CC BY
21
ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 12. ПОЛИТИЧЕСКИЕ НАУКИ. 2011. № 3
Д.А. Ланко
ВНЕШНЕПОЛИТИЧЕСКАЯ ПРАКТИКА АДМИНИСТРАЦИИ
ДЖ. БУША-МЛ. В СВЕТЕ ГЕНДЕРНОГО ПОДХОДА
В СОВРЕМЕННОЙ ПОЛИТИЧЕСКОЙ НАУКЕ
В статье рассматривается становление гендерного подхода в американской политической науке. Показано, что для проведения политической мобилизации в поддержку своего внешнеполитического курса администрация президента США Дж. Буша-мл. применяла технологии, основанные на элементах гендерного подхода. Отмечается, что для анализа внешней политики необходимо использовать все сформировавшиеся в теории международных отношений подходы, включая ген-дерный.
Ключевые слова: внешняя политика, международные отношения, организация, лидерство, мобилизация, феминизм, гендерный подход, США, Дж.У. Буш.
Тендерный подход в политической науке возник в 1960-е гг. в результате сотрудничества политологов, представлявших школу международных отношений и государственного управления Колумбийского университета в Нью-Йорке, с одной стороны, и активистов женских неправительственных организаций г. Нью-Йорка — с другой. В 1972 г. благодаря их усилиям начал издаваться журнал "Feminist Studies", который до сих пор является одним из ведущих научных периодических изданий, посвященных проблематике гендерных аспектов политики и международных отношений. Исследователи, объединившиеся вокруг этого журнала, уделяли особое внимание практикам, закрепляющим отсутствие гендерного равноправия в языке и культуре, экономической деятельности и государственном управлении в США на этом этапе. Позднее данный подход нашел отклик и среди исследователей из других стран, получив, таким образом, признание во всем мире.
Например, Дж. Хан и Л. Линг рассматривают с точки зрения гендерного подхода авторитаризм в Южной Корее1. По их мнению, положение женщин в корейском обществе периода авторитаризма оказало значительное влияние на легитимацию той системы взаимоотношений между государством и обществом, когда "сильное" государство играет роль "защитника и лидера" для "слабого, нуждающегося в защите и ведомого" общества. Любопытно, что примеры, характеризующие положение работающих женщин в южнокорейском обществе того
1 Han J. W., LingL.H.M. Authoritarianism in the Hypermasculinized State: Hybridity, Patriarchy and Capitalism in Korea // Intern. Studies Quarterly. 1998. Vol. 42, N 1. P. 53-78.
времени и приведенные в работе Дж. Хан и Л. Линг, в ряде случаев совпадают с примерами, приводимыми в мемуарах нынешнего президента Южной Кореи Ли Мен Бака2. Но оценки этих примеров в двух работах существенно различаются: если Дж. Хан и Л. Линг приводят их как доказательство отсутствия гендерного равноправия в Корее времен авторитаризма, то Ли Мен Бак — как доказательство эффективного управления на предприятии и в государстве.
Из российских авторов в данном контексте нельзя не отметить анализ гендерных факторов формирования гражданского общества С. Патрушевым3. Рассматривая роль гендерного фактора в политической мобилизации, целью такой мобилизации С. Патрушев объявляет не легитимацию внешней политики, как утверждается в данной статье, а более широкую цель — формирование гражданского общества.
В России, Южной Корее и других молодых демократиях гендерные исследования начались лишь в конце 1990-х гг. В США и странах Западной Европы гендерный подход в политической науке стал применяться в середине 1980-х гг. Так, уже в 1986 г. У. Бек предложил свое объяснение возникновению как феномена движения за права женщин, так и гендерного подхода в социальных науках, основанное на категории "общество риска"4. Год спустя Р. Коннелл опубликовал работу 'Тендер и сила". В ней была сделана одна из первых попыток классификации многочисленных работ в сфере социальных наук, использующих гендерный подход5.
С точки зрения внешнеполитического анализа наибольший интерес представляет последний критерий классификации: Р. Коннелл разделил гендерные теории на те, которые рассматривают политологические категории как возникающие из гендерной практики и те, которые полагают, что категории предшествуют практике. В 1979 г. К. Уолтц выдвинул положение о том, что внешняя политика государства по большей части зависит от его места в системе международных отношений6. Рассматривая это утверждение через призму гендерного подхода, можно сделать вывод о том, что единой системы международных отношений не существует, а представления об этой системе зависят не от ее объективных характеристик, но от особенностей того, кому принадлежат эти представления. Неудивительно, что такая точка зрения вызвала протест со стороны приверженцев традиционных позитивистских подходов к анализу международных отношений: неореализма и неолиберализма.
2 См.: Ли Мен Бак. Чудес не бывает. Сеул, 2009. С. 107.
3 См.: Патрушев С.В. Гражданская активность: институциональный подход (перспективы исследования) // Полис. 2009. № 6. С. 24-32.
4 Beck U. Risk Society: Towards a New Modernity. New Delhi, 1992.
5 ConnellR. Gender and Power: Society, the Person and Sexual Politics. Cambridge, 1987.
6 Waltz K.N. Theory of International Politics. Englewood-Clifly, 1979.
3 ВМУ, политические науки, № 3
Мнение сторонников позитивистских подходов в 1988 г. ярко выразил Р. Кеохейн в своем резком выступлении в качестве избранного президента Ассоциации международных исследований. Считается, что именно с этого выступления начался четвертый "большой спор" в теории международных отношений: дискуссия между сторонниками позитивистских и постпозитивистских подходов к исследованию международных отношений. Среди последних оказались и сторонники гендерного подхода. Впрочем, осознание дискуссии между позитивистами и постпозитивистами в качестве важнейшего "спора" в теории международных отношений способствовало признанию, в том числе гендерного подхода в качестве "легитимного" метода международных исследований. Восемь лет спустя после начала четвертого "большого спора" в теории международных отношений Р. Кеохейн давал гендер-ному подходу уже гораздо более мягкие характеристики7. Это неудивительно — ведь статья Р. Кеохейна была опубликована в сборнике "Политическая наука: новые направления" вместе со статьей Дж.Э. Тикнер, придерживающейся гендерного подхода в исследовании международных отношений. В этой статье Дж.Э. Тикнер предлагает любопытную трактовку различий между понятиями "гендерный подход" и "феминистский подход"8. По ее мнению, гендер — это "продукт развития общества, означающий неравенство мужчин и женщин", в то время как феминизм представляет собой протестное движение против такой общественной практики. Соответственно феминистский подход основан на нормативизме, в то время как для гендерного подхода характерно большее внимание к эмпирическим исследованиям.
Традиционные представления Дж.У. Буша, 43-го президента США, о внешней политике и о гендерном подходе в политической науке предписывают рассматривать эти два явления в качестве едва ли не противоречащих друг другу. В самом деле, не только средства массовой информации, но и научная литература9 активно способствовала формированию образа Дж.У. Буша как брутального политика, склонного к максимальному упрощению вопросов внешней политики. Благодаря этому возникло мнение, что Дж.У. Буш якобы видел только один путь решения внешнеполитических проблем — насильственный. В то же время в отношении гендерного подхода сформировалось представление о том, что этот подход рассматривает насильственные методы решения внешнеполитических проблем как крайне нежелательные. Вместе с тем именно на восемь лет пребывания Дж.У. Буша на посту президен-
7 Кеохейн Р.О. Международные отношения: вчера и сегодня // Политическая наука: новые направления / Под ред. Р. Гудина, Х.-Д. Клингеманна. М., 1999. С. 438-450.
8 Тикнер Дж. Э. Международные отношения под углом зрения постпозитивизма и феминизма. // Политическая наука: новые направления. С. 425-437.
9 Dyson S.B. "Stuff Happens": Donald Rumsfeld and the Iraq War// Foreign Policy Analysis. 2009. N 5. P. 327-347.
та США приходится пик расцвета гендерного подхода во внешнеполитическом анализе — дисциплине, предметом исследования которой является процесс принятия внешнеполитических решений.
Предполагалось, что Дж.У. Буш не будет столь активно вмешиваться в процесс принятия внешнеполитических решений, как его предшественник У. Клинтон. Ситуация изменилась радикально после террористических актов в Нью-Йорке и Вашингтоне 11 сентября 2001 г. Во-первых, они заставили Дж.У. Буша уделять больше внимания проблемам внешней политики. Благодаря личной дипломатии американского президента в скором времени была создана антитеррористическая коалиция, к которой присоединилась и Россия, а также коалиция государств, принявших участие в войне в Ираке, в которую Россия не вошла. Во-вторых, они поставили американских исследователей международных отношений перед вызовом — необходимостью дать научное объяснение тому, что произошло. По сути, повторилась ситуация первой половины 1970-х гг., когда коалиция арабских стран-экспортеров нефти, обеспокоенная американской поддержкой Израиля в ходе очередной арабо-израильской войны, нанесла ощутимый удар по интересам США, многократно превосходившим все арабские страны в военном отношении10. Тогда это привело к расширению определения категории "сила" в американской политологии, введению в это определение понятия об экономической силе11.
Ни террористическая организация "Аль-Каида", которую американская администрация обвинила в организации и осуществлении террористических актов 2001 г., ни режим "Талибана", который был обвинен в поддержке "Аль-Каиды", как и арабские страны-экспортеры нефти за тридцать лет до этого, не обладали ни военным, ни политическим потенциалом, сопоставимым с политическим и военным потенциалом США. В то же время, в отличие от ситуации тридцатилетней давности, ни "Аль-Каида", ни "Талибан" не обладали и сколько-нибудь значимым экономическим потенциалом. Общественным мнением и средствами массовой информации стран Запада был поставлен вопрос: каким образом при отсутствии видимых политических, экономических и военных ресурсов "Аль-Каида" и "Талибан" смогли нанести по Америке столь ощутимый удар12? Разумеется, в первую очередь этот вопрос был адресован политическим элитам этих стран, главным образом —администрации США. Однако и для американских политологов этот вопрос стал своеобразным вызовом. Ответ на него потребовал от амери-
10 Rosenau J.N. Capabilities and Control in an Interdependent World // Intern. Security. 1976. Vol. 1, N 2. Autumn. P. 32-49.
11 Strange S. What Is Economic Power and Who Has It? // Intern. Journal. 1975. Spring. Vol. 30. P. 207-224.
12 Roy A. Brutality Smeared in Peanut Butter: Why America Must Stop the War Now // Guardian. 2001. 23 Oct.
канских исследователей международных отношений и внешней политики обратить пристальное внимание на понятие политической мобилизации.
Некоторые политологи пришли к выводу: хотя США и страны Запада, с одной стороны, и "Аль-Каида" и "Талибан" — с другой, несопоставимы по их политическому, экономическому и военному потенциалу, но их вполне можно сравнивать с точки зрения критерия политической мобилизации. Так, А. Агатангелу и Л. Линг полагают, что инструменты политической мобилизации, используемые США и западным миром, и конкретно — Дж.У. Бушем, и "Аль-Каидой" и "Талибаном", и конкретно — У. бен Ладеном, весьма схожи13. По мнению сторонников критических подходов в политической науке и теории международных отношений, эти инструменты политической мобилизации не являются порождением XXI в. с его сетевыми принципами организации общества и другими атрибутами постмодерна. Напротив, аналогичные инструменты политической мобилизации использовались еще британской администрацией в период колониального владычества в Индии, как убедительно демонстрирует индийский исследователь А. Нэнди14, и были вновь востребованы в эпоху, которая характеризуется как неоколониальная.
В основе технологии политической мобилизации, использованной как Дж.У. Бушем в ходе создания антитеррористической коалиции, а позднее — коалиции для войны в Ираке, так и У. бен Ладеном в процессе организации антиамериканского террористического сообщества, лежит формирование трех символов. Во-первых, это символ "воина", призванный олицетворять и государство, и "людей в форме" на службе этого государства, и руководителей этого государства. В качестве государства здесь предстают США для Дж.У. Буша и всемирный халифат для У. бен Ладена, в качестве "людей в форме" — сотрудники американских специальных служб и моджахеды соответственно, а в качестве руководителей — сами Дж.У. Буш и У. бен Ладен. Во-вторых, это символ "врага", призванный олицетворять политического оппонента, под которым понимаются те же государство, "люди в форме" на службе этого государства, а также его лидеры. В-третьих, это символ "семьи", призванный олицетворять те группы населения, которые пострадали от агрессивных действий "врага" и которые должны жертвовать определенные ресурсы в пользу "воина" для обеспечения своей безопасности.
Для Дж.У. Буша "семья" — все население США, для У. бен Ладена — все мусульмане. А. Агатангелу и Л. Линг прямо указывают на то, что данная политическая технология требует изображать символ "вои-
13 Agathangelou A.M., LingL.H.M. Power, Borders, Security, Wealth: Lessons ofViolence and Desire from September 11 // Intern. Studies Quarterly. 2004. September. Vol. 48, N 3. P. 517-538.
14 Nandy A. The Intimate Enemy: The Psychology of Colonialism. New Delhi, 1988.
на" с использованием атрибутов, характерных для "мужских" образов в данной политической культуре, в то время как символы "врага" и "семьи" должны сопровождаться использованием "женских" атрибутов. Так, во время пресс-конференции 11 октября 2001 г., через месяц после террористических актов в Нью-Йорке и Вашингтоне, Дж.У. Буш охарактеризовал США следующим образом: "Америка остается сильной, целеустремленной и щедрой"15. Говоря о людях, пострадавших от "Аль-Каиды" и "Талибана", он напрямую упоминает мусульманских женщин, которые в Афганистане "боятся выйти из дома в одиночку даже днем, чтобы сходить на рынок". И в дальнейшем в рамках своей политики в Афганистане американская администрация придавала особое значение обеспечению прав женщин.
Если использование "мужских" атрибутов в образе "воина" и "женских" — в образе "семьи" очевидно, то попытки использовать "женские" атрибуты применительно к "врагу" менее заметны. Вместе с тем, отвечая на вопросы в ходе той же пресс-конференции 11 октября 2001 г., Дж.У. Буш использует в отношении всех сил, борющихся на стороне США, характеристику "рациональные", а в отношении противников — характеристику "радикальные". Например, Дж.У. Буш выражает одобрение попыткам "рационального" правительства Палестинской автономии нейтрализовать действия "радикальных" элементов на своей территории. При этом следует принимать во внимание, что в западной политической культуре (и, как видно из выступлений У. бен Ладена, распространявшихся в это же время, та же особенность характерна и для мусульманской политической культуры) рациональность является "мужским" атрибутом любого символа, в то время как ее противоположность — иррациональность или радикализм — "женским". Такое сходство используемых политических технологий неудивительно, если принять во внимание, что в подготовке бойцов и идеологов "Талибана" в свое время принимала участие и американская сторона.
Таким образом, тот брутальный образ Дж.У. Буша, о котором говорилось выше, представляется не случайно сформировавшимся, но результатом комплекса специальных мероприятий, направленных на политическую мобилизацию населения США и других стран Запада. Однако одни лишь усилия по формированию данного образа, включающие и поддержку соответствующих научных исследований, не смогли бы так быстро изменить доминирующий подход во внешнеполитическом анализе.
Среди факторов, связанных с личностью Дж.У. Буша и приведших в итоге к смене подхода, следует назвать и непредсказуемость его внешней политики. Под непредсказуемостью здесь понимаются не неожи-
15Bush G. W. President's News Conference. White House, Washington (DC), 2001. 11 Oct.
37
данные внешнеполитические ходы, войну в Афганистане и Ираке в качестве американского ответа на террористические акты 11 сентября 2001 г. можно было предсказать. Применявшиеся администрацией Дж.У. Буша политические технологии, как было показано выше, также не могут удивить экспертов в этой области. Непредсказуемыми были дипломатические ходы, предпринимаемые самим Дж.У. Бушем, причем часто в порядке экспромта, например, его фамильярные действия в отношении германского канцлера А. Меркель в ходе заседания саммита "Большой восьмерки" летом 2006 г. в Санкт-Петербурге. Именно это стало дополнительным фактором, заставившим американских политологов вспомнить один из принципов гендерного подхода: важно не только, в каких условиях принимаются политические решения, но и кто их принимает.
На середину первого десятилетия XXI в. приходится пик расцвета гендерного подхода в изучении международных отношений. В 2006 г. Дж.Э. Тикнер была избрана президентом Ассоциации международных исследований. Благодаря этому признанию американские политологи, занимающиеся внешнеполитическим анализом, вновь обратили внимание на фактор лидерства в процессе принятия внешнеполитических решений. В качестве примера здесь можно назвать работу М. Брю-нинг16. Под влиянием американских политологов работы, основанные на признании значимости фактора лидерства в процессе принятия внешнеполитических решений, появились и в Европе. Например, С. Дайсон17 пытается объяснить, как именно премьер-министр Великобритании Т. Блэр принял решение присоединиться к коалиции стран, возглавляемой США, которая в 2003 г. вторглась в Ирак. С. Дайсон анализирует внешнеполитические представления Т. Блэра, сравнивая их с представлениями предыдущих лидеров Великобритании — Дж. Мэйд-жора и М. Тэтчер.
Таким образом, непредсказуемость внешнеполитических решений Дж.У. Буша и использованные его администрацией политические технологии, направленные на легитимацию этих решений, необходимость научного переосмысления событий 11 сентября 2001 г., а также признание гендерного подхода в качестве "легитимного" метода исследования международных отношений оказали определенное влияние на внешнеполитический анализ, выведя на первый план работы, опирающиеся на понятие политического лидерства. Вместе с тем, как и в предшествующие периоды, доминирование такого подхода оказалось кратковременным, и в ближайшее время, как представляется, он вновь уступит "пальму первенства" подходу, основанному на понятии организации.
16 BreuningM. Foreign Policy Analysis: A Comparative Introduction. N.Y., 2007.
17 Dyson S.B. The Blair Identity: Leadership and Foreign Policy. Manchester, 2009.
В будущем два подхода будут конкурировать друг с другом, способствуя таким образом развитию внешнеполитического анализа как дисциплины. Хочется выразить надежду, что и в российской политологии, где в настоящее время доминирует подход, основанный на понятии организации, найдется место для анализа роли лидеров в процессе принятия внешнеполитических решений.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Кеохейн Р. О. Международные отношения: вчера и сегодня // Политическая наука: новые направления / Под ред. Р. Гудина, Х.-Д. Клингеманна. М., 1999.
2. Ли Мен Бак. Чудес не бывает. Сеул, 2009.
3. Патрушев С.В. Гражданская активность: институциональный подход (перспективы исследования) // Полис. 2009. № 6.
4. ТикнерДж.Э. Международные отношения под углом зрения постпозитивизма и феминизма. // Политическая наука: новые направления / Под ред. Р. Гудина, Х.-Д. Клингеманна. М., 1999.
5. Agathangelou A.M., LingL.H.M. Power, Borders, Security, Wealth: Lessons of Violence Desire from September 11 // Intern. Studies Quarterly. 2004. September. Vol.48. N 3.
6. Beck U. Risk Society: Towards a New Modernity. New Delhi, 1992.
7. Breuning M. Foreign Policy Analysis: A Comparative Introduction. N.Y., 2007.
8. Bush G. W. President's News Conference. White House, Washington (DC), 2001. 11 Oct.
9. ConnellR. Gender and Power: Society, the Person and Sexual Politics. Cambridge, 1987.
10. Dyson S.B. " Stuff Happens": Donald Rumsfeld and the Iraq War // Foreign Policy Analysis. 2009. N 5.
11. Dyson S.B. The Blair Identity: Leadership and Foreign Policy. Manchester, 2009.
12. Han J.W., Ling L.H.M. Authoritarianism in the Hypermasculinized State: Hybridity, Patriarchy and Capitalism in Korea // Intern. Studies Quarterly. 1998. Vol. 42, N 1.
13. NandyA. The Intimate Enemy: The Psychology of Colonialism. New Delhi,
1988.
14. Rosenau J.N. Capabilities and Control in an Interdependent World // Intern. Security. 1976. Autumn. Vol. 1, N 2.
15. Roy A. Brutality Smeared in Peanut Butter: Why America Must Stop the War Now // Guardian. 2001. 23 Oct.
16. Strange S. What Is Economic Power and Who Has It? // Intern. Journal. 1975. Spring. Vol. 30.
17. Waltz K.N. Theory of International Politics. Reading, 1979.
