CC BY
12И ветер сумраков, резвясь, На снежну грудь прохладой дует (...) И ногу стройную рисует Сквозь белоснежный твой покров...
(I, 172)
Сквозь чугунные перилы Ножку дивную продень!
(II, 345)
Удовольствие чтения — это удовольствие репрезентации: постепенного раскрытия текста, угадывания текста по его фрагменту. «Наслаждение» же — это презентация объекта желания, материализация образа, и такое наслаждение дает письмо.
С этой точки зрения вторая строфа стихотворения равнозначна инскрипту, или авторской приписке. Она нарушает логическую структуру сравнения, заменяя его сосредоточенным описанием, почти графической презентацией образа («продолговатый и прозрачный») . Как бы в подтверждение этого стихотворный текст сопровождает подлинный инскрипт — рисунок грозди винограда.9
В. Мерлин
9 ПД N° 835, л. 38.
«ВОРОН К ВОРОНУ ЛЕТИТ».
РУССКИЙ ИСТОЧНИК «ШОТЛАНДСКОЙ ПЕСНИ» ПУШКИНА
Единственный автограф стихотворения «Ворон к ворону летит» — черновой1 — датируется осенью 1828 г. (см. III, 1167). В конце этого года стихотворение публикуется в «Северных цветах» под заглавием «Два ворона», а затем входит в «Сочинения Александра Пушкина» 1829 г. без названия, фигурируя в оглавлении как «Шотландская песня». Мысль о том, что источник стихотворения следует искать в фольклоре, возникала уже у современников поэта. Так, в марте 1841 г. Я. К. Грот писал П. А. Плетневу: «.. .не знаешь ли/не основывается ли пьеса Пушкина „Ворон к ворону летит" на какой-нибудь народной песни русской или иноземной?» — на что адресат отвечал, что это перевод шотландской народной песни.2 В. Г. Белинский характеризовал стихотворение как «переделку на русский лад баллады Вальтера Скотта».3 Опуская историю изуче-
1 ПД N° 838, л. 108 об.
2 Переписка Я. К. Грота с П. А. Плетневым / Под ред. К.Я.Трота. СПб., 1896. Т. 1.С. 272, 273.
3 Белинский В. Г. Поли. собр. соч. М., 1955. Т. 7. С. 353.
Лобанова А. С., 1995
111
ния «Шотландской песни», подробно изложенную Ю. Г. Оксманом,4 вспомним, что ее шотландский источник — баллада «Два ворона» — действительно, находится среди народных баллад, собранных и опубликованных Вальтером Скоттом и известных Пушкину по прозаическому французскому переводу,5 который сохранился в составе его библиотеки.6 Сопоставляя оригинал с переводом (или, по классификации Г. Д. Владимирского, «переводом-переделкой»)7 Пушкина, исследователи отмечают перенос действия в обстановку, обычную для произведений русского народного творчества: вместо «старой стены» оригинала у Пушкина появляется «ракита» — сначала «за горою», затем «в чистом поле», вместо «рыцаря» — «молодец», затем — «богатырь», вместо «ястреба» — «сокол», вместо «собаки» — «конь», затем «лошадь» и, наконец, «кобылка вороная», вместо «дамы» или «возлюбленной» — «подружка», а затем — «хозяйка молодая». Обычно все эти элементы рассматривают как признаки некоего усредненно-фольклорного стиля, относя их к эпосу, но не связывая с определенным сюжетом в русском фольклоре.8 Между тем существует конкретный источник картины, возникшей в стихотворении Пушкина, причем он относится не к эпическому, а к лирическому роду народной поэзии. Это русская протяжная песня о гибели молодца. Зачин этой песни в том варианте, который мы находим в сборнике М. Д.Чулкова, таков:
Ах ты поле мое, поле чистое, Ты раздолье мое широкое. Ах ты всем поле изукрашено, И ты травушкой и муравушкой, Ты цветочками василечками; Ты о днем поле обесчещено. Посреде тебя поля чистова Выростал тут част ракитов куст; Что на кусточке, на ракитовом, Как сидит тут млад сизой орел, Во кохтях держит черна ворона: Он точит кровь на сыру землю; Как под кустиком, под ракитовом, Что лежит убит доброй молодец, Избит, изранен и исколот весь.
4Оксман Ю. Г. Сюжеты Пушкина: (Отрывочные замечания) // Пушкинский сборник памяти проф. С. А. Венгерова. М.; Пг., 1923. С.27—34.
5 Chants populaires des frontières méridionales de l'Ecosse/Rec. et commentés par sir Walter Scott, trad. de l'anglais par M. Artaud. Paris, 1826. T. 3. P. 217 (Oeuvres compl. de sir Walter Scott. T. 16).
6 M одзалевский Б. Л. Библиотека А. С. Пушкина: (Библиографическое описание). СПб., 1910. N° 1367 (Пушкин и его современники. Вып. 9—10).
7Владимирский Г. Д. Пушкин-переводчик // Пушкин: Временник Пушкинской комиссии. М.; Л., 1939. Вып. 4—5. С. 318.
8См.: Сумцов Н. Ф. Этюды об А. С. Пушкине. Варшава, 1895. Вып. 3. С. 27— 28; Оксман Ю. Г. Сюжеты Пушкина. С. 33; Л ер не р Н. О. Примечания к стихотворениям 1828 и 1829 гг. //Пушкин А. С. [Соч.] / Под ред. С. А. Венгерова. СПб., 1911. Т. 5. С. XVIII.
9 Чулков М. Д. Собрание разных песен. СПб., 1770. Ч. 1. N° 146.
В большинстве вариантов об орле, поймавшем ворона, говорится:
Уж он бить-то его не бьет, только спрашивает: «Уж где ты, ворон, ты летал, где, сизый, ты
полетывал?»
«Ты кого же% ворон, видал?» — — Видел я чудо чудное — видел тело белое...
Отметим прежде всего элементы песни, вошедшие в пушкинский текст. Это разговор двух птиц, одна из которых обнаружила добычу; в песне — диалог орла и ворона, у Пушкина, как и в шотландском оригинале, — двух воронов; это, кроме того, ракита (в песне — «ракитов куст»), под которой лежит убитый, — и, наконец, сокол, который в некоторых вариантах песни заменяет орла.11 В ряде вариантов песня имеет другой зачин, по которому она в фольклористике получила условное название «Горы Воробьевские»:
Уж вы горы, горы высокие, горы Воробьевские, Воробьевские горы, подмосковные! Ничего-то вы, горы, не спородили; Спородили вы, да горы, сер горюч вы камешек. Из-под камня бежит речка быстрая; Подле реченьки стоит част ракитов един куст; На кусточке сидит, сидит млад сизой орел...12
Не исключено, что именно этим вариантом зачина объясняются колебания Пушкина, который написал сначала: «за горою под ракитой», — а затем исправил: «в чистом поле под ракитой». Дальнейшее содержание песни таково: к телу прилетают три ласточки, одна из которых — «родная матушка», другая — «родная сестра», третья — «молода жена»:
Родная матушка плачет, плачет — как река течет; Родная сестрица плачет, — как ручья весной бежат; Молода жена плачет, плачет, — как роса падет. Родная матушка плачет, плачет до гробовой доски; Родна сестрица плачет, плачет до замужьица; Молода жена плачет, плачет до мила дружка. 13
В некоторых вариантах последние три стиха заменяет емкая метафора: «Красно солнышко взойдет, росу высушит»;14 иногда метафо-
10 Великорусские народные песни / Изд. проф. А. И. Соболевским. СПб., 1895. Т. 1. N° 365. См. также N° 358—364, 366—370; см., кроме того: Песни, собранные П. В. Киреевским. Новая серия / Под ред. акад. М. Н. Сперанского. М., 1929. Вып. 2. Ч. 2. N° 1636, 1914, 1933, 1948, 2493,2507, 2641; Чулков М. Д. Собрание разных песен. СПб., 1770. Ч. 2. N° 142.
11 См.: Русские народные песни, собранные в Саратовской губернии А. Н. Мор-довцевой и Н. И. Костомаровым // Летописи русской литературы и древности, издаваемые Н. Тихонравовым. М., 1862. Т. 4.
12 Великорусские народные песни / Изд. проф. А. И. Соболевским. Т. 1. N° 365. См. также N° 362—364, 367.
13 Там же.
14 Там же. N° 359, 360. Ранее опубликованы в изд: Новое и полн. собр. российских песен: В 6 ч. М., 1780. Ч. 1. С. 160 (этот сборник Пушкин приобрел 22 июня
8 Временник, вып. 26
113
ра раскрывается: «Роса высохла, молода жена замуж вышла», — или: «Как замуж пойдет, то забудет его», — или: «Молода же-на(...) за гульбой пошла»15 (вспомним последние строчки стихотворения Пушкина:
А хозяйка ждет милого, Не убитого, живого).
(III, 123)
Отголосок приведенной метафоры слышен в реплике мамки в трагедии «Борис Годунов» (сцена «Царские палаты»): «И, царевна! девица плачет, что роса падет; взойдет солнце, росу высушит. Будет у тебя другой жених и прекрасный и приветливый. Полюбишь его, дитя наше ненаглядное, забудешь своего королевича» (VII, 42). Г. О. Винокур, комментируя эту реплику, указывал на цитату из народной песни, приведенную в «Истории государства Российского» Н. М. Карамзина как на ее источник. 6 Однако есть основания считать, что Пушкину были известны не только четыре последних стиха, процитированные Карамзиным, но и вся песня.
Песня «Горы Воробьевские» относится к русской песенной классике. Она родилась в мужской воинской среде и дошла до нас из глубины веков, широко распространившись по всем губерниям и областям России. По нескольку ее вариантов публиковалось практически в каждом «песеннике», в каждом сборнике народных песен начиная со сборника Чулкова 1770 г.;17 некоторые из них сохранились в составе библиотеки Пушкина, некоторые утеряны, но упомянуты в описи, составленной Опекой после его смерти.18 Уже в годы Михайловской ссылки интерес Пушкина к собиранию и изучению
1827 г. — см.: Литературный архив: Материалы по истории литературы и общественного движения / Под ред. С. Д. Балухатого и др. М.; Л., 1938. Т. 1. С. 39); Новейший туалетный песенник для милых девушек и любезных женщин: В 3 ч. Орел, 1821. Ч. 2. С. 191; Новейший всеобщий и полный песенник: В 4 ч. СПб., 1819. Ч. 2. С. 25; Собр. русских народных песен с их голосами, положенных на музыку Иваном Прачем. СПб., 1806. Ч. 2. С. 10, 362, 367, 368.
15 Великорусские народные песни / Изд. проф. А. И. Соболевским. Т. 1. N° 358 (публиковалась в изд.: Новое и полное собрание российских песен. Ч. 2. С. 151; Собрание разных песен: В 4 ч. М., 1783. Ч. 2. С. 175; Собрание русских народных песен с их голосами... . Ч. 2. С. 2, 366); Песни, собранные П. В. Киреевским. Нов. сер. Вып. 2. Ч. 2. № 2507; см. также № 1645, 1681, 1914, 1925, 2641.
16 Пушкин А. С. Полн. собр. соч. М.; Л., 1935. Т. 7. Драматические произведения. С. 473; Карамзин Н.М. История государства Российского. СПб., 1824. Т. 10. С. 266.
17 Нотная запись песни из сборника В.Ф. Трутовского 1776 г. приведена в кн.: Глумов А. Музыкальный мир Пушкина. М.; Л., 1950. С. 109.
18 Чулков М. Д. Собр. разных песен. Ч. 1. N° 146 (М о д за л ев с кий Б. Л. Библиотека А. С. Пушкина. N° 421); Ч. 2. Ю 142; Новое и полное собрание российских песен. Ч. 1. С. 160; Ч. 2. С. 151 (это издание значится в описи библиотеки Пушкина, составленной Опекой, под N° 600; см.: Литературное наследство. М., 1934. Т. 16—18. С. 1002; см. также примеч. 14); Весельчак на досуге, или собрание новейших песен (...) собранный из разных старинных песенников и новейших книг, Кол.Р. Ив.Ф. Л(ьвовым). М., 1797. Ч. 1. N° 181 (Модзалевский Б. Л. Библиотека А. С. Пушкина. N° 73); Всеобщий российский песенник, или Новое собрание лучших всякого род^есен... СПб., 1810. Ч. 2. N° 92 (Модзалевский Б. Л. Библиотека А. С. Пушкина. N° 81).
народных песен был вполне осознанным и направленным, поэтому к 1828 г., т. е. к периоду работы над «Шотландской песней», он мог не только прочесть текст этой песни в сборниках, но и услышать ее в живом исполнении, а в начале XIX в. она звучала в каждой деревне; кое-где жива она до сих пор.
Возможность использования русской протяжной песни при переводе шотландской баллады заложена в близости их сюжетов. Кроме того, в фольклоре разных народов совпадают символические значения образа вброна, являющегося одним из главных персонажей стихотворения Пушкина и обоих его источников — шотландского и русского. Как показал Н. Ф. Сумцов, ворон с древнейших времен воспринимается как враг, как мрачный вестник смерти или другого несчастья, с одной стороны, и как птица, которая питается падалью и чует ее на большом расстоянии, с другой стороны. В этом качестве ворон присутствует в произведениях Пушкина «Русалка», «Гробовщик», в стихотворении «Альфонс садится на коня». В русских похоронных причитаниях черный ворон нередко олицетворяет собой смерть. В представлениях христианских народов ворон часто соотносится с нечистым, т.е. со смертью духовной, из-за своей черноты, зловещего крика и хищности. Благодаря непосредственной связи ворона со смертью его крику уделяется большое внимание в народных поверьях, с ним связано множество примет и предсказаний о будущем.19 Весь спектр указанных значений представлен в образах двух воронов как в шотландской балладе, так и в стихотворении Пушкина, причем зловещую функцию этих птиц поэт подчеркивает тем, что они не говорят, как в оригинале, а кричат, и дополнительно обыгрывает аллитерацией, инструментуя первые два стиха звуком «р»:
Ворон к ворону летит,
Ворон ворону кричит...
Этого звукоподражания нет ни в стихотворном оригинале баллады, ни, тем более, в прозаическом французском ее переводе, известном Пушкину, ни в русской песне «Горы Воробьевские», так как этот прием не характерен для эпических и лирических жанров народного творчества и является в данном случае чисто литературным.
При всей близости сюжета и совпадении некоторых персонажей шотландский и русский оригиналы в результате своего взаимодействия претерпели в произведении Пушкина ряд существенных изменений. Рассмотрим прежде всего те из них, которые произошли с шотландской балладой под воздействием русской песни.
В шотландской балладе «собака убежала на охоту, ястреб ловит дичь для нового хозяина», у Пушкина же «Сокол в рощу улетел,/На кобылку недруг сел...», т. е. сокол — гордая, вольная птица, — после гибели хозяина остался свободным. На первый взгляд, произошла простая смена функций: роль ястреба перешла к «кобылке»,
19 См. об этом подробнее: Сумцов Н. Ф. Ворон в народной словесности // Этнографическое обозрение. 1890. Кн. 4. 1. С. 61 —86.
8:
115
роль собаки — к соколу, хотя и здесь есть некоторая разница между безразличием собаки и поведением сокола. Однако то обстоятельство, что вместо «ястреба» оригинала у Пушкина появляется «сокол», свидетельствует о глубоком значении этой смены. Сокол возникает здесь не столько потому, что соколиная охота на Руси была распространена больше, чем ястребиная, сколько потому, что в русском народном творчестве сокол — птица особая. Образом сокола постоянно сопровождается в мужской лирике образ мблодца. В некоторых песнях мблодец посылает сокола к родным с вестью о себе:
Что по сеням было, сеням-сеничкам, По новым сеням решетчатым, Что ходил-гулял добрый молодец, Во руках носил ясного сокола; Сам соколу он наказывает: «Полети, сокол, куда я пошлю, Куда я пошлю, куда я велю!»20
Неразрывная связь этих образов проявляется в виде параллелизма:
У залетного ясного сокола, Подопрело его правое крылышко, Правое крылышко правильно перышко, У заезжего доброго молодца, 'Что болит его буйна головушка, Что щемит его ретиво сердце...21
Наконец, выражение «ясный сокол» в фольклоре нередко просто заменяет наименование молодого человека.22 Примеры этому есть и у Пушкина — в «Сказке о золотом петушке»:
Царь завыл: «Ох дети, дети! Горе мне! попались в сети Оба наши сокола!..»
(III, 560)
или в «Капитанской дочке»: «„Прощайте, Петр Андреич, сокол наш ясный!" — говорила добрая попадья» (VIII, 359). Следует также
20 Великорусские народные песни / Изд. проф. Соболевским. СПб., 1990. Т. 6. № 190 (перепечатана из сборника: Новое и полное собрание российских песен. М., 1780. 4. 4. С. 147; сборник был в библиотеке Пушкина — см. примеч. 14).
21 Чулков М.Д. Собр. разных песен. 4. 2. N° 175. См. также примеры параллелизма: Там же. Ч. 2. N° 145; Курганов Н.Г. Писмовник, содержащий в себе науку российского языка со многим присовокуплением разного учебного и полез-нозабавного вещесловия. 4-е изд. СПб., 1790. Ч. 2. Присовокупление 5. N° 3; Собрание русских стихотворений (...) изданное Василием Жуковским. М., 1810. Ч. 2. С. 313 (№ XIII раздела «Народные песни»); [Сахаров И.] Песни русского народа. СПб., 1839. Ч. 4. N° 36; Великорусские народные песни / Изд. проф.Соболевским. Т. 6. N° 338, 429, 439, 471—476, 479, 480, 499, 500; Песни, собранные П.В.Киреевским. Новая сер. Вып. 2. Ч. 2. N° 1803,1893,1926, 2014,2109, 2110,2311, 2433,2514, 2633, 2946, 2956, 2986.
22 См.: Чулков М.Д. Собр. разных песен. СПб., 1773. Ч. 3. N° 86; Песни, соб-ранные П.В.Киреевским. Новая сер. Вып. 2. Ч. 2. N° 2229, 2415, 2560, 2583.
иметь в виду, что в молодецкой лирике и балладах сокол и орел часто противопоставляются вброну ,23 в том числе и в интересующей нас по преимуществу песне «Горы Воробьевские». Это противопоставление идет из глубокой древности и воспринимается в русском народном творчестве как противопоставление света и тьмы, правды и кривды (как в апокрифическом стихе о «Голубиной книге»), воли и зависимости. Это последнее понимание двух образов отразится у Пушкина позже в «калмыцкой сказке» об орле и вброне, которую рассказывает Гриневу Пугачев в «Капитанской дочке» (ср. с притчей об орле и ворбне в «Письмах к свату» В.И. Даля, о которой в письме к Пушкину упоминает П.И. Мартос в 1836 г. (XVI, 167)). В стихотворении «Ворон к ворону летит» это противопоставление явно не выражено, но, поскольку сокол здесь, как и в русском фольклоре, — непременный атрибут мблодца, он противопоставлен вбронам в той же мере, в какой им противопоставлен его хозяин.
«Кобылка вороная» — персонаж, отсутствующий в оригинале, — также введен Пушкиным не случайно. Конь, как и сокол, в русском народном творчестве необходимый спутник мблодца. Более того, отношения между конем и хозяином в фольклоре, как правило, — отношения двух товарищей, что у Пушкина отразилось ранее в «Песни о вещем Олеге», а затем — в стихотворении «Конь» из цикла «Песни западных славян». В песне «Горы Воробьевские» такого персонажа нет, конь и его умирающий хозяин являются героями другой песни, которая произошла от нее в результате развития ее отдельных мотивов24 и распространилась не менее широко. Песня эта, безусловно, была известна Пушкину. Два ее стиха: «не курится там огонечек малешенек»25 и «уж как пал туман седой на синее море» — с метрическими схемами сохранились среди его черновиков.26 На листе с записью последнего стиха находится также строчка (с метрической схемой): «Он далече далече плывет в печальном тумане», — на которую, по-видимому, оказал влияние стих рассматриваемой песни: «Как далече далече во чистом поле». Песня эта приведена в «Письмовнике» Курганова, в сборнике Чулкова и во всех «песенниках» начала XIX в. Обычный зачин песни таков:
23 Курганов Н.Г. Писмовник... Присовокупление 5. N° 18 (тот же вариант см.: Новое и полн. собр. российских песен. 4. 1. С. 147); Великорусские народные песни / Изд. проф. Соболевским. Т. 1. N° 487—489.
24 См. об этом: Лопатин Н.М. Объяснение вариантов песен со стороны бытового и художественного их содержания // Лопатин Н.М.,Прокунин В.П. Русские народные лирические песни. М., 1956. С. 96—102.
25 Ср.: «Вижу, вон, малый огонечек / Чуть-чуть брезжит в темноте за рекою» («Янко Марнавич» из цикла «Песни западных славян» — III, 341).
26 Рукою Пушкина: Несобранные и неопубликованные тексты / Подгот. к печ. и коммент. М. А. Цявловский, Л.Б. Модзалевский, Т.Г. Зенгер. М.; Л., 1935. С. 306; Модзалевский Л.Б.,Томашевский Б.В. Рукописи Пушкина, хранящиеся в Пушкинском Доме: Научное описание. М.; Л., 1937. С. 18 (ПД, N° 39, л.1; на обороте дата: 26 сентября 1821 г.), 28 (ПД N° 67, л.2 об. — оборот иисьма к П. А. Плетневу от 18 июля 1825 г.). См. также: Томашевский Б.В. Из пушкинских рукописей // Литературное наследство. Т. 16—18. С. 274—278, 283.
Уж как пал туман на сине море, на сине море, А злодейка кручина в ретиво сердце; Как не схаживать туману со синя моря, А злодейке кручине с ретива сердца.
В некоторых вариантах это лирическое вступление опускается, и песня начинается непосредственно со следующего за ним стиха:
Как далече, далече во чистом поле Разгорался огонечек малешенек; Возле огничка постлан ковричек, А на ковричке лежит доброй молодец, Во правой руке держит тугой лук, Во левой руке калену стрелу; Во скорых ногах стоит добрый конь, Он бьет копытом об сыру землю...27
Дальнейшее содержание песни составляет диалог коня и хозяина: конь предлагает отнести молодца к его семье; молодец, умирая, просит коня похоронить его, а затем бежать «во святую Русь»:
Ты скажи, объяви молодой жене, Что женился я на иной жене, И я взял за себя поле чистое, А в приданы взял зелены луга; У нас доброй сват был булатной меч, А сосватала калена стрела, На постель клала свинцова пуля.
В некоторых вариантах песни молодец предоставляет жене выбор — вдоветь или выходить замуж. Параллель смерти и свадьбы, в зачатке присутствующая уже в песне «Горы Воробьевские», здесь разворачивается в целую метафорическую картину, которая, по-видимому, повлияла на финал пушкинского стихотворения (об этом чуть позже).
Еще один отсутствующий в шотландской балладе, но введенный Пушкиным компонент обстановки, — ракита. Уже говорилось о том, что «ракитов куст» — непременная, устойчивая деталь картины, которая разворачивается в песне «Горы Воробьевские». В русском фольклоре «одинокий куст, дерево в чистом поле — символ печали, горя».28 Образно об этом говорится в русской народной балладе:
27 Новейший полный и всеобщий песенник...: В 4 ч. СПб., 1818. Ч. 2. N° 172; идентичный текст см.: Новейший всеобщий и полный песенник...: В 6 ч. П.Ш. СПб., 1819. Ч. 2. N° 136; варианты см.: Там же. 4. 2. N° 92; Курганов Н.Г. Пис-мовник... Ч. 2. Присовокупление 5; Новое и полное собрание российских песен. Ч. 1. С. 140; Новый российский песенник: В 3 ч. СПб., 1791. Ч. 2. С. 23; Карманный песенник: В 3 ч. М., 1796. С. 211; Новейший и полный российский общенародный песенник. М., 1810. С. 169; Новейший российский избранный песенник: В 2 ч. М., 1817. Ч. 1. С. 207; Великорусские народные песни / Изд. проф. Соболевским. Т. 1. N° 381—409; Песни, собранные П.В.Киреевским. Новая сер. Вып. 2. Ч. 2. N° 1657, 2406.
28Лазутин С.Г. Очерки по истории русской народной песни: (филологическое исследование). Воронеж, 1964. С. 86.
От чего ты, горе, зародилося? Зародилося горе от сырой земли, Из-под камешка из-под серого, Из-под кустышка с-под ракитова.29
Показательно, что, судя по «Словарю языка Пушкина», слово «ракита» поэт употребил только один раз — в стихотворении «Ворон к ворону летит».3
Две последние строфы шотландского оригинала, в которых в подробностях описывается поедание вбронами трупа, опущены Пушкиным в окончательном варианте стихотворения, хотя работа над ними была начата. Причина этому, вероятно, тот натурализм, который не характерен для русского народного творчества в его классических проявлениях и потому «не укладывался» в стиль, выработанный Пушкиным в этом произведении.
Посмотрим теперь, что происходит с народной песней, вступающей во взаимодействие с инонациональным материалом. Ее трансформация в пушкинском стихотворении обусловлена прежде всего тем, что поэт сохраняет жанр шотландского оригинала, и материал протяжной лирической песни начинает жить по законам баллады. Для баллады характерен острый драматизм; конфликт баллады по сравнению с эпосом и молодецкой лирикой более частный, личного, а не общественного характера;31 поэтому герой пушкинского стихотворения не погиб в битве, как в песнях «Горы Воробьевские» и «Уж как пал туман», а убит во время охоты. Динамичность баллады требует очень сжатой экспозиции, поэтому идущее от глубокой древности эпически развернутое описание места действия, которое мы видим в песне «Горы Воробьевские», укладывается в пушкинском стихотворении в несколько слов:
В чистом поле под ракитой Богатырь лежит убитый.
То, что баллада как жанр стоит на границе эпоса и лирики, позволяет ей достаточно свободно использовать лексику всех жанров фольклора. Вероятно, поэтому вместо слова «мблодец», характерного для лирической песни, Пушкин вводит слово «богатырь», принадлежащее героическому эпосу; поэтому же он зачеркивает слова «конь» и «лошадь», употребительные, как мы помним, в молодецких песнях, и заменяет их «кобылкой», а жену героя называет «хозяйкой» — оба эти слова являются принадлежностью шуточных и плясовых песен, а также бытовой сказки.
Третий пласт стихотворения — чисто литературный, т. е. те изменения, которые, будучи внесены Пушкиным в перевод по сравне-
29 Песни, собранные П.Н. Рыбниковым: В4 ч. М., 1861. 4. 1. С. 470. См. об этом также: Автамонов Я. А. Символика растений //Журнал Мин-ва нар. просвещения. 1902. Ноябрь. С. 84.
30 Словарь языка Пушкина. М., 1959. Т. 3. С. 963.
31 Балашов Д.М. Русская народная баллада // Народные баллады / Вступит. ст., подгот. текста и примеч. Д.М. Балашова. М.; Л., 1963. С. 7—8.
нию с шотландским оригиналом, не могут быть объяснены непосредственным обращением к русскому источнику. Пушкин в процессе работы над стихотворением еще больше заостряет присущий народной балладе драматизм, ее «загадочность», недосказанность: нигде прямо не сказано, кого именно ждет «хозяйка молодая», но то обстоятельство, что на «кобылку» сел «недруг», и противопоставление «живого» «убитому» подводит читателя к мысли, что ожидаемый «милой» — не кто иной, как убийца, отнявший у соперника все его достояние. Между тем во французском переводе шотландской баллады сказано лишь, что «его ястреб ловит дичь для другого хозяина; у его дамы появился другой поклонник»; в первоначальном варианте пушкинского стихотворения эти два момента — убийство героя и замужество его жены — также были «разведены»:
Лошадь за лес вор увел
А хозяйку молодую Уж ведут в семью чужую.
(III, 673)
Таким образом, лишь в процессе работы Пушкину удалось «замкнуть» сюжет, сведя его нити в единый узел, и композиция стихотворения стала в результате более стройной и четкой: в ней два центра тяжести, уравновешивающие друг друга, — смерть героя и брак его жены с убийцей. Хотя такая продуманность композиции, как и ситуация, положенная в ее основу, — черта чисто литературная (вспомним хотя бы трагедии Шекспира — «Гамлет», «Макбет», отчасти «Ромео и Джульетта»), не исключено, что первоначальным толчком для «замыкания» сюжета послужила метафора «смерть — свадьба», о которой говорилось в связи с песней «Уж как пал туман на сине море» и которая вообще характерна для народного представления и о смерти, и о браке как о переходе в иное состояние, в иной статус, в иную жизнь. «Замкнутость» сюжета, прозрачность композиции не только заостряют свойственный балладе как жанру драматизм, но и способствуют проявлению моральной оценки происходящего: автор, не морализируя, показывает нравственную победу поверженного героя.
Во взаимодействии шотландского и русского источников с авторской волей поэта возникло органичное произведение совершенной литературной формы, сохранившее сюжетную основу «материнского» шотландского оригинала, заполненную системой образов, полностью соответствующей образности русской песни «Горы Воробь-евские», отпочковавшейся от нее песни «Уж как пал туман на сине море» и, шире, русского народного творчества в целом.
Л. С. Лобанова
