CC BY
121О. И. Марискин,
доктор исторических наук, профессор, МГУ им. Н.П. Огарева (г. Саранск)
ВОССТАНОВЛЕНИЕ НАЛОГОВОЙ СИСТЕМЫ В РОССИИ ПОСЛЕ СМУТЫ
В статье анализируются экономические аспекты кризиса конца XVI — начала XVII в., раскрывается роль налоговой политики в стабилизации государства в период правления Михаила Романова.
Налоговая политика на рубеже XVI— XVII вв. принадлежит к категории многоплановых проблем и является ключом к пониманию ряда важнейших социальноэкономических процессов российского Средневековья. Одной из основных экономических причин социально-политического кризиса начала XVII в., называемого в исторической литературе Смутой, стало резкое увеличение во второй половине XVI в. государственных податей и частновладельческих повинностей, что вызвало массовое разорение крестьян. Это усугублялось опричным террором, долгой и трудной Ливонской войной, набегами крымских татар, голодом, эпидемиями, правежами.
В историографии отмечается взаимосвязь хозяйственного разорения государства с ростом податей, однако вопрос о величине и составе платежей остается дискуссионным. Видный русский историк конца XIX — начала XX в. Н. А. Рожков проследил динамику роста прямых налогов за весь XVI в. По его подсчетам, в первые два десятилетия XVI в. денежные платежи в государственную казну не превышали 5 руб. с сохи, в 1520— 1540-е гг. достигли 8 руб., в 1550-е — начале 1580-х гг. — 42 руб. Сборы на управление (казначеевы, дьячьи и подьячьи деньги, наместнический корм) составляли 5,4 % сборов, данные деньги — 47,8, ямские — 23,9, пищальные и ямчужные — 7,0, полонянич-ные — 4,8, примет — 1,5, городовое и засечное дело — 9,6 %. В 1587—1588 гг. с сохи взимался уже 151 руб., т. е. податная тяжесть с начала века выросла более чем в 30 раз [1]. Н. А. Рожков выделяет три основные причины столь значительного роста налогов: 1) хозяйственную —
сокращение размеров запашки и переход к более интенсивной системе земледелия; 2) финансовую — освобождение от тягла части боярской запашки с переложением недобора на крестьянскую пашню; 3) рост государственных потребностей — перевод натуральных повинностей в денежную форму [2]. По данным С. Б. Веселовского, с сохи к концу XVI столетия собирали всего 13 руб. 56 денег [3], что значительно было меньше итогов Н. А. Рожкова.
Расчеты Н. А. Рожкова подверг критике Г. В. Абрамович. Он отметил, что для дореволюционной историографии характерно смешение окладных единиц: на Севере и в Центре существовали разновеликие сохи. По расчетам Г. В. Абрамовича, основанных на источниках Северо-Запада России, номинальный размер платежей крестьян в 1583 г. достигал 75 руб. 15 денег, а в 1586—1588 гг. — 116 руб. 85 денег [4]. Однако, цифры, полученные Г. В. Абрамовичем, гораздо ближе к данным Н. А. Рожкова.
Несколько иная динамика прослеживается в центральных уездах. По данным Е. И. Колычевой, в 1581—1582 гг. с монастырских крестьян Иосифо-Волоколам-ского монастыря здесь собирали с сохи в среднем по 38 руб. прямых налогов, в 1583 г. — по 43, в 1587—1588 гг. — по 35 руб. [5].
В коллективной монографии «Аграрная история Северо-Запада России» высказано предположение, что норма эксплуатации держалась в Новгородских землях в начале XVI в. на уровне 25—30 % совокупного продукта, вырабатываемого крестьянами. Такая норма оставляла для средних крестьянских хозяйств возможность простого воспроизводства, а в не-
которых группах хозяйств (особенно государевых оброчных) — и накопления. Во второй половине XVI в. положение резко ухудшилось. По мнению А. Л. Шапиро, в 1590-е гг. владельческие повинности в Троице-Сергиевом монастыре забирали 29—37 % всего труда, вложенного крестьянами в хлебопашество. Около 19 % труда в хлебопашестве уходило на выполнение государственных повинностей [6]. Общая норма эксплуатации крестьян достигала половины или превышала половину труда, вложенного ими в основную отрасль хозяйства. Не только весь прибавочный, но и часть необходимого продукта отнимались у непосредственных производителей. Крестьянский бюджет был не в состоянии вынести двойные платежи.
Население, не оправившись до конца от разорения, вызванного Ливонской войной, опричным террором Ивана Грозного, усилением налогового гнета, стало жертвой страшного голода 1601—1603 гг. Несмотря на обрушившийся голод, центральная власть пыталась собрать государственные налоги в размерах, не уступавших суммам предшествовавших лет. Однако, выполнить государеву волю не представлялось возможным. Сборщики налогов в отписках, направляемых в Москву, называли следующие причины: 1) «стал глад великий, собрати... денег вскоре немочно»; 2) «крестьяне разошли-ся... иные безвестно»; 3) «денег. не дают, а сказывают, что их государь пожаловал, никаких податей с них имати не велел»; 4) налогоплательщики становились «ослуш-ны» и выгоняли сборщиков податей [7]. Население в массовом порядке отказывалось и от уплаты налогов: не платили сборов «мордва на 3 годы, а иные на 4 годы, а черемиса. на 4 годы, а бортники на 2 годы, а иные на 3 годы». Одной из основных причин, побуждавших крестьян участвовать в восстаниях, было стремление уничтожить фискальную документацию, хранившуюся в уездных центрах, и освободиться от чрезмерного налогообложения.
После воцарения в 1613 г. Михаила Романова власть испытывала острую не-
хватку финансовых средств. Поступление доходов в казну почти прекратилось. По сведениям С. Б. Веселовского, «не было ни порядка, ни денег, ни средств выяснить размеры государственных доходов и расходов» [8].
Обстановка требовала принятия чрезвычайных мер, поэтому государство прибегло как к внешним, так и к внутренним займам. В царских грамотах, рассылаемых по городам летом 1613 г., указывалось: «А как в государеве казне денежные доходы и хлебные и всякие запасы в сборе будут, и царское величество вас пожалует те деньги и за хлеб и за соль и за всякие товары, что вы с себя ныне дадите, велит заплатити из своей царския казны тотчас безо всякого перевода. А будет вы взаймы нам деньги и хлеба и товаров, что дать ратным людем, не дадите, а грехом ратные люди, не стерпя голода и нужи, с Москвы разойдутся и вам от Бога не пробудет, что православная вере разорится» [9].
Приход к власти династии Романовых оказал положительное влияние на политическую, а в дальнейшем на хозяйственную стабилизацию и развитие страны. Основу податного тягла составляли несколько важных прямых налогов, взимавшихся еще в XVI в.: данные (данские) деньги, ямчужные деньги, наместничий корм, сборы на городовое и засечное дело и некоторые другие.
Старая ямская подать продолжала взиматься и в XVII в. по прежнему окладу — 10 руб. с сохи (21/ деньги с чети). Вместе с ними и независимо от них появляется новый ямской оклад «московским и других городов охотникам на жалованье» в значительно большем, чем прежде, размере. В 1616 г. оклад нового налога составлял 280 руб. с сохи, с 1618г. — 800 руб. (1 руб. с чети), в 1621г.— 584 (1 руб. 73 коп), в 1622 г. — 468 руб. (1 руб. 58 '/2 коп.), в 1630 г. —
400 (1 руб. 50 коп.), 1636 г. — 534 руб. (1 руб. 66 3/4 коп.), в 1644 г. — 784 руб. с сохи (1 руб. 98 коп. с чети) [10]. Несмотря на то что рубль в первые годы царствования Михаила Федоровича составлял, по
61
расчетам В. О. Ключевского, 1/5—1/6 стоимости конца XVI в. и был стабилен лишь в течение нескольких десятилетий в середине XVII в. [11], наглядно виден существенный рост налогового бремени. После появления новой подати «охотникам на жалованье» старая ямская подать получила название малых ямских денег — в отличие от больших ямских денег.
Вместе со старыми пищальными деньгами в 1614 г. государство ввело налог на военные нужды — хлебные запасы ратным людям на жалование — стрелецкий хлеб. Вначале это был натуральный сбор ржи и овса, собиравшийся на кормовое жалованье стрельцам. Он являлся общегосударственным налогом и взимался со всех городов и уездов «со всех сох». Оклад стрелецкого хлеба исчислялся юфтью. Юфтью называли в данном случае четверть ржи и четверть овса (четверть равнялась 6 пудам).
В виде постоянного денежного налога стрелецкий хлеб взимался только с городских посадов, черносошных крестьян Европейского Севера России и некоторых селений Казанского дворца. В большинстве местностей налог взимался зерном и только в некоторые годы (по особым указам правительства или челобитным плательщиков) заменялся денежным взносом по казенной таксе.
Сумма оклада налога зависела от военных расходов государства. В сметном списке 1631 г. перечислены вооруженные силы, которые содержались непосредственно за казенный счет, поместным, денежным или хлебным жалованием. По сметному списку их насчитывалось до 70 тыс. человек. Это столичные и городовые дворяне, пушкари, стрельцы, казаки и служилые иноземцы. Стрельцов при Михаиле Романове было 28 тыс. человек. Всего с казаками, не считая 50 тыс. малороссийских, по росписи 1681 г. ратных людей числилось 164 тыс. человек (в том числе новые драгуны, рейтары). По свидетельству Г. К. Котошихина, в царствование Алексея стрельцов было в Москве даже в мирное время больше 20 приказов (полков), по 800—1 000 человек в
каждом (22 452 в 1681 г.), и городовых, т. е. провинциальных, приблизительно столько же [12]. По расчету П. Н. Милюкова, расход на войско в течение XVII столетия увеличился по меньшей мере в три раза (250 тыс. руб. в начале века, 750 тыс. руб. в 1680 г.) [13].
Полный оклад первого сбора 1614 г. составлял 50 юфтей с сохи, с 1618 г. хлебный оклад был увеличен в 4 раза и составил 200 юфтей (или 800 руб.) с сохи. Уже в 1619 г. размеры налога снизились вдвое и оставались практически неизменными в течение 20 лет — 100 юфтей с сохи. В 40-х гг. XVII в. с сохи взималось 700 юфтей зерна. В дальнейшем эта подать постоянно увеличивалась [14].
Стрелецкий хлеб был основным прямым постоянным налогом, предназначенным для покрытия военных расходов, кроме того, периодически собирались чрезвычайные сборы.
В апреле 1614 г. начался сбор с населения на жалование ратным людям пя-тинных денег (пятины), называвшийся в ряде документов запросом (запросные деньги). Деньги понадобились для организации похода против «воровских казаков», продолжавших Смуту и не желавших подчиняться правительству Михаила Романова.
Пятинный сбор платили те, у кого «животов» (т. е. имущества) торгов и промыслов было более чем на 10 руб. Сбор взимался в размере 1/5 (20 %) чистого годового дохода. Однако, в то время четкого понятия о подоходном налоге еще не существовало, как и не было методов определения дохода. Известно, что с купцов иногда взимали пятую часть с торговых оборотов, которые можно было установить по таможенным книгам. Часто сбор денег осуществлялся с того, кто мог больше дать и меньше сопротивлялся.
Второй пятинный сбор, объявленный уже в 1615 г., расширил круг плательщиков. Устанавливалась и сумма подати для непромышленного населения — 120 руб. с сохи. В 1616 г. сбор вновь собирали со всего населения, «никого не обходя, без всякого вывету и отдачи, на жалованье
пятую деньгу деньгами, а не товаром»
[15].
При взимании чрезвычайных сборов власти стремились заручиться поддержкой представительных органов. Поэтому решения о сборе пятины принимались, как правило, на земских соборах. Так, в 1632 г. на Земском соборе в связи с начавшейся Русско-польской войной (Смоленской 1632—1634 гг.) рассматривался вопрос о сборе с населения пятинных денег. Было решено «собирать деньги. с бояр. и с дворян», с духовенства «что кто даст», а «с торговых людей» брать «пятую деньгу с животов и промыслов»
[16]. В 1634 г. по новой раскладке потребовался созыв нового Земского собора.
Во время войн и в ходе реорганизации вооруженных сил страны (формирование с 30-х гг. XVII в. полков нового строя — солдатских, рейтарских, драгунских и т. д.) собирался чрезвычайный налог — деньги ратным людям на жалование (деньги на даточных конных и пеших).
Принцип сбора деньги ратным людям на жалование менялся. В 1616—1619 гг., 1632, 1634—1635 гг. налог взимался с сохи, а начиная с 1638 г. — с определенного количества дворов («дворового числа»). В грамоте воеводам предписывалось: «.в нынешнем во 147 году (1639г.— О. М.) указали есмя для нашие службы нынешнего лета собрати нашим ратным людем на жалованье деньги с городов, с посадов и с уездов, против прошлого 146 году, с двора по два рубли» [17].
Вскоре на подворный принцип был переведен и один из постоянных прямых налогов — полоняничные деньги, что было подтверждено в Соборном уложении 1649 г. В его восьмой главе говорится: «Собирать те деньги погодно... по новым переписным книгам, а не по сошному письму, чтобы в том денежном сборе никто в избылых не был...» [18]. Посадские люди, церковные и монастырские крестьяне платили 8 денег со двора, черносошные, дворцовые, поместные и вотчинные крестьяне — 4 деньги, служивые люди по прибору (стрельцы, казаки, пушкари и т. д.) — 2 деньги со двора. За
каждого из служивых людей, выкупленных в Крыму в 1654 г., государство вынуждено было заплатить от 68 до 135 руб. и больше. В первой половине XVII в. общее количество пленных, по данным А. А. Новосельского [19], составляло минимум 150—200 тыс. человек.
Важную роль в раскладке и сборе податей, особенно среди черносотенных и дворцовых крестьян и посадского населения, играли община и мирские выборные органы. Раскладочный принцип разверстки податей отмечает и Г. К. Котошихин: «Всем тем ратным людем денежное, годовое и месячное, жалованье собирают со всего Московского государства, с посад-цких торговых и ремесленых людей, и царских сел и волостей, и со властелин-ских и боярских и помещиковых и вот-чинниковых крестьян и з бобылей, по указу, против торговли и промыслу, по чему положат и по чему сами меж себя изверстают, сколко с кого что взяти с торговли и з земли» [20].
В начале XVII в. в средневолжском крае основной податью с нерусского населения являлся ясак. В податной системе Российского государства ясачное обложение впервые было введено с присоединением Казанского ханства, хотя на мордовских землях, вошедших в состав Московской Руси еще до XVI столетия, местные феодалы продолжали по традициям золотоордынского периода собирать ясак в свою пользу с зависимых от них крестьян. В Среднем Поволжье налог собирался по «ясачным книгам», в которых и была зафиксирована его норма. Правда, ни одна такая книга до нас не дошла.
Единицей обложения был двор, и размер ясака не был постоянным [21]. Если в конце XVI — начале XVII в. ясак как единица обложения мог делиться лишь на две части, т. е. крестьянский двор платил либо целый ясак, либо половину, то к рубежу XVII —XVI11 вв. он делился на 8 частей, т. е. дворы, в зависимости от площади землепользования, несли различную ясачную нагрузку начиная от целого ясака до '/8 доли его. Размер платежей, приходившихся на один ясак и на один двор,
63
не был одинаков. «Норма обложения ясака могла оставаться неизменной, — пишет В. Д. Димитриев, — а объем платежей, падающих на один ясак, менялся». В середине XVII в. сборы с одного мордовского двора были следующие: «по чети ржи, овса тож» посопного хлеба, 28 алтын стрелецких денег, 32 алтына 4 деньги ямских, а также оброчные — за пользование лесами [22].
На рубеже XVI—XVII вв. мордовские крестьяне постепенно стали переводиться в разряд дворцовых. Первые дворцовые вотчины появились в мордовском крае в XVI в. на территории Темниковского уезда. В начале XVII в. дворцовые вотчины образовались на территории Алатырского уезда. В разряд дворцовых переводились не только ясачные крестьяне, но и потомки мордовских и татарских князей и мурз, которые в 1618 г. обратились с челобитной к царю: «.ныне де их заставляют рвы копать и острожные, и городовое, и засечное дело делать и ямские, и подымные деньги с них емлют. А их де братьям Касимовским, Кадомским и Темниковским, Цненским и Арзамасским князьям и мурзам всех городов даны тарханные грамоты, чтобы им опричь нашей службы никаких податей не давать. И нам бы их пожаловать, велеть дать нашу жалованную грамоту такую ж»
[23]. В результате этой челобитной 240 мордовских и татарских князей и мурз получили прежние податные привилегии.
Основной поземельной единицей налогообложения дворцовых крестьян в пользу феодала была выть — окладная единица для владельческой ренты, применяемая параллельно с общегосударственной сохой. Примером может служить мордовская выть, первые сведения о которой относятся к 90-м гг. XVI в. По количеству земли она почти вдвое превышала русскую выть — 10 десятин «доброй» земли
[24]. В наказах писцам предписывалось: «А на выть сажати и верстати мордвы, по кольку человек пригоже, смотря по их животом и по тамошним угодьям» [25].
Основным частнофеодальным (в пользу дворца) налогом для сельского населения края был посопный хлеб (ро-
жью и овсом), который шел на снабжение войска и посадских людей, а также на прокормление лошадей «служилых людей». Так, еще в конце XVI в. на мордвина Шекмана Котманова было «положено посопного хлеба на 2 выти, а с выти ему давати посопного хлеба по 2 чети ржи и по 2 четверти овса, ежегодно безперевод-но» [26].
Нерусское население Среднего Поволжья платило также натуральный оброк с бортных деревьев медом, денежный с земли, сенокосных угодий, лесных ухожаев, бобровых гонов, рыбной ловли, денежный ясак и различные пошлины. Выплачивали ямские деньги на строительство и содержание дорог, ямских и почтовых станций, а также другие всевозможные подати и повинности. По описанию Петра Петрея в труде «История о Великом княжестве Московском» (1613): «Княжество мордва тянется далеко на запад, по реке Волге, и платит такую же дань великому князю, как и черемиса (рысьими, куньими, волчьими, беличьими и горностаевыми мехами. — О. М.). У них свои собственные государи и князья, которые защищают их и правят ими; они платят им ежегодную дань, так же как и великому князю, разными красивыми мехами» [27].
В 1614 г. с 1 290 мордовских дворов в Алатырском уезде были взяты 1 288 пудов меда, 221 куница и около 290 руб. всевозможных податей [28]. Согласно писцовой книге Д. Пушечникова и А. Костя-ева 1624—1626 гг. на мордовский двор в Алатырском уезде средних окладных сборов приходились по 1,1 чети ржи и овса, 0,9 пуда меда и 46,5 деньги. Например, в деревне Алово были «всего три двора мордовских тяглых людей. вперед им платить по новому писмо с выти без чети с осминою ржи овса тож» [29].
Многочисленность платежей существенно сказывалась на их общей тяжести и обременительности. До нас дошла челобитная 1614 г. нижегородского мордвина Вечки Кечемасова с товарищами царю Михаилу Федоровичу об облегчении в платеже разных сборов: «Царю, государю и великому князю Михаилу Феодоровичу всеа Русии
бьет челом сирота твой, государев, нижегородской мордвин Вечко Кечемасов сын деревни Березецкой, во всех товарищей своих место. Что тебе, государю, з сохи платили пушечной запас в прошлом 121м году, в Николин день вешней; да тебе ж, государю, платили столовой запас по 80 рублев с сохи; да тебе ж, государю, платили казачего корму с выти по 4 чети; да те ж, государь, казаки доправили на нас за полти и за соль по 3 рубли с выти денег; да мы ж, государь, платили твоему боярину князю Дмитрею Михайловичу Пожарскому да Кузьме Минину оброк за год медвеной и куницы деньгами; и приезжал, государь, в нынешний николин день Данило Милославской и доправил на нас два оброка медом, да за 2 годы куницы, да за 2 годы белки, на год по 4 рубли доправил; да нынеча тебе, государю, платили по 100 чети с сохи круп и толокна, да тебе ж, государю, платили два мерина; да нынеча ж тебе, государю, платили оброк медвеной медом, а имали твои, государевы, воеводы и дьяки в Нижнем городе; да под мяса под твои, государевы, под полти взяли на нас по 3 лошади с сохи; да на нас же, государь, доправил Дружина Иванович Непецын хлеба цельного посоп-ного с выти по 4 чети, а имал, государь, на нас, в меру нижгородцкую, по 5 четвериков за четверть, а в твою, государеву меру в казенную будет и с лишком по 2 чети. Милостивый царь, государь и великий князь Михаиле Федорович всеа Русии, пожалуй нас, сирот своих, вели, государь, нам дати сроку в прежних своих, государевых, податех до рожества христова, а вели, государь, у нас хлеб имати впредь в свою, государеву, в казенную меру, чтоб мы впредь твоей царской, службы и оброков не отстали, и с юртов своих не разбрелись. Царь государь, смилуйся, пожалуй» [30].
На челобитной имеется резолюция дьяка: «Государь пожаловал, велеть
имать в казенную меру, как имали наперед того, а что взято лишку, и тот лишний хлеб зачесть наперед» [31].
С целью выявления реальной платежеспособности населения и восстановления поземельной системы обложения вла-
сти уже в 1614—1615 гг. начали проводить ревизию хозяйственного состояния земли. По мнению А. Л. Шапиро, землевладельцы были заинтересованы в том, чтобы писцы учитывали все их земли, так как писцовые книги являются основанием владельческих прав на землю. В то же время землевладельцы были заинтересованы в том, чтобы, возможно, меньшая часть их земли учитывалась как «пашня паханая» и возможно большая часть значилась как необлагаемая пустошь [32]. В этом были заинтересованы и крестьяне.
Перепись производилась, главным образом, для определения платежных сил данной местности и не повторялась до тех пор, пока в количестве или составе населения и его материальных средствах не происходило каких-либо заметных перемен. Между тем такие перемены часто повторялись. Кроме смертности, их вызывали постоянные передвижения населения. Тяжесть налогов также приводила к запустению некоторых местностей.
В наказах писцам власти предупреждал, что при их приближении землевладельцы «на тех сел и из деревень. крестьян вышлют по забегом по лесом с лошадьми и з животиною, и из розных дворов в один двор крестьян посведут, а дворы тех крестьян развезут, а иные пожгут, а те села и деревни. учнут у писцов за собою писати в пусте» [33].
Подобным образом поступали дворцовые и ясачные крестьяне края. «А в которых селах и в деревнях на живущих вытях живет мордвы или бортников на одной выти человек по пяти, а которая мордва и бортники животом будет прожиточны и семьянисты, или у которых дети, и братья, и племянники, и подсусед-ники живут с ними в одних дворех, а пашню пашут и всякими промыслы промышляют опричь отцов своих, и братьи, и дядь, а государевых никаких податей не платят; и им тое мордву и бортников, и их детей, в братью, и племянников, и под-суседников розсаживати на пустые выти, чтоб однолично в захребетниках и в-избы-лых нихто не жил, а жил бы всяк на пашне и в тягле.
65
А будет которая мордва и бортники обмолодали и охудали, а хоромы у них погнили или погорели, а скитаютца на старанах по чюжим двором, а учнут бити челом для дворовые ставки обо льготе, и тем людем льготы потому ж давати на год и на 2, смотря по их бедности» [34].
Утайка объектов обложения могла обернуться для землевладельца отпиской поместья или вотчины в казну с последующей раздачей «тем людям, кто доведет» (т. е. доносчикам), а для крестьян — смертной казнью. «А того им беречи и заказати накрепко, чтоб старосты, и целовальники, и мордва, и старожильцы, и выборные люди про свои мордовские, и про бортничьи, и про бобыльские дворы, и про починки, и про займища, и про отхожие пашни, и про бортные ухожаи, и про мельницы, и про бобровые гоны, и про всякие угодья и про оброк сказывали им вправду, руские люди по государеву крестному целованию, а мордва по своей вере.
А то мордовским сотником, и пятидесятником, и старожильцом, и мордве, и бортником сказати имянно: будет оне невеликое что их обведут в чем, или в сыску про что вправду им не скажут, а после про то сыщетца, или хто на них в том доведет, и тех людей, хто на них доведет, пожалует государь, велит им дати свое, государево, жалованье, а тем людем, которые что утоят или обведут, и им быти в великой опале и в казни, а у ково что сышут, и тем быти кажненым смертью; и они б однолично меж себя ничево не таили» [35].
Тенденция к устойчивому сокращению крестьянских тяглых наделов и оттоку населения принимала необратимый характер. В документах того периода отмечается: «Да доняти на Запьянской, на Вадц-кой, и на Елховской, и на Ичалковской, и на Пилекшевской и на всей Запьянской мордве 133 руб. и 26 алт. пол-2 ден., а не донято потому, что мордва розбежалась, и тех денег взяти не на ком, и о том как государь укажет.» [36]. Чрезвычайное обременение населения вызывало стремление тем или иным путем уклониться от тягла, и правительство вступило в борьбу
с этим стремлением посредством изменения окладной единицы.
Древняя окладная единица «соха», представлявшая первоначально совокупность хозяйств определенной работоспособной силы, со второй половины XVI в. превратилась в геометрическую площадь с известным количеством четвертей пашни, изменявшимся в зависимости от качества земли и от рода владения. Тягловая цельность сохи разрушалась в центральных областях переселенческим движением к окраинам и сокращением крестьянской запашки: брошенные надолго участки,
«пометные жеребьи впусте». Огромная масса хозяйств и принадлежавших им земель после Смуты «лежали впусте», поросли лесом, где «в кол», где «в жердь», а где и «в бревно».
С увеличением податной тяжести сошное письмо, этот древний поземельный кадастр, оказывается неудовлетворительным способом раскладки. Спасти положение могло только кардинальное изменение всей системы налогообложения. По мнению многих исследователей (Л. Милов, М. Булгаков, И. Гарскова и др. [37]), переход к новой системе обложения — «живущей» (дворовой) чети — был принят на Земском соборе 1619 г. Через четыре года новая система обложения применялась уже в 40 уездах. А после указов 1630— 1632 гг. «живущая четь» была введена в большинстве районов страны [38].
А. С. Лаппо-Данилевский в работе «Организация прямого обложения в Московском государстве со времен смуты до эпохи преобразований» впервые поставил вопрос о «живущей четверти» на научную почву. Изучая писцовые книги 1620-х гг., он заметил новую окладную единицу, составлявшую как бы переход от сохи ко двору, от «сошного числа» к «дворовому числу». Когда перепись 1620-х гг. была начата, московское правительство стало класть в «сошное письмо», на вотчинных и поместных землях (светских и духовных лиц), по известному количеству крестьянских и бобыльских дворов на «живущую» или «платежную» четверть пашни [39]. После некоторых ко-
лебаний (вызванных челобитьями) установилась и определенная цифра тех и других дворов, приходившаяся в разных местностях и на разных категориях земель на «живущую четверть» сошного письма. Оспаривая мнение А. С. Лаппо-Данилевского о тождественности «живущей четверти» и подворной раскладки, П. Н. Милюков высказал три положения: 1) «живущая четверть» произошла из сошного письма и была одним из способов его применения; 2) она не была введена повсеместно и рядом с ней сохранилось сошное письмо в прежнем виде, до самого конца XVII столетия; 3) она не имела ничего общего с подворной податью и введен ием последней уничтожалась в той же степени, как и сошное письмо [40].
«Живущая четь» вводилась только на поместных и вотчинных землях. На землях черносошных крестьян, живших общинами, сохранялась прежняя окладная единица — соха. В некоторых районах (Заонежских погостах и др.) была введена «живущая выть». Таким образом, платеж с «живущей чети» не был подворной податью. «Живущая четь» понималась как совокупность дворов или хозяйств, активно использовавших земельную площадь, равную четверти или '/ сохи на
вотчинных или поместных землях и 1/
' 600
сохи на церковных и монастырских землях (земли среднего качества).
Согласно указам о введении «живущей чети» были установлены разряды, определявшие число крестьянских и бо-быльских дворов на четверть в зависимо-
сти от степени их «разоренности»: от 8 крестьянских и 4 бобыльских дворов до 12 крестьянских и 8 бобыльских дворов [41]. С расширением тяглой пашни «живущая четверть» постепенно утратила значение мелкой доли сохи и стала условной расчетной единицей обложения.
Более мелкая, чем соха, эта окладная единица была особенно удобна в отношении к мелким размерам владельческого участка; затем, приравненная к известному количеству дворов, она давала и податное преимущество. Используя «живущую четверть», стало гораздо легче определить и величину тягла для городских посадов, особенно небольших. Введение «живущей чети» должно было улучшить эффективность фискальных сборов казны, однако тягловое население всячески стремилось уменьшить размеры налогообложения.
В 1646—1648 гг. была проведена новая перепись и составлены переписные книги, которые значительно отличались от писцовых. В них главным образом фиксировалось количество дворов и живущих в них людей, что было рассчитано на внедрение подворного принципа обложения. Вместе с тем переписные книги послужили документальной основой окончательного закрепощения крестьян, прикрепления их к тяглу (земле), что было законодательно оформлено в Соборном уложении 1649 г. Окончательный же переход на подворный принцип обложения всех основных прямых налогов произошел при Федоре Алексеевиче в 1679 г.
Библиографические ссылки
1. Рожков Н. А. Сельское хозяйство Московской Руси в XVI в. — М., 1899. — С. 230, 232—233.
2. Там же. — С. 269.
3. Веселовский С. Б. Сошное письмо. — М., 1915. — Т. 1. — С. 141.
4. Абрамович Г. В. Государственные повинности владельческих крестьян Северо-Западной Руси в XVI — первой четверти XVII в. // История СССР. — 1972. — № 3. — С. 75—76.
5. Колычева Е. И. Аграрный строй России XVI века. — М., 1987. — С. 164, 166.
6. Ш апиро А. Л. Русское крестьянство перед закрепощением (XIV—XVI вв.). — М., 1987. — С. 107.
7. Козлов С. А., Дмитриева 3. В. Налоги в России до XIX в. / С. А. Козлов, З. В. Дмитриева. СПб., 1999. - С. 57.
8. Веселовский С. Б. Семь сборов запросных и пятинных денег в первые годы царствования Михаила Федоровича. — М., 1908. — С. 7.
9. Там же. - С. 11.
67
10. Милюков П. Н. Спорные вопросы финансовой истории Московского государства. — СПб., 1892. — С. 91-92.
11. Ключевский В. О. Русский рубль XVI—XVIII вв. в его отношении к нынешнему // В. О. Ключевский. Сочинения : в 9 т. Т. VIII. Статьи. — М., 1988. — С. 107.
12. Котошихин Г. К. О России в царствование Алексея Михайловича. — СПб., 1840. — С. 74.
13. Милюков П. Н. Государственное хозяйство в России в первой четверти XVIII столетия и реформа Петра Великого. — СПб, 1905. — С. 55.
14. Веселовский С. Б. Указ. соч. М., 1915. — Т. 1. — С. 180.
15. Осокин Е. Г. О понятии промыслового налога и об его историческом развитии в России. — Казань, 1856. — С. 111.
16. Черепнин Л. В. Земские соборы Русского государства в XVI—XVII вв. — М., 1978. — С. 246.
17. Документы и материалы по истории Мордовской АССР. — Саранск, 1940. — Т. I. — С. 289.
18. ПСЗ-1. — Т. 1. — С. 13.
19. Новосельский А. А. Борьба Московского государства с татарами в первой половине XVII века. — М. ; Л., 1948. — С. 436.
20. Котошихин Г. К. Указ соч. С. 107—108.
21. См.: Димитриев В. Д. О ясачном обложении в Среднем Поволжье // Вопр. истории. — 1956. — № 12. — С. 107—115; Сафаргалиев М. Г. Ясак как одна из форм феодально-крепостнической эксплуатации мордвы // Уч. зап. морд. пед. ин-та им. А. И. Полежаева. — Саранск, 1956. — № 4. — С. 119—127 ; Ямушкин В. П. О ясаке и мордовском беляке // Тр. МНИИЯЛИЭ. — Саранск, 1963. — № 24. С. 100—115.
22. Дмитриев В. Д. История Чувашии XVIII в. — Чебоксары, 1959. — С. 172, 182.
23. Цит. по: Заварюхин Н. В. Очерки по истории мордовского края периода феодализма. — Саранск, 1993. — С. 33.
24. Колычева Е. И. Указ соч. — С. 44.
25. Документы по истории Мордовской АССР. — Саранск, 1940. — Т. I. — С. 251.
26. Там же. — С. 173.
27. О начале войн и смут в Московии. — М., 1997. — С. 178.
28. Заварюхин Н. В. Указ соч. — С. 38.
29. Марискин И. С., Марискин О. И. Село на Трезовке. — Саранск, 2001. — С. 319.
30. Документы по истории Мордовской АССР. — Т. I. — С. 229.
31. Там же. — С. 230.
32. Шапиро А. Л. Некоторые источниковедческие вопросы истории сельского хозяйства России // Исследования по отечественному источниковедению. — М.; Л., — 1964. — С. 24.
33. Милов Л. В., Булгаков М. Б., Гарскова И. М. Тенденция аграрного развития России первой половины XVII столетия / Источники, компьютер и методы исследования. — М., 1986. — С. 79.
34. Документы по истории Мордовской АССР. — Т. I. — С. 251.
35. Там же. — С. 254.
36. Там же. — С. 259.
37. Милов Л.В., Булгакова М.Б., Гарскова И.М. Указ соч. — С. 145.
38. Веселовский С. Б. Указ. соч. — М., 1915. — Т. 2. — С. 487—488.
39. Лаппо-Данилевский А. С. Организация прямого обложения в Московском государстве со времен Смуты до эпохи преобразования. — СПб., 1890. — С. 220.
40. Милюков П. Н. Спорные вопросы финансовой истории Московского государства. — СПб., 1892. — С. 116.
41. Марискин О. И. Налоги в России : история и современность. — Саранск, 2008. — С. 74.
