CC BY
541. Каруновская Л.Э. Из алтайских верований и обрядов, связанных с ребенком // Сборник музея антропологии и этнографии. Т. VI. — Л., 1927. — С. 19-36.
2. Никонов В. А. Имя и общество. — М.: Наука, 1974. — 274 с.
3. Вербицкий В. И. Алтайские инородцы. Сборник этнографических статей и исследований алтайского миссионера, протоиерея В.И. Вербицкого. — М.: Высочайше утв. Т-во Скоропечатни А.А. Левенсон, 1893. — XIV. — 221 с.
4. Вербицкий В.И. Алтайцы. — Томск, 1870. — 224 с.
5. Тощакова Е.М. Традиционные черты народной культуры алтайцев: (XIX — начало XX вв.). — Новосибирск: Наука, 1978. — 159 с.
6. Яимова Н. А. Табуированная лексика и эвфемизмы в алтайском языке. — Горно-Алтайск: Гор-но-Алт. типография, 1990. — 169 с.
7. Яковлев Е.К. Этнографический обзор инородческого населения долины Южного Енисея и объяснительный каталог этнографического отдела музея. — Минусинск, 1990.
8. Шатинова Н.И. Семья у алтайцев. — Горно-Алтайск: Горно-Алт. типография, 1981. — 184 с.
9. Анохин А.В. Материалы по шаманству у алтайцев... // Сб. Музея антропологии и этнографии. Т. IV. Вып. 2. — Л., 1924. — 152 с.
10. Тощакова Е. М. Алтайская женщина в дореволюционном прошлом // Уч. Зап. Вып. 2. — Горно-Алтайск, 1958.
З. Б. Девицкая
ВОЗМОЖНОСТИ ИССЛЕДОВАНИЯ СТРАТЕГИЙ ВОСПРИЯТИЯ ИНОЯЗЫЧНОЙ РЕЧИ НА СЛУХ
Проблема восприятия устной речи многогранна, разные аспекты ее исследуются разными науками как в теоретических, так и в прикладных областях. Очевидна ее важность и для лингводидактики. С точки зрения обучения иностранным языкам интерес представляют характер восприятия речевого сообщения индивидом, стратегии и опоры, которым он пользуется для его интерпретации.
Надо отметить, что вопросами слухового восприятия занимались такие выдающиеся отечественные исследователи в области психологии обучения иностранным языкам и психолингвистики, как В. А. Атремов, Б. В. Беляев; И. А. Зимняя; А. А. Леонтьев и др. Отмечается, что «восприятие речи со слуха и при чтении подчиняется некоторым общим законам переработки информации, получаемой через различные сенсорные каналы» [1. С. 386], тем не менее, очевидны отличия этих двух видов речевой деятельности, которые представляются существенными для практики обучения иностранным языкам. Так, при восприятии устного сообщения в обычных условиях индивид не может установить подходящий ему темп поступления информации, убрать объективные помехи, вернуться к тому, что уже было сказано, привлечь дополнительные информационные источники, такие как словари и энциклопедии, уделить время анализу языковой формы высказывания. Слушание может осложняться также ассоциированием акустических образов со зрительными образами эквивалентных письменных знаков в том случае, если индивид освоил письменный язык прежде, чем звуковой, или чаще практикуется в письменной коммуникации [2. С. 185].
Отчасти эти трудности могут компенсироваться более простой формой разговорной речи, наличием конкретной ситуации общения, возможностью задать вопрос с целью уточнения, экстралингвистическими и просодическими факторами. Несомненно, однако, что в случае восприятия устного сообщения индивид вынужден в большей степени опираться на свои личные знания о ситуации и о мире в целом, представления, имеющийся языковой и культурологический опыт. По словам В. А. Артемова, «смысловое содержание привносится в языковые сигналы каждым из нас в результате жизненного опыта» [3. С. 96]. Большее значение в этом виде речевой деятельности приобретают ключевые слова, отражающие основной контекст ситуации, они используются индивидом для вычленения наиболее общего смысла и соотнесения с остальными деталями сообщения. Сам же процесс смыслового восприятия представляется И. А. Зимней как «сопоставление выдвигаемой гипотезы с входным акустическим сигналом» [4. С. 333].
Это стремление индивида к смысловому восприятию позволяет исследователям говорить о том, что «мы воспринимаем речь на основе ее понимания и понимаем на основе ее восприятия» [3. С. 96]. Такой подход позволяет избежать четкого разграничения восприятия как первосигнального процесса и понимания как второсигнального процесса [5. С. 93]. А.А. Леонтьев отмечает, что «подавляющее большинство ситуаций восприятия речи связаны не с формированием перцептивного эталона, а с использованием эталона уже сформированного» [6. С. 130]. Автор предполагает, что таким эталоном является звуковой облик целого слова.
С точки зрения лингводидактики интерес представляют стратегии извлечения смысла из поступающей акустической информации. Очевидно, что для адекватного понимания поступающей информации индивид должен параллельно осуществлять анализ языковых форм и смысловых единиц, сопоставлять результаты обоих видов анализа с тем, чтобы убедиться в их непротиворечивости. При этом процессы должны проходить очень быстро, чтобы успевать за поступлением акустической информации.
К. Корнэр рассматривает модели восприятия устной речи на иностранном языке, созданные западными исследователями, а также попытки их экспериментальной проверки. Эксперименты проводились с целью обнаружить, каким образом люди, воспринимающие высказывания на иностранном языке, строят его смысл. Обращаются ли они сначала к своим знаниям о мире, к определенной осведомленности о ситуации общения, а затем к языковым знаниям, или наоборот? Опыты показали возможность использования индивидом обоих путей [7. С. 4549]. Некоторые эксперименты выявили зависимость выбранной стратегии от уровня владения языком испытуемыми. Так, на начальном уровне изучения иностранного языка учащиеся в большей степени опираются на элементы со смысловой нагрузкой, а учащиеся продвинутого уровня обращаются как к смысловым элементам, так и к языковым формам для интерпретации устного сообщения. Представляется, однако, что выбор того или иного пути зависит не только от языковой подготовки учащихся, но и от индивидуального стиля деятельности: коммуникативно-речевого или когнитивно-лингвистического [8. С. 47].
К. Корнэр также проводит анализ стратегий восприятия устного сообщения на иностранном языке, предлагаемых различными зарубежными исследователями, и предлагает их обобщающую классификацию [7. С. 65-66]:
1. использование имеющихся знаний и прошлого опыта;
2. использование логических умозаключений;
3. использование контекста;
4. использование предвосхищения или антиципации;
5. использование анализа и критического суждения;
6. использование самоконтроля.
Две последние стратегии относятся к метакогнитивным, а четыре первых — это когнитивные стратегии, применяемые для интерпретации речевого сообщения.
Нетрудно заметить, что предлагаемые стратегии понимания устной речи на иностранном языке являются довольно общими, они не включают стратегий специфических именно для этого вида речевой деятельности, их вполне можно отнести к пониманию письменного и даже неречевого сообщения. Это свидетельствует о целесообразности дальнейшей разработки проблемы слухового восприятия иностранной речи. Представляется интересным выяснить, каким образом изучающий иностранный язык сочетает анализ языковых форм и смысловых единиц и от каких факторов зависит выбор того или иного пути анализа; какие специальные стратегии используются им для понимания устного сообщения; какого рода опоры актуализируются при встрече с незнакомыми словами и формами; как учащийся задействует свой прошлый языковой опыт, внеязыковые знания и контекст для понимания культурных реалий и идиом; какие стратегии выбираются им для уточнения непонятной информации у собеседника; в какой степени просодические характеристики речи влияют на ее адекватное понимание и т.д. Возможно, ряд экспериментальных исследований может внести некоторую ясность в эти вопросы.
ССЫЛКИ НА ЛИТЕРАТУРУ
1. Залевская А.А. Введение в психолингвистику. — М.: РГГУ, 2007. — 560 с.
2. Шубин Э.П. Языковая коммуникация и обучение иностранным языкам. — М.: Просвещение,
1972. — 350 с.
3. Артемов В.А. Психология обучения иностранным языкам. — М.: Просвещение, 1969. — 278 с.
4. Зимняя И.А. Лингвопсихология речевой деятельности. — М.: Московский психолого-социальный институт, Воронеж: НПО «МОДЭК», 2001. — 432 с.
5. Беляев Б.В. Очерки по психологии обучения иностранным языкам. — М.: Госпедиздат Министерства Просвещения РСФСР, 1959. — 175 с.
6. Леонтьев А.А. Основы психолингвистики. — М.: Смысл; Изд. центр «Академия», 2005. — 288 с.
7. Cornaire C. La comprehension orale. — Paris: CLE International, 1998. — 221 p.
8. Кабардов М.К., Арцишевская Е.В. Типы языковых и коммуникативных способностей и компетенции // Вопросы психологии. — 1996. — N° 1. — С. 34-49.
О. В. Дубкова
ОСОБЕННОСТИ ЭКСПЛИКАЦИИ БЕЗЭКВИВАЛЕНТНОЙ ЛЕКСИКИ КИТАЙСКОГО ЯЗЫКА В РУССКОМ ПЕРЕВОДЕ
В настоящее время актуальными являются исследования, связанные с «.. .контрастивным сопоставлением «текстов», обслуживающих тот или иной этнос» [1. С. 24]. В силу этого целесообразно рассмотреть функционирование безэквивалентных лексических единиц китайского языка в текстах русских переводов. Основываясь на исследованиях Е. М. Верещагина и В. Г. Костомарова, в которых безэквивалентная лексика (далее — БЛ) рассматривается как лексика, которая содержит в себе информацию о специфических объектах окружающего мира [2. С.29], а также на идею лакунарности, представленную в работах Ю. А. Сорокина, И. Ю. Марковиной, Е. Г. Проскурина и др., мы предполагаем рассмотреть особенности репрезентации БЛ в русских переводных текстах.
Чтение китайских переводных текстов всегда вызывало и вызывает непонимание у читателей, незнакомых с так называемой «китайской спецификой», и переводчики, хотя и пытаются по возможности устранить лакунарность восприятия (коммуникативный провал), однако это не всегда возможно. В силу того, что китайская культура незнакома русскоязычному читателю, экспликация многих смыслов вызывает ряд трудностей. Как отмечает Н. Л. Глазачева, «.процесс перевода предполагает не выбор оптимальных знаковых средств для адекватной передачи смыслов исходного текста, а создание интегративных когнитивных моделей, которые репрезентируются текстом перевода» [3. С. 10]. В таком случае в процессе межкультурной коммуникации происходит столкновение элементов «чужой» и «своей» культуры, что отражается на уровне БЛ. Это можно наглядно проиллюстрировать примерами из романа «Шанхайский синдром» китайского писателя Цю Сяолуна: «Пожалуйста, попробуйте черепаховый суп. Знаете, хорошо влияет на инь — нам, мужчинам это полезно» [4. С. 255]. «Ее темный силуэт резко контрастировал с узкими переулками — хутунами, застроенными старыми домами в стиле сыхэюань» [4. С. 338]. «Он отправился в захудалый ресторанчик через дорогу. Выбрал скрипучий деревянный столик на тротуаре и снова заказал пампушки с горячим бульоном... В ресторане имелся лишь один большой вок для жарки» [4. С. 133]. «Пару минут они просто сидели за столом и молчали, глядя, как на волнах покачивается довольно древнего вида сампан. Волна ударила сампан в пестро раскрашенный борт и смыла с веревки, протянутой через всю палубу, какую-то тряпку» [4. С. 126]. «Комиссар часто напоминал Чэню выцветшую листов-ку-дацзыбао, сорванную со стены заброшенного дома» [4. С.77]. «Великий ученый, который делает атомные бомбы, зарабатывает меньше уличных торговцев, продающих «чайные яйца» [4. С. 10]. «За пару месяцев Лу превратился в типичного хуацяо — уверенного, открытого и тщеславного» [4. С.400]. Все выделенные выше примеры свидетельствуют о непрозрачности данных БЛ для носителей русского языка и культуры. Хотя словари и используют прием транскрипции с элементами транслитерации для перевода данных лексических единиц китайского языка, однако низкая частотность их употребления в современном русском языке не позволяет данным единицам быть востребованными и, соответственно, освоенными носителями русского языка.
В диссертации Ши Ся выделяется четыре сферы проникновения китаизмов: эстетика быта (фэн-шуй), восточные единоборства (ушу), гастрономия (вок), восточная философия (инь и
