CC BY
11В Будапеште сосредоточено более двух третей венгерской промышленности, в том числе и военной. С точки зрения оперативной Будапешт был своеобразными воротами в Братиславу и Вену.
Таково было новое поле боя...
На НП сбегалось довольно много представителей штаба фронта и корпуса. Разговор шёл о порядке артиллерийского обеспечения атаки. Приучив своих солдат подниматься в атаку одновременно с началом артиллерийской подготовки, мы были озабочены тем, что длительность подготовки может нарушить привычное движение. Поэтому мы настаивали перед командующим артиллерией фронта генерал-полковником Фоминым, чтобы на участке дивизии произвести только один артиллерийский налёт в течение десяти минут.
— Пусть, — говорили мы, — артподготовка по всему фронту начинается вовремя и длится столько, сколько утверждено, но на участке дивизии артналёт просим дать только один раз и в последние десять минут.
И Фомин, и его заместитель генерал Кумелан, и заместитель командира корпуса генерал Орель долго не соглашались с таким предложением, и только вмешательство командующего фронтом маршала Малиновского решило спор в нашу пользу. Но какая ответственность ложилась на нас!
Завтра — Новый год. Хотелось созвать командиров полков и дружной семьёй за столом встретить сорок пятый год, четвёртый год войны. Но этого делать нельзя. Все сейчас в войсках, а тут ещё противник что-то учуял, и его самолёты начинают бомбить, правда, их мало, но это ничего не значит. Бомбы ложатся в селении, где, к счастью, войск нет, кроме полковых обозов.
По телефону поздравили друг друга, и на этом встреча закончилась. Да иначе и быть не могло. С утра — бой, голова должна быть свежей.
(Продолжение следует)
* «Венгерские записки» являются продолжением серии публикаций А.И. Ковтуна-Станкевича «Румынские записки». См.: Воен.-истор. журнал. 2008. № 7, 9, 10.
Публикация: ПОДОЛЬСКАЯ Алла Константиновна — пенсионер (Москва)
А.И. Подольский
Военный парад в Куйбышеве
Теперь мало кто знает, что 7ноября 1941года наряду с военным парадом в столице нашей Родины был проведён военный парад и в Куйбышеве.
В это время шло великое сражение с фашистскими ордами под Москвой, и всё же 7ноября в нашей столице был проведён парад войск — предвестник грядущих побед советского народа над фашизмом. В этом параде должны были принять участие и Военно-воздушные силы, но из-за плохой погоды воздушный парад не состоялся.
Я получил приказ подготовить не менее 45экипажей на самолётах Ил-2 для участия в параде в Куйбышеве. Легко сказать: подготовить такое количество! А где взять столько машин? У нас и места базирования запасных авиаполков не были точно определены, а лётный эшелон, состоящий главным образом из лётчиков-инструкторов, ещё в пути.
За лётчиков я не беспокоился, был уверен, что если эшелон скоро прибудет, никакой проблемы с ними не возникнет: все они пилоты экстра-класса, поэтому на слётанность им много времени не потребуется. А вот с самолётами Ил-2 дело сложнее: в то время они имели много дефектов. А здесь ещё перелёт из Воронежа на Волгу... Маршрут большой. Какими прибудут к нам самолёты?
Мы знали, что на параде будут присутствовать члены правительства во главе с председателем Президиума Верховного Совета СССР Михаилом Ивановичем Калининым, а также послы иностранных государств, которые уже обосновались в Куйбышеве. Таким образом, парад в Куйбышеве должен был явиться своего рода филиалом Московского, его цель — демонстрация непобедимости Советского государства, включая и Военно-воздушные силы. Только бы погода не подвела!
Уже начался ноябрь, а нашего лётного эшелона всё нет и нет. Другие авиационные части активно проводили тренировки на слётанность. Мы же ходили по аэродрому и поглядывали в небо, в ту сторону, откуда должны появиться Илы.
И вот наконец, это было Зноября, на горизонте показались малозаметные точки, которые, приближаясь к нам, постепенно увеличивались. Опытный глаз уже мог определить, что летят штурмовики. Последовал запрос на посадку.
Точки увеличивались на глазах, расстояние между ними и землей стало заметно сокращаться, затем и полностью исчезло. Создавалось впечатление, что самолёты не летят, а скользят по земле. Местность в районе аэродромов равнинная, степная, и потому самолёты отлично просматривались издалека.
Вполне понятно, посмотреть на диковинный самолёт, о котором успели наговорить немало всяких чудес, высыпали все, кто был на аэродроме. И вдруг раздался оглушительный грохот.
На высоте примерно 15метров пронеслась девятка самолётов Ил-2. Пролетев над аэродромом, группа довольно энергично произвела «горку», и у первого разворота был совершён роспуск на посадку. Каждый лётчик занял своё место для захода на посадку. В это время я стоял рядом с финишером у посадочного знака «Т» и, готовый прийти на помощь лётчику в случае неточности, наблюдал за посадкой. Все лётчики, как один, «притёрли» самолёты у знака «Т». Помощи не потребовалось.
Итак, все группы прилетели. Почерк прилёта у всех одинаковый. Здорово получилось! На лётчиков с других самолётов это произвело потрясающее впечатление. Особенно поразил их полёт на малой высоте и выход на «горку», и Вов се не потому, что наши лётчики показали высокий класс лётной подготовки (многие из стоявших на аэродроме пролетели бы не хуже), а потому, что штурмовикам дозволен такой полёт. Раздались голоса:
— Ну, у нас за такую дерзость посадили бы на гауптвахту...
Кстати, и теперь имеются сверхосторожные командиры, которые сдерживают разумную инициативу лётчиков в полёте, чем наносят вред боеготовности. Опыт Великой Отечественной войны подтвердил этот вывод.
Все самолёты зарулили на стоянку, выстроились, словно по шнурку. Ведущий доложил о прилёте и сообщил, что в пути никаких происшествий не произошло.
Объявив лётчикам благодарность, я сказал, что на отдых времени нет и что надо немедленно приступать к подготовке самолётов к параду.
Для участия в параде выделили 47 самолётов: девять пятёрок и два запасных, которые должны находиться в воздухе, чтобы, при необходимости, вовремя заменить любой самолёт.
К работе приступили с энтузиазмом. До парада нам удалось провести на слётанность всего два полёта. Но нашим лётчикам этого было вполне достаточно.
Лётчики проходили штурманскую подготовку под руководством главного штурмана бригады, большого специалиста своего дела, майора Курдюмова. Инженеры и механики рылись в самолётах и моторах, готовя их к весьма ответственному полёту. Все шло своим чередом, но вдруг произошла заминка.
О самолёте Ил-2 уже гремела слава. Немцы, испытавшие силу удара штурмовиков по стальным колоннам Гудериана на реке Березине, окрестили его довольно метко: «чёрная смерть». Я знал, что на параде будут присутствовать послы зарубежных стран, в том числе и враждебных тогда нам Японии, Турции и других. У меня возникла одна идея.
Эффект того, что я задумал, мог получиться только при полёте над площадью на малой высоте. Поскольку для всех самолётов была установлена высота 1000метров, я обратился к командующему ВВС округа с просьбой разрешить полёт самолётов Ил-2 на высоте 300метров, но полковник В.А.Судец категорически запретил это делать, опасаясь возникновения чрезвычайных обстоятельств. Я пытался убедить командующего, что ничего не случится, но если. ведь рядом река. Командующий был неумолим.
Решила всё встреча с Маршалом Советского Союза К.Е.Ворошиловым. После доклада о ходе дел в бригаде я попросил у него разрешения произвести на параде полёт на высоте 300метров. Осмотрел меня маршал с головы до ног, подумал немного и отрубил:
— Разрешаю на высоте 500метров.
А я про себя решил: где 500, там и 300. Кто будет замерять? Но я ошибся: замерили. И кто? Никогда бы не подумал, что у Всесоюзного старосты М.И.Калинина такой зоркий глаз!
Лётчики по каким-то каналам узнали о моём замысле, вслух не говорили, но про себя одобрили, об этом я узнал перед парадом. И это ещё более спаяло их, они прониклись особой ответственностью за полёт.
В параде участвовала наряду со старыми типами самолётов часть новых: пикирующий бомбардировщик Пе-2, истребители Як-1 и штурмовик Ил-2. Таким образом, воздушный парад показал, что Военно-воздушные силы Приволжского военного округа представляли главный арсенал страны, именно отсюда на протяжении всей войны непрерывным потоком шли на фронт авиационные резервы на самолётах новейших конструкций. Командующие ВВС округа полковник В.А.Судец, впоследствии маршал авиации, Герой Советского Союза, и генерал-майор авиации К.Н.Смирнов, ставший позднее генерал-лейтенантом авиации, по праву могли гордиться тем, что они в разное время возглавляли этот главный воздушный арсенал страны, который внёс достойный вклад в дело разгрома фашистских полчищ.
И вот воздушный парад, который лётчики ждали с нетерпением, стал реальностью. Командовал парадом командующий ВВС округа полковник В.А.Судец. Общий парад принимал К.Е.Ворошилов.
7 ноября. Отличная погода. На аэродроме шум, словно в потревоженном улье. Лётчики заняты своим делом, механики — своим. Взлёты и сбор групп производились по графику, утверждённому командующим парадом. Группы собирались в общую колонну, которая брала курс на парад.
Армада боевых самолётов появилась над площадью, где проходил парад, совершенно неожиданно для присутствующих.
На лицах одних восторг, на лицах других, дипломатов, удивление сменилось недоумением: откуда? Ведь гитлеровская пропаганда, а вместе с нею и реакционные круги наших союзников утверждали, что советская авиация уничтожена и больше не возродится. А тут неба не видно из-за летящих самолётов.
Общую колонну должны были замыкать штурмовики. Над площадью пролетели все, а штурмовиков нет. Что случилось? Куда пропали Илы? И вдруг, оглушая грохотом 45 мощных моторов, появились штурмовики и пронеслись над площадью и изумлённой публикой на малой высоте, почти на бреющем полёте. Что же произошло? А вот что. После взлёта я, ведущий первой пятерки, набрал высоту, как было задумано, 300метров, собрал все пятерки в колонну «клин пятерок» и точно в установленное время привёл группу на исходный пункт маршрута. Всё шло хорошо. Пятерки держали строй отлично. Несколько в стороне летела пара запасных.
Вдруг у меня по спине забегали мурашки. Передо мной город, и я почти втыкаюсь в него, настолько мала высота. Оказалось, что я забыл учесть превышение Куйбышева над аэродромом взлета. А это значит, что у моей пятерки высота менее 300метров, у следующей еще на 15метров ниже, чтобы просмотр был лучше, у летящей за ней еще на 15метров ниже и т.д. .Набирать высоту было поздно: мог рассыпаться строй, и тогда пропал мой замысел, что равносильно срыву! Я быстро прикинул в уме, на какой высоте пролетит последняя пятерка. Получилось метров сто. Я облегчённо вздохнул: минимально безопасная высота обеспечена — и я продолжал полёт, не внося никаких коррективов. Вот почему колонна штурмовиков появилась над площадью неожиданно, ведь взоры всех были устремлены вверх, а мы появились снизу. Когда штурмовики проносились на столь
малой высоте, земля содрогалась от грохота моторов. Эффект, как мне потом рассказали заводские товарищи, был потрясающим.
Было рассказано и такое. Михаил Иванович Калинин спросил:
— На какой высоте пролетели эти отважные лётчики? Ему ответили:
— 500 метров.
Михаил Иванович хитровато улыбнулся и, показывая на собор, проговорил:
— До чего же высокий собор. Лётчики летели ниже.
Всем стало ясно. Так была определена высота полёта, которую я пытался тщательно скрыть.
Друзья восторгались, а я не очень, так как знал высокую требовательность своего командующего. Пролетев над площадью, развернул колонну влево и, снизившись над Волгой до бреющего полета («семь бед — один ответ»), взял курс на аэродром посадки. Посадку произвели на редкость точно. Радости лётчиков не было предела. Приятно возбуждённые, перебивая друг друга, они называли, кого успели рассмотреть на трибуне. Оказалось, что каждый из них видел Михаила Ивановича Калинина, и каждый утверждал, что тот смотрел, улыбаясь, именно на него. Кое-кто подшучивал:
— А руку он тебе не пожимал?
Настроение у всех было приподнятое, праздничное.
На построении я объявил благодарность лётчикам и всем, кто принимал участие в подготовке к параду в столь сложных условиях. Разумеется, не забыл и заводских товарищей, без которых мы не смогли бы выполнить такую огромную работу из-за малочисленности механиков. Все, кто стоял в строю, на одном дыхании громко ответили:
— Служим Советскому Союзу!
По случаю торжественного дня я приказал выдать участникам парада по две порции селёдки (другого «деликатеса» у нас в то время не было). Но праздники, наверное, без сюрпризов не бывают, вот и нас ожидала приятная неожиданность. Вместо селёдки на столе было мясо, да так красиво поджаренное! Откуда? Об этом известно только представителям продовольственной службы, которые старались изо всех сил, чтобы как можно лучше отметить праздник.
Конечно, были и речи, и клятвы — не жалея сил, громить врага, вот только бы отпустили на фронт... Радовались лётчики, радовался и я, что мы показали «чёрную смерть» всем дипломатам, друзьям и недругам во всей её красе и устрашающей мощи. Но недолго пришлось радоваться. Когда наступила темень, в моей маленькой землянке раздался звонок полевого телефона. Признаться, я с дрожью в душе взял телефонную трубку, так как ничего хорошего не ожидал. Предчувствие не подвело меня.
— Говорит начальник штаба ВВС округа. Командующий приказал вам немедленно прибыть к нему.
— А на чём? — начал было говорить я, но в трубке уже раздались гудки. Что же, думаю, делать? Приказ есть приказ, но как немедленно прибыть, если нет машины, а пешком и до утра не дойдешь? Пожалуй, есть одна возможность, это У-2.
Но ведь совсем темно. Ночного старта ни на аэродроме взлёта, ни в Куйбышеве не было. Взлететь-то я взлечу, а вот как сяду? В сплошной темноте мне не приходилось производить посадку.
Над аэродромом раздался рокот мотора. Мой У-2 пошёл на взлёт. Лётчики высыпали из землянок, и, как мне потом рассказали, кто-то воскликнул:
— Кому это жить надоело?
Но ирония быстро исчезла, как утренний туман под лучами жаркого солнца, когда стало известно, что взлетел полковник Подольский.
— Нет, наш командир лихой лётчик, но хулиганства не допустит. Видимо, заставила нужда.
Пошли пересуды: что бы это могло быть? Самолёт как будто взял курс на Куйбышев, а это значит. И стали лётчики высказывать различные предположения. Одни с восторгом:
— Полетел за наградой. Другие с тревогой:
— Полетел на «ковёр».
В одной группе звучало осуждение: и зачем ему надо было лезть на рожон? Полетели бы как все — и никаких «ковров». Во второй группе раздавались голоса в мою поддержку:
— Молодец, правильно поступил. Пусть друзья и враги получше запомнят наш Ил, мы им предоставили хорошую возможность. А то ведь в газетах шумят по-разному. Теперь будут писать конкретнее.
Словом, мнения разошлись. Каждая группа стояла на своём, и — как это ни странно — обе оказались правы.
Посадку я произвел нормально, осторожно подводил самолёт к земле, как бы прощупывая её: далеко ли до неё, матушки. Почувствовал, как колеса коснулись земли. Порядок!
И вот я у командующего. Вижу: густые длинные брови нахмурены, взгляд суровый.
— За преступное нарушение приказа, что могло повлечь за собой тяжёлые последствия, будете преданы суду военного трибунала, — сразу, без разминки, объявил своё решение командующий.
У меня от этих слов внутри похолодело, словно там ледник образовался.
— Товарищ командующий, так ведь ничего не случилось, за что же под суд?
Но полковник Судец меня будто не слышал. Я пытался ещё что-то говорить, но только обострил обстановку.
— Он ещё оправдывается, — довольно едко заметил комиссар ВВС округа и спросил меня:
— А если бы случилось, тогда что?
— Ясно что: под трибунал! — уже задиристо ответил я.
С тем я и ушёл в гостиницу, где занимал небольшую комнату, служившую во время моих наездов в город штабом. Ночь прошла без сна. Сознание сверлила мысль: «будешь предан суду военного трибунала».
Я пытался как-то оправдать себя, вслух рассуждал сам с собой: ну, нарушил высоту, допустил ошибку, не учёл превышения Куйбышева, что усложнило обстоятельства, не выполнил приказ. Да-а-а, многовато. И снова пытался найти себе оправдание. Подошёл к свершившемуся с другой стороны: но ведь ничего не случилось, все прошло хорошо, даже здорово! За что же под суд? Наказать, конечно, можно. Ну, скажем, объявить выговор и подержать суток пять на гарнизонной гауптвахте. И тут же: можно бы и не сидеть на гауптвахте, а работать, ведь работы непочатый край. Вот и была бы двойная выгода: и наказание, и работа.
А к утру решил: трибунал, так трибунал. Осудят и отправят на фронт, сам же добивался отправки туда, правда, не таким путём. Приняв решение, малость прикорнул. Но долго спать не пришлось, разбудил адъютант — старшина Дугашвили.
— Что случилось? Командующий вызывает? — с тревогой спросил я.
— Нет, — спокойно отвечает Дугашвили.
— А что же? — никак не могу понять спросонья, хотя спать почти и не пришлось.
— Товарищ полковник, докладываю: вечером прибудет эшелон с людьми.
— Вот незадача: надо эшелон встречать, а тут трибунал.
— Какой трибунал? — удивлённо спрашивает адъютант. — Кого под трибунал?
— Гм... Меня под трибунал.
У Дугашвили глаза на лоб полезли
— За что вас под трибунал? Вы что, не доспали? Ой, простите, товарищ комбриг. — И, добавив виноватым тоном: — Вообще-то вы действительно спите очень мало, — запнулся.
Пока я приводил себя в порядок, завтракал, зазвонил телефон. Это было 8 ноября.
— Алексей Ильич, к командующему, — коротко отрезал начальник штаба округа.
Снова по коже пробежал легкий морозец. Так быстро под суд? — удивился я про себя, а сам решительно спросил:
— Кому сдавать дела и что с собой брать? И к Дугашвили:
— Суши, Фарна, сухари.
В телефонной трубке прозвучало:
— Приезжайте, тут узнаете всё, — как-то неопределённо проговорил начштаба, но голос был мягче, чем вчера.
— За что же вас под трибунал? — с беспокойством спросил Дугашвили.
— Был вчера на параде? Был. Видел, на какой высоте проползли Илы? Видел. Вот за то и под трибунал. Понял?
— Ничего не понял, — растерянно произнёс адъютант. — О пролёте штурмовиков столько восторженных разговоров, вы герой дня и вдруг. под трибунал!
— Посмотрим, каким героем буду выглядеть через несколько часов, — буркнул я и начал собираться к командующему.
У него снова застал комиссара и начальника штаба.
— Вот прочтите, — говорит командующий и протягивает мне бланк Наркомата обороны СССР. Меня словно молнией пронзило от мысли: трибунал!
Быстро читаю и чуть не подпрыгиваю от радости. В приказе объявлялась благодарность всем участникам воздушного парада, в том числе и мне.
— Поздравляю, товарищ полковник, с успехом, — улыбаясь, торжественно произнёс В.А.Судец и крепко пожал мне руку.
Полковой комиссар произнес с назиданием:
— Учтите на будущее.
А начальник штаба поздравил меня с откровенной радостью.
— Служу Советскому Союзу! — радостно, встав по стойке «смирно», ответил я.
Может возникнуть вопрос: почему командующий поздравил меня лично, ведь были и другие ведущие? Только потому, что я оказался в районе Куйбышева, да ещё в особых условиях.
Публикация: ГУРКОВСКИЙ Владлен Анатольевич —
референт Фонда содействия кадетским корпусам им. А.Йордана, полковник в отставке, кандидат исторических наук (Москва)
А.Н. Гурковский
ПАЛЕЦ НА КУРКЕ
Утром я с Трачом прибыл в Одессу, а вечером того же дня отбыл в Первомайский уезд с заданием и полномочиями губкома партии и губчека по ликвидации банды Кошевого. В Первомайске застал созданный для этой цели истребительный отряд под командованием уездвоенкома, бывшего питерского рабочего Д.А.Вереника.
К моей радости в отряде я встретил Шуру Литвинова. Во главе группы комсомольцев он был послан губернским комитетом комсомола тоже на борьбу с бандитизмом.
Как раз в день моего приезда поступило тревожное донесение о занятии Кошевым волостного центра — Великой Мечетни, где бандиты зверски расправились с партийными и советскими работниками. При этом уничтожили склады с заготовленным для фронта продовольствием, сорвали мобилизацию в Рабоче-крестьянскую Красную армию.
Поднятый по тревоге отряд форсированным маршем отправился на ликвидацию банды. На окраине села он был встречен сильным оружейным огнём, а в центре — пулемётным. Наши цепи припали к земле, наступление застопорилось. В этот момент к вражескому пулемёту ужом пополз Шура Литвинов. Пули роились вокруг него, но он неудержимо двигался к цели. Метко брошенная им граната вывела из строя огневую точку. Бойцы отряда снова рванулись вперёд, а бандиты дрогнули и побежали. Прижатую к Бугу банду полностью разгромили. Главарю и нескольким его приближённым удалось скрыться.
Шура ходил героем дня. Да и в дальнейшем он полюбился бойцам как пламенный и неугомонный агитатор. В мало-мальски подходящей обстановке он завязывал беседы, проводил их горячо и убеждённо. Острых вопросов не обходил, отвечал на них смело, без увёрток.
В Великой Мечетне Шура получил задание организовать бедняцкую молодежь, с чем он быстро справился, сколотив вооружённую группу.
Между тем из агентурных данных стало известно, что в деревне Секретарке, расположенной вблизи ВеликойМечетни, пребывает вновь собравший банду Кошевой, с тем чтобы внезапным ночным налётом оттуда уничтожить наш штаб, а с ним и отряд. Вовремя предупреждённые, мы скрытно ночью заняли все подступы к Секретарке, намереваясь неожиданно окружить место дислокации противника, чтобы затем, по условленному сигналу нашего человека, находящегося в селе, начать действовать и
