ISSN 0321-3056 ИЗВЕСТИЯ ВУЗОВ. СЕВЕРО-КАВКАЗСКИЙ РЕГИОН. ОБЩЕСТВЕННЫЕ НАУКИ._2017. № 3
ISSN 0321-3056 IZVESTIYA VUZOV. SEVERO-KAVKAZSKII REGION. SOCIAL SCIENCES. 2017. No. 3
УДК 101.1:316 DOI 10.23683/0321-3056-2017-3-9-13
ВОПЛОЩЕНИЕ ИНЕРЦИОННОЙ СОСТАВЛЯЮЩЕЙ В РОССИЙСКОМ ОБЩЕСТВЕ В ПАРАДИГМЕ ЗАВИСИМОСТИ ОТ ПРЕДШЕСТВУЮЩЕГО ПУТИ РАЗВИТИЯ
© 2017 г. М.А. Гнатюка
Самарский государственный университет путей и сообщения, Самара, Россия
THE INERTIAL COMPONENT EMBODIMENT IN RUSSIAN SOCIETY IN THE PARADIGM OF DEPENDENCE ON THE PREVIOUS DEVELOPMENT PATH
M.A. Gnatyuk a
aSamara State Transport University, Samara, Russia
Гнатюк Максим Александрович - Maksim A. Gnatyuk -
кандидат социологических наук, Candidate of Sociology,
преподаватель, кафедра управления персоналом, Lecturer,
Самарский государственный университет Department of Personnel Management,
путей и сообщения, Samara State Transport University,
ул. Свободы, 2в, г. Самара, 443066, Россия. Svobody St., 2v, Samara, 443066, Russia.
E-mail: [email protected] E-mail: [email protected]
Выявление векторов и траекторий социальной инерции как свойства социальной системы в парадигме зависимости от предшествующего пути развития позволяет проследить элементы преемственности между различными историческими эпохами в координатах социальной реальности. Особую актуальность эта тема приобретает в настоящее время, когда инерционная составляющая в парадигме зависимости от предшествующего пути развития и опыта прошлого отчетливо проявляется в социальных практиках различного уровня. Представляется возможным выделить два среза проявления инерции прошлого: на функциональном уровне и на символическом. Основываясь на результатах отечественных и зарубежных исследований по данной проблематике, приходим к выводу, что положения теории зависимости от предшествующего пути развития и опыта прошлого позволяют более взвешенно и адекватно оценить тенденции общественного развития современной России через выявление социальной инерционности, онтологически включенной в социальную реальность.
Ключевые слова: инерционная составляющая, социальная инерция, социально-гуманитарное знание, зависимость от предшествующего пути развития, социальность.
The identification of vectors and trajectories of social inertia as properties of a social system in the paradigm of dependence on the previous path of development makes it possible to trace elements of continuity between different historical epochs in the coordinates of social reality. This topic becomes especially urgent at the present time, when the inertial component in the paradigm of dependence on the previous path of development and experience of the past is clearly manifested in social practices of various levels. It seems possible to distinguish two sections of the manifestation of the inertia of the past: at the functional level and at the symbolic level. Based on the results of domestic and foreign research on this subject, the author comes to the conclusion that the provisions of the theory of dependence on the previous development path and past experience allow to conduct more balanced and adequate assessment of social development trends in modern Russia through the identification of social inertia, ontologically included in social reality.
Keywords: inertial component, social inertia, social and humanitarian knowledge, dependence on the previous path development, sociality.
Многие экономисты, историки, культурологи, ходимость рассматривается как некая широкая ко-характеризуя влияние исторического пути на по- лея, по которой люди сами прокладывают марш-тенциал и эволюцию развития, пишут о наличии рут собственной истории. В этом отношении «исторической колеи», когда историческая необ- представляет интерес инерционная составляющая
ISSN 0321-3056 IZVESTIYA VUZOV. SEVERO-KAVKAZSKII REGION. SOCIAL SCIENCES. 2017. No. 3
в парадигме зависимости от предшествующего пути развития («колеи») и опыта прошлого.
Д. Норт пишет, что «история имеет значение не просто потому, что мы можем извлечь уроки из прошлого, но и потому, что настоящее и будущее связаны с прошлым непрерывностью институтов общества. Выбор, который мы делаем сегодня или завтра, сформирован прошлым. А прошлое может быть понято нами только как процесс институционального развития. Интегрировать понятие "институты" в экономическую теорию и экономическую историю - значит сделать важный шаг в развитии этой теории и истории» [1, с. 12].
Основы теории зависимости от предшествующего развития были заложены в 1980-е гг. американским экономистом-историком П. Дэвидом, который сосредоточил внимание на проблемах институциональной инерции, задавшись вопросом, почему в сложившихся экономических условиях, в сложившейся экономической системе далеко не всегда возможны институциональные новации. Он пришел к выводу, что перевес изначально избранных норм в отношении всех других - даже более эффективных - возможно проследить не только в развитии технологий. Поэтому устойчивое сохранение неэффективных технологий и норм стали называть проявлением зависимости от предшествующего развития (path dependency) [2].
При этом адепты Д. Норта делают акцент на сознательный выбор норм, на институциональное проектирование и экспорт институтов. Представители новейшей экономической истории (П. Дэвид, Б. Артур) занимаются другой стороной институционального развития - институциональной инерцией (инерцией развития), которая мешает выбирать и проектировать институты [3, с. 11].
В институционально-эволюционной теории различают три типа отношений между сущностью старых и новых институтов: path dependence - глубокая связь, сильная зависимость новых институтов от старых; path determinacy - менее значимая зависимость, оставляющая место для возникновения новых институтов; наконец, path indetermi-nancy, или path independence, - ситуация, когда отсутствует явная связь между старыми и новыми институтами [4].
Выступая на научном семинаре в Москве в 2005 г., П. Дэвид обращал внимание на то, что по большей части анализ, который экономические историки используют для своих построений, все
еще подразумевает динамику процессов, не зависящую от пути развития в том смысле, что никакие конкретные события прошлого не оказывают существенного и устойчивого влияния на разворачивающуюся в будущем последовательность событий. Как правило, такие теории понимают под изменением движение к заданному исходу, и отдельные элементы потока событий не оказывают на него реального причинно-следственного воздействия.
Согласно этому подходу, экономическая история была источником наблюдений, на основе которых могли бы быть разработаны частные законы экономического движения. С этой точки зрения изучение экономической истории представлялось крайне полезным. Для теорий такого типа всюду найдется место, поскольку в определенных условиях и на протяжении некоторых промежутков времени их предпосылки достаточно близко соответствуют эмпирической реальности. Но не всегда. Безусловно, есть все основания полагать, что верно как раз обратное, особенно в том, что касается долгосрочных демографических изменений, изменений в состоянии технологических знаний, в институциональной инфраструктуре, в предпочтениях, привычках, образе жизни, свойственных определенному культурному укладу. Несомненно, на этом как раз и строится экономическая история и основываются силы, формирующие развитие и долговременный рост экономик. В этом контексте особенно полезной представляется дальнейшая разработка этих теорий на основе такой базовой концепции, как динамика, зависящая от пути развития [2].
В последнее время исследователи подчеркивают осознанное и неосознанное влияние различных традиционных образцов на поведение современных россиян, которое получило название «зависимость от тропы» - («path dependency»): институциональной, ценностно-нормативной и пр.
Как считает А.Б. Гофман, с учетом относительной длительности и силы влияния советского строя эта «тропа» в нынешней России намного глубже и длиннее, чем в иных посткоммунистических странах. Отсюда и более высокая степень зависимости от нее, и более серьезные трудности в ее преодолении. По существу налицо не только «зависимость от тропы», но и от того, что можно именовать «зависимостью от выбора тропы» («path choice dependency»). Такой выбор носит неизбежный характер с учетом, что «тропа» не одна и от этого выбора прошлого зависит настоящее и будущее России [5].
ISSN 0321-3056 IZVESTIYA VUZOV. SEVERO-KAVKAZSKII REGION. SOCIAL SCIENCES. 2017. No. 3
Учитывая принципы институционально-эволюционной теории Д. Норта, а также положения теории выбора, теории групп интересов и теории революций, Е.В. Сусименко рассматривает «пат-зависимость» как социокультурный феномен и формулирует институциональную организацию зависимости настоящего от прошлого, которая отличается: социальными институтами, образующими сложные системы опосредований, связывающих индивида с прошлым социума, к которому он принадлежит; индивидами, связанными с прошлым воспоминаниями о подлинности пережитого; зависимостью общества от прошлого; отчужденным прошлым; главным элементом зависимости - замещением истории становления государств частными, локальными и культурными видами памяти [6, с. 5].
В свою очередь А. Аузан предлагает при переводе «path dependence» использовать термин «колея» [7, с. 54].
Другая группа авторов считает, что не следует отождествлять культурные характеристики и характерные черты социума.
Так, А. Бузгалин полагает, что значительная часть той специфики, которую приписывают России, - это специфика позднефеодальных единых государств со всеми их свойствами - а) приоритет государства, отождествляемого с монолидером (на российском примере - с самодержавием), б) религия как форма организации духовной жизни, подчинение индивида целому (человек существует как личность только в духовно-религиозном измерении без прав личности), приоритет геополитических ценностей, прикрываемых той или иной религиозной риторикой (любая военная экспансия, в частности, оправдывается как воплощение религиозных заветов -борьбы с неверными...). В итоге то, что противопоставляется этому якобы своеобразию российского общества, - это опять же универсальные черты стандартного буржуазного, рыночно-де-мократического социума [8].
Э. Паин не разделяет ни доктрины «незыблемого и извечного пути» России, ни отрицания ее исторического своеобразия или того, что принято называть «исторической колеей». Куда точнее в этом смысле, по его мнению, понятие «инерция». Важное значение в этой инерции имеет традиционная культура как механизм социальной регуляции, создающий единую систему ориентиров деятельности в виде этических критериев оценки поведения. Об этом он пишет в своей последней работе [9], подчеркивая, что
концепция «исторической колеи», пусть и в мягкой форме, создает образ некой предопределенности сложившегося направления развития.
Исследователи, обращая внимание на феномен зависимости от предшествующего развития, говорят об «эффекте блокировки»: после того как сделан некий выбор, определяющий перспективы развития системы, дальнейшие изменения будут легко идти в ту же сторону, но очень тяжело - в обратную.
По оценкам Р.М. Нуреева и Ю.В. Латова, российская новая и новейшая история ярко демонстрирует подобный эффект блокировки. Осознание необходимости перехода к частной собственности происходило «со скрипом». «Обрушение» 1917 г. за несколько месяцев ликвидировало результаты двухвекового строительства институтов частной собственности. В советскую эпоху мы последовательно позиционировали себя не просто как не-Европа, но как контр-Европа. Противостояние Европе и ее ценностям блокировало посылы модернизации. В наше время в России после времен «дикого капитализма» 1990-х гг. под лозунгами патриотического этатизма начали усиливаться авторитарные институты, вплоть до восстановления однопартийной системы [10, с. 281].
Инерционная составляющая в парадигме зависимости от предшествующего пути развития и опыта прошлого проявляет себя в рамках различных типов и измерений социальности. В итоге выявление векторов и траекторий социальной инерции как свойства социальной системы в парадигме зависимости от предшествующего пути развития позволяет проследить элементы преемственности (или квази-преемственности) между различными историческими эпохами в координатах социальной реальности.
Сдерживающая сила социальной инерции особенно проявляется во время кризисов, когда российская элита пытается предложить не новые принципы социального обновления, а различные формы воплощения по инерции уже, казалось бы, отработанных принципов, прежде всего возрождение триады: персоналистская власть, слияние власти и собственности, наконец, стремление удержать сферы геополитического влияния. Инерционная составляющая в парадигме зависимости от предшествующего пути развития и опыта прошлого все более отчетливо проявляется в практиках нынешнего политического класса. Представляется возможным выделить два среза проявления инерции прошлого: на функциональном уровне и на символическом.
ISSN 0321-3056 IZVESTIYA VUZOV. SEVERO-KAVKAZSKII REGION. SOCIAL SCIENCES. 2017. No. 3
В СССР социокультурные элементы прошлого в ситуации становления новой социальной реальности проявляли себя как в пространстве функциональной значимости, так и посредством «постановочного стиля» жизнедеятельности, во многом идущего от ритуальности и «театральности» старой России. По М. Левину, церемониальные традиции царского и советского режима происходили из одной культурной колыбели, где иконные лики занимали особое положение и были направлены на создание образа непобедимой силы [10, с. 601-602].
H.Г. Щербинина исходит из того, что массовое сознание постоянно воспроизводит свои истоки, активно включая архаику в современную политическую культуру общества, вновь и вновь обращаясь к сакральности, помогающей «вживлять» эту архаику. В процессах деятельных поисков русской суперидеи, якобы культурообразую-щей и судьбоносной, обнаруживается неосознанная потребность легализации и оправдания сбережения сакральных подоснов политической культуры. Передача политической символики входит в число свойств и качественных характеристик любого общественного сознания, но архаически-традиционное сознание сохраняет главным образом содержательно-сакральные символы [11].
В итоге положения теории зависимости от предшествующего пути развития и опыта прошлого позволяют более взвешенно и адекватно оценить тенденции общественного развития современной России через выявление социальной инерционности, онтологически включенной в социальную реальность.
Литература
I. Норт Д. Институты, институциональные изменения и функционирование экономики / пер. с англ. А.Н. Нестеренко. М. : Начала, 1997. 180 с.
2. Дэвид П. Зависимость от пути развития и исторические общественные науки: вводная лекция // Доклад, представленный на научном симпозиуме «20 лет исследования QWERTY -эффектов и зависимости от предшествующего развития» ГУ ВШЭ, 13 мая 2005 г. URL: http:// book2001.narod.ru/ (дата обращения: 10.05.2017).
3. НуреевР.М., ЛатовЮ.В. Россия и Европа: эффект колеи (опыт институционального анализа истории экономического развития). Калининград : Изд-во БГУ им. И. Канта, 2010. 530 с.
4. Некрасов В.Л. Path dependence и ее возможности в объяснении социально-экономической эволюции регионов. URL: www.hum. sbras.ru/snm/2009/ (дата обращения: 10.05.2017).
5. Гофман А.Б. В поисках утраченной идентичности: традиции, традиционализм и национальная идентичность // Вопросы социальной теории. 2010. Т. IV.
6. Сусименко Е.В. Феномен пат-зависимости в процессе институциональных изменений. Ростов н/Д. : Изд-во ЮФУ, 2008. 347 с.
7. Аузан А. «Колея» российской модернизации // Общественные науки и современность.
2007. № 6.
8. Бузгалин А. Почему Россия другая? Часть первая // Русский журнал. 2010. 9 марта.
9. Паин Э. Распутица: Полемические размышления о предопределенности пути России. М. : РОССПЭН, 2009. 269 с.
10. Левин М. Советский век. М. : Европа,
2008. 660 с.
11. Щербинина Н.Г. Героический миф в конструировании политической реальности России : автореф. дис. ... д-ра полит. наук. М., 2008.
References
1. Nort D. Instituty, institutsional'nye izmeneniya i funktsionirovanie ekonomiki [Institutions, Institutional Changes and Functioning of the Economy]. Tr. from Eng. by A.N. Nesterenko. Moscow: Nachala, 1997, 180 p.
2. Devid P. [Dependence on the path of development and historical social sciences: introductory lecture]. Doklad, predstavlennyi na nauchnom simpozi-ume «20 let issledovaniya QWERTY-effektov i zavisi-mosti otpredshestvuyushchego razvitiya». GU VShE, May 13, 2005 [Report presented at the scientific symposium "20 Years of Research on QWERTY Effects and Dependence on Prior Development"]. Available at: http://book2001.narod.ru/ (accessed 10.05.2017).
3. Nureev R.M., Latov Yu.V. Rossiya i Evropa: effekt kolei (opyt institutsional'nogo analiza istorii ekonomicheskogo razvitiya) [Russia and Europe: Path Dependence (the institutional analysis of the history of economic development]. Kaliningrad: Izd-vo BGU named after I. Kant, 2010, 530 p.
4. Nekrasov V.L. Path dependence i ee vozmozhnosti v ob"yasnenii sotsial'no-ekonomich-eskoi evolyutsii regionov [Path Dependence and its Ability to Explain Socio-economic Evolution of Regions]. Available at: www.hum.sbras.ru/snm/2009/ (accessed 10.05.2017).
ISSN 0321-3056 IZVESTIYA VUZOV. SEVERO-KAVKAZSKII REGION. SOCIAL SCIENCES. 2017. No. 3
5. Gofman A.B. V poiskakh utrachennoi iden-tichnosti: traditsii, traditsionalizm i natsional'naya identichnost' [In Search of Lost Identity: Traditions, Traditionalism and National Identity]. Voprosy sotsi-al'noi teorii. 2010, vol. IV.
6. Susimenko E.V. Fenomen pat-zavisimosti v protsesse institutsional'nykh izmenenii [The Phenomenon of Pat-dependence in the Process of Institutional Changes]. Rostov-on-Don: Izd-vo SFU, 2008, 347 p.
7. Auzan A. «Koleya» rossiiskoi modernizatsii [The "Path" of Russian Modernization]. Ob-shchestvennye nauki i sovremennost'. 2007, No. 6.
8. Buzgalin A. Pochemu Rossiya drugaya? Chast' pervaya [Why is Russia Different? Part I]. Russkii zhurnal. 2010, March 9.
9. Pain E. Rasputitsa: Polemicheskie razmysh-leniya o predopredelennosti puti Rossii [Impassabil-ity: Polemic Reflections on the Predetermined Russian Path]. Moscow: ROSSPEN, 2009, 269 p.
10. Levin M. Sovetskii vek [The Soviet Era]. Moscow: Evropa, 2008, 660 p.
11. Shcherbinina N.G. Geroicheskii mif v kon-struirovanii politicheskoi real'nosti Rossii: avtoref. dis. ... d-ra polit. nauk [Heroic Myth in the Construction of Russian Political Reality]. M., 2008.
Поступила в редакцию / Received 12 мая 2017 г. / May 12, 2017