БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК
1. Бабайцева В» В. Явления переходности в грамматическом строе русского языка и методика их изучения // Явления переходности в грамматическом строе современного русского языка: Межвуз. сб. науч. тр. М., 1988. С. 3 — 13.
2. Балли Ш. Общая лингвистика и вопросы французского языка. М.: Изд-во иностр. лит.,
1955. 416 с.
3. Ваудер А. Я. Явления переходности в грамматическом строе современного русского языка и смежные явления // Явления переходности в грамматическом строе современного русского языка: Межвуз. сб. науч. тр. М., 1988. С. 13 — 19.
4. Ким О. М. Транспозиция на уровне частей речи и явление омонимии в современном русском языке. Ташкент: Фан, 1978. 227 с.
5. Лукин М. Ф. Трансформация частей речи в современном русском языке. Донецк: Изд-во Донецк, ун-та, 1973. 100 с.
6. Мигирин В. Н. Очерки по теории про-
цессов переходности в русском языке / Белорус, пед. ин-т. Бельцы, 1971. 198 с.
7. Ш игу ров В. В. Типология употребления атрибутивных форм русского глагола в условиях отрицания действия / Науч. ред. Л. Л. Буланин. Саранск: Изд-во Мордов. ун-та, 1993. 385 с.
8. Шигуров В. В. Сущность и основные типы транспозиции в русском языке // Функционально-семантические исследования: Межвуз. сб. науч. тр. Вып. 1 / Редкол.: Л. Л. Буланин (отв. ред.) и др. Саранск, 1996. С. 5 — 13.
9. Шигуров В. В* Три этапа транспозиции глагола в наречие // Разноуровневые характеристики лексических единиц: Материалы межвуз. практ. конф.: В 3 ч. Ч. 3. Смоленск, 1997. С. 22 — 27.
10. Шигуров В. В. Функциональный и функционально-семантический типы транспозиции
глагола в прилагательное // Функционирование языка в различных речевых жанрах: Материалы Всерос. науч. конф. Вып. 1. Ростов н/Д., 1997, С. 33 — 36.
ВОССТАНОВЛЕНИЕ (СОХРАНЕНИЕ) ДРЕВНЕГО СОЧЕТАНИЯ ГЛАСНЫЙ + ЙВ МОРДОВСКИХ ЯЗЫКАХ
Г. С. ИВАНОВА, кандидат филологических наук
В мордовских языках наблюдается ряд случаев, где в качестве форманта выступает исторический й. Все эти случаи можно разделить на три группы:
1) й из общемордовского сочетания гласный + й с функционированием й:
а) в абсолютном исходе некоторых существительных и прилагательных, как э. кстый „земляника", мазый „красивый, прекрасный"; м. кстый и кеты, мазы;
б) в словах типа м. содай „знающий, знает, знахарь" сокай „пашущий, пашет, пахарь" которые в зависимости от контекста могут выступать в роли причастий; глаголов 3-го лица единственного числа настояще-будуще-го времени безобъектного спряжения; существительных;
в) в отыменных глаголах, обозначающих „производить на свет что-либо": м. вазыйамс „отелиться" алыйамс
„нестись"; „испачкаться чем-то": ърдазыйамс „испачкаться грязью";
г) в глаголах длительного действия: м, вачкийъмс „ударять" э. вачкэйэме;
2) й из домордовского нг-ового звука. Сюда входят:
а) некоторые существительные: э. л. с'эд'эй, э. д. с'эд'энг „сердце", э. л. кил'эй, э. д. кил'энг „береза" м. с'эд'и, к злу;
б) прилагательные со значением „изобиловать, обладать чем-то": э. л.
кэл'эй, э. д. кэл'энг „широкий" м. кэл'и;
в) существительные в лативной форме: э.. д. вир'эй, вир'энг "в лес", м.
вир'и; э. д. вэл'эй, вэл'энг "в село" м. вэл'и.
По мнению некоторых исследователей, в группу с глаголами длительного действия в общемордовский период входили еще деминутивные формы ти-
© Г. С. Иванова, 1998
па вэл'ин'э „деревушка", названия групп людей, возглавляемых тем или иным родственником, сохранившиеся в эрзянских диалектах, типа авид'эн' „мать моя и другие с нею", из которых в результате исторического процесса й выпал [6, с. 50];
3) й из домордовского к, куда входят:
а) числительные от 11 до 19: э. кэмн'ил'эйэ „четырнадцать", м. кэмн'ил'ийъ; э. кэвэт'эйэ „пятнадцать", м. кэвэт'ийъ [6, с. 50];
б) неопределенные местоимения на -йак в эрзянском языке, в мокшанском ему соответствует -вък: э. мэз'эйак, м. мэз'ъвък „ничто, что-нибудь",
Сочетания гласный + й начали образовываться еще в древнемордовский период, охватывая как именную, так и глагольную сферы. В период.самостоятельного развития языков они претерпели значительные изменения. В эрзянском языке они трансформировались во многих случаях в -ий(-ый), а затем й выпал, остался один гласный. В мокшанском языке происходили следующие процессы:
1) оглушение й-ового форманта перед глухим показателем множественного числа -т(-т') из сочетания аовый гласный+ й: сокай*т' „пашут", мо-рай*т' „поют". В формах морайхн'ъ „те поющие", сокайхнъ „те пашущие" -т выпал, предварительно оглушив й;
2) в сочетаниях неаовый гласный + й й-овый формант сначала оглу-шился, а потом выпал, оставив после себя рефлекс в виде глухого х, в диалектах ш, ш\ с': мол'ихт', мол'иш'т', мол'ишт', мол'ис'т' „они идут";
3) из сочетания неаовый гласный + й й-овый формант выпал. Это охватило, абсолютный исход слова и положение перед звонкими согласными: канды „несет", путы „ставит", мол'из'ъ „мой ходок",
В области именного словоизменения в мокшанских говорах центрального, юго-восточного диалектов восстановление корневого й происходит в формах генитива, датива, каузатива: мац'и „гусь", мац'ийън' мац'ийън'д'и, мац'ийънксъ. В ряде юго-восточных го-
воров й-овая основа наблюдается и в транслативе: адац'ийъкс. В парадигме притяжательного склонения с ним сталкиваемся в формах номинатива, генитива, датива единственного и множественного числа в рядах „монь", „сонь", „минь", „тинь": мац'ийъз'ъ „мой гусь", мац'ийъц „его гусь", мац'ийън'къ „наш гусь, наши гуси", мац'ийън'т'ъ „ваш гусь, ваши гуси" и т. д.
В рядах „тонь", „тинь" перед ин-терфиксальным гласным й восстанавливается в формах латива, пролатива единственного и множественного числа, например: мац'ийъзът „в твоего гуся", мац'ийъват „по твоему гусю",
В области глагольного словоизменения общемордовские сочетания наиболее широкое распространение имеют в юго-восточном диалекте мокшанского языка, где они встречаются и в повелительных формах, например: с'эвийън'т' „вы их возьмите", пу-тыйън'т' „вы их поставьте", къндайън'т' „вы их поймайте"; в объектном спряжении в формах 2-го лица множественного числа прошедшего и будущего времени ряда „синь": сока-сайън'т' „вы их вспашете" пъцайън'т' „вы их посадите, положите"; ср. в м. л. сокасас'т\ пуцас'т'
Аналогичное явление наблюдается в смешанных говорах наскафтымской
мордвы [1, с. 49 — 50] в форме 2-го . ища множественного числа ряда „сонь": сокайэнк „вы его вспашете" кундайэнк „вы его поймаете", ср. в м. л. сокас'т', кундас'т'. В говоре села Новый Мачим й появляется перед исходным гласным в форме глагола 1-го лица единственного числа ряда „сонь"; это же происходит в средневадском диалекте мокшанского языка: н. м. кандыйа, ср.-вад. кандыйэ, э. л. кан-дыйа, м. л. кандын'ъ „я его принес"; н. м. путыйа, ср.-вад. путыйэ, э. л. путыйа, м. л. путын'ъ „я его поставил, положил". Возможно, этот й вторичного происхождения, протетический, возник позже в интервокальном положении.
В области словообразования восстановление й-овой основы происходит:
а) в относительных прилагательных:
ваны „смотрит, смотрящий, пастух, смотритель", но ваныйън' гудн'а „па-
мац'и „гусь", но
къндасайън'т'
домик";
стушии
мац'ийън7 долга „гусиное перо"; ашы поймаю „колодец", ная вода";
но ашииън' вэд' „колодез-
б) в инфинитивных формах: кажы
X. и
• %
„злой, сердитыи , но кажииамс „озлобиться"; сору „сорный" но сорыйамс
обо-
„засориться ,
в) в глаголах со значением гатиться, обзавестись чем-либо": мар'ь „яблоко", но мар'ийамс „обзавестись яблоками", т'ишъ „трава", но т'иший-амс „обзавестись сеном, травой";
г) в сложных и составных числительных: коме' фкийъ „двадцать один", коме' н'ил'ийъ „двадцать четыре";
д) в прилагательных, образованных от наречий: т'ачи т^'ачийън'
и
'ж'и
„сегодня , „сегодняшний день
но
и
ванды „завтра", но вандыйън' биз'ъм „завтрашний дождь";
е) перед суффиксами сказуемости: ваны „смотрит" но ваныйан „я пастух";
мол'и „идет"
*
но мол'ийан „я ходок"; мазы „красивый, прекрасный", но мазыйан „я красив(-а)", мазыйат „ты красив (-а)"; в прошедшем времени: мазыйъл' „он был красив", с'эр'ийъл' „он был высок" с'эр'ийхт'ъл'хт' „они были высокими" э. л. сэр'эйэл'т'
В системе глагольной парадигматики общемордовские сочетания гласный + й могут выступать и перед согласными. Наибольшее распространение это имеет в мокшанском языке в формах объектного спряжения (в безобъектном спряжении он может быть лишь в формах 3-го лица единственного и множественного числа: мо-рай — морайхт'), где он прослеживается:
%
1) в формах 1-го и 2-го лица единственного, числа настояще-будущего времени ряда „синь": кундасайн'ъ „я
их поймаю маешь"
, кундасаит^ „ты их пои-кундан'д'ар'асайн'ъ „если я
«
их поймаю" и т. д., а в говорах юго-восточного диалекта — ив соответствующих формах множественного числа: къндасайн'ък „мы их
поймаем
„вы их поймаете ,
къндан'д'эр'асайт' „если ты их поймаешь", къндан'д'эр'асайн'ъ „если я их
2) во 2-м лице единственного числа ряда „монь" в формах прошедшего времени: содамайт' „ты меня знал", со-дал'ъмайт' „ты бы меня узнал";
3) в форме 1-го лица единственного числа ряда „тонь" (й-овый формант при этом оглушается): содайхт'ън' „я тебя узнал" кундай^'ън' „я тебя пой-
мал"; в юго-восточном диалекте
и
в формах 1-го и 2-го лица множественного числа ряда „синь": содайн'ъ „я их узнал", содайт' „ты их узнал", содайн'ък „мы их узнали"
содаиън'т'
„вы их узнали ;
4) в формах 1-го и 2-го лица единственного числа прошедшего времени ряда „сонь": содайн'ъ „я его узнал" содайт' „ты его узнал"
В говорах средне-вадского диалекта й появляется и в. форме глагола 3-го лица настояще-будущего времени объектного спряжения ряда „синь": ан-цыйн' „он их кормит", канцыйн' „он их несет" (ср. центр., ю.-в. анцын'ъ, канцын'ъ); в формах 1-го и 2-го лица
сонь
и
У
единственного числа ряда „ андъл'ийн' „я бы его накормил андъл'ийт' „ты бы его накормил".
Находим й и в аналогичных формах сослагательного, условно-сослагательного и желательного наклонений.
Следует заметить, что гласный а из сочетания а+й после твердого непарного м перед й переходит в э: ср.-вад. з'эвмэйт' вместо м. л. с'авъмайт' „ты меня взял", ср.-вад. мар'амэйт' вместо м. л. мар'амайт' „ты меня услышал", ср.-вад. мар'амэз'
вместо
м.
л.
числа объектного
9
сонь"
мар'амаз' „они меня (нас) услышали" В говорах наскафтымской мордвы в форме глагола 2-го лица единственного
спряжения ряда восстанавливается сочетание неаовый гласный + й: вастэйт' „ты его встретил", путэйт' „ты его поставил" и т. д.
В городищенском диалекте дифтон-ические сочетания имеют более широкое распространение, чем в других диалектах мокшанского языка: они встре-
чаются и в инфинитиве: кар'гъц'ийамс „загрязниться" капайамс „скирдовать", туйъмс „уходить" Эти формы образовались, по всей видимости, по аналогии с формами типа салыйамс „посолиться" пул'ийамс „запылиться"
[4, с. 311].
В современных мокшанских и эрзянских диалектах встречаются говоры, в которых й возник в результате сочетания двух сибилянтов (свистящего и шипящего) на месте первого. В мокшанском языке данная особенность зафиксирована в говорах сел Паево Ка-дошкинского района и Подгорное Алек-сово Ковылкинского района, где это явление охватывает не только исконно мордовские слова, но и заимствования, в частности из русского языка, например: рудайса „в грязии, клайса „в классе", айса „я скажу" На замену согласных з и с через й указывал М. Е. Евсевьев, приводя в качестве примеров слова кардаз „хлев* кар-дайс вместо кардазс, кардайсэ вместо кардазсэ, кардайстэ вместо кардаз-стэ и т. д. [3, с. 20].
В эрзянском языке это явление получило широкое распространение в говорах болыиеигнатовского диалекта [2, с. 163]. В ряде эрзянских говоров сел, расположенных на территории Татарстана, Оренбургской области, й появился между -н'э и падежными морфемами инессива, элатива, иллатива и компаратива, например: вир'т'н'эйсэ, „в лесах тех", вир'т'н'эйстэ „из лесов тех", вир'т'н'эйс „в леса те" Источником й в данном случае является й-овый элемент послелогов эйсэ, эйстэ, эйс, которые, потеряв начальный вокалический элемент, примкнули к основе
множественного числа и образовали с ней алломорфу с соответствующим падежным значением [7, с. 3 ].
Как в эрзянском, так и в мокшанском языке й (цо мнению большинства ученых, тюркское заимствование) полностью сохранился в абсолютном исходе звательных форм, где перехода сочетания гласный + й в и(ы) не произошло, а также в мордовских дохристианских именах, оставивших след в современных фамилиях, прозвищах, например: учайэв от уча „овца" пин'айэв от пин'э „собака" В ниж-непьянском диалекте встречаются формы кадайка „жених, покинутый невестой" от кадай, олдай „Евдокия" окрай „Ефросинья". Отождествляя их этимологически, функционально и морфологически, Д. Т. Надькин объяснял отсутствие перехода дифтонгического сочетания в и(ы) в данном случае их более акцентированным произношением в речевом потоке, в результате чего непервые слоги приблизились по произношению к первым [5, с. 90].
Й-овый формант в свою очередь предотвратил изменение качестза предшествующего гласного и позволил сохранить специфичность вокативной формы, так как его потеря привела бы г отождествлению форм вокатива, обозначающих принадлежность объекта именно данному субъекту по родственным, дружеским признакам с формами именительного падежа единственного числа основного склонения, обозначающими понятие вообще, например: т'ад'ай „мама" (звательная форма) и т'ад'а „мать" (вообще), причем к русским заимствованиям й присоединяется н епоследовательно.
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК
1. Бибин М. Т. Говоры наскафтымской мордвы // Учен. зап. Мордов. ун-та. 1964. № 43.
С. 19 — 59.
2. Давыдов М. М. Болышигнатовский диалект эрзя-мордовского языка // Очерки мордовских диалектов: В 5 т. Саранск, 1963. Т. 2. С. 118 — 233.
3. Евсевьев М. Е. Основы мордовской грамматики. M.: Центриздат, 1929. 446 с.
4. Ломакина Т. И. Городишенский диалект мокша-мордовского языка // Очерки мордов-
ских диалектов: В 5 т. Саранск, 1966. Т. 4. С. 289 — 330.
5. Надькин Д. Т. Краткие сведения по фо-/етике нижнепьянского диалекта и говоров Чувашского Присурья // Вопросы мордовского языкознания. Саранск, 1968. Вып. 36. С. 67 — 97.
6. Смирнова-Бубрих В. Д. Из области мордовского вокализма непе^вых слогов слова // Филол. докл. Саранск, 1948. С. 42 — 76.
7. Цыганкин Д. В. Фонетика эрзянских диалектов / Мордов. ун-т. Саранск, 1979. 111 с.
ПРИНЯТЫЕ СОКРАЩЕНИЯ
м. — мокшанским
м. л. — мокшанский литературный
ср.-вад. — средневадский
н. м. — наскафтымская мокша
центр. — центральный
э. — эрзянский
э. л. — эрзянский литературный э. д. — эрзянский диалектный ю.-в. — юго-восточный
ТАЙНА СЛОВА
(МОРДОВСКИЕ ЯЗЫКИ НА СТРАНИЦАХ РОССИЙСКОЙ ПЕРИОДИКИ XIX — НАЧАЛА XX ВЕКА)
Ю. А. МИШАНИН, кандидат исторических наук
Языковой материал, опубликованный в периодической печати XIX столетия, является ценнейшим источником для изучения былого расселения народа. О границах расселения древней мордвы многое говорят данные топонимики и гидронимики. Они складывались на протяжении многих веков и способны пережить не только тех, кто их создал, но и языки, на которых они создавались. Лишь „топографические названия свидетельствуют в настоящее время об упоминаемых Нестором финских племенах, населявших современные центральные губернии Европейской России" [6, с. 44]. Определенные выводы по данным топонимики находим в публикациях И. Н. Смирнова, И. И. Дубасова, В. Орлова, увидевших свет как в столичных, так и в губерн-л ских изданиях.
Согласно наблюдениям академика В., А. Серебренникова, в основе мордовской топонимики и гидронимики лежит серийный принцип. Отдельная группа топонимических или гидрони-мических названий всегда характеризуется каким-либо словом, которое выполняет роль индикатора серии [4,
с. 247].
Профессор Казанского университета И. Н. Смирнов в своем известном очерке „Мордва" выделяет целую группу
таких слов, к которой в первую очередь относит слово лей — „река". В роли определителя, как правило, стоящего на первом месте, может быть слово, обозначающее или свойство местности, по которой протекает река, или характер ее самой, или личное имя первого поселенца. Автор находит подобные примеры в названиях рек Пензенской, Нижегородской и Симбирской губерний: Пичелей (пиче — „сосна" + лей); Чуварлей (шувар — „песок" + лей); Леплей (лепя — „ольха" + лей); У чал ей (уча — „овца" + лей); Нарулей (пару — „поле (трава)" + лей); Инелей (ине — „большой" + лей); гидронимы с личным именем: Колополей, Кички-лей, Рыслей, Кочатлей, Шичкилей, Мочалей, Циплей, Мардалей, Санга-лей, Рушлей, Конаклей, Аташлей, Кочкарлей, Кудашлей, Ахметлей, Атяшлей [5, с. 76 ].
Кроме лей к словам-индикаторам топонимических серий И. Н. Смирнов относит: веле — „деревня" (Кардавиль, Одвеле, Вярвель, Родявеле, Рузвель); панда — ;,гора" (Пичпанда); кужа — „поляна" (Камакужа); дон — „устье
реки" (Сарадон); вирь — „лес" (Сала-вирь) и др.
Относительно гидронимов Мокша, Явас, Поника, Пара, Сура, Сира, Ма-раса, Варма профессор И. Н. Смирнов
© Ю. А. Мишанин, 1998