Научная статья на тему 'ВОПРОСЫ В КОНСТРУКЦИИ ДОПРОСА СВИДЕТЕЛЯ ПО УПК РСФСР 1923 ГОДА'

ВОПРОСЫ В КОНСТРУКЦИИ ДОПРОСА СВИДЕТЕЛЯ ПО УПК РСФСР 1923 ГОДА Текст научной статьи по специальности «Право»

CC BY
112
9
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Журнал
Закон и власть
ВАК
Область наук
Ключевые слова
УГОЛОВНЫЙ ПРОЦЕСС / ПРЕДВАРИТЕЛЬНОЕ РАССЛЕДОВАНИЕ / ПРАВООТНОШЕНИЕ / СЛЕДОВАТЕЛЬ / СВИДЕТЕЛЬ / ДОПРОС / ВОПРОС / ТАКТИКА

Аннотация научной статьи по праву, автор научной работы — Зашляпин Л. А., Феоненко Н. С.

В статье рассматривается модель правоотношений в допросе свидетеля в предварительном расследовании. В качестве основного содержания допроса соавторами понимаются вопросы, образующие правомочие (полномочие) следователя, которые корреспондируются с ответами свидетеля, составляющими его юридическую обязанность. Объектной областью исследования в статье являются правоотношения, возникающие на основании норм Уголовно-процессуального закона РСФСР 1923 г. Основными методами, использованными при подготовке статьи, является системный подход, а так же взаимное нормативное масштабирование (нормативное подобие, которое должно проявляться в системе уголовно-процессуального закона) отдельных норм о вопросах в допросе и самого уголовно-процессуального закона. Нормативная база статьи ограничена положениями Уголовно-процессуального кодекса РСФСР 1923 г. В качестве теоретической базы статьи использованы комментарии к Уголовно-процессуальному кодексу РСФСР 1923 г., дающие наиболее близкое к воле законодателя буквальное толкование, и научные работы авторитетных ученых, так же выполненных в период действия анализируемого закона.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

QUESTIONS IN THE DESIGN OF THE INTERROGATION WITNESS UNDER THE CODE OF CRIMINAL PROCEDURE OF THE RSFSR OF 1923

The article deals with the model of legal relations in the interrogation of a witness in a preliminary investigation. As the main content of the interrogation, the co-authors understand the questions that form the authority (authority) of the investigator, which correspond to the answers of the witness, which constitute his legal obligation. The object area of research in the article is legal relations arising on the basis of the norms of the Criminal Procedure Law of the RSFSR of 1923 The main methods used in the preparation of the article are a systematic approach, as well as mutual normative scaling (normative similarity, which should manifest itself in the system of the criminal procedural law) of individual norms on issues in interrogation and the criminal procedure law itself. The normative basis of the article is limited by the provisions of the Criminal Procedure Code of the RSFSR of 1923 As a theoretical basis of the article, comments to the Criminal Procedure Code of the RSFSR of 1923 are used, giving the closest literal interpretation to the will of the legislator, and scientific works of authoritative scientists, also performed during the period of operation of the analyzed law.

Текст научной работы на тему «ВОПРОСЫ В КОНСТРУКЦИИ ДОПРОСА СВИДЕТЕЛЯ ПО УПК РСФСР 1923 ГОДА»

Вопросы в конструкции допроса свидетеля по УПК РСФСР 1923 года

Зашляпин Леонид Александрович,

кандидат юридических наук, доцент кафедры уголовно-процессуального права, Северо-Западный филиал Российского государственного университета правосудия, leonid-zash@yandex.ru

Феоненко Надежда Сергеевна,

преподаватель кафедры уголовно-процессуального права, Северо-Западный филиал Российского государственного университета правосудия, nadia.feonenko@gmail.com

В статье рассматривается модель правоотношений в допросе свидетеля в предварительном расследовании. В качестве основного содержания допроса соавторами понимаются вопросы, образующие правомочие (полномочие) следователя, которые корреспондируются с ответами свидетеля, составляющими его юридическую обязанность.

Объектной областью исследования в статье являются правоотношения, возникающие на основании норм Уголовно-процессуального закона РСФСР 1923 г. Основными методами, использованными при подготовке статьи, является системный подход, а так же взаимное нормативное масштабирование (нормативное подобие, которое должно проявляться в системе уголовно-процессуального закона) отдельных норм о вопросах в допросе и самого уголовно-процессуального закона. Нормативная база статьи ограничена положениями Уголовно-процессуального кодекса РСФСР 1923 г. В качестве теоретической базы статьи использованы комментарии к Уголовно-процессуальному кодексу РСФСР 1923 г., дающие наиболее близкое к воле законодателя буквальное толкование, и научные работы авторитетных ученых, так же выполненных в период действия анализируемого закона. Ключевые слова: уголовный процесс, предварительное расследование, правоотношение, следователь, свидетель, допрос, вопрос, тактика

Рассмотрение вопросов как элементов допроса свидетеля в качестве объектной области видится достаточно редким явлением. Общепринятым является дискретный анализ процессуального статуса свидетеля, допроса свидетеля как процессуального действия, показаний свидетеля как процессуального результата (доказательства). Такой подход связан с субъективным выделением учеными определенного уровня изучаемого явления. Так, например, Б. А. Ревнов, рассматривая статус свидетеля, упоминает о его обязанности ответить на адресованные ему вопросы [8, с. 162, 165]. Эта позиция весьма рациональна, данный автор, обращаясь к процессуальному статусу, выделяет его ядро — юридическую обязанность свидетеля. Другой автор, — З. А. Балтыкова в качестве научной рекомендации допускает вопрос несовершеннолетним свидетелям «Правда ли, что ты очень любишь играть в футбол?» несмотря на то, что в нем присутствует наводящее и не относимое к предмету доказывания содержание [2, с. 60]. И в этом случае, вряд ли можно усматривать повод для критики потому, что исследователь свое внимание направляет на процедуры допроса малолетнего свидетеля.

Указанное позволяет констатировать различные подходы к регулированию допросов (вопросов в допросах) даже в тех сегментах, в которых это регулирование должно быть единообразным и формулирует проблему отыскания нормативного инварианта допроса свидетеля, который задает общую топологическую составляющую самого распространенного в юрисдикционной практике процессуального действия. Этим инвариантом мы видим вопросы как элемент допроса, которые, в свою очередь, являются проявлением правовой культуры (ее лингвистической, формульно-логической, коммуникативной составляющей). В таком аспекте вопрос — не просто элемент процессуальной процедуры, но социальное и историческое явление, которое в разные времена отечественной юриспруденции приобретает различное содержание. Это влечет наш интерес к правилам использования вопросов в допросах свидетеля по Уголовно-процессуальному кодексу РСФСР 1923 г. (далее — УПК). Создавая основу регулирования допросов в советском уголовно-процессуальном праве, данный нормативный акт консервативно может транслировать свои базовые идеи в действующий уголовно-процессуальный закон, предопределяя его эклектичность и связанную и с этим высокую степень нестабильности. ^

Методика представляемого исследования бази- н руется на системном подходе, состоящем в исполь- 5 зовании правомочий следователя на вопросы, их ^ связь с юридической обязанностью свидетеля дать а ответы на вопросы следователя, совокупность кото- о рых образует объект правоотношений — показания ь

сч о сч

свидетеля, в качестве эталонной конструкции для анализа всего закона. При этом в периоде действия УПК нами выделяются фрагменты начала действия закона [перехода от идей Устава уголовного судопроизводства Российской Империи 1864 г. (далее — УСС) к рассматриваемому закону] и окончания его действия (перехода к Уголовно-процессуальному кодексу 1960 г.). Соответственно этому в статье будут приведены в качестве аргументов интерпретации закона, представляющие из себя наиболее близкое к воле законодателя буквальное толкование, из комментариев УПК в сочетании с критерием нормативного подобия разномасштабных юридических конструкций (вопросов в допросе — всего закона).

Процессуальная форма анализируемого закона не содержит правомочия следователя на вопросы. Полномочия следователя в силу этого представлялись исключительно широко. Содержание норм УПК, из которых можно было выделять интересующее нас правомочие, сводилось к следующим правилам.

1. Согласно диспозиции нормы ст. 112 УПК, следователь имел возможность самостоятельно определять процессуальное направления расследования. Эта самостоятельность была близка его произвольному усмотрению, которое ограничивалось процессуальной целью — достижением состояния полноты и всесторонности расследования. Процессуальная задача, реализуемая в допросе, должна была соответствовать этой цели, а предметное содержание вопросов так же должно было быть гармоничным этой процессуальной цели.

2. Прежде вопросов следователь предлагал свидетелю рассказать об обстоятельствах, интересующих следователя. Вопросы, являясь средством получения ответов, фактически выступали факультативным инструментом для получения показаний (ст. 165 УПК). Сам рассказ законом не регулировался.

3. Предмет допроса, а соответственно и вопросов в допросе, сводился к тем фактам, которые должен был установить следовать при производстве по уголовному делу, на современном отраслевой языке — предмету доказывания (составу преступления) и фактам, характеризующим личность обвиняемого (ст. 166 УПК). Предполагается, что промежуточные факты не могли образовывать предмет вопросов следователя, а вопросы, выходящие за установленные законом пределы, должны были считаться недопустимыми.

Приведенные положения в своей совокупности позволяют фиксировать лишь частичное регулирование в законе использования следователем вопросов в допросе свидетеля, предполагая реализацию в неурегулированной части процессуальной свободы следователя.

Обязанность свидетеля отвечать на вопросы представлялась следующими правилами.

А. Лицо, вызванное в качестве свидетеля, в явной форме было обязано дать ответы на вопросы, поставленные следователем (ст. 60 УПК). Эта явная форма не толковалась из диспозиции правила об обязанности дать показания, а прямо указывала на

обязанность свидетеля ответить на вопросы. Подобного правила в современном законе нет. Процессуальные иммунитеты предусматривались лишь для защитника, этим расширяя субъектный состав, который мог рассматриваться обязанным отвечать на вопросы следователя.

Б. Объем юридической обязанности свидетеля предполагался соответствующим фактам, подлежащим установлению в уголовном деле (ст. 166 УПК). Однако в разъяснении Верховного Суда РСФСР от 1 июня 1925 г. субъектам правоприменения предлагалось ориентироваться на более узкое понимание. Комментируя отказ свидетеля в одном из уголовных дел отвечать на вопросы о судимости самого свидетеля, высшая судебная инстанция указала, что свидетель может не отвечать на вопросы в тех случаях, когда это касается репутации свидетеля, а не предмета допроса, по которому он вызван [12, с. 105]. В этом можно усмотреть идеологический след уУс, еще присутствовавший в правопонимании того периода.

В. Законодатель непосредственно в законе предусматривал процессуальный механизм привлечения свидетеля к ответственности (составление протокола об отказе дачи показаний и направление его в ближайший суд к месту производства допроса). Отказ от дачи показаний можно было толковать как некоторую совокупность вопросов (например, три вопроса следователя), на которую не был дан ответ свидетелем, что и влекло начало применения санкции за неисполнение обязанности.

Интерпретации соответствующих положениях в комментариях УПК представлялись следующими позициями.

Первые интерпретаторы УПК не обращались к выявлению правомочия следователя на вопросы. Так, например, П. И. Люблинский, комментируя положения ст. 112 УПК (нормы о полномочиях следователя), раскрывал лишь содержание идеи советского законодателя о полноте и всесторонности проводимого расследования [5, с. 101].

Если полноту, следуя позиции данного автора, понимать как процессуальное исследование всех тех обстоятельств, которые имеют значение для расследуемого дела, то она предполагала правомочие следователя на вопросы свидетелю, касающимся состава преступления и личности обвиняемого. Вероятно, такой объем права на вопросы ограничивал реального следователя в познании преступного события. Даже современная доктрина предусматривает положение о том, что субъект публичной власти (а следователь таковым является) не может мыслиться ограниченным в некоторой свободе и самостоятельности своей процессуальной деятельности [6, с. 258-259]. В этой случае полнота должна была рассматриваться в качестве принципа построения закона, регулирующего деятельность следователя в части формулирования и использования им вопросов свидетелю.

Всесторонность же, что следует из позиции П. И. Люблинского, должна была влечь такое содержание и форму вопросов, которые присущи как стороне обвинения, так и стороне защиты. Фактором вопросов

в этом случае виделась внутренняя противоположность процессуальной задачи.

Отчасти противореча самому себе, П. И. Люблинский, разъясняя практикам положения ст. 166 УПК, указывал на невозможность для следователя во всех случаях точно установить предмет доказывания (обстоятельства, имеющие значение для уголовного дела), что должно было допускать, по его мнению, выход вопросов за границу их относимости и предложение свидетелю таких вопросов, содержание которых носит общий характер, то есть не имеющий очевидной связи с предметом доказывания [6, с. 142].

Взгляды теоретиков уголовного процесса на юридическую обязанность свидетеля в начале XX в. представлялись следующими точками зрения.

Представители науки в первую очередь, что отличает современное регулирование от анализируемого, обосновывали рациональность рассказа свидетеля как этапа, предшествующему этапу постановки вопросов. Аргументом за такую позицию было то, что «тот, кто спрашивает, наперед не знает, относительно каких обстоятельств свидетель имеет сведения (курсив наш. — Л. З.)» [1, с. 164]. При этом закон вменял в обязанность свидетелю дачу ответов на вопросы следователя, что соответствующе представлялось в комментариях [5, с. 60]. По этой причине приведенная выше позиция о рассказе свидетеля не могла вменяться в его обязанность, в чем надо поддержать современного законодателя, исключившего этот элемент из следственных допросов. Если следователь в каких-то ситуациях не знает о чем спрашивать, то и свидетель не всегда и не во всех случаях может предполагать ожидаемое от него содержание рассказа. Допрос — форма уголовно-процессуальной активности следователя. Если следователь проявляет пассивность (не задает вопросы), то и свидетель в этом случае может быть пассивным без возложения на него ответственности за отказ от дачи показаний.

Подтверждая сформулированное нами суждение, ученые того времени связывали содержание юридической обязанности свидетеля с ответами на вопросы. Подобный подход мы усматриваем, например, в позиции М. С. Строговича и Д. А. Карницкого, писавших о том, что предложение следователем не относимых вопросов не влечет юридической обязанности свидетеля отвечать на них [12, с. 189]. Отмечалось так же, что в ряде случае свидетель просто не способен к связному рассказу и это требует от следователя постановку прямых вопросов [3, с. 138].

Из приведенного следует, что конструкция УПК в его начальный период действия не влекла возникновения гармоничных уголовно-процессуальных отношений. Правомочие следователя на вопросы не имело ясной формулировки, обязанность свидетеля давать показания, начинающиеся с рассказа, равно оказывалась не ясной, как и объект правоотношений. При наличии ответственности за отказ от дачи показаний, таковая могла применятся в случае отказа от дачи ответов, но не отказа от свободного рассказа свидетеля.

Завершающий период действия УПК проявил стабильность рассмотренных выше норм. Правила ст. 112 о полномочиях следователя, ст. 60 о юридической обязанности свидетеля дать показания (ответить на вопросы следователя), ст. 165 о содержании допроса свидетеля (вопросах как элементе допроса), ст. 166 УПК о предмете допроса свидетеля (предмете вопросов свидетелю) остались неизменными до конца действия рассматриваемого уголовно-процессуального закона. Это указывает на то, что модель правоотношений формулирования и использования вопросов в следственном допросе свидетеля изначально имела ту форму, которая соответствовала идее и воле советского законодателя.

При этом в теории уголовного процесса рассматриваемые проблемы за десятилетия действия УПК получили соответствующее развитие.

Прежде всего, необходимо отметить то, что в ходе реформы 1928 г. следователи изменили свою ведомственную подчиненность. Из судебной системы, что было рудиментом нормативной идеи УУС, следователи были переведены в структуру прокуратуры. Это имеет не только символический характер. В результате такой реформы следователи получили большее обвинительное качество. Присущая двусторонность процессуальной задачи следователя в использовании вопросов с очевидностью должна была влечь перевес в пользу вопросов, присущих стороне обвинения (односторонность). При этом следователи одновременно рассматривались идеологическими, политическими субъектами. В. А. Стремовский в 1958 г., описывая в своей монографии советского следователя, совершенно не касался его процессуальных полномочий, но уделял исключительное внимание политическим и идеологическим качествам следователя [10, с. 105-111].

Такой подход, вероятно, является адекватным нормативным правилам УПК о полномочиях следователя. Определение этих полномочий как процессуальных направлений, не имеющих конкретизации в правомочиях на вопросы в следственных допросах, указывало на гармоничность этого элемента содержанию правоотношений, связанных со следственным типом уголовного процесса, усиленного этатистским акцентом на коммунистическую идеологию и политику. Правомочие следователя составить протокол за отказ от дачи показаний и направить его для рассмотрения в ближайший суд, подчеркивало абсолютно доминирующую роль властного участника правоотношений и такую же подчиненность свидетеля следователю (как невластного участника правоотношений). Примечательно, что в анализируемом законе следователь находился под позитивным обязыванием не принуждать обвиняе- 3 мого к показаниям, а вот относительно свидетеля к такой нормы предусмотрено не было. В юридиче- о ской литературе того времени допускалась соответ- | ствующая аналогия и для следственного допроса и свидетеля, что было возможным способом толкова- а ния анализируемого закона, однако, отсутствие пря- с мой нормы, устанавливающей конкретный объем Ь

3

сч о сч

3

полномочий следователя в допросе, не исключало и возможность толкований следователем правоприменительных ситуаций в свою пользу. Неограниченность полномочий следователя относительно форм, содержания, количества вопросов свидетелю, могло влечь расширение объекта правоотношений — содержания возможных показаний и предмета допроса (предмета задаваемых следователем вопросов).

Юридическая обязанность свидетеля, наоборот, рассматривалась советскими учеными как имеющая высокую степень конкретизации. В работах, изученных нами, все ученые процессуалисты подчеркивали не просто обязанность свидетеля дать показания, а обязанность свидетеля ответить на вопросы следователя [7, с. 47; 11, с. 219]. Соответственно юридическим фактом, подтверждающим неисполнение обязанности и влекущим начало действия механизма привлечения свидетеля к ответственности, являлся отказ свидетеля отвечать на вопросы следователя.

Приведенная характеристика юридической обязанности равно образовывала рациональную процессуальную форму для следственного (инквизиционного) типа уголовного процесса. Более того, в литературе отмечалось публичное содержание процессуальной деятельности свидетеля в момент дачи показаний [7, с. 48]. Свидетель был обязан отвечать на вопросы ради стратегических интересов государства, реализуемой этим государством идеологии и политики.

Мы обратили внимание на то, что если в первый период действия закона ученые-процессуалисты, имеющие серьезные правокультурные связи с законодательством Российской Империи, сформировавшие свое правосознание в период действия УУС, исключали из предмета допроса (юридической обязанности свидетеля) вопросы, образующие свидетельский иммунитет, например, по причине родства или свойства [5, с. 61], то в последний период действия закона советские ученые единодушно подчеркивали отсутствие каких-либо иммунитетов (даже в случае врачебной или служебной тайны) у свидетеля [7, с. 51-54; 11, с. 219-220]. Советский человек, вовлекаемый в предварительное расследование в качестве свидетеля, оказывался полностью подвластным. Если на стороне следователя в процедурах формулирования и использования вопросов в допросе была диспозитивность регулирования его деятельности, то свидетель находился под давлением императивности регулирования. Такое положение базировалось на системности и сущности советского законодательства. Конституции РСФСР 1918 г. и 1925 г. нормативно допускали репрессии относительно отдельных групп граждан, революционную законность в правопонимании, а Конституции 1937 г. регулировала, прежде всего, право государства относительно граждан, но не права граждан относительно государства [4, с. 89, 110]. Это позволяло широко понимать предмет допроса свидетеля и, соответственно, предмет вопросов следователя

свидетелю. Фактически большой круг вопросов следователя мог выходить из-под регулирования закона.

Понимание объекта правоотношений, ради которого его участники образовывали соответствующие уголовно-процессуальные связи, сводилось к следующему.

Объектом правоотношений ученые-процессуалисты видели показания свидетеля. При этом, демонстрируя признак нормозависимости, научное сообщество выделяло в показаниях два элемента: свободный рассказ свидетеля и ответы свидетеля на вопросы следователя. Примечательно, что несмотря на выделение указанных двух элементов, в завершающий период действия закона доктрина активно формулировала позиции относительно вопросно-ответной части допроса свидетеля. Так, Р. Д. Рахунов в монографии «Свидетельские показания в советском уголовном процессе» описанию вопросов свидетелю уделял семь страниц, М. С. Стро-гович — три страницы в учебнике «Курс советского уголовного процесса» [7, с. 73-80; 11, с. 312-314]. Это подчеркивает актуальность нашего исследования. Всякий закон, в том числе построенный на основе следственного типа процесса, может проявлять свои базовые идеи в процедурах формулирования и использования вопросов в допросах, как и сами эти процедуры могут проявлять подобие сущности закона. И то, и другое — взаимно масштабируемые явления.

Показания свидетеля, понимаемые в двухэлементной конструкции, в советской науке последнего периода действия УПК сводились к предмету, ограничиваемому фактами, подлежащими установлению в предварительном расследовании, и описанию личностных качестве обвиняемого (ст. 166 УПК). Такая позиция возникла в начальный период действия УПК и сохранилась в завершающий период [7, с. 29]. Однако, поскольку нормативные правила ст. 166 УПК ограничивали процессуальную свободу следователя, в науке стали появляться идеи, расширяющие предмет допроса свидетеля (предмет вопросов следователя). Так, Р. Д. Рахунов указывал, что предметом допроса свидетеля может являться не только главный факт (то, с чем это связывает ст. 166 УПК), но и множество иных элементов, в том числе предметом свидетельских показаний может быть предъявление свидетелю лица или предмета для опознания, характеристика личности иного свидетеля [7, с. 29-30]. Реализация такого предмета допроса была возможна посредством использования соответствующих вопросов свидетелю, которые, однако, оказывались коллизионными правилам ст. 166 УПК. Фактически наука в этот момент стала опережать идеи законодателя, допуская иной, помимо указанного в ст. 166 УПК, предмет вопросов следователя свидетелю.

В итоге можно сформулировать следующий вывод.

Конструкция института вопросов в допросах свидетеля в предварительном следствии по УПК является знаком построения всего уголовно-процессу-

ального закона по следственному (инквизиционному) типу, а необходимое (в этом случае) включение в текст закона гарантий отсутствовало. Правомочие следователя на вопросы допускало произвольное понимание, а юридическая обязанность свидетеля была максимально конкретизированной.

Литература

1. Андреев М., Бахров Г. Лозинский С. Уголовный процесс РСФСР / под ред. А. Я. Эстрина. — Л., 1927.

— 212 с.

2. Балтыкова З. А. Установление психологического контакта с малолетними свидетелями и потерпевшими в целях получения исчерпывающих и достоверных показаний в ходе допроса // Юридическая наука. — 2022. — № 4. — С. 59-62. — EDN ZBTVDI.

3. Громов В. Производство дознаний и предварительных следствий в вопросах и ответах: практическое пособие и комментарий к Уголовно-процессуальному кодексу / под ред. Н. В. Крыленко. М., 1927.

— 205 с.

4. Зашляпин Л. А. Основы теории эффективной адвокатской деятельности: прелиминарный аспект.

— Екатеринбург, 2006. — 568 с.

5. Люблинский П. И., Полянский Н. Н. Уголовно-процессуальный кодекс РСФСР: текст и постатейный комментарий. М., 1924. — 376 с.

6. Михайлов А. Е. Принципы права как теоретическая основа дискреционной деятельности публичной власти в России // Принципы права: проблемы теории и практики : в 2-х ч. — М., 2017. — Ч. 1. — С. 257-264. — EDN XNYNML.

7. Рахунов Р. Д. Свидетельские показания в советском уголовном процессе. — М., 1955. — 164 с.

8. Ревнов Б. А. Отдельные особенности статуса свидетеля при производстве по делам об административных правонарушениях // Юридическая наука. — 2016. — № 5. — С. 162-166. — EDN XINXRZ.

9. Сборник циркуляров и важнейших разъяснений Пленума Верхсуда РСФСР (январь 1925-мая 1926). М., 1927. — 220 с.

10. Стремовский В. А. Предварительное расследование в советском уголовном процессе / Под ред. М. М. Гродзинского. — М., 1958. — 136 с.

11. Строгович М. С. Курс советского уголовного процесса. — М., 1958. — 703 с.

12. Строгович М. С., Карницкий Д. А. Уголовно-процессуальный кодекс РСФСР: текст и постатейный комментарий / под ред. Н. Я. Нехамкина. — М., 1928. — 536 с.

Questions in the design of the interrogation witness under the Code of

Criminal Procedure of the RSFSR of 1923 Zashlyapin L. A., Feonenko N. S,

North-West Branch of the Russian State University of Justice The article deals with the model of legal relations in the interrogation of a witness in a preliminary investigation. As the main content of the interrogation, the co-authors understand the questions that form the authority (authority) of the investigator, which correspond to the answers of the witness, which constitute his legal obligation. The object area of research in the article is legal relations arising on the basis of the norms of the Criminal Procedure Law of the RSFSR of 1923 The main methods used in the preparation of the article are a systematic approach, as well as mutual normative scaling (normative similarity, which should manifest itself in the system of the criminal procedural law) of individual norms on issues in interrogation and the criminal procedure law itself. The normative basis of the article is limited by the provisions of the Criminal Procedure Code of the RSFSR of 1923 As a theoretical basis of the article, comments to the Criminal Procedure Code of the RSFSR of 1923 are used, giving the closest literal interpretation to the will of the legislator, and scientific works of authoritative scientists, also performed during the period of operation of the analyzed law. Keywords: criminal process, preliminary investigation, legal relationship, investigator, witness, interrogation, question, tactics

References

1. Andreev M., Bakhrov G. Lozinsky S. Criminal process of the RSFSR / ed. A.

Ya. Estrina. - L., 1927. - 212 p.

2. Baltykova Z. A. Establishing psychological contact with juvenile witnesses

and victims in obtaining functions and identifying evidence during interrogation // Legal Science. - 2022. - No. 4. - S. 59-62. — EDN ZBTVDI.

3. Gromov V. Production of inquiries and preliminary investigations in sales and

responses: a practical guide and commentary on the Code of Criminal Procedure / ed. N. V. Krylenko. M., 1927. - 205 p.

4. Zashlyapin L. A. Fundamentals of the theory of justified advocacy: a

preliminary aspect. - Yekaterinburg, 2006. - 568 p.

5. Lyublinsky P.I., Polyansky N.N. Code of Criminal Procedure of the RSFSR:

text and article-by-article commentary. M., 1924. - 376 p.

6. Mikhailov A. E. Principles of law as a theoretical basis for the discretionary

activity of public authorities in Russia // Principles of law: problems of theory and practice: in 2 hours - M., 2017. - Part 1. - P. 257- 264. — EDN XNYNML.

7. Rakhunov R. D. Witness testimony in the Soviet criminal process. - M., 1955.

- 164 p.

8. Revnov B. A. Separate features of the status of a witness in the production

of a decision to eliminate offenses // Legal Science. - 2016. - No. 5. - S. 162-166. — EDN XINXRZ.

9. Collection of circulars and defenders of the Plenum of the Supreme Court of

the RSFSR (January 1925-May 1926). M., 1927. - 220 p.

10. Stremovsky V. A. Preliminary investigation in the Soviet criminal process / Ed. M. M. Grodzinsky. - M., 1958. - 136 p.

11. Strogovich M. S. The course of the Soviet process. - M., 1958. - 703 p.

12. Strogovich M. S., Karnitsky D. A. Code of Criminal Procedure of the RSFSR:

text and article-by-article commentary / ed. N. Ya. Nekhamkina. - M., 1928.

- 536 p.

u

и *

о x

n

a

a) о т

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

V

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.