CC BY
57
гласными (бур. у,э): Шира бус9г9 (Б.Х.). В онимах исследуемых улигеров наличествуют аффрикаты дж, дз, ч, ц, которые бурятский язык развил в щелевые ж, з, ш, с: Буджилту тушимэл (Б.Т.), Джидкулту (Б.Э.), Ортоон врочон, Хайчилту хаан (М.Ц.), Бато цагаан (Б.Т.), Болцуунай засуул (М.Ц.). Отсутствует фарингальный h, используется переднеязычный щелевой звук с, т.е. это свидетельствует о том, что общемонгольская с не изменилась в h: Гуйбалта засуул, Засуул (М.Ц.) - ср. бур. заЬуул «уст. Есаул».
Таким образом, онимическая лексика в языке улигеров ононских хамниган представляет собой интересный материал для специального исследования. Выявленное функционирование имен собственных вполне способствует представлению картины мира создателей этих ценнейших произведений фольклора, помогает раскрытию философии народа. Топонимические единицы улигеров ононских хамниган выступают средством репрезентации концептуального содержания «пространство». В плане выражения в основном отражаются черты хамниганского говора бурятского литературного языка.
Литература
1. Головина Р.В. Антропонимы в русской народной лирической песне: автореф. дис... канд. филол. наук. -Орел, 2001.
2. Горбачева О.Г. Ономастическое пространство русских народных и авторских сказок: автореф. дис. канд. филол. наук. - Брянск, 2008.
3. Дамдинов Д.Г. Этно-лингвистический очерк хамниганского говора // Исследование бурятских говоров. -Улан-Удэ, 1968.
4. Долгих Б.О. Родовой и племенной состав народов Сибири в XVII в. - М., 1960.
5. Жамцарано Ц.Ж. Образцы народной словесности монгольских племен. Тексты. - Т. I. - Вып. 3. - Пг., 1918
6. Ламожапова И.А. Исконные личные имена у монгольских народов: структура, семантика. - Чита, 2004.
7. Митрошкина А.Г. Личные имена бурят. - Иркутск, 1995.
8. Нимаев Д.Д. Проблемы этногенеза бурят. - Новосибирск, 1988.
9. Петрова И.А. Парадигматические отношения имен собственных и способы ономастической номинации героев в фольклорном тексте: автореф. дис. ... канд. филол. наук. - Волгоград, 2011.
10. Санжеева Л.Ц. Ономастика эпоса «Гэсэр»: автореф. дис. ... канд. филол. наук. - Улан-Удэ, 2000.
11. Токмашев Д.М. Теоретические проблемы фольклорной ономастики (на материале шорского фольклора) // Вестн. Томск. гос. пед. ун-та. - 2011. - № 9 (111).
12. Улигеры ононских хамниган / отв. ред. Л.Д. Шагдаров, Ц.-А.Н. Дугар-Нимаев; подг. текста, пер., вступ. ст. и прим. Д.Г. Дамдинова. - Новосибирск, 1982.
13. Шойбонова С.В., Шулунова Л.В. Ономастикон художественного произведения. - Улан-Удэ, 2004.
Ламожапова Ирина Александровна, старший научный сотрудник Забайкальского государственного университета, кандидат филологических наук, доцент.
E-mail: [email protected]
Lamozhapova Irina Aleksandrovna, senior research fellow of Transbaikalian State University, candidate of philological sciences, associate professor.
УДК 811.512.3
© Е. А. Бардамова
ВНУТРЕННЯЯ ФОРМА ТЕМПОРАЛЬНЫХ СЛОВ
(на материале бурятского языка)
Статья посвящена анализу семантической мотивировки темпоральных слов, называющих количественно ограниченные неопределенные промежутки времени, позволяющие выявить когнитивный процесс осмысления временной абстракции, отражающий культурный опыт концептуализации времени.
Ключевые слова: темпоральная лексика, внутренняя форма слова, дискретная природа времени, квантифика-ция временной длительности, концептуализация времени, семантическая мотивировка, номинация временных промежутков
E. A. Bardamova
ТНЕ INTERNAL FORM OF TEMPORAL WORDS (on the material of Buryat language)
The article analyses linguistic vocabulary on definition of the peculiarities of the concept Time in Buryat language. In the centre of the investigation there are language facts that reflect complicated set of ideas and notions of perception and reflexion of category of Time in the language.
Keyworlds: bridge meaning, inner form, features of temporal reality's fragments, solar principle of performance of temporal values, temporal nominations, having symbolic value, perception and reflexion of category of Time.
Интерес к изучению способов объективации времени в языке обусловлен потребностью исследования механизмов осмысления данной абстракции, продиктован необходимостью определения когнитивного процесса концептуализации времени. Анализ внутренней формы темпоральной лексики разных языков позволяет приблизиться к решению данной проблемы в плане выявления видов коммуникативного символизма, установления закономерностей восприятия времени, определения национальной специфики отражения временной абстракции в языке, корреляции между мотивировочными признаками и семантическими моделями репрезентации временных значений, основных схем представления топологических свойств времени.
Основным фактором развития темпоральной лексики служит восприятие и отражение развития окружающих явлений внеязыковой действительности, в результате осмысления в естественном языке функционирует довольно обширный пласт темпоральной лексики, эксплицирующей представления носителей языка о времени. Предметом изучения данной статьи выступила группа слов, номинирующих неопределенно-малые отрезки времени.
В бурятском языке ограниченные временные промежутки, характеризующиеся количественной неопределенностью, представлены лексемами агшан 'миг, мгновение', хэhэг 'некоторое время', xaha 'период' и др., семантической доминантой которых является краткосрочность обозначаемых промежутков времени.
Лингвистический анализ внутренней формы данных лексических единиц обнаружил наличие ряда определенных сценариев осмысления. Установлено, что в основе выделения кратких временных отрезков лежат процессы ограничения, отделения от ряда подобных, сокращения, разделения на части, семантической транспозиции. Так, агшан - дериват глагола агшаха '1) сжиматься, сокращаться, 2) суживаться, укорачиваться', - унаследовав базовую сему 'ограничения в количестве, объеме\ указывает на неопределенный временной момент, непродолжительность протекания действия: тэрэ агшан хоорондо 'в тот же миг, тотчас', агшан зуурахана 'на одно мгновение', энээхэн агшан зуура боло^н ушар 'в этот короткий промежуток времени \ Семантика агшан не предполагает наполнение промежутка времени какими-либо событиями, в некоторых контекстах лексическая единица служит для актуализации таксисных отношений одновременности ситуаций: Уданшьегуй ушоо нэгэ буу нэгэ дахин hyрэшэбэ. Эрэ хун шубуунииие нугоодынгоо тээ наанахань хоёр далияа химуруулан, будулаа бэшэ, зорюта hууhaн шэнгеэр далбаганаад, байрадаа худэлхэеэ болишобоо. Эдэ боогдэ аг-шам зуура саг соо болобо 'Тотчас раздался еще один выстрел. Самец лебедя на другой стороне встрепенул крылья, как будто нарочно сел в гнездо и застыл. Все это произошло в один момент'.
Семантика xэhэг 'некоторое время' напрямую связана с представлениями носителей языка о дискретной природе времени. Хэhэг имеет значение 'кусок, группа, экземпляр, временной промежуток'. Общим для всех значений является указание на отдельную часть совокупности, объединенную общим признаком или свойством. Наличие временного измерителя среди прочих позволяет увидеть особенность процесса концептуализации времени, начало которому было положено в результате осмысления времени как совокупности временных моментов, объединенных общим темпоральным признаком, и выделения отдельного из числа однородных. По аналогии с миром материальных вещей: куска, обрывка, группы, штуки - непредметная сущность времени тоже квантифицируется и формируется представление о соотношении периода и времени как части и целого: нэгэ xэhэг болохо 'прошло некоторое время'.
В семантическом диапазоне слова xaha представлено две семы: 1) определенный промежуток во временной последовательности: тарилгын xaha 'время сева', хатуу шэруун xaha 'тяжелая пора'; 2) срок, или назначенный момент исполнения, наступления чего-либо: xaha болзор соо 'в срок', xahaгyй 'не вовремя'; тэрэ xaha соо 'именно в то время'. Существительное xaha является производным от глагола xahaxa '1. вычитать, сокращать, 2. лишать, изымать, отторгать'. В поиске темпорального значений «наивное» языковое сознание использует реальное действие отторжения, сокращения для обозначения короткого периода, как бы изъятого из непрерывного временного потока,
объективно не имеющего ни начала, ни конца, но получающего в результате этого переосмысления способность делиться на промежутки, обладающие исходной точкой отсчета и своим пределом.
Заместительный принцип представления темпоральных значений с помощью лексем, обозначающих предметы материального мира, несущие в своей семантике значение 'неполная часть чего-либо', продолжает уе 'время, период, эпоха, поколение, пора'. Изначально уе обозначало сустав: хурганай уе 'сустав руки', уе булгарха 'вывихнуть сустав'. В результате семантической деривации слово приобретает значение 'составная часть чего-либо': =елхэ 'расчленять на части, хулhанай уе 'коленце бамбука', уетэй 'состоящий из звеньев'. Кроме того уе выступает в качестве единицы измерения социального времени, когда продолжительность жизни одного поколения служит мерой отсчета генеалогического времени: уетэн 'ровесник, залуу уетэн 'молодое поколение'. В этом случае уе отражает представления бурят о времени, изменение которого обусловлено сменой поколений. Семантический переход от конкретного количественного содержания, равного примерно двадцати-тридцати годам, т.е. биологического времени одного поколения, к более широкой абстракции позволил через =е выражать временные смыслы безотносительно к человеческой жизни или возрасту, сохраняя при этом семантический признак неопределенно короткого промежутка: yбhэнэй уе 'время сенокоса', таатай уе 'подходящий момент', yнгэрhэн уе 'истекший период'.
Обусловленный временной параметр обозначают слова хугасаа 'срок' и болзор 'срок', устанавливающие время реализации или исполнения чего-либо. Болзор, восходящий к глаголу болохо 'становиться, делаться', фиксирует точку отсчета реализации какого-либо действия, которая заранее известна, чаще оговорена: болзор абаха 'условиться о сроке', болзор хусэхэ 'уложиться в срок' (букв. срок настигнуть). Как видим, контексты с болзор задают определенный временной предел и имплицируют идею движения к нему, подразумевая наличие временного зазора между моментом речи и завершением ситуации.
Динамический компонент движения времени представлен и в семантической структуре хугасаа. Для хугасаа, находящегося с болзор в одном смысловом ряду, существенно указание не столько на конкретный момент исполнения, сколько на длительность протекания явления или события: тэрэ хугасаа соо 'за этот срок', хоёр hарын хугасаа дотор 'за два месяца' (букв. два месяца, срок, внутри).
Отличие двух лексем, в первую очередь заключается в различном понимании 'срока' самими носителями языка: хугасаа выступает скорее как мера времени, а болзор выполняют функцию ориентира. С другой стороны, они отражают два разных представления о времени. Хугасаа называет отрезок объективного безотносительного времени, в пределах которого имеет место описываемое событие. Лексема употребляется в контекстах, соответствующих прошедшему времени в связи с завершенностью действия в срок к моменту речи, и не предполагает установления соотношений с настоящим и будущим. Болзор, являясь ориентиром исполнения или наступления чего-либо, дает представление о развитии временной определенности, на начальном этапе субъективной, сформированной в том числе и на умении людей устанавливать, рассчитывать, назначать определенный срок.
К неспецифическим временным номинациям относятся случаи обозначения неопределенных временных промежутков, характеризующиеся отсутствием событий или действий. В этом случае состояние покоя служит основой вычленения данного периода из череды других моментов, заполненных активной деятельностью. Для языкового сознания факт отсутствия деятельности служит сигналом для его обозначения ввиду своей нехарактерности, а значит выделенности. В качестве референ-ционного времени выступает интервал, представляющий собой временной промежуток непродолжительной длительности, не имеющий четких границ, содержание которого определяется 'свободой', 'отдыхом', 'незанятостью'. К таким единицам относятся сулоо 'свобода, досуг', забда 'свободное время', туха 'свободное от работы время', зай 'небольшой временной промежуток свободного времени', зали 'перерыв'.
Доминантным семантическим компонентом данных наименований является кратковременность состояния покоя, который в сочетании с заявленным значением бездействия формируют идеи свободы, душевного отдохновения после выполненной работы. Семантика зали восходит к залирха 'приостановиться, погаснуть', очевидно, что момент покоя понимался как небольшая пауза в непрерывном потоке хозяйственных дел, отдых при этом ассоциируется со сном: зали абаха 'вздремнуть, соснуть '. Для туха характерно увязывание семы свободного времени с возможностью, которую человек определяет сам для себя, т.е. возможность отдыха появляется в том случае, когда человек имеет
временные условия свободного времяпрепровождения после периода, полного хлопот и непрерывной занятости. Поэтому производные от туха эксплицируют значение 'перегруженный делами, работой': тухашарха 'быть загруженным работой', тухашарал 'хлопоты', тухашаруу 'занятый, хлопотливый' и др. Семантическая мотивировка зай обусловлена пространственной метафорой 'свободного промежутка, расстояния между чем-либо', исходя из которой свободное время воспринимается как время, незаполненное событиями.
Что касается семы пустоты vs бездеятельности, то она находит дальнейшее продолжение в одно-коренных зайха 'бродить, шляться без дела', займаг 'любящий бродить без особого занятия', зай-мал 'босяк' (диал.) и др. В рамках данной пространственной модели находятся заб 'досуг', забда 'свободное время', также мотивированные промежуточным пространственным расположением. В отличие от других единиц лексико-семантической группы заб и забда обозначают временной интервал свободного времени на фоне противопоставления занятости и безостановочной, непрерывной работы в другие моменты. Компонент темпоральной ситуации, а также идеи интенсивности и напряженной деятельности в другие моменты находим у членов словообразовательного гнезда с вершиной заб, например: забдаха 'успевать, готовиться, предпринимать что-либо' забдуулха 'мешать осуществлять задуманное'. Как видим между словами со значением 'досуг' и 'занятость делами' существует глубокая и прочная связь, которая иногда демонстрирует отсутствие четкой поляризованности между данными понятиями. В фокус существительного сулоо также попадает свободное временное пространство, осознаваемое говорящим как промежуток времени, когда человек независим от внешних обстоятельств и обязательств. Семантическим мотивом выступает 'свобода'.
Большинство единиц малых отрезков времени связаны с более интенсивной динамикой и актуализируют идеи мгновенности, занятости, а также быстроты протекания события.
В результате анализа языкового материала, отражающего национально-культурный опыт, выявлены следующие семантические мотивировки обозначений времени, денотатами которых выступают количественно ограниченные неопределенные промежутки времени.
1. Сокращение лежит в основе номинаций минимальных временных промежутков агшан 'мгновение ', хаhа 'период, срок', мотивированных глаголами агшаха 'уменьшаться в размере', хаhаха 'сокращать, изымать'. В качестве денотата в данном случае выступает временной промежуток, который в результате вычленения из беспрерывной череды происходящих событий урезан до продолжительности единичного факта, приобретающего статус самостоятельности. Агшан и хэhэг не просто актуализируют идею дробления времени на отдельные отрезки, но и обнаруживают дополнительный смысл 'минимальный, краткий, непродолжительный'. Вместе с тем в идее кратковременности, по-видимому, благодаря влиянию приема сжатия, зачастую заложены акценты динамизма ситуации, энергичности и ее внутреннего напряжения: Эрэ хун шубууниие нугоодэнгоо тээ наанаhаань хоер да-лияа хумируулан, буудуулаа бэшэ, зорюута hууhан шэенгеэр далбаганаад, байрада худэлхэеэ болишо-бо. Эдэ бугэдэ агшам зуура саг соо болобо [Галанов «Хун шубуун»]. Сокращение как семантическая мотивировка обозначения временного интервала позволяет обнаружить четкую дифференциацию временных границ действий или явлений, а значит, установить и обозначить одновременность их протекания. Данные номинации демонстрируют представление носителей языка о сегментации времени и обнаруживается связь времени с 'мерой' и 'ритмом'.
2. Предельность является универсальным семантическим компонентом временных номинаций [Арутюнова, с. 4-10]. Неопределенные минимальные временные единицы бурятского языка задают границы, в пределах которых происходит процесс развития ситуации. Источником идеи предельности служит не только ограниченность хода действия временными рамками, но и сама импликация значения движения во времени. Референционное временное пространство при этом может представлять поколение - уе, временной период - хаhа, хэhэг, небольшой интервал времени - агшан, хугасаа, точку локализации на оси времени - болзор. Наличие компонента 'предел' в семантической структуре данных лексических единиц, выражающих ограниченность или исчерпанность времени, отведенного на реализацию события, сужает сферу их употребления, ориентируя на описание фазовых признаков событий. Так, чаще всего они употребляются в контекстах, содержащих идеи начальности или результативности как ретроспективной, так и проспективной ситуации: уе наhараа багшаар ажалаха 'всю жизнь прорабоать учителем', хаhа саг соо барилга эхилхэ 'начать строительство в назначенный срок'.
3. Отделение. Отделение, по мнению ученых, играет важную роль в создании космоса. Выделение из хаоса элементов, получающих самостоятельное существование, является первым космогоническим деянием, которое согласно логике мифопоэтического сознаниия становится образцом для последующего устроения мира [Топорова]. Обозначение временных интервалов по принципу отделения отражает представления носителей языка о событийном времени, временной локализации единичных событий, ситуаций, имеющих конечную и дискретную природу, в неразрывной связи с общим, абстрактным, непрерывным временем: нэгэ хэhэг абяагуй hууха 'некоторое время сидеть молча', (букв. некоторое время прошло), hуулшын хугасаа соо 'в последнее время', халуун хаhа 'горячее время'. Идея отделения формирует временные границы интервала, позволяет говорящему обозначить как ничтожно малые, вплоть до одного момента на временной оси, так и продолжительные отрезки. Время отдельного конкретного момента, представляющего измененное состояние мира, выступает элементом непрерывной временной цепи, с его помощью устанавливаются взаимосвязь с другими событиями. Благодаря семантике повторяемости и регулярности хугасаа, хаhа, хэhэг формируют компонент 'определенный интервал, служащий мерой времени'. Идея единицы меры времени актуализирует и понятие нормы: нэгэ хэhэг болохо 'немного задержаться' (букв. один промежуток времени побыть), оюутнай хаhа 'студенческая пора', yбhэнэйуе 'сенокосная пора'.
4. Разделение на части. Основанием номинации временных понятий уе 'пора, период', хэhэг 'непродолжительный период' служит операция деления на части, сигнификативное значение которой заложено в семантике производящих основ уе 'сустав, звено, слой, пласт', хэ\эглэхэ 'делить на части'. В данном случае временной промежуток представляется элементарной частью единого временного потока, в течение которого языковое сознание фиксирует изменения в развитии мира. В результате деления временной длительности на части он приобретает изолированность, конечность и в то же время целостность. Каждая элементарная часть времени символизируют новый этап, движение, эволюцию: туухэтэй уе 'исторический момент', совет засагай уедэ 'за годы Советской власти', нэгэ хэ\эг болоходо 'через некоторое время '. В результате кодирования минимальных временных периодов как отдельных частей целого говорящий получает возможность не только выделить кванты из общего непрерывного движения времени, но и выстроить эти отрезки в линейной порядке относительно друг друга, определив их последовательность, или обозначить хронометрию, установив временную зависимость.
5. Идея примыкания представлена в сложных наречиях, образованных при помощи зуура 'по дороге, по пути'. В основе номинаций энэ зуура 'как раз в это мгновение', гар зуура 'мимоходом', ойро зуура 'мигом', тэрэ зуура 'тотчас', ябууд зуура 'мигом', указывающих на непродолжительный временной интервал, лежит установление временной связи между отдельными ситуациями на основе пространственной метафоры движения в одном и том же направлении. Как видим, одновременность происходящего осознается по материалам языка как примыкание или соположение событий, нахождение их в «соседстве» или непосредственно друг за другом. Для зуура 'по дороге, по пути' важным является экспликация идеи пути при движения во времени, что позволяет установить отношения между разъединенными и отдельными моментами единого временного пространства. Динамический же компонент формирует в некоторых конструкциях ограниченность интервала, например: саг зуура 'временно, мимоходом', в других - большую скорость протекания действия или процесса: хурмахан зуура 'мигом, мгновенно'.
6. Состояние покоя выступает в качестве семантической мотивировки обозначений количественно неопределенных минимальных временных отрезков, выделяющихся из общей временной длительности отсутствием всякой рода активности. Референционное время таких понятий, как сулоо, забда, ту-ха, апеллирует к идее отдыха, свободе от обязанностей, связанных с трудовой деятельностью, имплицируя дополнительные смыслы 'краткосрочности', 'восстановления физических или духовных сил', 'права свободного времяпрепровождения'.
Литература
1. Арутюнова Н.Д. Вступление. В целом о целом. Время и пространство в концептуализации действительности // Логический анализ языка. Семантика начала и конца / отв. ред. Н.Д. Арутюнова. - М.: Индрик, 2002.
2. Топорова Т.В. Семантическая структура древнегерманской модели мира. - М.: Радикс, 1994.
Бардамова Екатерина Александровна, зав кафедрой Бурятского государственного университета, доктор филологических наук.
Е-mail: [email protected]
Bardamova Ekaterina Aleksandrovna, associate professor at the chair of the Russian and general linguistics, Buryat State University, doctor of philological sciences.
УДК 821.512.31
© Л. Ц. Халхарова
КОНЦЕПТ «ГОРОД» В РОМАНЕ Ч. ЦЫДЕНДАМБАЕВА «ОХОТНИКИ ЗА ГОЛУБЫМИ ГУСЯМИ»
Статья посвящена анализу концепта «город» как одного из центральных концептов сатирического романа Ч. Цыдендамбаева «Охотники за голубыми гусями», как определенного феномена духовной жизни людей, в котором отражены ценности общества.
Ключевые слова: роман в новеллах, сатира, концепт, город, топос, дом, пространство, карнавал, смеховая культура.
L. Ts. Khalkharova
ТНЕ CONCEPT OF "CITY" IN THE SATIRICAL NOVEL BY CH. TSYDENDAMBAEV "HUNTERS FOR THE BLUE GEESE"
This article analyzes the concept of "city" as one of the central concepts of the satirical novel by Ch. Tsydendambaev "Hunters for the blue geese," defined as the phenomenon of the spiritual life of the people, which reflects the values of society.
Keywords: a novel in short stories, satire, concept, city, topos, house, space, carnival, the culture of humor.
Творчество талантливого писателя Ч. Цыдендамбаева играет заметную роль в формировании историко-литературного процесса в Бурятии 1950-1970-х гг., расширяет границы сложившейся системы жанров и во многом предопределяет художественные открытия бурятской литературы конца ХХ в. Его сатирический роман в новеллах «Холо ойрын тYрэлнYYД» (Дальние и близкие родственники) был опубликован в конце 1960-х гг. на страницах журнала «Байгал», а отдельной книгой издан в 1989 г. На русском языке в переводе Л. Парфенова под названием «Охотники за голубыми гусями» издавался в 1977 г. В литературоведческом плане роман является одним из наименее изученных в бурятской литературе, в то время как его идейно-художественная значимость и ценность остаются высокими.
Ч. Цыдендамбаев определил жанр своего произведения как сатирический роман в новеллах, и это один из ярких образцов данного жанра в бурятской литературе. Роман отличается сложной жанровой структурой, в которой сочетаются элементы игры и карнавала, гротеска и абсурда с лирическим и комическим началом. Не менее сложной является в ней и пространственно-временная организация. В романе соотнесены разные аспекты художественного времени: сюжетное время (временная протяженность изображенных действий и их отражение в композиции произведения) и время фабульное (их реальная последовательность), авторское время и субъективное время персонажей.
Роман «Охотники за голубыми гусями» состоит из 57 новелл. Каждая главка романа (новелла) имеет свое название и типичнейшую новеллистическую структуру, строится на основе противоречия, несовпадения, и, как анекдот, накопляет свой вес к концу. В новелле, по утверждению Е.М. Мелетин-ского «происходит борьба за осуществление желания в виде какого-то приобретения, либо сохранения того, чем персонажи уже владеют... Действие, как правило, осуществляется между двумя персонажами и часто имеет характер плутовства и обмана с целью такого воздействия на партнера, которое вынудит его добровольно подчиниться воле действующего персонажа» [Мелетинский, с. 276].
В качестве основного звена композиции в романе «Охотники за голубыми гусями» можно рассматривать образ города, во внутреннее пространство которого вовлечены все персонажи глав-новелл. Фрагментарность композиции является характерной чертой романа.
