CC BY
38
ВОСПИТАТЕЛЬНЫЙ ГРАЖДАНСТВЕННО-ПАТРИОТИЧЕСКИЙ ПОТЕНЦИАЛ ИСТОРИЧЕСКОЙ ИНФОРМАЦИИ О ВКЛАДЕ ПОЛИЦИИ В СПАСЕНИЕ ОТЕЧЕСТВА И ПОДВИГАХ РОССИЙСКИХ ПОЛИЦЕЙСКИХ В 1812 г. (в 2-х частях). ЧАСТЬ 1
А.В. ДАВИДЕНКО,
кандидат исторических наук, доцент, начальник кафедры истории государства и права Московского университета МВД России, полковник полиции Научная специальность: 13.00.08 — теория и методика профессионального образования;
07.00.02 — отечественная история E-mail: mrakobest@bk.ru
Аннотация. Представлен историко-правовой материал о деятельности полиции в период Отечественной войны 1812 г. Обосновывается вывод о том, что фактографический материал о системном, многогранном вкладе органов внутренних дел в Победу имеет мощное воспитательное патриотическое воздействие на студентов (курсантов), формируя у них системно-целостное представление об историческом процессе развития отечественных органов внутренних дел.
Ключевые слова: патриотическое воспитание, патриотизм, историческая информация в педагогике, Отечественная Война 1812 г., российская полиция в 1812 г.
EDUCATIONAL PATRIOTIC POTENTIAL OF HISTORICAL INFORMATION ON A CONTRIBUTION OF POLICE TO RESCUE OF THE FATHERLAND AND FEATS OF THE RUSSIAN POLICEMEN IN 1812
A.V. DAVIDENKO,
candidate of historical sciences, dotsent, chief of the department of history states and law of the Moscow university of the Ministry of Internal Affairs of Russia, colonel of police
Annotation. In article the historical and legal material about police activity in Patriotic war of 1812 is presented. The conclusion that the factual material about a system, many-sided contribution of law-enforcement bodies to the Victory has powerful educational patriotic impact on students (cadets) locates, forming at them system and complete idea of historical development of domestic law-enforcement bodies.
Keywords: patriotic education, patriotism, historical information in pedagogics, Patriotic War of 1812, the Russian police in 1812.
Одной из важнейших педагогических задач, стоящей перед преподавателем-историком образовательного учреждения системы МВД России является формирование у курсантской аудитории системно-целостного представления об историческом процессе развития отечественных ОВД, о воспроизводстве позитивной специфики их деятельности через установление связи времен, поколений и традиций. Практика ведения занятий по дисциплине «История органов внутренних дел» убедительно свидетельствует о том, что наиболее сильный эмоциональный отклик аудитории курсантов вызывает лекционная тема, посвященная деятельности советских ОВД в годы Великой Отечественной войны. Богатейший фактографический материал о системном, многогранном вкладе органов внутренних дел в Великую
Победу имеет мощное воспитательное патриотическое излучение. Сравнительно-исторический анализ деятельности российской полиции в период Отечественной войны 1812 г. и советской милиции в 1941—1945 гг. позволяет выявить систему аналогий между двумя героическими эпохами в истории отечественных органов внутренних дел. К сожалению, следует признать, что историческая фактография вклада российской полиции в отражение наполеоновского нашествия отражена в научной и учебной литературе еще недостаточно полно. Предлагаемый материал является попыткой частично восполнить этот пробел.
В 1812 г. Россия столкнулась с объединенной общеевропейской агрессией, хлынувшей в пределы нашей страны под штандартами и золочеными ор-
лами Бонапарта. Весь европейский континент служил плацдармом для наполеоновского нашествия. Подчинившиеся «корсиканскому чудовищу» государства безропотно платили ему «налог кровью», посылая в крестовый поход против «азиатской» России своих сыновей — поляков, голландцев, испанцев, итальянцев, австрийцев, пруссаков, граждан многочисленных лоскутных немецких княжеств. Французскому венценосному стратегу удалось собрать невиданную в мировой истории армию численностью около 600 тыс. человек. Война с наполеоновским «евросоюзом» стала беспощадным испытанием не только для русских войск, но и для российских политической и экономической систем, для всех ведомств и структур управления. В условиях доселе невиданной по масштабам войны, российские министерства и их сотрудники смогли обеспечить мобилизацию всех ресурсов общества для победы, в их самоотверженной работе, как и на полях сражений, отразилась стойкость национального характера. Это тем более верно, когда речь идет о российской полиции.
ПАТРИОТИЧЕСКОЕ ЕДИНСТВО ПОЛИЦИИ И АРМИИ В 1812 г.
С петровских времен регулярная полиция России была военизирована, обладала одной кровеносной кадровой системой с Вооруженными Силами, комплектовалась рекрутскими наборами. Начальствующие чины полиции были в большинстве своем выходцами из армейской офицерской среды. Полиция и армия России исповедовали единый нравственный кодекс честного выполнения долга и верности присяге.
Накануне нашествия было учреждено Министерство полиции, обособленное от МВД. При создании новой структуры — в преддверии неизбежной войны — преследовались, в том числе, и военно-мобилизационные цели. В императорском «Наказе министерству полиции» от 25 июня 1811 г. подчеркивается связь этого ведомства с Вооруженными силами: «Особенные сношения Министра Полиции с министерствами военными имеют следующие главные предметы:
1) по рекрутским наборам;
2) по квартированию войск;
3) по внутренней страже;
4) по содействию в заготовлениях, перевозке продовольствия и по движению войск»1.
Министерство полиции возглавили опытные военачальники и администраторы. В 1811—1819 гг. должность министра занимал генерал-адъютант А.Д. Балашов — одновременно Петербургский военный губернатор и член Государственного совета. С марта 1812 г. ведомством фактически руководил управляющий министерством генерал от инфантерии, участник румянцевских и суворовских походов, бывший военный министр С.К. Вязмитинов, одновременно являвшийся председателем Комитета министров. Министерство внутренних дел возглавлял опытный и инициативный администратор — тайный советник, сенатор, действительный член Российской академии О.П. Козодавлев. С мая 1812 г. московским военным генерал-губернатором, находящимся в подчинении Министерства полиции и МВД, был назначен генерал от инфантерии Ф.В. Ростопчин, которому суждено было сыграть весомую роль в развитии грядущих военно-политических событий. Генерал-полицмейстером армии в ходе кампании 1812 г. был назначен суворовский и потемкинский ветеран, герой Очакова, Аустерлица, Прей-сиш-Эйлау, увенчанный многочисленными ранами и орденами генерал-майор М.И. Левицкий, а его помощником — отважный полковник А.С. Шульгин, награжденный орденами за отличия в сражениях при Аустерлице, Фридланде и Бородино, после войны служивший на должности московского обер-полицмейстера. Как показал сам ход Отечественной войны, эти военные профессионалы с их опытом армейской и административно-полицейской службы смогли обеспечить слаженную работу силовых ведомств империи в отражении общеевропейской агрессии.
Историограф Министерства внутренних дел Н. Варадинов отмечал в своей летописи, подготовленной к 60-летию ведомства: «Участие министерства полиции в великом деле спасения Отечества заключалось в содействии военному ведомству: при рекрутских наборах; вооружении ополчения; снабжении войск медицинскими пособиями, сукнами, лошадьми и предметами продовольствия; при приеме добровольных приношений; при раздаче пособий разоренным; при устройстве военнопленных». Главная обязанность Министерства полиции в обеспечении войск состояла в проведении экстренных
1 ПСЗ РИ. Т. XXXI. № 24687.
рекрутских наборов — на аппарат министерства ложились усилия по формированию рекрутского пополнения, передвижению рекрутских партий, обеспечению их продовольствием и обмундированием. Не будет преувеличением сказать о том, что максимально быстрое восполнение потерь русской армии в сражениях войны — заслуга Министерства полиции.
Была установлена межминистерская специализация в снабжении армии: Министерство полиции — продовольствие, медикаменты, лошади для артиллерии, кавалерии и обозов, МВД — сукна, холсты для обмундирования. Обеспечение русских в ойск в тяжелейших условиях «кампании 1812 года» стало организационно-техническим подвигом Министерства полиции и МВД2.
С 16 (29) апреля 1812 г., за два месяца до вторжения, Министерство полиции перешло в чрезвычайный режим своей деятельности в соответствии с Указом «О правилах для управления Главнокомандующему Действующей Армии губерниями, в военном положении объявленными», подписанным 13 марта 1812 г. Александром I. В указе содержались сообразные военной ситуации жесткие требования: «...Губернии, в военном положении объявленные, по управлению Полицией и доставлению всех воинских потребностей, состоят в начальстве Главнокомандующего Действующей Армией, коего повеления Начальники сих Губерний должны выполнять беспрекословно; Главнокомандующий может в сих губерниях собственною властию отрешать чиновников Городской и Земской полиции. Военному суду в объявленных в Военном положении Губерниях подлежат все жители оных, и чиновники Воинские и Городских и Земских Полиций»3. Практика исполнения этих суровых предписаний хорошо иллюстрируется относящимся к июлю 1812 г. эпизодом из воспоминаний офицера-артиллериста Н.Е. Мита-ревского, который в поисках места для размещения своих подчиненных обратился за содействием к полицеймейстеру г. Луцка, отставному майору-кавалеристу. В рассказе этого полицейского служителя наглядно отразился тот аварийно-напряженный режим, в котором приходилось работать учреждениям полиции в период летнего отступления русских войск под натиском превосходящих сил противника: «Тут князь Багратион со всем своим войском. Вся армия собралась около Луцка. Давай квартиры, строй печи для сухарей, давай дрова, под-
воды и все на свете. Мне приходится просто хоть в реку броситься. Когда я сказал князю, что невозможно выполнить таких требований, то он закричал: «Знать ничего не хочу. Чтоб было, не то — повешу!». — «Меня повесить! Повесить старого служаку! Я сам служил моему государю, кровь проливал!». Добряк полицеймейстер, разгорячившись, скинул сюртук и рубаху — плечо и рука у него были порядочно изранены»4. Без самоотверженной работы таких полицейских чиновников невозможно было бы осуществление стратегически необходимого отступления 1-й и 2-й Западных армий, сорвавшего план Бонапарта разгромить их поодиночке.
Среди примеров патриотического единения войск и полиции следует указать на их совместные действия по обороне Бобруйской крепости, на протяжении всей кампании создававшей угрозу южному флангу неприятельской армии. Оказавшись глубоко во вражеском тылу, крепость держала оборону с июля по ноябрь 1812 г. до возвращения русских войск и изгнания неприятеля. По приказу бобруйского военного коменданта генерал-майора Г.А. Игнатьева полицейские исправники Борисовского, Игуменского и Бобруйского уездов брали под арест местных чиновников-поляков, вздумавших переметнуться к французам, обеспечивали подвоз продовольствия, вели разведку, а также конфисковали и свезли к крепости все суда на Березине — тем самым упредив возможность штурма со стороны реки. По сути дела, в этих трех уездах, находящихся в окружении неприятеля, удалось удержать и сохранить власть российской короны и лояльность местных жителей. Один из первых летописцев Отечественной войны и ее участник А.И. Михайловский-Данилевский писал: «Удачный выбор места, где расположен Бобруйск, оказал в Отечественную войну величайшую, неоценимую услугу. Ни одна крепость в России нигде не была столь полезна, как Бобруйск в 1812 году»5.
Полицейские власти, покидая отдаваемые неприятелю города, вместе с войсковым командованием уни-
2 Варадинов Н. История Министерства внутренних дел. Ч. 1. СПб., 1859. С. 34.
3 ПСЗ РИ. Т. XXXII. № 25035.
4 МитаревскийН.Е. Рассказы об отечественной войне 1812 г. // Отечественная война 1812 г.: в воспоминаниях современников. М., 2011. С. 74.
5 ЛякинВ.А. 1812 год. Ратные поля Беларуси: хроника битв. Мн., 2012. С. 204—215.
чтожали все военное имущество и продовольствие, которое невозможно было эвакуировать. Тактика «скифской войны» на истощение захватчика — совместное дело армии и полиции. Полицейская администрация первой возвращалась на пепелища, восстанавливая порядок и налаживая жизнь.
ПОЛИЦИЯ И РАЗВЕДКА
Достойна уважительной оценки и деятельность образованной 25 июня 1811 г. Особенной канцелярии Министерства полиции, которая накануне и в период войны занималась организацией разведки и контрразведки в приграничных губерниях. Директором канцелярии в 1811—1812 гг. являлся Я.И. Санг-лен, в марте 1812 г. он был откомандирован в распоряжение военного министра М.Б. Барклая де Толли и стал организатором Высшей воинской полиции 1-й Западной армии6. В подчинение воинской полиции в канун войны была переданы и местные полицейские силы от австрийской границы до Балтики. Значительная часть сотрудников, занимавшихся оперативной разведывательной деятельностью, была переведена из штата Министерства полиции: коллежский асессор барон П.Ф. Розен; отставной поручик (принятый вновь на военную службу) И.А. Леш-ковский; надворный советник П.А. Шлыков. Состав Высшей воинской полиции, по мере отступления наших войск, пополнялся полицейскими чиновниками городов, оставшихся под французской оккупацией. При выполнении разведывательных заданий погибли: бывший полицеймейстер г. Вильно майор Е.А. Бистром (скончался от ран после Бородинского сражения) и бывший полицеймейстер г. Ковно Вейс (пропал без вести). Среди других сотрудников воинской полиции отличились: капитан К.Ф. Ланг — захватил 10 «языков», был ранен, а также В.П. Валуа и П.А. Шлыков, которые были схвачены французами, но бежали из плена7.
БОЕВЫЕ ЗАСЛУГИ ВНУТРЕННЕЙ СТРАЖИ
Свою лепту в победу над врагом внесли и войска внутренней стражи, созданные накануне войны и насчитывавшие в 1812 г. около 38 тыс. человек. Личный состав стражи состоял, в основном, из ветеранов, или по военной терминологии той эпохи — «подвижных служащих инвалидов» (старых служак, признанных непригодными к полевой службе). Части внутренней стражи, укомплектованные такими
ветеранами, стали базами обучения и сопровождения рекрут в действующую армию. В ходе войны внутренняя стража являлась также и организационной структурой для формирования ополчений8.
В начале войны в полосе наступления вражеской армии войска внутренней стражи принимали участие в боевых действиях, так, например, Гродненский и Могилевский внутренние гарнизонные батальоны участвовали в обороне своих городов, а затем присоединились к действующей армии9.
На четвертый день войны 16 (28 июня) 1812 г. Гродненский внутренний гарнизонный батальон и летучий казачий отряд атамана Платова вступили в бой с превосходящим по численности вестфальско-польским отрядом из войск Ж. Бонапарта. Утром неприятель занял предместье Гродно — Занеман-ский форштадт на левом берегу Немана. Казачья конноартиллерийская рота и солдаты Гродненского внутреннего гарнизонного батальона до позднего вечера держали оборону на противоположном берегу «в ожесточенной перестрелке» с противником. М.И. Платов, видя усиление неприятеля за счет подхода новых войск и не имея у себя пехоты кроме гарнизонного батальона с нехваткой «порядочных ружей», принял решение об отходе. Бойцы внутренней стражи и казаки спалили деревянный мост через Неман и отступили из города. Среди убитых в ходе боя упоминается прапорщик Гродненского внутреннего гарнизонного батальона Н.И. Ившин10.
Еще одну славную страницу в историю войск внутренней стражи вписал Могилевский внутренний гарнизонный батальон.
Могилев играл важную стратегическую роль в планах командующего 2-й Западной армией П.И. Багратиона — через город предполагалось совершить прорыв на соединение с 1-й Западной армией М.Б. Барклая де Толли. Но маршал Л. Даву опередил рус-
6 Записки Я.И. де Санглена. Воспоминания современников эпохи 1812 г. // Русская старина. М., 2011. С. 65—133.
7 Документы русской военной контрразведки в 1812 г. / публ., [вступ. ст. и прим.] В.М. Безотосного // Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII— XX вв.: альманах. М., 1992. С. 50—68.
8 Соколов О.В. Битва двух империй 1805—1812 гг. М., 2012. С. 556.
9 Попов С.А. Внутренняя стража. Отечественная война 1812 г.: энциклопедия. М., 2004. С. 132; Штутман С.М. На страже тишины и спокойствия. Из истории Внутренних войск России (1811 — 1917 гг.). М., 2001.
10 Поликарпов Н.П. Боевой календарь-ежедневник Отечественной войны 1812 г. М., 2011. С. 35.
ские части в этой гонке к городу. 7 (19) июля 1812 г., осознавая сложность быстро меняющейся военной обстановки и угрозу наступления французов, гражданский губернатор Могилева Д.А. Толстой направил в западном направлении на разведывательный поиск отряд в 30 солдат гарнизонного батальона под командованием могилевского полицмейстера Литвинова. У местечка Княжицы бойцы наткнулись на передовые посты французского авангарда, вступили с ними в перестрелку и захватили «языка» — выяснилось, что к Могилеву стремительно приближаются войска маршала Л. Даву. Квартировав-шийся в Могилеве, внутренний гарнизонный батальон находился под командованием полковника А.А. Коллена и состоял из трех рот старослужащих «инвалидов» общим числом 300 человек. Для его подкрепления по приказу П.И. Багратиона «защищать город от партий неприятельских» прибыл инженерно-строительный отряд полковника А.И. Грес-сера, занимавшийся до этого сооружением предмостных укреплений в г. Борисове: запасные батальоны 1-го и 33-го егерских полков, минерная рота подполковника М.Г. Сазонова и 24 казака — всего 420 человек. К этой горстке защитников спешно присоединились импровизированные резервы — 664 рекрута, набранных в егерские полки, 140 выздоравливающих и дюжина драгун могилевской полиции. Отдавая приказ отряду Гессера «защищаться с храбростию, российскому воинству приличной», П.И. Багратион не предполагал, что французы навалятся на Могилев мощной массой войск11. Полторы тысячи храбрецов выстроились у ручья Струш-ня близ Виленской заставы. В 4 часа утра 8 (20) июля отряд был атакован французским авангардом под командованием генерала Э. Бордесуля — двумя конно-егерскими полками и двумя пехотными батальонами с артиллерией. Неприятелю после «упорного дела» удалось оттеснить русский отряд. Пока шел бой, город покинули 5 тыс. жителей во главе с Д.А. Толстым. Под натиском превосходящих сил противника отряд Грессера и двигавшийся параллельно гарнизонный батальон, выйдя из Могилева через Быховские ворота, с боями стали отступать в южном направлении к деревне Салтановке на встречу с авангардом войск П.И. Багратиона. Любопытные детали о бое за Могилев содержатся в воспоминаниях К.К. Арнольди, который будучи подростком, стал свидетелем обороны и оккупации города:
«Бывший не задолго пред тем в Могилеве внутренней стражи генерал Х. приказал начальнику гарнизонного батальона, полковнику Колену (правильно — Коллену), не впускать неприятеля в город; вследствие чего «инвалиды» были расставлены на валу у Виленской заставы и встретили первых показавшихся конных неприятелей ружейным залпом, от которого, как говорят, оказалось убитыми человек до семи. Вскоре подошла неприятельская пехота и «инвалиды» наши были побеждены; однако, большая часть их успела уйти по дороге к Быхову. «Инвалид», которому было приказано поджечь значительный магазин (продовольственный склад), у той заставы был убит; а магазин с запасами достался неприятелю, который вступил 8 июля в город и рассыпался по всем улицам. По улице, где мы жили, гнались несколько конных французов за одним городским (полицейским) драгуном, стреляя в него; но драгун на своей маленькой лошадке спустился с такой крутизны к мосту, что неприятель не мог продолжать погоню за ним. По окончании войны, видел я этого драгуна, исцелившегося от полученной раны»12.
По строевому отчету Могилевского внутреннего гарнизонного батальона можно судить об ожесточенном «львином» характере отступления: «при нападении ж неприятеля имел (батальон — А.Д.) ежеминутное с стрелками сражение, а в восьми верстах от города Могилева неприятель два раза покушался отрезать, прошедши местечко Буйничи, а потом за две версты вновь атаковал, но храбрые воины, невзирая на превосходное число силы неприятеля, имев при себе две городские пушки, пошли на штыки и, ружейным выстрелами прогнав неприятеля, пошли да-лее»13. Утром 9 (21) июля П.И. Багратион выслал навстречу отступающим русским бойцам казачий передовой отряд полковника В.А. Сысоева в 2 тыс. сабель. Казаки с присоединившимися драгунами графа Сиверса опрокинули преследующих Грессера французских конных егерей и гнали их 15 верст назад до Могилева. В ходе этой рубки французские кавалеристы были «истреблены без остатка», а их командир Ж.С. Мишо де Сен-Марс попал в плен. Об этом бое упоминает и К.К. Арнольди, несколько путая факты за давностью лет: «На другой день, т.е. 9 июля, пос-
11 Анисимов Е.В. Багратион: жизнь и война. М., 2009. С. 528.
12 Арнольди К.К. Французы в Могилеве-на-Днепре. 1812 г. Рассказ очевидца. Т. 8 // Русская старина. 1873. С. 233.
13 Поликарпов Н.П. Указ. соч. С. 74.
ланы 1-й и 3-й полки chasseurs a cheval (французских конных егерей) в погоню за ушедшими «инвалидами» и нагнали их по быховской дороге, близ леса; там, как говорили, присоединились к «инвалидам» два батальона наших егерей и с сотню казаков, вступившими с французами в бой, — они так усердно их угостили, что, по словам одного французского офицера, у нас квартировавшего, из двух полков уцелело не более ста человек»14. Багратион выразил офицерам Могилевского внутреннего гарнизонного батальона «Высочайшее благоволение», а солдат распорядился поощрить денежными наградами15. Батальон не досчитался более половины своего состава убитыми, пропавшими без вести и попавшими в плен.
ПОЛИЦИЯ И ПОЖАР МОСКВЫ
Не будет преувеличением сказать, что в определении исхода войны значительную роль довелось сыграть московской полиции, находившейся в подчинении столичного военного губернатора Ф.В. Ростопчина. Среди свидетелей и современников событий 1812 г., а затем и в отечественной исторической науке долгое время продолжалась дискуссия о причинах пожара Москвы, который, в итоге, обрек армию оккупантов на отступление, превратившееся в гибельное бегство. Вопрос об ответственности за московский пожар рассматривался в зависимости от меняющейся политической целесообразности. В эпоху 1812 г. возложение вины за уничтожение столицы на варваров-оккупантов стало неоспоримым аргументом в информационной войне с Наполеоном и стимулом к ожесточению сопротивления. Французские мемуаристы и исследователи трактовали испепеление древней столицы как акцию варварского русского героизма. Соратники Бонапарта отвергали обвинения в свой адрес логичным аргументом о заинтересованности захватчиков в сохранении Москвы как базового центра оккупации. К настоящему времени накоплена критическая масса косвенных и прямых доказательств, свидетельств с отечественной и французской стороны о целенаправленной русской воле в сожжении Москвы. Сам московский пожар оценивается как патриотический подвиг и спасительная жертва, во многом предопределившая исход войны16.
12 (24) августа 1812 г. — спустя неделю после оставления объединившимися русскими армиями Смоленска — генерал-губернатор Москвы Ф.В. Ростопчин в письме П.И. Багратиону выразил свое мне-
ние о тревожных перспективах захвата неприятелем древней русской столицы: «Народ здешний по верности к Государю и любви к Отечеству решительно умрет у стен Московских и если Бог ему не поможет в его благом предприятии, то, следуя русскому правилу, не доставайся злодею, обратит град в пепел и Наполеон получит вместо добычи место, где была столица. О сем не худо и ему (Наполеону) дать знать, чтобы он не считал на миллионы и магазейны хлеба, ибо он найдет уголь и золу»17. По свидетельству Б.Н. Голицына, князь Багратион в кругу офицеров не раз делился содержанием этого письма18.
Энергичный московский губернатор и вверенная ему полиция прилагали все возможные усилия для помощи армии в обеспечении боеприпасами и продовольствием. Ежедневно из Москвы в распоряжение войск отправлялось с запасами 600 подвод, «законтрактованных» полицейской администрацией. Существенным подспорьем для армии в день Бородинской битвы стало присутствие на поле боя 29 тыс. ратников московского ополчения, собранного под эгидой Министерства полиции столичными властями. Значительная часть регулярных войск была высвобождена для боя, благодаря тому, что функцию выноса раненых и подвоза боеприпасов взяли на себя ополченцы.
Неопределенный исход грандиозного сражения, большие потери и отсутствие резервов заставили российского командующего М.И. Кутузова продолжить отступление. На следующий день после битвы в письме на имя Министра полиции Д.А. Балашова московский губернатор предрекал: «Из донесения князя Кутузова вы увидите, что он оставляет позицию и Можайск и предполагает защищать Москву. Теперь я стану поспешно отправлять все самое важное, и если, по несчастью, столицы спасти нельзя будет, то я оставшееся предам огню, т.е. комиссариатское и в арсенале»19.
14 Арнольди К.К. Указ. соч. С. 234.
15 Попов А.И. Могилев. Отечественная война 1812 г.: энциклопедия. М., 2004. С. 471; Михайловский-Данилевский А.И. Описание Отечественной войны 1812 г. М., 2007. С. 113.
16 Земцов В.Н. 1812 г. Пожар Москвы. М., 2010; Горностаев М.В. Генерал-губернатор Москвы Ф.В. Ростопчин: страницы истории 1812 г. М., 2003.
17 Наполеон в России глазами русских. М., 2004. С. 110.
18 Отечественная война 1812 г. глазами современников. М., 2012. С. 140; Попов А.Н. Отечественная война 1812 г. Т. II. Нашествие Наполеона на Россию. М., 2009. С. 720.
19 ДубровинН.Ф. Отечественная война в письмах современников (1812—1815 гг.). М., 2006. С. 112.
Судьба столицы еще не была решена, не исключалась возможность повторного боя за Москву. Ф.В. Ростопчин рассчитывал на это сражение, тем не менее, эвакуация учреждений уже началась. Зная о приверженности московского генерал-губернатора идее отстаивать столицу до последнего, М.И. Кутузов принял психологически верное решение не приглашать его для участия в военном совете в Филях 1 (13) сентября 1812 г. — ибо пылкий и красноречивый Ростопчин мог повлиять на ход совета и поколебать присутствующих в объективно необходимом, но тяжелом решении об оставлении Москвы. Перед военным советом Ф.В. Ростопчин сказал генералу А.П. Ермолову: «Если без боя оставите вы Москву, то, вслед за собою, увидите ее пылающей!»20. У будущего покорителя Кавказа сложилось впечатление: губернатор своей железной уверенностью в том, что «Бонапарт не найдет в Москве никаких выгод» невольно еще более утвердил М.И. Кутузова в мысли оставить столицу, ибо «нет причин теперь удерживать ее с чувствительною потерею»21.
Командующий русскими войсками известил московского губернатора об оставлении столицы лишь вечером 1 сентября: «Неприятель, отделив свои колонны на Звенигород и Боровск, и невыгодное здешнее местоположение вынуждают меня с горестью Москву оставить. Армия идет на Рязанскую дорогу. К сему покорно прошу. прислать мне сколько можно больше полицейских офицеров, которые армию могли бы провести через разные дороги на рязан-скую»22. В замышляемом М.И. Кутузовым марше-маневре, позже названном Тарутинским, важную роль предстояло сыграть полицейским-проводникам. В конечном итоге, как известно, этот маневр позволил сохранить армию и разместить ее с расчетом на прикрытие от неприятеля южных губерний — это был еще один шаг к победе, но в глазах московского губернатора отход войск через Москву без нового боя мог стать предвестием морально-психологической и политической катастрофы. В тот же вечер Ростопчин писал царю: «Адъютант князя Кутузова привез мне письмо, в котором он требует от меня полицейских офицеров для сопровождения армии на рязанскую дорогу. Он говорит, что с сожалением оставляет Москву. Его решением, Государь, определяется жребий Москвы и вашей Империи, которая содрогнется от чувства негодования, узнав, что сдают город, вместилище российского величия и останков ваших
предков. Я последую за армией, я все выпроводил, и мне нечего более делать, как оплакивать участь моего отечества и собственную вашу судьбу»23.
Административно-полицейским властям столицы предстояло совершить огромный объем работ за быстро истекающие часы, оставшиеся до вступления в Москву неприятеля. Предпринимались сверхнапряженные усилия для эвакуации важнейших учреждений, архивов, церковных ценностей, боеприпасов и раненых, свезенных в большом количестве в Москву после Бородинского сражения. Ситуация осложнялась катастрофически острой нехваткой подвод, поскольку армия не снижала своих требований по обеспечению войск гужевым транспортом и запасом лошадей для кавалерии24.
Отход войск сопровождался массовым исходом жителей. По мнению Ф.В. Ростопчина, в тот день Москву покинуло абсолютное большинство населения — из 260 тыс. обывателей в городе осталось около 10 тыс. горожан.
Пришел черед воплощать в жизнь уже не раз озвученный замысел губернатора по сожжению столицы. В ночь на 2 (14) сентября 1812 г. в особняке Ф.В. Ростопчина на Лубянке (здание сохранилось и сейчас находится по адресу ул. Большая Лубянка, д. 14.) было проведено совещание полицейских чинов о сожжении Москвы. К этому времени вся пожарная команда города (2100 человек) вместе с инвентарем уже начинала эвакуироваться. На 5 часов утра 2 (14 сентября) у Красных ворот близ дома обер-полицмейстера был назначен сбор для эвакуации всем полицейским частям, но из-за прохода огромной массы войск пресеклось сообщение с Замоскворечьем и многие нижние чины полиции оказались отрезанными в тылу врага (об этом упоминается в рапорте обер-полицмейстера П.А. Ивашкина)25. Возможно, этим объ-
20 Записки А.П. Ермолова. 1798—1826 гг. М., 1991. С. 202.
21 Там же.
22 Искюль С.Н. Год 1812. СПб., 2008. С. 174.
23 Там же. С. 175.
24 М.Б. Барклай де Толли в письме на имя Ф.В. Ростопчина от 30 августа 1812 г. обращался «с убедительнейшею просьбою сделать какие вам угодно будет распоряжения для собрания сколь можно большего количества лошадей .и приказать немедленно оные доставлять в армию для необходимого укомплектования кавалерии». Одновременно проводить масштабную гужевую эвакуацию московских ценностей и снабжать армию конским поголовьем было объективно почти непосильной задачей для московских властей (ДубровинН.Ф. Указ. соч. С. 134).
25 Московская полиция в 1812 г. Рапорт обер-полицмейстера П.А. Ивашкина на имя главнокомандующего в Москве А.П. Тор-масова // Исторический архив. 2003. № 3. С. 163, 164.
ясняется обилие поджигателей в полицейской форме, замеченных французами позже.
В совещании участвовали Ф.В. Ростопчин и его сын Сергей (адъютант М.Б. Барклая де Толли, получивший контузию в Бородинском сражении), обер-полицмейстер П.А. Ивашкин и полицмейстер А.Ф. Брокер, полицейские служащие и приглашенные А.Ф. Брокером доверенные горожане.
В своих воспоминаниях Н.Ф. Нарышкина (дочь Ф.В. Ростопчина) указывала: «Совещавшиеся получили точные инструкции, какие именно здания и кварталы следует поджечь сразу же по завершении прохождения русских войск через Москву, и их деяниям должен был сопутствовать тем больший успех, что, по сведениям ряда воспоминателей, дома московских обывателей, покинувших уже свои обиталища, заранее были соответствующим образом приготовлены к всесожжению». В мемуарах И.П. Ли-пранди и Ф.Н. Глинки упоминаются эвакуировавшиеся москвичи, с гордостью, рассказывавшие о том, что самолично уничтожали свое имущество — прав оказался Ростопчин, ссылаясь на действенный стихийный народный мотив «так не доставайся же злодею»26. Н.Ф. Нарышкина называет имена из числа доверенных горожан — помощников полиции — это московские ремесленники, выполнившие приказ «об уничтожении складов, которые первыми должны были быть преданы огню»: И. Прохоров, который был расстрелян французами, и А. Герасимов, который исчез бесследно27. Их вдовам Ростопчин выплатил впоследствии за свой счет по пять тыс. франков28. Помимо организации поджогов, необходимо было обеспечить в оккупированном городе разведку и связь информаторов с командованием. Этот вопрос был оперативно решен здесь же на совещании. В «Записках» Ф.В. Ростопчина указывается: «Я приказал спросить у полицейских офицеров, не найдется ли между ними желающих остаться в городе переодетыми и доставлять мне донесения в главную квартиру посредством казачьих аванпостов, до которых они могли добраться через Сокольницкий лес». Требуемые шесть добровольцев тотчас нашлись. Все они,
как сообщает Ростопчин, остались живы. Современным исследователем В.Н. Земцовым сделано предположение о составе этой группы: квартальные надзиратели И.Ф. Пожарский, И.И. Иваницкий, А.П. Спиридонов29. Есть основания дополнить этот список следственным приставом Г.Я. Яковлевым и квартальным надзирателем М.М. Щербой30.
Сразу же по окончании совещания, ранним утром 2 (14) сентября 1812 г. Ф.В. Ростопчин написал супруге письмо, в строках которого чувствуется отчаяние ожесточившегося патриота: «Россия для меня потеряна навсегда. Император, в конце концов, уступит просьбам тех, кто его окружает, и заключит мир с Наполеоном. Как ты понимаешь, я глубоко несчастен... Когда ты получишь это письмо, Москва будет уже обращена в пепел; прости меня за то, что вознамерился поступить как римлянин, но ежели мы не сожжем, то разграбим город. Наполеон сделает это впоследствии, и я не хочу представить ему сей триумф»31. Опасения русского генерал-губернатора практически совпадали с надеждами и планами французского императора, который накануне вступления в Москву излучал уверенность: «Квартиры нам обеспечены. Мы покажем миру удивительный спектакль мирно зимующей армии среди вражеских народов, окружающих ее со всех сторон. Французская армия в Москве — это корабль, находящийся среди льдов. Но с возвращением хорошего времени года мы возобновим войну. Впрочем, Александр не допустит, чтобы мы должны были это делать, мы понимаем друг друга и он подпишет мир»32. Московский генерал-губернатор и ставившие на риск свои жизни чины московской полиции сделали все возможное и невозможное, чтобы эти планы не сбылись.
26 Попов А.Н. Указ. соч. С. 719; ТроицкийН.А. 1812 Великий год России. М., 1988. С. 191.
27 Земцов В.Н. Указ. соч. С. 45.
28 Горностаев М.В. Указ. соч. С. 52.
29 Земцов В.Н. Указ. соч. С. 62.
30 Халютин Л. Московский сыщик Яковлев // Очкур Р. Полиция России XVШ—XX вв. М.-СПб., 2010. С. 34.
31 Искюль Указ. соч. С. 192; Земцов В.Н. Указ. соч. С. 62.
32 Горностаев М.В. Указ. соч. С. 34.
