CC BY
54
ситься на русском языке (какие именно - Уильяме предоставляет решать режиссеру, поскольку сам не знал русского языка).
Как представляется, Уильямсу удалось перевести язык «Чайки» на язык его народа, но получился не упрощенный для англоязычной публики вариант, а совершенно новая пьеса. По-видимому, автор чувствовал это. Не случайно он дал своей интерпретации другое название - «Записная книжка Тригорина». Пьеса Уильямса ни в чем не превосходит и ничем не уступает «Чайке» Чехова. Это самобытная оригинальная пьеса, которая стоит в одном ряду со своим русским источником и вдохновителем. Уильяме черпает основные элементы сюжета из чеховского
текста, но переосмысляет их как в духе своей собственной картины мира, так и в духе американской национальной концептосферы.
Примечания
1. Уильяме, Т. Мемуары [Текст]/ Т. Уильяме. М.: Подкова, 2001. С. 67.
2. Williams, Tennessee. The Notebook of Trigorin [Text] / Tennessee Williams. New Directions, N.Y., 1997. P. XXIII.
3. Вежбицкая, А. Язык. Культура. Познание [Текст] /А. Вежбицкая. М.: Русские словари, 1997. С. 33.
4. Сергеева, А. В. Русские: Стереотипы поведения, традиции, ментальность [Текст] / А. В. Сергеева. М.: Флинта: Наука, 2004. С. 144.
5. Вежбицкая, А. Указ. соч. С. 34.
А. В. Шабанова
ВНУТРЕННЯЯ ФОРМА ПОЭМЫ О. УАЙЛЬДА «СФИНКС» В ПЕРЕВОДЕ Н. С. ГУМИЛЕВА
В статье рассматриваются особенности индивидуальной переводческой манеры Н. С. Гумилева, проявившиеся при передаче внутренней формы поэмы О. Уайльда «Сфинкс», анализируются средства передачи в переводе орнаментального стиля Уайльда, символического содержания произведения.
The article deals with individual style of N. S. Gumilyov as translator of O. Wilde's poem "Sphinx". Means of rendering O. Wilde's ornamental style and symbolism of the poem are considered.
H. С. Гумилев как тонкий ценитель и знаток западноевропейской литературы не мог не заинтересоваться поэтическим наследием Оскара Уайльда. Поэтов роднило особое отношение к творчеству, осознание своей причастности к «самому священному из существующих искусств» [1]. Оба были неординарными (каждый по-своему) натурами, стремящимися к идеалу и жестко реагирующими на банальность и посредственность. Гумилева привлекала пластичность и музыкальность стихотворной манеры О. Уайльда. Ко времени перевода ряда произведений английского поэта у Гумилева уже были опубликованы несколько сборников собственных стихотворений: «Путь конквистадоров», «Романтические цветы», «Жемчуга», подготовлен сборник «Чужое небо», где он выступил как «искатель и обретатель экзотики» [2]. Любитель истории и мифологии, страстный путешественник, он не мог остаться равнодушным к поэме О. Уайльда «Сфинкс». Гумилев сразу же откликнулся на просьбу К. И. Чуковского и перевел произведение «умело и быстро» [3]. В данной статье мы проследим художественную манеру перевода русского поэта и рассмотрим, как он отразил внутреннюю форму поэмы.
Образ Сфинкса явился привлекательным для многих представителей символистского искусства. К. Н. Савельев в своей работе «О. Уайльд и французская литература второй половины XIX века» упоминает, что к образу Сфинкса обращались Г. Моро, Ж.-К. Гюисманс в романе «Наоборот», Ш. Бодлер в сборнике «Цветы зла» [4]. О. В. Ковалева обращает внимание на схожесть интерпретации этого образа у представителя парнасского искусства Т. Готье и О. Уайльда. Работа над поэмой «Сфинкс» (1874-1894) - долгий путь исканий О. Уайльда. За это время О. Уайльд пишет ряд произведений: «Сфинкс без загадки» (1887), «Счастливый принц» (1888), «Портрет Дориана Грея»(1890). Но именно в «Сфинксе» «"парад самоцитат", орнаментальное плетение мотивов создает единое полотно» [5]. Исследуя внутреннюю форму, следует учитывать разнообразие воплощений образа Сфинкса. В поэме автор объединяет разные трактовки. По облику уальдовский Сфинкс близок «греческому типу» - чудовище с лицом и грудью женщины и туловищем льва. По греческой мифологии Сфинкс - порождение стоглавого дракона Тифона и Ехидны, но в тексте не упоминается о крыльях, символе вдохновения. Можно предположить, что Уайльд лишает Сфинкса крыльев, чтобы представить его более приземленным, не способным на возвышенные чувства, стремящимся
© Шабанова А. В., 2008
лишь к утолению плотских страстей. Как и в мифах разных народов, в произведении Сфинкс - это тайна, которую необходимо разгадать. Легендарное чудовище в поэме не несет гибели физической, оно поражает изнутри, будит самые смелые мечты и порочные фантазии. Сфинкс О. Уайльда схож и с «египетским типом». Он своего рода созерцатель, дух-охранитель прошлого, символ разума, знания, молчания и воли. Автор акцентирует внимание на когтях и боках Сфинкса, что характерно для «ассирийского типа», но если у ассирийцев это знаки смелости и труда, то у О. Уайльда -жестокости, свирепой страсти, могучей силы.
Н. С. Гумилев сумел отразить в своем переводе основные особенности произведения. К. И. Чуковский назвал его работу «литературным чудом» [6]. Поэт не использует «размер подлинника», как это сделал А. Дейч. Он разбивает ее на катрены, что более близко русской традиции. Если графически представить двустишия оригинала в виде катренов, то можно увидеть, что автор применил четырехстопный ямб и опоясывающую рифмовку abba:
In a dim corner of my room
for longer than my fancy thinks
A beautiful and silent Sphinx
has watched me through the shifting gloom [7]
Так же поступает и Гумилев, но переводчик придерживается сочетания мужской и женской рифмы и равномерного использования открытых слогов. При этом он чередует катрены по схеме ЖММЖ / МЖЖМ. Для английского произведения характерно преобладание мужской рифмы и закрытых слогов. Ср.:
О. Уайльд Н. С. Гумилев
In a dim corner of my room for longer than my fancy thinks A beautiful and silent Sphinx has watched me through the shifting gloom В глухом углу, сквозь мрак неясный Угрюмой комнаты моей, Следит за мной так много дней Сфинкс молчаливый и прекрасный
Inviolate and immobile she does not rise she does not stir For silver moons are naught to her and naught to her the suns that reel [8] Не шевелится, не встает, Недвижный, неприкосновенный, Ему ничто луны изменной И солнц вращающихся ход [9]
Как в и подлиннике, в переводе Сфинкс предстает как символический образ. Он прекрасен и притягателен своей таинственностью и мощью. «Полуженщина и полузверь» проникает не просто в комнату лирического героя, а в темные глубины его сознания. Она символ его тайных желаний и стремлений. Непреодолимую притягательность Сфинкса автор и переводчик передают с помощью развернутых метафор. Ср.:
О. Уайльд Н. С. Гумилев
Upon the mat she lies and leers and on the tawny throat of her Flutters the soft and silky fur or ripples to her pointed ears Она лежит на мате пестром И смотрит пристально на всех, На смуглой шее вьется мех, К ее ушам струится острым
Come forth, my lovely seneschal! so somnolent, so statuesque! Come forth you exquisite grotesque! half woman and half animal! Ну что же, выступи теперь Вперед, мой сенешаль чудесный! Вперед, вперед, гротеск прелестный, Полужена и полузверь
Вероятно, в связи с невозможностью дословной передачи Гумилев опускает ряд эпитетов. Например, он не использует словосочетание «so somnolent, so statuesque», которое можно перевести как «такой спокойный, такой величественный». Эпитет «exquisite» имеет более сильную экспрессивную окраску и обозначает не просто «прелестный», а «изысканный», «совершенный». Автор и переводчик сравнивают Сфинкса с рысью - прекрасным, но своевольным и опасным животным, порой жестоким в своих проявлениях. Ср.:
О. Уайльд Н. С. Гумилев
Come forth my lovely languorous Sphinx! and put your head upon my knee! And let me stroke your throat and see your body spotted like the Lynx [10]! Сфинкс восхитительный и томный, Иди, у ног моих ложись, Я буду гладить, точно рысь -Твой мех пятнистый, мягкий, темный [11]
Следует отметить, что в оригинале, обращаясь к Сфинксу, лирический герой употребляет словосочетание «let те» - «разреши», «позволь». Он испытывает трепет и страх перед неведомым существом. В восприятии Гумилева непреодолимое желание оказывается сильнее всего. Лирический герой уже не спрашивает разрешения, а сам делает первый шаг навстречу, что воплощается в тексте в виде ярких метафор и сравнений. Ср.:
О. Уайльд Н. С. Гумилев
And let me touch those curving claws of yellow ivory and grasp The tail that like a monstrous Asp coils round your heavy velvet paws! И я коснусь твоих когтей, И я сожму твой хвост проворный, Что обвился, как Аспид черный, Вкруг лапы бархатной твоей
Заметим, что в русском переводе опущено развернутое описание «curving claws of ivory and grasp» - «изогнутые когти цвета слоновой кости» - и введена метафора «твой хвост проворный», чем поэт не искажает смысла, а лишь старается сохранить размер и рифму. Более того, пластика образа и даже динамика его контуров «фиксируется» не столько самой словесной живописью, сколько соположением ассонансов и аллитераций.
Юный герой поэмы, пытаясь разгадать тайны привлекательности древнего Сфинкса, обращается к далекому прошлому. Автор и переводчик снова прибегают к яркому стилистическому приему -развернутой метафоре. Ср.:
О. Уайльд Н. С. Гумилев
A thousand weary centuries are thine while I have hardly seen Some twenty summers cast their green for Autumn's gaudy liveries Столетий счет тебе был веден, Меж тем как я едва видал, Как двадцать раз мой сад менял На золотые ризы зелень
Гумилеву удается отразить декоративность стиля О. Уайльда, который проявляется в обилии мифологических образов, названий экзотических растений и животных, что лишь усиливает «внешний эффект пышного величия» [12]. Переводчик передает нарочитое смешивание древнегреческой и древнеегипетской мифологий. В один ряд встают образы царицы Клеопатры и проконсула Антония, греческой Ио и египетской Изиды, Антиноя и Осириса, римского императора Адриана, египетского бога мудрости и правосудия Тота, царя эфиопов Мемнона, Афродиты и Адониса, Аменалка, бога Солнца Амона, финикийской богини Астарты. В поэме упоминается о культе почитания животных и звероподобных богов: священного быка Аписа, Пашт, богини с головой кошки, морского чудовища Левиафана, Химеры, священного Ибиса - символа Тота. Помимо этого в общую канву вплетаются отголоски событий, описываемых в Библии. Из Ветхого Завета - упоминание о реках Авана и Фарфар. Только в одном эпизоде Сфинкс играет положительную роль, когда автор и переводчик повествуют о Деве Назаретской со Святым Младенцем - сюжете из Нового Завета. Ср.:
О. Уайльд Н. С. Гумилев
Sing to me of the Jewish maid who wandered with the Holy Child, And how you led them through the wild, and how they slept beneath your shade [13] Как со Святым Младенцем шла С равнины Дева назаретской; Ведь ты хранила сон их детский И по пустыням их вела [14]
Сфинкс оказывается «символом глубинной связи прошлого с настоящим», к тому же он сам -«реализация сочетаемости человеческих, животных и мифических существ», и в этом его тайна [15]. Гумилев, так же как и О. Уайльд, делает акцент на магической силе женственности. Сфинкс дарует свободу или делает рабом, открывает тайны радости или награждает муками творчества.
Следует обратить внимание на способы передачи динамичности в произведении. О. Уайльд считал, что «движение... может быть передано одной Литературой. Она одна показывает нам тело в его стремительности и душу в ее беспокойстве» [16]. Поэма «Сфинкс» априори должна бы толковать о статике. Ведь мощный облик его на памяти каждого. Однако мастерство Уайльда, а вслед за ним и Н. Гумилева в том и состоит, что образ Сфинкса создается рядом приемов, сочетающих словесное живописание с выразительным аллитерационным рисунком и инверсионностью синтаксиса. Так, Гумилев старается по возможности акцентировать многочисленные инверсии, повторы союзов «and» и «ог» в начале почти каждой строфы. Ср.:
О. Уайльд Н. С. Гумилев
And the great torpid crocodile within the tank shed slimy tears, And tare the jewels from his ears and staggered back into the Nile [17] И плакал в вязком водоеме Огромный, сонный крокодил И, сбросив ожерелья, в Нил Вернулся в тягостной истоме [18]
Or had you shameful secret quests and did you harry to your home... [19] Иль были у тебя ночами Желанья тайные, и в плен... [20]
Or did you treading through the froth call to the brown Sidonian... Иль ты бежала в пене вод К Сидонцу смуглому, заранее...
Or did you when the sun was set climb up the cactus-covered slope... Иль ты, когда уж солнце село, Прокрадывалась в мрак трущоб...
Порой одно предложение составляет несколько строф. Данный прием замедляет повествование, вносит нагнетающий оттенок Ср.:
О. Уайльд Н. С. Гумилев
Ten hundred shaven priests did bow to Amnion's altar day and night, Ten hundred lamps did wave their light through Amnion's carven house and now Foul snake and speckled adder with their young ones crawl from stone to stone For ruined is the house and prone the great rose-marble monolith [21]! Пятьсот жрецов хранили дверь, Пятьсот других молились, стоя, Пред алтарем его покоя Гранитного, и вот, теперь Ехидны ползают открыто Среди поверженных колонн, А дом разрушен, и склонен Надменный мрамор монолита [22]
Ритмические повторы и перепады интонации, «нанизывание уподоблений» способствуют экспрессивному нарастанию атмосферы тревоги, страха или даже отчаяния. Переводчик сумел талантливо показать, что Сфинкс воплотил в себе все загадки человеческой души. Он олицетворяет не только красоту, но и уродство, а также способен вызвать отвращение. Он становится олицетворением чувственных наслаждений, порочных страстей, которые способны завладеть человеком, поработить его волю. Лирический герой неспособен бороться с собой. Гумилев передает яркий контраст в облике Сфинкса в начале и в конце поэмы, используя метафоры, эпитеты, позволяющие создать емкий образ, основанный на ярких и смелых ассоциациях. Если вначале перед нами «Сфинкс молчаливый и прекрасный» («а beautiful and silent Sphinx») [23], то затем «тайна, мерзкая вдвойне», «пес ненавистный» («loathsome mystery», «hideous animal») [24]. Он вызывает утонченные и в некотором роде изощренные переживания, которые с «жаждой чуда» пробуждают «мысли скотские» («You wake in me each bestial sense...») [25]. Для той же цели служат и сравнения. Гумилев передает от простых до живописных, детализированных сравнений. Ср.:
О. Уайльд Н. С. Гумилев
Your eyes are like fantastic moons that shiver in some stagnant lake, Your tongue is like a scarlet snake that dances to fantastic tunes, Your pulse makes poisonous melodies, and your black throat is like the hole Left by some torch or burning coal on Saracenic tapestries [26] Твои глаза страшны, как луны, Дрожащие на дне ручья, Язык твой красен, как змея, Которую тревожат струны. Твой рот, как черная дыра, Что факел или уголь красный Прожег на пестроте прекрасной Месопотамского ковра [27]
В ряде строф, где в центре внимания оказывается лирический герой, в переводе Гумилева заметна экспрессивная окраска личных и притяжательных местоимений. Их употребление придает речи оттенок взволнованности, искренности.
Все тропы и риторические фигуры, разнообразие воплощений образа Сфинкса помогают Гумилеву показать мучительное недовольство лирического героя собой, горечь из-за покорности страстям, крик души. В конце поэмы герой заявляет о своем желании очиститься, остаться «пред крестом» (в оригинале перед распятием - «leave me to my crucifix») [28]. В последнем катрене возникает ярчайшая деталь - «утомленные скорбью глаза» Спасителя. Ср.:
0. Уайльд Н. С. Гумилев
Whose pallid burden, sick with pain, watches the world with wearied eyes, And weeps for every soul that dies, and weeps for every soul in vain Где слезы льются незаметно Из утомленных скорбью глаз, Они оплакивают нас И всех оплакивают тщетно
Таким образом, Н. С. Гумилев смог раскрыть внутреннюю форму поэмы О. Уайльда «Сфинкс», раскрыть индивидуальный стиль автора. В переводе отражены принцип декоративности, орнаментальность с ее знаковой природой, способы раскрытия образной системы и глубина лирических переживаний.
Примечания
1. Чуковский, К. И. Воспоминания о Н. С. Гумилеве [Текст] / К. И. Чуковский // Н. С. Гумилев: pro et contra / сост. Ю. В. Зобнина. СПб.: РХГИ, 1995. С. 299.
2. Айхенвальд, Ю. И. Гумилев [Текст] / Ю. И. Айхенвальд// Н. С. Гумилев: pro et contra / сост. Ю. В. Зобнина. СПб.: РХГИ, 1995. С. 491.
3. Чуковский, К. И. Указ. соч. С. 287.
4. Савельев, К. Н. О. Уайльд и французская литература второй половины XIX века [Текст]: автореф. дис. ... канд. филол. наук / К. Н. Савельев. М.,1995. С. 12.
5. Ковалева О. В. О. Уайльд и стиль модерн [Текст] / О. В. Ковалева. М.: Едиториал УРСС, 2002. С. 99.
6. Баскер, М. Николай Гумилев и Оскар Уайльд [Электронный ресурс]. Режим доступа: http:// www.gumilev.ru
7. Уайльд, О. Стихи [Текст]: сборник / О. Уайльд; сост. К. Атарова. М.: Радуга, 2004. С. 171.
8. Там же. С. 171.
9. Там же. С 170.
10. Там же. С. 173.
11. Там же. С. 172.
12. Савельев, К. Н. Указ. соч. С. 13.
13. Уайльд, О. Указ. соч. С. 174.
14. Там же. С. 175.
15. Энциклопедия: Символы, знаки, эмблемы: Сфинкс [Электронный ресурс]. Режим доступа: http:// slovari.yandex.ru
16. Уайльд, О. Критик как художник [Текст] / О. Уайльд // Избр. произв. Т. 2, 1993. С. 283.
17. Там же. С. 176.
18. Там же. С. 177.
19. Там же. С. 178.
20. Там же. С. 179.
21. Там же. С. 188.
22. Там же. С. 189.
23. Там же. С. 170-171.
24. Там же. С. 190-191.
25. Там же. С. 196-197.
26. Там же. С. 194.
27. Там же. С. 195.
28. Там же. С. 198-199.
