CC BY
91Другим важным явлением повысившим боеспособность казахских вооруженных сил стало бурное развитие института батырства, который стал важным организационным элементом, цементировавшим и усиливавшим родо-племенную структуру казахской армии. Влиятельные батыры, имевшие богатый опыт участия в боевых действиях принимали командование над родовыми подразделениями, поддерживали дисциплину в войсках, участвовали в разработке и проведении боевых операций. Их авторитет и профессионализм, в определенной степени компенсировали структурные слабости родо-племенной системы организации войск (Бобров, Борисенко, Худяков, 2010, с. 140-142).
Второй период эволюции военной организации казахов может быть локализован второй половиной XVIII - первой третью XIX вв. Главным содержанием данного периода является рост значения ханских и султанских дружин составленных из тюленгутов. В ходе разгрома Джунгарии и откочевки волжских калмыков в 1771 г. в плен к казахам попало большое количество ойратов, в том числе мужчин обладавших значительным боевым опытом. Они были включены в состав дружин казахской аристократии, что резко увеличило их численность и боеспособность. К ойратам добавились представители иных этнических групп, а также казахи, по тем или иным причинам порвавшие со своими родами. В результате численность некоторых тюленгутских отрядов возросла с нескольких десятков до нескольких сотен и даже тысяч воинов. Помимо прочего это привело к укреплению политического влияния тех степных правителей, которые сумели собрать под свои знамена наиболее многочисленные тюленгутские дружины. Наибольших успехов на данном поприще добился хан Аблай, который «... имел несколько тысяч семей тюленгутов, с помощью которых и воевал» (Курылев, 1990, с. 13). Наличие многочисленной тюленгутской «гвардии» позволяло Аблаю уже не заискивать перед родовой знатью, вымаливая очередной отряд родового ополчения для грядущего похода, а разговаривать со старшинами с позиции силы. По отзывам современников и потомков, он «... сам судил виновных в непокорных аулах и сам со своими тюленгутами чинил расправу над ними» (Эпистолярное наследие., 2014, с. 277). Вероятно, именно для управления тюленгутами в казахских войсках была возрождена десятичная система с соответствующей армейской управленческой структурой. По данным А.К. Кушкумбаева среди воинских командиров хана Аблая уже упоминаются «тысячники» и «сотники» (Кушкумбаев, 2001, с. 89), что может свидетельствовать о наличии в войсках Аблая отрядов по 100 и 1000 воинов. Таким образом, во второй половине XVIII в. структура казахских вооруженных сил претерпела значительные изменения. Теперь главным партнером казахских родовых ополчений становятся хорошо вооруженные и подготовленные дружины тюленгутов, в то время как значение отрядов набранных из союзных и вассальных народов существенно снижается.
В ходе военных операций второй половины XVIII в. казахские военачальники учитывали опыт создания всеказахского ополчения первой половины столетия. В походах против джунгар в 50-х гг. XVIII в. и волжских калмыков в 1771 г. войска разных казахских жузов активно взаимодействовали между собой. В решающие моменты противостояния численность казахских корпусов, действовавших против джунгар, исчислялась десятками тысяч всадников. Так, например, султан Аблай утверждал, что в компании 1754-1755 гг. действовало две больших казахских армии численностью 60 и 40 тыс. чел. соответственно (Эпистолярное наследие, 2014, с. 287). Данные цифры, скорее всего, сильно преувеличены, однако они отражают многочисленность казахского ополчения, действующего на джунгарском направлении в период крушения Ойратского государства.
Если отряды тюленгутов могли делиться по десятичному принципу, то основная масса казахских войск сохранила родо-племенную организацию, включавшую такой характерный элемент, как выборы командного состава. Я.П.Гавердовский сообщал по этому поводу в 1803 г.: «Испытанная храбрость и предприимчивость дает право быть предводителем, а общий глас народа определяет их жребий. Стекшись в единое место, все разделялись по партиям, и каждая, составивши свой круг, выбирала из среды своей храброго и отважного начальника. Наконец, избранные сии особы назначили из своего общества двух родовых предводителей, известных опытностью и мужеством. Один из оных должен был представлять главу воинства, или, лучше сказать, правителя совета, без которого никаких предприятий производить не позволялось, другому же поручалось хранение родового знамени. Если для военного предприятия шли несколько родов, то частные военачальники избирали четырех военных полководцев, из коих двое хранили главное знамя всей орды, а другие управляли советом» (История Казахстана, 2007. Т.5, с. 433, 434).
Управление войсками в бою осуществлялось с помощью устных приказов и знамен, причем первоначально каждый род имел знамя определенного цвета: «Прежде, когда в ордах господство-
вал порядок, каждый род на случай войны имел особенного цвета знамя или кусок бумажной материи, навязанный на пику. В отделениях, или аймаках, и тюбях были также распределены значки, цветом соответствующие родовому знамени. Они во время битвы служили вместо кормила для ратоборствующих. Толпы следовали всегда около своих знамен; где они видимы были, там более теснились воины и производили жестокую сечу. Как скоро воинство теряло их из глаз, то рассеивалось в беспорядке, считая себя побежденным. Нередко отважная храбрость и искусство от управления таковыми знаменами давала случай выигрывать сражение над сильными неприятелями» (Там же, с. 433)1.
Реформированная казахская армия хорошо зарекомендовала себя в ходе военных кампаний второй половины XVIII в. Так, в частности, хану Аблаю удалось нанести ряд сокрушительных поражений войскам воинственных киргизских кочевников. Однако ослабление ханской власти и усиление центробежных тенденций внутри казахского общества после смерти Аблая, негативно сказались на военном потенциале казахских жузов, что проявилось в ходе военных конфликтов с Ко-кандом и Хивой в первой трети XIX в.
Третья волна военных реформ (40-е гг. XIX в.) была связана с деятельностью хана Кенесары Касымова и его приемников. Этот выдающийся казахских правитель, синтезировал традиционную степную военную организацию с элементами военных систем Российской империи и среднеазиатских государств. Итогом данных преобразований стал обновленный вариант десятичной системы, сохранивший все лучшие отличительные особенности данной формы организации войск, включая деление армии на отряды строго определенной численности спаянных суровой дисциплиной и вертикальной системой подчинения.
Основу войск Кенесары Касымова в первой половине 40-х гг. XIX в. составляли тюленгуты (преимущественно потомки ойратов) и примкнувшие к нему воины различных казахских родов. Согласно сообщению поручика Герна (1845 г.): «Скопище султана Кенисары Касымова состоит из собственных его теленгутов (до 1000 кибиток), которые достались ему в наследство от хана Аблая и большей частью калмыцкого происхождения и до 1000 же кибиток пришатнувшихся к нему бродяги барантовщиков из разных (казахских) родов... Кенисара действует неограниченно, за малейшее преступление наказывает смертью или рассечением головы, и потому страх к нему не имеет границы. Он говорит мало и каждое слово его исполняется буквально» (Национально-освободительная война, 1996, с. 399). За год до Герна штабс-капитан Фомаков отмечал о Кенесаре: «все окружающее он умел подчинить самой деспотической власти; войско его составлено из самых отчаянных голов, готовых на все; неповиновение или вообще неисполнение его воли, некоторая свобода в обращении наказывается немедленной мучительной смертью. Все это вооруженное скопище делится на сотни под командой юзбаши (сотников), де-башей (десятников). В каждой сотне есть знамя» (Казахско-русские отношения, 1961, 303, 304).
Для управления войсками Кенесарой был учрежден институт есаулов. В войсках были введены знаки различия. Так, например, представители командного состава («почетные люди») носили сабли в ножнах «в чехлах из красного сукна», кроме того, есаулы имели «. разные наружные отличия, состоящие из полотняных и бархатных лоскутков пришиваемых к плечу и груди» (Национально-освободительная война., 1996, с. 401). Некоторые казахские военачальники щеголяли в «казачьем штаб-офицерском платье в эполетах и шарфе» (Национально-освободительная война., 1996, с. 284).
Для обеспечения тюленгутов и ополченцев оружием были организованы казенные оружейные («кунак-ханэ»). Согласно традиции каждый казахский ополченец должен был сам обеспечивать себя провиантом. Однако в условиях перманентного военного конфликта это было далеко не просто, поэтому Кенесары ввел элементы централизованного снабжения воинов продуктами питания (Там же, с. 400).
Важным направлением преобразований стала реформа боевой подготовки войск. Если ранее индивидуальная и коллективная подготовка казахских воинов была построена по традиционной для степных сообществ схеме2, то Кенесары Касымов ввел систематическое обучение войск приемам владения различными видами вооружения. Посещавший воинский лагерь Кенесары киргиз-
1 Необходимо отметить, что практика широкого использования родовых и аймачных знамен определенного цвета была широко распространена в XVIII в. Однако уже к началу XIX в. данный воинский обычай уже постепенно уходил в прошлое (История Казахстана., 2007. Т.5, с., 434).
2 Основные приемы и навыки оттачивались в рамках спортивных состязаний, охоты, барымты и «малой» степной войны.
ский посланник Калигул отмечал: «Около тысячи джигитов обучались меткой стрельбе, отдельные группы джигитов тренировались в рубке, а другие овладевали искусством пикирования» (Бекмаха-нов, 1992, с. 295).
Мероприятия в сфере совершенствования военной организации существенно повысили боеспособность войск Кенесары, что наглядно проявилось в ходе боев с российскими и кокандскими войсками и, особенно, в столкновениях с ополчениями казахских родов, сохранивших верность Российской империи.
Подводя итог, необходимо отметить, что на протяжении XVIII - первой половины XIX вв. военная организация казахов претерпела значительные изменения. К началу рассматриваемого периода казахская армия была организована по родо-племенному принципу, в то время как десятичная система была сохранена лишь фрагментарно. Столкновение с джунгарской военной «машиной» привело к возрождению всеказахского ополчения и дало мощный импульс развитию института ба-тырства. Опыт джунгарских войн не прошел бесследно и уже в середине XVIII в. в казахских войсках наметились тенденции возрождения десятичной системы. Главным нововведением данного периода был резкий численный рост ханских и султанских дружин тюленгутов, которые значительно усилили традиционную родо-племенную систему организации казахских войск. Высшей стадии развития казахские вооруженные силы достигли в период правления хана Кенесары Касы-мова, который довел до конца военную реформу, начатую его дедом ханом Аблаем. Армия Кене-сары была организована на основе обновленной десятичной системы, разделена на подразделения по 10 и 100 чел. во главе с десятниками, сотниками и есаулами. В войсках внедрялась жесткая вертикальная система подчинения, основанная на суровой дисциплине. Важным нововведением Кенесары стала систематическая боевая подготовка воинов.
Завершение вхождения Казахстана в состав Российской империи (а впоследствии в состав СССР) положило начало новому этапу истории развития воинской традиций и военного искусства казахского народа.
ЛИТЕРАТУРА
1. Бекмаханов Е. Казахстан в 20-40-е годы XIX в. Алма-Ата: «Казак университет!», 1992. 400 с.
2. Бобров Л.А. «И напали на них с копьи жестоко.». Сражение на р. Аягуз (1717): предпосылки, ход, результаты // Para-Bellum, 2009, № 31. С. 67-104.
3. Бобров Л.А. «415 ушей в подарок губернатору». Битва в урочище Узени (1724): предпосылки, ход, результаты // Батыр. Традиционная военная культура народов Евразии, №2(3). 2011. С. 2-12.
4. Бобров Л.А. Современники о военном искусстве казахов XVII - XIX вв. Новосибирск: НГУ, 2015 (в печати).
5. Бобров Л.А., Борисенко А.Ю., Худяков Ю.С. Взаимодействие тюркских и монгольских народов с русскими в Сибири в военном деле в позднее Средневековье и Новое время. Новосибирск: НГУ, 2010. 288 с.
6. Ерофеева И. В. Хан Абулхаир: полководец, правитель, политик. Алматы: Дайк-Пресс, 2007. 456 с.
7. Ерофеева И.В. Институт батыров в структуре военной организации казахов-кочевников// Роль номадов евразийских степей в развитии мирового военного искусства. Алматы: «Издательство LEM», 2010. С. 322-352.
8. История Казахстана в русских источниках XVI-XX вв.: в 10 т. Алматы: Дайк-Пресс, 2007б. Т. 5. Первые историко-этнографические описания казахских земель. Первая половина XIX века - 619 с.
9. Казахско-русские отношения в XVI-XVIII веках: сб. документов и материалов. Алма-Ата: Изд-во АН Казахской ССР, 1961. 680 с.
10. Курылев В.П. К вопросу об институте тюленгутов у казахов// Этнографические аспекты традиционной военной организации народов Кавказа и Средней Азии. Вып. 2. М.: Академия наук СССР, 1990. С. 3-31.
11. Кушкумбаев А. К. Военное дело казахов в XVII-XVIII веках. Алматы: Дайк-Пресс, 2001. 172 с.
12. Национально-освободительная борьба казахского народа под предводительством Кенесары Касы-мова (Сборник документов). Алматы: «Гылым», 1996. 512 с.
13. Прошлое Казахстана в источниках и материалах V-XVIII вв. - М.; Алма-Ата: Наука, 1935. - 299 с.
14. Семенюк Г. И. Оружие, военная организация и военное искусство казахов XVII-XIX вв. // Вопросы военной истории России XVIII - первой половины XIX в. М.: Наука, 1969. С. 263-272.
15. Эпистолярное наследие казахской правящей элиты 1675-1821 годов. Т. I. Письма казахских правителей 1675-1780 гг. Алматы: АО «АБДИ Компани», 2014. 696 с.
Л.А. Бобров
ЭБЕЛХЭЕРДЭН КЕНЭСАРАГА КАДЭР КАЗАХ KY4MOHHOPEHE4 ХЭРБИ ТвЗЕЛЕШЕ (XVIII ГАСЫР - XIX ГАСЫРНЬЩ БЕРЕНЧЕ ЯРТЫСЫ)
Мэкалэдэ XVIII гасыр дэвамында h9M XIX йезнец беренче яртысында казах кучмэннэренен гаскэри тезелеш Yзенчэлеклэре карала. Бу чорда казах хэрби кечлэренец эволюциясендэ еч теп этап аерып чыгарыла. Беренче этапта (XVIII гасырньщ беренче яртысы) казах гаскэре ыру-кабилэ принципы буенча тезелгэн була. XIII - XIV гасырлардан, Дэште Кыпчак кYчмэннэреннэн, казахларга мирас булып калган hэм тагын да камиллэк гаскэрне унлыклардан тезY системасы XVIII гасыр башында фэкать елешчэ генэ сакланган була.
Калмак иле (жуангарлар) белэн канкойкыч сугышлар бетенказах опочениесен торгызуга китерэ hэм батырлар институты Yсешенэ кечле этэргеч бирэ. Бу чаралар ыру-кабилэ системасы буенча гаскэр тезелешендэге кайбер тискэре кYренешлэрне шомартырга мемкинлек бирэ hэм казах гаскэренен сугышчанлыгын шактый кечэйтэ. Икенче этапнын теп эчтэлеге (XVIII гасырнын икенче яртысы -XIX йезнен беренче еч дистэ елы) хан hэм солтан теленгут дружиналарынын эhэмияте артудан гыйбэрэт, алар бу заман хэрби кампаниялэрендэ кабилэ ополчениялэренен теп партнерына эверелэ. КYпсанлы теленгут дружиналары белэн идарэ итY зарурлыгы унлыклардан оешкан гаскэр системасын елешчэ торгызуга китерэ. Казах гаскэри тезелешенен эволюциясенен еченче этабы (XIX гасырнын 40нчы еллары) Кенэсары реформалары белэн бэйле. Бу идарэче Yзенен отрядларында унлыклар системасынын янартылган вариантын кертэ, кырыс хэрби дисциплина hэм вертикаль буйсыну системасын урнаштыра, Yзэклэштерелгэн тээмин иту элементларын булдыра, даими хэрби хэзерлек тэртибен кертэ. Янартылган Кенэсары армиясе Россия империясенэ тугрылык саклаган казах идарэчэлэре гаскэрлэре, шулай ук Россия казаклары, кокандлылар hэм кыргызлар белэн белэн бэрелешлэрдэ югары дэрэжэдэге хэрби осталыкларын кYрсэтэ.
Ачкыч сузлэр: Казахстан, казахлар сугыш сэнгате, казахлар гаскэри тезелеше.
L.A. Bobrov
THE MILITARY ORGANIZATION OF THE KAZAKH NOMADS FROM ABULKHAIR KHAN TO KENESARY KHAN (18th CENTURY - FIRST HALF OF THE 19th CENTURIE)
The article describes the features of the military organization of the Kazakh nomads during the first half of the XVIII-XIX centuries. There are three main stages of the evolution of the organization of the Kazakh armed forces. In the first phase (first half of the 18th century) the Kazakh army was organized on tribal lines. The improved organization of the troops' decimal system, inherited from the nomadic Kazakhs Desht-i Kipchak of the 13th-14th centuries. At the beginning of the 18th century, it was preserved only in fragments. The fierce war with Dzungaria led to the revival of All-Kazakh militia and gave a powerful impetus to the development of the Institute heroism (batyrstva). These measures helped to neutralize some of the negative side of the tribal system of the Kazakh army and significantly improved its fighting capacity. The main content of the second phase (second half XVIII - first third of the XIX centuries), was the increase of the significance of the Sultans' and khans' tyulenguts teams which become the main partner of the tribal militias during the military campaigns of the given period. The need for managing multiple squads' of tyulenguts leads to partial resuscitation of the decimal organization of the troops. The third phase of the evolution of the military organization of the Kazakhs (40-ies XIX century) was associated with the reforms Khan Kenesary. This ruler has entered into an updated version of the decimal system, installed harsh military discipline, rigid vertical chain of command, elements of centralized procurement, systematic military training. Kenesary's reformed army Kenesary showed a high level of combat readiness in the clashes with troops of the Kazakh rulers who remained faithful to the Russian Empire, as well as in the battles with the Russian Cossacks, Kokands and Kyrgyzs.
Keywords: Kazakhstan, Kazakh art of war, the military organization of the Kazakhs.
Сведения об авторе:
Бобров Леонид Александрович, доктор исторических наук, доцент Кафедры археологии и этнографии Новосибирского государственного университета (г. Новосибирск); E-mail: spsml@mail.ru
Бобров Леонид Александр улы - тарих фэннэре докторы, Новосибирск дэYлэт университетынын археология hэм этнография кафедрасы доценты (Новосибирск шэhэре).
Bobrov Leonid Aleksandrovich - Doctor of Historical Sciences, Professor of the Department of Archaeology and Ethnography, Novosibirsk State University, Novosibirsk (Novosibirsk).
УДК 94:327(477.7)
РУССКО-КРЫМСКИЙ ПОСОЛЬСКИЙ СЪЕЗД ПОД ЛИВНАМИ ОСЕНЬЮ 1593 ГОДА
© 2015 г. А.В. Виноградов
Статья посвящена поворотному моменту в русско-крымских отношениях последней четверти XVI века - русско-крымскому посольскому съезду под Ливнами, на котором было достигнуто предварительное мирное соглашение между Крымским ханством и Русским государством, закрепленное через полгода бахчисарайским договором 1594 года
Ключевые слова: русско-крымские отношения, Крымское ханство, посольский приказ, Гиреи.
Позиция сторон летом 1593 года
К лету 1593 года русско-крымские отношения подошли к очередному повороту: продолжавшаяся с осени 1591 года взаимная дипломатическая игра двух сторон исчерпала себя; ситуация в двусторонних отношениях требовала принятия серьезных решений. Ключевой проблемой по-прежнему являлась отпуск в Крым вдовы Сеадет-Гирея и Мурад-Гирея Ертуган, который должен был сопровождаться ликвидацией весьма опасного как для правящего хана, так и в целом для династии Гиреев «очага» крымской эмиграции, сложившегося на территории Русского государства во второй половине 80-х гг. Правительство московского царя Федора Ивановича во главе Борисом Федоровичем Годуновым, в руках которого сосредотачивались все нити руководства внешней политикой Русского государства, готово было пойти на «отпуск» Ертуган и даже части крымской эмиграции при условии принятия на себя обязательств крымской стороны об отказе от нападений на Русское государство. Шедшие в течении второй половины 1591 г. и всего 1592 г. «ссылки» между Москвой и Бахчисараем не привели к компромиссному решению (Виноградов, 2014, с. 1839). Неопределенная ситуация в отношениях с Москвой усугублялась для хана Гази-Гирея II позицией Порты в вопросе о его дальнейшим нахождении на крымском престоле. Это, в свою очередь, зависело от политики Порты в отношении Русского государства, которая несла в себе определенные противоречия, что проявилось при активизации русско-османских дипломатических контактов с конца 1592 г. (посольство в Стамбул Г.Нащокина, ответная миссия в Москву Резвана чавуша), о чем было прекрасно известно в Бахчисарае1. Порта была серьезно обеспокоена усилением позиций Русского государства на Кавказе и активизацией действий донского казачества против османских владений в низовьях Дона, в которой она не без оснований усматривала «руку Москвы» (Смирнов, 1946, т. 1, с. 148-149). С другой стороны, в Стамбуле уже к началу 1593 г. было принято решение о начале войны против австрийских Габсбургов. В этих условиях переговоры Г.Нащокина с великим везирем Синан-пашой выявили серьезную озабоченность Порты дипломатическими контактами Москвы с австрийскими Габсбургами. С 1592 года они, как известно, стремительно развивались. К моменту отбытия в Стамбул Г.Нащокина в Москве уже было известно о готовящимся посольстве М.Варкоча. Русский посланник в Стамбуле эти контакты не отрицал, так же как и продолжающиеся «ссылки» Москвы с Сефевидами, но согласно данному ему «наказу» подчеркивал, что русская сторона не намерена идти на открытой конфликт с Портой. В этом контексте Г.Нащокин также подтверждал продолжающиеся интенсивные «ссылки» Москвы с Крымом с тем, чтобы добиться «мира и дружбы» с ханом Гази-Гиреем II. Весной 1593 г. «ссылки» Москвы с Бахчисараем действительно активизировались: после приезда в Москву гонца Джан-паши мурзы в апреле в Крым был отправлен посланник С.Безобразов. Его миссия, завершившаяся на посольском съезде под Ливнами в ноябре 1593 г., привела к реальным сдвигам в русско-крымских отношениях (Виноградов, 2014, с. 40-44).
Позиция крымского хана Гази-Гирея II, разделяемая в целом лояльными ему остававшимися в Крыму представителями дома Гиреев и большей части политической элиты ханства, определялась необходимостью урегулировать отношения с Москвой до выступления крымской орды на театр
1 Г.Нащокин традиционно в Стамбул и обратно следовал через Кафу.
военных действий против австрийских Габсбургов в Центральную Европу. Неизбежность вовлечения Крыма в начинавшейся военный конфликт стала очевидна после получения в конце июля -начала августа 1593 года послания хану от великого везира Синан-паши (Там же, с. 44).
Установление «доброго дела» между Москвой и Бахчисараем крымская сторона при активизации весной и летом 1593 г. русско-крымских дипломатических связей (миссия посланника С.Безобразова в Крым и ответная миссия посланника Ямгурчея аталыка в Москву) «официально» обуславливала следующими требованиями, частично ультимативного характера:
- отпуск вдовы Мурад-Гирея и Сеадет-Гирея Ертуган и всех лиц, входивших в состав ее «двора», и вообще всех «ближних людей» Мурад-Гирея, остававшихся в Русском государстве;
- выплата «предварительных поминок» и «запросов», как в материальном так и в денежных эквивалентах во время посольского размена для немедленной отсылки их в Крым;
- принятие на себя Москвой обязательств фиксированных выплат «поминок» после заключения русско-крымского «докончания» в Крыму.
Личная позиция хана Гази-Гирея II, обозначенная в его «тайных посланиях» как на имя государя Федора Ивановича так и на имя Б.Ф.Годунова (РГАДА, ф. 123, оп. 1, ед.хр. 20, лл. 30 об .35 об., ед. хр. 18, лл. 234 об.-238) и во время «расспросов» 31 июля 1593 г. посольским дьяком А.Я.Щелкаловым, доставлявшим эти послания его эмиссара Ямгурчея-аталыка (Там же, ед. хр. 21, л. 19-20), связывала получение «запросов» в денежном эквиваленте с устойчивостью его положения на престоле. При этом если весной 1593 года речь шла о планах его смещения инспирируемых при султанском дворе его братьями Алп-Гиреем, Сахиб-Гиреем и Мубарк-Гиреем, в случае реализации которых он предполагал покинуть Крым и просить, как и его племянники в 1584-1586 гг., политической и даже военной поддержки Москвы, то к осени акценты в позиции хана изменились. Гази-Гирей II опасался, что после его отбытия на театр военных действий Москва может в какой-либо форме прийти к соглашению с габсбургской дипломатией и организовать нападения либо на «крымские улусы», либо на османские владения. В этом случае связанный установленным «добрым делом» с Москвой хан неизбежно будет смещен с престола Портой и физически уничтожен. Впрочем, все это проявилось только весной 1594 года после прибытия русского посольства князя М.А. Щербатова в Крым.
Позиция различных кланов крымской знати в отношении установления «доброго дела» с Москвой определялась по традиции стремлением взять под свой контроль ход русско-крымских «ссылок» с целью получения максимальных «материальных выгод». В лету 1593 года это ярко проявилось в интригах беков Дербиша Кулюкова и Ахмед-паши Яшлавского. Однако была еще и жесткая позиция Мансуров, возглавляемых Арсланаем «Дивеевым», клан которых находился на пике своего политического влияния.
Арсланай стремился строить свои отношения с Москвой практически самостоятельно, благо в его распоряжении находился сын Ертуган Девлет-Гиреей, отправленный к нему ханом фактически в качестве заложника.
Все это прекрасно осознавалось руководителями русской дипломатии - лично Борисом Федоровичем Годуновым, полностью державшим в своих руках ход русско-крымских ссылок и действующим с ним в теснейшей координации посольским дьяком Андреем Яковлевичем Щелкало-вым. Общие контуры русской позиции были определены уже при отправлении С.Безобразова. Русская сторона дала согласие на неоднократно выдвигаемое с 1591 года предложение хана Гази-Гирея II обусловить проведение посольского размена проведением посольского съезда. Эта особая форма дипломатических «ссылок», при которой крымская сторона брала на себя предварительные обязательства отказа от враждебных действий в отношении Русского государства при условии немедленной передачи уже при посольском размене значительного количества «материальных ценностей» как в форме «поминок» Гиреям так и «жалования» крымской знати, была уже опробована в 1582 гг.
Согласование позиции по проведению посольского съезда
Вопрос о проведении посольских съездов уже давно рассматривался в переписке московских государей и крымских ханов.
Эта особая форма дипломатических переговоров начала активно практиковаться в последней четверти XVI века как в отношениях с Крымом, так и с Речью Посполитой. В дипломатических связях Москвы с Крымом посольские съезды зародились из формы размена посольств с сопутствующими переговорами. Инициатива этого принадлежала клану беков Яшлавских - московских
«амиаиатов « «князей Сулешевых», которые, по замечанию С.О.Шмидта, уже в первой половине XVI века с целью убыстрения обмена посольствами выезжали к Путивлю, не дожидаясь приезда в Крым русского гонца с известиями, что русское посольство уже снаряжено и готово выехать навстречу крымскому (Шмидт, 1961, с. 373). В сентябре 1540 г. был предпринят первый опыт посольского размена с участием специального крымского представителя: «князь» Салимша сопровождал к Путивлю посольство Тагалды-мурзы для размена с посольством княза А.В.Кашина-Оболенского и отпускаемым крымским посольством своего брата «князя» Сулеша. С русской стороны размен осуществлял «Иван Ильин сын Челищев», специально отправленный к Путивлю 9 августа 1540 г. (ПСРЛ, т. 13, с. 133). В эпоху Девлет-Гирея I, особенно после 1563 г. сложилось положение по которому посольский размен становился прерогативой рода «Сулешевых». Тогда «князь» Сулеш, столкнувшись с трудностями при организации размена посольства А.Ф.Нагого с задерживаемом в Москве посольством Джан-Болды при одновременном размене новыми посольствами предложил, чтобы его сын Мурад-мурза отправился «провожать» отпускаемое русское посольство к Путивлю и остался бы там дожидаясь отпущенного крымского посольства. Предложение, в принципе одобренное Иваном Грозным, было не реализовано, но к нему вернулись после 1576 г., в период нахождения в Крыму посланника Е.Л.Ржевского. Мураду «Сулешеву», уже в качестве главы клана Яшлавских, удалось к осени 1577 г. достигнуть одобрения этой формы посольского размена с его участием ханом Мухаммед-Гиреем II. Сам Мурад был назначен ханом «разменным» послом. Предусматривалось, что в случае успешного проведения посольского размена, он получит значительное «жалование». При этом с формальной стороны «князь» Мурад, прежде всего, заботился о безопасности посольского размена, так как и крымские и русские дипломаты подвергались в это время нападениям запорожских казаков. Первый посольский размен с участием «князя» Мурада - посольств Тягриберди-мурзы и князя В.В.Масальского - был сорван в феврале 1578 г. по вине крымской стороны, второй через несколько месяцев увенчался успехом. К сожалению, ход подготовки русской стороны к посольскому размену сохранился в составе русской посольской документации только за период январь и февраль месяцы 1578 г. в составе пятнадцатой крымской посольской книги в виде «наказной памяти» посольству князю В.В.Масальскому и многочисленных указных грамот путивльским воеводам. Русскому посольству вместе с отпущенными крымскими гонцами во главе с Девлет-Килдеем по прибытии в Путивль предписывалось находиться под усиленной охраной и не выезжать к реке Сейм (РГАДА, ф. 123, оп. 1, ед. хр. 15, л.60). В случае, если ко времени их прибытия в Путивль уже будет известно, что крымское посольство находится на Сейме, к нему следовало отправить служивых татар с тем. чтобы договориться о дне размена (Там же, л. 60 об.). В случае желания Мурада Яшлавского немедленно осуществить размен следовало не препятствовать (Там же, л. 61 об). Русское посольство к месту размена должен был сопровождать значительный «эскорт» (Там же, л. 63 об.-64). Такой же «эскорт» должен был сопровождать от Сейма к Путивлю крымское посольство. В случае, если крымцы на Сейм не подойдут, следовало отправить им на встречу служилых татар, которые должны были «дожидаться вестей» об их приближении. Сам размен следовало провести «не мешкая» (Там же, л. 64-64 об.). Однако «князю» Мураду необходимо было тотчас же вручить «государево жалование». Желательно, чтобы это жалование «в полном объеме» было доставлено ему с его «человеком»- гонцом, который находился среди прочих отпускаемых вместе с ханскими дипломатами представителей крымских кланов. В случае если, он не будет его дожидаться, «князю» Мураду следовало вручить только «кречатов». Кроме того, ему предназначались и «шубы», но они хранились в основной «посылке» - «казне», которая находилась под наблюдением дьяка А.Щепилова. (Там же, л. 65-65 об.). Кстати, «казну» следовало до последнего момента оставлять в Путивле. На размен отводился один день, при этом «князю» Мураду необходимо было прочитать речь «по государеву наказу». «Разменный посол» с русской стороны в при предполагаемом в начале 1578 г посольском съезде назначен. не был. Следующий размен посольств крымского во главе с его братом Арасланом и русского во главе с князем В.В.Масальским прошел в августе 1578 г. на реке Сейм под Путивлем.
Материалы по проведении посольского размена в августе 1578 г. в русской посольской документации отсутствуют, но отрывочные сведения о нем содержатся в донесениях князя Ф.И. Хворо-стинина о проведении посольского съезда в Ливнах 1593 г. Посольский размен занял один день и предварялся неоднократными уведомлениями крымцев о своем следовании к реке Сейм. «Князю» Мураду в качестве «разменного посла» от хана был придан вооруженный «эскорт» в несколько тысяч человек. Успех посольского размена, правда, в дальнейшем был сведен на нет фактическим провалом посольства Араслана-мурзы «Сулешева», но, тем не менее, оказал сильное воздействие на дальнейший ход дипломатических «ссылок».
Следующий посольский размен осуществился весной 1582 г. около Путивля, но о нем имеются только отрывочные сведения, главным образом, из разрядов и вновь из русской документации, посвященной подготовке и проведению посольского съезда осенью 1593 г. С русской стороны за него был ответственен думный дворянин Андрей Федорович Нагой (РК, 1550-1636, с. 342) и второстепенный дьяк Иван Шемякин (РГАДА, ф. 123, оп.1, ед. хр. 20, л. 175 об.). С крымской стороны за размен вновь отвечал Мурад Яшлавский (РК, 1550-1636, с. 343).
Как и посольство князя В. В. Масальского в 1578 г., в 1582 г «князь Михайло Федорович з государевою казною» стоял в Путивле и в «литовских в украиных» городах (Там же, с. 343). Посольство князя М.Ф.Барятинского было снаряжено основательно: «Послал государь в Крым посла своего князя Михаила Федоровича Борятинского. Да с ним дьяка Семейку Емельянова; да в дво-ренех бренченом Василья Александрова да из Смоленска Дмитрия Шушерина, да в провожатых до крымских улусов Офонасья Зиновьева с казаки да Офонасья Тютчева с стрельцы» (Там же, с. 342).
Фактически посольский размен 1582 г. завершился катастрофой - посольство князя М.Ф.Барятинского было погромлено запорожцами.
Посольский размен 1582 года уже отчетливо имел черты посольского съезда - помимо того что «для розмены» в Путивль был послан А.Ф.Нагой, « с ним же прислан з государевым жалованием, с платьем ко князем и мурзам, которые присланы на розмену, стряпчий Василий Борисов сын Сукин (Там же). В 1578 г посольский размен проводил только Мурад «Сулешев», а в 1582 г в нем участвовали представители и других крымских кланов. Достоверно известно, что там были Кулю-ковы - «князь Дербышевы дети» (Там же). Значительное количество «государева жалования», присланного специально представителям «крымской знати», прибывшим для «розмена», стало отныне непременным атрибутом последующих посольских съездов - разменов.
С 1589 г. крымская сторона уже стремится поставить вопрос о проведении посольских съездов в практическую плоскость. В посланиях хана Гази-Гирея II Б.Ф.Годунову и царю Федору Ивановичу предлагается предварить посольский размен переговорами с ответственными лицами московской администрации, причем крымская сторона даже настаивает на участии в них самого Б.Ф.Годунова. Со своей стороны, хан предлагает сначала кандидатуру Мурада Яшлавского, затем своего «первого министра» Моллакая Алея аталыка, потом его брата Монаш дувана и, наконец, вновь «князя» Мурада и «князя Дебыша Куликова». Для Мурада «Сулешева» организация посольского съезда превратилась в основную задачу. Его целью было окончательное утверждение этой прерогативы за его кланом. Усилия главы рода «Сулешевых» увенчались только частичным успехом. Москва в принципе приняла весной 1591 г. крымские предложения, но допускала, что они могут быть всего лишь отвлекающим маневром при предполагавшемся крымском нападении, что и произошло. Тем не менее, весной 1591 г. Мурад Яшлавский вместе с Дербышем Кулюковым действительно находился в районе Молочных вод с крымским посольством, что подтверждают донесения русского гонца Ивана Бибикова. Есть все основания предполагать, что он действительно должен был, в случае успеха крымского нападения, предъявить русской стороне крымские требования на посольском съезде. События развернулись, как известно, по другому сценарию: поход окончился неудачей, а сам Мурад умер при возвращении в Крым.
Тем не менее, вопрос о проведении посольского съезда по-прежнему являлся основой урегулирования русско-крымских отношений и главным предметом сложных переговоров дипломатических представителей двух сторон и в Москве и в Бахчисарае. В конце 1591 г., с приездом крымских эмиссаров Ямгурчея аталыка и Ибрагима Ази, крымская сторона начала осторожный зондаж относительно условий нового посольского съезда-размена. Подобная инициатива была весьма сдержанно встречена Б.Ф.Годуновым, однако в течении 1592 г. перспектива проведения посольского съезда стала приобретать реальные очертания.
В Бахчисарае позиция русской стороны была изложена при переговорах русского гонца М.Протопопова в мае - августе 1592 г. Русский гонец напомнил, что инициатива проведения переговоров «ближних людей» крымского хана и московского государя принадлежала крымской стороне: из послания, доставленного гонцом Аллобердеем в июле 1590 г., следовало, что хан «вскоре хотел отпустить ближнего своего человека Молла Аллея аталыка, и с ним вместе «в послех хотел послати Монаш Дувана к нашему украйному городу к Ливнам» (РГАДА, ф. 123, оп. 1, ед. хр. 19, л. 287). Протопопов напомнил также о напрасном ожидании посольства И.В.Траханионова в Ново-сили и затем в Ливнах вместе с назначенным для переговоров при размене окольничим С.Ф. Годуновым (Там же, л. 287 об.). Добрая воля Москвы проявилась в согласии на повторный съезд - размен после миссии в январе 1591 г. «князя» Иссея Кипчакского (вновь с посольством Монаш Дувана). Правда, ввиду смерти И. В. Траханиотова послом был назначен князь
