CC BY
28
ISSN 0321-3056 IZVESTIYA VUZOV. SEVERO-KAVKAZSKIIREGION. SOCIAL SCIENCES. 2017. No. 2
DOI 10.23683/0321-3056-2017-2-105-109
Вотчинная теория: траектория движения в историографическом пространстве (Мининкова Л.В. Теория вотчинного государства в отечественной историографии XIX - XXI вв. Ростов н/Д. : Изд-во ЮФУ, 2015. 138 с.)
Patrimonial Theory: Trajectory of Movement in the Historiographie Space (Mininkova L.V. Theory of Patrimonial State in the Russian Historiography of the XIX - XXI Centuries. Rostov-on-Don, Izd-vo SFU, 2015, 138 p.)
Историческая наука не продуцирует собственных метатеорий, она заимствует и адаптирует теоретические конструкты из смежных наук. Междисциплинарный теоретический синтез, к которому прибегают историки, одновременно формирует и все направления критики против различных научных версий истории, доказывающих ее теоретическую несостоятельность. Такая болезненная ситуация характерна для современного развития историографии, вызывая «комплекс неполноценности» в сообществе историков. Преодоление его разворачивается по нескольким направлениям, одним из которых можно назвать возросший интерес к теориям среднего уровня. Вотчинная теория как предмет историографического осмысления в монографии Л.В. Мининковой, относится как раз к таковым теориям, составляющим концептуальную базу исторической науки. В конкретной научной ситуации известный методолог Б.Г. Могильницкий противопоставляет теорию среднего уровня, или теорию действия, как он ее стал называть еще в начале 90-х гг., истматовской теории. В этой связи он писал, что если социологическая теория формулирует общие тенденции исторического развития, то историческая теория объясняет механизм конкретного исторического действия, включая и действие самого историка [1]. Последнее подчеркивается в более поздних работах автора [2].
В концептуальном корпусе теорий среднего уровня вотчинной теории полагается, так сказать, генеральский чин (по важности рассматриваемой проблемы), она операциональна и функциональна, ее абстрактная концептуальность хорошо вписывается в конкретную исследовательскую практику, она весьма значима для демонстрации когнитивного потенциала различных метатеорий, научных школ и отдельных ученых. Наконец, она функционирует не только в собственно научно-исследовательском пространстве - уровнями ее бытования является обширное (с трудом вмещающееся и вмещающееся ли в эмпирически зримые берега?) поле исторического сознания. Вотчинная теория «хронически востребована» в сфере общественно- политической борьбы. Анализ этой теория выводит нас, как справедливо подчеркивает автор рецензируемой монографии, на проблемы восприятия государственной власти в общественном сознании России и, уместно будет добавить, проблемы национальной самоидентификации.
Л.В. Мининкова вводит в свое повествование вопрос о степени изученности вотчинной теории и, что особенно важно, прослеживает ее генеалогию. Исходя из того, что общего и комплексного исследования проблемы теории вотчинного государства до сих пор не проводилось, автор ставит перед собой задачу начертить траекторию движения вотчинной теории в историографическом пространстве, определить место, занимаемое в нем. И это в основном удается. Перед читателем воочию предстает картина конструирования (недаром ведь речь идет о теории действия), рецепции и, естественно, трансформации вотчинной теории. Л.В. Мининкова отмечает, что идея о Московском государстве как о вотчине государя укоренена была в общественном сознании, брала свое начало в летописный период развития отечественной историографии, что эту идею в рамках профессиональной исторической науки высказывал Н.Г. Устрялов. Но заслуга научно-концептуальной разработки этой теории признается за представителями государственной школы русской историографии, причем роль зачинателя, «пионера» по праву отводится К.Д. Кавелину. В данном случае автор следует сложившейся историографической традиции и отмечает, что создание теории предполагало определенный исторический, историографический и философско-гносеологический контексты. Собственно характеристика этого контекста, выяснение предпосылок возникновения в отечественной исторической мысли теории вотчинного государства является одной из познавательных задач исследования.
ISSN 0321-3056 IZVESTIYA VUZOV. SEVERO-KAVKAZSKII REGION. SOCIAL SCIENCES. 2017. No. 2
Однако различные аспекты этой проблемы охарактеризованы Л.В. Мининковой не в равной мере, но наиболее отчетливо - философский (автор выделяет гегельянство и позитивизм, которые обеспечивали строго логическое изложение исторического процесса, представляли основу его научного объяснения). В то же время тезис автора об обусловленности появления вотчинной теории всем ходом развития исторической науки, а также состоянием общественного сознания (обострением в общественной мысли страны, дискуссии о прошлом и настоящем России, ее месте в окружающем мире) не получили, на наш взгляд, конкретного наполнения. Как известно, первым, кто задумался и остановился на проблеме изучения родового быта в русской истории, был Иоганн Филипп Густав Эверс, что неоднократно подчеркивалось в историографии как в дореволюционной, так и советской, фиксируется это утверждение и в современной историографической литературе [3]. Следовало бы представить линию связи «вотчинников» с Ф.Г. Эверсом - их предшественником в изучении родового быта Древней Руси.
Автор монографии, анализируя труды историков, выделяет основные концептуальные составляющие теории вотчинного государства (с. 49). Л.В. Мининкова исходит из общей, генеральной для всех приверженцев исторической концепции государственной школы идеи об органическом вырастании государства из патриархально-родовых отношений. Соответственно и процесс становления и развития вотчинного государства сторонниками этой теории трактуется как органичный, в котором решающую роль играют факторы внутреннего развития. В поле основополагающей концептуальности данной теории входит наличествующая уже у «основоположника» К. Д. Кавелина трактовка вотчинного государства как особой стадии в политическом развитии России, которая характеризуется двоякой ролью князя, выступавшего одновременно в двух ипостасях: вотчинника и государя. Кавелин выдвигает тезис о сущностно значимом, в основном негативном влиянии этого периода на последующее развитие России - начала рабства, установление самодержавия. Им отмечается и оборотная сторона медали - вотчинный произвол не означал окончательного подавления личности - многих русских людей влекла «необузданная воля, удаль, не знающая ни целей, ни предела» (с. 44). Проявление этой необузданной воли он видит в казачестве и его героях - Степане Разине, Ермаке. Собственно само вотчинное государство рассматривается Кавелиным как промежуточный, переходный этап от родовых отношений к государственным и, что особенно важно, - «зачаткам личности». По Кавелину, родовой строй не непосредственно перешел в государственный, между ними лежал длительный период господства семейных, вотчинных отношений.
Итак, теория сформулирована, определена в важнейших ее характеристиках, и далее начинается самое интересное - бытование/угасание ее в различных историографических средах, движение/торможение в историографическом пространстве. Выявление траектории этого движения, установление признаков этой теории в трудах российских историков нового и новейшего времени, безусловно, является сильной стороной рецензируемой работы. Избранный ракурс отличается новизной и вписывается в контекст современных поисков интеллектуальной истории. И в то же время, на наш взгляд, Л.В. Мининкова не всегда выявляет место, которое занимает проблема вотчинного государства в концептуальной системе конкретного автора, насколько она зависит от его методологических предпочтений, личной индивидуальности и творческой манеры. Автор констатирует, что теория вотчинного государства не встретила поддержки такого признанного научного авторитета, как С.М. Соловьев, «он, в отличие от К.Д. Кавелина... не признавал существования в России промежуточной стадии семейных и вотчинных отношений и вотчинного государства» (с. 6) - содержанием исторического периода от Андрея Боголюбского до Ивана III, по Соловьеву, был переход от родовых отношений к государственным при длительной борьбе этих двух начал. Различие в концептуальных подходах обусловлено (и об этом следовало бы сказать автору) различием в методологических позициях (при общей апелляции к Гегелю для С.М. Соловьева характерно и преломление идей раннего позитивизма) и избранными предметными полями исследования. В результате определенных методологических различий для К.Д. Кавелина основой исторического процесса выступает эволюция родового начала («родовое начало износилось само собою» - определяет несколько иронически эту позицию Соловьев). Для С.М. Соловьева при постулировании родового начала на первый план выходит выявление живой исторической связи событий, живых исторических начал, между которыми главное место занимают личности исторических деятелей и почва (по
ISSN 0321-3056 IZVESTIYA VUZOV. SEVERO-KAVKAZSKII REGION. SOCIAL SCIENCES. 2017. No. 2
смыслу - исторический контекст. - В.К.), на которой они действуют [4]. Именно конкретика реального исторического процесса определяла исход борьбы между родовыми и государственными отношениями. Если исходить из различий методологических позиций К.Д. Кавелина и С.М. Соловьева, то едва ли следует характеризовать познавательный интерес последнего к проблеме владель-ческо-вотчинных отношений на отечественной почве как лежащий в рамках теории вотчинного государства. Позволим себе не вполне согласиться с автором в данном случае, поскольку и сам он признает, что для Соловьева при рассмотрении владельческих, вотчинных интересов князей определяющим был сложный общественно-исторический контекст (с. 47).
В ходе дальнейшего исследования проблема соотношения методологического и концептуально -исторического трактуется автором более развернуто и объемно. Различием методологических позиций определяется вариативность теории вотчинного государства. Так, И.Е. Забелин, отмечает автор, «весьма доказательно, первым в историографии» выводит вотчинное государство из особенностей русского семейного быта и соответственно оценивает его позитивно, как органичное для глубоко патерналистского сознания русского общества» (с. 54). Безусловно, автор прав, считая, что стремление историка к выявлению за особенностями быта и этикета культурного кода своего времени, системы ценностей и ментальности общества является несомненной научной заслугой историка и созвучно современной проблематике микроистории и истории повседневности. Соответственно (и это также фиксирует Л.В. Мининкова) вотчинная теория выполняла у Забелина роль глубокого теоретического обоснования культурно-бытовой истории, позволяя включить последнюю в общероссийский исторический процесс.
Теория вотчинного государства, отмечает автор, наполняется новым содержанием в новой историографической ситуации, когда происходит переход от исследования по преимуществу истории государства к многостороннему, многофакторному историческому анализу истории общества. Такой подход к теории вотчинного государства применяется В.О. Ключевским, в работах которого осуществлялся исторический синтез экономической, правовой и политической истории, исторической психологии и исторической биографии. Автор обозначает то проблемное поле, в котором Ключевский рассматривает теорию вотчинного государства. Он затрагивает новую проблему взаимодействия в рамках единого процесса объединения русских земель вокруг Москвы и в первые века существования Московского царства двух начал: вотчинного и государственного. Доминирование первого из них «в сознании московских государей и общества в целом» способствовало, с точки зрения Ключевского, объединительному процессу и в то же время было одной из причин потрясений Смутного времени, сыгравшего важнейшую роль в изживании представлений о государстве как о царской вотчине. В последнем случае автор характеризует взгляды Ключевского несколько противоречиво. С одной стороны, «Ключевский прямо не говорил, что после Смуты вотчинное государство ушло в прошлое»... и оставил вопрос открытым (с. 69). Но буквально на следующей странице содержится утверждение, что выдающийся историк «весьма четко» сделал вывод о завершении существования вотчинного государства в России «в период Смуты, а затем при первых царях из династии Романовых» (с. 70). Далее еще категоричнее: «Смута покончила с состоянием вотчинного государства» (с. 133).
В тех основных проблемных рамках, которые были намечены Ключевским, происходит дальнейшее историографическое рассмотрение теории вотчинного государства. Автор даже оценивает концепцию Ключевского как метатеорию, на основании которой могли создаваться концепции более частного характера. Заслугой автора, на наш взгляд, является сама постановка проблемы - концепция Ключевского как методологическая основа для концептуальных построений последующих авторов, в том числе и тех из них, которые существенно расходились с ним (да и друг с другом) в общеметодологических установках. Вопрос во всяком случае дискуссионный и требующий дальнейшего исследования. Л.В. Мининкова, и это является чрезвычайно интересным, показывает, как на базе проблематики, сформулированной Ключевским, отталкиваясь от его концептуальных построений, дополняется/трансформируется/развивается теория вотчинного государства. Анализируются такие вопросы, как социальная сущность вотчинного государства, хронологические рамки его существования, причины появления и изживания, воздействие на последующее развитие русского общества.
Положительно следует оценить стремление автора к рассмотрению малоизвестных, но содержательно значимых практик изучения теории вотчинного государства. К таковым относится попытка
ISSN 0321-3056 IZVESTIYA VUZOV. SEVERO-KAVKAZSKIIREGION. SOCIAL SCIENCES. 2017. No. 2
историка-юриста Г.Г. Тельберга обнаружить признаки изживания вотчинного государства в Соборном уложении 1649 г. Л.В. Мининкова уделяет внимание таким уровням бытования рассматриваемой ею темы, как университетские лекционные курсы и учебная литература по русской истории для гимназий. Содержательные новации, появляющиеся на этом познавательном поле, важны в плане развития теории вотчинного государства и в плане проблематики формирования исторического сознания. Так, в курсе лекций М.К. Любавского вотчинное государство связывалось с феодальными отношениями, что противоречило предшествующей историографической традиции. Трансформация концептуальных построений В О. Ключевского, отмечает автор, наблюдается и по вопросу о предпосылках изживания вотчинного государства. В отличие от В.О. Ключевского, видевшего эти предпосылки главным образом в бурных событиях Смутного времени, во многом разделявший его концептуальные установки С.Ф.Платонов, связывал их с объединительным процессом и борьбой с Ордой.
Привлекательной, указывает автор, оказалась теория вотчинного государства для отечественных историков марксистского направления, сформировавшегося на рубеже XIX - XX вв. Она заключалась в возможности соединения ее с «выработанными на базе марксизма теоретическими представлениями, а также предоставляемыми ею возможностями критики традиций российской государственности, «всеобщей несвободы», которая была еще хуже, чем в восточных деспотиях (Н.А. Рожков, Г.В. Плеханов).
Л.В. Мининкова отмечает, что в советской историографии, для которой характерно было стремление к разрыву с дореволюционной традицией, происходит отказ от теории вотчинного государства. Причины этого она видит в догматизации марксизма: соединить в единое концептуальное целое базис и надстройку, вотчину и государство оказывается практически невозможным. Теория вотчинного государства «способна выявлять прежде всего исторические особенности Московской Руси..., а господствующая в советской историографии формационная и классовая метатеория была направлена на выявление общих исторических закономерностей» (с. 135). Вопрос о признании или непризнании теории вотчинного государства имел определенную идеологическую подоплеку - вопрос о причинах и характере российской несвободы, исторических корнях самодержавия и даже, в определенном контексте, советского тоталитаризма/авторитаризма. Это тот момент, когда ученые, участники дискуссии, высказывают интересные продуктивные идеи, многие из которых были «не услышаны» в тот конкретный исторический момент, а потом по мере кристаллизации парадигмы забыты и отброшены. Но теория вотчинного государства присутствовала в историографической памяти научного сообщества в виде историографических обзоров, ее элементы включались в построения советских историков.
На современном этапе автор монографии констатирует актуализацию данной теории, ссылаясь на работы А.А. Горского, И.П. Ермолаева, Т.В. Черниковой.
Таким образом, книга Л.В. Мининковой - это не только удачный опыт проблемной историографии. Она заставляет размышлять читателя над историографической судьбой бытования теории среднего уровня, ее дискретными линиями, ее возвратно поступательном движении в интеллектуальном пространстве, что связано как с сопряжением с образами науки и ее культурными доминантами, так и с социальными условиями и запросами общества на конкретно-историческое знание и, наконец, с индивидуальностью исследователя, его жизненными стратегиями. Это позволяет посмотреть на историю науки как на некий сложный процесс, не имеющий телеологической заданности. В определенном смысле теория вотчинного государства выступает и как идейный донор в процессе формирования политического сознания российского общества, подчеркивая его укорененность в национальную культуру. Этот аспект темы достоин отдельной монографии.
Литература
1. Могильницкий Б.Г. Историческое познание и историческая теория // Новая и новейшая история. 1991. № 6.
2. Могильницкий Б.Г. Методология истории // Теория и методология исторической науки : терминологический словарь. 2-е изд., испр. и доп. М. : Аквилон, 2016. С. 272.
3. Киреева Р.А. Государственная школа: историческая концепция К.Д. Кавелина и Б.Г. Чичерина. М. : ОГИ, 2004.
4. Соловьев С.М. История России с древнейших времен. М. : Мысль, 1988. Кн. I. Т. I. С. 652.
ISSN 0321-3056 IZVESTIYA VUZOV. SEVERO-KAVKAZSKII REGION. SOCIAL SCIENCES. 2017. No. 2
References
1. Mogil'nitskii B.G. Istoricheskoe poznanie i istoricheskaya teoriya [Historical Cognition and Historical Theory]. Novaya i noveishaya istoriya. 1991, No. 6.
2. Mogil'nitskii B.G. [Methodology of History]. Teoriya i metodologiya istoricheskoi nauki [Theory and Methodology of Historical Science]. Terminological Dictionary. 2nd edition, cor. and compl. Moscow : Akvilon, 2016, p. 272.
3. Kireeva R.A. Gosudarstvennaya shkola: istoricheskayakontseptsiyaK.D. Kavelina iB.G. Chicherina [Public School: Historical Concept of K.D. Kavelin and B.G. Chicherin]. Moscow : OGI, 2004.
4. Solov'ev S.M. Istoriya Rossii s drevneishikh vremen [History of Russia since Ancient Times]. Moscow : Mysl', 1988, book 1, vol. 1, p. 652.
В.П. Корзун,
доктор исторических наук, профессор, заведующая кафедрой современной истории, Омский государственный университет
