CC BY
37
В.А. ШНИРЕЛЬМАН
«ВОПРОСЫ НАЦИОНАЛИЗМА»: ЖУРНАЛ. -М., 2010. - № 1
Обзор выпуска
В течение последнего десятилетия движение русских националистов переживает кризис. Во-первых, их карликовые политические партии, никогда не имевшие массовой народной поддержки, не смогли найти себе места в новом политическом раскладе и тихо вымерли. Во-вторых, ставка на нелегитимные способы борьбы, нашедшие яркое выражение в деятельности скинхедов, также не выдержала испытания временем, столкнувшись в последние годы с мощным противодействием со стороны правоохранительных органов. В-третьих, поиски идеологического стержня, активно проводившиеся в 1990-х годах и породившие тогда целую мозаику всевозможных праворадикальных идеологий, закончились выбором в пользу расизма, который в том или ином виде сегодня демонстрируют большинство духовных лидеров движения. Между тем, понимая, что откровенный расизм сегодня нелегитимен и не сможет найти массовой поддержки, русские радикалы при всей их антизападнической риторике и стремлении сохранить «самобытность» со все большим интересом присматриваются к опыту своих западных собратьев. В особенности их внимание привлекает движение «Новые правые», сумевшее выработать для своих расистских концепций респектабельный язык и вошедшее в политический истеблишмент целого ряда европейских государств.
Пытаясь порвать со своей нестерпимой маргинальностью, сегодня тем же путем хотят следовать и духовные лидеры русских радикалов. Потерпев поражение на политическом поле и не желая попасть под суд по ст. 282 УК, они пытаются наверстать упущенное на поле идеологии. Своих привлекательных идей у них нет. Поэтому-то они и обращаются к западному опыту, заимствуя оттуда как идеи, так и тактику борьбы. Речь идет прежде всего о том, чтобы навязать российской политической элите расовое мировоззрение, выдав его за якобы научно обоснованную позицию. Это тем проще сделать, что расовая идея вполне созвучна популярному ныне консерватизму. То же самое происходит и на Западе, где вчерашние расисты называют себя сегодня «неонационалистами» (или иногда «белыми националистами»).
Сегодня на это претендует журнал «Вопросы национализма», собравший вокруг себя видных праворадикальных идеологов и политиков, причем как патриархов русского национализма, так и более молодых амбициозных активистов. Примечательно, что эти деятели хорошо образованы и иной раз даже имеют ученые степени. Однако большинство из них нашли себе применение вовсе не в полученной в вузе профессии, а в журналистике, публицистике или политической деятельности. Научными исследованиями они не занимаются (создается впечатление, что такие специалисты, как С. Сергеев и О. Неменский, попали в эту компанию совершенно случайно). Зато многие гордо называют себя «политическими публицистами». Поэтому вовсе не случайно издание определяет себя как «журнал научной и общественно-политической мысли». Это -уникальный случай в России, где до сих пор между научными и общественно-политическими журналами существовал водораздел; смешения жанров ни те, ни другие не допускали. Однако борцов за «чистоту» и против «миксации» это не останавливает - если «мик-сация» идет на пользу делу, почему бы и нет?
Журнал является проектом возникшего в 2005 г. Русского общественного движения (РОД), объявившего своей целью борьбу с «русофобией» и правовую защиту «русских политзаключенных». Главный редактор журнала Константин Крылов и его ответственный секретарь Наталья Холмогорова были среди основателей РОДа, а еще один его основатель, бывший казначей РОДа П. Свя-тенков, входит в редакционный совет журнала. После раскола,
произошедшего в 2007 г., Крылов стал президентом, а Холмогорова - исполнительным директором движения «РОД - Россия. Движение давно зарекомендовало себя как активный организатор и участник тех или иных акций русских националистов, включая скандальный «Русский марш». В частности, РОД стоит за отмену ст. 282 УК. И еще один штрих: в своем стремлении не отстать от духа времени РОД основал Фонд поддержки и развития гражданского общества. Дело, конечно, нужное и весьма похвальное, если бы его руководство (а это все тот же Крылов) не разъяснило, что речь идет о «развитии русского гражданского общества» и о «поддержке русского национального движения». Как будет создаваться отдельное «русское гражданское общество» в полиэтничной стране, не объясняется.
В редакционный совет журнала входят такие видные деятели «Русского клуба», как С.Н. Семанов и И.Р. Шафаревич, а также хорошо известный в националистических кругах филолог А.Н. Севастьянов, называющий себя то политологом, то историком, то «расологом». Здесь же можно встретить и бывшего советника Гор -бачев-Фонда, а ныне профессора МГИМО В. Д. Соловья. Все они в той или иной мере уже продемонстрировали свою увлеченность расовыми идеями. Кроме того, многие деятели журнала неоднократно выступали авторами шовинистической газеты «Спецназ России» и радикального «Агентства политических новостей» (АПН), руководство которыми осуществляет все тот же Крылов. Бывший главный редактор АПН М. Ремизов сегодня является президентом Института национальной стратегии, тесно связанного с АПН. С теми же организациями активно взаимодействует и П. Святенков, который является и членом «Русского клуба». Исполнительный директор журнала Владимир Тор (Владлен Кра-лин) - член национального совета ДПНИ и один из организаторов «Русского марша». Иными словами, в редакцию журнала входят давние друзья и соратники, годами трудившиеся на ниве русского национализма.
Все они стоят за национальную демократию, но при этом не представляют себе Россию иначе как государством русского народа (в этническом смысле!). Поэтому для них вопрос об определении нации принципиально важен. Именно нации и национализму и посвящен первый номер нового журнала. Его авторы ставят перед
собой, по сути, неразрешимую задачу - анализировать национализм, в то же время активно занимаясь его развитием и воспроизводством. Но, как прозорливо отмечал еще Э. Геллнер, то, что националисты говорят, существенно отличается от того, что они делают и о чем мечтают. Поэтому не случайно Крылов смущенно замечает, что такие попытки понять самих себя ведут либо к фанатизму, либо к цинизму (с. 3). Однако его это нисколько не останавливает. Мало того, он откровенно признается в том, что журнал является «печатным органом русских националистов, предназначенным для теоретической работы». Призывая к «честной полемике», он тут же сам и нарушает это условие, безосновательно приписывая своим оппонентам некий запрет на разговор о русском народе. При этом, подобно многим своим единомышленникам, он, по сути, отождествляет русский народ с русскими националистами (с. 5), хотя, как многократно показывали социологические опросы и избирательная практика, те не пользуются авторитетом у русского народа.
Крылов убежден в том, что академическая наука якобы чурается «русской темы». Того же мнения придерживается и А. Севастьянов (с. 65). Тем самым, они совершают намеренный подлог, ибо академическая наука чурается не «русской темы» (научных работ по русской тематике более чем достаточно), а того далекого от науки шовинистического и расистского ракурса, в котором ее хотят рассматривать национал-патриоты.
Теоретическая работа, к которой призывает Крылов, на поверку оказывается в значительной мере публицистической, оправдывая «общественно-политическое» лицо журнала, но терпя фиаско на научном поле. Рассуждая о национализме, мало кто из авторов обращается к многочисленным научным разработкам, посвященным этому явлению. В этом отношении на общем фоне удачно выделяется статья Ремизова, но и он пытается не столько разобраться в явлении национализма, сколько заклеймить неприемлемый для него конструктивистский подход, сути которого он так и не понял. Ведь любая культура со временем изменяется путем инноваций, что нисколько не вредит ее подлинности. Проблема не в «изобретении традиций», а в том, как и для чего этот механизм используется национализмом. И если этнос или нация являются социальными конструктами, это вовсе не отменяет ни
этничность, ни нацию. Однако этот подход позволяет понять, как формируются, выбираются и используются идентичности. О том, насколько этот процесс разнообразен и неоднозначен, имеется немало этнографических данных, которых Ремизов не знает. И вопреки ему ученые занимаются изучением, а не «разоблачением». Ибо деконструкция не есть «разоблачение», хотя националисты именно так ее и воспринимают. Похоже, Ремизов вообще плохо понимает, в чем именно состоит задача ученых. В его работе справедливо лишь его заключительное замечание о том, что «национализм вообще наиболее силен там, где освоено искусство совместного молчания о главном» (с. 11). Следовало бы лишь добавить, что такое молчание - не от знания, а от незнания, и «главное» оказывается лишь символом, лишенным наполнения. Ибо для национализма чувства гораздо важнее разума.
На первый взгляд, более приемлемым может показаться подход П. Святенкова, считающего важнейшим критерием нации «акт коллективного отрицания внешней эксплуатации, который оформляется через обретение участниками нации прав». Однако все становится на свои места, когда он определяет народ как «лингвистически опосредованное сообщество родственников» (с. 15), т.е. демонстрирует типичный эссенциалистский подход, свойственный этнонационалистам, - тот самый подход, от которого конструктивистская критика не оставляет камня на камне.
Между тем все авторы названного журнала являются не просто националистами, а именно этнонационалистами, мыслящими нацию исключительно в этнических терминах. О том, что в своем логическом завершении это ведет к расизму, наглядно свидетельствуют статьи А. Севастьянова и В. Соловья, где рассматривается соотношение между классовым и национальным. Именно эти статьи составляют стержень данного номера журнала, занимая около четверти его объема (35 из 136 страниц).
Для Севастьянова «национальность - этничность - есть биологическое понятие, как порода у животных» (с. 19), а этнос якобы обладает «общей генетикой» (с. 23). Правда, противореча себе, он тут же замечает, что потребность в этнической идентичности «заложена в самой природе человека, независимо от чистоты крови». Но из этого уже следует то, что этничность вовсе не является «биологическим понятием». Не является она и особенностью, яко-
бы имманентно свойственной человечеству на протяжении всей его истории. Кроме того, возможны ситуационная, символическая и множественная виды этничности, а также ситуация безэтнично-сти. Поэтому этничность вовсе не есть данность, блокирующая всякий выбор. В пользу этого есть немало фактов, но, чтобы их знать, недостаточно быть филологом. Вопреки автору, нет никакой «биологической детерминанты» и у религиозной веры. Распространение мировых религий зависело не от расовых особенностей их носителей, а от направленности и интенсивности миссионерской деятельности. Все попытки автора доказать обратное грешат натяжками и подтасовками. Рассуждения Веры Севастьяновой о «расовых особенностях мышления народов» возвращают нас к концепциям XIX в., от которых наука давно отказалась. А если народы действительно кардинально отличаются своим «расовым мышлением», то как может сам Севастьянов относить ряд выдающихся художников, скульпторов и поэтов еврейского происхождения к «русской традиции» (с. 74)? Его заявление о том, что семантика, фонетика и синтаксис определяются физиологией (с. 21), идет вразрез с научными данными. Полностью расходится с реальностью и его убеждение в «неизбежности установления единой национальной религии», но это - именно то, к чему сегодня стремятся многие неоязычники. К наследию XIX в. нас отсылает его представление о том, что «этнические (расовые) войны» являются едва ли не стержнем человеческой истории (Л. Гумплович). Что уж говорить о фантастических представлениях Севастьянова о первобытной истории! Вообще, взгляды Севастьянова, выдающего желаемое за действительное, имеют отношение не столько к науке, сколько к фанатизму, о котором писал Крылов, и блестяще подтверждают характеристику, данную националистам Эрнестом Геллнером. Впрочем, Севастьянов - и в этом надо отдать ему должное - всеми силами пытался соблюдать добропорядочность, к которой призывал авторов журнала Крылов. И если ему так и не удалось скрыть свои расовые убеждения, то его вряд ли стоит в этом винить. Ведь это у него «в генах».
Еще более откровенен Севастьянов в своей рецензии на книгу Т. и В. Соловьев, где перепеваются этнобиологические идеи, уже не раз озвученные В. Соловьем в своих предыдущих книгах. В этой рецензии, подписанной А. С. и потому дающей автору больше сво-
боды для самовыражения, Севастьянов находит новый повод для пропаганды своих любимых идей о том, что «русскость определяется по крови» (правда, чуть ниже он уже сам себе противоречит -оказывается, до недавнего времени русские консолидировались на каком угодно принципе, только не на принципе крови. - С. 68), что якобы русским людям «присущ расовый образ мысли», что Россия является «мононациональной русской страной», где, однако, власти якобы устраивают «дискриминацию русских». Он заявляет о либеральности и демократизме русского национализма и в то же время от имени последнего предлагает строить «русское национальное государство» или превратить империю в «колониальную» (с. 65-66). Очевидно, для него демократия и либерализм однозначно ассоциируются с этническими чистками и расовой дискриминацией. Его третье предложение об «уравнении русских в правах с другими народами России» абсурдно, ибо никакой правовой дискриминации русских в современной России не отмечается.
Кроме того, Севастьянов отстаивает старую и давно опровергнутую специалистами идею о якобы «нерусском» характере Октябрьской революции. В результате истинно русскими оказываются исключительно белогвардейцы, а вовсе не крестьяне, в массовом порядке громившие помещичьи усадьбы (с. 70). Как бы ни расходился этот подход с историческими реалиями, он нужен автору для того, чтобы еще раз подчеркнуть «расовый», а не классовый характер социальных движений. Например, Севастьянову Гражданская война представляется борьбой русского народа (т. е. Белой армии) против «одураченной биомассы пугачевско-разинско-анархического толка» (с. 76) - неясно только, к какому «этносу» или «расе» все это относится. Он также представляет советскую власть «антирусской» и скорбит по гибели «русской биосоциальной элиты» в первые три десятилетия СССР, полностью замалчивая факты истребления элит самых разных народов, не говоря уже о страшных потерях в ходе этнических депортаций. Если в рассмотренной выше статье Севастьянов еще признавал равное участие национального и классового факторов в общественных катаклизмах, то в своей рецензии он полностью отказывается от признания роли классового фактора (правда, он упоминает, что русские крестьяне вели борьбу против белых, но скромно умалчивает о том, что этот факт разрушает его расовую концепцию) (с. 73).
Этим он загоняет себя в тупик, ибо оказывается неспособным ответить на массу возникающих в таком случае вопросов. Здесь-то для него и всплывает «зловещий еврейский фактор». И он старается оживить все поросшие бородой наветы антисемитов 1920-х годов, доказывавших «еврейский характер» революций в России. При этом к работам профессиональных историков «историк-филолог», разумеется, не обращается. Его больше привлекают «американские архивы», которые он в глаза не видел. На самом же деле его «штудирование еврейской темы» заключается в чтении массы антисемитской и расистской литературы, в особенности веб-сайтов. Например, в своих рассуждениях о расстреле царской семьи он опирается на книгу известного антисемита Роберта Уил -тона, которую профессиональные историки обходят стороной. Вообще, Севастьянов склонен больше верить американскому расисту П. Бьюкенену, писателю Солженицыну и иже с ними, нежели профессиональным историкам. И его главной претензией к авторам рецензируемой книги является недостаток в ней антисемитизма.
Более тонко к теме пытается подходить историк В. Соловей, этнорасовые взгляды которого достаточно известны из его последних книг. В журнале он излагает их в статье, написанной в соавторстве со своей сестрой Т. Соловей. В соответствии с идеями, отстаивавшимися в течение последних пятнадцати лет целым рядом праворадикальных идеологов (включая некоторых лидеров КПРФ), авторы стремятся изобразить русских неким «этноклассом». Они доказывают, что как в досоветское, так и в советское время русские были главным объектом «колониальной эксплуатации». Особенно сильное впечатление производит следующий аргумент, призванный подчеркнуть всю глубину дискриминации: «На православных русских не распространялась имперская веротерпимость, они не имели свободы религиозного выбора» (с. 60). И это о православном государстве, где православие было привилегированной религией и велась активная миссионерская деятельность! Впадая в крайний редукционизм, авторы убеждают нас в том, что в России существовала единственная оппозиция: имперское государство против русского народа. То есть безличные институты, лишенные человеческого облика, против реальных людей. Но так ли оно было на самом деле? А кем были представлены институты - разве не преимущественно русской бюрократией и русским дворянством?
Но в доказательство своих «фантазмов» (термин В. Соловья) авторы совершают подмену: они говорят не о реальной этнической картине, а о том, что русские воспринимали элиту как другой народ. Якобы русские «исключали образованные слои из русской нации».
Авторы забывают упомянуть, что понятие «нация» бытовало лишь в образованных слоях. Народ мыслил себя в локальных терминах или конфессионально (православные). Никакой «нации» он не знал. Однако и элита не хотела ассоциироваться с народом: она вела иной образ жизни и иной раз даже предпочитала русскому языку иностранный (например, французский). Это - типичная ситуация в докапиталистических обществах, и объясняется она социальными, а вовсе не этнорасовыми факторами (что вполне убедительно показано в статье С. Сергеева). Удивить это может только В. Соловья.
Примечательно, что, полностью расходясь с Севастьяновым, Соловей пытается представить революционные события начала XX в. «национально-освободительной борьбой русского народа против чуждого ему в социальном, культурном и этническом смыслах правящего слоя» (с. 61). Но если это так, то почему же мы находим среди этих борцов украинцев, татар, грузин, чеченцев, казахов и пр.? Мало того, мы их находим и в противоположном лагере. И чем определялось все разнообразие политических партий начала XX в., в значительной части состоявших из русских, но отстаивавших весьма различные политические позиции? И почему Белая армия состояла, в основном, из русских людей? Кто же был кому чужд «в этническом смысле»?
Соловьи сообщают, что правящий слой в СССР в культурном смысле ничем существенно не отличался от народа (с. 62). Кстати, есть основания в этом усомниться. Но откуда же тогда такая убежденность в том, что главная коллизия советской империи состояла в этнической (!) сверхэксплуатации русского народа? Авторы ближе к истине, когда утверждают, что обе империи - российская и советская - развивались «за счет русского мужика». Именно мужика, а не «русского народа», представителей которого можно было найти равным образом и в правящей верхушке, и на рабочих окраинах, и среди интеллигенции! Примечательно, что в стремлении доказать якобы ущемленное положение русских по отношению к этническим меньшинствам авторы пытаются привлечь себе в союзники
Терри Мартина, книгу которого они, похоже, не читали, ибо там дана более нюансированная картина, в частности, говорится о депортациях этнических меньшинств.
В целом работа Соловьев посвящена не столько глубокому анализу реальных проблем, сколько описанию чувств и ощущений русских, причем так, как их понимают сами авторы, не объясняя, о каких именно социальных группах русских идет речь. Ведь ясно, что настроения русских низов резко отличались от настроений русской же элиты. И авторы вынуждены признать, что «подавляющее большинство правящей элиты, равно как и основную часть крупного бизнеса, составляют этнические русские» (с. 63). Этим они сами перечеркивают все свои мудреные построения. Ведь о каком же «этноклассе» тогда может идти речь? Фактически эта статья является политической декларацией русского национализма, объясняющей его интенции. По уровню аргументации она возвращает нас даже не в XIX, а в XVIП в., когда некоторые интеллектуалы понимали Французскую революцию в этнорасовых терминах как борьбу «галлов» с «франками».
Внимание заслуживает еще одна статья, на этот раз «ученого биолога» Д. Крылова, живущего в США и оттуда манифестирующего свою готовность «защитить народ от геноцида». Правда, несмотря на свою ученую степень, в России он больше известен как автор публицистических эссе и небольших рассказов. Сомнительно, что и в США он способен работать по специальности со своими по меньшей мере странными взглядами на дарвинизм и этнич-ность. Подобно К. Лоренцу, он готов с легкостью переносить особенности, свойственные животному миру, на человека. При этом в его «научных рассуждениях» поражает отсутствие понимания предмета, который он обсуждает. То он пытается выдать этносы за отдельные виды, скрывая от читателя тот факт, что, говоря о человечестве, Эрик Эриксон писал не о видообразовании, а о «псевдовидообразовании». То он поправляется и правильно пишет, что люди составляют один биологический вид. То он объявляет этносы исключительно культурным явлением, то (на той же странице!) заявляет, что разделение между народами имеет «глубокое биологическое значение». Он пишет о якобы постоянной (межвидовой!) борьбе между этносами как «условии культурного прогресса человека». Иными словами, здесь он порывает со своим критическим
отношением к дарвинизму и использует его ключевую идею борьбы за существование для объяснения процессов в человеческом обществе, чего сам Дарвин никогда не делал, но что когда-то с энтузиазмом использовали социодарвинисты. Так нам снова в качестве новинки пытаются подсунуть залежалый товар, оставшийся от XIX в.
Отождествление этнической идентичности с «биологической наследственностью» может прийти в голову разве что человеку, плохо знакомому или вовсе незнакомому с этнографическими материалами. Да ничего иного от «биолога» ждать и не приходится. Поражает другое - например, суждение о русских как о «совершенно белых по генетике», в особенности, в сравнении с финнами, которых «биолог», похоже, к «белым» не относит. Подчеркивая, что по генетическим маркерам русские якобы ближе к немцам и голландцам, чем к финнам, этот «биолог» не знает, что едва ли не наибольшую близость русские демонстрируют к мордве, одному из финноязычных народов Центральной России. Дремучесть автора проявляется и в его фантастическом представлении о том, что якобы «русские сохранили первичный индоевропейский генотип». Похоже, он не знает, что термин «индоевропейский» принадлежит к области лингвистики. И в этом смысле к индоевропейцам принадлежат индийцы, иранцы, таджики и многие племенные группы Среднего Востока. Никакого «первичного индоевропейского генотипа» нет. Не в ладах автор и с историей. Он не знает, что татары на Волге, а финны в Ленинградской области являются там коренными народами. Он же изображает их якобы мигрантами, живущими на русской земле.
Короче говоря, настаивая на «чистоте крови» у русских, этот «биолог-эссеист», плохо знающий российскую историю и российские реалии, пытается легитимировать расовые взгляды, уже получившие достаточно широкое распространение в среде русских националистов. С названием статьи («Азбука этнопсихологии») его рассуждения ничего общего не имеют.
Наконец, журнал завершается панегириком М.О. Меньшикову, первому русскому журналисту-расисту, пытавшемуся еще в начале XX в., правда, без большого успеха, навязать расовую парадигму русскому националистическому движению. Сегодня у Меньшикова поклонников не в пример больше. Фактически для
многих «национал-патриотов» он является культовой фигурой, примером для подражания.
Иными словами, первый блин оказался комом - и по «научному» уровню большинства работ, и по содержащимся в них сомнительным идеям. Впрочем, издание отнюдь не бесполезно, ибо в нем начата публикация важных для анализа документов русского национального движения, а также помещено интервью с И. Шафа-ревичем, открывающее некоторые интересные моменты из истории этого движения. Кроме того, в журнале представлен эмный («инсайдерский») взгляд на русский национализм, который часто недооценивается исследователями. Здесь важны замечания Севастьянова о различиях патриотизма и национализма, о динамике русского национализма в течение последних пятнадцати лет, о растущей роли «родноверческого» (неоязыческого) направления в русском движении (об этом я писал еще более десяти лет назад), об отношении националистов к ряду известных политических деятелей, обычно причисляемых к «националистам». По прогнозу Севастьянова, русский национализм ожидает «дальнейшая этнизация дискурса, рост ксенофобии и антисемитизма, переход к крайним непарламентарным формам политической борьбы...» (с. 79). Хотя и в этом выражается его стремление выдать желаемое за действительное, доля правды здесь есть, и к этим словам нельзя не прислушаться.
Обладая недюжинными аналитическими способностями, и Севастьянов и Соловей замечают зреющий в народе рост недовольства властями, однако, находясь в плену у этнорасовой парадигмы, они всеми силами пытаются представить это в виде «этнорасово-го конфликта». На самом же деле, если учесть беспрецедентную глубину пропасти между, с одной стороны, крупными бизнесменами и чиновниками, а с другой - основной массой народа, то речь, разумеется, должна идти о социально-классовом расслоении. Однако дискредитация марксизма и резкое ослабление левого движения, в частности благодаря сдвигу лидеров КПРФ вправо, создали идеологический вакуум, который заполняется расовыми идеями, успешно продвигаемыми теми, кого Севастьянов называет «националистами».
В то же время происходящий в последние годы перенос тяжести с борьбы с «иммигрантами» к борьбе с государственными
правоохранительными структурами (а этим и занимаются «партизаны») говорит о постепенном прозрении народа, пусть пока на интуитивном уровне. И лишь слабостью левых, не успевших оправиться от шока после крушения коммунизма, можно объяснить тот факт, что эта борьба осознается пока что в этнических терминах. Разумеется, последнему способствует то склонное к расизму идейное течение, которое Севастьянов называет «профессорским национализмом» и в составе которого он в паре с Соловьем занимает далеко не последнее место. Однако это движение исчерпало себя. И даже Севастьянов, помимо своей воли, вынужден это признать в своих рассуждениях о роли интеллигенции в революции 19911993 гг. Ведь там он говорит об «интеллигенции мегаполисов», о «классе», а вовсе не о «русском народе» (с. 81-82). Действительно, выставляя себя выразителем интересов русского народа, Севастьянов этот народ глубоко презирает, видя в нем «дефективную массу». В результате его вера в «победу» оказывается фантомом. Его ждет безнадежный проигрыш.
Остается добавить, что 14 апреля 2010 г. презентация журнала состоялась в Госдуме РФ на фракции ЛДПР, где ведущими были В. Жириновский и К. Крылов. Весной того же года журнал бесплатно распространялся в Москве на собраниях различных землячеств. Иными словами, сегодня русские националисты всеми силами пытаются навязать русской политической элите расовое мировоззрение, и учрежденный ими новый журнал призван сыграть в этом немаловажную роль.
