимостью отстаивать свои позиции, В4 не отказалась от урегулирования проблемы. На сегодня лейтмотив их предложений сводится к тому, чтобы не допустить появления "линии раскола в ЕС" посредством контролирования миграционных потоков через чёткое разделение мигрантов на внешних границах ЕС на тех, кто ищет убежище, и тех, кто ищет экономической выгоды; последние должны подлежать высылке. Также говорится о необходимости разрешения коренных первопричин возникновения миграционного коллапса в мире посредством улучшения качества жизни в Северной Африке и на Ближнем Востоке. В этой связи неудивителен тот факт, что В4 напрямую, минуя центральные органы ЕС, устанавливает контакты с главными политическими силами региона (Египет, Израиль).
Страны четвёрки также активно выступают против двойных стандартов ЕС. Наиболее отчётливо это проявилось в вопросе о качестве продуктов питания, которые поставляются в страны Центральной и Восточной Европы. Так, в товарах международных торговых марок, продаваемых на территории Венгрии, Чехии, Словакии и Польши, были зафиксированы менее качественные составляющие, нежели в идентичных товарах, реализуемых в странах Западной Европы. Указывая на права потребителей пользоваться равнозначными услугами и приобретать товары идентичного качества на территории всего ЕС, государства - члены В4 требуют обоснования нарушения принципов Единого европейского рынка, когда происходит дискриминация на основе якобы "особых вкусовых предпочтений" жителей той или иной страны.
Между тем необходимо иметь в виду, что страны не всегда однородны в своих взглядах. История их взаимодействия - это поиск комфортного сосуществования в рамках региона ради благополучия всех. Отстаивая свои интересы, они нередко наталкивались на противоречия и несогласие в рамках объединения. В предшествующие годы наблюдались этапы, характеризуемые исследователями как затухание вишеградского сотрудничества, например, после одновременного вступления
стран в ЕС в 2004 г. Однако после обострения миграционного кризиса, когда В4 активизировала свою деятельность, учёные стали говорить, что подобные общие испытания или возникающие кризисные ситуации, преодоление которых наиболее действенно при совместных выступлениях, способствуют активизации этого формата центральноевропейского сотрудничества, выведении его на новый уровень [Gyárfásová, Meseznikov, 2016: 10]. В этой связи можно согласиться с утверждением П. Вагнера, который говорит о том, что успешное взаимодействие напрямую связано с "конкретной и амбициозной повесткой дня, а также убеждением политических элит в том, что сотрудничество в Центральной Европе имеет определённую цель" [Vagner, Sykora, 2013: 102]. На современном этапе вишеградские страны во многих вопросах солидарны, и поэтому они могут действовать единым фронтом.
Сказанное выше призвано показать, что вишеградские народы объединены общей богатой историей. В ходе неё им приходилось преодолевать схожие преграды на пути к национальной эмансипации и вести борьбу за сохранение национальной идентичности в рамках иноязычного окружения. Обретение независимости после Первой мировой войны не стало фактором усиления регионального сотрудничества. Можно говорить даже об обратных процессах. Только после падения социалистического лагеря, когда странам вновь пришлось очутиться в положении чем-то схожим с тем, в котором они находились в межвоенное время - в обстановке смещения прежних ориентиров и отсутствия ясного маршрута дальнейшего развития, -они принимают решение сгруппироваться для преодоления последствий выхода из соцлагеря. Таким образом, В4 можно рассматривать как некую работу над ошибками, попыткой использовать позитивный опыт совместного проживания с целью выстраивания своей линии поведения в рамках ЕС.
Список литературы
Грох М. (2010) Исторические предпосылки "национализма" в центрально- и восточноевропейских странах // Национализм в поздне- и посткоммунистической Европе. М., С. 107-122.
Ненашева З.С. (1984) Идейно-политическая борьба в Чехии и Словакии в начале XX в. М.
Шишелина Л.Н. (2005) Европейский Союз и Восточная Европа. М.
Шишелина Л.Н. (2016) Четыре председательства в Совете ЕС и формирование внешней политики Вишеградской группы // Современная Европа. № 6. С. 20—32.
Яси О. (2011) Распад Габсбургской монархии. М.
Gyárfásová O. (2016) 25 Years of the V4 as Seen by the Public / Gyárfásová O., Meseznikov G. Bratislava.
Doubek V. (2004) Ceská politika a Rusko 1848-1914. Praha.
Vagner P. (2013) Visegrad: past, present and future / Vagner P., Sykora J. // Россия и Центральная Европа в новых геополитических реальностях. Сборник статей участников IX международной научной конференции. М., С. 90—103.
References
Doubek, V. (2004). Ceská politika a Rusko, 1848-1914. [Czech policy and Russia]. Praha.
Groh, M. (2010). Istoricheskie predposylki "nacionalizma" v Central'no- i vostochnoevropejskih stranah [The historical background of nationalism in Central and Eastern European countries]. In: Nacionalizm v pozdne- i postkommunisticheskoj Evrope. [Nationalism in late and post-Communist Europe]. (pp. 107-122). Moskva.
Gyárfásová, O., Meseznikov G. (2016). 25 Years of the V4 as Seen by the Public. Bratislava.
Jan, Je. (2010). Gosudarstvennaja transformacija na vostoke Evropy. "Vtoroe nacional'noe vozrozhde-nie" ili nacionalizm, nacional'nye dvizhenija i obrazovanie nacional'nyh gosudarstv v pozdne- i postkommu-nisticheskoj Evrope s 1985 goda. [State transformation in Eastern Europe. "Second national rebirth" or nationalism, national movements and the formation of nation-states in late and post-Communist Europe since 1985]. In: Nacionalizm v pozdne- i postkommunisticheskoj Evrope. [Nationalism in late and post-Communist Europe]. (pp. 17-90). Moskva.
Jaszy, O. (2011). Raspad Gabsburgskoj monarhii [The dissolution of the Hapsburg Monarchy]. Moskva.
Klaus V. (2016). My, Evropa i mir [We, Europe and World]. Moskva.
Mar'ina, V.V. (2013). Vtoroj prezident Chehoslovakii Jedvard Benesh: politik i chelovek [Second president of Czechoslovakia Edvard Benes: politician and man]. Moskva.
Miller, A.I. (2000). Ukrainskij vopros v politike vlastej i russkom obshhestvennom mnenii (vtoraja polovina XIX veka). [The Ukrainian question in the policy of the authorities and Russian public opinion (second half of 19th century]. Saint Petersburg.
Nenasheva, Z.S. (1984). Idejno-politicheskaja bor'ba v Chehii i Slovakii v nachale XX v. [Ideological-political struggle in the Czech and Slovak lands in the beginning of XX century]. Moskva.
NovajaPol'sha. (2017). [NewPoland], 6, 10-19.
Orban, V. (2017). Hungary and the Crisis of Europe. Hungarian review, 3, 3-18.
Pavlenko, O.V. (1998). Panslavizm: koncepcija panslavizma v slavisticheskih issledovanijah [Panslav-ism: the concept of panslavism in the Slavic studies]. Slavjanovedenie. [Slavic studies], 6, 43-60.
Shishelina, L.N. (2005). Evropejskij sojuz i Vostochnaja Evropa. [Europian Union and Eastern Europe]. Moskva.
Shishelina, L.N. (2016). Chetyre predsedatel'stva v Sovete ES i formirovanie vneshnej politiki Vishegradskoj gruppy [Four presidencies in the EU Council and the foreign policy of the Visegrad group]. Sovremennaja Evropa [Comntemporary Europe], 6, 20-32.
Vedernikov M.V. Mesto Rossii vo vneshnepoliticheskoj koncepcii T.G. Masarika nakanune i v gody Pervoj mirovoj vojny [Significance of Russia for T.G. Masaryk's foreign policy conception on the ev and during WWI] // Sovremennaja Evropa [Contemporary Europe], 6. 2015, 122-130.
Vagner, P., Sykora J. (2013). Visegrad: past, present and future. In: Rossija i Central'naja Evropa v no-vyh geopoliticheskih real'nostjah. Sbornik statej uchastnikov IX mezhdunarodnoj nauchnoj konferencii. [Russia and Central Europe in the New geopolitical realities], 11, 90-103.
Historical background of Visegrad political style
Author: Vedernikov M., PhD in History, research fellow of Visegrad Studies Center and Department for Central and East European Studies Institute of Europe RAS. Address: 11-3, Mokhovaya str., Moscow, Russia, 125009. E-mail: vishma@mail.ru.
Abstract. The article attempts to identify the origins of particular political style of the Visegrad countries. The author suggests that its origin is rooted in the existence of a unique Central Eastern European cultural code, which was formed in the course of a long mutual historical development of the Visegrad nations in the framework of the composite Habsburg Empire. Throughout the 20th century full with tragic events for the peoples of Central and Eastern Europe, their differences in mentality were dissolved giving way to the regional unification. In the context of collapse of the Socialist bloc, the creation of V4 has become the natural result. It confirmed the existence of the regional community. Writing about modern political trends, the author emphasizes that the historical memory of mutual interdependence led to a situation when modern politicians use these sentiments to call for protection of national interests.
Keywords: revolution, Visegrad, V4, Visegrad four, Central Europe, Czech republic, Slovakia, Poland, Hungary.
