ПОСОЛЬСТВА КНЯЗЯ М.А. ЩЕРБАТОВА В КРЫМ И ЗАКЛЮЧЕНИЕ РУССКО-КРЫМСКОГО ДОГОВОРА 1594 ГОДА

Виноградов Александр Вадимович

УДК 94

ПОСОЛЬСТВА КНЯЗЯ М.А. ЩЕРБАТОВА В КРЫМ И ЗАКЛЮЧЕНИЕ РУССКО-КРЫМСКОГО ДОГОВОРА 1594 ГОДА

Статья посвящена поворотному моменту в русско-крымских отношениях последней четверти XVI века - заключению русско -крымского договора 1594 года, единственного из договорных актов Крымского юрта и Русского государства, заключенного в XVI веке, и соблюдаемого сторонами на протяжении длительного периода.

Ключевые слова: русско-крымские отношения, Крымское ханство, посольский приказ, Гиреи.

Выступление русского посольства князя М.А.Щербатова в Крым по завершению

посольского съезда и размена под Ливнами

Осенью 1593 года в русско-крымских отношениях наступил новый период. Обе стороны подошли к необходимости прекратить затянувшейся период военно-дипломатической конфронтации. продолжавшейся на протяжении 70-х, 80-х и начала 90-х годов XVI века. После длительных русско-крымских переговоров 1591-1593 гг. был осуществлен посольский съезд и размен под Ливнами на реке Сосне, во время которого было заключено предварительное мирное соглашение1. Переговоры на реке Сосне должны были быть первым этапом заключения русско-крымского «доконча-ния». Составленный в Москве текст договора - русский и крымский противни везло в Крым русское посольство. После его утверждения ханом Гази-Гиреем II - принесением им шерти на крымском противне текста договора он должен был быть возвращен в Москву с этим отпущенным посольством. Русский противень договора должно было привести в Москву крымское посольство, где предполагалось его утверждение - «крестоцелование» царем Федором Ивановичем. Затем уже новое русское посольство должно было вести крымский противень текста договора в Крым для повторного принесения шерти ханом2. Сложный механизм заключения русско-крымских договорных актов ни разу не завершался успехом на протяжении XVI столетия, начиная с эпохи Менгли-Гирея I. В январе 1564 года хан Девлет-Гирей I шертовал на крымском противне текста договора привезенным посольством А.Ф.Нагого, но только после внесенных в него изменений. Русский противень с аналогичными изменениями был утвержден «крестоцелованием» Ивана IV в марте 1564 года. Однако в дальнейшем крымская сторона внесла в тест договора новые изменения, фактически лишающие его конкретного значения, и в конечном итоге русские послы отказались его признать при повторном принесении шерти ханом в июле 1566 года (Виноградов, 2016, с. 34-39). Следующий проект русского-договора, привезенный в Крым в 1578 году посольством князя В.В.Масальского, вообще не был принят к рассмотрению ханом Мухаммед-Гиреем II. С 1589 года хан Гази-Гирей II и фактический правитель Русского государства Борис Федорович Годунов начали рассматривать вопрос о возможности заключения нового договора. Взаимный дипломатический зондаж относительно возможности заключения русско-крымского «докончания» возобновился осенью 1591 года после провала крымского похода на Москву. Однако взаимное недоверие сторон, усугублявшееся непрочностью положения на престоле хана Гази-Гирея II, наличием проблемы нахождения на территории Русского государства вдовы претендентов на крымский престол Сеадет-Гирея и Мурад-Гирея «царицы» Ертуган с частью приверженцев покойных «царевичей» и, главное, позицией Порты делало проблему заключения договора между Москвой и Крымом труднореализуемой по «прежним обычаям».

Именно поэтому в ходе сложных дипломатических переговоров сторон в 1591-1593 годах было решено прибегнуть к заключению предварительного соглашения «разменными послами» в ходе посольского съезда. Это соглашение составленное в Москве было утверждено принесением шерти

1 О ходе посольского съезда см: (Виноградов, 2015).

2 О шертных соглашениях на постордынском геополитическом пространстве см.:. (Зайцев, 2008); (Моисеев, 2014).

9 ноября 1593 года «разменным послом» хана Гази-Гирея II, Ахмед-пашой «Сулешевым»-Яшлавским, представителем калги Фетх-Гирея Казы Байрамом и эмиссарами кланов крымской знати. 10 ноября произошел посольский размен. Через Сосну переправилось крымское посольство «князя Ишмаметя Ширинского», 12 ноября двинувшиеся в Ливны и далее в Москву.

Исполнение этого посольства остававшегося на территории Русского государства до лета 1595 года сложилось не менее драматично, чем отправившегося в Крым русского посольства, но это тема отдельного исследования.

В противоположную сторону через Сосну переправилось направлявшееся в Крым русское посольство князя Меркурия Александровича Щербатова и дьяка Афанасия Демьянова. Уже первые дни его пребывания в крымском лагере на реке Сосны показали сложность стоящей перед послами задачи.

Принесение шерти Ахмед-пашой «Сулешевым»-Яшлавским и представителями кланов крымской знати 9 ноября 1593 года еще не обеспечивало заключение русско-крымского «докончания». Сама по себе шерть принесенная перед русскими разменными послами имела характер присяги прежде всего представителя клана «Сулешевых»-Яшлавских и могла быть оспорена в ходе пребывания русского посольства в Крыму ханом, калгой и главами других влиятельных крымских кланов. К тому же переговоры на реке Сосне оставили ряд нерешенных вопросов. К ним относились согласие Москвы на требование крымской стороны присылке «поминок» в сумме десяти тысяч рублей при каждом посольском размене, по существу уже на стадии ратификации царем Федором Ивановичем русско-крымского «докончания» в случае принесения шерти ханом в Крыму. Это требование русскими разменными послами было отвергнуто. Московские эмиссары - «разменные послы» князь Федор Иванович Хворостинин и Богдан Яковлевич Бельский во время посольского съезда также огласили половинное снижение суммы «запросных денег», открыто истребованных крымской стороной.

Еще более запутанная и сложная ситуация складывалась в плане реализации неофициальных договоренностей между Борисом Федоровичем Годуновым и эмиссаром хана Ямгурчеем аталыком относительно поддержки Москвой Гази-Гирея II в случае его смещения с престола султаном. Их выполнение зависело от развития событий в Крыму. Хотя главное условие проведение посольского съезда - возвращение в Крым вдовы Сеадет-Гирея и Мурад-Гирея «царицы» Ертуган русской стороной было выполнено, значительная часть лиц из окружения покойных Гиреев не пожелало возвращаться в Крым. Все это усугублялось проявившийся во время посольского съезда конфликтной ситуацией в среде участвовавших в переговорах представителей кланов крымской знати, как с разменным послом Ахмед-пашой «Сулешевым»-Яшлавским, так и с возвращавшимся из Москвы эмиссаром хана Ямгурчеем аталыком. Однако все это при всей сложности переговоров на реке Сосне во время посольского съезда не проясняло перед русским посольством в Крым главного: насколько прочно стремление хана Гази-Гирея II к заключению «докончания» с Москвой и какова позиция Порты по этому вопросу.

С одной стороны казалось, что в условиях разгорающегося военного конфликта Порты с австрийскими Габсбургами в Стамбуле заинтересованы в скорейшем выступлении хана Гази-Гирея II на театр военных действий. В таком случае было возможно принесение шерти ханом в кратчайший период. При этом в Стамбуле могли обусловить «одобрение» принесения шерти ханом предъявлением им требований к московским послам «обуздать» нападения донских казаков на османские владения и снести возводимые крепости на Кавказе («города на Тереке»). Во время посольского съезда эти требования Порты уже были «озвучены» Ахмед-пашой «Сулешевым»-Яшлавским (Виноградов, 2015, с.74).

С другой стороны поступающия по разным каналам донесения посланника в Крыму С.В.Безобразова, в Турции Г. Нащокина и, главное, сведения, сообщаемые самим ханским эмиссаром Ямгурчеем аталыком, свидетельствовали о возможности смещения Гази-Гирея II с престола Портой. В этом случае сама возможность заключения «докончания» становилась проблематичной, а в условиях начала, или точнее возобновления борьбы за бахчисарайский престол между различными представителями династии Гиреев, в случае смещения с него хана Гази-Гирея II, вообще теряла смысл. Поэтому перед русским посольством отправляемым в Крым стояло сразу несколько задач в контексте возможных изменений в военно-политической ситуации и в Крыму и в целом в Восточной и в Центральной Европе.

Итак, 14 ноября 1593 года после завершения посольского съезда и размена под Ливнами в Крым с берегов реки Сосны двинулось посольство князя Меркурия Александровича Щербатова и дьяка

Афанасия Демьянова. Это было первое русское посольство в Крым отправленное в царствование Федора Ивановича. Одиннадцать лет прошло с отправления в Крым летом 1584 года после съезда и размена на реке Сейм под Путивлем посольства князя Михаила Федоровича Барятинского. Судьба этого посольства погромленного «черкасами» и погибшего практически в полном составе явно довлела над М.А.Щербатовым и А.Демьяновым. Посольство везло с собой огромные «материальные ценности» - «поминки» хану и Гиреям, «жалование знати», «запросные деньги», предназначавшиеся лично Гази-Гирею II. Посольство сопровождали участвовавшие в съезде под Ливнами представители крымской знати во главе с официальным «разменным послом» Ахмед-пашой «Сулешевым»-Яш-лавским. Вместе с послами двигались отпущенные из Москвы крымские гонцы во главе с Аллабер-деем-мурзой «Сулешевым» и эмиссаром хана Ямгурчеем аталыком. Он сопровождал отпущенную в Крым «царицу» Ертуган и лиц из состава «двора» ее покойного супруга Мурад-Гирея.

Огромный посольский караван двигался на юг под угрозой нападения «черкасов», а движение его сопровождалось ожесточенными распрями между представителями различных кланов крымской знати, начавшимися еще в крымском лагере на берегах Сосны.

Сами русские послы прекрасно должны были понимать и тяжесть своей миссии и опасность своего положения. Князь М.А.Щербатов должен был двинуться в Крым в качестве посла еще весной 1591 года. За срывом посольского размена последовало крымское нападение летом 1591 года. В феврале 1592 года назначение князя М.А.Щербатова было подтверждено во время приема царем Федором Ивановичем крымских гонцов во главе с Ибрагимом Азии и эмиссара хана Ямгурчея ата-лыка (Виноградов, 2014, с.29). Посольство было переформировано, но стало готовиться к отправке только летом 1593 года. За это время князь Меркурий Александрович, скромный дворянин московский, простой «статист русской истории» превратился в достаточно квалифицированного дипломата: он был не только в курсе всех обстоятельств сложной дипломатической игры между Москвой и Бахчисараем, но и сам принимал непосредственное участие в решении всех вопросов на многочисленных совещаниях русских «разменных послов» князя Федора Ивановича Хворостинина и Богдана Яковлевича Бельского с участием отпущенного из Крыма посланника Семена Владимировича Безобразова. Двое последних были опытными дипломатами, посвященными во многие тайны русско-крымских «ссылок».

Послы везли с собой «тайные грамоты» - послания царя Федора Ивановича и Бориса Федоровича Годунова к хану Гази-Гирею II. Ханский эмиссар Ямгурчей аталык, который должен был доставить эти послания, принять их в Москве отказался, небезосновательно ссылаясь на то, что не может гарантировать их сохранность на пути в Крым. Содержание посланий не было внесено в посольскую книгу, но оно вероятнее всего в достаточно полном объеме было изложено в «тайном наказе», врученным послам в Посольском приказе. Таким образом, наряду с официальной задачей - заключением русско-крымского «докончания», послам предписывалось исполнять и «тайное дело» в случае смещения Портой хана Гази-Гирея II с престола.

Задачи посольства князя М.А.Щербатова.

Русский проект «докончания» с Крымом

«Наказная память» посольству Щербатова подготавливалась в период подготовки к посольскому съезду под Ливнами. Инструкции представляли собой две части: «открытую» и «тайную». Неопределенная ситуация связанная с возможностью смещения хана Гази-Гирея II с престола Пор-той и вообще сложное внутриполитическое и внешнеполитическое положение «Крымского юрта» отразившиеся в ходе официальных и неофициальных русско-крымских «ссылках» с конца 1591 года привели к тому, что в «тайной части» «наказной памяти» посольству князя М.М.Щербатова в наиболее четкой форме были изложены задачи на случай любого поворота событий. Они были изложены в объемном «тайном наказе» (РГАДА, ф. 123, оп. 1, ед. хр. 20, лл. 407-416). Так Щербатову были даны инструкции на случай если «похочет крымскому юрту салтан царя переменить». Если Гази-Гирей вынужден будет покинуть полуостров и отойти со своими сторонниками за Перекоп русскому послу при встрече с ним надлежало сообщить о готовности Москвы оказать ему вооруженную поддержку. Хану следовало расположиться на Донце и ожидать прибытия московской рати «с вогнненым боем» (Там же, л. 409 об.). В данном случае предполагалось, что хан может создать в южной части западного Дешт-и Кипчака «альтернативное государственное образование». Далее уточнялось, что возможно «похочет царь стояти на Донце или на Дону меж государевых городов» (Там же, л. 411 об.). В случае, если «Казы-Гирей царь из Крыму вышев» станет «кочевать

на поле» и «промышляти государевым вспоможением над Крымом», т.е. осуществит, как его племянники летом 1584 года, вторжение на полуостров, ему предписывалось предложить воспользоваться московской ратью «с вогненным боем» для взятия крепостей «у турского» (Там же, л. 110).

В случае если угроза смещения Гази-Гирея с престола обозначится в ходе пребывания посольства в Бахчисарае, Щербатову следовало также предложить военную помощь со стороны Москвы. При этом прямо указывалось, что в ходе переговоров Ямгурчея аталыка уже рассматривался вопрос об отходе хана их Крыма к Днепру где он предполагал создать укрепленный пункт «на Кошкином перевозе» (Там же, л. 409). Щербатову следовало заверить хана что Москва расположена «стояти против турского за него» (Там же). При любом случае развития событий хану предлагалось послать «ко государю наскоро своего верного человека» для ведения переговоров о борьбе против «турско-го» (Там же, л. 410 об). Москва определяла и контуры предполагаемого перехода «под свою руку» крымского «царя». В Москву хан должен прислать своего старшего сына «царевича» Тохтвмыш-Гирея и представителей от оставшихся ему верными «больших родов». Мало того, учитывался и вариант, при котором Гази-Гирей «похочет» лично прибыть в Москву, где он будет встречен «с великою честью» (Там же, л. 411). Намекалось и на возможность крупноформатной войны против «турского»: «и государь царь и великий князь договорясь с Кази Гиреем царем рать свою многую с ним пошлет и над Крымом и над Азовом и над Кафою промышлять велит» (Там же, л. 411 об.).

Рассматривались и другие комбинации. В случае необходимости хан мог бы отпустить «в Аст-рохань» внучатого племянника Девлет-Гирея сына Сеадет-Гирея и Ертуган (Там же, л. 415). При этом в курсе предложения явно была и мать «царевича». Если это окажется невозможным (т.к. было известно что Девлет-Гирей находится «под плотной опекой» Арсланая «Дивеева»), можно было предложить вызвать в Астрахань с Кавказа его сводного брата Мухаммед-Гирея, который «ныне в черкасах в юрте Канбулатова» (Там же). Борис Федорович, таким образом рассчитывал «реанимировать» свой любимый «астраханский проект».

Показательным был уровень секретности. Переговоры о «тайном деле» предполагалось вести через Ямгурчея аталыка. Подчеркивалось, что «у боярина и воеводы князя Федора Ивановича Хво-ростинина и оружничего и воеводы Богдана Яковлевича Бельского и у дьяка Дорофея Блохина о тех делах в наказе не написано» так как ответственному за посольский съезд Ахмед-паше говорить им о «тайном» деле было «не велено». Также предписывалось во время следования в Крым не говорить о «тайном деле» Ахмед-паше в случае его «расспросов» (Там же, л.414). «Тайные грамоты» хану надлежало вручить через Ямгурчея аталыка.

Вместе с тем учитывался и иной вариант развития событий: смещение или убийство Гази-Гирея II по приказу «турского». В таком случае следовало действовать «по старине»: вручить «поминки» «новому царю» и заново начать переговоры о «добром деле» (Там же, лл. 395-395 об.). Эти инструкции, впрочем содержались уже в «официальной» наказной памяти.

Этот объемный документ (Там же, лл. 349-407 об.) содержал подробные инструкции так по порядку следования в Крым, так и детально расписывал проведение переговоров с «царевыми ближними людьми» и порядок приведения «царя» к шерти.

Содержательным было и изложение «внешнеполитических приоритетов» на «официальных» переговорах с «ближними царевыми людьми». Это касалось и детального рассмотрения претензий Порты относительно действий донских казаков и усиления позиций Москвы на Кавказе, во многом опиравшееся на результаты посольства в Стамбул Г.Нащокина (Там же, лл. 385- 387 об.). Давалась сдержанная и без подробностей информация о состояния «ссылок» Москвы с Сефевидами (Там же, лл. 389-391). Констатировалось наличие перемирия с Речью Посполитой. Вместе с тем Москва декларировала отказ Москвы от посылки «жалования» запорожским «черкасам « (Там же, л. 402 об.).

«Официальная» наказная память данная посольству по традиции содержала предписание детально выяснить внутриполитическое положение Крымского юрта, в первую очередь перспективы нахождения Гази-Гирея II на престоле, и выяснить обстоятельства предполагаемого участия крымской орды в войне против австрийских Габсбургов. Однако главной задачей являлось заключение русско-крымского «докончания».

Борис Федорович Годунов в ходе переговоров с Ямгурчеем аталыком видимо четко уяснил, что принесение шерти ханом на тексте, который везло посольство в Москву в принципе возможно. Однако достижение этой задачи должно быть во-первых «подкреплено» принесением «предварительной шерти» Ахмед-пашой и представителями крымской знати и во-вторых зависело от того насколько успешно послы, направляющиеся в Крым будут настаивать на принятие крымской сто-

роной разработанного в Москве договора. Вековой опыт дипломатических «ссылок» с Крымом показывал, что добиться этого будет далеко не просто.

Текст договора, который везло в Крым посольство князя М.А.Щербатова являлся первым с 1578 года из известных в русской посольской документации3. По традиции он представлял собою два документа - «шертную грамоту» т.е. крымский противень - «Великой Орды Великого Царя Казы-Гиреево царево слово» (Там же, лл .416 об.-421) и русский противень - «таковой бытии записи государеву цареву и великому князю Федора Ивановича всея Руси самодержцу цареву слову» (Там же, лл. 421 об.-425 об.). Крымский противень был переведен на язык официального крымского делопроизводства (в посольской книге по традиции был помещен кириллический текст). На это указывает концовка противня: «А написана такова грамота татарским письмом и послана подклея под рукою».

Было также указано лицо произведшее перевод: «А писал переводчик Степан Степанов» ( Там же, л. 421). Отметим, что был это первый случай в русском посольском делопроизводстве по связям с Крымом, когда в тексте был указан конкретный составитель «шертной грамоты». Помимо всего прочего это указывает и на исключительную «востребованность» Степанова, без сомнения достигшего именно в это время пика своей служебной карьеры4.

Структура «шертной грамоты» сохранялась прежней и включала в себя пять пунктов:

1) общие условия союзничества;

2) взаимные обязательства сторон к третьей стороне;

3) отказ от враждебных действий сторон по отношению друг к другу и взаимные мере по предотвращению «самочинных действий воинских людей» двух сторон;

4) обеспечение безопасности дипломатическим представителям и торговым людям.

Характеристика условий союзничества в русской редакции «шертной грамоты» выглядела

следующим образом:

Обязательства Гази-Гирея II Федору Ивановичу:

1) «от сего дня вперед и навеки быти нам в доброй любви (Там же, л. 417);

2) « на общего недруга бытии заедин» (Там же л. 417 об.);

3) «хто мне Казы-Гирею царю друг тот и брату нашему царю и великому князю Федору Ивановичу Всея Руси друг», соответственно «хто мне Казы-Гирею царю недруг, тот и тебе брату нашему царю и великому князю Федору Ивановичу Всея Руси недруг» (Там же, лл. 417 об.-418).

Первые два пункта традиционно содержали три формулировки. Это соответствовало традициям всех русско-крымских договоров, как введенных так и не введенных в действие начиная с 1518 года. Русская дипломатия традиционно огромное внимание уделяла статьям об одинаковой позиции сторон по отношению к третьей стороне. В данном случае русская редакция предусматривала традиционные формулировки «прошедшие проверку» предшествующими «докончаниями». Польско-Литовское государство - Речь Посполитая, исходя из наличия перемирия с Москвой, в качестве конкретного «недруга» не упоминалось.

На первый взгляд полностью соответствовал традиции и третий пункт обязательств хана о запрете «воевати» земли «брата нашего». Однако помимо традиционного перечисления «племянника нашего калги Бахт-Гирея царевича и иных царевичей», а также «карачеев, князей и мурз, всех наших ближних людей и всех наших воинских людей» запрет на нападение на Русское государство распространяется и на «ногайских людей Арасланаева улуса Дивеева и на всяких нагайских людей» (Там же, л. 418 об.). Здесь подразумевались как Малые Ногаи так и «вновь прибывшие» в западный Дешг-и Кипчак из за Волги Большие Ногаи. Карательные меры по отношениям к нарушившим запрет также были традиционны: «казнити» (Там же, л. 419).

Русская сторона в проекте 1593 г. в отличии от текста, которое везло в 1578 году посольство князя В.В.Масальского не стала конкретизировать вопрос о неприкосновенности русских земель в плане перечисления «украинных» городов. Видимо безрезультатный опыт обсуждения данного вопроса посольствами А.Ф.Нагого и князя В.В.Масальского был хорошо усвоен.

Полностью соответствовал традициям и пункт о безопасности торговым людям и дипломатическим представителям (Там же, лл. 419 об.-420 об.).

3 Последний из сохранившихся в составе русской посольской документации и разработанных в Москве текстов договора везло в Крым в 1578 году посольства князя В.В. Масальского. Опубликован крымский противень из состава пятнадцатой крымской посольской книги: (Филюшкин, 2013, с. 716-717).

4 О роли С.Степанова в русско-крымских переговорах 1591-1593 гг. см.: (Виноградов, 2014, с. 22-26).

После принесения шерти хан должен был «у той шертной грамоты печать свою золотую приложить» (Там же, л. 421). Это соответствовало традициям заключения первоначального русско-крымского «докончания». Текст договора 1564 года на котором шертовал хан Девлет-Гирей I был с подвешенным «золотым нишаном»5 .

Обязательства «царя» Гази-Гирея II царю Федору Ивановичу: «на всякого нашего недруга обема нам быти зодин» (Там же л. 417 об.) и далее с приведенными выше традиционными формулировками: «хто мне Казы-Гиреют царю друг тот и брату нашему царю и великому князю Федору Ивановичу Всея Русии друг а хто мне Казы-Кирею царю недруг тот и брату нашему царю и великому князю Федору Ивановичу всея Русии недруг (Там же).

Традиционное обязательство со стороны крымского хана «вашего государства не воевати» в редакции «шертной грамоты» 1593 года давалось в расширенной формулировке «мне Казы-Кирею царю брату моему калге Фети-Гирею царевичу и племяннику нашему Бахты-Гирею царевичу и иным царевичам нашим брать и детям и племянникам и нашим карачеем и князем и мурзам и всем нашим людям ближним ...и дальним и всяким нашим воинским людям крымского юрта и нагай-ским людям Арасланова улуса Диввева и всяким нагайским людям» (Там же, лл. 417 об.-418). Русская сторона в данном случае усилила соответствующий раздел предварительной шертной записи принесенной на посольском съезде у Ливен Ахмед-пашой Сулешевым 9 ноября 1593 г.

Статьи о репрессиях за взаимные враждебные действия двух сторон в русском проекте в целом оставались неизменными по отношению к проекту 1578 г. Статьи по обеспечению безопасности также были аналогичные проекту 1578 г.

Русский проект содержал и традиционные условия ратификации «Я Казы-Кирей царь у сей шертной грамоте печать свою золотую приложил». Предполагалось что данный список с подвешенным золотым нишаном (печатью оттиснутой на золотом воске) должен был привезен в Москву для ратификации его московским государем - «крестоцелования» в присутствии новых крымских послов.

Русский противень шертной грамоты - «договорная запись» была идентична. Естественно, что в документе был изменен порядок наименования монархов: «Хто мне царю и великому князю Федору Ивановичу Всея Руссии друг тот и тебе...» и т.д.

Это полностью соответствовало джучидской дипломатической практике, в которой шерть не являлась межгосударственным соглашением, а была персональным договором между правителями (Трепавлов, 1997 с. 153). Таким образом договор фактически терял силу в случае смены правителя на престоле. Для русской стороны это являлось традиционно главной проблемой при заключении «докончания» с Крымом.

В отличии от «наказной памяти» посольству князя В.В.Масальского в 1578 г. инструкции посольству князю М.А.Щербатова содержали конкретные варианты ответов на предложения изменений формулировок проекта «шертной грамоты по всем пунктам» со стороны «ближних царевых людей» в ходе переговоров.

Возможность попыток внесения крымской стороной изменений в текст «шертной грамоты», естественно не исключалась. Необходимо было «стояти накрепко» по основным ключевым позициям. Вопрос о титулатуре московского государя (его царский титул) имел принципиальное значение уже в проекте договора 1578 года (Филюшкин, 2013, с. 712).

Также следовало категорически исключить включение в «шертную грамоту» обязательства выплат «поминок» и требования «посошных пошлин» (РГАДА, ф. 123, оп. 1, ед. хр. 20, л. 375). Для русской дипломатии эта традиционно была основная проблема.

Вопрос о введение в действие русско-крымского «докончания» также являлся центральным в «наказной памяти» посольству князя М.М.Щербатова

Вновь подчеркивалось, что «шертную грамоту», которая после принесения ханом шерти именовалась «шертной записью», должно доставить в Москву новое крымское посольство. Затем должно было состояться крестоцелование государя. Затем повторное принесение шерти ханом перед новым русским посольством. Крымский противень текста договора с приложенным уже не «золотым», а «алым нишаном», то есть печатью оттиснутой на красном воске, должен быть отослан в Москву.

Русская сторона для обеспечения ввода в действие договора стремилась реанимировать институт «закладничества», что проявилось уже в ходе «тайных» переговоров в Москве с Ямгурчеем

5 О термине «нишан» см.: (Самойлович , 2005, с. 213-218).

аталыком. Вопросы о «закладничестве», естественно предполагалось рассматривать в рамках «тайного дела». Предполагалось еще на пути в Крым уговорить «царицу» Ертуган отпустить своего сына Девлет-Гирея в Москву «на время», т.е. до окончательной ратификации договора (Там же, л. 415). Этому придавалось огромное значение. О решении «царицы» следовало известить Москву еще с пути в Крым. Впрочем, учитывалась возможность и отказа хана отпустить Девлет-Гирея. Тогда предполагалось присылать в Москву «другово сына Сеадет-Гирея царя, который ныне в черка-сех». Имелся в виду Мухаммед-Гирей, будущий крымский хан, который действительно находился в это время на Кавказе. Русская сторона «любезно соглашалась» сама отыскать «царевича» и с согласия хана отправить его прямиком в Астрахань. Однако не исключалась и возможность отправить его в Москву «видеть государевы очи». В дальнейшем предполагалось отправить его «ко царю в Крым» (Там же, л. 415 об.). Повторение «эксперимента» с Мурад-Гиреем в Астрахани серьезно видимо занимало Б.Ф.Годунова. Во всяком случае послам предписывалось в случае если хан пошлет своих людей «в черкасы» для поисков Мухаммед-Гирея отправить с его людьми своих служилых татар.

Все эти предполагаемые династические комбинации Гиреев с Москвой, естественно, могли быть реализованы только исходя из личной позиции хана Гази-Гирея II, если он вообще будет в добром здравии ко времени прибытии русского посольства в Крым. Возможность смены хана Пор-той и его замены другим лицом, предположительно калгой Фетх-Гиреем, либо Алп-Гиреем либо Селамет-Гиреем , либо кем либо еще из оставшихся в живых «царевичей» -султанов представлялась в Москве весьма вероятной. В случае сопротивления воле султана хана следовало действовать согласно «тайному наказу». В случае его отбытия в Стамбул либо физического устранения в ходе смещения с престола возможность заключения договора представлялась маловероятной. Тем не менее в случае замены Гази-Гирея на престоле конкретно калгой Фетх-Гиреем переговоры о заключении «докончания» следовало начать с «ближними людьми» нового хана. В Посольском приказе учитывая опыт бурных событий в Крыму 80-х годов учитывали и вероятность того что смещение хана может состояться после завершения посольского съезда размена ко времени прибытия посольства в Крым. В случае замены Гази-Гирея Фетх-Гиреем учитывая предполагаемое присутствие его эмиссара на посольском съезде и принесения им шерти (что и произошло) теоретически открывалась возможность для переговоров.

Наконец следовало учитывать что посольский съезд и размен у Ливен вообще может быть сорван крымской стороной и посольство вернется из Ливен обратно в Калугу. Впрочем эта часть инструкций послам после успешного завершения посольского съезда утратила значение. Серьезные опасения вызывало и следование в Крым в случае успешного завершения посольского съезда, как оказалось вполне оправданно. Послам предписывалось принять исключительные меры безопасности.

Послам предписывалось в ходе посольского съезда действовать в тесной координации с «разменными послами» Хворостининым и Бельским, чему они и следовали в ходе тяжелейших переговоров с крымцами на берегах реки Сосны (Виноградов, 2015, с. 72).

Следование посольства князя М.А.Щербатова в Крым

Первый опыт общения с крымскими эмиссарами послы получили в ходе посольского съезда под Ливнами. Щербатов и Блохин были вызваны Хворостининым и Бельским из Ливен в русский стан у реки Сосны и активно участвовали в финальной части переговоров с крымскими эмиссарами. 10 ноября посольство перешло Сосну и водворилось в крымском «стане». Несколько дней Щербатов и провели в напряженном ожидании исхода заключительной части посольского съезда. В эти дни они имели возможность контактировать с Ахмед-пашой Яшлавским неоднократно являвшимся к ним с претензиями относительно «невыплаты» всем крымским эмиссарам и прежде всего лично ему обещанного жалования. Наконец 14 ноября посольство вместе с крымцами покинуло реки Сосны.

Путь от реки Сосны до Перекопа занял для русского посольства и многочисленных крымских «сопровождающих» почти месяц. Обстановка в огромном «караване» была напряженная. Прежде всего следовало опасаться нападения «черкасов». Памятуя события 1582 года при следовании Ахмед-паша принимал усиленные меры предосторожности.

Внутри «каравана» кипели страсти и плелись интриги. Прежде всего это был конфликт между Ямгурчеем аталыком и Яшлавскими-«Сулешевыми».

Руководивший посольским разменом к Ахмед-паша «князь Сулешев» свалил на него ответственность за присылку недостаточного количества «жалования» «царевым ближним людям». Это было впрочем формальной причиной. На самом деле «князь Сулешев» на всякий случай хотел устраниться от всякого касательства к миссии Ямгурчея аталыка в Москву, которая касалась не только организации посольского съезда, но и отпуска Ертуган с ее двором. Кроме того Ахмед-паша «Су-лешев» был раздражен высокомерным поведением Ямгурчея аталыка по отношению к своему племяннику Аллабердею-мурзе в период их совместного пребывания в Москве. Во всяком случае именно Аллабердей-мурза был отправлен Ахмед-пашой с пути к хану с извещением о благополучном возвращении посольства (РГАДА, ф. 123, оп. 1, ед. хр. 21, л 192 об.). При этом как впоследствии выяснили русские дипломаты у «царицы» Ертуган племянник Ахмед-паши «Сулешева» «оклеветал» Ямгурчея перед Гази-Гиреем: «А на него донес Аллабередей будто поминки убавлять велел у царя и у царевича калги и у цариц и у царевичей и у царевен и у всяких людей на Москве он» (Там же, л. 215 об.). Вероятно подобные обвинения имели под собой основания так как задачей Ямгурчея аталыка было добиться максимального увеличения количества «запросных денег» что не могла не сказаться на количестве официальных «поминок» и «государевого жалования». Еще более серьезным был конфликт между аталыком и имелдешем калги Фетх-Гирея Казы Байрамом, который, небезосновательно подозревал Ямгурчея в «нелояльности» по отношению к ханскому брату. Сам Ямгурчей аталык следовал в Крым в «караване» Ертуган т.е в обозе посольства, но при этом не особенно стремился показываться на глаза русским послам.

4 декабря посольский обоз Песковским бродом перешел Донец (Там же, л. 193 об.). 6 декабря произошла стычка «с черкасскими немногими людьми». После этого начались бурные препирательства послов с Ахмед-пашой Яшлавским. Тот явно нервничал, опасаясь повторения катастрофы 1582 года и предлагал отклониться от прямого маршрута на Перекоп, отправившись к Балы-Сараю - «городку» («полевой ставке») Арсланая «Дивеева». Суть интриги заключалась в предварительном сговоре Ахмед-паши с Арсланаем «Дивеевым» стремившимся доставить Ертуган в свой улус для встречи с сыном Девлет-Гиреем. Однако и угроза нападения была вполне реальной. В дальнейшем из разных источников выяснилось, что «по присылке литовского короля» более двух тысяч конных «черкасов» действительно готовились атаковать посольский караван (Там же, лл. 197 об.).

11 декабря посольский караван находился уже в «Дивеевом улусе». Посольский обоз остановился у Балы Сарая, куда отправился Ахмед-паша. (Там же, л. 195 об.) Вскоре обоз был окружен большим отрядом под предводительством аталыка Девлет-Гирея Мухаммеда Казы, который вежливо, но жестко сообщил послам, что ему поручено доставить Ертуган к ее сыну Девлет-Гирею, Самим послам предлагалось прибыть в Балы-Сарай (Там же, л. 196). Послы не хотели отпускать Ертуган, но выбора не было: Ямгурчей аталык категорически заявил, что отказать в свидании матери и сына невозможно (Там же, лл. 196 об.-197). После непродолжительных препирательств Ям-гурчей аталык , вместе с «коллегой» Мухаммедом Казы увез «царицу», а посольство отправилось в Балы Сарай.

15 декабря сам глава «Дивеевых» в сопровождении Ахмед-паши «Сулешева» прибыл к русским послам, которые заявив что «таким гостям рады» устроили в честь него пир с «почиванием государевым жалованием» (Там же, л. 197 об.). Это являлось нарушением традиций русско-крымских «ссылок»: карача-беки Мансуров, как и все «ближние царевы люди» могли получать «дары» от московских государей только после аудиенции русских послов у хана. Однако Арсла-най, находящийся в зените могущества мог себе это позволить.

На пиршестве обсуждались важные вопросы. Арсланай выразил желание оставить «царицу» в своих улусах. Послы категорически возражали, причем их активно поддержал Ахмед-паша «Суле-шев», указавший на волю хана. Арсланай приняв к сведению его позицию, не стал настаивать на своем требовании и в конечном итоге вдова Мурад-Гирея отправилась дальше в Крым. Обсуждались на пиршестве и недавно прошедший посольский съезд и рамен на Ливнах Арсланай подтвердив сведения о возможном нападение на русское посольство на пути к его кочевьям запорожских казаков выразил мнение о нецелесообразности проведения посольских разменов под Ливнами, отдав предпочтение прежнему месту их проведения у Путивля на реке Сейме. На вопрос о том прибудет ли Арсланай в Бахчисарай в случае принесения ханом шерти на «докончании» Арсланай ответил уклончиво (Там же, лл. 197 об.-198). Действительно, шерть на «докончании» с «московским» Арсланай приносить не стал. Он так и не прибыл в Крым весной 1594 г. предпочитая присоединиться к хану со своими силами к хану на пути в венгерский поход. Правда в июне Арсланай съездил к хану в Перекоп с тем, чтобы принять участие в заключительной перед походом «думе».

Как бы то ни было остановка в Балы Сарае была необходима Тяжелая затянувшаяся дорога в осеннюю распутицу привела к конскому падежу. Ощущался и недостаток провизии. Ертуган присоединилась к посольскому каравану 19 декабря у реке Берте. Туда же прибыли крымские должностные лица. Были доставлены новые подводы. Долгий и тяжелый путь подходил к концу. У Перекопа посольство было встречено видным «ближним царевым человеком» Усейном - агой (Там же, л.199 об.). 25 декабря посольство вступило в Перекоп. В начале января оно было уже в Бахчисарае и разместилось в Яшлове (Там же, л. 200 об.).

Итак, посольство благополучно прибыло в Крым, доставив в целости и сохранности огромные материальные ценности и именитую представительницу ханской семьи. Само по себе это было успехом. Однако события по пути в Крым давали основание предполагать, что переговоры в Бахчисарае предстоят нелегкие. Действительно, путь к заключению в апреле 1594 года «докончания» оказался исключительно тяжелым.

Первый этап переговоров (январь - март 1594 года)

Аудиенция у хана состоялась 7 января в Бахчисарайском дворце. Калга Феих-Гирей отсутствовал. В церемониальной части приема участвовали все давно известные послам «ближние царевы люди», кроме Ямгурчея аталыка. Усейн-ага прибыл звать послов «к царю» с тем чтобы «очи его видить и поминки и деньги с собою привести». Он же по прибытии во дворец велел послам «идти ко царю в палату» у которой их встретили глава клана «черкасскихх мурз» Муртоза-ага и и глава клана Яшлавских Ахмед-паша «Сулешев» (Там же, лл. 202 об.-203).

На аудиенции послы после приветственных «речей» торжественно вручили хану текст «шерт-ной грамоты». Предполагалось, что документ будет переписан «слово в слово» и подготовлен в «ратификации» - принесения шерти ханом. Аудиенция прошла достаточно гладко. После произнесения «речей» и явления «поминок» и «запросных денег» хан по традиции спросив о здоровье «своего брата» государя Федора Ивановича, затем спросил о и здоровье самих послов (Там же, л. 203 об.). Затем послам было предложено подняться с коленок и сесть за стол. Само по себе эти на первый взгляд малозначительные детали «посольского обычая» свидетельствовали о стремлению крымской стороны «к доброму делу». Затем послам было поданы «чаши». За столами оказался цвет крымской знати. Хан выразил надежду что отныне «з братом нашим с царем и великим князем Федором Ивановичем Всея Руси братства и дружба и любовь зделаются» и «поднял чашу» за здоровье государя (Там же, л. 204). Затем последовал «обмен тостами» Князю Меркурию Щербатову хан велел «пити» за здоровье Ахмед-паши Сулешева. Ахмед-паша Сулешев пил за здоровье дьяка Афанасия Демьеянова. Демьянов пил за нового фаворита хана «князя Касыма Тобулукова». Затем хан велел своим «ближним людям» пить за здоровье друг друга, причем Ахмед-паша «Су-лешев» должен был пить за здоровье «князя» Касыма «Куликова», представителя «конкурирующего клана» (Там же, л. 204 об). Интересно, что самый известный в Москве представитель клана «Куликовых» бек Дербыш отсутствовал.

Затем Ахмед-паша Яшлавский-«Сулешев» и «казначей» Ахмед Ази Челеби торжественно явили послам «жалование платьем» многозначительно заметив, что прежним послам «того не бывало» (Там же, лл. 204 об.-205). «Жалование» в виде подарков было привезено к послам на следующей день. В завершении пира хан прислал послам еще и «по кубку меду». Наконец Гази-Гирей II объявил что он приказал «своим ближним людям» начать «говорить о добром деле с братом нашим, как нам в любви и в братстве быти» (Там же, л. 205) .

Первые недели пребывания русского посольства в Бахчисарае после аудиенции у хана по традиции оказались посвящены разбору «материальных претензий» крымской знати. Претензии касались как выплаты «жалования» конкретным лицам так и количества «поминок». Особенно недовольны были калга Фетх-Гирей и его приближенные.

«Запросные деньгм» хану в количестве пятнадцати тысяч и «поминки» хану в количестве десяти тысяч в денежном эквиваленты, а также в виде других ценностей на сумму пяти тысяч были переданы послами «казначею» Абдель Ази Челеби в день аудиенции (Там же, лл. 167 об.-168).

9 января через день после аудиенции Ахмед-паша явился к послам с тем, чтобы лично «проконтролировать» распределение «поминок» членом династии Гиреев. Все было в его присутствии «разослано» с толмачем Енчюрою. Ахмед-паше было в соответствии с «наказной памяти» объявлено, что ему лично, а также бекам Кутлу-Гирею Ширинскому, Дербышу «Куликову», а также другим «ближним людям» Муртозе-аге и казначею Ахмед Азии Челеби «жалование» прислано в

большем объеме (он не уточнялся). Этим же лицам предписано «правити поклон». Ахмед-паша со своей стороны выразил уверенность в успехе «доброго дела (Там же, л. 206).

10 января Ахмед-паша прибыл уже с традиционными претензиями от «цариц, царевичев и царевен»: «сказывали с послы поминки привезли великие, а таковы поминки и с гонцы малыми не бывали» (Там же, лл. 206-206 об.). Кроме того часть «цариц, царевичев и царевен» «поминки» не получили вообще. Началось очередное разбирательство. Послы жестко ответили, что «поминки» были разосланы исходя из «списков» предоставленных крымской стороной во время пребывания гонцов Ивана Бибикова, Михаила Протопопова и Семена Безобразова (Там же, лл. 207-207 об.). В итоге было решено «обновить» «списки»« перед очередным посольским разменом.

В тот же день 10 января «ближним царевым людям» было разослано «жалование» с толмачем Енчурою. При этом послы напомнили, что оно отправлено исходя из желания «ближних царевых людей» содействовать «доброму делу». Персонально Енчюра повез «жалование» «во дворы» Ахмед-паши Яшлавского, Дербыша «Куликова», Муртозы-аги, Ахмед Ази Челеби и Касыма «князя» Тумбулукова. (Там же, л. 208). Прочие «князья, мурзы и уланы» жалование прибыли к послам получать лично.

11 января Ахмед-паша «Сулешев»-Яшлавский явился к послам с претензиями от «царя», которому «били челом» многие «князья, мурзы и уланы» о недостаточном количестве «жалования». Послы ответили что «жалование дается исходя из содействия конкретных лиц успеху «доброго дела» (Там же, лл. 209 об.-210).

12 января к послам пожаловали приближенные калги - его имелдеш Казы-Байрам, участвовавший в посольском съезде, его «конюший» «Акай князь черкасский» и Татар-мурза, привезшие с собой Ахмед-пашу (Там же, л. 211). Они выразили недовольство калги, которому было прислано, как было объявлено на посольском съезде, «всего» пятьсот рублей «запросных денег». Калга запрашивал пять тысяч. Поэтому Фетх-Гирей прежде чем принимать у себя послов желает прояснить этот вопрос. При этом Казы Байрам обвинял во всем Ахмеда-пашу: «А Ахмед-паша сидел тутоже» (Там же, л. 212). Ахмед-паша активно защищался: «Государь наш калга на меня кручинится не по делу я у государя царя и великого князя Федора Ивановича на Москве не был а был от него гонец у государя на Москве и о том что писано ко государю с тем гонцом о запросе я не ведаю» (Там же, л. 212 об.). Щербатов, надо отдать ему должное, Ахмед-пашу поддержал. В конечном итоге после проникновенных слов русских послов о том, что они привезли калге и его «царицам» большие «поминки» и о том, что без «исправления посольства» ими у наследника престола «доброе дело не учинится», приближенные Фетх-Гирея нехотя согласились «донести» до него их слова (Там же, л. 213 об.).

Положение Ахмед-паши было очень уязвимо: в кругу крымских вельмож не сомневались, что сам он получил достаточное «жалование». Правда часть полученных при посольском съезде материальных средств он сдал в казну хана но об этом естественно следовало помалкивать, тем более что Гази-Гирей уже распорядился выделить именно из этих средств компенсацию части знати. Конфликт обострялся. В «лучших традициях» бахчисарайского двора в течении всего января последовали визиты к послам крымских вельмож с выяснениями причин малого «жалования» и «поминок» привозивших с собою Ахмед-пашу.

Благожелательное отношение русских дипломатов к Ахмед-паше было вызвано конечно не личными симпатиями, а интересами «государева дела»: глава рода «Сулешевых» формально являлся главным организатором переговоров о заключении русско-крымского «докончания». Вообще, казалось, что он играл в это время ключевую роль в «московском деле» и, что самое главное, пользовался доверием хана.

Естественно что Ахмед-паша оказался в центре конфликтной ситуации связанной с раздачей «крымским вельможам «государева жалования». При этом он дал понять что сам хан устраняется от выяснения вопросов о претензиях крымской знати так как «компенсировал» им недостающее из своей «казны». Русские дипломаты приняли это к сведению и по мере возможности ограждали Ахмеда-пашу от нападок недовольных. Однако вопросов общих материальных претензий это не касалось. Здесь позиция русской стороны была предельно жесткой. Так было категорически отказано в претензиях на ежегодную присылку в Крым десяти тысяч рублей, которые озвучил Ахмед-паша еще в своей речи пред Хворостининым и Бельским во время посольского съезда под Ливнами.

Ахмед-паша понимал что его престиж поставлен на карту и неоднократно пытался убедить Щербатова и Демьянова хотя бы в неопределенной форме согласиться на рассмотрение этих требований но всякий раз получал категорический отказ. При этом Ахмед-паше напомнили о полученных представителями всех кланов крымской знати и эмиссаром калги Фетх-Гирея «платьем» и

деньгами «жалования» на общую сумму семнадцать тысяч рублей. Ахмед-паша принял это к сведению и в конечном итоге убедил хана изменить позицию.

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

Впрочем, калга Фетх-Гирей занимающей особо агрессивную позицию относительно количества «запросных денег» не забывал и о беке Дербыше «Куликове». В его глазах обе фигуры среди «ближних царевых людей» оказались заложниками «семейной ситуации»: пребыванием «на Москве» Ибрагима-мурзы «Сулешева» и Пашая-мурзы «Куликова».Так представители калги явившиеся к русским дипломатом 12 января прямо заявили «Ахмеда паша князь выстранял брата своего а Дербыш князь хочет выстранить сына своего» (Там же, л. 211 об.). Подобные настроения получили широкое распространения среди политической элиты Крыма.

13 января послы послали толмача Енчюру к Муртозе-аге, Ахмеду-аге Ахмеду-паше Яшлав-скому «князю Дербышу» и Ахмеду Ази Челеби с просьбой прояснить ситуацию относительно принесения ханом шерти и вообще о том, хочет ли он «доброго дела». «Ближние царевы люди» заверили что хан «дружбы любви и братства» хочет, а аудиенция состоится в самое ближайшее время так как хан должен вскоре выступать «со всеми людми» «на Можары». Выяснилось, что недавно в Бахчисарае побывал очередной чавуш с приказам Порты спешно готовить орду к выступлению на театр военных действий (Там же, лл. 214-214 об.). Было ясно, что хан будет шертовать только при условии консолидированной позиции калги и всех группировок знати в диване относительно условий договора. Однако было очевидно озлобление лично калги и части знати недостаточностью «материального обеспечения» «дружбы и братства».

Сложность ситуации заключалась в невозможности послам прояснить позицию самого хана. Они не могли воспользоваться предписанными им в «тайном наказе» возможностью «конфиденциального обращения» к Гази-Гирею II.

Напряженные препирательства относительно «запросов» и «жалования», естественно не означали, что послы оставили «тайное дело» - передачу «тайных» посланий к хану, которую должен был осуществить Ямгурчей-аталык. Однако здесь ситуация оказалась сложной.

При попытке контакта с ним 15 января толмача от русского посольства Агилдея, который «говорил ему чтобы у вас был для государева дела», Ямгурчей «отказал». Он заявил «что нельзя ему к послам ехати да и невместно ныне со мною говорити ни о чем царь и калга на меня опалу положили а донес на меня Аллабердей-мурза» (Там же, л. 215). Одновременно стало известно что Ямгур-чей сослан в улусы принадлежавшие матери Мурад-Гирея Хан Тутай (Там же, л. 215 об.). Гази-Гирей таким образом «выводил из игры» свое доверенное лицо, которого он в очередной раз спровадил в почетную ссылку. Знаменательно что хан не отдал аталыка на расправу калге, требовавшим его смерти.

Не менее интересно, что в улусах матери астраханского «царевича» проживала тогда и «царица» Ертуган, которую Гази-Гирей спровадил туда сразу же после ее возвращения в Крым вместе с русскими послами. 16 января послы отправили к Ертуган толмача Енчуру выяснить ситуацию относительно позиции «царя» и калги по вопросу заключения договора и вообще о развитии ситуации после приезда «от турского чауша» (Там же, л. 215).

Ответ «царицы» переданный через толмача не обнадеживал. Ертуган сообщила, что Фетх-Гирей страстно желает гибели Ямгурчею аталыку который в обозримом будущем будет у ней «укрываться» (Там же, л. 215 об.).

Ертуган также подтвердила, что прибывший османский чавуш привез приказ о выступлении хана «на Можары».

Русским дипломатом в Крыму стало очевидно что всякие упоминания о миссии Ямгурчея ата-лыка неуместны. Тем не менее он оставался именно той фигурой к которой следовало согласно «наказу» обращаться при «конфиденциальных переговорах» с ханом. Репутация Ямгурчея у русских дипломатов позволяла им «поразмысля и поговорити промеж себя» прийти к мнению что он по прежнему является доверенным лицом хана намеренно отстраненным им от участия в официальных и полуофициальных переговорах (Там же, лл. 262 об.-263). Первое время казалось что Ям-гурчей аталык действительно «неуловим». Он всячески уклонялся от встреч с посланцами князя М.А.Щербатова и А.Демьянова из числа толмачей и русских служилых татар. Тогда русская сторона прибегла к помощи людей «царицы» Ертуган, причем было заявлено что «буде ему к нам в день приехати не мочно и он бы с нами ночью виделся» (Там же, л. 263). Опять был получен отказ. Щербатов и Демьянов проявили в поисках контакта с Ямгурчеем аталыком завидное упорство которое в конечном итоге увенчалось успехом.

Но пока до этого было еще далеко. Вторая половина января была для послов периодом полной неопределенности, которая как всегда внезапно во время пребывания русских посольств в Крыму была прервана потоком событий. 20 января к послам пожаловал «повидаться» накануне своего отбытия из Крыма османский чавуш Иса. Само по себе это было событие экстраординарное: русская посольская документация до сих пор не фиксировала ни одного случая прибытия османского чавуша к русским дипломатическим представителям в Крыму.

Чавуш сообщил, что Порта осведомлена о том, что послы приехали «великому царю Казы-Гирею» договариваться «о добром деле», и напомнил что «у государя вашего» также находится сейчас «государя нашего посол» (Там же, л. 216). Имелся в виду отправленный вместе с Г.Нащокиным из Стамбула Резван чавуш, который действительно в это время находился в Москве.

После обмена «любезными словами» послы спросил у чавуша о том с чем он «приезжал от турского салтана к Казы Гирею царю» и получили, вероятно сверх всяких ожиданий обстоятельный и подробный ответ. Чавуш сообщил, что хан должен в самое ближайшее время выступить в поход, но калге султаном предписано оставаться в Крыму. Война будет продолжаться долго так как «можарский государю нашему добре грубен» (Там же, л. 216 об.).

Перспектива оставления в Крыму Фетх-Гирея в период нахождения Гази-Гирея на театре военных действий послов встревожила. От калги можно было ожидать срыва «доброго дела». Если вообще договор будет утвержден шертованием хана до его отбытия на войну. Сразу же после отъезда чавуша посла активизировали агентуру из числа полоняников.

25 января с одним из них были доставлены важные сведения. Некий «Остап полоняник» сообщил что хорошо известный послам приближенный калги Татар-мурза «в разговоре» упоминал о конфликте Фетх-Гирея с ханом. После получения приказа Порты остаться в Крыму Фетх-Гирей заявил брату, что после отъезда хана он пойдет «на московскую украйну» вне зависимости от того принесет ли Гази-Гирей шерть на «докончании». В целом «у царевича у калги со царем рознь великая». Правда Гази-Гирей стремится к урегулированию конфликта и посылал к Фетх-Гирею «конюшего своего Лачина -агу», однако чем окончилась их встреча неизвестно (Там же, л. 217).

Еще неделя прошла в ожидании каких-либо инициатив со стороны «ближних царевых людей». Наконец 30 января послы вновь послали толмача Енчуру к «ближним царевым людям» с настоятельным призывом прояснить ситуацию к принесением хана к шерти (Там же, л. 217 об.). В тот же день толмач привез ответ: хан дал указание своим «ближним людям» «съехаться» с послами на другой день на «другим дворе» в Иски Юрте с тем, чтобы определиться «как меж государя нашего Казы Гирея царя з государем вашим царем и великим князем Федором Ивановичем Всея Руси в дружбе и в любви неподвижно навеки бытии» (Там же, л. 218)6.

Переговоры 31 января в которых участвовали Муртоза-ага, Ахмед-ага, беки Дербыш «Куликов» Ахмед-паша «Сулешев»-Яшлавский и Абдель Ази Челеби завершили период неопределенности. Для послов началось время тяжелых и изнурительных переговоров. В соответствии с «наказной памятью» послы зачитали «речь» в которой согласно традиции изложили историю русско-крымских «ссылок» начиная с миссии Джан-паши мурзы в Москве и Михаила Протопопова в Крыму и заканчивая изложением хода посольского съезда под Ливнами (Там же, лл. 218-220 об.). Подчеркивалось, что были отпущены «Мурат-Киреева царица и царевичевы люди и Ибрагим паша Сулешев».

В завершении была изложена уверенность в скором принесении «царем» шерти вместе с кал-гой Фетх-Гиреем, нураддином Бахт-Гиреем и всеми «карачеями, уланами, князьями и мурзами», после чего должен был состояться отпуск послов. Наконец было предложено разрешить послам послать «наперед себя» служилого татарина для определения точной даты посольского размена. Крымское посольство должно будет привести утвержденный противень договора. «И как будет у государя нашего царев посол и государь наш царь и великий князь с того списка свою докончаль-ную грамоту слово в слово напишет и к той грамоте велит золотую свою печать привесит и на той докончальной грамоте пред царевым послом крест целует и правду учинит». После этого с новым «большим» послом будут доставлены «великие поминки» (Там же, лл. 220 об.-221).

В ответ последовали жесткие контрпретензии крымской стороны. В них, на первый взгляд, превалировали по традиции вопросы «материального характера». Однако за этим угадывались как противоречия внутри крымской политической элиты, так и конфронтация между ханом и калгой. Нали-

6 Иски Юрт - предместье Бахчисарая в районе современного ж.д. вокзала, достаточно удаленное от ханского дворца.

цо была и общее нежелание связывать себя обязательствами по отношению к Москве без получения гарантий присылки заявленного крымской стороной количества «поминок» и «запросных денег».

Материальные претензии касались недостаточного по мнению крымцев количества «помин-ков» «царевичам и царицам» (имелись ввиду младшие представители династии - многочисленные жены и малолетние дети), «жалования» знати и «запросных денег». Здесь речь шла о «недоданных» хану пятнадцати тысячах рублей «запросных денег» (Там же, л. 223). «Обмен мнениями» в лучших традициях перешел в традиционную склоку, причем с оскорблениями Ахмед-паши. Суть проблемы заключалась в том, что Ахмед-паша во время посольского съезда согласился на немедленное отправление десяти тысяч рублей в качестве «поминок». Количество «запросных денег» во время «посольского съезда» не уточнялось. Абдель Ази Челеби выразил недовольство присылкой «только» пятнадцати тысяч «запросных денег», в то время как на переговорах в Москве Ямгурчей аталык якобы договорился о немедленной присылки в качестве «запросов» тридцати тысяч рублей. Послы резонно заявили что имелось в виду не одновременная выплата этой суммы перед заключением договора, а возможная присылка с новым посольством уже после принесения ханом шерти и крестоцелования государя т.е. после окончательной ратификации «докончания»

В итоге было озвучено главное требование: «давать двадцать тысяч запросных денег» и присылать десять тысяч рублей в качестве «поминок» с новыми послами (Там же, л. 225). При этом такую сумму должно было присылать каждое новое посольство. При этом подразумевалось, что это только «поминки» в денежном эквиваленте, помимо присылки «платья», оружия и прочих «мелочей». О форме принятия послами таких обязательств речь пока не шла.

Однако было ясно что эти обязательства могут быть включены в крымцами в подготавливаемый текст договора, на котором будет шертовать хан. Речь шла об изменениях которые крымская сторона намеревалась внести в крымский противень договора. Послы заявили что «царь учиняет новое дело» нарушая договоренности достигнутые Ямгурчеем аталыком, и дезавуирует предварительную шерть под Ливнами. Послы выразили недоумение о том «чему верити» и заявили что при таких требованиях «ссылки меж государей о добром деле не быти» (Там же, л. 231).

В течении февраля послы вели осторожный зондаж настроений крымских верхов пытаясь определить имеет ли место полный провал переговоров или это очередной маневр Гази-Гирея в условиях жесткой антимосковской позиции калги и части крымской знати. 3 февраля посланный царевым «ближним людям» толмач Енчура выяснил что указаний от хана на возобновление переговоров нет - «царь им не приказывал ничего» (Там же, л. 231 об.). 16 февраля к послам «заезжали» Мурад-ага и Ахмед дуван «царева Казы Гиреева другово сына аталык», а затем и Ахмед-паша «Су-лешев». Они «дружески» посоветовали послам принять требования относительно присылки «запросных денег».

На следующий день 17 февраля Ахмед-паша вновь «заехал» к послам и сообщил что хан не может игнорировать позицию своих «ближних людей» о выплатах остальных «запросных денег» и намекнул на желательность точного определения количество «больших поминок» которые должны быть присланы с новыми послами (Там же, л. 235).

Послы напомнили Ахмед-паше о принесенной им на реке Сосне шерти и достаточно жестко поставили под вопрос «особые отношения» Москвы с кланом «Сулешевых»-Яшлавских.

Предпринятые попытки связаться через толмачей с «царицей» Ертуган в очередной раз дали отрицательный результат: Прибывший «в ночи» к послам «человек» Ертуган завил послам, что Ямгурчей-аталые не может с ним встретится и просил воздержаться от поисков контактов.

Послы решили с помощью Ертуган послать через Перекоп выкупленных ими полонянников с посланием к государю о положении в Крыму. Однако шедшие в течениее нескольких «ночей» переговоры с «царицей» через ее людей в конечном итоге завершились отказом вдовы Ертуган участвовать в этом деле.

В конце февраля послы в очередной раз разослали толмачей к «царевым ближним людям».

В ответ 28 февраля к послам явился только Ахмед-паша с фактическим ультиматумом от имени хана (Там же, л. 241об.). Гази-Гирей II сам обвинил русскую сторону в нарушении договоренностей достигнутых на переговорах Б.Ф.Годунова с Ямгурчеем аталыком. Вновь была названа пресловутая цифра тридцати тысяч запросных денег, которую следовало доставить послам. Опять напоминалось, что с каждым дипломатическим представителем Москвы вне зависимости от ранга должны присылаться по десять тысяч рублей.

На это послы резонно отметили что при посольском съезде Ахмед-паша не настаивал на предъявлении этих требований и вообще вопрос о точном количестве «запросных денег» не был и

не мог быть в принципе внесен в «шертную грамоту». Послы вновь «озвучили» сумму денег и материальных ценностей переданных в ходе посольского съезда представителям крымских кланов, в том числе Ахмед-паше и его клану - семнадцать тысяч рублей.

Наконец послы заявили, что подобные только что озвученным суммы «запросных денег» являются «выходом», чего никогда не бывало при «прежних царях» (Там же, л. 243 об.).

К терминологии принятой в золотоордынский период русские дипломаты до сих пор не прибегали. В целом встреча завершилась тяжелым конфликтом. 5 марта последовали тяжелые переговоры с прибывшим к послам «казначеем» Ахмедом Ази Челебли. Последний вновь огласил требование ежегодной присылки десяти тысяч. Послы жестко ответили , что «у нашего государя казны нет» и что такие требования неприемлемы,. вновь сравнив их с «выходом» (Там же, л. 247 об.). На следующий день 6 марта послы потребовали у Ахмед-паши съехаться с «ближними царевыми людьми» для обсуждения сложившейся ситуации, но получили отказ (Там же, лл. 247 об.-248).

Обозначившейся кризис в переговоров послов с «царевыми ближними людьми» дополнился в течение марта их конфликтом с приближенными калги Фетх-Гирея.

4 марта прибыл посланец калги Фехт-Гирея Татар-мурза с очередными претензиями (Там же, л. 244). Калга требовал якобы обещанных ему пятнадцать тысяч рублей «запросных денег». Без предоставления этой суммы Фетх-Гирей не только отказывался вести какие либо разговоры о принесении им шерти, но и вообще давать аудиенцию послам. Послы заявили, что отказ послам в аудиенции является вопиющим нарушением всех посольских обычаев, «что при прежних царевичах того не бывало» (Там же, л. 245). В течение марта конфликтная ситуация с аудиенцией послов у Фетх-Гирея развивалась. 7 марта последовал очередной визит Татар-мурзы с требованием изъятия «поминок» (Там же, л. 248 об.). 9 марта выезжавший из Бахчисарая калга потребовал чтобы послы явились к нему «на поле» вместе с «поминками» (Там же, л. 250). Отказ послов переданный через толмача Енчуру привел калгу в ярость. 23 марта Ахмед-паша «Сулешев» вместе с племянником, не слишком расположенным к Москве, Аллабердеем-мурзой и имелдешем калги Казы Байрамом явились к послам чтобы изъять «поминки» адресованные Фетх-Гирею и членам его семьи (Там же, лл. 255-255 об.). Послы отказались. Через нескольких часов Ахмед-паша и Казы Байрам являлись к послам с повторными требованиями (Там же, лл. 257-257 об.). Затем речь пошла уже и о принудительном изъятии грамот от имени Федора Ивановича адресованных калге. Послы заняли жесткую позицию, указав на очередное нарушение «прежних обычаев» крымской стороной. Затем Ахмед-паша и Казы Байрам удалились, но спустя непродолжительное время явились вновь вместе с Та-тар-мурзой. Последовали многочасовые препирательства послов с эмиссарами калги и представителями клана Яшлавских-«Сулешевых» (Там же, лл. 259 об-260 об.). Дело в том, что с Ахмед-пашой прибыл его брат Ибрагим-мурза, отпущенный из Москвы по его просьбе Ибрагим-мурза перед выездом принес в Москве «шерть» о том, что будет содействовать в Крыму «доброму делу». (Виноградов, 2015, с. 69). «Сулешевы» дали понять, что хан не может повлиять на позицию калги. В конечном итоге грамоты, адресованные калге, послами были переданы Татар-мурзе, но «поминки» оставлены. 24 марта послы отправили толмача Енчуру с протестом ко всем «ближним царевым людям». Ответа не последовало. На следующий день 25 марта послы вынуждены были обратиться за помощью к формально не участвовавшим в их конфликте с калгой «ближним людям» хана -Ахмеду-аге и Ахмед Ази Челеби. Послы через толмача Енчуру просили их информировать хана о сложившейся ситуации (Там же, л. 262).

Им было передано что «царь на царевича кручинится добре» из-за его отказа принять послов, и даже вызывал к себе Татар-мурзу «с объяснениями», но позиция калги Фетх-Гирею остается прежней (Там же, л. 262 об.).

Стало ясно, что опрос об аудиенции послов у Фетх-Гирея мог быть решен только в зависимости от принесения шерти ханом Гази-Гиреем.

Конечно предъявление претензий о недостаточном количестве «поминок» и «запросных денег» и со стороны хана Гази-Гирея и со стороны калги Фетх-Гирея в качестве предлога к отказу о заключении договора было вызвано опасением на реакцию Порты. Через служилых татар к послам приходила информация о прибытии очередного османского чавуша Сулеймана с предписанием ускорить приготовления к походу. Чавуш также «поинтересовался» у хана как он хочет «мирится з государем московским вековым миром» в то время как он «на турецкой земле городы ставит». Подразумевалось возведение русских крепостей на Кавказе (Там же, л. 251).

16 марта обозначился очередной кризис в переговорах послов с Ахмед-пашой «Сулешевым». Он передал, что хан отпускает послов без заключения договора. Перед отъездом послы обязаны

дать обязательство о присылке каждый год с новыми послами десяти тысяч рублей «запросных денег». В случае отказа с послами не только не будет отправлено в Москву новое крымское посольство, но и вообще никакой крымский дипломатический представитель даже в ранге гонца. Хан мотивировал это тем, что он отправляется «на службу государю своему в Можары» и не может дожидаться решений Москвы. Послы заявили протест и обвинили Ахмед-пашу в нарушении им шерти принесенный во время посольского съезда под Ливнами. Ахмед-паша яростно защищался. Препирательства кончились тем, что послы потребовали чтобы Ахмед-паша напомнил хану «о котором деле царь ссылался с государем нашим с Ямгурчеем аталыком» (Там же, л. 254). Это был вынужденный шаг, но вероятно он повлиял на позицию хана.

После этого контакты послов с Ахмед-пашой до конца марта касались лишь препирательств о принудительном изъятии калгой «поминок» и посланий государя.

30 марта Татар-мурза прибыл к послам и передал им повеление калги Фетх-Гирея прибыть к нему на аудиенцию в Кафу, куда его вызвал прибывший из Стамбула очередной османский чавуш. Послы отказались (Там же, л. 264).

Второй этап переговоров и заключение

русско-крымского договора (апрель 1594 года)

К концу марта ситуация складывалась следующим образом: принесение «шерти» ханом зависело от урегулирования вопроса о количестве «запросных денег» и «поминок». Вместе с тем просматривалась и возможность «выбивания» послов из Крыма без заключения договора. Гази-Гирей II явно не желал идти на уступки, опасаясь реакции Порты. При этом позиция хана в отношении «тайного дела» оставалась неясной. Все это усугублялось откровенно враждебной по отношению к послам позицией калги Фетх-Гирея. Ситуация приобретала тупиковой характер. Было принято решение отправить толмачей на поиски Ямгурчея аталыка и выяснить у него «чему верити» послам в сложившейся ситуации. Толмачи аталыка нашли и получили у него, хотя и в очень осторожной форме, заверения, что хотя сам он не может пока прибыть к послам, но надеется, что скоро «доброе дело» установится.

Действительно вскоре произошли изменения. 31 марта толмач Енчура был встречен возвращавшимся в Бахчисарай с охоты ханом, который поинтересовался у него «здоровьем» послов (Там же, л. 265). 1 апреля неожиданно явился Ахмед-паша и поведал, что скоро послов примет хан (л. 265 об.) 4 апреля посланец «царицы» Ертуган заверил, что ситуация с заключением «докончания» скоро прояснится, но от послов требуется осторожность. Поэтому «царица» не будет отправлять никакие послания от послов в Москву со своими людьми (Там же ,л. 266). Наконец 6 апреля неуловимый Ямгурчей-аталык прибыл «в ночи» к русским послам (Там же, л. 267). От каких либо обсуждений «тайного дела» он отказался но «тайные грамоты» Гази-Гирею от Годунова в ханский дворец согласился передать (Там же, лл. 268-268 об.). После этого неофициальные контакты послов с ханом действительно начались. 8 апреля Ямгурчей опять прибыв «в ночи» доложил что хан «тайные грамоты вычел» и приказал послам ни с кем кроме него не обсуждать «тайного дела». На следующий день предваряя официальное приглашение на аудиенцию от хана с Ахмед-пашой «Суле-шевым» Ямгурчей аталык вновь прибыл к послам сообщил им о предстоящей аудиенциии опять напомнив что о «тайном деле» нельзя упоминать.

Аудиенция послов у хана завершившаяся принесением им шерти состоялась 14 апреля 1594

года.

Официальное приглашение на аудиенцию доставил Ахмед-паша.

Он же доставил Щербатова и Демьянова к ханскому дворцу и вместе с Муртозой-агой встречал послов «наспех» (Там же, л. 271). Тем не менее ничего не говорит о его особой роли на последовавших затем длительных переговорах Их вел сам хан правда время от времени обращавшийся с краткими репликами к своим «ближним людям». При перечислении присутствующих на аудиенции «царевых ближних людей» Ахмед-паша в статейном списке послов назван ими третьим по счету (Там же, л. 285 об.).

Калга Фетх-Гирей и вообще все «царевичи» Гиреи отсутствовали. Присутствовали только «царевы ближние люди» участвовавшие в обсуждении порядка заключения договора на «думе» -ханском диване.

Арсланай «Дивеев» отсутствовал. Вообще не было никого от клана Мансуров. Отсутствовал и племянник хана бек Кутлу-Гирей «князь Ширинский». Представители других кланов были налицо:

от «черкасских мурз» Муртоза-ага, от Яшлавских Ахмед-паша «Сулешев», от «князей Куликовых» бек Дербыш. Кроме них рядом с ханом находились Ахмед-ага, «конюший» Лачин-ага и «казначей» Абдель Ази Челеби. Прочие «ближние царевы люди» находились на отдалении, как и новый гонец хана в Москву Казан-ага.

После торжественного представления хану послов Муртозой-агой и Ахмед-пашой «Сулеше-вым» между ними начался обмен «речами».

Гази-Гирей II пространно обрисовав ход подготовки посольского съезда под Ливнами, не упоминая миссию Ямгурчея аталыка, но упомянув направление непосредственно перед прибытием крымского посольства к реке Сосне в Москву «князя» Баубека Киятского, интерпретировал ход переговоров Ахмеда-паши Яшлавского с князем Ф.И.Хворостининым и Б.Я.Бельским как безусловное согласие Москвы на присылку десяти тысяч рублей «запросов» с каждым посольством и присылку тридцати тысяч рублей «запросных денег» с непосредственно с прибывшим посольством князя М.А.Щербатова (Там же, лл. 271 об.-273).

Послы напомнили о розданных под Ливнами деньгами «платьем» «семнадцати тысячах рублях», заявили что хану прислано «поминками» в денежном эквиваленте десять тысяч рублей, и «запросные деньги» в количестве «которых прежде не бывало», и вообще «такова посылка николе прежним царям не бывала».

Далее послы напомнили об отпуске «царицы» Ертуган и лиц ее двора. Выслушав позицию послов Гази-Гирей обратился к своим «ближним людям» с вопросом «слышали ли они что послы государя своего а моего брата мне говорили» . «Ближние люди» ответили что только сам «царь» может решить как ему быть «с братом его московским государем», а их мнение ему известно (Там же, л. 276).

Тогда Гази-Гирей огласил уже озвученное его «ближними людьми» требование согласия на ежегодную присылку «поминок» в эквиваленте десяти тысяч и «присылку» «запросов» следующим посольством в количестве двадцати тысяч. Причем все это должно было быть включено в текст составленной по приказу хана «шертной записи» (Там же, лл. 276-276 об.). Послам стало ясно, что в Бахчисарае в очередной раз внесли изменения в изготовленной в Москве крымский противень договора.

Послы заявили что никогда вопрос о «поминках» не включался в текст «докончания» («преж того в шертную запись поминки не бывали вписаны») и им предписано принять только тот текст крымского противня, который написан «слово в слово» с привезенной ими «шертной грамоты». Гази-Гирей после некоторых препирательств согласился и началось обсуждение вопроса о тождественности противней.

«Государеву запись» зачитывал дьяк Афанасий Демьянов (Там же, л. 277). Гази-Гирей II первоначально отказывался от написания в крымском противне предложенной московской стороной полной титулатуры Федора Ивановича с царским титулом. После напряженных препирательств с послами хан принял условия титулатуры в том виде в каком они указывались в привезенном послами проекте договора (Там же, лл. 277 об.-278).

Зато в вопросе ответственности за нападения на московские «украйны» казыевцев хан занял непреклонную позицию. Упоминание о «Казыевом улусе» должно было быть убрано из шертной записи. Шертовать хан согласился только за «Дивеев улус». Русские послы напомнили что в проекте договора Казыев улус как таковой не упоминается а присутствует формулировка «и всем Ногайским людям брата нашего. земель не воевати». Хан на это согласился.

Послы были уже осведомлены «ближними царевыми людьми» что Хакк-мурза фактически возглавившей «Казыев улус» еще в феврале прислал из Азова послание хану с жалобами на нападение донских казаков и на агрессивные действия против него со стороны Арсланая «Дивеева». Кроме того на «казыевцев продолжались нападения «заволжских» ногаев. В этой связи Хакк-мурза сообщал, что ему трудно будет выполнить распоряжение султана о участии его подданных в готовящимся походе хана «на Можары» (Там же, лл. 233-233 об.).

После того как текст договора был согласован Гази-Гирей перешел к обсуждению «общеполитических вопросов».

Позиция Гази-Гирея II заключалась в следующем:

- отправляясь «в Можары» он «оставляет для бережения» в Крыму калгу Фетх-Гирея;

- он постарается препятствовать нападениям на «московские украйны» со стороны калги Фетх-Гирея в свое отсутствие;

- после возвращения из венгерской кампании он обещает, что будет совершен посольский размен;

- он не может гарантировать отсутствие нападений со стороны «Казыева улуса».

В связи с этим Гази-Гирей II четко дал понять, что султан занимает враждебную позицию в отношении Москвы по причине активности донских казаков и опасается усиление позиций Москвы на Кавказе. В связи с этим хан напомнил, что «турский преж того хотел рать свою послати к Астрохани». (Там же, л. 281). При этом хан заявил послам «что мы живем под турского рукою» (Там же, л. 281 об.).

Послы в ответ начали пространно говорить о посольстве Григория Нащокина, которому якобы удалось убедить султана в том, что Москва не несет ответственности за нападения донских казаков. Они также напомнили что в настоящее время «турского посол у государя нашего». Вновь, в который уже раз послами было объявлено, что Москва не несет ответственность за действия донских казаков против Азова (Там же, лл. 283-284). На Гази-Гирея это не произвело впечатления. Главной его целью было показать послам, что в отношении Москвы он следует в русле политики Порты.

Хан, естественно не упомянул о «тайном деле». Вообще создавалось впечатление, что он исходит из того, что ход аудиенции немедленно будет известен в Стамбуле. Он в очередной раз объявил, что отправляется «на Можары» и по возвращению ожидает в Крыму новое русское посольство. О времени возвращения Москва будет им извещена. Пока с отпускаемым посольством отправляются гонцы. Ханским гонцом является присутствующий Казан-ага. Срок своего пребывания в походе хан не конкретизировал.

Вероятно Гази-Гирей II рассчитывал к зиме вернуться в Крым. Для организации следующей кампании в Центральной Европе он рассчитывал получить средства с новым русским посольством. В этой связи интересно, что Гази-Гирей II подробно обсуждал с послами вопросы безопасности их следования в Крым и отметил, что следующий посольский съезд и размен под Ливнами должен быть более тщательно подготовлен. Это касалось прежде всего синхронного подхода русского и крымского посольств к реке Сосне, с тем чтобы не затягивать размен.

Далее хан «призвал к себе своих ближних людей» (Муртазу-агу, Ахмед-агу, Ахмед-пашу «Су-лешева», Дербыша «Куликова», «конюшего» Лачин-агу и «казначея» Абдель Ази Челеби) и объявил им что оказывает «своему брату» «великую честь» принося шерть «чего при прежних царях не бывало» (Там же, л. 285 об.). Вероятно Гази-Гирей II имел в виду своих братьев Мухаммед-Ги-рея II и Ислам-Гирея II.

Описание принесения шерти послами, к сожалению, лишено подробностей. Указано что царь после принесения шерти прочитал молитву и приложился к Корану.

Принесение шерти ханом чуть не обернулось новым конфликтом. Послы «поинтересовались» причиной отсутствия Фетх-Гирея. Гази-Гирей II, явно раздраженный, ответил что его брат будет шертовать перед послами отдельно, а приводить его к шерти будет Ахмед-паша «князь Сулешев». Послы благоразумно выразили согласие. После этого хан, прочитав молитву, приложился к Кора-

ну7.

Затем к шерти были приведены «ближние царевы люди»: Муртоза-ага, Ахмед-ага, «Дербыш, князь Куликов», «Ахмед-паша князь Сулешев», «конюшей» Лачин ага , «казначей» Абдель Ази Челеби и «дворецкий» Агуш-ага. Всего семь человек (Там же, л. 287).

Текст крымского противня договора был доставлен послами в Москву. Перевод был внесен в крымскую посольскую книгу (Там же, лл. 312-316). Этот документ был опубликован Ф.Ф. Лашко-вым в 1890 году (Памятники дипломатических сношений Крымского ханства с Московским государством в XVI и XVI вв., хранящихся в Московском Главном Архиве Министерства Иностранных дел, ИТУАК №9 док. №30, с. 45-47).

Он целиком соответствует проекту составленному С.Степановым за исключением титулатуры крымского хана. В русском проекте в крымском противне содержалась формулировка «Великой Орды великого царя Казы-Гиреево царево слово» (Там же, ед. хр. 20, л. 416 об.). Текст крымского противня утвержденный ханом 14 апреля содержал формулировку «Силы находца и победителя Казы Гиреево царево слово» (Там же, ед. хр. 21 л. 312 об., ИТУАК №9 с. 45). Этот торжественный

7 «Прямая шерть учинялась на Куране», т.е. крымские ханы приносили на Коране. Это было обязательным атрибутом принесения шерти» (Юзефович, 2007, с. 293).

оборот титулатуры крымских ханов («Отец победы и борец за веру») был введен в обращение ханом Сахиб-Гиреем во время его правления в Казани (Усманов, 1979, с. 189).

Официальное принесение ханом шерти не означало прекращения переговоров, как официальных, так и неофициальных.

16 апреля через Ямгурчея аталыка послами был отправлен запрос хану о возможности отправления им в Москву одного из сыновей Сеадет-Гирея. 17 апреля аталык доставил ответ: хан в принципе не возражал, но он не может отправить Девлет-Гирея, находящегося у Арсланая «Дивеева», а о местопребывании Мухаммед-Гирея он не знает. Ясно было что хан хочет избежать «закладниче-ства» как такового. Мало того Ямгурчей аталык передал слова хана о том, что для «турского» отправление им кого либо из «царевичей» к Московскому будет поводом для его смещения с престола. В завершении Ямгурчей аталык передал послам надежду хана на то, что он «сходит на службу» к султану и «брата своего калгу удержит к себе любовью» (РГАДА, ф. 123, оп. 1, ед. хр. 21, л. 291). Таким образом Гази-Гирей дал понять, что он фактически отменяет договоренности «о тайном» деле с Борисом Годуновым.

Затем 24 апреля состоялась аудиенция послов у калги Фетх-Гирея.

В соответствии «с обычаем» Фетх-Гирею были явлены «поминки» и произнесена «речь» от имени государя (Там же, лл. 294-294 об.) При этом князь М.А.Щербатов жестко напомнил, что не может подать «царевичу» грамоты адресованные ему от имени московского государя, так как они были изъяты у послов по его «царевича» приказу (Там же, л. 294). В целом ход аудиенции не носил откровенно конфронтационного характера, но враждебная реакция со стороны Фетх-Гирея ощущалась. «Царевич» выразил возмущение малым количеством «поминок» и «запросных денег». Он напомнил, что он не таков как «прежние калги» и только по своей «доброй воле» не будет разорять « государя вашего украйны» (Там же, лл. 296-296 об.). В конечном итоге он завил, что «перед вами правду учиню на той же записи на которой брат мой Казы Гирей царь перед вами правду дал» и состоялась церемония приведения калги к шерти (Там же, л. 297). Фетх-Гирей прочитав молитву «приложился к корану». Затем к Корану приложились его «ближние люди» Это была демонстрация политического веса Фетх-Гирея в «Крымском юрте». Послы обратили внимание на присутствие среди «ближних людей» «царевича» его «конюшего» «князя Акая» из «черкасских князей» и брата небезызвестного Муслы аталыка Асанзи (Там же, лл. 297-297 об.) (Беляков, Виноградов, 2014, с. 51-61)8. Главную роль среди приближенных Фетх-Гирея играл его имелдеш Казы Байрам. После аудиенции последовало пиршество. Сначала калга приказал «поднять чашу» за здоровье своего брата Казы-Гирея царя, затем за здоровье московского государя (Там же, лл. 298 об.-299). По окончании пиршества Ахмед-паша «Сулешев» и Казы Баирам опять привели послов к калге, который призвав их к руке, сообщил что посылает им свое «жалование» (Там же, л. 299 об.).

27 апреля Ахмед-паша пригласил послов на отпускную аудиенцию (Там же, л. 300). Она прошла исключительно в «благожелательном ключе». Хан произнес обширную «речь» выразив уверенность, что «правда» будет соблюдаться обеими сторонами. Правда затем Гази-Гирей II «попросил» послов передать «брату моему», чтобы он «не задирал бы ничем турского» (Там же, лл. 300301). В полном соответствии с «посольским обычаем» послам был представлен новый гонец в Москву Казан-ага. Заем хан объявил что по возвращении «из Можар» он тотчас же известит Москву с новым гонцом о подготовке очередного посольского размена (Там же, л. 301 об.). В заключении Гази-Гирей II сообщил, что в одной из «грамот» посылаемых к «своему брату» с Казан-агой он вновь просит отпустить в Крым Пашая-мурзу «Куликова» (Там же, л.302).

Послы заверили, что все передадут своему государю. В заключении хан позвал послов «к руке». Однако затем русские дипломаты подняли вопрос о отпуске ряда полоняников. Хан переадресовал это Казан-аге.

В лучших традициях русско-крымских посольских «ссылок» после отпускной аудиенции последовал «финальный аккорд»: беки Ахмед-паша «Сулешев» и Дербыш «Куликов» нагнав направлявшихся к месту своего расположения гонцов изложили им «речи» от имени «ближних царевых людей» (Там же, л. 302 об.). Они в цветистой и многословной форме содержали «твердое обещание» служить «доброму делу» за обильное «жалование». Обеих претендентов на «амиатство» уполномочили Муртоза-ага, Ахмед-ага, «казначей» Ахмед Ази Челеби и «конюшей» Лачин ага (Там же, л. 303). Затем от своего имени обеими «князьями» было предложено передать лично Борису Федоровичу чтобы он для того, чтоб «братская любовь не порушилась» «с турским заруки б

8 Фетх-Гирей вероятно полагал, что Муслы аталык еще жив.

ни чинил» (Там же, л. 304). Ахмед-паша помимо всего прочего напомнил о «службе» московским государем своего брата «Мурата князя» Послы заверили, что передадут содержание этих «речей» -«государю своему да и Борису Федоровичу скажут» (Там же, л. 304 об.).

Завершающим аккордом пребывания в Бахчисарае явились для послов «деловые переговоры» с отправляемым гонцом Казан-агой о выкупе «полоняников (Там же, лл. 304 об-306).

30 апреля Гази-Гирей II выступил из Бахчисарая «на Можары» (Там же, л. 308).

Хан остановился в Перекопе, отдавая последние распоряжения по сбору воинских сил со всех бейликов («чтоб люди съехались со всех улусов»). «Провожать» брата прибыл калга Фетх-Гирей. На «царевом лугу» около Перекопа состоялся «смотр» орды. По завершении «смотра» Усейн-ага был отправлен в Кафу доложить о скором выступлении орды в поход. Калга Фетх-Гирей был послан в Козлев (Гезлев, современная Евпатория). До послов ранее дошла информация, что предполагается поход калги на «литовские украины». Однако Гази-Гирей в конечном итоге предписал калге оставаться в Крыму решив самому попутно разорить «литовские украйны». Затем хан со всеми силами выступил из Перекопа (Там же, л. 308). Начался поход 1594 года хана Гази-Гирея II «на Можары» страшным валом прокатившийся по южным областям Речи Посполитой.

Возвращение посольства

Обратный путь послов лежал через «Арсланаев улус». Там их приветствовал Иссей «аталык третьево Арсланаева сына» (Там же, лл. 309 об-310). Аталык поведал им, что Арсланай «от царя приехал» и до своего выступления в поход готов «сослаться» с послами. К Арсланаю был послан толмач Енчюра который вернувшись из его «стана» передал послам, что карача-бек намерен соблюдать «шерть», принесенную «царем» в том числе и за его улус. Однако Арсланай одновременно передал, что не будет нести ответственности за возможные нападениям на «московские украй-ны» в его отсутствие. Причина была четко определена: в его улус продолжалась откочевка из «Ур-магметова улуса» из-за того, что «казаки донские государя вашего многие» совершают нападения на заволжских ногаев. Кроме того продолжаются нападения донских казаков на «Казыев улус» (Там же, лл. 311-311 об.). Послы в ответ передали с аталыком, что доведут эту информацию «до государя» и выразили надежду на то «чтоб Арсланай князь в своей правде стоял» (Там же, л. 312). После этого послы двинулись дальше.

Первые сведения о благополучном отпуске посольства из Крыма были получены в Москве 3 июня 1594 г. от елецких воевод князя Федора Масальского и Ивана Мяснова.

Они сообщили о прибытии в Елец служивого татарина станичного головы Исенчюры Дакеше-ва с известием о следовании посольства к московским рубежам вместе с крымскими гонцами (Там же, л. 175). Елецкие воеводы переслали в Москву грамоту послов на имя государя, извещающую о благополучном исходе посольства (Там же, лл. 175-178). Одновременно в Елец прибыли татары посланные ханским гонцом Казан-агой. В Посольском приказе началась интенсивная подготовка к приему крымцев.

Послам же 4 июня было предписано в грамоте отправленной в Ливны от имени государя следовать вместе с крымскими гонцами до Новосили, а затем оставив их там быстро двигаться к Москве (Там же, л. 180 об.). Эти распоряжения должен был передать послам ливенский воевода Иван Михайлович Бутурлин. 9 июня Бутурлин сообщил что вечером 3 июня послы и крымские гонцы прибыли в Ливны. Крымских гонцов пришедших с «добрым делом» было до тридцати человек (Там же, лл. 187-187 об.). 5 июня все они двинулись на Новосиль и далее на Калугу (л. 188) Как и предусматривалось в Новосили послы оставили крымских гонцов и 14 июня прибыли в Москву (Там же, л. 189).

В тот же день в Посольский приказ послами были предоставлены статейный список и «список с шертной грамоты», утвержденной ханом крымский противень договора. Таким образов вся эпопея посольства М.А.Щербатова и дьяка А.Демьянова, включая посольский съезд под Ливнами, заняла около восьми месяцев с середины октября 1593 г. по середину июня 1594 г. Для многолетней истории русско-крымских «ссылок» это был редчайший случай столь быстрого, и главное успешного исполнения отправленной из Москвы посольской миссии.

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

Посольство князя М.А.Щербатова и дьяка А.Демьянова явилось первым за многие десятилетия XVI столетия посольством сумевшим выполнить свои задачи в полном объеме причем обозначенные как в «официальной» наказной памяти, так и в «тайном наказе». Договор был заключен, официальные и «тайные» переговоры проведены, военно-политическая ситуация «Крымского юр-

та» выяснена. Гази-Гирей II даже в условиях явной угрозы своего смещения с престола Портой и замены Фетх-Гиреем рассчитывал укрепить свои позиции во время военной кампании в Центральной Европе и не хотел открытой помощи со стороны Москвы. Отказ хана от «тайного дела», возможно не окончательный, вероятно предполагался Борисом Годуновым. Вместе с тем хан при пребывании посольства в Крыму не отказался от осуществления неофициальных контактов с Москвой как таковых, что проявилось в проведении «тайных» переговоров послов с Ямгурчеем аталыком.

Отдавая должное квалификации и дипломатическому искусству послов следует признать, что их успех во многом был обеспечен исключительными обстоятельствами личной заинтересованностью хана «стабилизировать» отношения с Москвой путем заключения «докончания». Гази-Гирею II удалось добиться согласия на это со стороны по крайней мере значительной части крымской политической элиты и даже нейтрализовать «негативное» отношение к заключению договора со стороны калги Фетх-Гирея.

В отечественной историографии причиной побудившей Гази-Гирея II принести 14 апреля 1594 года шерть традиционно указывается необходимость урегулировать отношения с Москвой накануне выступления в поход «на Можары». Наиболее четко ее обозначил А.А.Новосельский: «Причина поворота политики Крыма заключается в том, что в 1593 г. Турция начала войну с Венгрией, войну тяжелую и длительную (до 1606 г.), в которой должен был принять участие Крым» (Новосельский, 1948 с. 42). А.А.Зимин также отмечает, что «Крым с 1593 г. увяз в длительной и бесперспективной войне на стороне Турции против Империи», уточняя при этом что первый длительный поход «в Угорскую землю» «Казы Гирей» совершил летом 1594 года, и «поэтому хан стремился срочно урегулировать отношения с Россией» (Зимин, 1986 с. 187).

Тем не менее успех посольства еще не означал обеспечения безопасности южных рубежей страны и вообще устранения угрозы со стороны Крыма Русскому государству. «Расстановка сил» на политической арене Крымского юрта могла радикально измениться в кратчайший период. Противостояние калги Фетх-Гирея с правящим ханом, и в первую очередь в плане следования его линии в отношениях с Москвой, не имело аналогов со времен открытого третирования калгой Адыл-Гиреем своего брата Мухаммед-Гирея II в 1577-1578 гг. Тогда это в конечном итоге привело к «ссоре великой в Крымском юрте». Сейчас складывалась аналогичная ситуация.

Как и в конце 70-х годов при Мухаммед-Гирее II правящий хан не пользовался расположением османского султана. Итоговая «аналитическая» часть статейного списка послов делала четкий вывод: «у турского с крымским царем рознь» (Там же, л. 307). Послы увязывали сохранение престола Гази-Гирем II прежде всего с необходимостью привлечения крымцев к войне против Габсбургов.

Для сохранения «доброго дела» с Крымом русской дипломатии предстояло действовать в условиях войны Порты против австрийских Габсбургов в Центральной Европе. Между тем само наличие этого конфликта сохраняло в силе вопрос о присоединении Русского государства к «антиосманской лиге». Такое развитие событий Б.Ф.Годунов видимо не исключал в принципе, но ставил его в зависимость от общего развития военно-политической ситуации в Восточной и Центральной Европе. (Могилина, 2012, с. 112-113).

Между тем общие контуры военно-политической ситуации вернувшиеся послы четко обозначили в своем статейном списке:

- между Портой и Сефевидами сохраняется мир (« которые городы турский у кызылбашского поимал те городы за турским»);

- война «турского» с «цезарем» будет носить затяжной характер;

- Гази-Гирей II занимает в отношении Речи Посполитой враждебную позицию («царь с литовским немирен»). Это объяснялось прежде всего нападениями «литовских казаков» (РГАДА, ф. 123, оп. 1, ед.хр. 21, лл. 306-306 об.). Таким образом Порта могла использовать крымскую орду для военно-политического давления на Речь Посполитую с целью предотвратить ее присоединение к «антиосманской лиге».

Открытого разрыва хана Гази-Гирея II с Портой, возможность которого всерьез рассматривалась Годуновым осенью 1593 года и несомненно учитывалась им при переговорах с дипломатами австрийских Габсбургов и Сефевидов в антиосманском контексте не произошло. Это снимало проблему немедленного вовлечения Русского государства в военную конфронтацию с Портой. С другой стороны в условиях неопределенного положения Гази-Гирея II на престоле и откровенно антимосковской позиции его самого вероятного преемника калги Фетх-Гирея достигнутое с тру-

дом «докончание» могло быть не введено в действие или вообще дезавуировано крымской стороной, как это имело место в 60-х гг.XVI вв.

Есть все основания предполагать, что Б.Ф. Годунов в конкретных условиях 1594 года рассматривал русско-крымский договор как тактический успех, но не рассматривал возможности сохранения мирных отношений с Крымом в длительной перспективе.

Несомненно, что наличие договорного акта с Крымом, пусть и предварительного, не закрепленного повторным принесением шерти ханом, открывало для московской дипломатии широкие возможности в отношениях с Большими Ногаями и кавказскими правителями. Напомним, что именно в это время Годунов перешел к политике военного давления на шамхала. Речь шла по словам А.Беннигсена и Ш.Лемерсье-Келькеже о решительном «броске вперед» на Кавказ, чему содействовало отвлечение сил Порты и Крымского ханства, «войска которых, начиная с 1594 года были практически постоянно задействованы в борьбе против войск Империи в Венгрии» (Беннигсен, Лемерсье-Келькеже, 2009, с. 247). В этом контексте заключение договора Москвы с Крымом было крупным успехом. Однако это же и создавало серьезные проблемы. Послы четко отметили в своем «статейном списке» что в Крыму опасаются усиления Москвы на Кавказе и «за шевкала князя и иных черкасских князей хотели стояти» (РГАДА, ф. 123, оп. 1, ед.хр. 21, л. 307 об.). При этом послы особо отмечали, что подобные настроения особенно были сильны в окружении калги.

В случае прихода к власти Фетх-Гирея новый виток антимосковской политики Крыма был реален. Между тем материальные обязательства принятые русскими послами в Бахчисарае были значительными, а перспективы нахождения хана Гази-Гирея II на престоле неясными. Все зависело от того, состоится ли новый посольский размен с окончательной ратификацией договора. Пока же Годунов удерживал в Москве посольство бека Ширинского и готовился принимать крымских гонцов во главе с Казан- агой.

С лета 1594 года дипломатическая «дуэль» Москвы и Бахчисарая вступила в новый этап, завершившийся очередным кризисом русско-крымских отношений после династического кризиса Гиреев 1596-1597 гг.

Тем не менее, русско-крымский договор 1594 года был подтвержден в дальнейшем вернувшим себе престол ханом Гази-Гиреем II, но это произошло уже в других внешнеполитических обстоятельствах.

ЛИТЕРАТУРА

1. Беннигсен А. Лемерсье-Келькеже Ш. Московия, Османская империя и кризис наследования ханской власти в Крыму в 1577-1588 гг.//Восточная Европа Средневековья и раннего Нового времени глазами французских исследователей: Сборник статей. Казань, 2009. С. 220-254.

2. Беляков А.В., Виноградов А.В. «Дело Муслы аталыка». К истории военно-политического противостояния Речи Посолитой, Русского государства и Порты в период династического кризиса в Крыму в 15841588 гг. // Средневековые тюрко-татарские государства №6. Казань, 2014. С. 51-61.

3. Виноградов А.В. Русско-крымские отношения 1591-1593 годов: от конфронтации к поискам мирных решений / Средневековые тюрко-татарские государства №6. Казань, 2014. С. 18-50.

4. Виноградов А.В. Русско-крымский посольский съезд под Ливнами осенью 1593 года // Средневековые тюрко-татарские государства №7. Казань, 2015. С. 62-77.

5. Виноградов А.В. Русско-крымские отношения 1567-1572 гг. в тринадцатой крымской посольской книге // Посольская книга по связям Московского государства с Крымом 1567-1572 гг. М., 2016. С. 34-45.

6. Зайцев И.В. Проблема удостоверения клятвенных обязательств мусульманина перед христианской властью в России ХУТ-ХК веков // Отечественная история. №4. 2008. С. 3-9.

7. Зимин А.А. В канун грозных потрясений: Предпосылки первой Крестьянской войны в России. М., 1986. 333 с.

8. Магилина И.В. Россия и проект антиосманской лиги в конце XVI - начале XVII вв. Волгоград, 2012. 372 с.

9. Моисеев М.В. Шертные грамоты в контексте русско-ногайских отношений в XVI веке // Средневековые тюрко-татарские государства. №6. Казань, 2014. С. 84-90.

10. Новосельский А.А. Борьба Московского государства с татарами в первой половине XVII века. М.-Л., 1948. 447 с.

11. РГАДА. Ф. 123 (Сношения России с Крымом). Ед.хр. 20.

12. РГАДА. Ф. 123 (Сношения России с Крымом). Ед.хр. 21.

13. Памятники дипломатических сношений Крымского ханства с Московским государством в XVI и XVI вв., хранящихся в Московском Главном Архиве Министерства Иностранных дел // Известия Таврической архивной комиссии. №9. Симферополь, 1890. С. 45-47.

14. Самойлович А.Н. О «пайцза»-»байса» в Джучиевом улусе (К вопросу о басме хана Ахмата) // Тюркское языкознание. Филология. Руника. М., 2005. С. 213-218.

15. Трепавлов В.В. «Белый царь». Образ монарха и представление о подданстве у народов России XV-XVIII вв. М., 2007. 255 с.

16. Филюшкин А.И. Проекты русско-крымского военного союза в годы Ливонской войны (1563-1564, 1578) // Филюшкин А.И. Изобретая первую войну России и Европы. Балтийские войны второй половины XVI в. глазами современников и потомков. СПб., 2013. С. 716-717.

17. Филюшкин А.И. Проект договора Московского государства с Крымским ханством 1578 г. // Филюшкин А.И. Изобретая первую войну России и Европы. Балтийские войны второй половины XVI в. глазами современников и потомков. СПб., 2013. С.699-712.

18. Усманов М.А. Жалованные акты Джучиева Улуса XIV-XVI вв. Казань, 1979. 315 с.

19. Юзефович Л.А. Путь посла. Русский посольский обычай. Обиход. Этикет. Церемониал. СПб., 2007.

344 с.

Список сокращений

ИТУАК №9 - Известия Таврической ученой архивной комиссии. № 9. Симферополь, 1890. РГАДА - Российский государственный архив древних актов.

A.V. Vinogradov

EMBASSIES OF THE PRINCE M.A.SHCHERBATOV TO THE CRIMEA AND THE CONCLUSION OF THE RUSSIAN-CRIMEAN CONTRACT OF 1594

Article is devoted to a turning point in the Russian-Crimean relation of the last quarter of the XVI century - to the conclusion of the Russo-Crimean treaty of 1594

Keywords: Russian-Crimean relations, Crimean khanate, ambassadorial order, Girei,

Сведения об авторе:

Виноградов Александр Вадимович - кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Института российской истории Российской академии наук (г. Москва); avinogradov1957@yandex.ru

Vinogradov Aleksandr - Candidate of Historical Sciences, Senior scientific employee of the Institute of Russian History of the Russian Academy of Sciences (Moscow)

ПОСОЛЬСТВА КНЯЗЯ М.А. ЩЕРБАТОВА В КРЫМ И ЗАКЛЮЧЕНИЕ РУССКО-КРЫМСКОГО ДОГОВОРА 1594 ГОДА Текст научной статьи по специальности «История и археология»

Аннотация научной статьи по истории и археологии, автор научной работы — Виноградов Александр Вадимович

Похожие темы научных работ по истории и археологии , автор научной работы — Виноградов Александр Вадимович

EMBASSIES OF THE PRINCE M.A.SHCHERBATOV TO THE CRIMEA AND THE CONCLUSION OF THE RUSSIAN-CRIMEAN CONTRACT OF 1594

Текст научной работы на тему «ПОСОЛЬСТВА КНЯЗЯ М.А. ЩЕРБАТОВА В КРЫМ И ЗАКЛЮЧЕНИЕ РУССКО-КРЫМСКОГО ДОГОВОРА 1594 ГОДА»