CC BY
24
ПОСТКОММУНИСТИЧЕСКАЯ ВОСТОЧНАЯ ЕВРОПА
Н.В.Коровицына
ВОСТОЧНОЕВРОПЕЙСКАЯ СЕМЬЯ И ОБЩЕСТВЕННЫ ТРАНСФОРМАЦИИ ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ ХХ ВЕКА
Коровицына Наталья Васильевна -доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник Института славяноведения РАН.
Составной частью современных процессов модернизации является демографический переход, выражающийся в изменении типа естественного воспроизводства населения и соответствующей динамике смертности, рождаемости, брачности, других показателей. За этими показателями скрываются важнейшие, базисные для человеческого существования процессы изменения модели семьи и семейных отношений, обусловленные глубокими сдвигами в культуре, в системе нравственных ценностей каждого отдельного человека и общества в целом*.
У восточноевропейских народов сложился свой тип демографического поведения, характеризовавшийся сохранением многих традиционных нравов и обычаев. Семья в восточноевропейском смысле гораздо шире, чем в западном, - не только потому, что она многопоколенная. Ее называют своего рода «расширенной личностью»1. Не отдельный индивид или нуклеарная семья, а сплоченная малая группа, включающая помимо родственников еще и друзей, сослуживцев, соседей, всегда составляла микроструктуру восточноевропейского общества. «Старшие» часто контактируют с «младшими», поддерживаются тесные «горизонтальные» связи с дальними родственниками и другими семейными кланами. Большинство семей так или иначе интегрировано в систему подобной взаимозависимости2. В известном смысле слова весь мир делится на «своих» и «чужих». «Связи», на которых держится общество такого, по сути традиционного - типа, названы Э.Бэнфилдом «аморальной семейственностью»3. Подобная система отношений сохра-
* Более подробно проблемы, затрагиваемые в статье, рассматриваются в книге Н.В.Коровицыной «С Россией и без нее: Восточноевропейский путь развития» М.: ЭКСМО; Алгоритм-Книга, 2003. - 284 с.
восточноевропейская семья и общественные трансформации
второй половины „
хх века ПОСТКОММУНИСТИЧЕСКАЯ ВОСТОЧНАЯ ЕВРОПА ^
нялась у народов региона и после завершения ускоренной индустриализации, составившей содержание первого этапа социалистической модернизации с ее массовыми социальными перемещениями, особенно интенсивными на рубеже
40-50-х годов.
70-е годы, вошедшие в историю народов региона как период стабилизации, даже застоя, не только в восточной, но и в западной части европейского континента, были временем своеобразной «антимодернизации», когда производительный тип развития сменялся потребительским. Возрастал уровень благосостояния и увеличивалось значение свободного времени в жизни человека. В Восточной Европе к этому времени окончился период мобилизационного социализма, и семья вернула себе господствующие позиции в обществе. Сферы общественной и частной жизни - «мир институций» и «мир людей» расходились: переживал расцвет «фамилиоцен-тризм» восточноевропейского общества4. Превращение семьи в фокус общественной жизни и господствующую ценность составило основное содержание процессов неотрадиционализации периода «домашнего социализма».
Вся внетрудовая жизнедеятельность человека приобрела тогда выраженный семейный характер. Явно изменились приоритеты семейной политики и самого государства. От обеспечения полной занятости женщин, составлявшей основу этой политики в период индустриализации, совершился переход к поощрению их традиционных функций, связанных с ведением домашнего хозяйства и воспитанием детей. В семье, в межпоколенных отношениях взаимной поддержки и сотрудничества официальная идеология видела основы социальной солидарности, консолидации общества, которую власть не могла обеспечить политически, «сверху».
Действительно, солидарные отношения и взаимопомощь поколений традиционно очень сильны в семьях восточноевропейских народов. Именно в семейной среде, в неформальном кругу традиционно на протяжении столетий закладывались основы выживания и самосохранения «малых» народов региона, особенно в переломные периоды их истории. К их числу относится и вторая половина ХХ в. с ее системными трансформациями. «Бегство от кризиса в семью» произошло, например, после введения военного положения в Польше в декабре 1981 г. Тогда, согласно социологическим данным, скачкообразно возросла роль частной сферы жизни как фактора удовлетворенности жизнью и цели существования. Аналогичная динамика характерна для периода «нормализации» в Чехословакии после событий 1968 г.
Вплоть до начала «бархатных революций» частная жизнь остается наиболее предпочтительным способом существования восточ-ноевропейца. «Социализм начался у нас с того, что обобществил семью, а закончился тем, что был семьей тотально колонизирован», - написал чешский социолог И.Можны5. Чешский человек,
восточноевропейская семья и общественные трансформации
„ второй половины
Вд ПОСТКОММУНИСТИЧЕСКАЯ ВОСТОЧНАЯ ЕВРОПА ххвека
считает он, отличается скептицизмом по отношению к разного рода новациям, полагаясь прежде всего на испытанный временем институт семьи, его традиционные функции самообеспечения и самодостаточности, а в период, который автор относит к «позднему модерну», еще и самореализации личности.
В 70-е годы государство усилило меры по поддержке семьи, материнства и детства. Наряду с ним церковь, особенно в странах, где она пользовалась большим массовым влиянием, пропагандировала и поддерживала модель семьи, которую можно определить как традиционную, или консервативную. Расцвету ее в то десятилетие способствовали и политические, и экономические реалии: членство в «восточном блоке» и относительно невысокий, по сравнению с западным, уровень материального достатка населения, а также осознание людьми этого различия. Восточная Европа, которую от аграрного прошлого отделяло всего одно, максимум два поколения, еще жило доиндустриальным менталитетом. Крестьянская традиция, акцентирующая роль семейно-дружеской общины, и традиция дворянско-интеллигентская, сохраняли свою силу и при «развитом социализме»6.
Существуют многочисленные исследования, содержащие эмпирические подтверждения первостепенной значимости семьи для вос-точноевропейца 70-х годов. Особенно характерно это для поляков, отличающихся среди христианских народов региона самым высоким уровнем религиозности. Семья у них - важнейшая социальная категория, с которой индивид себя идентифицирует, неотделимая от него самого. Вторая по значимости для поляка категория - национальная. Отождествление с польским народом, очень значимое для каждого его представителя, ярко проявляется в феномене польского патриотизма. В субъективном видении людей польское общество предстает в виде «федерации» первичных групп, объединенных в национальное сообщество. В роли этих первичных групп и выступают семейно-дружеские объединения. Между уровнем первичных групп и общенациональным уровнем, как обнаружили социологи, существует своего рода социальный вакуум7.
Одну из главных особенностей восточноевропейского типа социокультурной эволюции, сложившегося во второй половине ХХ в., составляет частичная, а именно, профессиональная эмансипация женщины при сохранении и даже развитии ее традиционных функций: домохозяйки, матери, жены. Женщина по-прежнему оценивалась обществом прежде всего по этим традиционным характеристикам. Вместе с тем социализм предоставил ей возможность и даже обязал трудиться полный рабочий день. Это резко контрастировало с полупатриархальным типом общественных отношений, который непосредственно предшествовал установлению социалистического строя. Переход к практически полной женской занятости совершился на протяжении жизни буквально одного-двух поколений. Его
восточноевропейская семья и общественные трансформации второй половины
хх века ПОСТКОММУНИСТИЧЕСКАЯ ВОСТОЧНАЯ ЕВРОПА ^
стимулировала экономическая ситуация семей, когда средний уровень благосостояния достигался сложением относительно невысоких заработков двух супругов. Можно говорить о массовой профессиональной активизации восточноевропейских женщин, которая отражала и идеологию, и экономическую необходимость второй половины прошлого века, наконец, стратегию экстенсивной индустриализации, ориентированной на максимальное использование дешевой рабочей силы.
Хотя вовлечение женщины в общественное производство преследовало цель формирования новых для нее качеств, таких как уверенность в себе, ориентация на успех, на партнерские отношения в семье и обществе, у нее по-прежнему сохранялись традиционные черты семейного охранительства и самоотдачи. Гендерная трансформация социалистического типа наиболее точно воспроизводит главную особенность социокультурного развития того периода. Она заключается не столько в замещении, сколько дополнении спектра личностных качеств и свойств.
Целые сферы жизни общества и виды занятости, связанные главным образом с непроизводственным и потому неприоритетным и малооплачиваемым трудом, оказались феминизированными. Этот процесс отчетливо проявился на втором этапе соцмодернизации, когда резко возрос уровень образования женщин. Восточноевропейское общество действительно все больше напоминало большую семью с четким разделением на мужские и женские виды труда и ответственности. Господствовал модифицированный социализмом традиционный взгляд на разделение сфер деятельности мужчины и женщины, в соответствии с которым домашняя сфера жизни оставалась целиком в ведении женщины.
Церковь и семья - исторически два главных института общественной жизни Польши - всегда возлагали именно на женщину особую миссию сохранения и передачи из поколения в поколение национально-культурных ценностей, прежде всего патриотических и религиозных. Этой миссией польской женщины и определяется ее статус. Польские исследователи пишут: «Совершенно естественно, что, чем ниже социальный статус семьи, тем больше власть мужа и тем жестче ее проявления»8. В аристократических семьях роль жены всегда «перевешивала» по значению роль мужа именно постольку, поскольку на нее возлагалась первостепенная по важности для польского шляхетства задача передачи духовного наследия потомству.
Роль «Польской Матери» всегда признавалась обществом и поддерживалась церковью. Основу социального генотипа польской женщины составляет ее готовность к самопожертвованию, не связанному с ожиданием никакой другой компенсации, кроме символической. Именно за это ее близкое героическому качество «чрезвычайного порядка» она и пользуется высоким престижем в семье и обществе9. Традиционно женщина довольствуется ролью «семей-
восточноевропейская семья и общественные трансформации
„ второй половины
Вд ПОСТКОММУНИСТИЧЕСКАЯ ВОСТОЧНАЯ ЕВРОПА ххвека
ного менеджера», более важной для нее, чем производственная самореализация или высокие заработки10. Женщина может сама участвовать в создании дискриминационных барьеров, предпочитая оставлять руководящие должности мужчинам и не пытаясь изменить сложившееся веками разделение ролей.
Восточноевропейскому обществу в отличие от западноевропейского присуща особая форма феминизма - «домашний феминизм», подразумевающий доминирующую роль матери в семье. В 70-е годы «домашний феминизм» был одной из важнейших сторон «домашнего социализма», когда в обществе резко возросла роль институтов частной сферы жизни, а значит и женщины как их центральной фигуры. «Домашний социализм» был неотделим не только от так называемого фамилизма (семейственности), но и от специфического матриархата, властных полномочий и статуса женщины в рамках семьи, служившей основой общественной системы в целом.
М.Ярош, глубоко исследовавшая статистику самоубийств в Польше, обнаружила низкую склонность к ним женщин. Она объясняет это особым статусом и сохраняющимися традиционными привилегиями их в польском обществе. Вероятность самоубийства в результате потери супруга (супруги) в случае их смерти или развода в четыре раза выше, чем у одиноких или состоящих в браке. Таким образом, утрата семейного статуса остается важнейшим фактором девиантного поведения. Наивысшие показатели самоубийств регистрируются у людей, ставших одинокими внезапно. Именно резкая смена брачного статуса, влекущая чувства изолированности и разбалансированности связей с окружающим миром, порождает у поляка (впрочем, не только у него) наибольшую саморазрушительную энергию.
В образе женщины и модели семьи наиболее ярко проступают особенности восточноевропейского типа общества и его эволюции. К их числу относится, во-первых, приоритет частного, но не индивидуального, а группового над общественным и, во-вторых, нематериальной мотивации жизнедеятельности над чисто экономической. Беспрецедентный рост уровня образования женщин в период социализма не столько способствовал изменению, сколько усилению этих традиционных свойств женщин региона как несомненной восточноевропейской специфики. Стремление к равенству полов, как и к реализации интересов, угрожающих семейным, даже выходящим за их пределы, - дело отдаленного, по оценке специалистов, будущего11 . Именно в семейно-репродуктивной сфере зарождаются и коренятся основные отличия восточноевропейского общества от западноевропейского. Л.Кралева показала это на материалах современной Словакии. Она пришла к выводу, что словацкое общество остается «скорее закрытым, настороженным по отношению ко всему иному, чужеродному прежде всего в воспроизводственном поведении»12.
Если польский или словацкий тип семьи и женщины больше
восточноевропейская семья и общественные трансформации второй половины
хх века ПОСТКОММУНИСТИЧЕСКАЯ ВОСТОЧНАЯ ЕВРОПА
соответствуют традиционному, доиндустриальному обществу, то, например, чешский - скорее современному, промышленно развитому. Это, однако, не исключает их принадлежности одной модели семейного поведения, сформировавшейся в странах региона в третьей четверти ХХ в. Более того, объективность существования особого - восточноевропейского - типа семьи и демографического режима подтверждает именно чешский опыт и конкретные социологические исследования его.
Чешская семья уже в межвоенный период принадлежала к более «продвинутому» по цивилизационной шкале западноевропейскому типу с характерным для него высоким брачным возрастом, значительной долей мужчин и женщин, не вступающих в брак, сознательной бездетностью как стратегией жизни человека. Однако с начала 50-х годов семейное поведение чехов кардинально изменилось: исчезла добровольная бездетность, безбрачие, резко снизился возраст вступления в брак и рождения первого ребенка. Демографическая политика рубежа 60-70-х годов явилась важной частью «нормализации» общественной жизни. В результате Чехословакия опередила остальные страны региона по темпам роста рождаемости13. Доля лиц, вступающих в брак, в эти и последующие годы возрастала, достигнув предельных величин (90-95% 20-29-летних). Браки заключались в более раннем возрасте, чем в довоенный период. Если в 30-е годы доля замужних женщин среди 20-летних составляла только 15%, то в 70-е годы она приблизилась к 50%. В 30-е годы брак мужчин в возрасте 20 лет был исключением, теперь в этой возрастной группе женат был уже каждый десятый14.
Распространенные в бывших соцстранах взгляды на семью, брак, отношения мужчин и женщин складывались специфическим образом в условиях высокой, практически полной женской занятости и государственной поддержки института брака и рождения детей, а также ограниченных возможностей самореализации людей во многих других сферах жизни. Результат - по показателям брачности Восточная Европа тяготела к группе стран с выраженной традицией католицизма. Однако эту группу отличали от рассматриваемого региона гораздо более низкие показатели разводимости. Демографическая идентичность стран, принадлежавших к одному геополитическому пространству, была важнейшей характеристикой их общности, что самое главное - относительного единства превалирующих здесь моральных норм и стиля жизни. Сформировавшаяся на этой основе модель демографического поведения, семьи и получила название восточноевропейской. Чешский ученый М.Тучек к числу ее основных характеристик относит: высокий уровень эмансипированности женщин на рынке труда, предпочтение брачного союза другим формам партнерских отношений, сознание, что воспитание детей составляет сердцевину семейных отношений и одобрение развода как формы разрешения супружеско-
восточноевропейская семья и общественные трансформации
„ второй половины
Вд ПОСТКОММУНИСТИЧЕСКАЯ ВОСТОЧНАЯ ЕВРОПА ххвека
го конфликта15.
Восточноевропейский тип демографического поведения, сложившийся в условиях соцмодернизации, отличает низкий брачный возраст, высокая доля населения вступающего в брак, рождение детей вскоре после его заключения, преобладание двудетных семей и небольшая доля внебрачных детей. Этот тип воспроизводства представляет собой несомненное отрицание патриархальной модели семьи. Вместе с тем основу его составляет явное смешение традиционных и современных ценностных систем, концепций и стилей жизни, но смешение специфическое именно для данного региона.
90-е годы принесли с собой смену не только политической и экономической систем, социальной структуры и системы ценностей, но и смену модели демографического поведения. Это выразилось в резком спаде относительно высоких почти до самого конца ХХ в. показателей брачности и рождаемости восточноевропейцев. Однако демографический облик Восточной Европы не мог преобразиться мгновенно. Изменения в режимах естественного воспроизводства не синхронны переменам политических режимов. Инерция традиционных семейных ценностей и образцов поведения особенно велика. Та модель семейного поведения, которая сложилась как амальгама традиционных ценностей и социалистической трансформации, и в 90-е годы еще сохраняла свои ведущие позиции, оставаясь «последним бастионом» уходящей цивилизации.
Если оборотной стороной перехода к обществу индустриального типа было значительное сокращение смертности и увеличение продолжительности жизни человека, то в период превращения общества в постиндустриальное падает рождаемость и меняется характер супружеского поведения и отношений, появляется много бездетных семей. Демографическая модель Запада характеризуется низкой и поздней брачностью и рождаемостью, большим числом внебрачных рождений. Восточноевропейские страны встали на путь второго демографического перехода в начале 90-х годов, т.е. на четверть века позже, чем западноевропейские. На протяжении всей второй половины ХХ в. в странах Восточной Европы оставался низкий средний возраст вступления в брак. В Западной Европе он повышался с середины 60-х годов, когда восточная часть континента еще только вступала в эпоху «домашнего социализма», небывало усилившего здесь институт семьи. Приоритет семейной ориентации народов региона «консервировал» полутрадиционные образцы демографического поведения. Подавляющее большинство восточноевропейцев хотя бы часть жизни прожили в законном браке, что в последнюю треть прошлого века уже не было характерно для западноевропейцев. Экспансия материалистических и индивидуалистических ориентаций 90-х годов должна была преодолеть «аморальную семейственность», а по сути - универсальный социокультурный статус восточноевропейской семьи - как проявление
восточноевропейская семья и общественные трансформации второй половины
хх века ПОСТКОММУНИСТИЧЕСКАЯ ВОСТОЧНАЯ ЕВРОПА ^
«отсталости» народов региона.
В Восточной Европе демографический переход приобрел характер демографической революции, больше напоминающей демографический кризис. Он выразился в беспрецедентном сокращении рождений и браков до минимальных мировых показателей, самых низких за всю историю народов региона, в беспрецедентном росте разводов. Последствия демографического перехода усилил шоковый вариант общественной трансформации в условиях экономического кризиса, значительное снижение уровня жизни, появление безработицы, резкое ограничение гарантий социальной защищенности. На мотивацию к заключению брака и деторождению влиял также специфический восточноевропейский фактор - жилищный. Он возник в период социализма, когда представлялось, что ситуация с обеспечением молодых семей жильем не может быть хуже. После 1989 г. оказалось, что может16.
С другой стороны, новые возможности, открывшиеся перед восточноевропейской молодежью на рынке труда и образования, также ускорили переход к новой модели семейного поведения. Для женщин перспективы финансового и социального успеха, высоких заработков и квалификации представили собой альтернативу ранним бракам и рождению детей. Общественная реальность 90-х годов внесла перемены в положение восточноевропейской семьи, в стратегии «семейного строительства». Соображения экономического прагматизма, подчинившего себе всю восточноевропейскую действительность периода либерализации, стали оказывать растущее влияние и на демографическое, семейное поведение. «Материализация» сознания и повседневности все чаще побуждает женщин отказываться от традиционных ролей, от приоритета «дома и детей» в системе ценностей. Экономические трудности, с одной стороны, и расцвет потребительского рынка, с другой, вынуждают их искать источники заработков и отказываться от традиционной модели семьи, за которую ратует католическая церковь. Капитализм оказался для восточноевропейской семьи, по выражению И.Можны, «более твердым орешком» по сравнению с социализмом17.
Новая система ценностей вступила в противоречие с полутрадиционной моделью семейного поведения, которая пережила в Восточной Европе эпоху не только раннего, но и позднего модерна, практически перешагнув в эпоху постмодерна. Однако, как видно из материалов социологических исследований, в период рыночно-демократических реформ еще не произошло кардинальных перемен в модели семейного поведения восточноевропейцев. Напротив, посткоммунистическая трансформация - по своей сути либеральная -на ее начальных, самых напряженных этапах, когда финансовое положение семей резко ухудшилось, даже усилила традиционализм семейных отношений. У восточноевропейского человека, поставленного перед необходимостью поиска путей выживания в изменив-
восточноевропейская семья и общественные трансформации второй половины
ПОСТКОММУНИСТИЧЕСКАЯ ВОСТОЧНАЯ ЕВРОПА ххвека
шемся мире, произошла мобилизация глубинных, консервативных механизмов самосохранения.
Многочисленные разработки проблематики восточноевропейской семьи прошлого десятилетия свидетельствуют об относительной стабильности модели семейного поведения «традиционного наполнения». Характерно, что последовательными носителями этой модели выступали наиболее развитые в экономическом и политическом отношениях страны, «авангард» процессов вестернизации Восточной Европы - Чехия и Польша.
На условной демографической карте мира посткоммунистический регион образует выраженную системную общность. Согласно результатам международного сравнительного исследования (ISSP), рассматриваемая группа стран по состоянию на середину 90-х годов сохраняла сходство семейных ценностей. Ближе всего в этом отношении друг к другу были Болгария и Россия, к ним примыкала Венгрия, за которой следовали Польша и Чехия. Замыкала этот ряд Восточная Германия, где процессы демографической эволюции все еще имели много общего с другими бывшими социалистическими странами18.
Так, сторонники тезиса «женщина должна иметь детей, чтобы чувствовать себя полноценной» в прошлом десятилетии составляли подавляющее большинство - 80-90% опрошенных в странах рассматриваемого региона. Их отличие в этом отношении от Западной Европы и США квалифицируется специалистами как «шокирующее». Там не более половины, а в скандинавских странах всего 20% респондентов разделяло подобное мнение. Не меньше разница в оценке роли женщины в политике между европейским Востоком и Западом. Распространенное среди восточноевропейцев убеждение, что «женщины обязаны заниматься домом, а управление страной оставить мужчинам», поддерживали всего 19% американцев. В вопросе о положении женщины и равенстве полов посткоммунистические страны - несмотря на существующие между ними различия -принадлежат, по оценке М.Мароди, к числу «наиболее консерва-тивных»19.
Характер семейного поведения и сознания зависит от образования и особенно от возраста. Молодое поколение демонстрирует постепенное изменение, например, модели брачности. Эта тенденция проявляется, по оценке М.Тучека, в Чешской республике, Восточной Германии, Венгрии и Словении20. Вместе с тем посткоммунистические страны, принадлежащие к числу католических, демонстрируют наибольшую приверженность семейному традиционализму. Речь идет прежде всего о Польше.
Интересные результаты дало сравнение католически ориентированных женщин Польши и США. Более высокий уровень традиционализма полячек по сравнению с американками особенно проявляется в их позитивном отношении к следующим заявлениям: «дом и дети - это то, что действительно необходимо большинству жен-
восточноевропейская семья и общественные трансформации
второй половины „
хх века ПОСТКОММУНИСТИЧЕСКАЯ ВОСТОЧНАЯ ЕВРОПА ^
щин», «обязанность мужчины зарабатывать, а женщины вести хозяйство», «нехорошо, если мужчина остается дома и заботится о детях, а женщина идет на работу». Польские женщины менее консервативны в оценке труда как способа обретения ими независимости и необходимости для женщины работать, чтобы материально поддержать семью21. В целом в отношении супружества и семьи польские женщины более традиционалистичны по сравнению с американскими, даже при сходстве их религиозных ориентаций. Первые более склонны считать, что люди, состоящие в браке, счастливее, что дети - основная цель заключения брака, что плохое супружество лучше одиночества. Приверженность католической религии проявляется в ориентации на модели семейного поведения и положения женщины, которые можно назвать консервативными. Однако восточноевропейский социокультурный тип к подобному влиянию церкви предрасположен в гораздо большей степени, чем западный.
Даже в Чехии, считающейся страной с самым секуляризированным населением, семья является особой формой «национальной религии». К числу последовательных сторонников традиционной модели семьи и брака, признающих святость семейного союза, жертвенность по отношению к детям, осуждающих неверность и разводы, в прошлом десятилетии здесь принадлежало 46,4% опрошенных. Почти столько же (45,5%) признавало только некоторые стороны традиционного супружеского союза. Радикально его отрицало менее 10% чехов22. Причем социальная дифференциация норм демографического поведения не была обнаружена, различия в нравственных устоях мужчин и женщин и - главное - представителей разных поколений имели непринципиальный характер.
В вопросе о разделении труда и ответственности чехи независимо от возраста ориентируются больше на традиционную форму семейного поведения. Во всяком случае, чешские мужчины и в самом конце ХХ в. принадлежали к сторонникам консервативной модели семьи. Стремление к эмансипации, существовавшее у молодых высокообразованных женщин, не встречало понимания у мужчин их возраста. Молодое поколение чехов, как показало одно из недавних исследований, демонстрировало даже более консервативные взгляды, чем их отцы и матери23.
Словацкие социологи констатируют стабильность и постоянство модели семейного поведения населения страны24. Следует учитывать, что здесь все еще продолжает преобладать сельский образ жизни над городским, сохраняется высокий уровень религиозности. Режим естественного воспроизводства в Словакии явно не соответствует западноевропейскому типу - намного более многообразному, дифференцированному и индивидуализированному. Анализ репродуктивного поведения словаков показал распространенность среди них супружеского союза современного типа, но только в форме, присущей периоду до начала второго демографического
восточноевропейская семья и общественные трансформации
„ второй половины
Вд ПОСТКОММУНИСТИЧЕСКАЯ ВОСТОЧНАЯ ЕВРОПА ххвека
перехода, т.е. до 70-х годов. Одновременно сохраняются традиционные формы супружеских отношений: существует строгая приверженность унифицированной модели этих отношений в виде института брака, отсутствует равенство в выполнении повседневных домашних работ, остается один из самых низких в Европе показателей разводимости населения (1,75 разводов на 1 тыс. человек)25.
На протяжении всего периода 1990-1999 гг., как показывают данные Института изучения общественного мнения в Праге, в иерархии ценностей чехов первое место стабильно занимала ориентация: «жить в благополучной семье», второе: «помогать прежде всего своей семье и друзьям», третье: «иметь друзей, с которыми находишь взаимопонимание». Напротив, самые последние, 29-33 места в этой иерархии занимали соответственно следующие ценностные ориентации: «достичь значительного положения в обществе», «иметь собственную фирму, быть ее владельцем», «жить по религиозным принципам», «иметь работу, позволяющую управлять людьми», «проводить политику своей партии, движения»26. То есть на фоне явного и постоянного доминирования ценности семьи и отношений с близкими в чешском обществе 90-х годов существовало отчетливое разделение на «мир людей» и «мир институций», характерное для периода «домашнего социализма». Правда, в отличие от того периода, традиционалистские установки сочетаются теперь с сугубо материалистическими ценностями.
В этой ситуации восточноевропейская семья как система родственных взаимосвязей в очередной раз взяла на себя функцию относительно независимого «предприятия», полагающегося на свои силы, взаимную поддержку, восполняя собой недостающие государственные функции. Она вновь превратилась в социальную основу общества.
Для чешского или польского человека семейные ценности продолжают служить базисным элементом национальной культуры, обеспечивающим сохранение его национальной идентичности. В конце ХХ в. в условиях очередного передела политической карты Европы и процессов глобализации именно семья и семейный традиционализм помогли восточноевропейскому человеку сохранить себя и свою культуру. И социологических подтверждений тому существует немало.
Так, на женщине здесь по-прежнему оставалась основная ответственность за домашнее хозяйство и воспитание детей, т.е. за безопасность и обеспечение преемственности рода, а значит и всего общества. Сохранялся своеобразный «восточноевропейский матриархат», который женщины сознательно предпочитали партнерской модели отношений с равным распределением домашних обязанностей. При этом лишь менее 3% польских женщин определяли свое положение в семье как «дискриминацию»27. А величина их заработков в середине 90-х годов составляла всего 57% от муж-
восточноевропейская семья и общественные трансформации второй половины
хх века ПОСТКОММУНИСТИЧЕСКАЯ ВОСТОЧНАЯ ЕВРОПА
ских, что меньше, чем в Венгрии, Чехии, даже Словакии, Болгарии, России28. Чешские женщины не воспринимали себя как конкурентов мужчин в профессиональной сфере и даже склонны были скрывать свое образование. Более естественной сферой самореализации они считали семейную, особенно воспитание детей. Здесь они чувствовали свою незаменимость, освобождая мужчин от домашних обязанностей. Бытовало мнение, что мужчинам в целом живется тяжелей в силу высоких производственных нагрузок29. И для польской, и для чешской современной женщины важней в этом смысле соображения не равенства, а справедливости. Такой выбор и составляет принципиальное отличие общества восточноевропейского типа от западноевропейского.
С западноевропейской точки зрения подобное положение трактовалось как возврат Восточной Европы к традиционным ценнос-тям30. И это было недалеко от истины. Специалистов на Западе не могла не удивлять «"живучесть" восточноевропейской патриархальности, ее способность принимать различные институциональные формы, ни на сколько не уступая при этом своих господствующих позиций»31 .
Трудностям нового переходного периода восточноевропейское общество противопоставило испытанный историей «ресурс» семейной солидарности. Использование в кризисных ситуациях духовного и материального потенциала семейного окружения, способности «держаться вместе» считается у народов региона наиболее рациональным способом выживания и самосохранения32. Личные цели соотносятся с потребностями семьи, ближайшего окружения, а не идут вразрез с ними. Тем самым восточноевропейский тип индивидуализма отличается как от классического западного, так от привычных нам представлений о коллективизме, связанных с общественным служением и общественной пользой. Данный тип социальности, возможно и составляет главную особенность этой группы народов, объединяющую их в сообщество, которое определяется нами как «восточноевропейское».
Несмотря на переживаемый ею кризис, семья осталась и для чеха, и для болгарина, и для поляка надежной и стабильной опорой существования. Самые прагматичные из народов региона -чехи - предпочли семейную солидарность новой форме социального экспериментирования - массовому вовлечению в предпринимательскую деятельность. «Предпринимательская стратегия» как форма жизни отвергнута даже молодым поколением Чехии. Оно не могло смириться с моральными издержками, которые предполагало следование этой жизненной стратегии33.
Вместе с тем для современного восточноевропейца семейный традициона-лизм - понятие не архаическое, а постоянно обновляющееся. Большинство населения посткоммунистического региона сформировалось в семьях, где мать была занята в общественном производстве полный рабочий день. И это рассматривалось как
восточноевропейская семья и общественные трансформации
„ второй половины
Вд ПОСТКОММУНИСТИЧЕСКАЯ ВОСТОЧНАЯ ЕВРОПА ххвека
единственная общепринятая норма. Для восточноевропейских наций, относящихся к «наиболее развитым», в эпоху либерализации характерен не отказ от института семьи, а скорее стремление к более равному распределению между супругами ролей и обязанностей, домашних и производственных. В период социализма здесь наблюдалась самая высокая в регионе - практически предельная -женская занятость. Именно тогда в Чехии перестала существовать такая социальная категория, как домохозяйка. И сейчас по уровню экономической активности чешские женщины трудоспособного возраста лидируют на общерегиональном фоне. Ожидавшегося снижения их занятости в период либерализации не произошло, как и не оправдались, например, предположения, что восточногерманские женщины начнут имитировать стиль поведения в сфере занятости, характерный для западногерманских женщин34.
Доля женщин, работающих даже неполный день, в ЧР существенно меньше, чем в других странах Европы; гендерная дифференциация в сфере труда здесь гораздо слабей, чем на Западе. Таким образом, рассудительное чешское общество демонстрирует специфический - более прогрессивный в цивилизационном плане, уже не традиционный в привычном понимании, но отличный от западного, тип семьи, гендерных отношений, женской эмансипации. Суммарное количество часов, отработанных экономически активной женской частью населения в Чехии, по подсчетам социологов, значительно превышает это количество для женщин западноевропейских стран. Не только тип динамики женской занятости, но и сочетание семейной и производственных ролей у чешских женщин, по оценке М.Чермаковой, уникальны35. Эмансипация восточноевропейской женщины шла через вовлечение в производственную деятельность, а не через частную жизнь, политику или общественную активность, как это происходило на Западе.
В конце ХХ в. население посткоммунистических стран демонстрировало общность взглядов по вопросу о положении женщины в обществе, значении семьи и брака в жизни современного человека. По отношению к фундаментальным проблемам воспроизводства человеческого бытия данная группа народов составляет самостоятельную общность, соответствующую положению региона на географической и политической картах Европы. При всей условности широких генерализаций можно говорить об определенном не только демографическом, но и общественном, нравственном климате в странах бывшего восточного блока. Эту модель демографической эволюции сформировал характерный для данного сообщества тип морали как основы поведения человека в повседневной действительности, его отношения с окружающими людьми.
Восточноевропейский тип и демографического, и общественно-исторического перехода в целом является особым случаем распада традиционной идентичности. На рубеже веков подтвердилась истина о многообразии путей социокультурной эволюции. Отдельные
восточноевропейская семья и общественные трансформации второй половины
хх века ПОСТКОММУНИСТИЧЕСКАЯ ВОСТОЧНАЯ ЕВРОПА ^
народы и группы народов вырабатывают свой, близкий им способ вхождения в современный мир. После полувековой эпохи драматических перемен, после двух волн модернизации - с Востока и Запада - для восточноевропейцев очевидно, что сохранение национально-культурного своеобразия служит единственным условием не только выживания, но и процветания в наступившем столетии.
Примечания
1. Nowak St. System wartosci spoieczecstwa polskiego // Studia socjologiczne.
W-wa, 1979. - N 4.
2. Mo^ny I. The Czech family in transition: from social to economic capital // Social reform in the Czech Republic. Prague papers on social responses to transformation. Vol. II. - Pr., 1994. - P. 63.
3. Banfield E. The moral basis of a backward society // Political corruption. Readings in comparative analysis. - New Brunswick, 1979.
4. D^browska G. Kobieta w sferze zycia rodzinnego // Kobiety i ich m^zowie. Studium porownawcze. -W-wa, 1996.
5. Mo^ny I. Ceska rodina v dobe pozdni modernity // Ceska spolecnost na konci tisicileti. Dil 1. - Pr., 1999. - S. 31.
6. Tarkowska E., Tarkowski J. Social disintegration in Poland: civil society or amoral familism? // Telos. - Fall, 1991 - N 89. -P. 105.
7. Nowak St. Values and attitudes of the Polish people // Scientific American. - 1981. - Vol. 245, N 1.
8. Tazbir J. Polska na zakrKtach dziejyw. - W-wa, 1997. - P. 168169. Цит. по: Jarosz M. Suicide. - W-wa, 1998. - S. 122.
9. Titkow A. Poland, new gender contract in formation // Polish sociological review. - 1999. - N 3. - P. 385.
10. Jarocz M. Suicide. - W-wa, 1998. - P. 124.
11. Titkow A. Poland, new gender contract in formation. - P. 393.
12. Kral'ova L. Manzelska rodina v Zapadnej Europe a na Vychodnem Slovensku // Sociologicky casopis. - 2001. - N 4. - S. 460.
13. Бодрова В.В. Народонаселение европейских социалистических стран.
М.,
1976. - C. 15.
14. Там же. - С. 217.
15. Tucek M. a kol. Ceska rodina v transformaci. Stratifikace, delba roli a hodnotove orientace. - Pr., 1998. - S. 36.
16. Mo^ny I. Ceska rodina v dobe pozdni modernity. - S. 29.
17. Ibid. - S. 30.
18. Тучкова Н. Изменения в демографическом поведении и сознании населения Чехии в 1990-е годы // Социокультурные трансформации второй
восточноевропейская семья и общественные трансформации
„ второй половины
Вд ПОСТКОММУНИСТИЧЕСКАЯ ВОСТОЧНАЯ ЕВРОПА ххвека
половины ХХ в. в странах Центральной и Восточной Европы. - М., 2002.
19. Oswajanie rzechiwistos ci. Mi^dzy realnym socjalizmem a realna demokracja. W-wa, 1996. - S. 47-48.
20. Tucek M. Pretrvav a v С eske republice vychodoevropsky model rodinneho chovani? // Data a fakta. - 1996.- N 5.
21. Hanson S.L., Gadowska K. Catholicism, country and the construction of gender // Polish sociological review. - 1999. - N 3. - P. 363.
22. Tucek M. a kol. Сeska rodina v transformaci. - S. 67.
23. Friedlanderova H., Tuc ek M. С esi na prahu noveho tisi cileti. -Pr., 2000. - S. 181-186.
24. Piscova M. Marital and parental start and demographic behavior in Slovakia (and in Europe) at the turn of the centuries // Sociologia.
- 2002. - N 3.
25. Кралева Л. Брачные отношения в Словакии и западноевропейские параллели // Социокультурные трансформации второй половины ХХ в. в странах Центральной и Восточной Европы.
26. Potucek M. a kol. Pravodce krajinou priorit pro Сeskou Republiku.
- Pr., 2002. - S. 252.
27. Titkow A. Poland, new gender contract in formation. - P. 382.
28. Indywidualizm a kolektywizm. - W-wа, 1999. - S. 68.
29. Valdrova J. Stereotypy a klis e v media lni projekci genderu // Sociologicky casopis. - 2001. - N 2. - S. 203.
30. Heilingerova A., Trnkova Z. Formuje se nova generace? // Ceska spolecnost na konci tisicleti. Dil. 2. - Pr., 1999. - S. 68.
31. T. van der Lippe, Fodor E. Changes in gender inequality in six Eastern European count-ries // Acta sociologica. - 1998. - Vol.,41. -N 2. - P. 146.
32. Mach B.W. Transformacja ustrojowa a mentalne dziedzictwo socjalizmu. - W-wa, 1998. - S. 157.
33. Friedlanderova H., Tuc ek M. С esi na prahu noveho tisi cileti. -S. 179.
34. Baethge M., Andretta G. Continuity and discontinuities of East Germany's social structure in transformation // Sisyphus. Social studies. Vol.X. - W-w, 1997.
35. Tuc ek M. a kol. С eska rodina v transformaci.
