CC BY
125ИСТОРИЯ ВОЕННОЙ МЫСЛИ
ж шш -тт и вд
из истории становления теории военной стратегии
«Практика стратегии, бесспорно, не представляет отрасли научной деятельности, а образует область приложения искусства. Теория же стратегии должна представлять систематизированные знания, облегчающие нам понимание явлений войны». А.А. Свечин. Стратегия. 1927.
ЧИТАЕТСЯ, что как область практической деятельности стратегия* существует с древнейших времен, а точнее, с тех пор, когда военные действия, по выражению авторов и составителей российских военно-энциклопедических изданий XIX века, «начали вести методически», то есть «согласно основным принципам искусства», или, иначе говоря, с момента, когда успех в вооруженной борьбе стал зависеть «не от перевеса грубой силы, а от основательного и сообразного с обстоятельствами употребления средств, состоящих в распоряжении полководца»1. Задачей стратегического искусства изначально было «победить врага и вообще достигнуть цели войны... с наименьшими расходами, усилиями и потерями»2.
Теоретически как особая отрасль военной науки стратегия складывалась постепенно на основе обобщения опыта войн и начала оформляться лишь во второй половине XVIII столетия, причем одновременно, как отмечал известный отечественный теоретик и историк профессор А.А. Свечин, «с научным приступом к разработке политической экономии»3. И это, писал он, «не каприз новейшей истории, а явление, предпосылками которого были глубокие изменения в характере ведения войны»4.
В самом деле, в конце XVII и особенно в XVIII веке в ряде стран Западной Европы утвердился капитализм, значительно расширилась материальная база ведения войны, возросла численность населения. Это позволило некоторым наиболее развитым в экономическом отношении государствам создавать значительные по составу постоянные армии с централизованным управлением и снабжением (как правило, они были наемными с большим числом иностранцев), оснащать их артиллерией и более совершенным ручным огнестрельным оружием, ставшими важнейшим фактором вооруженной борьбы. Одновременно с этим войны получили больший, чем раньше, размах, изменились формы и способы их подготовки и ведения.
Бурный рост экономики, противоречия между нарождавшейся новой буржуазной военной си-
* Слово «стратегия», или «стратегика», греческого
происхождения. Оно означало сперва все действия,
происходившие на войне по непосредственному распоряжению полководца («стратига»), или военное искусство его самого.
стемой и отживавшей свой век старой — феодально-абсолютистской, быстрое развитие естественных и общественных наук и все более усиливавшаяся их дифференциация, совершенствование вооружения, накопление опыта многочисленных войн — все это способствовало активизации военно-теоретической мысли, возникновению и становлению военной науки. Вместе с тем необходимо отметить, что, несмотря на некоторое оживление, военная теория вплоть до последней четверти XVIII столетия все же продолжала оставаться на исключительно низком уровне и значительно отставала от требований военной практики. Она была представлена сравнительно немногими работами, преимущественно военно-исторического и мемуарного характера, в которых еще отсутствовал широкий философско-политический взгляд на войну, армию, военное дело в целом.
Такое положение было, на наш взгляд, обусловлено тем, что вплоть до окончания Семилетней войны (1756—1763) в военном искусстве царил «гений» полководца, а характер так называемых кабинетных войн выводил их в разряд особых явлений, связь которых с политикой, экономикой, общественной жизнью про-
слеживалась лишь в деятельности военно-управленческих органов и правительств. Объекты действий в этих войнах были чисто военные — армия противника или неприятельская крепость. Наемные армии имели мало связи с населением как своей страны, так и той, на территории которой им приходилось вести военные действия; они располагались на отдых бивуаками, сражались только в поле, снабжались из собственных магазинов (складов). По сути, противоборствовали между собой военные ведомства, народ же в этой борьбе практически не принимал участия, а поэтому ход «дуэли» враждующих армий мог регулироваться чисто «боевыми» (тактическими) соображениями, что давало военным исследователям сравнительно немного материала, необходимого для глубоких теоретических обобщений. Он появился, когда указанный выше «военный сепаратизм», по выражению А.А. Свечина, постепенно отошел в прошлое, и войны, в которых отражались уже все политические, экономические, социальные и другие интересы государств, стали вестись не только армиями, но и народами5.
Как утверждается, «впервые вехи для научной разработки стратегии» (в современном при-
ЗАДАЧЕЙ стратегического искусства изначально было «победить врага и вообще достигнуть цели войны... с наименьшими расходами, усилиями и потерями»
I
в
к
близительно понимании) наметил, исходя, правда, из анализа сочинений древнегреческих военных писателей, офицер сардинского генерального штаба маркиз де Сильва**. В трактате «Размышления о тактике и стратегии, или истинные принципы военной науки» (Турин, 1762) он сделал попытку определить предмет (задачи) военной стратегии как теории. К таковым маркиз, в частности, относил: составление планов военных действий, выработку общих идей (принципов) военного искусства, умение извлекать наибольшую пользу из имеющихся средств (и сил), а также сочетать их наилучшим образом»6.
В последней четверти XVIII века вышли в свет капитальные труды валлийца (Великобритания) Г. Ллойда «История Семилетней войны» (1776, 1783)7 и прусского военного теоретика А. Бюло-ва «Дух новейшей военной системы» (1799), которые военной историографией, в том числе и российской, расцениваются как первооснова теории стратегии8. Вот почему в предлагаемой вниманию читателей статье процесс становления и развития теории военной стратегии рассматривается (в очень сжатой, разумеется, форме) начиная именно с рубежа XVIII —XIX столетий, при этом главное внимание уделяется эволюции отечественной военно-стратегической мысли.
Г. Ллойд (ок. 1720—1783) не употребляет еще в своих трудах слова «стратегия», но в его лице западноевропейская военная мысль, по словам А.А. Свечина, «первый раз поднялась в стратегический этаж военного искусства». Он уже ясно видит, пишет Свечин, «помимо узкотактической области обширную область широких вопросов, связанных с ведением войны, и приступает к ее научному изучению»9. В работе «Военные и политические мемуары» Ллойд очертил пределы и определил направления, в которых должны разрабатываться вопросы стратегии как науки, выдвинул учение об операционной линии (эта линия не являлась еще для Г. Ллойда основной идеей операции*** по цели и направлению действий, как позже определил данный термин Г.А. Леер, а представляла собой путь, по которому осуществлялось снабжение армии, т.е., проще говоря, маршрут от базисного магазина к цели операции), придавая ему приоритетное значение в стратегии, показал важность принципа сосредоточения сил и т.п. Он являлся теоретиком-философом (кстати, Ллойд первым употребил выражение «философия войны»)10 господствовавшей в XVIII веке стратегии, основанной на магазинном снабжении, или стратегии так называемой пятипере-ходной системы, суть которой заключалась в том, что армия, ведя военные действия, не мо** По мнению авторов «Военного энциклопедического лексикона», в Средние века, когда военное искусство находилось «в самом жалком состоянии», не было и понятия «о правилах стратегических»: стратегия существовала в виде искусства и проявлялась лишь в действиях великих полководцев. См.: Военный энциклопедический лексикон... СПб., 1848. Ч. 12. С. 386.
*** Термин «операция» в рассматриваемый период использовался для обозначения некой совокупности (системы) повторяющихся и связанных между собой этапов военных действий, направленных на решение определенных промежуточных задач (достижение целей) кампании или войны. К ним относились: сосредоточение войск, марш-маневр, бой или создание угрозы сообщениям противника.
ИСТОРИЯ ВОЕННОЙ МЫСЛИ
I
жет удаляться более чем на 5 переходов конного транспорта от базисных магазинов из-за опасности нарушения коммуникаций. Военные действия, по Г. Ллойду, должны сводиться к искусному маневрированию сосредоточенными силами и нападению на операционную линию противника, с тем чтобы лишить его магазинов, оберегая в то же время свои.
Говоря о творчестве барона А. Бюлова (1757—1807), необходимо подчеркнуть, что он являлся представителем, но более ярким, того же направления в военной теории, какого придерживался и Г. Ллойд. В названном выше главном своем труде Бюлов с прусской педантичностью излагал разработанную им стратегическую концепцию маневрирования на сообщениях противника, основанную на отрицании роли решающего сражения в достижении победы. И в наступлении, и в обороне, утверждал этот теоретик, «духу новейшей военной системы войны более свойственно выдвигать целью военных операций**** неприятельские магазины и линии подвоза, соединяющие их с армией, чем саму неприятельскую армию»11. Так же, как и Г. Ллойд, Бюлов признавал существование военной науки, деля ее на стратегию и тактику. К стратегии он относил науку «о передвижениях, в которых противник является целью, но не предметом». Тактика же — «наука о боевых передвижениях, имеющих своим предметом неприятеля». Стратегическими являются все военные передвижения вне пределов пушечного выстрела и поля зрения противника, тактическими — все боевые передвижения в пределах этих границ. «Где обмениваются ударами, — дает сжатое определение А. Бюлов (как он выразился, «для совершенно узких лбов»), — там тактика; где не дерутся — там стратегия»12. Последняя, по Бюлову, состоит из двух главных частей: марша и лагеря (т.е. движения и расположения на месте. — В.И.), а тактика — из развертывания и боя, или атаки и обороны. Тактика, считал он, «является дополнением к стратегии. Первая заканчивает то, что подготовляет вторая»13.
Таким образом, с именем Бюлова правомерно связать первое достаточно четкое разделение стратегии и тактики в теории военного искусства. Ему, по мнению А.А. Свечина, «мы обязаны самим термином "стратегия" ...всем учением и самим термином об операционном базисе*****, а также понятием о стратегическом развертывании»14. А. Бюлов первый, писал Свечин, «понял тесное соотношение, существующее между политикой и стратегией: "политическая стратегия относится так же к военной стратегии, как последняя — к тактике"; в сущности, это полное выражение наиболее знаме-
**** Под военной операцией Бюлов понимал всякое движение армии, конечной целью которого является противник. В свою очередь целью подобных операций он считал нанесение какого-либо ущерба неприятелю. «Тот или иной особенный вред, — писал Бюлов, — который намечается причинить противнику, и является целью данной операции». См.: Бюлов А. Дух новейшей военной системы // Стратегия в трудах военных классиков. М.: Госвоениздат, 1926. Т. 2. С. 32.
***** По определению Бюлова, операционный базис, или основание операции, — линия, которой можно мысленно соединить несколько расположенных друг подле друга магазинов, служащих для снабжения армии.
С ИМЕНЕМ Бюлова правомерно связать первое достаточно четкое разделение стратегии и тактики в теории военного
искусства
нитого положения Клаузевица15, что война есть продолжение политики»16.
Стратегическая система А. Бюлова была порождена кабинетными расчетами, и в этом смысле ее автор является как бы предтечей «кабинетных» теоретиков XIX века (ярким представителем этой категории мыслителей в России был, в частности, Г.А. Леер). В то же время она навеяна победами, которые одерживал на полях сражений Наполеон Бонапарт, продиктована стремлением противопоставить наполеоновской «стратегии сокрушения» (стратегии «генерального сражения»), направленной прежде всего на разгром армии противника, свою систему действий на вражеских сообщениях, стратегию выигрыша войны одним искусным маневрированием без решающего сражения. А. Бюлов, как и Г. Ллойд, излагал свою стратегическую систему в форме геометрических теорем (так называемая геометрическая стратегия), что свидетельствует о попытках этих военных теоретиков рассматривать военное искусство (науку), в частности стратегию, не как область стихийного развития (под влиянием «гения» полководцев), а как явление, поддающееся научному предвидению и анализу закономерностей (принципов) войны и в целом военного дела.
Идеи Г. Ллойда и А. Бюлова нашли отражение и в более поздних военно-теоретических исследованиях, в частности в трудах австрийского фельдмаршала эрцгерцога Карла (1771 — 1847) «Основы стратегии» (1803) и «Наставление, составленное для австрийских генералов» (1806). Изложенная в этих трудах стратегическая система занимает как бы промежуточное место между «стратегией устойчивых сообщений» А. Бюлова и «стратегией сокрушения», или «ударной стратегией» Наполеона.
Одним из первых эрцгерцог предпринял попытку теоретически обобщить и применить на практике рожденную Великой французской буржуазной революцией 1789—1799 гг. новую систему ведения войны, ограничивая, правда, любое проявление этой решительной системы рамками чрезмерной осторожности (так называемая стратегия с оглядкой)17. В его работах неоправданно много места отводилось географическому фактору, то есть местности, на которой он искал стратегические «ключи», ведущие к победе.
Подлинной наукой полководца эрцгерцог Карл считал «науку о войне», которую он именовал, в отличие от военного искусства, или тактики, стратегией. Последняя, по мнению Карла, намечает план, обнимает и определяет ход операций. Тактика же учит методам осуществления стратегических предположений и является непременным искусством каждого строевого военачальника.
Решающая роль в завершении процесса превращения разрозненных военных знаний, в том числе и в области стратегии, в относительно самостоятельную науку принадлежит уже упоминавшейся выше Французской бур-
жуазной революции, которая привела к глубоким преобразованиям в военном деле и дала мощный импульс для развития всех его отраслей. После нее в Западной Европе появилась целая плеяда крупных военных практиков (полководцев), теоретиков и историков: Наполеон Бонапарт, А. Жомини, К. Клаузевиц, В. Виллизен, позже Х. Мольтке-старший, З. Шлих-тинг, А. Шлиффен, Ф. Фош и многие другие. Их труды по своему содержанию и научному уровню стояли существенно выше военно-теоретических сочинений предшествующих десятилетий, что объясняется значительно большей глубиной теоретического и философского осмысления в них природы и явлений войны, военных действий стратегического масштаба. Изложенные в этих трудах взгляды длительное время оказывали заметное влияние на большинство зарубежных исследователей XIX — начала XX века. Не оставались в стороне и многие представители отечественной военно-теоретической мысли.
Особенно сильное воздействие на воззрения военных ученых имели работы и высказанные в них идеи А. Жомини18. Основной его заслугой, как принято считать, являются обобщение и анализ опыта войн, которые вела французская буржуазная массовая армия, прежде всего под руководством Наполеона. Размышляя над этими войнами, генерал Жомини пришел к выводу, что поражение противнику необходимо наносить не посредством маневрирования на его коммуникациях, а только путем решительных наступательных действий («наступательного сражения»), длительно сохраняя инициативу (в этом смысле он являлся олицетворением школы «стратегии сокрушения»). Последнее было возможно, по его мнению, лишь при опоре на ряд общих принципов, основной из которых — принцип ударности, или «частной победы». Его А. Жомини формулировал как сосредоточение возможно большей части своих сил на решающем пункте театра войны (поля сражения) в решительный момент.
ПОДЛИННОЙ наукой полководца эрцгерцог Карл считал «науку о войне», которую он именовал, в отличие от военного искусства, или тактики, стратегией
Наукой ведения войны этот теоретик считал стратегию, а тактику рассматривал как науку о сражении и бое. С его именем связано появление таких понятий, как «театр войны», «театр военных действий (ТВД)», «операционная зона», а также возникновение идеи об абсолютных, неизменных законах и принципах военного искусства, получившей в дальнейшем широкое распространение. А. Жомини признавал взаимосвязь политики и стратегии, однако считал, что политика оказывает воздействие на стратегию лишь в начале войны, влияние же политики на военные действия в ходе ее ведения он недооценивал. В целом многие идеи генерала Жомини сохраняли актуальность вплоть до Первой мировой войны19.
ИСТОРИЯ ВОЕННОЙ МЫСЛИ
В конце XVIII — начале XIX столетия в России, равно как и в крупнейших государствах Западной Европы, стратегия не выделялась еще как особая, относительно самостоятельная область военных знаний. Изучалась и освещалась она в общих трудах о военном искусстве и в военно-исторических работах. Монографических исследований, дающих систематизированное изложение стратегии, создано еще не было, а определения этого понятия, его содержания в военно-теоретических трактатах того времени были чрезвычайно разнообразными и довольно-таки общими. Под стратегией (по-бюлов-ски) понималось руководство передвижениями армии на театре войны до момента вывода войск на поле сражения вне досягаемости огня артиллерии, а за теорию стратегии принимались определенные принципы, правила, которыми военачальники должны были при этом руководствоваться.
МНОГИЕ идеи генерала Жомини сохраняли актуальность вплоть до Первой
мировой войны
Наиболее дальновидные отечественные военные деятели и теоретики, в первую очередь представители так называемой русской военной школы20, понимая, что условия исторического развития России резко отличаются от тех, на которые опирались при разработке вопросов стратегии их западноевропейские коллеги, не могли механически перенимать появлявшиеся за рубежом стратегические идеи, правила и приемы. Анализ богатого и многообразного национального опыта, нашедшего свое яркое отражение в практической и теоретической деятельности выдающихся русских полководцев — Петра I, П.С. Салтыкова, П.А. Румянцева, А.В. Суворова, позже М.И. Кутузова и их сподвижников, глубоких изменений, происходивших в конце XVIII — начале XIX века во всех областях военного дела, показывал, что идеи эти, приемы и правила не только зачастую не соответствовали выдвигаемым боевой практикой требованиям, но и во многом находились в резком противоречии с ними. Все это вынуждало передовых военных мыслителей России отойти от постулатов так называемой классической (читай: западноевропейской) военной теории и практики и пытаться, опираясь на собственные силы, раскрыть содержание, специфику стратегии как науки, определить круг решаемых ею проблем, вывести правила, виды, формы и способы стратегических действий, которые бы отвечали реалиям жизни, многообразию национального опыта, выявить факторы, оказывающие воздействие на их изменения, основные направления этих изменений и т.д.
О том, что вопрос ставился именно в такой плоскости, свидетельствует записка, поданная в вышестоящие военные инстанции в сентябре 1807 года офицером Свиты его императорского величества по квартирмейстерской части русской армии Я. Гавердовским, в которой он не только предложил приступить к систематическому изучению стратегии как науки, но и высказал свое понимание содержания стратегии, ее места в военном искусстве. Стратегия, говорилось в
записке, «заключает в себе общие правила ведения войны и составляет необходимейшую и главнейшую часть военного искусства, ибо все прочие науки суть только ее ветви»21. Такое определение, несомненно, нацеливало отечественных военных деятелей и исследователей на разработку стратегии как относительно самостоятельной теории и практики ведения войны в целом.
Одними из первых в России, кто попытался в военно-теоретическом плане проанализировать некоторые из выдвинутых жизнью, боевой практикой вопросов, были генерал-майор А.И. Хатов и подполковник (в последующем полковник) А. де-Романо. В своих работах, относящихся к 1802—1810 гг.22, они стремились раскрыть объективные истоки и внутренний механизм развития военной теории в целом, показать отличие стратегии от тактики как отдельных ее отраслей в соответствии со стоящими перед ними задачами, определить причины изменения способов ведения войны и боя (сражения) и др.
Значительное и в целом позитивное влияние на развитие отечественной военной стратегии как в прикладном, так и в теоретическом плане оказали подготовка России к отражению агрессии наполеоновской Франции, а также непосредственные события их вооруженного противоборства. Противопоставленная Наполеону Бонапарту в Отечественной войне 1812 года стратегия, основанная на идее достижения победы не одним генеральным сражением, к чему стремился выдающийся французский полководец, а целым рядом боев, «частных» сражений и подготавливавших их маневров, растянутых во времени и пространстве, но объединенных общим замыслом, различные виды действий, применявшиеся в ходе вооруженной борьбы и преследовавшие стратегические цели (отступательный маневр, контрнаступление, так называемое концентрическое наступление23, преследование и др.), а также заблаговременные расчет и планирование всех необходимых мероприятий, предшествовавших решительному разгрому противника (генеральному сражению), влияние театра войны (ТВД) на успех в решении стратегических задач и т.п. стали предметом пристального теоретического изучения и осмысления. Одним из результатов этой работы стало понимание отдельными ис-следователями24 того факта, что в войнах первой четверти XIX века и, в частности, в действиях русской армии в 1812 году возникли элементы нового в военном деле явления — операции как такой формы вооруженной борьбы, в которой главным было предусмотренное планом объединение усилий нескольких крупных группировок войск (частных армий или корпусов) для достижения общей цели, которую уже нельзя было считать тактической.
И действительно, военные действия в этих войнах приобрели иной, чем раньше, характер. Они стали вестись одновременно на нескольких направлениях относительно самостоятельными, значительными по составу воинскими формированиями, нередко по единому плану и под руководством главнокомандующего на театре войны, на большую глубину и в течение длительного времени. Развертываясь сначала в виде ряда различного масштаба боев, сражений и маневров, рассредоточенных на обширном пространстве, боевые действия сливались в конечном итоге в одно общее (как правило,
генеральное) сражение, чем, собственно, в большинстве случаев и заканчивались. Результат такого рода действий, в которых участвовали почти все или значительная часть военно-сухопутных сил государства, обычно оказывался решающим для исхода отдельного этапа военной кампании, а то и всей кампании и даже войны.
Некоторые наиболее прогрессивные представители военно-теоретической мысли России отдавали себе отчет в том, что вопросы подготовки и ведения военных действий подобного масштаба и значения относятся к области стратегии. Однако сколько-нибудь аргументированно объяснить объективные причины возникновения столь нового в военном деле явления - операции как категории, выходящей за рамки тактики, дать ей научное определение, показать место такой операции в теории и практике вооруженной борьбы военные мыслители того периода не смогли: им недоставало еще для этого конкретного военно-исторического материала25.
свои теоретики, способные исследовать законы развития военного дела в целом и военного искусства в частности на основе отечественного опыта.
В целом можно сказать, что в первой четверти XIX столетия русским военным исследователям не удалось в полной мере теоретически обобщить и систематизировать накопленный в войнах России огромный опыт. Обстоятельства требовали монографической разработки теории стратегии, однако в те годы ни одного такого рода труда создано не было.
В 1832 году в России была основана Императорская военная академия (с 1855 г. Николаевская академия Генерального штаба), в которой образована кафедра стратегии, истории военных походов и военной литературы (с 1833 г. кафедра военной истории и стратегии). В лекциях и пособиях по истории военной литературы слушателям давались сведения о взглядах на стратегию, ее принципы и правила, высказанных различными выдающимися деятелями и мыслителями прошлого. Это в целом оказывало пози-
И.Г. БУРЦОВ отмечал маловажность мыслей, тщетность и пустоту рассуждений в опубликованных за рубежом военно-теоретических работах (за исключением трудов эрцгерцога Карла и А. Жомини) и полагал, что России нужны свои теоретики, способные исследовать законы развития военного дела в целом и военного искусства в частности на основе отечественного опыта
Главной же причиной подобного положения являлось, на наш взгляд, слабое развитие общих проблем (основ) военной науки, отсутствие их в целостном, систематизированном виде, без чего, как показывал опыт, невозможно было четко определить круг вопросов, решаемых в целом военной теорией, а также теориями двух важнейших отраслей военного искусства — стратегии и тактики, хотя попытки разделить их и предпринимались. Так, например, полковник (впоследствии генерал) И.Г. Бурцов в работе «Мысли о теории военных знаний» называл стратегию «наукой замыслов», а тактику — «наукой боев»26. Один из руководителей движения декабристов полковник П.И. Пестель понимал под стратегией науку о войне в целом, считал, что она определяет способы достижения главной цели войны, тактика же является наукой о бое27. Показательно, что в рассматриваемый период российскими теоретиками были предприняты также попытки осмыслить отличие научного знания от практического опыта, в результате чего утвердился взгляд на военную теорию (науку) как на одно из действенных средств решения задач боевой практики. И если в XVIII веке такой взгляд разделяли только выдающиеся военные деятели, то теперь он становился достоянием все более широких кругов командного состава.
Следует подчеркнуть, что сторонники национальной военной школы в большинстве своем довольно негативно относились к работам многих западноевропейских писателей. Так, И.Г. Бурцов отмечал маловажность мыслей, тщетность и пустоту рассуждений в опубликованных за рубежом военно-теоретических работах (за исключением трудов эрцгерцога Карла и А. Жомини) и полагал, что России нужны
тивное влияние на развитие отечественной военно-стратегической мысли, однако подлинным «умственным центром армии», в котором бы не только изучались, но и разрабатывались общие проблемы военной науки, а также теория стратегии, академии еще только предстояло стать.
Первые профессора кафедры стратегии генерал от артиллерии Н.В. Медем и генерал-лейтенант М.И. Богданович ограничивались в основном изучением истории предмета. Они являлись представителями так называемой исторической школы, стремившейся в разработке основ теории стратегии опираться прежде всего на факты и события военной истории. Так, например, вышедший в 1836 году в академии труд Медема «Обозрение известнейших правил и систем стратегии» и являвшийся, как считается, первым академическим учебником стратегии, по собственному выражению автора, принял «неприметно вид краткого очерка истории стратегической литературы, заключающий в себе отчасти и главнейшие перевороты стратегии на самых театрах войны»28. В нем были подвергнуты подробному критическому анализу все наиболее известные работы по вопросам стратегии военных писателей Западной
Н.В. МЕДЕМ указывал на связь между войной, политикой и стратегией, подчеркивая, что политика влияет не только на общий план войны, но и на частные стратегические соображения
ИСТОРИЯ ВОЕННОЙ МЫСЛИ
I
П.А. ЯЗЫКОВУ удалось уточнить и развить взгляды своих предшественников на соотношение теории и практики применительно к стратегии, выделив в ее содержании две стороны — теоретическую и прикладную
Европы XVIII и начала XIX века, показаны (с точки зрения автора) односторонность и ограниченность выдвинутых ими стратегических теорий, несогласие их между собой и с практикой, ошибочность взглядов на принципы и правила ведения войны, военных действий как на раз и навсегда данные, неизменные и вечные.
Н.В. Медем указывал на связь между войной, политикой и стратегией, подчеркивая, что политика влияет не только на общий план войны, но и на частные стратегические соображения. Он рассматривал стратегию как часть военной науки, имеющую свою специфику. К числу ее задач Медем относил: определение целей войны, расчет сил и средств вооруженной борьбы, необходимых для их достижения; выбор способа военных действий (сюда он включал и выбор направления сосредоточения основных усилий); выработку и осуществление мер по материальному обеспечению войск и повышению их нравственного состояния29. В то же время автор считал, что никакая теория не может научить искусству вести войну и делал вывод: главная задача военной науки — изучение опыта полководцев. «Данные, опытом дознанные, — писал он, — должны служить ей****** основанием»30. Сам же боевой опыт, утверждал теоретик, постоянно изменяется под влиянием развития прежде всего военной техники, средств вооруженной борьбы, и соответственно этому должны изменяться способы и формы ведения военных действии (войны), то есть стратегия.
В целом Н.В. Медем, как, впрочем, и его последователь М.И. Богданович, взявший за главное в своем труде (учебнике) «Записки страте-гии»31 основные идеи первого (невозможность постоянных и общих правил для ведения военных действий, соответствующее определение объема и содержания теории стратегии и др.), противопоставлял стратегию как науку стратегии как искусству, преувеличивал значение опыта полководцев, их роли в развитии военного дела, отказывал военному искусству в наличии каких-либо закономерностей.
Из более широкого понимания задач и содержания стратегии при разработке своего труда32 исходил другой профессор Императорской военной академии — полковник П.А. Языков. «Стратегия, — отмечал он, — даже в неполном своем объеме, как она существует ныне, заслуживает особенного внимания людей просвещенных, ибо по важности практических действий, к которым эта теория прилагается, она должна занимать важное место в области познаний человеческих». При определении предмета исследования Языков указывал, что «стратегия есть искусство наивыгоднейшего
употребления вооруженных сил на театре войны для достижения определенной политической цели»33. Анализируя же связь ее с политикой, он писал: «Цель войны составляет политическую идею, определяется политическими обстоятельствами, следовательно, политика дает главное направление военным действиям»34, то есть стратегии.
П.А. Языкову удалось уточнить и развить взгляды своих предшественников на соотношение теории и практики применительно к стратегии, выделив в ее содержании две стороны — теоретическую и прикладную. Стратегия как теория, по его мнению, должна заниматься исследованием и систематизацией принципов и правил подготовки к войне и ее ведения, а как искусство она является практическим их применением для достижения определенных политических и военно-стратегических целей. Языков утверждал, что «исследование вопроса: каким образом употребить вооруженные силы на театре войны так, чтобы они произвели наивыгоднейшее действие для достижения главной цели войны? — составляет самую высшую отрасль наук военных, которая называется стра-тегиею»35.
Он сделал попытку выделить и в возможно большей для своего времени степени проанализировать факторы, или, по его терминологии, элементы, оказывающие влияние на стратегию («на соображения стратегические»). Исходя из представления, что в «стратегических действиях принимается в соображение вся сложность способов, заключающихся в государстве для ведения войны»*******, Языков различал две группы («отдела») таких факторов (элементов): нравственные и физические. К первой группе он относил факторы политический и собственно нравственный, ко второй — материальные, географические36, топографические и статистические (набор, пополнение, вооружение и содержание армии, ее состав, численность, относительное к противнику расположение на театре войны, характеристика последнего) факторы. Основываясь на таком разделении элементов (факторов), полковник П.А. Языков «по самому естественному ходу понятий» делил на две главные части и теорию стратегии: высшую, или материальную, часть, в основе которой лежат политический и нравственный элементы, и низшую, или механическую часть, основанную на всех остальных элементах, то есть, по его выражению, «на элементах физических». В теории, считал Языков, эти части должны быть разделены «для ясности исследования». В практике же они обнаруживают совокупное влияние на весь ход войны, и потому обе очень важны37.
В целом разработанные в Императорской военной академии учебные курсы по стратегии, в которых самым неожиданным образом переплетались понятия, положения и принципы ее истории с понятиями и положениями, составлявшими современное содержание стратегии как науки, были оторваны от практических военно-политических задач, стоявших перед страной и руководством ее вооруженных сил. Они не давали ответов на многочисленные злободневные вопросы, интересовавшие российских военных деятелей того времени.
Имеется в виду военной теории.
Под этими способами автор понимал все средства государства, используемые в войне.
в
к
ПРИМЕЧАНИЯ
1 См.: Энциклопедия военных и морских наук / Под ред. ген.-л-та Г.А. Леера. СПб., 1895. Т. VII. С. 313; Военный энциклопедический лексикон, издаваемый Обществом воен. и литераторов: В 14 ч. СПб.: Типогр. Н. Греча и Ти-погр. Академии наук, 1837—1852. 1848. Ч. 12. С. 383.
2 Энциклопедия военных и морских наук. Т. VII. С. 313.
3 Свечин А.А. Стратегия. 2-е изд. М.: Военный вестник, 1927. С. 16.
4 Стратегия в трудах военных классиков. М.: Высший военный ред. совет, 1924. Т. 1. С. 15.
5 Там же.
6 Энциклопедия военных и морских наук. Т. VII. С. 320; Энциклопедический словарь. СПб.: Изд. Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона, 1901. Т. XXXb. С. 731.
7 Этот труд Г. Ллойда остался незаконченным. При жизни автора был опубликован только первый том, в посмертном издании появился еще один, составленный из рукописей. В 1780 г. Ллойд написал введение к своему исследованию, которое имеет самостоятельное значение и неоднократно публиковалось отдельно под названием «Военные и политические мемуары генерала Ллойда». См.: Стратегия в трудах военных классиков. Т. 1. С. 17.
8 В частности, известный военный теоретик генерал от инфантерии Н.П. Михневич в статье «Стратегия» писал: «Ллойд по справедливости считается отцом теории стратегии... Его «Военные и политические записки» — первый научный трактат по стратегии». См.: Энциклопедический словарь. Т. XXXto. С. 731. Что же касается А.Г. Бюлова, то он в статье «Военная наука» представлен Михневичем как «основатель новой военной науки». См.: Там же. СПб., 1892. Т. VIa C. 843.
9 Стратегия в трудах военных классиков. Т. 1. С. 18.
10 К понятию «философия войны» Г. Ллойд относил все то, что было связано с анализом морального элемента. Философию войны он считал высшей и труднейшей частью военного искусства, ибо она предполагает, как считал Ллойд, глубокое знание природы человека, источников его страстей и должна разрабатывать для полководца способы воздействия на морально-психологическое состояние войск. См.: Всеобщая военная история новых времен / Под ред. Н.С. Голицына. СПб., 1878. Ч. III. С. 342, 343.
11 См.: Стратегия в трудах военных классиков. М.: Госво-ениздат, 1926. Т. 2. С. 55.
12 Там же. С. 27, 57.
13 Там же. С. 57.
14 Там же. С. 23.
15 Карл Клаузевиц (1780—1831) - немецкий военный теоретик и историк, генерал-майор прусской армии (в 1812— 1814 гг. на русской службе). По глубине анализа наполеоновской стратегии решительных действий, по широте охвата военных событий начала XIX столетия и по степени проникновения в «философию» войны не имеет себе равных среди военных писателей той эпохи. В своем главном военно-теоретическом труде «О войне» (3 т., 1832—1834 — посмертное издание) К. Клаузевиц установил связь между войной и политикой. Ему принадлежит ставшее классическим определение войны «как продолжение государственной политики иными средствами». Политика, считал Клаузевиц, «будет проходить красной нитью через всю войну и оказывать на нее постоянное влияние». См.: Клаузевиц К. О войне. М., 1941. Т. 1. С. 17, 43.
16 Стратегия в трудах военных классиков. Т. 2. С. 22.
17 Г. Дельбрюк, давая эрцгерцогу Карлу негативную в целом оценку, писал, что при ведении военных действий он «оглядывался назад, подобно тому, как с бессознательной жестокой иронией изображен на конной статуе своего памятника в Вене» (Карл изображен скачущим на коне с обломанным древком знамени в руках и оглядывающимся назад). См.: Дельбрюк Г. История военного искусства в рамках политической истории: В 6 т. М.: Воениздат, 1938. Т. IV. С. 385.
18 Швейцарец по национальности, участник многих войн и сражений, военный теоретик и историк генерал от инфантерии русской армии (с 1826, на русскую службу перешел в 1813) Антуан Анри (Генрих Вениаминович) Жомини (1779—1869) создал значительное количество трудов, самыми известными из которых являются: «Трактат о больших военных операциях» (Т. 1—4, 1804—1810), «Критическая военная история войн революции» (Т. 1—15, 1811—
1824), «Политическая и военная жизнь Наполеона» (Т. 1—4, 1827), «Очерки военного искусства» (Т. 1—2, 1837). Эти и ряд других его работ позволяют отнести Жомини к числу родоначальников военно-теоретической мысли. А. Жомини с 1798 г. служил в швейцарской, а в 1804—1813 гг. — во французской армии. Являлся одним из основателей Императорской военной академии в России, привлекался к планированию военных действий в Русско-турецкой (1828— 1829) и Крымской (1853—1856) войнах.
19 Характеризуя научную деятельность Жомини, профессор Свечин писал, что в течение столетия военная мысль всего мира, расшаркиваясь перед Клаузевицем, жила по преимуществу идейным наследием Жомини. См.: Стратегия в трудах военных классиков. Т. 2. С. 104.
20 Развитие отечественной военной мысли, в том числе и стратегической, происходило в указанный период в обстановке борьбы между представителями национальной, или русской, военной школы и официальной, или, как ее называли, «академической», склонной к копированию образцов западноевропейской военной системы. На характер, направленность, масштабы и темпы военно-теоретических исследований непосредственное влияние оказывали также войны с наполеоновской Францией, и особенно Отечественная война 1812 г., движение декабристов и их восстание в декабре 1825 г., Крымская, Русско-турецкая 1877—1878 гг., Русско-японская 1904—1905 гг. войны и другие военные и политические события.
21 Российский государственный военно-исторический архив (РГВИА). Ф. 846. Д. 17905. Л. 8.
22 Хатов А.И. Общий опыт тактики: В 2 ч. СПб., 1807— 1810; А. де-Романо. Краткое начертание главнейших правил военачальнической науки. СПб., 1802.
23 Характерной особенностью такого наступления, начинавшегося, как правило, в широкой полосе, являлось постепенное сужение его фронта с последующим сосредоточением всех или большей части отдельно действовавших до этого на разобщенных направлениях частных армий на одном, главном участке для проведения единого для них генерального сражения.
24 Окунев Н.А. Разбор главных военных операций, битв и сражений в России в кампанию 1812 г. / Пер. с франц. А.А. Голубова. СПб., 1912. (вышла в Париже в 1829 г.); Неелов Н.Д. Очерк современного состояния стратегии. СПб., 1849; Языков П.А. Опыт теории стратегии: В 3 ч. СПб., 1842 и др.
25 Лишь в 1869 г. Г.А. Леер в первой части своего знаменитого труда «Опыт критико-исторического исследования законов ведения войны (положительная стратегия)» дал этому явлению название «стратегическая операция», которая рассматривалась им как часть кампании или войны.
26 Бурцов И.Г. Мысли о теории военных знаний // Воен. журнал. 1819. Кн. 2. С. 47. Кстати, оценивая уровень развития военно-теоретической мысли конца XVIII — начала XIX в. в России, И.Г. Бурцов утверждал, что она «находилась еще в младенческом состоянии». См.: там же. С. 55.
27 Русская военно-теоретическая мысль XIX и начала XX веков / Под ред. Л.Г. Бескровного. М.: Воениздат, 1960. С. 8.
28 Цит. по: Энциклопедия военных и морских наук. Т. VII. С. 321.
29 Медем Н.В. Обозрение известнейших правил и систем стратегии. СПб., 1836. С. 1, 2.
30 Там же. С. 1.
31 Богданович М.И. Записки стратегии, правила ведения войны, извлеченные из сочинений Наполеона, эрцгерцога Карла, генерала Жомини и других военных писателей: В 2 ч. СПб., 1847.
32 Языков П.А. Указ. соч.
33 Там же. Ч. 1. С. 27, 28.
34 Там же. С. 34.
35 Там же. С. 3.
36 Кстати сказать, П.А. Языков был первым из военных писателей, кто рассматривал военную географию как науку, составляющую отдельную отрасль стратегии. См.: Языков П.А. Указ. соч.
37 Языков П.А. Указ. соч. Ч. 1. С. 60—62.
Генерал-лейтенант в отставке В.Т. ИМИНОВ
(Окончание следует)
