CC BY
174
ральное» представление, исполненное блаженства для его персонажей. Теперь лила разворачивается в ином игровом пространстве, сценой служит не материальное творение, а некая трансцендентная реальность.
Для представителя данных направлений веданты игра превращается в божественное действо, наполненное веером эмоций, экстатических переживаний, доступных, правда, лишь на высочайших ступенях религиозного опыта. Наконец, лила проецируется в мир и задает адепту различные, вплоть до мельчайших, поведенческие матрицы. Они определяют бытие человека в мире, он учится «играть», пока даже не сознавая собственной роли в изначальной лиле.
Суммируя все вышесказанное, необходимо еще раз проследить динамику игровой концепции в богословии веданты. Задает тон автор «Веданта-сутр», преследуя решение вопросов креатологии. На время шиваит Шанкара перехватывает инициативу, просматривая игру как негативный феномен и предлагая выйти из нее. Отстаивая вишнуитские позиции, Рамануджа и Мад-хва возвращают толкование игры в лоно «Веданта-сутры», представляя игру как состязание, причем Мадхва настаивает на уникальности каждого как игрока. В конце концов Чайтанья и Валлабха дают видение игры-представления, тем самым давая человеку надежду «не на победу, а на участие» и поиск своей роли в нем.
УДК 159.9 О.Н. ШАДРИНА
ВОЛЯ КАК ФАКТОР САМООРГАНИЗАЦИИ ЧЕЛОВЕКА
Согласно современным философским представлениям сущностной характеристикой человека является самоорганизация способности «творить себя», которая делает человека свободным и сознательным субъектом собственной жизнедеятельности, позволяет выстраивать иерархию мотивов, придавая, в конечном итоге, смысл своей жизни. Эта сущностная характеристика нашла свое отражение в понятиях «воля» и «произвольность».
Проблема воли является одним из очень интересных и в то же время сложных вопросов в философии. Несмотря на длительную историю данное явление изучено недостаточно, до сих пор не создано общепризнанной теории, раскрывающей все многообразие волевых процессов и объясняющей ее проявления. Такая ситуация связана со спецификой изучаемого явления.
Анализ литературы, посвященной проблеме воли, свидетельствует о том, что это качество рассматривается разными авторами в разных контекстах и в разных терминах. В истории европейской философии понятие воли имело два основных
значения: 1) способность разума к самоопределению (в т.ч. и моральному) и порождению специфической причинности (классическая рационалистическая традиция, исторически более влиятельная и не прерывающаяся от античности до нашего времени); 2) фундаментальное свойство сущего (предшествующее разуму) и основа всех объяснительных моделей (волюнтаристическая традиция 19-20 вв.).
Характеризуя первое направление, необходимо отметить, что здесь воля выступает как относительно самостоятельная функция. «Конфликт разума и воли» здесь почти непредставим, а противоположность «волевого» иррациональному, напротив, разумеется сама собою. В понятии воли выделяется, прежде всего, интеллектуально-императивный аспект, смысл твердого разумного намерения, деятельной мысли, стремящейся к осуществлению цели. Понятие воли не сразу получило терминологический эквивалент. Данное понимание воли представлено в работах Аристотеля, Платона, Фомы Аквинского, Декарта, Канта и Гегеля.
В понятии воли выделяется, прежде всего, интеллектуально-императивный аспект, смысл твердого разумного намерения, деятельной мысли, стремящейся к осуществлению цели. У Платона «волевое» впервые становится особым предметом рефлексии и понимается как синтез разумной оценки и стремления. Аристотель разработал «анатомию» волевого акта, оформил классическую традицию терминологически, очертив смысловую сферу «волевой» лексики («воля», «выбор», «решение», «произвольное», «цель» и т.д.). У Канта воля есть способность желания, определяющее основание которой находится в разуме и способность определять себя самое к действию сообразно представлению о законах. По Гегелю, «различие между мышлением и волей - лишь различие между теоретическим и практическим отношением, но они не представляют собой двух отличных способностей - воля есть особый способ мышления...».
К классической традиции следует отнести и феноменологию, где аналогом воли выступает «интенция сознания». Новейшим образцом классической схематит-ки может служить «эдейтико-феноменоло-гическая» концепция П. Рикера, понимающего волю как «фундаментальную способность» - интеллектуальную интенцию, содержащую «проект» действия, т.е. стремление к цели, не совпадающее с «чистым мышлением».
Основой «волюнтаристической» традиции являются онтологическое понимание воли и тезис: не воля есть акциденция разума, а разум - акциденция воли. «Волюнтаристический» потенциал классической традиции был в полной мере реализован Августином, Дунсом Скотом и Фихте.
У Шопенгауэра воля получает онто-космический статус и выступает как лишенная субъективного начала иррациональная сила, не требующая основания, но сама являющаяся всеобщим основанием как «воля к жизни». У Ницше шопенгауэровская «воля к жизни» преобразуется в «волю к власти» [4, с. 112]. На этом взлет «волюнтаристической» традиции резко обрывается.
Для целого ряда важнейших философских течений двадцатого века «чистая» волевая проблематика не представляет самостоятельного интереса, например, для аналитической философии (где воля понимается как специфический предмет психологии), экзистенциализма, постмодернизма [3, с. 434].
В психологии можно выделить два основных подхода к определению сущности этого понятия и к его исследованию. Первый из них рассматривает волю в контексте проблемы сознания, второй - в контексте проблемы мотивации [6, с. 50]. Две выделенные линии анализа воли являются достаточно древними, проходящими через всю историю философии и психологии. Одна из них связана с пониманием воли как некоторой способности души, определяющей и побуждающей активность человека (Платон), вторая - с функцией воли, обеспечивающей поведение согласно разуму (Аристотель).
Выготский определил их как аффективные и интеллектуалистические теории воли. Эти два направления в анализе и исследованиях воли существуют и в современной советской психологии.
Так, первое направление получило свое развитие в работах Выготского, Божович, которые в качестве фундаментальной характеристики воли полагали осознанность или сознательность поведения [1, с. 247]. При этом осознание действия может происходить как в форме сложных суждений, так и в форме элементарных ощущений, которые субъект считает причиной своих движений.
Понимание произвольности и воли как сознательной саморегуляции поведения выдвигает на первый план проблему опо-средованности поведения и средств овладения собой.
Другой распространенный подход к пониманию воли связывает это понятие с мо-тивационно-потребностной сферой человека. Так, например, С.Л. Рубинштейн указывал, что «зародыш воли - в активной стороне потребности, которое выражается в виде влечения, желания, хотения» [5, с. 311]. А.Н. Леонтьев рассматривал развитие произволь-
ного поведения в связи с развитием и дифференциацией мотивационной сферы [2, с. 44]. Соотношение соподчинения мотивов в контексте проблемы воли выдвигает на первый план связь воли и морали. Основная характеристика воли многими авторами усматривается в подчинении личных или ситуативных мотивов социально значимым или морально ценным.
Таким образом, в русле этого подхода к проблеме развития воли и произвольности центральным является вопрос о мотивационной обусловленности поведения на разных этапах онтогенеза (содержание мотивов, их устойчивость, формирование иерархии и др.).
Признавая волю и произвольность сущностной характеристикой человека, дающую ему возможность быть сознательным субъектом собственной жизни, хотелось бы отметить, что эта способность не возникает сразу. Как и многие другие процессы воля проходит этапы становления и развития в онтогенезе. В большинстве направлений зарубежной философии и психологии проблема развития воли и произвольности не стоит как отдельная, а тем более центральная, поскольку в центре этих направлений лежит поиск детерминант поведения и личности человека, а не процесс становления самодетерминации, самоопределения. Однако, по мнению многих советских ученых, именно процесс становления воли и произвольности является основной, центральной линией развития личности ребенка [1, с. 211; 2, с. 107]. Как показал Выготский, в процессе своего развития личность человека преодолевает характерную для животных непосредственную детерминацию поведения внешними стимулами или внутренними актуальными потребностями и вносит в нее новые, высшие закономерности, подчиняющие себе действие низших. Д.А. Леонтьев справедливо отмечает, что психологические предпосылки превращения индивида в личность заключаются, прежде всего, в овладении своим поведением, в формировании внутренней саморегуляции деятельности.
Взгляд на проблему воли с точки зрения психофизиологии раскрывает новые
аспекты этого сложного явления. Так, перспективным является изучение особенностей формирования волевых действий и произвольности у детей, перенесших перинатальное поражение центральной нервной системы (ППЦНС). В соответствии с концепцией известного нейрофизиолога А.Р. Лурия о структурно-функциональной организации мозга, с произвольным контролем за высшими психическими функциями связан III функциональный блок мозга - блок программирования и контроля за протеканием психических функций. Мозговым субстратом этого блока являются лобные доли мозга. При перинатальных поражениях именно эти отделы мозга являются наиболее уязвимыми. Дети с данными нарушениями работы мозга отличаются повышенной возбудимостью, эмоциональной неустойчивостью, расстройствами восприятия, недоразвитием произвольной целенаправленной деятельности и произвольности психических процессов (памяти, внимания).
Данные особенности выявляются чаще в школьном возрасте, когда к ребенку начинают предъявлять повышенные требования. Большая часть из них относится к требованиям сформированного волевого поведения и произвольности. В более позднем возрасте - подростничестве и юношестве, без должной медицинской и психолого-неврологической коррекции у данных детей можно наблюдать инфантильность, склонность к зависимым формам поведения, подверженность чужому влиянию, отсутствие интересов, безответственность, то есть проблемы, относящиеся к личностному самоопределению и самоорганизации.
Таким образом, перед нами встает вопрос: что есть воля, чем определяется волевое поведение человека - внешними силами, способностью человека к саморегуляции, его умением ли определять свои мотивы и следовать им или же физиологическими процессами?
Необходимо отметить, что рассмотрение данного понятия с позиций философии, психологии и физиологии раскрывает новые аспекты данной проблемы, обога-
щает существующее философское представление, способствует объединению и взаимодополнению гуманитарных и естественных наук.
Библиографический список
1. Выготский Л.С. Лекции по психологии. СПб.: Союз, 1997. 144 с.
2. Леонтьев А.Н. Воля // Вестник Моск.
ун-та (Сер. 14 «Психология»). 1993. № 2.
С. 37-51.
3. Новая философская энциклопедия. М., 2000. Т. 1. 435 с.
4. Ницше Ф. Воля к власти (Серия «Антология мысли»). М.: Эксмо, 2003.
5. Рубинштейн С.Л. Основы общей психологии // Воля. М., 1948.
6. Смирнова Е.О. Развитие воли и произвольности в раннем онтогенезе // Вопросы психологии. 1989. № 8. С. 49-57.
УДК 1 Н.Н. ХОДУС
ЧЕЛОВЕК КОНСТРУИРУЕТ ПЕРСОНАЛЬНУЮ ИДЕНТИЧНОСТЬ
С конца 60-х-начала 70-х годов в со-циогуманитарном знании, в большинстве культур-ориентированных дискурсов одним из центральных становится понятие идентичности. В политологии стало общепринятым говорить о субъектах международных отношений как о разного типа идентичностях - «исламской», «христианской», «западной», «восточной», «евразийской» и т.д. Категория идентичности стала применяться по отношению к индивидам и социальным группам в качестве относительно устойчивых, «тождественных самим себе» целостностей.
Проблема идентичности актуализировалась с наступлением эпохи современности. Поскольку в традиционных обществах идентичность индивидов задавалась их происхождением и принадлежностью к определенному социальному слою (эту данность они были не в силах изменить), то проблемы самоидентификации не возникало. Однако с наступлением эпохи современности сложилась ситуация, когда человек получил возможность сознательно выбирать ту общность, ту социальную группу, с которой он себя отождествляет по определенному признаку.
Вместе с тем, приписывать идентичность группам позволительно лишь в переносном, метафорическом смысле, поскольку любая общность распадается на
множество более мелких групп, а в конечном счете - на индивидов, которые только и могут идентифицировать себя в качестве членов той или иной группы. Само понятие идентичности представляет собой категорию не атрибутивного, но интенцио-нального порядка; это есть не свойство (т.е. не нечто присущее индивиду изначально), а отношение, а потому в строгом смысле слова идентичность может быть атрибутирована только индивидами, поскольку только индивиды обладают качеством субъектности и, соответственно, способны относить или не относить к себе определенные значения. При этом идентичность формируется, закрепляется (или, напротив, переопределяется, трансформируется) только в ходе социального взаимодействия.
Исходя из этого рассмотрение проблемы идентичности в ее сущности необходимо, прежде всего, на индивидуальном уровне.
В самой структуре идентичности выделяется социальный и персональный уровень. Социальная идентичность формируется в результате освоения индивидом социальных норм и ценностей, персональная же идентичность представляет собой совокупность характеристик, сообщающих индивиду качество уникальности. Эти две категории выражают такие имманентные
